Текст книги "Призрачно всё"

Автор книги: Олег Бондарь

Соавторы: Светлана Томашевская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Глава четвертая

Умиротворение и покой – первое, что я почувствовал, когда проснулся. Прислушался – тишина. Не совсем тишина, где-то перекликались птицы, еще какие-то звуки, непонятные, но умиротворяющие.

Раздался стук. Я открыл глаза. Увидел, что лежу на диване в небольшой, хорошо обставленной комнате. Шкаф, кресло, стол. Рядом с диваном журнальный столик, на нем мобильник, еще какая-то мелочь, которую ночью выгреб из карманов. Пол покрыт ворсистым ковром светло-кофейного цвета. И – окно, большое, почти на всю стену, а сквозь щелку в шторе просачивается солнечный свет.

Неужели такое возможно? Вчерашний день и последовавшая за ним ночь отбили веру в хорошую погоду.

Стук повторился. Дверь в дальнем конце комнаты отворилась, и в проеме возникла громадная фигура с сияющей на лице улыбкой.

– Ну и мастер ты спать!

Влад подошел к дивану, придвинул столик, взгромоздился в кресло, достал из кармана знакомую мне фляжку и два пластиковых стаканчика.

– Не вставай, – остановил меня, – еще рано, можешь понежиться.

Он щедро разлил в стаканчики коньяк.

– Это так, для укрепления здоровья и поднятия боевого духа, – и захохотал. – Аперитив называется…

Слово «аперитив» произнес с издевкой, словно на дух не переносил этот термин и решил поглумиться над ним.

Мягкие пластиковые стаканчики соприкоснулись почти неслышно, с хрустящим скрипом. Наверное, кощунство пить благородные напитки из такой посуды, но, кому какое дело?

– Хороший коньяк!

– Иного не держим, – Влад крякнул и снова потянулся за фляжкой. – Молодчина, что приехал, Славик. Только, скажи мне, братишка, какого черта ты меня на станции не подождал?

– Откуда я знал, что ты приедешь…

– Мне Натка сразу позвонила, как только ты в поезд сел.

Вот как, она для него уже Натка? Я ощутил укол ревности, но не подал виду.

– Я пытался к тебе дозвониться, но ты или трубку не брал, или связи не было…

– Ну и ладненько. Главное, что все хорошо закончилось. Славик, запомни, ты сюда приехал, как гость, как мой друг и бывший одноклассник. Ничего более, даже не заикайся, где работаешь.

– Почему такая скрытность? Может, расскажешь, что случилось?

– Извини, браток, не могу. Не хочу, чтобы у тебя сложилось неправильное мнение. Ты сам осмотрись, что к чему, потом поговорим.

Ну что он темнит? Впрочем, какая мне разница, так еще проще, ни о чем думать не надо.

– Кем же ты меня представишь, кроме того, что я твой друг?

– Ты раньше в газете работал… Впрочем, – Влад призадумался – Журналистом нельзя, это их насторожит.

Кого – их?

– Придумал! – в восторге от собственной гениальности, Влад хлопнул в ладоши и даже подпрыгнул в кресле. – Славик, я скажу, что ты известный писатель, приехал сюда в поисках уединения, чтобы поработать над новой книгой.

– И что я написал? – спросил.

– Сам придумаешь, – Влад не уловил иронии. – Я книг не читаю.

– То, что ты не читаешь, ничего не значит. Вдруг кто-то спросит, или по инету проверит?

– Славик, кому это нужно? Скажи, под псевдонимом пишешь…

– Ладно, что-то придумаю, – согласился я. – Только не говори, что я – известный. Скажи, что начинающий, так проще.

– Как хочешь.

Мы допили коньяк.

– Приводи себя в порядок, а к десяти спускайся в столовую завтракать. Там я тебя со всеми и познакомлю.

– И где у тебя столовая?

– По лестнице вниз, а там не промахнешься.

