Текст книги "Оборотень"

Автор книги: Олег Приходько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

– Знаю, – серьезно сказал старик. – Потому что в тот день они призывались не вчетвером. Нам нужно упредить новые убийства и для этого форсировать дело.

Зубров покачал головой. «Что ни говори, – подумал он, – трудно иметь дело с человеком старой закалки».

– Вы меня не так поняли, – улыбнулся он. – С Новым годом!

– И вас также.

«Вот если еще и Зубров станет меня попрекать устаревшими методами, – подумал Акинфиев, – то Ксения окажется права, и мне придется „сдирать копыта“.

– Ваши методы устарели, – угадал его мысли Зубров. – Не там ищете. Профессионалы, говорите? Как выражался Киса Воробьянинов, да уж! Профессионалы в банде придурка и наркомана?.. Не оставляющие следов, квалифицированные – Аркашку-Черепашку?.. Дешевого торгаша Конокрадова?.. Водилу Авдышева?.. – Он покачал головой, вздохнул и освободил конфету от яркой обертки. – Извините, не верю.

Акинфиев переждал, пока за соседним столиком займут места вновь прибывшие шумные посетители, и, выгнув бровь, тоном Зуброва парировал:

– Профессионалы?.. А разве я так сказал?.. Действительно, глупо. Профессионалы – и вдруг шофера Гаврюшина…

– Ну, там-то до профессионализма – как до небес!

– А в случае с Оганесовым? Кто он такой? Аптекарь. На языке моей молодости – провизор.

– Не обижайтесь, Александр Григорьевич, – смутился Зубров.

Акинфиев внимательно посмотрел на него, вытер губы салфеткой.

– Я ведь на самом деле не такое ископаемое, как вам кажется, Сережа, – сказал он доверительно.

– Да я и не говорю… – снова потупил глаза молодой следователь.

– Врете. Ну да ладно. Идемте отсюда, ради Бога! Извините, что я вытащил вас из дома. Не терпелось с кем-то поделиться, поехал в прокуратуру, а там никого нет, все празднуют. Сколько с меня?

– Александр Григорьевич, – вздохнул Зубров, – за все заплачено.

…Они молча шли по вечернему проспекту к метро. Какая-то девушка осыпала их конфетти. На капоте «Мерседеса» распивала шампанское компания нуворишей. Проехала «скорая», рассекая «мигалкой» снежную пелену, – без сирены, словно не желая портить людям праздник.

– О чем вы задумались? – спросил Акинфиев.

– О том, где и по какому случаю они могли встречаться. Призывались из разных мест…

– Я нашел несколько любопытных параллелей. Но крутить эту версию нужно немедленно, Сергей. Прошу вас завтра же мобилизовать бригаду и распределить людей по военкоматам. Поднять все архивы. Я немного задержусь… личные, так сказать, обстоятельства. Мудруют чего-то надо мной эскулапы.

Зубров понимал, что без пяти минут пенсионер потихоньку передает ему бразды правления. Однако старик был не из тех, кто пытается переложить с больной головы на здоровую, а значит, действительно чувствовал себя «архискверно».

– А задумались вы все же не об этом, – постарался улыбнуться Акинфиев, когда настала пора прощаться.

– Не об этом, – признался Зубров. – Шелехов по-своему прав. ФСБ забрала Кныха не случайно. И Генеральная его дело не случайно взяла под контроль. Потому что Кных – дерьмо и дешевка. Он прикрытие. Поэтому его сдадут при первом же удобном случае и непременно постараются выполнить предписание: «Живым не брать».

– Ладно, Сергей. Нам до этих дел как до неба. Наше дело – изобличить.

Они расстались. Акинфиев ехал домой и думал, какие разные люди, этот симпатичный парень и Рыбаков, хотя они почти ровесники. Оперуполномоченный представлялся ему человеком «без комплексов», а таких, по убеждению Акинфиева, следовало опасаться: они не способны к покаянию.

* * *

Рыбаков молча отдернул суконную штору, которая закрывала вход в тускло освещенное помещение. Следом вошел его сопровождающий в пыжиках. Двое других охранников оставались снаружи.

За дощатым столом спиной ко входу сидел человек в фуфайке и унтах и звучно прихлебывал чай из большой фаянсовой кружки.

– Оружие на стол, – распорядился он, повернувшись лицом к вошедшим.

