Текст книги "Иван — холопский воевода"
Автор книги: Олег Тихомиров
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
Часть четвертая (1606 год, июнь – декабрь)
ДВУМЯ ПУТЯМИ
Через тридевять земель
Отряды приближались к русской границе. Еще пол-дня пути, и начнутся северские земли: Моравск, Чернигов, Путивль.
Вороного жеребца, что был под Болотниковым, приходилось сдерживать. «Вот ведь, – думал Иван Исаевич, – венгерский конь, на придунайских лугах вскормлен, а рвется к русской сторонке, как я, грешный».
Вдоволь насмотрелся заморских стран Болотников. После того как татары захватили его в плен и продали туркам в рабство, побывал он и в Венеции, и в Германии, и в Венгрии, а теперь вот через Польшу домой возвращается.
– Не балуй!.. Уймись! – ласково хлопал он жеребца по шее. – А ежели тебя в степь донскую… Поди, совсем ошалеешь. – Болотников глубоко вздохнул.
Степи, степи… Не наглядишься на них, не надышишься. И почему воздух там так сладок – пить его можно заместо меда. А где сыщешь такие зори малиновые и небо лазурное? В раю? Казакам туда хода нет.
И вспомнил Иван Исаевич… Всяко бывало на Диком поле. Стаями шастали по степи татары и ногайцы. Кто на добычу шел, кто с набега. Разговор с ними был один – на саблях. И победы праздновали казаки, и тризны справляли – многие за обретенную волю платили головой.
Добрая сотня казаков была у Болотникова. Неспроста выбрали его в атаманы: справедлив, на деньгу не падок, в бою отважен и ловок. О своих сотоварищах заботился по-отцовски. Гулял бы он по Дону с казаками. Но кого беда стороной обходит?
* * *
…В тот день с четырьмя казаками послал Болотников Павлушу в станицу. Да на полпути возле курганов попали в засаду. Окружили их крымчаки, по десять басурман на каждого. Засвистели со всех сторон арканы.
Повезли татары за собой заарканенных казаков. Потом остановились, поговорили о чем-то в стороне и вдруг развязали одного.
– Вернешься, – сказали, – к своим. Пусть выкуп дают, – татары кивнули на пленников, – золото привози.
– А ежели нету? Чай, мы не купцы-богатеи.
– Нету – башка долой.
Понуро смотрел казак на татар. Поняли они: не видать им золота. Не на тех напали. Опять поговорили в сторонке.
– Якши. Нету золото, кони давай, сабли давай. Один казак – три кони, три сабли. Что смотришь, шайтан? Скачи, пока жив.
Поскакал казак в обратный путь.
Выслушав его, Болотников задумался. Обойдешься ли выкупом? Крымчаки коварны, на любое могут пойти. Жаль казаков, а пуще всех Павлушу. Был он атаману как меньшой брат. Что делать? Кинуться на басурман всей сотней? Нельзя: татары увидят издалека, сразу же перебьют схваченных. Хоть и мало надежды, что отпустят они пленников за коней, а по-другому не поступишь.
Атаман отобрал пятнадцать человек, велел каждому взять по второму коню и вместе с ними отправился к курганам. В случае чего, посчитал, можно отбиться от пяти десятков татар.
Правильно он прикинул. Да не мог знать главного: за курганами было две сотни крымчаков. Возвращались они после неудачного набега. Поэтому не хотели теперь упускать даже малой добычи: не то прогневался бы мурза, пославший их на грабеж.
В полуверсте от курганов Болотников приказал остановиться. Навстречу им тотчас выехали двое татар, но без пленников. Приблизившись, они, приветливо помахав руками, принялись осматривать коней. Осмотром вроде остались довольны.
– Где казаки? – спросил Болотников.
– Давай, давай… Пошли. Хорош кони.
– Где наши? – Болотников крепко сжал татарину плечо.
– Там, там, – крымчак мотнул головой в сторону курганов.
– Приведи сюда, – потребовал Болотников.
