Текст книги "Клич мятежников (сборник) (СИ)"

Автор книги: Олег Верещагин

Соавторы: Сергей Арсеньев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

2 глава.

БРАТ ПО ЯРОСТИ.

  Ненависть – юным уродует лица,

  Ненависть – просится из берегов,

  Ненависть жаждет и хочет напиться

  Чёрною кровью врагов!

В.Высоцкий. Баллада о ненависти.

   Уилф проснулся во всём доме Матмэнов первым.

   Иногда с ним бывало такое – он просыпался самым первым, лежал и представлял себе, что он вообще единственный бодрствующий человек на Земле. Всё спит и все спят. Он лежал и представлял себе сонные бесконечные улицы, хотя знал, конечно, что сейчас, когда в Талахасси утро, есть места, где день, ночь, вечер...

   Но сейчас утро было иным. Уилф понимал, что дом, его дом – спит. Странно, он не только видел спящего рядом братишку, но и ясно представлял себе спящую мать – и револьвер на столике рядом с портретом отца. А ещё он понимал: городнеспит. Нет. Не так.Город и не засыпал.

  Ждал.

   В доме царили привычные тишина и покой. Но в эту тишину доносились звуки внешнего мира. И они были чужими даже больше, чем любой фантастический фильм.

   По Платановой улице временами проносились гудящие машины – а ведь было ещё очень рано для разъезда на работу и тем более – для возвращения с неё, в остальное же время по улице проезжала хорошо если одна машина в час. Вдали послышался прерывистый стон пожарной сирены, потом резко оборвался. И позади всего этого немолчно и от этого как-то незаметно потрескивали и сливались в единый фон выстрелы.

   Сотни выстрелов.

   Ду-дут, ду-дут, ду-дуттт, сказало что-то совсем близко, и только теперь Уилфпонял, что это стрельба. Она была не такая, как в кино – казалось, кто-то рвёт в клочья бумагу или разрывает полосы ткани. Как та, которую он слышал вчера... только эта – была сплошной и не умолкала.

   Осторожно, чтобы не разбудить Винса, мальчишка поднялся. Винс недовольно захныкал, обнял подушку и перевернулся вместе с ней поперёк кровати, но не проснулся. Покосившись на него, Уилф задержал взгляд на дробовике, потом подошёл к окну и раздвинул гардины.

   Тут и там над городом плыли дымы. Как раз когда он открыл гардину, по улице снова пронеслась машина – открытый "бог-ког" (1.), в котором сидели несколько человек, Уилф не различил, кто они, но мог бы поклясться, что все сидящие – вооружены. В остальном Платановая улица была пустынна и тиха. Словно то, что творилось вокруг, её не касалось и не могло коснуться. Никогда. Никак. Только у дома Остинов во дворе стояли обе их машины, и возле них быстро и молча суетились люди. Быстро, молча и... и испуганно. Они грузили какие-то вещи. Они собирались уезжать. Нет. Неуезжать.

   1. Болотный вездеход, машина на больших колёсах.

  Бежать.

   Минитмены, вдруг подумал Уилф, удерживая гардину рукой. Это вспомнилось из уроков истории – минитмены. В каждом посёлке был такой отряд, члены которого должны были за минуту собраться и выбежать на улицу с оружием в руках для защиты посёлка.

   Улица пуста. Как так получилось, что мы – все – одни среди такого множества людей? Уилф тряхнул головой и вдруг сильно пожалел, что вчера не поговорил как следует с Томми Ли. Где он сейчас? Он, наверное, мог бы объяснить... объяснить, что же, всё-таки, происходит...

   Он снова рассеянно повёл взглядом по улице. Мальчишке показалось, что на углу лежит человек – человек с мотоциклом. Именно лежит. Но всмотреться он не успел, потому что откуда-то сбоку появился мистер Бинэм.