Рыбаков тотчас же узнал в нем Круглова. Старлей расстегнул куртку (на полную катушку работал мощный чугунный калорифер), спокойно подошел и выложил «Макаров».

– А вы свое? – вежливо спросил он.

– Обыщи-ка его, – приказал Круглов охраннику.

Тот подтолкнул Рыбакова к фанерной стене, властными жестами заставил поднять руки. Чувствовалась хватка бывшего спецназовца.

– Ничего нет. Запасная обойма и ксива, – сообщил верзила в пыжиковой шапке.

– Садись, – пробежав глазами удостоверение, кивнул Круг-лов на табуретку. Затем он не спеша допил чай и высокомерно бросил: – Зачем пожаловал?

Опер оказался спиной к калориферу и в момент покрылся потом. Он расстегнул воротничок…

– Сидеть! – вдруг вскочил бывший гэбист и, придержав его руку, с силой рванул рубашку. На грязный пол градом посыпались пуговицы.

– Ты что, больной, Круглов? – опешил старлей.

– Это мы сейчас посмотрим, кто из нас больной! Ну-ка, Бакс, дай ему сканер!

Круглов поводил возле опера хитроумным устройством с лампочкой, которая, однако, не зажигалась.

– Таких приборов, чтобы нас на Петровке слышали, на складе нет, – усмехнулся Рыбаков. – А в округе вы все прочесали. Так что зря ты мне пуговицы оторвал.

– Пришьешь, – проворчал сконфузившийся гэбист. – Выкладывай, зачем пришел.

Рыбаков не спеша снял куртку, поискал глазами гвоздь и, не найдя такового, бросил ее на лавку.

– А зачем звал? – спросил он равнодушно.

– Хватит в бирюльки играть, Рыбаков. Меня откуда знаешь?

– Я все знаю.

– Да ну? – подмигнул Круглов Баксу. – И что именно?

– А что тебя интересует?

– Крутой, – констатировал Бакс, выпустив струю вонючего дыма.

– Крутыми бывают только повороты с яйцами, – хмыкнул Рыбаков.

– Говори, что тебе известно, а мы поглядим, отпустить тебя или в прорубь опустить, – забеспокоился Круглов.

– Известно?.. Я же сказал – все.

Удар кулаком в ухо повалил старлея на пол. Он хотел вскочить, но Бакс поддел его ногой, опрокинул навзничь. Подвернувшаяся табуретка спасла от очередного удара, но Бакс оказался проворным – перехватил руку и, дернув за нее, подставил колено. Рыбаков ударился о него лбом, сознание на мгновение помутилось, на губах показалась кровь. Бакс оказался сверху и запрокинул подбородок поверженного стволом своего «тэтэшника».

Повисла гнетущая тишина.

– Ну что, мент? – разорвал ее Круглов. Теперь он был само спокойствие. – Понял, кто в этом доме хозяин?.. Отпусти его, Бакс.

Опер тяжело поднялся, сел на подставленную табуретку, ощупал ребра.

– Мне позвонила какая-то женщина… назначила свидание, – признался он виновато. – Я парень холостой, сами понимаете.

Бакс направил на старлея пистолет, но Круглов жестом остановил его.

– А он у тебя опять не заклинит, Бакс? – вытерев тыльной стороной ладони кровь с губы, спросил Рыбаков и обхватил руками живот – в точности, как это делал иногда Акинфиев.

Бакс и Круглов переглянулись.

– Ладно, – кивнул Kpyглов.—Это все или что-нибудь еще? Рыбаков поморщился, качнулся из стороны в сторону и поднял на него насмешливый взгляд.

– Всеволод Валентинович, вы же майор нашей советской государственной безопасности, а не какой-нибудь вышибала из кабака или тупорылый охранник депутата. Должны понимать, что я знаю гораздо больше, чем то, что даст вам повод утопить меня в проруби. И если я сюда приехал, то я отсюда и уеду, будьте покойны.

Спокойный тон и недвусмысленный намек произвели должное впечатление.

– Ну-ну, – закинув ногу на ногу, с интересом посмотрел на опера Круглов. – Кажется, ты интересовался Кныхом?.. Насколько мне известно, он бандит, при чем же здесь…

– Как же вы здесь оказались, если знали, что меня интересует Кных?.. Ладно. Я не прочь потолковать с представителем структур, которые его прикрывают.

