Текст книги "Призрачно всё"

Автор книги: Олег Бондарь

Соавторы: Светлана Томашевская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Глава четырнадцатая

Теплый ветерок шевелил занавеску, когда она вздымалась, я видел потемневшее небо с золотистыми точками пробуждающихся светил. Из-за окна доносились, шорохи листьев, трещотка насекомых, еще что-то, сливающееся с фоном и почти не воспринимаемое на слух. В отличие от неба, внизу все утопало в темноте. Из общей черной массы лишь временами можно было выделить более темные тени качающихся деревьев.

Красный кончик сигареты отражался в стекле, словно маячок. Суставы затекли от долгого сидения за столом. Я подергал плечами, услышал хруст зарождающегося остеохондроза. Докурил, затушил окурок. Задернул занавеску.

Снова подошел к столу. Посмотрел на исписанные листы, и от их вида накатила полная безнадега. Несколько часов напряженной мозговой деятельности прошли впустую. По-прежнему все было непонятно, по-прежнему подозрение падало на всех.

Я еще раз пробежался взглядом по листам, скомкал их и выбросил в корзину. Вспомнил, что с утра не имел крошки во рту и обрадовался возможности отвлечься.

Наученный опытом, закрыл дверь на ключ и тихонько, чтобы не потревожить других обитателей, а скорее, чтобы не привлекать к себе внимания, спустился на первый этаж.

Казалось, кроме меня в доме никого нет. Лишь тусклые огоньки ночных светильников указывали дорогу. От этого становилось неуютно и даже жутко. Я старался ступать, как можно осторожнее, но звуки шагов отзывались громким эхом. Сердце замирало всякий раз, когда скрипела половица или шуршал ковер под ногами.

Весь день я избегал общества и мечтал насладиться одиночеством, сейчас же хотел встретить хоть кого-то, чтобы присутствие живого человека, развеяло накативший вдруг мистический страх.

Приблизившись к бару, тихонько нажал на ручку двери. Несмотря на предосторожности, петли заскрипели.

Что же со мной творится? Не ребенок ведь…

Замер у открытой двери, прислушался к собственным ощущениям. Ничего не понял, но вдруг осознал, что в доме действительно необычно тихо. Тишина без звуков, которой в природе не должно существовать, поглотила его.

Захотелось убежать, закрыться в комнате на все запоры, нырнуть под одеяло, чтобы почувствовать себя в безопасности. Но пересилил себя. Несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул и, решительно вошел в бар. При этом нарочито громко захлопнул дверь, бросая вызов как таинственному злу, притаившемуся за ней, так и собственному нелепому страху.

В баре горел ночник. Неяркий свет отбрасывал блеклые тени на стены и окрашивал все в сюрреалистический синий цвет. Окна наглухо закрытые плотными шторами, надежно ограждали помещение от внешнего мира. Сердце еще колотилось от пережитого беспричинного ужаса, но обволакивающее спокойствие начало притормаживать его бешеный ритм.

Я свалился на диванчик, дотянулся до шкафчика, вытащил первую попавшуюся бутылку. Свинтил крышечку и отхлебнул из горлышка. Жидкость обожгла гортань, воспламенила пищевод и ядерной бомбой взорвалась в желудке. Я поперхнулся, закашлялся, но приятное тепло уже начало согревать душу.

В блаженстве закрыл глаза, однако, представив, что вскоре придется покинуть уютный мирок и снова выйти в коридор, содрогнулся.

Шаги, легкие, почти неразличимые, я уловил на грани восприятия. Они не пугал, не казались необычными, и я не спешил открывать глаза. Не хотел так сразу выныривать из состояния полудремы. Потом уловил запах: приятный, волнующий, соблазняющий. Устоять перед его манящей притягательностью было невозможно. Он олицетворял мое сокровенное желание, и в то же время я не верил в его реальность. И я медлил до последнего, боясь пережить очередное разочарование.