– Якши, арус. Пошли.
– Сюда, понимаешь?.. Сюда веди.
Татары закивали, стали разворачивать лошадей.
Болотников преградил им путь.
– Один пусть скачет. Второй останется с нами.
Тень беспокойства мелькнула в раскосых глазах татарина и хоть тут же исчезла, Болотников уловил эту тень. Когда первый татарин ускакал шагов на сто, атаман сказал:
– Стойте здесь и не двигайтесь.
А сам припустил коня к одному из курганов.
– Я с тобой. – Степан бросился было за ним следом.
Болотников сердито обернулся:
– Кому сказал, стоять!
Казаки смотрели, как их атаман взбирался на холм. На самой вершине он вдруг выдернул саблю и замахал ею:
– Назад, други!.. Назад!
Сверху ему была видна затаившаяся в лощинах татарская конница. Убедившись, что их заметили, крымчаки выскочили и с гиканьем понеслись двумя крылами, чтобы сомкнуться и окружить казаков. И уж приготовились болотниковцы вступить в последнюю сечу, но опять долетел крик атамана:
– Уходи-и-те!..
И не просто крик то был, а приказ. Тоже последний и отчаянный. Ослушаться его никто не мог. Повернули казаки коней.
К Болотникову мчались со всех сторон крымчаки, раскручивая арканы.
* * *
…Недолго был он в плену у татар. Через три недели оказался на невольничьем рынке. Болотникова и Павлушу купил одноглазый турок. А потом еще через неделю они уже были на галере, где их приковали вместе с другими рабами к скамье.
Так и плавали несколько лет. Зной ли был, стужа – сидели гребцы, открытые всем ветрам. А чтоб работали проворнее, надсмотрщик угощал их плетью. Умирали гребцы, да хозяину невелик урон: рабы стоили дешево.
Видел Болотников, как худо Павлуше: сил у парнишки нету, глаза воспалились, на лбу испарина. Иван отдавал ему тогда свою воду и лепешки.
– Держись, Павлуша… Держись, родимый… На-ко съешь.
Когда надсмотрщик отходил к другим скамьям, Иван шептал:
– Не греби. За тебя погребем. А руки на весле держи, не отпускай – не то увидит.
Сперва приковывали Болотникова и Павлушу к одной из тех галер, что сопровождали купеческий корабль. Купец брал с собой на галерах воинов – они охраняли его от пиратов. Но потом Болотников попал к хозяину, который сам выходил разбойничать в море. У него был целый флот, промышлявший на торговых путях.
Однажды турки напали на два немецких корабля. С виду суда походили на купеческие, но оказалось на них много пушек. Немцы начали палить по окружившим их галерам. Несколько суденышек были разбиты, остальные поспешили сдаться.
Освобожденные гребцы – среди них было немало казаков – хотели тут же перебить своих мучителей. Но немцы позволили только отхлестать плетью надсмотрщиков. А потом вздернули всех пиратов на реях.
Корабли пришли в Венецию. Болотников смотрел – удивлялся: ну и город! Вместо улиц – каналы, вместо телег да повозок – лодки. На дворце узоры по камню вырезаны, будто кружева. И собор пригож. Лишь колокольня Ивану не приглянулась. Павлушка тоже согласился:
– Высока, а глазу зацепиться не за что. До самого верху будто брус тесаный. Наша-то в Кремле покрасивше будет, а?
– Покрасивше-то оно верно, – проговорил Болотников. – Да ведь каждый к своему привычен.
В Венеции задерживаться Болотников не стал. Немцы уговорили казаков уйти в Германию, послужить там. Но и у немцев недолго он пробыл: хоть и не в рабстве, да все вокруг чужое, а тоска по родине ела поедом. Из Германии перебрались в Венгрию, где часть земель была захвачена турками. Здесь он сошелся с венгерскими гайдуками. Вместе с ними казаки нападали на турецкие заставы.
