Текст книги "Рассказы (СИ)"

Автор книги: Олег Голиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

ОЛЕГ ГОЛИКОВ

РАССКАЗЫ

–

ВЕРНАЯ СТАВКА

...Откашлявшись и закурив пятую за час папиросу, Фёдор Михайлович задумчиво

посмотрел на крутящееся колесо рулетки в курортном салоне Баден-Бадена. Вот уже

шесть раз он пропускал игровой раунд, чем вызвал явное недовольство двух

подозрительных типов, которые битый час суетились за слегка сгорбленной спиной

писателя из России. И дело было не в том, что не было денег – как только аванс за новый

роман был довольно быстро истрачен в рулеточных баталиях, деньги свалились прямо

таки из ниоткуда. Не далее как вчера нежданно-негаданно прямо в гостиницу были

высланы 400 рублей ассигнациями каким-то полузабытым эмигрантом с царапающей

горло фамилией «Гхерцен», к которому Фёдор Михайлович, оставшись в буквальном

смысле без гроша, писал третьего дня по, уже и не припомнить, чьей рекомендации.

– Тридцать один-черное! – хрипловатым голосом выкрикнул крупье и ловко сгрёб с

зелёного сукна в одну аккуратную горку россыпь золотых монет и ассигнаций. В третий

раз удача отворачивалась от всех сидящих за столом, и снова в спину Фёдора

Михайловича стали неловко толкать нетерпеливые маркёры. «Кажется пора...» – подумал

про себя Достоевский, и аккуратно распечатал вощёную бумагу с новенькими

фридрихсдорами.

...Но в этот момент он словно поперхнулся табачным дымом, и сознание вдруг как-то

раздвоилось, затем поплыло, и перед помутневшим взором писателя вдруг возник

огромный зал, наполненный разношёрстной публикой, окружившей многочисленные

столы с рулеткой и картами. Среди шумящей играющей толпы проворно сновали

полуголые девицы с подносами, а вокруг повсюду были натыканы диковинные

светящиеся машины, возле которых тоже сидели люди, азартно дёргая за блестящие

рычаги и нажимая на клавиши. Лица сидящих на высоких табуретах за аппаратами были

мертвенно-сизы, видимо из-за света, который излучали диковинные звенящие и

мигающие машины.

«Я умер за рулеточным столом и попал в ад для игроков?...» – без особого страха подумал

писатель и осторожно посмотрел на свои руки, одна из которых до сих пор сжимала

плотную банковскую бумагу из-под дюжины золотых монет. В этот момент одна из

шустрых девиц с надписью «Лас Вегас» на кокетливом передничке, едва прикрывающем

бедра, ловко предложила ему бокал с каким-то темно-бурым напитком. Затем заученно

улыбнулась и растворилась в таинственных лабиринтах громадного игрового зала. Фёдор

Михайлович осторожно хлебнул предложенное зелье, и сразу закашлялся – напиток был

неожиданно крепкий и отдавал жжёной пробкой. Голова снова закружилась, и вдруг в

ушах послышался казённый голос:

– Распространяя крамолу и возводя хулу на его императорское величество...Именем

Российской Империи...лишить дворянского звания Фёдора Достоевского и приговорить к

смертной казни через расстреляние...

Всё тело вдруг как-то сразу онемело, жёстко пересохло в горле, и Фёдор Михайлович

невольно снова глотнул дьявольского напитка. Какое-то смутное предчувствие овладело

его сознанием, и он обречённо двинулся к ближайшему рулеточному столу. Игра была в

самом разгаре, и Достоевский пристроился за спиной какой-то дамы в богатом широком

манто, украшавшем широкую морщинистую шею. Шарик, направленный умелой рукой

моложавого крупье, привычно закрутился и, весело проскакав по колесу, уютно

примостился в ячейке с цифрой «4». Солидная дама резко подпрыгнула на месте, и, не

оборачиваясь, весело воскликнула по-русски: «Эх, четвёрочка – ставка верная, жизнь

наша тяжёлая, каторжная!» Крупье, придвинув к ней солидный выигрыш, снова бросил

шарик на рулетку...