Но чашечка с кофе стояла передо мной. Списывать ее появление на мистику не имело смысла. Двадцать первый век все-таки, да и надоело искать во всем коварные происки потусторонних сил.

Словно в подтверждение за неплотно притворенной дверью в кухню послышался шум. Полилась вода из крана, брякнула посуда. Наверное, не все кухонные работники разошлись по домам. Время то еще детское.

Нужно было поблагодарить за заботу, но мне было лень подниматься, и я решил, что успею проявить вежливость позже. Вместо этого, снова потянулся к шкафу и достал бокал, дабы уподобиться цивилизованному человеку.

Новый звук, резкий, неприятный, словно что-то упало и разбилось, нарушил гармонию и вынудил подняться. В кухне было темно, лишь в окно заглядывала, недавно проснувшаяся луна. Ее свет ненамного уступал ночнику, его хватило, чтобы убедиться, что в помещении никого нет. Спрятаться было негде, разве что в тумбе стола или духовке. Зато открытая настежь дверь на улицу объясняла многое.

Подчиняясь некоему порыву, я рванул к выходу, выскочил на крыльцо и успел заметить сгорбленную тень, которая мгновеньем позже растворилась в тени пристройки, ведущей в подвал. Я был доволен собой, если бы промедлил, все опять пришлось бы списывать на потусторонние происки.

Интересно, кому из прислуги понадобилось задержаться на работе и ночью шастать по подвалу?

Убедившись, что имею дело не с призраком, а с живым человеком, я тотчас избавился от страха. Вместо него ощутил некий задор, желание разобраться в происходящем. Возможно, отыскав решение этой загадки, отыщу ключик и к другим?

* * *

Спустившись по бетонным ступенькам, я остановился и прислушался. Было тихо, только металлический козырек над головой дребезжал от несильного ветра. Дверь отворилась легко, лишь под конец, издав резкий протестующий скрип. Я замер, но посторонних звуков не услышал.

В отличие от дома, в подвале не было ночного освещения, а вошедший в него, свет не включил. Я не знал, что предпринять. Зажигать свет, значит выдать себя с головой, включить фонарик – результат тот же.

В конце концов, осознав, что терять нечего, я воспользовался фонариком. Тонкий луч разрезал мрак, прочертил длинную полосу и круглым пятном уткнулся в противоположную стену. Снова – ни звука. Уже смелее я переместил луч в одну сторону, в другую. Никого.

Дверца, ведущая на нижний уровень, была не заперта. Скрыться незнакомец (или незнакомка) мог только там. Решив, что больше прятаться незачем, я не таясь спустился вниз..

Лестница на месте. Спустившись по ней, я выключил фонарик, присмотрелся и различил в тоннеле крохотное светлое пятнышко. Не так и далеко. Скоро пятнышко исчезло, я вспомнил, что в том месте каменный коридор сворачивает в сторону.

Включил фонарик, направил луч под ноги и поспешил следом. Перед поворотом снова выключил и увидел огонек, уже значительно ближе. Он был крохотный, неяркий, как от свечки. Язычок пламени колыхался, от чего тени метались из стороны в сторону.

Теперь я был уверен, что вижу сгорбленную старуху. Ее облик показался смутно знакомым, но мысленно перебрав всех домочадцев, я не пришел к окончательному выводу. Вспомнил происшествие на дороге, бабку-кухарку, с покалеченной ногой. Но сразу выбросил из головы, так как Влад при мне отвез старуху в больницу.

Старуха шла медленно, мне нетрудно было держать ее в поле зрения. Она или не слышала моих шагов, или ей было безразлично, следят за ней или нет. Маршрут, по-видимому, был ей знаком. Добравшись до пролома в стене, она уверенно свернула в него. Когда приблизилась к клетушке, где нашли тело Иннокентия Вениаминовича, я решил, что нет смысла скрывать свое присутствие, пришло время потребовать объяснение.

– Бабушка! – крикнул не во весь голос, но достаточно громко, чтобы она услышала, и направил на старуху луч.