Бакс хохотнул, достал новую сигарету.

– Что-то не пойму, о каких структурах ты… – начал было Круглов.

– Не понимаете?.. Я сейчас попытаюсь объяснить доходчиво – специально для вас. Кныху делают крышу менты. Не такие, как я, конечно – посерьезнее. Генерал-майор Карпухин из областного управления, например. Или охранные фирмы – такие, как «Кипарис» во главе с Букельским. Не знаю, кто там обеспечивает спевку с чекистами – вы или ваш коллега Юшков…

Кстати, капитала, что взяли на Волхонке, хватило на избирательную кампанию Перельмана? Или казначею Крапивину пришлось прокручивать эти баксы… – он посмотрел на застывшего с незажженной сигаретой подручного Круглова. – Прошу прощения за невольный каламбур… прокручивать через фирму «Сарагоса»?.. Но черт с ним со всем, лично мне весь этот «спрут» глубоко до фонаря. Я не политик. И даже не чекист. Я – мент, опер. С точки зрения вашего умного товарища – мусор. Поэтому мне нужен Кных.

Рыбаков говорил тоном терпеливого педагога, вдалбливающего простой материал в голову тупого ученика.

Круглов при этом цинично усмехался, барабанил ногтями по столу, качал головой или пытался перехватить взгляд совершенно ошалевшего Бакса, но по мере неторопливого монолога в глазах его мелькало что-то жесткое и весь он напрягался, превращаясь в зрение и слух.

– И зачем же, позволь спросить? – только и вымолвил бывший гэбист.

То, что он не пытался ничего опровергать, Рыбакова насторожило.

– Об этом я скажу ему сам, – кратко ответил опер.

– Подай ему Кныха, Сева, – хмыкнул Бакс и наконец чиркнул спичкой. – На тарелочке с голубой каемочкой. Желательно пьяного и связанного. Он его возьмет и в МУР приведет, ему за это премию выпишут.

– Хватит, – раздраженно зыркнул на него Круглов. – И кому, кроме тебя, Шерлокхолмс Пинкертонович Томин-Зна-менский, еще известна вся эта хреновина?

– Хреновина, Донкарлеон Алькапонович Козаностринский, – отчеканил Рыбаков, – известна юным пионерам да Агате Кристи с Сименоном. А мне известны факты.

– Тебе мало? – прогудел Бакс и угрожающе привстал.

– Слушай, мент, – побагровел Круглов. – Что-то я не пойму, в какую игру ты играешь? Ты дурак или работаешь на дураков?

– Я работаю на себя. И я не дурак. Просто я еще не все сказал.

– Так говори, не стесняйся! Я сюда не в бирюльки играть приехал!

– Да скажу, скажу… – скрипнул зубами Рыбаков. – Твой каратист долбаный… в общем, я уж тут сижу, сижу… упираюсь из последних сил…

Бакс понял, о чем речь, и заржал, да так заразительно, что Круглов улыбнулся.

– Ну так в чем дело? Иди! – великодушно позволил он.

– Бакс пусть проводит, а то еще убегу, – сказал опер и, схватив куртку, засеменил к двери.

– Там есть кому присмотреть, – ухмыльнулся Бакс. – Куда ты, на хрен, денешься!

– Шалов, присмотри за гостем, – послышалось сзади. Старлей оглянулся. Комната одна, кто тут мог еще быть?! Круглов держал в руке многоканальную рацию «Кенвуд».

На улице заметно похолодало. Над сторожкой низко висел месяц, на темном небе кое-где виднелись звезды, снег отливал золотыми искорками. Силуэты охранников маячили справа и слева, где-то поблизости перетаптывался еще один: ветер доносил ароматный дымок американских сигарет.

«Связь… —думал опер. – Разговор прослушивался? Едва ли. Круглов же выключал рацию, иначе какой смысл было отдавать команду меня „пасти“…»

Он отошел шагов на десять, присел за сугроб, в который перед тем, как войти отшвырнул «лимонку». Глаза привыкли к темноте. Ближайший охранник сплюнул и отвернулся. Остальные могли видеть его только в бинокли, если они у них имелись. Рука ушла по локоть в сугроб. Пока удалось нащупать обжигающий на морозе металл, пальцы онемели. Вдруг совсем рядом скрипнул снег под тяжелыми башмаками. Рыбаков успел спрятать «лимонку» в подшитый к поле куртки карман, в котором иногда носил свой «Макаров».