В этот самый момент, Достоевского привычно толкнули в спину, и словно тяжёлая

пелена спала с глаз великого писателя. Фёдор Михайлович безо всякого удивления снова

обозрел знакомый игровой стол в Баден-Бадене. Несмотря на то, что внутри всё дрожало

от пережитого видения, его рука уверенно поставила всю дюжину золотых монет на

цифирь «4». Шарик поскакал по привычному кругу, Достоевский устало прикрыл рукой

глаза, за столом все затаили дыхание.

– Зеро! – весело крикнул крупье.

И в этот момент ему в тон задребезжал в ушах уже знакомый голос:

– По его императорской милости заменить казнь отставному инженеру-поручику

Достоевскому четырьмя годами каторжных работ...

...Открыв замлевшие глаза, Фёдор Михайлович Достоевский зажмурился от яркого света

декабрьского солнца, заливавшего Семёновский плац, на котором должна была состояться

казнь членов кружка Петрашевского. Впереди была целая жизнь...

–

ВОЗВРАЩЕНИЕ КВАЗИМОДО

…Превозмогая боль в левой ноге, в которой до сих пор сидел кусочек железа – «подарок»

афганских «духов», он вышел из туристического «Неоплана», и привычно отмежевавшись

от своей группы, словно каменное изваяние застыл на Гревской площади. Его загорелое

лицо с ужасным шрамом от старого ожога не выражало никаких эмоций, хотя сердце

билось так быстро, что пришлось два раза глубоко вздохнуть, чтобы немного

восстановить ритм.

С детства он мечтал попасть в Париж. Точнее, не с самого детства, а с того момента, когда

будучи в седьмом классе, он к удивлению взрослых довольно быстро прочитал самый

драматический роман Гюго. Потом более внимательно перечитал ещё раз. И потом снова

и снова, не реже раза в год переосмысливал злоключения героев из далёкой почти

сказочной Франции.

Сказать, что это было его первое настоящее сексуальное и духовное переживание

означает не сказать ничего. В его пионерской юности до прочтения «Собора Парижской

Богоматери» не было ничего особенно яркого – обычные будни советского школьника,

состоящие из магниевых взрывпакетов, неловкого задирания наливающихся спелым

соком одноклассниц, школьных утренних линеек, записей в дневнике, выводимых с

помощью каких-то немыслимых смесей и тайного курения с обязательным заеданием

табачного аромата калёными семечками. Пожалуй, единственным его настоящим

увлечением и даже страстью было чтение. Всё остальное он проделывал, скорее, из

чувства солидарности, граничащего с обречённостью на стадное существование,

прививаемое с первых лет жизни каждому советскому человеку.

Но книги – книги были его территорией, куда не было входа никому. Конечно, это

необычное для подростка увлечение отличалось известной сумбурностью, которая на

самом деле и придавала нужные для духовного созревания оттенки – язвительный Чехов

чередовался с наивным Майн Ридом, а недочитанный Фадеев мог быть легко заменён на

загадочного Гоголя или фееричного Свифта. Но всё это было не то – он постоянно

чувствовал, что чего-то не хватает во всей этой разношёрстной прозе, должно быть нечто

более грандиозное, более искреннее и возвышенное.

И вот, наконец, свершилось – с первых страниц романа Гюго он понял, что впереди его

ждёт настоящее открытие, настоящее переживание, которое несравнимо ни с робкими

поцелуями тоненькой девочки в пионерлагере, ни с пряным ароматом сигарет «Кэмэл»,

наполнивших киоски «Союзпечати», ни даже с редким вниманием признанной классной

красавицы Оксаны, которая сидела с ним за одной партой. И его надежды были

оправданы – на последних страницах романа он тихо и с удовольствием плакал, не

ощущая своих слёз. А после второго прочтения пришло устойчивое ощущение всеобщей

красоты и величия человеческого одиночества, которое не покидало его всю оставшуюся

жизнь.

С тех пор он прочёл этот роман раз двадцать, и каждый повтор открывал всё новые грани

трагикомедии под названием «жизнь». Даже когда он, единственный выживший после

падения горящего вертолёта в Афганистане получал свой орден «Красной звезды»,

возникшее на мгновенье чувство горечи о погибших товарищах, не шло ни в какое

сравнение с всепоглощающими переживаниями за судьбу прекрасной Эсмеральды и её

вновь обретённой матери. Поэтому Париж, Гревская площадь и, конечно же, сам Собор

Парижской Богоматери, стал его мечтой, которая сегодня, благодаря турагентству

«Вояж», превратилась в действительность.