Старушка вздрогнула, обернулась. Луч ослепил ее, она прикрыла глаза рукой. Но я узнал ее. Действительно, та самая старуха. Но, как она здесь оказалась?

Расплавленный воск, наверное, капнул на руку, старуха вскрикнула, выпустила свечу и та потухла, угодив в лужу под ногами. Затем засуетилась, похоже, я таки испугал ее, и поспешно скрылась в дыре за проломом.

Не было необходимости спешить. Дальше – тупик, спрятаться негде. Старуха сама загнала себя в ловушку.

В предвкушении скорой разгадки, я вошел в клетушку, и вдруг почувствовал, как по телу забегали мурашки. Луч фонарика выхватывал стены, пол, потолок. Все знакомое, все, как и раньше. Только старухи я не увидел.

Она исчезла. Если, конечно, была на самом деле, а не привиделась мне. Возможно, я стал жертвой галлюцинации? Теперь я ни в чем не был уверен. Можно было предположить, что старуха знала потайной ход, но, когда она успела им воспользоваться?

Вернулся к пролому. Выроненная старухой свеча никуда не делась. Версия призрака отпала, и я немного успокоился за свой рассудок.

В который раз обошел клетушку по периметру, высвечивал фонариком и присматривался к каждой щели. Тщетно. Никаких следов, ничего, что помогло бы понять, куда девалась старушка. Сконцентрировал все внимания на звуках. Но и тут потерпел фиаско. Тишину нарушали лишь разбивающиеся капли и еще что-то, никак не связанное с присутствием человека.

Потом все это начало угнетать, давить и пугать. Клаустрофобия накатила внезапно и с такой силой, что мною обуял панический ужас. Я ощутил себя замурованным в темнице, поверил, что отсюда нет выхода, и что мне придется остаться здесь навсегда.

Медленно попятился к пролому, почему-то не решаясь повернуться к нему лицом. Подспудно ожидал, что старушка вот-вот возникнет из ничего и набросится на меня, если я повернусь спиной. Глупо, беспричинно, но, если она сумела бесследно раствориться в замкнутом пространстве, что ей помешает появиться вновь?

Не помню, как я выбрался из подземелья. Чувствовал себя отвратительно. Сердце колотилось, руки дрожали, мысли в черепушке метались бессвязные, нелепые, непонятные. Словно я только вырвался из кошмара, но еще не осознал, что проснулся, и страшное осталось позади.

А если, и вправду – кошмар? Может, я никуда не отлучался из бара, и все привиделось под влиянием коварного напитка? Я посмотрел на бутылку. Выпил изрядно, почти половину. Наверное, достаточно, чтобы начали мерещиться зеленые человечки?

Мокрые пятна на рубашке и брюках, комья грязи на кроссовках перечеркивали утешающие выводы.

Не привиделось…

Отмахнувшись от глупых мыслей, я поднялся и нетвердой походкой направился к себе в комнату.

Я забыл, что запер дверь, никак не мог отыскать ключ, а потом мучительно и долго пытался попасть им в замочную скважину.

Настольная лампа горела, уходя, я оставил ее включенной, плотная штора колыхалась, заслоняя приоткрытое окно. Комната была пуста, никто меня не ждал. Но что-то в ней было не так. Я чувствовал нечто чуждое, некий энергетический след, оставленный визитером в мое отсутствие.

Внимательно присмотрелся к каждой мелочи, все на месте, ничего не пропало. Отодвинул штору, убедился, что через окно влезть невозможно, осмотрел одежный шкаф, на котором с недавних пор оставлял отметки. Ничего…

* * *

Утром я вломился к Владу, поднял его с постели.

– Ты помнишь старушку, которую отвозил в больницу?

Влад соображал с трудом, не мог понять моей напористости. Он, вообще, не мог понять, зачем я к нему вломился и что мне от него нужно?

– Что с тобой? – спросил, наконец.

– Влад, это очень важно.

Осознание реальности возвращались, его взгляд, хоть и медленно, становился осмысленнее.