Охранник подошел вплотную.

– Ты че, заснул, что ли? – недовольно буркнул он. Старлей старательно делал вид, что не может застегнуть пуговицу…

Когда Рыбаков вновь вошел в сторожку, Круглов с Баксом молча гоняли чаи. Опер вернулся на свое место, снял куртку, положил ее рядом.

– Так чего ты там свистел насчет пионеров с Сименонами? – спросил Бакс.

– По поводу их я уже все сказал.

– Харе горбатого лепить, волчара! – рявкнул Круглов. – Не то я тебя сейчас положу, как следака вашего в подъезде!

– Что же ты меня раньше не положил, Сева, а сюда вызвал? – спокойно проговорил Рыбаков. – Я не полковник юстиции, меня можно было ножиком чикнуть, как Опанаса, или троллейбусом переехать. Послал бы своих головорезов, они бы меня на помойке порешили. Молчишь?.. А не сделали вы этого, потому что бздите, как б… на исповеди! А следака вы не положили, а рассмешили.

Бакс, сидевший сбоку, резко выбросил руку, но Рыбаков был наготове и успел отклониться.

– Кончай его, – негромко произнес Круглов.

– Сядь! – оттолкнул Бакса опер. – Я Кныху своего человечка назвать хочу.

Рука Бакса застыла в воздухе, Круглов не донес кусочек сахара до чашки.

– Кого-о?.. – охнул гэбэшник.

– Кого – узнает Кных.

– Ой, не могу! Ой, держите меня! – заржал Круглов. – Нет, ты и в самом деле дурак, парень! У нас в компьютере все ваши постовые числятся, которые склады с детскими подгузниками охраняют. Не говоря о тех, кто штаны протирает на Петровке или под рестораном дежурит, вроде тебя. А ты хочешь, чтобы я тебе поверил, будто Кных к себе мента подпустил?.. Кончай его, Бакс, не будет разговора!

Рыбаков дотянулся до его чашки. Что-то булькнуло, звякнуло о донышко.

– Ты что? – опешил Круглов. – Нервы, парень, лечить надо.

– Нервов у меня нет, Круглов. Запомни это раз и навсегда. Это кольцо. А «лимонка» – вот она, – Рыбаков поднял руку, которая прижимала к гранате скобу, и, не давая опомниться, приказал: – Рацию и оружие – на стол!

Граната после тщательного «шмона» и проверки на металл произвела эффект не меньший, чем если бы она взорвалась. Круглов выложил «кенвуд», достал из ящика стола «мини-узи»; Бакс положил на стол «ТТ» и «Макаров» Рыбакова.

– Руки! В угол! Быстро! – скомандовал опер.

Когда Круглов с Баксом подчинились, он рассовал пистолеты по карманам, забрал удостоверение. Вооружившись автоматом, старлей придвинул рацию к себе поближе и сел.

– Разговор у нас будет, Круглов, – сказал он, – деловой и короткий: не дольше, чем сможет удержать скобу моя рука. Располагайтесь там же, где стоите.

Круглов, а затем и Бакс опустились на край лавки.

– Так вот, жертвы аборта. Я знаю больше, чем знают в МУРе и всех прокуратурах, вместе взятых. Про то, как вы грабанули машину с компьютерами, которую подставил новоиспеченный владелец фирмы Юшков; про то, как взяли деньги на Волхонке. Знаю, чем твоя сестренка грешна, Татьяна свет Валентиновна…

– При чем тут… – начал Круглов.

– Не перебивай. Потом выскажешься. Небось думаешь, все это мне от Опанаса известно? Я ведь знаю и о том, как вы в «БМВ» Рачка в Староникольскую катали. И как вывалили на Пресне с простреленной башкой собровцам в подарок. Только не рассчитали чуток, верно? Хреновые у вас стрелки, Круглов… Бандиты переглянулись. Рыбакову показалось, что Бакс едва заметно прищурился. Все это произошло в долю секунды, оба тут же потупились, но это мимолетное, почти неуловимое оживление в глазах (хотя, казалось бы, что особенного – ну, плохо стреляли…) не могло укрыться от хваткого опера.

– В Рачка в упор стреляли – не добили, а Калитина в жопу ранили. А?..