Влад скомкал стаканчики, выбросил их в мусорную корзину, спрятал пустую фляжку в карман и направился к выходу.

* * *

Или коньяк подействовал, или успел отдохнуть – чувствовал я себя превосходно. Куда и девалась унылость и сопутствующий ей пессимизм. Я вскочил с кровати, сделал несколько резких движений руками, пару раз присел и, посчитав, что с зарядкой покончено, направился в ванную. Все мои туалетные принадлежности лежали на полочке перед зеркалом, кроме них я нашел запечатанный тюбик зубной пасты, брусок мыла, шампунь, пенку для бритья, новенький бритвенный станок. На вешалке – два махровых полотенца, размером с простыню и банный халат. Влад основательно приготовился к моему приезду, ничего не упустил.

Горячий душ еще больше поднял настроение. Я завернулся в халат и вернулся в комнату. Отодвинул тяжелую штору, и солнечные лучи ворвались в комнату, озарив ее радостным светом. Я приоткрыл форточку и с наслаждением вдохнул свежий воздух, насыщенный, вкусный, пахнущий чем-то неосознанно приятным.

Вид за окном открывался достойный и ни с чем несравнимый. Как он отличался от того, который я каждый день видел из своей городской квартиры. Ни тебе бетонных коробок домов, самим видом навевающих тоску и обреченность, ни асфальта, ни клубов дыма, выплескивающихся из трубы масложиркомбината, ни снующих, словно толпы тараканов пешеходов, ни шума автомобильных двигателей.

Подо мной – аккуратные клумбы с цветами. Они хоть и сотворены человеческими руками, тем не менее, отсутствие правильных геометрических форм придавало им природный облик. Посыпанная гравием дорожка, обрамленная кустами самшита, вела к деревьям с уже кое-где пожелтевшими листьями. За ними солнечные лучи слепящими блестками отражались от поверхности пруда, противоположный берег которого вздымался холмом и волнистой линией соприкасался с безупречной голубизной бездонного неба.

Картинка, достойная кисти величайшего художника, и смотреть на нее можно бесконечно. Она отвлекала, расслабляла, настраивала на философский лад, вынуждала забыть обо всем и о времени в том числе.

Кстати, о времени…

Я очнулся. Нельзя опаздывать на завтрак. С моей стороны такая небрежность выглядела бы верхом неприличия.

Зазвонил мобильник. Знакомая и привычная мелодия, показалась неуместной. Даже не взглянув на дисплей, я поспешил нажать кнопку, чтобы заткнуть нарушающий гармонию шум.

– Привет, Славик!

Наталка! Я вдруг почувствовал расстояние, которое нас разделяло, и мне стало не по себе. Как хотелось ее увидеть, прикоснуться к мягким волосам, вдохнуть их пьянящий аромат, ощутить вкус ее губок…

– Здравствуй, Солнышко! Я соскучился по тебе…

– Когда успел?

Действительно, ведь мы расстались только вчера, а кажется, с тех пор миновала вечность. Необъяснимый парадокс времени.

– Ты, как устроился, тебя Влад встретил?

Опять – фамильярность. Почему Влад, а не Владислав Викторович? Для Наталки мой одноклассник – лицо постороннее, обыкновенный клиент. Или я ошибаюсь? Номер телефона он оставил не мне, а ей. Ей удавалось с ним созвониться, в то время, как я выслушивал сообщения автоответчика…

Рука, державшая трубку, вспотела и задрожала.

– Славик, ты меня слышишь? – Наталка, интуитивно уловила мое настроение.

– Трещит в трубке… – оправдывался я, хотя понимал, что аргумент неубедительный. И, словно пытаясь оправдать меня, вмешалась неведомая сила и отрубила связь. Долго я с недоумением рассматривал потухший дисплей, пока не, что ничего сверхнеобычного не случилось. Просто разрядилась батарея.