   Старый пьянчуга был с утра заряжен, как следует. В перекошенной рубахе и запачканных чёрт те чем джинсах он двигался посреди улицы по сильной синусоиде, то и дело прикладываясь к огромной бутылке контрабандного кубинского рома, которую держал в левой руке. В правой он сжимал двустволку. Как раз перед домом Матмэнов Бинэм остановился, сделал ещё один глоток, помотал головой и заорал хрипло и неожиданно зычно:

   – А ну вставайте! Спасайтесь! Это смерть! Мать вашу, матерь божья, я вижу, что это смерть! Люди! Вставайте и бегите, пока ещё можно, бегите, раз мы разучились пить и драться! Юг! Юг! Юг! Проснись!

   Во дворе Остинов уже было пусто, люди бросили машину и спрятались в дом. Краем глаза Уилф увидел, что в доме наискось дрогнула гардина. И понял, что там кто-то стоит и смотрит на улицу. И, наверное, не только там. Стоят и смотрят. И им страшно. Они ничего не понимают, и им страшно. Улица не спит. Улица ждёт, и никто, кроме этого алкаша...

   Что – "никто", он не додумал, не успел.

   Мистер Бинэм опять хлебнул и взревел:

   – Поток цветов обвил

   Зелёные холмы...

   Велик ваш подвиг был!

   Вас помним вечно мы! А ну! Вставайте! Какого хера попрятались! Юг!!!

   – Уилф... – послышался голос бесшумно вошедшей в комнату матери, но мальчишка даже не обернулся, потому что именно в этот момент из-за поворота (да, там точно лежал человек, человек рядом с кросс-мотоциклом, и Уилф даже видел теперь его светлые волосы и серую шляпу рядом) с высоким воем вылетел форд-пикап. В его кузове мотались сразу трое афроамериканцев – плечом к плечу, держась каждый одной рукой за ограждение, а в другой сжимая винтовку. М16 на ремнях, перекинутых для удобства через плечи.

   Мистер Бинэм сделал ещё один глоток и выстрелил навскидку. Сперва из одного, потом из другого ствола.

   Уилф отшатнулся от окна, отталкивая мать на кровать – она села от неожиданности, разбудив Винса, который от неожиданности тонко ойкнул. Но они – все трое – женщина и мальчики – услышали снаружи короткий мокрый удар.

* * *

  Уилф незнал, что позавчера в Б***пятнадцатилетний Джесс Халлорхан, сын офицера, заступился за одноклассницу перед двумя"афроамериканцами"и был расстрелян ими из пистолетов прямо на школьном дворе. Похороны мальчика превратились в манифестацию, на которой впервые появились открыто флаги Старого Юга. Гроб Джесса Халлорхана сопровождали десятки вооружённых гражданских гвардейцев. Уже вчера начались погромы в клоаках черных кварталов. Брошенные по приказу губернатора на подавление части Национальной Гвардии почти поголовно перешли на сторону восставших жителей Б***.

  И это послужило началом к тройному восстанию на юге США – восстаниюхорошо организованных, щедро финансируемых и многочисленныхнегритянско-мусульманских, нарко-латиносских организаций – и милиционной «гражданской гвардии»; каждая из этих трёх сторон была изначально враждебна двум остальным.Федеральные силы по приказу президентафактическиприняли сторону цветных и немедленно раскололись – примерно треть частей открыто отказалась повиноваться приказам и заявила о «переходе на сторону народа», под которым подразумевалисьв данном случае почти исключительнобелые американцы.Полиция оказалась практически парализована, Национальная Гвардия в основном приняла сторону гражданских гвардейцев.

  До Талахасси всеобщее восстание по-настоящему докатилось именно этим утром.

* * *

   Уилфу казалось, что он стоял сбоку от окна, переводя дыхание, невероятно долго (на самом деле – всего несколько секунд). Потом он, не слушая испуганного крика матери, метнулся обратно к окну.

   В доме напротив лопнули окна, и наружу легко и красиво выскользнули невесомые перистые языки пламени. Очередь – совсем близко – ударила в уши, и Уилф увидел, что по улице бегут афроамериканцы – их было много, и все они были вооружены. Они вбегали во дворы и дома, стреляли в окна, бросали в них бутылки, взрывавшиеся рыжим огнём. Где-то дальше по улице послышались длинные очереди, и большинство афроамериканцев бросились туда...