Рыбаков говорил все, что считал нужным, уверенно и быстро, но еще быстрее мелькали мысли: «А ведь Грач по описаниям был верзилой… Опанаса же, судя по удару снизу, бил ножом человек низкорослый, но очень сильный…»

– Откуда мне все это известно, Круглов? – продолжал опер. – Я ведь на Никитской стоял, а когда в Староникольскую приехал, Опанаса уже не было в живых?

«Думай, думай! – пульсировало в мозгу. – Он сказал: „Я тебя положу, как следака вашего в подъезде“. А зачем? О покушении на Калитина написали газеты, об этом Шелехов на оперативке говорил: все знают, что Калитин легко ранен в бедро…»

– Не бери на понт, – выдохнул Круглов и сплюнул на пол. – Думаешь, не знаем, что ты у Рачка побывал в больничке?

– А-а, ну, извини. Тебя, видно, в «девятке» думать не учили. Тебя учили сторожить. Днем – ресторан, вечером – депутатов. Потому что если бы ты умел думать, то понял бы: тот, кто вам мой телефончик передал, наверняка бы сообщил, если бы мне Рачок о чем-нибудь проговорился.

Рыбаков чуть опустил руку, сжимавшую гранату, поддержал запястье левой. Пальцы его побелели, на лбу выступили капли пота.

«Думай, старлей!.. Ты сказал: „Следака вы не положили“, и Бакс тут же попытался тебя ударить. Замах был такой, что чуть замешкайся – и не встал бы. Почему, почему у них это больное место?..»

– Вставь чеку, Рыбаков, – попросил Круглов. – Чего ты боишься, у тебя ведь «узи» есть?

– Боюсь, заклинит, так же как у вас «ТТ».

– Чего ты хочешь?

– Встречи с Кныхом. С глазу на глаз.

– Посчитаться за то, что он Опанаса пырнул? Он тебе кто, друг?

Опер решил потянуть время и для этого зажал между коленями руку с гранатой, чтобы отвлечь на нее внимание бандитов.

«Он сказал: „Пырнул“?!. Да, так и сказал. Не „приказал пырнуть“, а „пырнул“… Кных – метр шестьдесят восемь с кепкой… коренастый и сильный… значит, он посчитался с Опанасом лично?..»

– Ладно, Круглов. Будем считать, что мне про все это бабка нашептала. Другой у меня к нему интерес… Слушай и не перебивай, а то у меня рука затекла… Рачок с Кныхом Опанаса замочили – хрен с ним, собаке собачья смерть. Но они забрали часть денег, которые Опанас унес тогда с Волхонки. Перельману же сказали, что Опанас их с собой в могилу забрал. А чтобы Рачок не проболтался, Кных его во время облавы подстрелил… Я вас всех в гробу видел, в белых тапочках! В тех баксах моя доля есть, понял?

Бандитская парочка удивленно посмотрела на Рыбакова.

– Не понял, – признался Круглов.

– Сейчас поймешь. Это я тогда с группой захвата на Волхонку выезжал. И Опанаса из кольца выпустил. И баксы вынести ему позволил. Он этого не забыл. А когда пришло время расчета – Кных его пришил. На час меня опередил, падла! Вот поэтому он мне и нужен.

– Теперь усек, – заверил экс-гэбэшник. – Вставляй чеку.

– Пусть этот дебил чай допьет! – потребовал Рыбаков.

– Что?..

– Пусть Бакс допьет чай. На дне чека, если еще не растворилась.

– Пей! – толкнул Круглов напарника.

Бандит вскочил, приложился к пол-литровой чашке и стал пить торопливыми глотками, запрокидывая голову.

– Чеку не проглоти!

Улучив момент, Рыбаков ударил Бакса по горлу – так, что тот поперхнулся, выронил чашку и захрипел.

– Тебе мало? – повторил его же недавние слова Рыбаков. – На еще! – оттянув воротник свитера, он опустил «лимонку» головорезу за пазуху.

На голове Бакса зашевелились волосы. Не в силах кричать, он схватился за горло и обреченно закатил глаза. Круглов бросился на пол. Несколько секунд стояла мертвая тишина. Рыбаков спокойно надел куртку, задернул «молнию».

– Не бойся, Сева, – успокоил старлей. – Она не настоящая. Я ее у пацанов во дворе забрал. – Резкий удар наотмашь отбросил Бакса метра на два, после чего бандит остался лежать неподвижно. – Ну, ты и напарника себе подобрал!