– Подожди, я сейчас.

Влад скрылся в ванной, отсутствовал там неимоверно долго, наконец, вернулся свежий, взбодрившийся, похожий на нормального человека.

– Теперь рассказывай.

Он включил кофеварку и уселся в кресло.

Я не мог устоять на месте. Возбуждение переполняло меня. Я метался по комнате от двери к окну и обратно.

– Влад, поверь, это необходимо. Ты можешь позвонить в больницу и спросить, как она там, эта старушка?

Со стороны я, наверное, выглядел не лучшим образом, видел, что Влад едва сдерживается от желания послать меня подальше.

– Ты ничего не хочешь объяснить?

– Потом, Влад. Ну, давай же, звони!

Странно, но он подчинился. Что-то, наверное, в моем поведении или голосе убедило его не возражать и не спорить.

– Добрый день, – сказал привычным властным голосом в трубку. – Дежурный врач? Я по поводу старушки с ушибом ноги. Фамилия? Не помню я фамилию. У вас, что много старушек с ушибами? Да, я лично ее привозил. Из Каменного Брода. – Некоторое время Влад внимательно слушал. – Хорошо, спасибо, – и отключил телефон.

– Выписали твою старушку на следующий день. Ничего серьезного.

– Влад ты знаешь, где она живет?

– Вот что, братишка, давай ты мне все расскажешь, не то от твоих загадок голова кругом идет.

Он налил кофе и ткнул чашечку мне в руку. Я поспешно отхлебнул горячий напиток. Затем все же присел и поведал Владу о своих ночных приключениях.

* * *

Домик Семеновны, так звали старушку, нам показали сразу. Женщина с замызганным ребенком охотно объяснила дорогу и сказала, что вчера видела старушку, и что выглядела она здоровой и нормальной.

Женщина не прочь была пообщаться, пересказать нам сельские сплетни, но Влад захлопнул дверцу и рванул автомобиль с места.

Жила Семеновна на отшибе, можно сказать, за пределами села. Ее домик, небольшой, аккуратный, прятался в ложбине, заросшей деревьями, со стороны, если не присматриваться, его можно было и не заметить. Я вспомнил, что Влад называл старуху то ли знахаркой, то ли ведьмой. Похоже, его предположение не столь абсурдное, каким казалось сначала. Нормальные люди селятся вблизи друг к другу. Так удобнее, комфортнее, да и безопаснее. Отшельниками становятся или по принуждению, или если есть что скрывать от соседей.

Подъездной дорожки к домику не было. Лишь узкая тропинка виляла от дороги, огибая кусты, горбы, выемки. Пользовались ею не часто, трава была лишь слегка примята.

Домик небольшой. Такие жилища строили еще в позапрошлом веке, а может, и раньше. Только тогда крыши покрывали соломой, здесь же – потемневший от времени, кое-где поросший зеленью шифер. Глиняные стены побелены известкой, рамы окошек покрашены в синий цвет. Дворик аккуратный, чистый, на ограждённой красными кирпичами клумбе увядали цветы, названия которых я не знал. Дверь – деревянная, сбитая из толстых досок, щели между ними заделаны замазкой и сверху закрашены уже слегка облупившейся коричневой краской. На двери и раме по металлическому кольцу для замка. Только замка не было. Вместо него доступ в жилище преграждала вылинявшая лента. Наверное, хозяйка была где-то рядом.

Мы обошли домик посыпанной золой дорожкой, заглянули в деревянную пристройку, когда-то в ней держали скот, и запах еще не выветрился. Вышли к огороду, спускавшемуся к ручью, но ни одной живой души не увидели.

Вернулись обратно. Влад решительно расправился с узлом на ленте, дверь отворилась, и мы оказались в коридорчике, разделяющим жилище на две половины. Плотно утрамбованный земляной пол был устелен сухой травой, которая приятно шуршала под ногами. Обилие запахов шибануло в голову. Они были приятные, пьянящие. Старушка действительно знала толк в травах. Засохшие букетики красовались вдоль потолка и на стенах, они были повсюду.