…Услышав, что группа отправляется на пешую экскурсию по городу, он подошёл к

руководителю и сказал, что вернётся в гостиницу самостоятельно. Не слушая аргументы

экскурсовода, робко пытавшегося вернуть заблудшую овцу в стадо, он сухо попрощался,

отошел в сторону и, закурив, снова впился взглядом своего единственно здорового глаза в

восстановленный после бесчинств парижских коммунаров Отель де Виль, в котором

нынче расположилась мэрия Парижа.

Современная Гревская площадь никак не соответствовала его представлениям о месте

многочисленных аутодафе – она была ничтожно мала по сравнению со щедрым размахом

российских площадей, заставлена разномастными работами современных флористов и

архитекторов, и только само мрачноватое здание мэрии немного компенсировало его

лёгкое разочарование. Отдав должное великому месту, названному самим Гюго символом

жестокого и кровавого правосудия, он направился к главному объекту своей жизни,

который светлел неподалеку на фоне свинцового парижского неба.

Возле знаменитого храма было полно туристов, но он совершенно не замечал

посторонних. Внимательно осмотрев фасад с потрёпанными временем горгульями, он,

внутренне трепеща, направился в тёмный провал внутренностей Собора, скрывающихся

за массивными деревянными дверями. Внутри было на удивление тихо, и очень мало

народу. Он с удовольствием сел на массивную деревянную скамью, и стал разминать

больную ногу, мысленно пробуя на вкус любимые с юности строки:

«…Великие здания, как и высокие горы – творения веков. Часто форма искусства успела

уже измениться, а они все еще не закончены, тогда они спокойно принимают то

направление, которое избрало искусство. Новое искусство берется за памятник в том виде,

в каком его находит, отражается в нем, уподобляет его себе, продолжает согласно своей

фантазии и, если может, заканчивает его. Это совершается спокойно, без усилий, без

противодействия, следуя естественному, бесстрастному закону. Это черенок, который

привился, это сок, который бродит, это растение, которое принялось….»

«Великие здания, как и высокие горы – творения веков», – невольно повторил он уже

вслух, сильно напугав сидящего неподалёку азиата, такого потешно маленького в

сравнении со своим огромным фотоаппаратом.

Затем он закрыл глаза. Перед внутренним взором пронеслась вся жизнь, начиная от

первого воспоминания, в котором маленький мальчик, плача, тыкался в прокуренную

щетину отца, пытаясь посильнее укусить этого страшно большого лохматого человека.

Быстро промелькнули школьные годы, оправленные в однообразную рутину пионерско-

комсомольского образования, слегка кольнуло в сердце при мысли о своей первой любви,

которую звали…боже, как же её звали-то…, сильнее заныла нога при воспоминании о

выполненном до конца интернациональном долге и, наконец, он снова открыл глаза и

умиротворённо улыбнулся Собору изуродованным лицом. Ему хотелось плакать и

смеяться, любить и ненавидеть, кричать и петь, воевать, страдать, умирать и снова

рождаться…. И тогда он снова от корки до корки благословил всю свою жизнь,

подарившую такие прекрасные мгновения восторгов любви, одиноких раздумий и

возвышенной печали. Ему вдруг стало необычайно легко и хорошо. Он был дома.

–

БИНГО!

–1-

Межгалактический шулер Уллис, нервно поёжился от сладостного предвкушения встречи

с планетой, о которой во всех уголках Содружества Галактик ходило столько легенд,

слухов и домыслов, что порой казалось, что этот маленький мирок на задворках

Вселенной является чьим-то вымыслом, воспалённой фантазией или просто

галлюцинацией, которой подвержены все, кто дружит с открытым космосом. Родившийся

около пяти тысяч лет назад Уллис был типичным представителем клана Игроков, которые

конфликтовали с Демиургами и на сотнях планет, входящих в Содружество, и в

пустынной бесконечности парсеков, пронизанных темной материей. Вот уже много

миллионов лет, начиная с того момента, когда стремительный проигрыш двух

туманностей и десятка молодых квазаров, приведший к разрушительной войне между

Демиургами и Игроками, в Межгалактической Цивилизации азарт был под строгим

запретом.

