Текст книги "Клич мятежников (сборник) (СИ)"

Автор книги: Олег Верещагин

Соавторы: Сергей Арсеньев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

   Поверили, задвигались, зашевелились, хотя некоторые женщины порывались обнять Уилфа – он смущённо отстранялся и отворачивался. Подошёл тот самый старик:

   – Я когда-то был офицером, – хрипло сказал он. – Я до сих пор достаточно здоров и хорошо знаю джунгли... Людей я постараюсь увести туда... Спасибо тебе, мальчик, – он крепко пожал узловатой сухой рукой грязную ладонь Уилфа.

   – Уходите, уходите, уходите... – бормотал Уилф.

   – Ты не пойдёшь с нами? – старик поднял густые седые брови.

   – Нет, – отрезал Уилф.

4 глава.

УРОКИ РУССКОГО ЯЗЫКА .

  Но мы сохраним тебя, русская речь,

  Великое русское слово!

А.Ахматова. Русский язык.

   Дружный густющий огонь трёх НК53 разнёс фасад сарая в щепу. Стоя на колене, все трое "чёрных братьев" стреляли, пока не опустошили каждый по пятидесятизарядному пулемётному барабану. На какой-то миг стало тихо; потом с треском и скрипом завалилась вперёд крыша сарая. Негры вздрогнули – на развалину в клубах пыли с заполошным кудахтаньем взлетела курица. Прошлась туда-сюда, встревоженно поквохтала, переступила, примерилась к чему-то, клюнула это что-то и спрыгнула, растопырив нелепо крылья, куда-то в заросли.

   – Пошли? – спросил один из "чёрных братьев", но вставать с колена не спешил. Старший – бритый наголо здоровяк с блестящим от пота черепом – ничего не ответил. Третий боевик – ему было лет пятнадцать-шестнадцать – невольно косился на дорогу, хорошо видную в полусотне метров. Там стояла с откинутым капотом их машина. В кузове пикапа горой высилось награбленное барахло, а возле колёс лежали два трупа. Ещё один неловко висел на остатках ограды возле давно сгоревшего дома, и четвёртый лежал сбоку от тропинки через низкие табачные посадки. Негритёнок сглотнул. Ему было страшно. В боях в Талахасси он не участвовал и знал только, что белых разбили сразу. Так старшие говорили. Да и в школе, которую он иногда посещал в своё время, если приходило настроение, белые мальчишки были трусами – уступали, отступали, много говорили вместо того, чтобы сразу драться... (1.)

   1. Объективная реальность США. Не-белые в США (как и любые мигранты в других белых странах) пользуются всемерной поддержкой и защитой властей. Подавляющее большинство из них очень низко развиты интеллектуально и искренне считают, что обладают большей храбростью, силой, умением драться, чем их белые «оппоненты». Между тем, реальный опыт показывает: стоит им хотя бы ненадолго лишиться поддержки властей и столкнуться в такой ситуации с решительно настроенными белыми – и не помогает даже двух-трёхкратное численное преимущество. В обычной же жизни белого останавливает от отпора вовсе не страх перед конкретным живым врагом, а унизительное ощущение беззащитности перед лицом предательского государства, которое ВСЕГДА принимает сторону бесполезных и даже откровенно опасных для общества «мигрантов» и ВСЕГДА готово обрушить репрессии не только на конкретного сопротивляющегося, но и на его близких и друзей..

   А вот сейчас ему было страшно. Страшно так, что между ног противно дёргало, и он судорожно стискивал колени, чтобы не обмочиться ещё раз – первый раз он надул в штаны, когда выскочил из пикапа, забрызганный мозгами одного из старших подельников.

   Белый, прятавшийся на ферме, застрелил четверых "чёрных братьев" за какую-то минуту. Двоих – сразу, прямо возле машины, на расстоянии трёхсот метров; потом ещё и ещё одного – уже в бою...

   ...Пригнувшись, бритый перебежал к сараю, приподнял и свалил на сторону остатки крыши... и послышался густющий непрерывный мат.