Из коридорчика две двери, одна напротив другой, вели в комнаты. Одна комната, наверное, нежилая, на двери висел маленький, декоративный замочек. Дверь в другую была открыта. Из нее в коридор просачивался скудный свет.

Большую часть комнаты занимала старинная русская печь. В оставшемся пространстве помещались узкая кровать с пружинным матрацем, аккуратно застеленная, с возвышающейся над покрывалом пирамидой из подушек, самодельный стол-тумба с потершейся на изгибах клеенкой, два стула с матерчатой обивкой. На стенке возле кровати – коврик с идиллической картинкой пасущихся на лужайке оленей, над плитой возле печи на вбитых в стену крючках – кухонная утварь. Глиняный пол устилали домотканые рядюшки, а под потолком – все те же связанные пучками высушенные травы.

В комнате чисто и аккуратно. Сквозь маленькие окошки проникало достаточно света, чтобы жилище выглядело уютным и комфортным.

Казалось странным, как почти столетняя старушка способна поддерживать идеальный порядок. Наверное, ей кто-то помогал. В селах, в отличие от городов, еще остались сердобольные люди.

– А вот это уже интересно.

Влад приблизился к столу и, облокотившись на него, внимательно изучал висевшую на стене, пожелтевшую от времени фотографию в резной деревянной рамочке. Я подошел ближе. На фотографии можно было различить фасад дома с круглыми колонами, подпирающими отделанный лепниной портик. На переднем плане на лужайке, обрамленной аккуратно подстриженными кустиками, запечатлена женщина в белом платье и пышной шляпке с закрывающей глаза паутинкой вуали. В одной руке женщина держала цветы, другой, обнимала малышку, которая едва достигала ее очерченной поясом талии. Девочка тоже – в нарядном платье, а ее светлые кудряшки обрамлял самодельный венок из одуванчиков.

– Фотография, как фотография. Кто-то из предков, наверное.

– В том то и дело… – Влад задумался. – Изображения чужих людей на стенку не вешают. Тем более что фотография только одна и, по-видимому, она для Семеновны очень дорога. Учитывая, год ее рождения, можно предположить, что на фотографии она с матерью.

– Ну и что? – не мог врубиться я.

– А то, – не стал тянуть резину Влад, – что я уже видел изображение этого дома. Правда, на другом снимке. Он висит в тещиной комнате. И она утверждает, что это – родовое гнездо ее предков.

– Получается, что Наталья Владимировна и Семеновна родственницы?

Влад некоторое время молчал, затем хмыкнул с ехидцей.

– Не замечал проявления родственных чувств. Кажется, они вообще не общались, разве что на уровне хозяин-прислуга.

Больше смотреть было нечего, да и негде. Мы вышли в коридорчик. Входная дверь распахнута. В нее просачивалась полоска солнечного света. Ветер покачивал деревья, растущие перед входом, отражающиеся на полу листья трепетали, рябили, создавая иллюзорную реальность.

Влад посмотрел на замочек, преграждающий вход в другую комнату, взялся за него, и тот раскрылся. Он не прилагал усилий, не пытался его взломать, дужка сама выпала из гнезда.

Комната не была жилой. Об этом свидетельствовали наглухо закрытые ставнями окна, запах сырости и еще чего-то, что противоречит духу жилья обетованного. Света сквозь дверь проникало мало, а электричеством старушка не пользовалась. Ни лампочек, ни розеток.

Когда зрение адаптировалось, я увидел очертания, накрытого брезентом дивана, стол, заставленный разномастной посудой: графины из зеленоватого стекла, стопки тарелок, лоток с вилками и ложками. Посредине высился затейливый подсвечник с тремя заплывшими парафином огарками. Влад щелкнул зажигалкой. Желтоватые огоньки неохотно лизнули черные кончики фитилей, затем взбодрились и, потрескивая от удовольствия, взметнулись ввысь. В комнате стало светлее, хотя уюта не добавилось. Тени от свечей метались по стенам, наводя на мысли о призраках и прочей чертовщине, которая, несомненно, должна была здесь водиться.