   – Что происходит? – медленно, даже с некоторым интересом, спросил Уилф сам у себя, разглядывая творящееся на улице. Как и все американские подростки, он вполне был подготовлен голливудскими фильмами к вторжению инопланетян, захвату Земли зомби, китайцами или даже русскими, глобальному потеплению, похолоданию, наводнению, смертоносной эпидемии, выпадению метеоритного дождя и падению Луны. Ещё каких-то сто лет назад при виде того, что творилось на улице, любой житель Платановой улицы крикнул бы: "Не стой столбом, парень, ты что, не видишь – взбунтовались ниггеры?!" Но Уилф не употреблял слова "ниггеры" даже в мыслях и всегда чувствовал себя неловко, даже читая его где-то. А уж что афроамериканцы могут взбунтоваться (?!) – ему не приходило в голову вовсе. Зачем?! Против кого?! Из-за чего?!

   Дом напротив горел. На крыльцо из распахнувшейся двери выбежал кричащий человек, женщина. Она горела тоже, и Уилф не сразу её узнал, но узнал – когда она упала через перила и осталась лежать на газоне. Это была миссис о'Лири.

   Потом у дома о'Лири просела крыша. Уилф вздрогнул от страшного звука – и отшатнулся от окна, чтобы больше не видеть то, чего не могло быть.

   – Что там, Уилф? – испуганно спросил Винс, обеими руками и даже ногами обвивший мать.

   Уилф словно бы проснулся от этого вопроса. Метнувшись, он схватил ружьё, брюки... и опять застыл. Он медлил потому, что была противна мысль о том, что придётся оставить свой дом. Это промедление могло стать губительным в любой момент, оно шло из древних времён, из генетики. Но предок Уилфа, передавший своему потомку это упрямое желание любой ценой защищать своё жилище, жил в небольшой хижине с одной комнатой, с двумя-тремя окнами-бойницами, узкой тяжёлой дверью, напрочно сбитой из толстых, не сразу поддающихся даже огню тяжёлых древесных плах – при нападении на такое жильё разум требовал оставаться внутри и бить врага из окон.

   Дом Уилфа – полутораэтажный, тонкостенный, с большими стеклянными окнами, несколькими комнатами, стеклянными дверями, доверху набитый тем, что может гореть – был фактически ловушкой для обороняющегося.

   К счастью, мальчик всё-таки понял это достаточно быстро.

   – Мама, быстро уходим! – держа в левой руке готовое к выстрелу ружьё, Уилф начал теснить поднявшуюся с кровати мать к выходу. – Быстро, быстро же, скорей! Винса бери!

   – Зачем, куда? – миссис Матмэн тем не менее пятилась, крепко держа в левой руке руку притихшего, во все глаза смотрящего на старшего брата младшего сынишки, а в правой сжимая револьвер. На миг в женщине проснулся удивлённый гнев, она хотела даже прикрикнуть на разбушевавшегося старшего сына: "А ну-ка, молодой человек!.." – но потом вдруг испугалась. Испугалась лица Уилфа и его слов, того, как он напирал и вёл себя. Ей вспомнились все эти истории про ребят, которые сходили с ума и хватались за оружие. Раньше она никогда не примеряла этих рассказов по ТВ всерьёз на себя и свою семью. Но сейчас... что, если Уилф на самом деле сошёл с ума?! Может быть, началась какая-то эпидемия?! Что делать? Винс...

   ...Она была умной и храброй женщиной, миссис Матмэн. Любящей матерью, верной женой, настоящей хозяйкой. Но даже её разум, её взгляд на мир были испакощены донельзя. И, пытаясь встроить в реальную жизнь претендовавшие на ещё большую реальность фантастические картины и рецепты из шоу и фильмов, она теряла секунды, теряла их там, где ещё её бабушка инстинктивно сделала бы единственно верное – подчинилась мужчине и начала спасать ребёнка.

   Телерассказы были реальней реальности. Миссис Матмэн всё ещё не могла отрешиться от них полностью. А Уилф в отчаянье остановился, видя, что мать ничего не предпринимает и не зная, что ему делать – не толкать же её ружьём, в самом деле?! Они были уже в самом низу лестницы, направо – дверь во двор, налево – чёрный ход...