   – ...твою мать! Ну твою ж мать! Тут, б...ь, никого нет! Только ё...е куры дохлые!!! Твою мать, твою мать!!!

   – Как нет?! – спросил второй негр, привстав. – Где же он?! Смотри лучше!

   – Да нет тут никого! – бритый бешено пнул опорный столб, отскочил – столб упал – и снова начал рыться в обломках.

   – Я чегой-то на измену подсел... – пискнул негритёнок, пуча глаза. – Браза Том, чего ж мы его никак убить-то не можем?

   "Браза Том" не ответил, потому что не успел. Он широко открыл рот, икнул, закашлялся кровью и упал, показав негритёнку глубоко вошедшее справа в шею небольшое полотно циркулярной пилы. А за ним, в каких-то пяти шагах, стал виден стоящий на колене белый мальчишка – бесшумно подползший сзади. Сосредоточенный, спокойный, с очень внимательными глазами. На первый взгляд даже безоружный, хотя это было невероятно...

   ...Трусость чёрного сопляка спутала все планы Уилфа, собиравшегося убрать обоих бандюг без шума. Негритёнок вскочил и бросился бежать, не разбирая дороги, с истошным воплем. Отбежать он успел ярдов на двадцать – Уилф быстрым пластичным движением плеч, рук и бёдер перебросил из-за спины навскидку СКС и влепил пулю ему между лопаток, отчего тот раскинул руки, промчался ещё шагов пять, как его родственники-бегуны на этих дерьмовых дорогих показухах, Олимпиадах, а потом шмякнулся ничком, смешно взбрыкнув ногами. И остался валяться, даже не дёргаясь. Но вот бритый воспользовался этим по полной. Уилф крутнулся на колене, одновременно падая назад – и в метре от него взорвалась М26, старая надёжная ручная граната.

   Уилфу повезло – если вообще считать везением то, что "на автопилоте" делает человек с хорошим боевым опытом. От взрывной волны и осколков его более-менее защитило тело убитого негра, но что-то рвануло правое бедро и словно бы кипятком обожгло лицо тоже справа. Мир перекосился и начал рассыпаться... но, к счастью, не рассыпался до конца, собрался вновь в цельную, хотя и вздрагивающую картинку.

   Бритый негр бежал к нему, делая огромные прыжки и на бегу перезаряжая короткий автомат. Уилф потянулся за пистолетом и достал его, хотя от этого движения мир снова начал колебаться, переворачиваться и темнеть. Но терять сознание было нельзя ни в коем случае – негр искривил рот, побежал быстрее, вопя устрашающе:

   – Твою мать, снежок, я тебя порву, я порву тебяаааа!.. – вот только пальцы у него тряслись вместе с лицом, и Уилф выстрелил на секунду раньше, чем бритый примкнул магазин – тому оставалось пробежать ярдов пять.

   – Йййай!!! – истошно вскрикнул-завизжал негр, перекосившись на левый бок и закрутившись. Выстрелил длинной очередью куда-то в сторону, и второй – последней в пистолете – пулей – Уилф снёс ему полчерепа.

   Потом – всё-таки потерял сознание...

   ...Когда Уилф очнулся, то в двух метрах от него, растопырив крылья, сидел и внимательно разглядывал мальчика огромный гриф – отвратительно воняющий падалью. Несколько его родичей, вопя и то и дело схватываясь, расклёвывали труп бритого; там, где упал негритёнок, тоже шёл обед, и возле ограды и дороги, кажется, тоже. Увидев, что лежащий открыл глаза и зашевелился, гриф недовольно зашипел и заковылял к своим приятелям, многообещающе оглядываясь.

   – Сука пернатая, – сказал мальчишка и громко застонал. Потом потрогал лицо – оно было в крови, и на миг ему показалось, что выбит глаз. Но глаз был цел, только залит кровью. Зато почти не шевелилась онемевшая, тяжёлая, как бревно, чужая какая-то, правая нога, и земля под мальчишкой промокла от крови. Слабость поселилась в теле, придавила его свинцовым грузом. Уилф понял, что может умереть. Что в сущности уже умирает. Это было не страшно, но досадно и обидно. Не хотелось умереть вот так и быть сожранным падальщиками. Это было почти смешно, недавно он бы и посмеялся, скажи ему кто такое – но смерть сама по себе не пугала, пугала её отвратительное "потом", воплотившееся вот в этих поганых птицах.