У противоположной стены высился одежный шкаф, рядом с ним комод из темного дерева, вероятно, очень старый. В комоде, судя по всему, Семеновна хранила самое ценное, на металлической дужке запора висел замок, внушительнее и солиднее, чем на двери комнаты. Захватив подсвечник, Влад приблизился к комоду, подергал замок. В отличие от предыдущего, он добровольно сдаваться не собирался. Влад вошел в раж и резко дернул со всей силы. Раздался треск. Замок уцелел, не выдержало дерево. Дужка, на которой держалась скоба, отлетела вместе с куском трухлявой древесины.

Влад протянул мне подсвечник и поднял крышку. В нос шибануло запахом нафталина, табака и портящейся ткани. Аромат – сногсшибательный. Я отшатнулся, а Влад, вдохнув изрядную долю пыли вперемешку с рассыпанной от моли махоркой, закашлялся до слез.

– Если бы Семеновна пыталась создать химическое оружие, лучше бы у нее не получилось, – едва выдавил из себя сквозь непрерывающийся кашель. – Ловушка для воров, да и только.

– Может, и в самом деле? – поддержал шутку.

– Ага, – Влад вытер глаза, чихнул в последний раз и, набрав в легкие воздух, снова заглянул в комод. Я поднял подсвечник выше и смотрел через его плечо.

Все пространство занимал сложенный ковер, что таилось под ним, неведомо. Да нам и не интересно было рыться в старушечьих вещах. Внимание притягивало то, что лежало сверху..

– Интересно-интересно…

Влад вытащил чужеродный предмет, которого здесь не должно было быть, он выпадал из общей картины, и не обратить на него внимания было невозможно. К тому же, отсутствие пыли явно свидетельствовало, что положили его в старушкину сокровищницу недавно.

– Кажется, я эту вещицу уже видел.

Влад держал в руках обыкновенную канцелярскую папку, белую, почти новую, с аккуратно завязанными на бантик тесемками.

– Как она здесь оказалась? – я почти сразу догадался, что, волей случая, нам удалось наткнуться на пропавшие бумаги Иннокентия Вениаминовича.

Об этом мы спросим у Семёновны. И поверь мне, она все расскажет, как миленькая.

Влад не повышал голос, внешне казался спокойным, но я уловил металлические нотки, от которых пробирала дрожь, и понял, если старушка заупрямится, ей придется несладко.

* * *

Старушки нигде не было. В особняке Семеновну не видели с тех пор, как Влад отвез ее в больницу.

Мы поднялись в кабинет Влада. Я сгорал от нетерпения. Неужели сейчас все прояснится? Ведь не исключено, что содержимое папки и стало причиной смерти Иннокентия Вениаминовича.

Время остановилось. Неумолимо долго Влад боролся с узелками, его медлительность воспринималась мною, как пытка. Хотелось вырвать у него папку и разорвать ее, чтобы ускорить процесс.

– Не волнуйся ты так, – заметив мое состояние, сказал Влад и, наконец-то, справился с упрямой тесьмой.

Бумаг в папке было немного. Сверху лежали листы, исписанные от руки цифрами и пестрящие непонятными сокращениями. Они были похожи на черновики старательного школьника, который прежде, чем записать решение задачи в тетрадку, перепроверяет его на отдельных листах бумаги. Под черновиками в прозрачном файле с десяток бланков, распечатанных на принтере. Тоже в основном, цифры. Еще ведомости, квитанции. И ни намека на старинную карту или хотя-бы от руки начертанный план особняка.

Влада бумаги заинтересовали.

Я же, испытал разочарование, очередное крушение надежд повергло меня в уныние.

* * *

Нашли Семеновну ближе к вечеру.