Привечали венгерцы Болотникова, их благодарность по душе пришлась ему, а на родину тянуло все нестерпимее. Сердце каждым ударом звало – домой… домой…
* * *
И вот Польша – порог перед домом. Переступи его – Русь.
В Польше встретился Болотников с разными людьми. Узнал многое – и о смерти Годунова, и о воцарении Димитрия, и о новом боярском царе Василии Шуйском, что без права сел на трон, а Димитрия помышлял сгубить…
– И сгубил? – допытывался Болотников.
– Не вышло. Спасся Димитрий Иоанныч. Сюда, сказывают, пришел – в Польшу.
Стал всюду выспрашивать Болотников о русском царе Димитрии. Наконец услышал:
– Коли хочешь, можем свести. Царю нужны верные люди. Послужить со своими казаками…
– Отчего не послужить.
– Добро. Завтра же и в дорогу. В город Самбор.
Не таким чаял увидеть царя бывалый казак. И не в том дело, что невысок, негрозен был человек, к которому привели. Нет, другому дивился Болотников. Говорил царь неуверенно, за словом вроде в карман лазил да подолгу подбирал – боялся, как бы не так ответить. А глаза его все бегали, петляли, словно зайцы пуганые.
«Эк застращали Димитрия Иоанныча, – думал Болотников, вглядываясь в лицо царя и стараясь отыскать в нем хоть малую толику власти и решимости. – Да небось каждого возьмет испуг, коли за тобой с детства с ножом охотятся».
Речь вел царь об изменнике Шуйском и злодеях боярах, жаждущих его, Димитрия, погибели. Расспросив же Болотникова, кто он, да откуда, да много ли с ним казаков, стал царь сулить блага и ему и всем людям, которые на Шуйского подымутся. А еще сказал, что даст волю холопам и крестьянам, лишь бы за него шли.
– Стало быть, на Москву нас поведешь, государь? – спросил Болотников.
– Стало быть, – помолчав, ответил Димитрий Иоаннович. – Но сперва нужно тебе с казаками идти к Шаховскому в Путивль. Он – мой ближний человек – все знает, как делать. И людьми он тебе пособит. А я назначаю тебя большим воеводой над войском, моим гетманом. Завтра приходи, получишь о том грамоту.
Болотников ушел. А Димитрий Иоаннович сел писать. Закончив, отдал письмо гонцу:
– Скачи в Путивль. Да порезвее.
Когда поведал Болотников казакам о разговоре с царем, все возрадовались. Откуда было им знать, что не с сыном Грозного встретился их атаман, а с пройдохой Молчановым.
В свое время Михаил Молчанов был при дворе Годунова. Служил царю льстиво, выказывал преданность. Но тот же Молчанов после смерти Бориса вступил с боярами в заговор и был одним из убийц Федора Годунова. Хлебом-солью встречал он Лжедмитрия, за что тот приблизил его к себе. Вскоре Молчанов сошелся с князем Григорием Шаховским, который тоже нес верную службу самозванцу.
Потом, уже в Путивле, Шаховской дал ему государственную печать. Князь похитил ее из царева дворца, пока толпа расправлялась с самозванцем. «Бери, – сказал князь. – С нею в тебя поверят. На то ты и государь Димитрий Иоаннович, что имеешь такую печать».
* * *
Ну как не быть веселым: до русской земли рукой подать. Вернулся! Только уж не беглым холопом, а вольным человеком. И не просто вольным, что гуляет по степи с казаками, но большим воеводой. Вот она, грамота государева с печатью – попробуй кто усомниться. Да и без той грамоты чем он не воевода: вон сколько людей влилось в его отряды. Иваном Исаевичем величают, а ближние други, с которыми прошел он через тридевять земель, зовут батькой.
В Путивле
Как узнали в северных да польских[9]9
«Польскими» называли города, граничившие с южными степными землями – Диким полем: Ливны, Елец, Курск, Воронеж, Оскол, Белгород.
[Закрыть] городах, что на престол сел Шуйский, встревожились. Не отнимут ли, что было получено при Димитрии? Ведь он и землей кое-кого из дворян пожаловал, и низы от податей на десять лет освободил.