   Снятым с карабина ремнём он, хрипя от усилий, натуго перетянул ногу. Подобрал валяющийся рядом "смит-вессон", старательно убрал его в кобуру. Уилфа тошнило, мерзко ёкало и замирало сердце, рот раздирала зевота, и хотелось опять лечь и закрыть глаза. Но грифы орали рядом, напоминая, что закрывать глаза как раз и нельзя.

   За каким чёртом он напал на этих ниггеров, когда мог спокойно улизнуть с разгромленной фермы, где заночевал – Уилф не знал. До лесов Флориды оставалось всего миль пять, они виднелись на горизонте. Три часа осторожного хода. Всего лишь три часа. Он столько шёл, он был так осторожен, он так стремился к этой цели. И вот – остались всего пять миль. Три часа.

   И теперь они сделались, пожалуй что, непреодолимыми.

   О Господи, правый мой Боже, подумал Уилф. Я ещё мало убил их, Господи, не бери меня пока, я ещё мало послужил твоим мечом, Господи...

   Он обернулся на шум. За дорогой на небольшой высоте стремительно пронеслись два боевых самолёта. Ни марку, ни чьи они – федеральные или свои – Уилф не успел разобрать. Подтянув к себе карабин поближе, он перевалился удобней, хотел встать и даже встал было... но голова закружилась, потом в затылок плавно, с садистской неторопливостью, вошёл длинный, добела раскалённый стальной клин, вырвался, разбрызгивая расплавленную боль, между глаз наружу, сверкнул ослепительно, стирая весь мир – и Уилф, дико вскрикнув, рухнул ничком, снова потеряв сознание.

* * *

   Уилф открыл глаза.

   – Очнулся?

   На какой-то момент ему вдруг пришла в голову спасительная мысль: всё, что было на улицах Талахасси, его бегство по загородным дорогам, стрельба, кровь, взрывы и расправы, вообще все последние два месяца – это просто сон, какой-то голливудский кошмар-боевик. Потому что он лежал в кровати, а воспоминания казались размытыми и отдалёнными. Господи, он никогда больше не взглянет на всю эту чушь на экране, где вместо крови – алая краска, а умирают так детально и ярко, только бы это – всё вот это! – было сном...

   Но – это подумалось лишь на секунду.

   На него смотрело лицо незнакомого мальчишки – загорелое, с отросшими волосами пшеничного цвета, забранными в длинный хвост на затылке, сероглазое. Мальчишка был в распахнутой маскировочной куртке на голое тело и сидел на краю кровати, на которой лежал Уилф. Кровать стояла явно не в доме Матмэнов, а в какой-то другой комнате. Мальчишка был совершенно чужой и говорил с сильным акцентом, похожим на акцент Дэни. Мёртвого Дэни. Друга. Первого в жизни настоящего друга.

   Русского.

   Нет. Не приснилось.

   Ничего не приснилось.

   Уилф попытался сесть и что-нибудь уяснить для себя, но в правую ногу толкнуло сперва тупой, а потом огненной болью, стало очень плохо, и он, крепко зажмурившись, откинулся на подушку – весь покрытый потом и тяжело дышащий, с противным гомом в горле – казалось, туда перепрыгнуло и толкается наружу сердце.

   – Ясно, – констатировал мальчишка. – Лежи. У тебя дырища в правом бедре и общая контузия, – он легко распоряжался словами, без напряга говорил, но сильно коверкал английский этим самым акцентом. – Юлька принесёт бульон.

   – Сколько я тут лежу? И где я? – Уилф открыл глаза, проклиная себя за то, что не может даже вытереть противный пот с лица. Мальчишка ловко и аккуратно промокнул лицо Уилфа какой-то тканью с тумбочки рядом.