Действительно, ещё одного взрыва точки сингулярности, который мог легко стать

последствием подобных игр и конфликтов, не хотел никто. Однако необъявленная вражда

между кланами продолжалась, что выражалось в многочисленных взаимных отказах в

предоставлении убежища межгалактическим судам на время активации космических

штормов. Подобное поведение было своего рода убийством соперника, так как не только

небольшие корветы, но и мегатонные сверхсветовые корабли в большинстве случаев

просто погибали под убийственным коктейлем из жёсткого излучения, метеоритного

шквала и смертельной энергией активизировавшихся чёрных дыр.

Но сейчас это всё было очень далеко от азартного храбреца Уллиса, который, рискуя

потерей всех пространственных ориентиров, граничившей с невозможностью

возвращения, дерзнул посетить ту загадочную планету, где азарт был одновременно

нормой жизни, двигателем прогресса и биологическим стимулом для размножения вида.

Созданного из кремния и углерода Уллиса не интересовали физиологические стороны

азартных игр, культивируемых на приближающейся с каждой секунде планете, однако

опытного игрока очень интересовали залежи чистого азарта, которые по слухам

представляли собой нечто совершенно потрясающее.

Оставив корвет на околоземной орбите, Уллис облачился в посадочный скафандр, и смело

пикировал сквозь атмосферные туманности на один из ближайших материков.

Приземление прошло как нельзя удачно, так как местность оказалась пустынной,

расположенной в достаточной отдалённости от магистралей и городов. Зарыв поглубже

скафандр, Уллис поднял валявшийся возле обочины грунтовой дороги обрывок газеты, и,

отсканировав слегка поблекшие снимки, легко трансформировался в типичного землянина

средних лет, одетого в синие джинсы, стоптанные кожаные ботинки и потрёпанную

клетчатую рубашку.

–2-

….Сидя за рулеточным столом небольшого казино на окраине Лас Вегаса, Уллис

внутренне трепетал от счастья. Оказалось, что он не просто нарвался на золотую жилу,

которая станет для него и других Игроков настоящим кладезем для генерации потоков

индивидуальной энергии. На этой отсталой планете просто неправильно понимали

сущность азарта, что открывало огромные возможности для вполне безболезненной

экспроприации этого бесценного вещества, которым воздух этого игорного зала был

пропитан насквозь. Окружавшие межгалактического шулера биороботы играли на очень

условные ценности, которые были эквивалентным воплощением скудеющих ресурсов

этого обречённого на вымирание мира. А сам кристально чистый азарт расходовался

впустую, без толку разлетаясь во все стороны, что в первые минуты вызвало желание

немедленной активации миниатюрного концентратора для сбора этого пьянящего,

возбуждающего и столь редкого во Вселенной вещества. Но Уллис не хотел спешить – он

уже предвкушал тот триумф, который его ждёт при возвращении в Большой Игровой

Пояс, в котором некоторым почётным Игрокам сегодня грозила неминуемая гибель без

живительной порции запретного азарта. Не обращая особого внимания на фишки, которые

Уллис выменял на сгенерированные в туалете зеленовато-грязные бумажные купюры,

космический путешественник быстро сконструировал компактный концентратор и

приготовился к сбору щедрого урожая. Сама игра его совсем не занимала – колесо

крутилось, крупье выкрикивал цифры, биороботы вокруг нервничали, суетились или

радовались, неизменно излучая порции чистого волнового азарта, который понемногу

стал скапливаться в тихо гудящем концентраторе. И хотя самовольное собирание азарта в

допотопные компактные концентраторы ручной сборки было строго запрещено, так как

существовала реальная вероятность взрыва накопленного материала. И не просто взрыва,

а локальной катастрофы вселенского масштаба – концентрированная энергия азарта по

разрушительности энергетического воздействия была сопоставима с взрывом сверхновой.