Звонок Наталки взволновал меня и окунул в уныние. Мысль о том, что девушка что-то скрывает, гвоздем впилась в мозг, разбередила душу.

Половина десятого. Пора собираться. Где же мои вещи? Отворил шкаф. Сброшенная ночью грязная одежда, выстиранная и выглаженная, висела на плечиках. Внизу – сумка, тоже вычищенная, можно сказать, до блеска.

Я натянул джинсы, вытащил из сумки новый гольф, носки. Сгреб мелочевку: ключи, деньги, расческу, рассовал по карманам. В глубине одного из них наткнулся на нечто инородное. Лоскут плотной материи с огромной пластмассовой пуговицей.

Воспоминания о прошлой ночи, о мистической старухе нахлынули с новой силой. Картинка настолько яркая и отчетлива, словно я знал обо всем не со слов Васи, а видел собственными глазами.

Какой кошмар!

Захотелось поскорее избавиться от неприятной вещицы. Я уже собирался выбросить лоскуток в мусорную корзину, но почему-то передумал и снова спрятал его в карман.

* * *

Найти столовую действительно оказалось несложно. Тем более что внизу лестницы в просторном холле находился Влад и отчитывал молодого парня лет двадцати. О чем шла речь, я не понял, но по недовольному выражению одноклассника и потупившемуся взгляду его собеседника догадался, что разговор не из приятных.

Молодой человек, наверное, из прислуги, не осмеливался возражать Владу и лишь иногда тоскливо кивал головой.

Увидев меня, Влад махнул рукой, и юноша сразу исчез, словно испарился.

– Ты вовремя, Славик, все уже собрались.

В голосе одноклассника, я уловил нотки озабоченности, но не придал значения. Хозяйские хлопоты, семейные неурядицы, мало ли что еще могло вывести Влада из себя.

Посреди большой комнаты с низким потолком стоял длинный стол, застланный белой скатертью и заставленный приборами.

Сидевшие за столом повернулись в нашу сторону и сверлили нас взглядами. В основном – меня.

– Прошу любить и жаловать – мой друг и одноклассник Вячеслав. Он писатель, приехал погостить и набраться вдохновения.

Речь далась моему другу с трудом, по-видимому, он чувствовал себя некомфортно.

За столом зашушукали, я уловил лишь нестройный гул голосов, не разобрав ни единого слова.

– Думаю, в дальнейшем вы сами познакомитесь ближе.

Как и положено хозяину, Влад занял почетное место в торце стола. Я оказался по его левую руку. Справа от Влада напротив меня сидела, вероятно, его жена, симпатичная женщина лет тридцати с бледным болезненным лицом и тонкими плотно сжатыми губами. Она пялилась на меня немигающим взором, и я растерялся, не зная, как себя вести. Наконец женщина смилостивилась.

– Меня зовут Марина, – сказала безликим, лишенным эмоций голосом. – Я рада, что вы решили у нас погостить, – и, к моему облегчению, перевела взгляд на тарелку.

Стол был сервирован, как в лучших ресторанах, хотя посуды и прочих столовых принадлежностей оказалось больше, чем, собственно, еды. Незаметно возникший за спиной официант, или, как он здесь называется, положил на тарелку омлет, добавил какой-то салат, наполнил бокал чем-то розовым, или соком, или вином. Наверное, соком, потому что ели все молча, и тосты не произносили.

Вкуса еды я почти не ощутил, слишком велико было напряжение. Поковырялся вилкой в тарелке и, заметив, что на меня больше не обращают внимания, начал незаметно разглядывать соседей.

Рядом с Мариной сидела сухощавая чопорная старуха с неприятным высокомерным выражением на худом, натянутом, словно маска лице. Ее волосы были зачесаны назад, отчего лоб казался невероятно высоким. Глаза прятались в глубоких впадинах, их трудно было видеть, но от них явственно исходили холод, неприязнь и презрение ко всему. Едва коснувшись старуху взглядом, я вздрогнул и отвернулся.