По всему югу пошли волнения. Тех воевод, что стояли за Шуйского, мужики поубивали. Так было в Путивле, в Белгороде, в Борисове, в Осколе.
Послать Шаховского в Путивль было все равно что щуку бросить в реку. Поздно понял это Василий Шуйский.
Прибыв в восставший город, Шаховской заявил народу:
– Царь Димитрий жив и живет в прикрытии. Потому как убить его хотят изменники-бояре.
Кипел, бурлил Путивль, а тут еще – не в добрый для себя час – явились из Москвы люди Шуйского, потребовали, чтобы город присягнул новому царю на верность.
Выслушал их воевода, потом пожелал узнать:
– Сколько дней от Москвы добирались?
– Три дня.
– Спешили, – заметил Шаховской.
– Как не спешить.
– Ничего, – Шаховской приподнялся. – Теперь отдохнете. – И приказал челяди: – Отвести в темницу.
– Как?! – Люди Шуйского взялись за сабли, но их схватили, поволокли к двери. – Да сам государь Василий Иваныч… – кричали они, вырываясь.
– Стойте! – повелел воевода. Он приблизился к царевым посланцам, которых держали за руки. – Государем нашим был и есть Димитрий Иоаннович, понятно?
Схваченные молчали.
– Всыпать плетей, чтоб дошло, – сказал Шаховской и вернулся к столу.
Отведав кнута, посланники Шуйского были брошены в темницу.
Князь Григорий Шаховской времени не терял. Еще не успели замкнуть пленников, как он отдал распоряжение: по всему уезду провести присягу на верность царю Димитрию. Вслед за тем велел позвать Истому Пашкова.
– Да шевелись, Захар, – сказал он слуге. – Сперва беги к пушкарям. Им новые пушки доставили. Небось подле них Истома: хотел посмотреть.
В Венёве Истому Пашкова знали как человека смелого и неглупого. Когда набиралось дворянское войско, стал он в нем сотником. Отряд его одним из первых взял сторону Шаховского.
И верно, слуга разыскал Истому у пушкарей. Четыре медные пушки были наведены на голый холм.
– Тебе чего? – недовольно спросил Пашков у подбежавшего к нему человека.
– Воевода велел сказать… чтоб ты, господин… – Захар никак не мог отдышаться, – шел до него немедля.
– Успеется, – Пашков повернулся к пушкарям. – Зарядили? – Ему хотелось, чтобы из пушек стрельнули при нем. От новых стволов можно было ждать всего. Что с ними станется после первого залпа, никто не ведал. Случалось, разрывались пушки. Поэтому и смотрел сейчас Пашков лично, сколько пороху пушкари кладут да как заряд забивают.
– Пали! – приказал он.
Одна за другой грянули три пушки. Четвертая взорвалась. Пушкари, что были позади, чудом остались живы. Но без крови не обошлось. Отлетевший кусок ствола ударил Захара, который, любопытствуя, тоже подошел к пушке.
– Поделом, – сказал Истома, глянув на несчастного, лежавшего с перебитыми ногами. Повернулся и ушел.
Воевода принял его сразу.
– Садись, – сказал князь и кивнул на скамью. – Ты палил?
– Я. Из четырех пушек одна негожая оказалась.
– И то ладно. У меня к тебе разговор есть, – произнес Шаховской и умолк, что-то обдумывая.
Истома ждал, потом как бы невзначай проговорил:
– Слугу твоего зашибли.
– Как? – оторвался от своих мыслей Шаховской.
– Дурень был, вот и поплатился.
– Захар?.. Толковый слуга. Служил исправно.
– В другой раз нос не сунет, куда не надобно. – Истома шевельнул мохнатыми бровями. – Пушку-то разнесло.
– Ты сам поосторожней будь, – опасливо взглянул Шаховской. – Слуга – черт с ним, а тебя подле сердца держу.