   – Третьи сутки. Близняхи тебя нашли на тропинке за полем... возле другой фермы, которая у дороги... Где? А я сам не знаю. Ферма. Пустая... – мальчишка помолчал. – Ты из Талахасси?

   – Из Талахасси, – Уилф смог наконец провести рукой по лицу. – Не помню, как... нас разбили... и я... Там был ад. Я был в аду. Это я помню точно.

   – Я знаю, – мальчишка посмотрел в сторону, на зашторенное окно, за которым явно был летний день. – Я тоже там был. На складах... – он прямо посмотрел в глаза Уилфу. – Я русский. Нас привезли продавать. Говорили, что "усыновлять", но это фигня. Продавать.

   – Я понял, я видел эти склады уже потом. Там убили почти всех моих одноклассников... – Уилф ответил таким же взглядом. – Тогда ты должен радоваться, что с нами вот так...

   – Чего мне радоваться? – усмехнулся мальчишка. – Наших всех эти чёрные убили тоже. Я еле спрятался между трупов. Радости полные штаны... Ты "серый"?

   – Угу, – Уилф переждал новый приступ дурноты. – Уилфред Матмэн. Из отряда ван дер Занта.

   – Ник, – представился мальчишка. И засмеялся: – У вас Ник, а на самом деле Колька, Николай Шацких. Воевал у лейтенанта Айвена, но недолго. Нас в первые же дни вытеснили на окраину и разбили. Не ниггеры, федералы... – он покривился и добавил непонятно. – Уё...и... такие же, как омонятина у нас... нет, ваши хуже... наши под своё предательство идейную базу не подводят...

   – Шац... – Уилф споткнулся. – Шаззки. Ник Шаззки. У меня был... – он помедлил и решительно закончил, – ...друг. Лучший друг. Тоже русский. Деннис И-вер-цев, – тщательно выговорил Уилф фамилию. И, помолчав, хмуро спросил: – Где мой карабин?

   – Всё цело, – усмехнулся Колька. – И карабин, и пистолет. Только патронов почти нет.

   – Я знаю, – Уилф опять прикрыл глаза. Вспомнил последний бой на ферме у дороги. – У тебя... ничего нет?

   Русский понял его.

   – Был "калашников" китайский, я его утопил, когда реку переплывал... А сейчас у меня винтовка 22-го калибра, охотничья, и револьвер, я уже тут всё это нашёл, – вздохнул Ник. – Не подойдут патроны... А, понадобятся – разживёшься... А Дениса я помню, мы друг друга немного знали. В дороге... познакомились. Он что, выходит, тоже уцелел?

   – Уцелел... и погиб. Потом, в бою... Что нового? Радио не слушал? – вдруг жадно спросил Уилф. Ник кивнул:

   – Слушал. Везде идут тяжёлые бои. Президент ваш призвал всех честных американцев бороться с сепаратистами и расистами.

   – Он не наш президент, – отрезал Уилф. – Он даже не янки. Он просто дерьмо и место ему в дерьме.

   – Да? Ну всяко вот так. Кстати, ваши побеждают в Техасе, на северо-западе и в центре. Ну, так из радиопередач можно понять. А вообще все поделились, всё перемешалось. Ну типичная гражданская война... Да по всему миру карусель какая-то. Даже в Европе. Вон, во Франции бои настоящие...

   – Мне надо добраться до леса, – Уилф сглотнул. – До Эверглейдса или хотя бы Биг Кипрэс. (1.) Обязательно. Там наши... – он хотел добавить: "И мои мама и брат..." – но решил не дразнить судьбу. Ведь это была просто его вера. Ничем не подтверждённая и, если говорить честно, нелепая.

   1. Огромные территории Флориды (больше Московской области вместе взятые), совершенно дикие и ненаселённые. Вообще-то это национальный парк и заповедник, большая часть поверхности которых – болота, речушки и островки с эндемичной фауной и флорой. Поразительно, но этот массив дикой природы соседствует с городскими агломерациями – адом типа Майами – но при этом в него не прилетают охотиться на вертолётах губернаторы и «важные люди». Хотя кое-где там живут индейцы-семинолы и семьи французских трапперов – и те и другие давно и прочно забили на любые законы большой болт, и нехорошего гостя вполне могут приветить пулей (прецеденты время от времени имеют место).