   ...и как раз тут дверь во двор рухнула. Разлетелась и упала стеклянными брызгами и пластами. Все трое – женщина и мальчики – обернулись.

   Большая обезьянья лапа, просунувшись внутрь, зашарила в поисках ручки, рванула её. Дверь отлетела, стукнулась в стену, рассыпая последние осколки стекла. Внутрь вошёл низенький длиннорукий чернокожий – с винтовкой в правой руке. За ним виднелись ещё двое, и у всех троих на лицах расплывались при виде хозяев дома широкие улыбки.

   (...на мордах... оскалы...)

   – Гых, – совершенно нечеловечески сказал вошедший первым. – Съ...ться хотели?

   – Что вы себе позволяете? – миссис Матмэн спросила это без страха, с изумлением скорей. – Как вы посмели ворваться сюда? Мой муж...

   – У тебя их, сучка белосисая, сейчас будет целых три, – сообщил чернокожий. – Только на децл вре...

   Он не договорил.

   Уилф издал вопль – дикий, улюлюкающий крик, жуткий и нечеловеческий. Он сам не знал и не понимал, что это за звук – вопль поднялся откуда-то из района пяток, заполнил всё тело и выплеснулся наружу за какие-то доли секунды. И от этого визга-воя-рёва проникшие в дом налётчики оторопели. Всего лишь на миг. Но именно этого мига мальчишке хватило.

   – Получай! Получай! Получай, грязный ниггер! – над локтем дёргающего рычаг перезарядки Уилфа бешено кувыркались гильзы, выстрелы 410-го в помещении гремели, как салютная пушка, кричал, обхватив мать, Винс, но всё это заглушал рёв умирающих животных – все трое налётчиков бились сперва об стены, потом на полу, а Уилф стрелял, пока не выпустил последнюю, шестую, пулю. Он дёрнул затвор в ярости, а следом уже лез ещё один – с большим пистолетом в одной и топором на коротком топорище – в другой лапе. Его налитые кровью глаза были полны звериной ярости. – Ма, беги! – крикнул Уилф. И присел – сзади послышался треск выстрела – не такого громкого, как выстрел его дробовика, револьверного. Правый глаз негра лопнул, голова дёрнулась, расплёскивая густо-алое на стену, и он с хриплым "рррыххх..." осел наружу.

   Одной рукой прижав к своей ночной рубашке лицо плачущего Винса, другой рукой миссис Матмэн опускала револьвер. Лицо женщины было потрясённым почти до смешного.

   – Господи, – сказала она. – Господи, что это?

   – Бегите! – Уилф бросил пустой дробовик, схватил лежащее у самых ног незнакомое оружие – короткую самозарядную винтовку с изогнутым магазином и удобным прикладом, вылетевшую из рук одного из убитых.

   – Я должна переодеться... – медленно заговорила миссис Матмэн, но Винс заплакал, теребя её рубашку:

   – Ма, ма, уйдём скорей, мамочка, уйдём отсюда ско-ре-е-е! – и она, опомнившись наконец, схватила младшего сына в охапку, метнулась к двери, но тут же остановилась, обернулась, вскрикнув горестно:

   – Уилф?!

   – О господи, да бегите же!!! – отчаянно прокричал мальчик – по тропинке к дому бежали двое, и как раз в этот момент они начали стрелять – от бедра, на бегу, поливая струями пуль весь фасад дома и что-то визгливо крича. – Бегите, чтоб вас! Убегайте, не будьте бестолочами! – и, припав на колено, мальчишка, как при стрельбе по мишеням в тире АСА, влепил по пуле в каждого бегущего, ощутив резкую, тяжёлую отдачу...

* * *

   – Господи, где же они?

   Уилф Матмэн произнёс это еле слышно, чтобы просто услышать свой голос. Он не надеялся найти мать и братишку в том аду, в который превратились улицы его родного Талахасси. Просто это "где же они?" подразумевало ответ, что они хотьгде-то есть.Живые. Большего Уилф не хотел.