– Спасибо за приязнь. В нашем деле, вишь, пушку не испытать что коня не объездить. Да полно, князь, обо мне говорить. Зачем звал?
– Час настал. Пора, Пашков, идти тебе на Москву.
– На Москву? – удивился Истома. – У нас войско тысяч на десять наберется. Куда против Шуйского? Себе погибель найдем. Подкопить бы силы, князь.
– Десять тысяч. – Шаховской заходил по комнате. – Но войско-то у тебя отборное, дворянское. Да еще казаки, служилые люди[10]10
Служилые люди несли государственную службу. Делились на служилых людей «по отечеству» (дворяне), которые занимали привилегированное положение в армии, и служилых «по прибору» (стрельцы, пушкари), набиравшихся из крестьян и посадских людей. Служилые получали денежное и «хлебное» жалованье, освобождались от налогов и повинностей.
[Закрыть]. А ежели повернем на Шуйского чернь – мужиков да холопов? Поразмысли, Истома, сколь великая сила будет.
– Нешто смердам с нами по пути, Григорий Петрович? На аркане тащить – надежно ли такое войско?
Шаховской остановился у открытого окна, посмотрел на двор. Конюхи чистили лошадей.
– Зачем на аркане? Подобру пойдут… Эй, Терешка, – крикнул он вдруг, – покажи гнедого!
Гнедой конь с длинной светлой гривой был его любимцем. Когда Терешка повел коня по залитому солнцем двору, чистые бока его так и заиграли искрами.
– Хорош? – улыбнулся воевода и знаком подозвал Истому.
Пашков выглянул в окно:
– Знатный конь. Вот кто первый товарищ в бою. Побольше бы дворян, да на таких конях, тогда б, князь, и самого черта одолели, не то что Шуйского.
– Одолеешь! – весело сказал Шаховской. – Всех одолеешь.
– Ты говоришь, повернем чернь. Разве мужики да холопы заодно с нами пойдут?
– Аркан не понадобится. Царь Димитрий посулил мужикам волю, и до могилы они поверили в него. Будь он трижды убитым, все равно скажут: спасся, жив. Он их надежда. Больше никто. Не бояре же. И не полуцарь Василий. «За Димитрия!» – будет наш клич. На него и слетятся они. На Москву же должно идти врозь: ты поведешь свое войско одной дорогой, мужики другой двинут.
– Кто мужиков поведет?
– Садись. Расскажу. Будет у них свой холопский начальник – Ивашка Болотников…
И Шаховской поведал Истоме о письме, которое доставил гонец от Молчанова. Там сообщалось, что движется к Путивлю отряд во главе с бывшим холопом князя Телятевского Иваном Болотниковым. Что принять-де следует его с почетом, ибо от царского имени назначен он теперь большим воеводой, гетманом. А в отряде у него – девять тысяч. Все казаки да военные холопы – в сражениях искусные…
– Что скажешь, Истома? – закончил вопросом Шаховской.
– Не по душе мне воевода холопский, – насупился Пашков.
– По душе, не по душе, речь не о том. Покамест берем его – сила-то какая! А там видно будет. Ты же со своим войском завтра выступаешь. Пойдешь на Елец. Как захватишь город, скажу, куда дальше идти.
* * *
Через несколько дней отряд Болотникова вошел в Путивль.
Князь Шаховской с интересом всматривался в открытое лицо и крепкую фигуру казака.
– Слыхал я, что царь тебя грамотой пожаловал. Покажи.
Прочитав, Шаховской вернул грамоту Болотникову.
– Рад за тебя, Иван Исаич. Коли стал ты большим воеводой, берись и за дела большие.
– Для большого дела надобно войско большое.
«И этот туда же. Где я тебе людей возьму?» – недовольно подумал Шаховской, но заставил себя улыбнуться:
– На то ты и начальник, чтоб людей набрать.
– Наберу, – твердо произнес Иван Исаевич.
Шаховскому понравилось: не просит, значит, привык сам добиваться. Военачальнику сие к лицу. Князь сказал:
– Я бы пособил тебе, но войско ушло с Пашковым.