   – Доберёшься, – пожал плечами Ник. – Когда ходить начнёшь... – и, повернувшись неожиданно к двери, громко сказал: – Входи, Юль!

   Вошедшая девчонка одних лет с Ником – Уилф мог поклясться – не была русской. Собственно, это было воплощение Вечной Американской Мечты – высокая, стройная, со светлыми волосами, с чуточку курносым носиком. С обликом "мечты" несколько не соотносились старый джинсовый комбинезон на грубую клетчатую рубашку и мальчишеские кеды на маленьких ногах. Уилфу неожиданно стало жутко стыдно, что он валяется в постели и что, наверное, эта девчонка возилась с ним, раненым. Странно, он думал, что стыда в мире давно не осталось...

   – Я бульон принесла, – сказала девчонка тихо, ставя поднос с дымящейся чашкой на тумбочку.

   – Ага, спасибо, иди, – мельком ответил Ник. Девчонка смерила взглядом Уилфа и вышла. Такое поведение для американских девушек не было характерно. Но Уилф неожиданно понял, что, видимо, сейчас Ник для этой девчонки – единственная реальная опора в мире... и что довоенные слова о равенстве полов и равноправии, наверное, более не имеют значения. Теперь все права женщины чего-то стоят, только если есть мужчина, способный их защитить... а таких мужчин среди белых оказалось... ну, если и не мало, то намного меньше, чем надо. Намного. И кто знает, сколько погибло из-за этого женщин. И – о Господи! – какой же страшной смертью...

   Неужели придётся помнитьвсёувиденное до конца? А если я проживу сто лет – в наказание?!

   Как же там мама, страдальчески подумал Уилф, словно подводя черту – и спросил:

   – Её зовут Джулия?

   – Ну да, Юлька, – Ник взял чашку. – Сам есть сможешь? Держи... – Уилф принял чашку. – Я её с близняхами тут, у дороги подобрал, когда драпал. Пикап с их родаками расстреляли, а они, наверное, в кузове были, скатились в кювет, лежат ворохом в обнимку и скулят... Не гнать же их было. Подобрал, с собой потащил.

   – Ты с ней спишь? – грубо спросил Уилф, не начиная есть и глядя прямо в лицо русского. Ник усмехнулся нехорошо, ответил таким же нехорошим взглядом:

   – А что? А, да... Русский варвар берёт за защиту натурой... Вот что, "серый", – лицо Ника стало взрослым и жёстким. – Вы напали на мою страну и меня увезли из неё силой, чтобы продать. Как вещь. Ты можешь понять, как это – когда тебя увозят, скрутив руки и обколов разной дрянью, чтобы продать за деньги? Теперь, наверное, немножко можешь, да? Но не совсем... А я ведь даже не сирота. У меня папка – военный. А я не знаю, что с ним, с мамой что, с сестричкой... У меня полное право есть – вас ненавидеть и радоваться всему этому, – он указал на стену, и Уилф невольно проследил движение его руки. – Только я не умею чужим бедам радоваться. Не приучили...панимашь ли... – он явно кого-то спародировал гнусавым голосом. – Ешь давай.

   Уилф понял, что ему остаётся только заткнуться и есть.

   Бульон был из консервов, но всё равно. От первой ложки Уилфа опять затошнило – но, когда он переждал тошноту, голод вдруг вспыхнул так, что мальчишка даже заурчал, давясь от жадности и глотая горячий бульон с волокнами безвкусного консервированного мяса прямо через край. Ник сидел и смотрел – не то сочувственно, не то понимающе... в общем – смотрел. Увидев, что Уилф разобрался с едой, взял чашку и сказал:

   – Давай ногу глянем.