– Теща! – шепнул мне на ухо Влад. – Уважаемая Наталья Владимировна…

Уважения в его голосе я не почувствовал.

– Рядом с ней лечащий врач жены, – продолжал просвещать Влад. – Подруга Маринки – Тоня, симпатичная зараза, будь с ней осторожен, баба голодная, обкрутит в два счета. Мужик, рядом с тобой, точно даже не знаю, кто. Прижился…

Теща, заметила, что мы перешептываемся, сверкнула взглядом, и Влад замолчал.

Атмосфера еще та, весело, как на похоронах. Я не увидел ни одного приветливого лица, ни одной дружественной улыбки. Все сидели чопорные, серьезные, одетые безукоризненно, по-деловому. Сосредоточенно ковырялись в тарелках ножами и вилками, словно выполняли непосильно тяжелую работу. И напряжение было настолько тягостным и ощутимым, словно бы материальным.

Источник его я определил сразу. Тон задавала сидящая напротив меня женщина, не уверен, подходит ли ей такое определение, ничего женственного в чертах «уважаемой» тещи Влада я отыскать не мог. Каждый из присутствующих время от времени бросал на нее опасливый взгляд и тут же, словно обжегшись, отводил глаза. Она же языческим божком возвышалась над столом: холодная, неприступная, властная. Одетая в строгую идеально белую блузку со стоячим воротником, застегнутым под горло настолько тесно, что ей, наверное, трудно было дышать. Белизна блузки не вносила ничего светлого в облик Натальи Владимировны. Наоборот, как бы подчеркивала смоляную черноту волос (ни единого седого волоска, возможно, благодаря красителям) и навевала мысли о беспросветной тьме.

Дочь ее, супруга Влада, по сравнению с матерью, выглядела бледной и невыразительной. Она как бы смазывалась, растворялась, ничем не выделяясь из интерьера, не задерживала на себе взгляда. А если специально сконцентрировать на ней внимание, то, прежде всего, бросалась в глаза болезненная бледность. Уже потом можно было различить тонкие губы, капризной избалованной девицы. И больше – ничего. Первая мысль, пришедшая мне в голову, что она похожа на дохлую рыбу. Я устыдился сравнения, но, тем не менее, оно мне казалось точным. Одежда Марина была так же невыразительна. Светлое с желтовато-серым отливом, платье сливалось с цветом лица и такой же неопределенной расцветки волосами. Ничего живого, яркого.

По сравнению с тещей и женой Влад выглядел вызывающе бодрым и здоровым. Да и гости принадлежали к иной категории. За столом они вынуждены были подавлять свою истинную сущность, дабы не прогневить хозяйку.

– Что за цирк? – вопрос не совсем корректный, но Влад не обиделся. Махнул рукой, мол, ну его…

Гости медленно выползали из чрева столовой. В гостиной никто не задерживался, никто на нас не обращал внимания.

– Гадюшник еще тот.

– И так каждый день?

– Слава Богу, нет, – Влад даже руку дернул, чтобы перекреститься, но тут же смущенно опустил ее. – Не поверишь, Славик, но вся эта комедия придумана ради тебя. Чтобы, так сказать, познакомиться ближе.

– Хорошенькое знакомство, – проворчал я.

За спиной послышался скрип, я обернулся. Девушка в белом халате выкатила из столовой инвалидное кресло. Теперь мне стала понятна болезненная бледность Марины.

– Что с ней? – спросил у Влада.

– Уже год не встает. Авария, – неохотно объяснил тот.

Сиделка подкатила кресло к нам, мы смущенно умолкли.

– Мне приятно с вами познакомиться, – сказала Марина. Ее голос был тихим и слабым. – Я люблю читать, – тоненькие губы разомкнулись в подобии улыбки. – Вы зайдете ко мне? У меня так мало развлечений.

– Обязательно! – пообещал я.