   Весь этот длинный, бесконечно длинный и совершенно безумный день он куда-то бежал, шёл, полз – не останавливаясь, казалось, ни на секунду. Кругом был огонь и рушащиеся здания, стрельба и крики – так не кричат люди. Уилф не знал, как называется его оружие, но держал его, не выпуская. А патроны к нему – толстенькие, необычные – он насыпал в какую-то невесть откуда взявшуюся поясную сумку, висящую на таком же кто знает, откуда свалившемся, ремне прямо поверх пижамы – с верхом – в оружейном магазине, точнее – насыпал хозяин магазина, сыпал горстями, пока двое мужчин стреляли через окна наружу, сыпал и бормотал: "Вот, держи... магазинов к этой штуке нет, а патроны – держи... патронов у меня полно, настоящие русские, контрабанда... вот, держи..." Куда он делся, куда делись те мужчины, кто они все были? Уилф не знал. Он опять бежал, полз и стрелял – один, и помог какой-то старухе перетащить через забор уже даже не плачущую от ужаса девочку лет пяти, с огромными глазами прижимавшую к груди медвежонка Тедди. Дальше – они втроём сидели, как ни в чём не бывало, в каком-то доме, пили холодный, который налил им седоусый тощий старик... вот только на столе у старика лежал поцарапанный, потёртый "калашников", как в кино, и потом старик допил чай, взял автомат и сказал: "Так, ну вот и гости..." А потом опять были какие-то люди, и они вместе стреляли с нижнего этажа большого здания – через двери и витрины, и рядом с Уилфом стрелял полицейский – плачущий полицейский. И он снова остался один, бежал, упал в какие-то кусты, где лежал убитый пёс – с расколотой головой – рядом с убитым мальчиком лет десяти, голова которого тоже была расколота, как орех щипцами. Но это было не важно – Уилф наступил на стекло и сейчас вытаскивал его; вытащил и опять бежал и снова стрелял. Потом был танк и люди в форме, к которым он, как к спасению, бежал вместе с ещё тремя людьми... а с танка ударил пулемёт и раздался невозможный крик: "Грёбаные дикси, грёбаные мятежники!" – и все упали, потому что они не хромали и бежали впереди, а Уилф, как перепуганный зверёк, взвизгнул и на бегу – уже в сторону, в переулок – начал стрелять, и с танка мешком упал человек в федеральной форме -враг.Долбаныйянки. Другой человек в такой же федеральной форме с пулемётом лежал в дверях магазина и огнём из пулемёта прикрывал убегающих женщин с детьми – кричащих трёх женщин – и сам кричал: «Вот что такое техасцы!!! Мы не суки!!! Мы техасцы!!!» – и люди в такой же форме падали впереди, а Уилф подавал ленту... Он вроде бы видел даже каких-то знакомых людей, но не помнил, разговаривал ли с ними. И не очень понимал, жив ли, и если да – то почему, за какие заслуги и удача ли это – что он жив.

   В районе, где он остался, было уже почти тихо, стрельба откатилась в сторону южной окраины, и там не умолкала, слилась в сплошной перестук.

   – Господи, где они? – повторил Уилф. Неподалёку фонтанировала высоченной струёй срезанная пожарная колонка, вода текла по канаве через кусты, в которых он лежал, сплошным чистым потоком, и мальчишка вдруг ощутил, что внутри у него всё горит от жажды. Чуть подавшись вперёд на локтях и не выпуская оружие из руки, он опустил лицо в холодную воду и пил, пока его не вырвало. Он подождал, пока вода снесёт блевотину, напился снова и снарядил магазин – после этого патрон в сумке осталось мало, едва десяток. Подумал, что надо идти домой, что уже поздно – и помотал головой яростно, чтобы вытряхнуть эту мысль, пока она не проела мозг.

   Шум, поднявший в конце улицы, в темноте, заставил Уилфа напрячься и замереть. Фонари не горели, кроме одного, над выбитой дверью магазина, возле которого била колонка – и мальчишка не сводил глаз с улицы, откуда приближался шум.

   Его источник стал ясен очень быстро.