   Когда русский отдирал повязку, Уилф почувствовал, что теряет сознание от боли, но кое-как проморгался и уставился на своё бедро – с жутковатым вспухшим рубцом, похожим на букву Y. Выглядел рубец страшно, однако Ник кивнул:

   – Нормально, заражения нет и теперь уже не будет. А осколок-то у тебя там, внутри. Не весь, а кусок, ещё два куска мы вытянули, а этот нам не достать, он почти у кости. Хорошо что Юлька на каких-то курсах была, и меня отец учил... Но к старости ты хромать, наверное, будешь. Если доживёшь до старости, утешься, может, ещё и не доживёшь – ну и хромать не придётся... Чем тебя так? Похоже, что осколки от гранатного корпуса, а из лица мы штуки три рубленой проволоки вытащили...

   – Гранатой, – подтвердил Уилф, с облегчением расслабившись – русский стал накладывать новую повязку. – Я в конце уже один совсем воевал и вообще. С головой стало что-то не то. Не знаю даже, что на самом деле было, а что придумалось. Правда.

   – Ещё бы, – понимающе кивнул Ник, заканчивая бинтовать. А Уилф заметил, как в бесшумно приоткрывшуюся дверь просунулись – одна над другой – две круглые мордочки. Белобрысые волосы и общие черты любопытных похожих, как две капли воды, лиц позволяли заключить, что это мальчишки лет по 5-7, явные братья Джулии. Тот, что торчал пониже, что-то спросил по-русски. Второй энергично закивал и явно повторил слова брата.

   Уилф дёрнулся и на миг посмотрел на Ника почти с ненавистью. Американские мальчишки на американской земле говорил по-русски! Ник ответил насмешливым взглядом и тихо сказал:

   – Я не заставляю их. А насзаставлялиговорить по-английски. И дома, в лагере... и здесь. А они просто за мной ходят, как хвостики при каждой возможности. Вот и приучились. Я из-за них матом ругаться перестал, чтобы не перенимали. Мелкие ещё...

   Уилф обмяк и спрятал глаза. Буркнул:

   – Про... прости.

   – Ерунда, – Ник обернулся и бросил: – Ну-ка – брысь. Идите Джулии помогите, – и, проследив, пока головы исчезнут с явным разочарованием, пояснил: – Хотели на тебя в сознании поближе посмотреть.

   Он встал. Одёрнул куртку. Только теперь Уилф заметил у него – на бедре, косо, по-ковбойски – большой револьвер, длинноствольный "кольт-питон"-357 в открытой кобуре. Потёртые джинсы были забраны в высокие лёгкие ботинки. Ник встал, но медлил, глядя на Уилфа, который тоже не опускал взгляда. Потом сказал:

   – У вас есть пословица: "Тот, кто живёт в стеклянном доме, не должен швыряться камнями в соседей." А у нас говорят проще: "Твоим же добром – да тебе и челом!"... Мне бы и правда радоваться, что у вас всё так, – он положил руки на бёдра и заключил: – А я не могу.

* * *

   Уилф рассматривал себя в зеркало.

   Это был он, но и не он. Худое, загорелое лицо, чересчур большие, как у журнально-мультяшных кавайных манг, глаза... вот только от взгляда в них любая кавайа-няша умерла бы на месте – столько было во взгляде серой стали. Волосы на висках были совсем седыми. Звёздчатый небольшой шрам розовел над правой бровью, другой – длинной, в два дюйма полоской – шёл из-под правого глаза точно вниз, а третий – тоже звёздочкой – пятнал подбородок справа под углом губ.

   Мда. Никогда больше Уилфриду Матмэну не быть "американским мальчиком-20..." или сколько там нащёлкает. При мысли об этом он усмехнулся.

   Ну что ж. Американский мальчик стал американским мужчиной. Наплевать и забыть.

   Он отошёл от зеркала.