А что я мог еще сказать?

Марина протянула руку. Я робко пожал ее, ощутив холод, словно дотронулся до чего-то неживого.

Марина снова попыталась улыбнуться, затем кивнула сиделке и та покатила коляску дальше.

– Вот так и живем… – вздохнул Влад.

– Да, дружище…

Я не знал, что сказать, как его успокоить. И была ли в этом необходимость? То, что меня поразило и шокировало, для него было привычным и повседневным.

– У меня в комнате завалялась бутылочка… – я взял Влада за локоть и потянул к лестнице.

– Да у меня этого добра… Впрочем, – он покорно сделал несколько шагов, но потом остановился.

– Слушай, – сказал, – пойдем на кухню, что-то перехватим, желудок от голода сводит.

* * *

Комната, в которую привел меня Влад, никоим образом не была приспособлена для приготовления еды. Ни плиты, ни кухонной утвари, ни мойки, ни разделочных столов, как и прочих необходимых атрибутов, я не увидел. Если здесь и готовили пищу, то за закрытой дверью в торце помещения. Мы же оказались в подобии маленького уютного кафе с барной стойкой из темного дерева, низким столиком, по обе стороны которого расположились мягкие диванчики, высоким, до потолка, стеклянным шкафом, заставленным разнокалиберными бутылками, холодильником с прохладительными напитками и кофейным аппаратом, под прозрачной крышкой которого высилась горка коричневых зерен.

К сожалению, уединиться не удалось. Свято место пусто не бывает. В мягком кресле возле низенького столика утопал, от чего видна была только поблескивающая плешью макушка, некто из присутствующих на завтраке. Тот самый, имя которого Влад не вспомнил, и охарактеризовал кратко и емко: прижился…

Приживалец, которого из-за его мелких размеров мы не сразу заметили, засуетился, заерзался, чем, собственно, и выдал свое присутствие. Судя по всему, до нашего прихода он чувствовал себя комфортно. В пепельнице дымилась сигарета, рядом – бокал, до половины наполненный жидкостью янтарного цвета.

– Кхм-Кхм… – глубокомысленно произнес Влад, одарив анонимного алкоголика недвусмысленным взглядом.

Отреагировал тот неординарно, не так, как следовало ожидать. Стушевавшись в первое мгновение, быстро овладел собой. Его лицо растянулось в подобии вежливой улыбки, сквозь которую проскальзывало неудовольствие. Еще бы, его отвлекли от важного занятия. Не знаю, кем себя мнил лысоватый недомерок, но осознание собственной значимости было развито у него непомерно. Если бы я не знал настоящего расклада, не усомнился бы, что он в доме главный.

– Вы, собственно…

Он не договорил подразумевавшейся витиеватой фразы, ограничился многоточием, мол, незачем разбрасываться бисером, а суть недосказанного и так понятна.

На лицо Влада стоило посмотреть, ибо нет таких слов, какими можно описать смесь эмоций, одновременно им овладевших. От полнейшего изумления до наивысшей степени негодования. Взрывоопасный коктейль, лишивший его дара речи, готов был взорваться физическим насилием. Дабы не доводить дело до смертоубийства, пришлось вмешаться.

– Доброе утро, – сказал первое, что пришло в голову, на что плешивый ответил небрежным кивком.

Небольшой паузы хватило, чтобы Влад овладел собой. На его лице появилась ухмылка. Непосвященным она могла показаться милой, но не мне. Вспомнились школьные годы, долгая разборка на классном собрании в присутствии суровой дамы с капитанскими погонами на плечах. Всеобщего осуждения по поводу того, что Влада взяли на учет в детскую комнату милиции представительница правоохранительных органов так и не дождалась. Многие из нас были свидетелями инцидента и считали, что босяк, которому Влад поломал челюсть, заслуживал более серьезных увечий. И ухмылка, которая предшествовала мордобою, точь-в-точь походила на его нынешнюю.