   Появилась группа негров. Их было штук сто, нет, не группа – толпа, воющая и улюлюкающая. Кое-кто нёс факелы, и отсветы багрового пламени делали их лица и движения лицами и движениями чудовищ из фильма ужасов. Даже трудно было поверить, что они реальны. Но от киношных чудовищ негров отличало то, что все в толпе были вооружены с головы до ног, всем, чем угодно – от дробовиков до пулемётов. То и дело раздавалась пальба – идущие стреляли без разбора по окнам домов. Уилф поймал себя на том, что выискивает в толпе знакомые лица афроамериканцев – отцов соучеников, вообще жителей Талахасси. Но знакомых лиц там не было. Там вообще не было лиц.

  Только морды.

   В центре толпы переваливался здоровенный джип – со спешно срезанной крышей, с установленным сзади шестиствольным "минимагом". На передке джипа на четвереньках стояла, уронив голову (волосы закрывали лицо) привязанная и подпёртая какими-то деревяшками белая женщина или девушка – голая и окровавленная. Всё её тело моталось на верёвках и распорках в такт толчкам джипа, и Уилф понадеялся, что она мертва.

   Опираясь на шестистволку, в джипе стоял гориллоподобный низколобый гигант с вывернутыми алыми губами и плоским широким носом, в белой водолазке, перечёркнутой патронными лентами. Пулемёт, который он держал стволом вверх и прикладом в плечо, казался в лапе негра детской китайской игрушкой. На груди, запачкав белое кровью, висела связка каких-то предметов – Уилф не сразу сообразил, что это человеческие уши.

   За толпой двигались – так же медленно – три армейских грузовика. Джип проехал к стене какого-то магазинчика и остановился, развернувшись. Негры образовали кольцо посреди улицы – плотное и широкое. В него въехали все грузовики. Борт одного откинулся изнутри – и под воющий смех и вопли из него кто-то невидимый стал выбрасывать, нет – выгребать...

   Уилф вцепился зубами в пальцы.

   Это были головы. Много-много голов белых. Женские, мужские, детские головы – они тяжело падали (бесшумно в рёве толпы) и катились в стороны. Тем временем у двух других грузовиков тоже откинулись борта – иоттуда начали выбрасывать живых детей.

   Тут не было никого старше восьми-десяти лет. Полураздетые или совсем раздетые, они вылетали наружу – некоторые (в основном девочки, но и несколько мальчишек – у всех у них были окровавлены ноги) не могли подняться; другие наоборот – вскакивали и пытались проскочить в толпу, но их отбрасывали с руганью и смехом; третьи жались друг к другу. Почти все кричали – в основном бессмысленно и жутко, но тут и там прорезались тонкие истошные голоса, звавшие маму. Уилф видел, как один из негров, подобрав женскую голову, вытащил в сторону какого-то мальчика и стал тыкать ему в лицо раздвинутыми в оскале губами головы. Мальчишка даже не кричал, а потом перестал и уворачиваться – в свете факелов его голова блеснула мгновенно покрывшим её серебром, он мешком повис в руках негра. "Господи, – подумал Уилф, – господи святый, пусть это будет разрыв сердца..."

   Негр бросил голову, схватил мальчишку за ноги и, раскрутив, как молот для броска, метнул его в стену дома.

   То, что началось потом, Уилф просто не мог воспринять. Выскакивавшие из толпы негры точно так же хватали детей за ноги и швыряли их вдоль по улице. Тут же с гоготом замеряли дальность броска шагами, спорили и, кажется, заключали пари. Десятка два развлекались иначе – оттащили в сторону шестерых девочек и принялись насиловать их прямо на глазах у остальной стаи – той её части, что не была увлечена соревнованием. Около первого грузовика четверых мальчишек постарше, тыча им в спины и ягодицы факелами, заставили драться друг с другом голыми руками – видимо, насмерть, туда Уилф совсем не мог смотреть.

   Потом он увидел подростка-негра. Своего ровесника. Сидя на подножке грузовика, он увлечённо перебирал мобильники. Много, десятки мобильников, которые вывалил к ногам из какого-то ящика. Некоторые отбрасывал, другие... Уилф не верил глазам. Негритёнок нанизывал их на шнурок и вешал на шею, как ожерелье. По временам отвлекался, нажимал на кнопки, то ли во что-то играл, то ли проверял функции...