   На ферме было много пустых комнат, и никто не возражал, когда он переселился в одну из них, как только начал вставать – лежать и дальше там, где он валялся без сознания раненый, было неприятно. Выбранная комната, наверное, принадлежала какому-то старику – небольшая, с одним высоким узким окном под тяжёлыми тёмными занавесями, со строгой кроватью и странно смотревшимся на полированном большом столе компьютером (Уилф включал его несколько раз, но система была наглухо запаролирована, а копаться в паролях он не стал). Одну стену комнаты сплошь занимал большой, от пола до потолка, книжный шкаф. В комнате пахло табаком – не сигаретами или сигарами, а трубочным табаком, и Уилфу нравился этот запах, а временами он представлял себе хозяина комнаты... и жалел его. Такие не бросают родные дома просто так. А значит, человек, живший здесь, погиб... Уилф даже подумал, что, окажись под рукой трубка и табак, он бы стал учиться курить. Именно трубку. Просто потому, что курил живший тут человек...

   ...Книги были в основном неинтересные – философия, история литературы, логика. Но Уилф иногда листал их. На ферме было не слишком много дел, а общаться со спасителями ему не хотелось. Русский и сам не очень стремился контактировать, Джулия словно бы смущалась Уилфа или даже стыдилась, а мелкие однозначно липли к русскому, Уилфа же почему-то побаивались. Может быть, он напоминал им о войне, которая была где-то... в общем, не на ферме, и мальчишки не хотели, чтобы она тут была. (Временами это задевало Матмэна даже больше, чем то, что его сторонится девчонка – его! Сторонится!) А Ник возился с мальчишками, как с братьями или даже с сыновьями... Сделал им качели за домом. Учил пользоваться оружием. Уилфу же оставалось упорно разрабатывать раненую ногу, качаться, проверять снова и снова свои стволы. Иногда он слушал радио, пытаясь разобраться в потоках разноречивых сообщений сотен разноязыких радиостанций, а по ночам...

   Ночей он боялся, потому что ночью думал о маме и братишке. От этих мыслей никуда не получалось деться, они мучили, как будто кровать была из раскалённого железа, и даже молитвы помогали не сразу и не всегда...

   ...Наугад вытащенная из шкафа книжка оказалась "трудом" – так это, кажется, называется? – по истории. По истории Гражданской Войны – ну, той, в девятнадцатом веке... Уилф почти ничего про неё не помнил, про ту войну. Уроки истории в школе считались полной лажей, учителя что-то там бубнили, давали задания, которые ученики потом скатывали из интернета, а часто просто не делали – всё равно никто толком их не проверял... Кому это было нужно, кому интересно, если всё это не имело никакого отношения к единственно важному – Великому Празднику Сейчас?

   Уилф проверил шторы, зажёг свечу, пролистал книгу, посмотрел рисунки и фотографии (надо же, тогда уже были фотки... напряжённые, каменные мужчины в военной форме глядели в объективы так, словно в них оттуда целились, ни единой улыбки ни на одном жёстком лице...) В глаза ему бросился вставленный в текст монографии отрывок из дневника какой-то женщины – и Уилф словно бы споткнулся об эти слова...

   "Никогда не забуду я этих оборванных, босых техасских мальчиков, которые, проходя мимо моего дома во время отступления к Ноксвиллу, оставляли на снегу кровавые следы".

   На рисунке под надписью – группа разно одетых и вооружённых людей в снегу на фоне голого леса сплотилась вокруг стоящего в рост мужчины, сжимающего в руке флаг Конфедерации. С надписью -

INGODWETRUST

   В Тебя, Боже, мы веруем.

   В Тебя, Боже.

   Кто посмел поместить эту надпись на чёртовых сраных деньгах?!

   В Тебя, Боже!!!

   Уилф зажмурил глаза – крепко, до ломоты век.

   – О святый Боже, – выдохнул он, кладя книгу на кровать. – О Боже мой. Как мы могли забыть?!

   Всё было справедливо. Забвение было наказано возвращением ужаса. Ужас шёл по земле, и не встанут из могил оскорблённые беспамятством пра-правнуков "серые спинки" прошлого, чтобы заступить ужасу дорогу. Ни за какие деньги не купить этих вот... в снегу со знаменем, чтобы они спасли подонков-потомков. Не вернуть. А если бы и вернуть – что им деньги? Какими деньгами измеряется вот это – в рост – под пули – потому что знамя – в руке?