– Знаю. То дворянское войско. У меня свое будет – из черного люда.
«Из черного, – с удовольствием повторил про себя Шаховской. – Вот, Ивашка, и возись со своей чернью. Ты и сам такой». Вслух же сказал:
– Соберешь войско да на Москву пойдешь – святое дело сотворишь. А кто побьет Шуйского – твое ли войско, дворянское ли, – не столь важно. Главное – изменника с трона согнать.
– Доподлинно, князь, – не столь важно. Может и дворянин быть с черной душой, а черный человек – со светлой.
Шаховской согласно кивнул.
– И знай, государь твоих заслуг не забудет.
– Я, князь, о наградах не помышляю. Вот ежели народ двинется себе волю добывать…
– За истинного царя двинется, – поправил Шаховской.
– Волю-то царь обещал.
«Да ты не лыком шит. Крепкий орешек, – прикидывал в уме Шаховской. – Ничего. Расколем». Спросил:
– Как тебе наш государь Димитрий Иоаннович приглянулся? Хмур был али улыбчив? Грозен, как его родители, али мягок?
Вспомнил Болотников свою встречу в Самборе. Как ответить? Вспомнил бегающие, беспокойные глаза, руку, что дрогнула, когда грамоту протянула.
– Не мне о том судить, каков Димитрий Иоаннович. Государь есть государь.
– Толково говоришь, – усмехнулся Шаховской. – Ну что ж, иди, воевода, к своему войску. Да с походом не медли.
* * *
Болотников созвал совет. Когда атаманы и есаулы расселись, заговорил о главном.
– Други и братья, – сказал он, – мы с вами идем на правое дело. Полуцарь Шуйский, что сидит на московском престоле, наш враг. Престол захватил он обманом. Но есть истинный царь – Димитрий Иоаннович. Он дает нам волю. И мы должны помочь ему. У злодея Шуйского силы против нас поболе. А потому надобно подымать весь народ. Я тож, как вам ведомо, познал и холопскую жизнь, и свободу казачью, и рабом на галерах плавал, да не сломился, а пуще прежнего стал ценить волю вольную. Посему говорю, посылайте по городам и селам людей – пусть собирают в наше войско холопов, и мужиков, и бедноту посадскую.
После совета Болотников держал речь перед толпой на городской площади.
– Люди добрые, не видать нам воли, ежели не восстанем против Шуйского да господ, что с ним заедино.
Полуцарь лишь о собственном благе печется и своим боярам угождает. Гнать его с престола!
Затихли все. Дерзкие слова говорил Болотников, да запали они каждому в сердце. И всколыхнулась толпа, загудела, будто лес на ветру.
– Мы с тобой! – закричали. – За волю!
– Веди нас куда хошь!
– Волю добудем али сложим вместе головы!
Потянулся отовсюду народ к Болотникову.
* * *
Путивльский воевода князь Шаховской опять призвал к себе Ивана Исаевича.
– Оба мы с тобой враги Шуйского. Одно дело задумали. Говори, гетман, чем помочь?
Понимал Болотников, что с князем надобно держать ухо востро, что Шаховской всякое может задумать, но виду не подал.
– У тебя есть копья, сабли, ружья да порох – вели раздать моим людям.
– Велю.
– И пушки у тебя, сказывают, есть…
«Ишь, все разузнал, тороватый», – с неприязнью подумал Шаховской.
– Истоме Пашкову отдал до последней, – солгал Шаховской. Не мог он расстаться со всеми пушками, боязно было при себе ни одной не оставить.
– Ладно, – молвил Болотников. – И на том, что даешь, спасибо. Пушки в бою добудем.
Не зря отправлял Иван Исаевич в города малые и большие, в деревни и села верных гонцов. Не зря рассылал он свои листы[11]11
Листы – письма-обращения.
[Закрыть], в которых призывал «побивать вельмож и сильных». Люди к нему все шли и шли.