   Они же не работают, подумал Уилф и ясно почувствовал, что сходит с ума. Но не смотреть не мог. Он должен был смотреть и запоминать, чтобы потом – если будет какое-то потом – никто не мог сказать:они тоже люди. Никто. Никогда не мог сказать.

   Вопль губастого гиганта, наблюдавшего из джипа, прервал страшную вакханалию. Что кричит их... вождь? шаман? кто? – Уилф не мог разобрать, это был чудовищный "эбоникс" (1.). Но детей – тех, кто был жив – стали сгонять и строить в шеренгу на коленях.

   1. «Язык» североамериканских негров на основе американского варианта английского. Изобилует жаргонизмами, нецензурной бранью, строится с нарочитым пренебрежением к классическому английскому языку. Крайне беден, дополняется жестикуляцией.

   Из толпы вышли двое здоровяков с бейсбольными битами. Встав с двух концов дрожащей и плачущей шеренги, они чего-то ждали.

   Гигант опять завопил и ударил себя в грудь кулаком. Его ритмичные вопли подхватила вся толпа – вскидывая руки и притопывая. И тогда...

   Уилф грыз себе пальцы. Во рту был вкус крови, и он перестал это делать, потому что пальцы были нужны, чтобы стрелять.

   Взмахивая бейсбольными битами, негры стали, продвигаясь по шеренге, дробить головы детей – ударами в затылок. Позади них оставались корчащиеся тела; кое-кто пытался ползти. Несколько ребятишек, вскочив, снова бросились бежать и потонули в толпе – через минуту Уилф увидел, как одного из них – извивающегося и истошно кричащего – вскинули над толпой на руках и с размаху насадили животом на штырь магазинной вывески сбоку от колонки. Ребёнок перестал кричать, но продолжал крутиться, дёргаться и никак не затихал.

   Уилф уткнулся лицом в землю и закрыл уши руками. От земли пахло сыростью и травой, и мальчишка вцепился в неё широко открытым ртом...

* * *

   Было уже под утро, когда Уилф кое-как добрался до старых складов. Он пробирался именно туда, чтобы отдохнуть. В его прошлой детской памяти старые склады были огромными пустыми помещениями с массой укромных закоулков, в которых было здорово играть, ну а сейчас – сейчас можно было отсидеться и перележать. Он еле тащил ноги и с трудом заставлял себя не думать о виденном.

   Мальчишка не мог себе представить, что ждёт его на складах.

   О том, что и тут всё плохо, он стал подозревать, когда увидел прямо около въезда две сожжённые машины – гражданский грузовик и полицейский форд. Трое полицейских – в окровавленной форме, буквально изодранные в клочья пулями – лежали чуть в стороне от въезда кучей, с полдюжины негров валялись с другой стороны въезда.

   Потом он почуялзапах. Запах бойни. И приостановился, но всё-таки пошёл дальше – к распахнутым настежь большим воротам.

   Свет каким-то чудом работающего прожектора падал снаружи в большие, закрытые частой решёткой окна. Старые склады были большими, когда-то тут располагались железнодорожные пакгаузы, сохранились даже рельсы, хотя поезда не ходили в Талахасси аж с 2006 года. Но теперь рельсов не было видно. Пол складов был завален трупами – трупами почти сплошь детей и подростков. Лужи крови стояли на прочном полу, им некуда было впитаться, они чернели, как смоляные. Запах ударил по Уилфу, как молот – но потом почти сразу перестал ощущаться. И почему-то совсем не было страха. Может быть, потому, что он не видел, как умирали тут, а просто трупы уже не пугали. Держа винтовку в левой руке, мальчишка пошёл среди трупов – и почти сразу споткнулся. Он узнал Эдди Картера. Узнал с трудом, потому что Эдди был уже не рыжим, а абсолютно седым. И безруким – вместо рук были какие-то скрученные проволокой чёрные сучья. Рядом лежала Присси Кларк, капитан команды болельщиц – совершенно голая, привязанная к рельсам и сплошь залитая кровью. Горло девушки было перерезано, живот вспорот, выпотрошен и набит дерьмом.

   Потом он узнал ещё нескольких ребят и девчонок из своего класса. Было и ещё очень много незнакомых, и среди них – не американцы. Уилф сам не понял, как это определил – эти ребята лежали вместе с его соотечественниками и ничем от них не отличались. И всё-таки это былинеамериканцы.