   Уилф открыл глаза и долго сидел, глядя в сгущающуюся темноту комнаты. В доме было тихо – наверное, все уже легли, в темноте не стоит жечь керосин, огни могут заметить с дороги... Вдалеке рокотало: "Бауммм-баумм-баумм-бамммм..."

   – Нас тоже забудут? – тихо спросил в темноту Уилф, и в углах радостно закопошились, закивали, зашуршали тени – поползли, потекли, клубясь...

  – НЕТ!!!

   Мальчишка вскочил.

   – Нет, – повторил он с хрипом. – Нет, я сказал.Я СКАЗАЛ.

   Он осторожно поставил книгу на место – в шкаф. Перекрестился и прошептал:

   – В Тебя, Господи, мы веруем. Истинно так.

   И вышел из комнаты походкой человека, всё решившего. Не прихрамывая...

   ...Кольт смотрел ему точно в лицо. Но это длилось всего миг – мига Уилфу хватило, чтобы нырнуть вниз и в сторону, а мгновенно проснувшемуся Кольке – чтобы опустить ствол.

   – Ты чего? – спросил русский.

   – Я ухожу, – Уилф сел на край кровати. Колька тоже сел – прислонившись спиной к спинке кровати. – Я уже нормально хожу. Я пришёл сказать "спасибо", и...

   – Ладно, – Колька потянулся, зевнул. – Погоди часок, мы соберёмся и тоже двинем.

   – Ку... – Уилф чуть отстранился. – Вам-то зачем?!

   – А затем, что я тут сидеть не могу больше, а Юль... Джулию и сопленоидов одних не оставишь ведь... Вот вместе и пойдём. К рассвету будем у леса...

   ...Уилфа удивило, как молча, быстро и безропотно собрались все трое. Младшие даже не поскулили ничуть. Джулия тщательно, заботливо-придирчиво поправляла на них рюкзачки – плотно набитые, с притороченными спальниками и кое-какой походной утварью. У неё самой был большой рюкзак – с палаткой сверху – и маленький курносый револьвер в кобуре под мышкой.

   – Ну что, готовы? – Колька спустился сверху, поигрывая ключами на связке, окинул взглядом свою команду. – Уилф, ты куда идти-то, знаешь? Я не знаю, остальные тоже не местные...

   – Мы были в Эверглейдс, когда ещё папа и мама не уехали искать новый дом, – вставил старший, Джед на невообразимой англо-русской смеси, а младший, Мэтт, подтвердил его слова кивками. – А Джу тогда не поехала, она болела.

   – Это хорошо, – Колька подбросил и поймал ключи. – Значит, Уилф нас поведёт, а вы внимательно смотрите, чтобы он с дороги не сбился, ага?

   Мальчишки закивали – на их лицах появлялась гордая ответственность. Мэтт, не желая отставать от брата, вспомнил:

   – Мы там видели выдр, оленей, журавлей... крокодилов, они прямо через дорогу ползали...

   – Ал-ли-га-то-ров, – ревниво поправил Джед. – Папа сказал, что это не крокодилы, а ал-ли-га-то-ры... – и забеспокоился: – Нииик... а мы тогда ехали на машине, а потом на водном мотоцикле... а сейчас мы же пешком же, а если ал... алли... эти крокодилы опять...

   – Тогда Юлька сошьёт вам по паре сапог из крокодиловой кожи, – небрежно ответил Колька. Мальчишки просияли, переглянулись с загоревшимися глазами, и Джед выдвинул предложение:

   – Как у Иствуда в старых фильмах про ковбоев.

   – Замётано, – кивнул Колька.

   Судьба аллигаторов была решена.

   А Уилф вдруг ощутил, что у него нечто странное с лицом. Судорога, что ли?! От ранения?! Не хватало... И он с испугом провёл по лицу ладонью – что это с ним?!

   Только после этого он понял, что улыбается.