Круглов медленно встал на четвереньки, покосился на «узи».

– Скажи своим архаровцам, чтобы не провожали, – потребовал Рыбаков и протянул Круглову рацию.

– Шалов… Шалов… как слышишь меня?.. «Нормально слышу!» – раздраженно ответил окоченевший охранник.

– Передай, всем оставаться на местах. «Понял!»

Опер спрятал автомат под куртку.

– Пойдешь впереди. И попробуй дернуться!

Вышли чинно, словно старые приятели. С неба сыпал мелкий снежок.

– Вот что, Сева, – заговорил Рыбаков, когда они отошли на почтительное расстояние и поравнялись с перелеском. – Тому, кто подрядил тебя на встречу со мной, скажешь так: если с моей головы упадет хоть один волос, все бумаги и микропленки уйдут по назначению. Уйдут, заметь, к таким людям, которые всех вас на одну ладошку положат, а другой прихлопнут. Кныху передай, что мне ничего не стоило отрезать ему голову и продать ее в МВД за миллион «зеленых». Но я хочу получить свой законный «лимон» от него лично. Ясно?

– Найдутся люди, которые заплатят тебе больше, – забросил удочку Круглов.

– На первое время мне и этого хватит. А об остальном я договорюсь с Кныхом.

– Кных – шизанутый.

– Тем лучше. Людям, о которых ты говоришь, я не верю. Политики приходят и уходят, а бандиты остаются. Я ведь мент, Сева. Меня мои подопечные кормить должны, а не мифическое государство и не старый пердун Акинфиев, для которого я ловлю каких-то сатанистов или маньяков, убивающих направо и налево из спортивного интереса. А ну, постой…

Они остановились на заснеженной тропинке, по обе стороны которой высились стройные сосны.

– Потанцуем? – тоном влюбленного гея предложил Рыбаков.

– Как это?.. – опешил бывший гэбист.

– Под музыку? – Рыбаков выхватил «ТТ» и нажал на спуск, целясь Круглову в ноги.

Бандит подпрыгнул. За первым выстрелом последовал второй. Очумевший Круглов отскочил в сторону. Третий! Он отпрыгнул назад.

– Охренел?! – истерично прокричал танцор, когда «музыка» умолкла. В кармане у него запищала рация.

– А еще и говорят, мол, «Токарев» устарел! – воскликнул Рыбаков. – Восемь «маслят» – и ни разу не заклинило. Еще есть?.. А то давай продолжим?.. Именно поэтому его облюбовали киллеры. Бывает, конечно, заклинивает. Но такую пушку больше в дело не берут. А ты ею своего охранника вооружил, который должен твою спину прикрывать?.. Ответь архаровцам, слышишь, звонят!

Круглов достал передатчик.

– Шалов! Отбой!.. Мы тут… на зайцев охотимся.

«Я так и подумал», – насмешливо отозвался охранник. Они направились дальше, к ступенькам платформы.

– Вот видишь, Круглов, – продолжал опер, – все хотят жить, размножаться, есть бутерброды с икрой – даже полковники юстиции. Я сразу понял, что никто на Калитина не покушался. И никакой Грач не воскресал, а кости его сгнили. Зато у Калитина появилась возможность все, что связано с Кныхом, прибрать к рукам, а адвокаты Перельмана в случае чего докажут: мол, Грач – мертвее мертвого, и на депутата возводят напраслину. Рачинскому за лжесвидетельство о воскресшем Граче обещана жизнь, хотя пришьете вы его и правильно сделаете. Крупно играете, ребята! А опер Рыбаков на зарплату должен жить или разовыми подачками пробавляться?.. Нет, дорогой! Ни хрена у вас не выйдет, можешь своим так и передать. Не для того я вас всех раскручивал. В долю вхожу! В большую долю. Чем я хуже вас? А вы волки. Чурбанов по сравнению с вами – пай-мальчик.

Издалека послышался гудок приближающейся электрички. Рыбаков отдал Круглову «мини-узи».

– Забери свою дуру. Извини, обойму по дороге потерял. Будешь назад идти – поищи в снегу, может, найдешь… Телефон мой вы знаете. Дальше я буду иметь дело только с Кныхом. Точка!

Круглов хотел ему что-то сказать напоследок, но опер повернулся к нему спиной и зашагал к головному вагону.