   Русские, подумал Уилф. Винс говорил про то, что их привезли в склады. Это русские, вот кто это. Видимо, русских отсюда и не стали вывозить.

   Русские ребята и одноклассники Уилфа лежали вместе. И Уилф вдруг понял, что между ними нет никакого различия. Он сам их отличал неясно как, а сохранившаяся одежда, лица, цвет кожи, цвет мёртвых глаз, сложение – всё это было неотличимо.

   Сына миссис о'Лири, американского солдата, убили русские. Где-то там, далеко – всплыло название: "Новоподклетное". Но саму миссис о'Лири сегодня убили не русские. И этих русских детей убили не американцы.

   А кто? Разве эти негры не американцы? Афроамериканцы?

   Нет.Не американцы. Американцы не могли сделатьвот это. Не могли.

   А кто послал Тома в Россию? Почему его не было дома, когда его мать убили те, кого он и она считали своими соотечественниками? Почему нет дома отца самого Уилфа?

   – Произошла большая ошибка, – задумчиво сказал Уилф. И решил лечь прямо тут, на полу среди трупов – и умереть. Мысль принесла облегчение, настолько сильное, что ноги Уилфа подкосились...

   Он не сделал этого, не лёг и не умер, потому что ощутил присутствие живого человека. А в следующий миг в бездушном мёртвом свете прожектора Уилф увидел этого самого человека.

   Человек целился в него, Уилфа. Человек, не негр – из карабина, армейского карабина. Точно в грудь. Карабин был вторым, что Уилф увидел после силуэта. А потом он различил, что это мальчишка. Примерно его лет, пониже, но богаче – он был в испачканной майке, кроссовках и грязных джинсах, а не в драной пижаме и босиком, как сам Уилф.

   – Не стреляй, – сказал Уилф. Он не испугался, он даже был, пожалуй, не против того, чтобы этот парень его убил, потому что жить было невыносимо тяжело. Но где-то в этом мире были ещё – не могли не быть – мама и Винс. Он сейчас вспомнил про них и передумал умирать. Отец бы его не понял, оставь он маму и братишку одних среди этого ужаса.

   – Ты кто? – карабин в руках парня не вздрагивал, шевелились только губы. Слова были произнесены с акцентом, и Уилф понял, что это русский. Это была дичайшая ирония судьбы – среди войны с неграми на американской земле в него, Уилфа Матмена, целился из американского карабина привезённый сюда из России русский мальчишка.

   – Уилф, – ответил он, даже не делая попытки вскинуть своё оружие.

   – Ты чего тут делаешь? – русский говорил бегло.

   – Тут мои одноклассники, – кивнул Уилф на трупы. Русский вдруг ненормально хихикнул:

   – А, чёрт. Смешно... – он чуть опустил ствол. – Полицаи нас выпустить хотели, но не успели, негры появились.

   Уилф кивнул – вот откуда эти трупы у въезда...

   – Меня Денис зовут, – сообщил между тем русский. – Иверцев. У тебя поесть нечего?

   – Не, – мотнул головой Уилф. – А ты откуда оружие взял?

   – Я там спрятался, – русский мотнул головой. – Там колодец такой... Один чёрный уже напоследок туда сунулся, я его и успокоил... Его и искать никто не стал, они все обдолбанные были, кумар стоял до крыши... – лицо русского дёрнулось. – Они сперва наших убили, а потом уже ваших пригнали, и тоже... Ты что делать собираешься?

   – Маму и брата искать, – сказал Уилф.

   – Обувку надо найти, тут её много. И куртку, – сказал русский, и Уилф сжался внутри, но потом перевёл дух и кивнул:

   – Я найду... Карабин-то опусти.

   – Угу, – русский опустил оружие, подумал о чём-то, качая тонким стволом. – Слушай, я с тобой пойду. Я тут всё равно ничего не знаю. Что у вас произошло, я и то не понял. Это банда какая-то, что ли?

   – Хуже, – Уилф помотал головой. – Война. Гр... – он запнулся, однако договорил: – Гражданская война. У нас гражданская война.