Я в одиночестве предавался тоске в своей комнате, выкуривал сигарету за сигаретой, запивал горечь никотина обильно сдобренным коньяком кофе, когда внимание привлек шум за окном. Голоса – возбужденные, даже нервные. О чем говорили, разобрать не мог, но в том, что случилось неординарное, сомневаться не приходилось.

Пока я спустился, под окном уже никого не было, но голоса не умолкали, и я поспешил на их звук.

У склепа собрались почти все домочадцы. Я и не предполагал, что в доме находится столько людей. Здесь были уже знакомая мне сердитая кухарка, еще две женщины, которых я раньше не видел, сиделка Марины. Сама Марина в каталке находилась чуть в стороне, рядом с ней черной статуей высилась Наталья Владимировна. Тома и Наталка держались в стороне, вроде бы вместе, но каждая особняком.

У раскрытой двери склепа стоял бородатый мужчина пенсионного возраста в рабочем комбинезоне. Кажется, он работал у Влада садовником или еще кем-то по хозяйству.

– Гляжу, замка нет… – бормотал под нос, наверное, в десятый раз, пересказывая одно и то же. – Думаю, небось, чужой кто залез. Нужно посмотреть… Захожу, а она там лежит… Уже холодная…

Он все время шмыгал носом, и слова терялись в булькающих звуках. Руки его вздымались в примитивной жестикуляции, борода судорожно подергивалась в такт жестам.

– Что здесь происходит?

Тяжелая рука опустилась мне на плечо. Я вздрогнул и обернулся.

– Еще не знаю. Но что-то нехорошее.

Влад подошел к склепу, отодвинул садовника, вошел внутрь. Я пошел вслед за ним.

Семеновна, скрутившись калачиком, лежала на одном из гранитных камней, символизирующих могильную плиту. Глаза закрыты, лицо спокойное, умиротворенное, можно сказать, красивое. Похоже, старушка отошла в иной мир сама, без посторонней помощи. Хотя, ничего утверждать по этому поводу я не мог.

– Отмучалась, Семеновна…

Влад обошел плиту, на которой упокоилось тело, осмотрел ее со всех сторон. Я тоже пытался, но не получалось, глаза все время возвращались к старушке.

Сколько она здесь пролежала?

Я ее видел вчера вечером. Потом она исчезла и вдруг оказалась здесь. Казалось бы, более явного подтверждения, что подземная камера связана со склепом, отыскать невозможно. Но, кто же тогда снял замок на двери? Или старушка заранее подготовила себе путь к отходу?

Как бы там ни было, я больше не сомневался, что необходимы радикальные методы. Логика потерпела фиаско. А значит необходимо брать кувалду, отбойный молоток или еще что-то и разломать все, в первую очередь здесь, в склепе. Благо старушка, сама того не ведая, указала, где нужно начинать.

Я уже собрался высказать мысль вслух, когда Влад внезапно встрепенулся, словно его озарила некая идея. Причем озарила с опозданием, когда все или почти все уже потеряно.

– Дураки мы с тобой, Славик, каких свет не видывал.

Он даже за голову схватился от отчаяния.

– Бежим, может, еще не поздно.

Ничего не объясняя, он ринулся к выходу, а я – вслед за ним.

* * *

Влад гнал джип по разбитым сельским дорогам, словно сумасшедший. Меня подбрасывало на ухабах, несколько раз я приложился макушкой к потолку, однако, почти не обратил внимания. Азарт Влада передался мне в полной мере. И, хотя он так и не объяснил мне, к чему гонка, я мысленно подгонял его: «скорее, скорее!»

Впрочем, можно было уже не спешить.

На месте домика Семеновны дымилась груда развалин. Огонь еще облизывал остатки деревянных балок, еще выстреливали иногда раскаленные обломки шифера, но спасать или искать что-то было бесполезно.

Оборвалась еще одна ниточка, возможно, самая главная. Ведь по документам Семеновны можно было восстановить ее родословную. А в том, что в запутанной истории она является немаловажным звеном, я больше не сомневался.

Увы, приходилось смириться с неизбежным и начинать все заново.