– Вы собственно, кто такие?

Более неуместного вопроса задать невозможно. Но осознание к спрашивающему пришло лишь тогда, когда Влад, не особо напрягаясь, вытащил недомерка из кресла и, поддав в спину рукой, словно вратарь по мячу, отфутболил его подальше от штрафной площадки. В данном случае – в коридор.

– Вот так и живем…

Влад мгновенно успокоился, вытащил из шкафа непочатую бутылку коньяка, два бокала, поставил на столик и, отворив дверь в торце комнаты, приказал кому-то, невидимому приготовить закуску.

Пить мне не хотелось. Прошло желание, словно отрезало. Скопившаяся усталость навалилась грузом, придавила пробудившиеся утром ростки радости, затуманила мозг почище алкоголя. И хотя я понимал, что усталость не главный фактор подобного состояния, мне было проще свалить все на нее, дабы меньше думать обо всем происходящем. Мне даже перехотелось задавать Владу вопросы, которых он избегал и на которые почему-то упорно не желал отвечать. Его дело. Каждый волен поступать так, как ему удобно.

Мне не нравился дом, не нравились его обитатели. Я чувствовал себя угнетенным и пришибленным. Мне было глубоко наплевать на происходящее в этом гадюшнике. Волновало лишь одно: как давно Влад знаком с Наталкой, и какие отношения их связывают? Остальные тайны мадридского двора ничего, кроме улыбки не вызывали.

Влад, не утруждая себя объяснениями случившегося, молча наполнил бокалы. Хотел сказать что-то вроде тоста, но не успел. Дверь, в которую недавно вылетел незадачливый гость, отворилась и в проеме возникла Наталья Владимировна. Худощавая, стройная, в строгом костюме, она воплощала образ строгой училки. Глаза ее излучали холод и неприязнь. Взгляд скользнул по мне и остановился на Владе. Пауза, во время которой теща пыталась превратить зятя в ледяной столб, затянулась и не обещала ничего хорошего.

– Владислав, – наконец, соизволила подать голос строгая дама. Он был под стать ее облику, тихий, с хрипотцой и в то же время насыщен властной манерностью. – Владислав, – повторила Наталья Владимировна, – вы отдаете отчет своему поведению?

– Что-то случилось?

Актер из Влада – никудышный. Да он и не пытался скрывать свои чувства. Внешняя словесная оболочка, в которой он намеривался упрятать истинное отношение к дражайшей тещи, никоим образом не отражалась на выражении его лица. Более кислую физиономию мне вряд ли когда приходилось видеть.

– Владислав, я не позволю, чтобы кто-то, – она умышленно сделала ударение на этом слове, самой интонацией опуская Влада ниже плинтуса, – плохо обращался с моими друзьями.

– Уважаемая Наталья Владимировна, хоть я и не совсем понимаю, о чем идет речь, но все же посмею напомнить, что дом, который вы называете своим, построен на мои деньги, на мои деньги он удерживается, и развлекаются ваши гости тоже за мой счет.

Высокий слог давался Владу с трудом, он едва себя сдерживал.

– Думаю, вам не стоит забывать, что на этом месте, на протяжении нескольких столетий находилось родовое гнездо моих предков, и вы должны благодарить судьбу и свою супругу за то, что вам позволено здесь пребывать. Меркантильность ваша лишена моральных принципов. Когда вы добивались руки моей дочери, вы клялись обеспечить ей нормальную жизнь. Должна заметить, вы плохо справляетесь со своей обязанностью. Моя дочь никогда не была с вами счастлива. К тому же, вы сделали ее калекой.

Было трудно понять, как столь эмоциональные по смыслу фразы можно говорить обыденным беспристрастным, возможно даже, равнодушным голосом. Наталья Владимировна констатировала то, что, по ее мнению, было непреложной истинной, и при этом интонация оставалась ровной, без всплесков, как будто заученный текст на постороннюю тему, не касающуюся ее лично.

– Бред! – сказал Влад, по-видимому, отвергая обвинения по поводу жены, а, может, комментируя, таким образом, все услышанное.

Теща не отреагировала на его резюме.

– Иннокентий Вениаминович чувствует себя оскорбленным и ждет извинений.

– Иннокентий Вениаминович? Это который из них? – Влад откровенно валял дурака и не считал нужным скрывать этого. – А, вспомнил, такой щупленький, лысенький? До чего же он неловок, любезная Наталья Владимировна. Хотя, признаюсь, было забавно смотреть, как он плюхнулся, выходя из столовой. Эти ужасные пороги… Передайте ему, я подумаю, каким образом их сделать пониже.

– Он ждет ваших извинений, – повторила Наталья Владимировна.

– Извинений? Да я-то причем? Если человек не умеет пить, он должен сам себя контролировать. Не так, ли?

Влад обернулся ко мне, ожидая поддержки. Мне не хотелось ввязываться в чужие разборки, но и деваться было некуда. Я неопределенно кивнул головой, мол, сами понимайте, что означает кивок и отвел глаза. Только, недостаточно быстро. Мой взгляд столкнулся с взглядом Натальи Владимировны и кроме обычного холода я уловил в нем непонятную, беспричинную ненависть.

Расправившись со мной, Наталья Владимировна одарила таким же взглядом Влада и, не проронив больше ни слова, гордо удалилась.

Если я ощущал понятную в моем положению неловкость, то на поведении Влада визит тещи не отразился. Похоже, он успел привыкнуть к подобным выходкам и не принимал их близко к сердцу. Или вообще не принимал ничего близко к сердцу.

Впрочем, таким Влад был и раньше, в школьные годы: непробиваемым флегматиком. Он был способен на поступок, когда его сильно доставали. Но не был способен на месть, коварство, на целенаправленные действия по утверждению собственной правоты. В последнем он не сомневался, а если так, зачем напрягаться и что-то кому-то доказывать? Внешнее смирение никоим образом не выглядело слабостью. Наоборот, его всепрощение воспринималось, как милостивая снисходительность сильного уверенного в себе зверя по отношению к более слабому.

Вот и сейчас, стоило Наталье Владимировне удалиться, лицо Влада расплылось в улыбке.

– Не дом, а проходной двор, – констатировал он. – Нигде нет покоя. Ты, братуха, не переживай. Сейчас ко мне пойдем, там никто не помешает.

Он сграбастал мощной пятерней бутылку и бокалы.

– Будь другом, захвати что-то пожевать, – и кивнул в направлении прикрытой двери, ведущей на кухню.

Кухня, в отличие от остальных помещений, показалась мне крохотной. Длинная, узкая комната, одну сторону которой полностью занимали шкафы и холодильные камеры. С другой, между двумя окнами, электрическая плита с четырьмя конфорками. Впрочем, больше, наверное, и не нужно. Ведь не роту солдат кормить.

Я открыл холодильник, достал кусок твердого сыра, захватил из шкафчика батон порезанного хлеба, пару пачек соленых орешков. Посчитал, что достаточно для закуски и уже собирался уходить, когда взгляд наткнулся на вешалку.

Обыкновенная вешалка: на ней висела униформа куховарок – фартуки, еще что-то, но мое внимание привлекли не они. Темный плащ с клетчатой подкладкой, старомодный, словно его телепортировали с шестидесятых годов прошлого века, приковал к себе мой взор.

Я положил собранный набор продуктов на стол, подошел к вешалке, развернул плащ. Снаружи черная ткань – в серых разводах налипшей грязи. А вот и вырванный треугольный клочок с сатающимися нитками.

Я достал из кармана лоскут и приложил его к разрыву.

Сомнений не оставалось. Старуха не привиделась, она была ночью на трассе, и ее зацепило машиной.