Но Уллис, как и всякий азартный игрок, не смог удержаться от первичного накопления,

которое, как известно любому Игроку, всегда самое качественное и мощное.

Пока концентратор послушно собирал азартную энергию, стопка выигранных фишек

перед Уллисом потихоньку увеличивалась….

–3-

– Начальника охраны срочно ко мне! – прохрипел в портативный микрофон

администратор казино, вглядываясь в один из мониторов, расположенных в едином

моноблоке охранной системы служебного помещения.

– Смотри, вот этот оборванец за рулеткой уже больше десяти кусков снял, а сам всё время

что-то там под столом ищет, копается… – ткнул в монитор пальцем администратор и

кивнул подошедшему двухметровому громиле с внешностью непроспавшегося убийцы. –

Сэм, возьми ребят, глянь-ка, что там у него за приборчик такой....

–4-

Уллис уже почти закончил заполнять концентратор, как перед ним словно из-под земли

выросли два обезьяноподобных биоробота с явно агрессивными намерениями. В планы

космического шулера не входило объяснение с местным населением, ни по какому

поводу, поэтому Уллис улыбнулся, привстал и внутренне собрался в ближайшее время

покинуть эту планету, чтобы чуть позже прибыть сюда с самым мощным орбитальным

концентратором по сбору энергии азарта. Он улыбнулся, отодвинул от себя выигранные

фишки, дав понять, что не претендует на выигрыш.

– Сэр, позвольте посмотреть, что вы держите в руках! – прохрипел боле высокий биоробот

мощного телосложения. Уллис встревожился – компактный концентратор был наполнен

самой высококачественной азартной энергией, которая при случае могла превратить этот

задрипанный уголок Вселенной в пылающий квазар. Он уже было решил аккуратно

применить недюжинную физическую силу кремниевого скелета, как вдруг за соседним

столом раздался счастливый вопль игрока, выигравшего в кости около трёх тысяч

долларов, и концентратор в кармане, самостоятельно включившись, угрожающе загудел.

– Сэр, покажите ваши карманы, иначе мы вынуждены будем вас обыскать! – Биоробот с

мордой гориллы угрожающе придвинулся вплотную к космическому Игроку и с силой

сжал уллисово запястье.

– Сэр! Что это?!!!!....................................................................

–5-

…Великий Магистр Игр грустно смотрел на монитор главного телескопа, в котором пять

минут назад полыхнуло далёкое облачко, за секунду превратившее Солнечную систему в

огромную доменную печь. Вместе с этим взрывом погибла слабая надежда на освоение и

использование этого последнего месторождения азарта, которое бы позволили Игрокам и

всему сущему выжить. С потерей условий для новой Игры, Вселенная отчаянно теряла

смысл своего существования и вскоре звёзды стали гаснуть одна за другой, наполняя

Космос мёртвыми чёрными дырами….

–

Трезвый День Рождения

(правдивая история)

–1-

Как-то раз Сергей Ильич и Илья Никифорович решили, что хватит с них бесконечных

кабаков с астрономическими счетами, опостылевших посиделок с шашлыками и

обыденного домашнего бытового пьянства. И задумали отпраздновать приближающийся

День рождения Ильи Никифоровича без привычного алкогольного беспредела.

Надо сразу сказать, что подобный план требовал не только тщательной разработки, но и

серьёзной силы воли вкупе с настойчивостью. В качестве замещения сорокаградусной

дурман-воды был выбран лёгкий и доступный наркотик марихуана, он же конопля, он же

драп, он же дурь, он же… неважно, впрочем... Короче решили серьёзные мужчины

отправиться на два дня в горы, где и дунуть по-взрослому. А надо сказать, что два этих

человека всегда были в душе склонны цинично предать славную русскую традицию спать

мордой в салате по любому поводу, и приобщиться к древним буддийским ценностям,

предполагающим самокопание, аскезу и медитацию. По этому поводу были даже

совершены две поездки в Амстердам, но, к сожалению, первая же бутылка виски,

купленная в магазине беспошлинной торговли аэропорта, сразу же становилась

неодолимым препятствием к чистому потреблению тамошнего зелья, которое, как

известно в Голландии раздаётся всем желающим по вполне лояльной цене. Одним словом,

даже такие тематические путешествия, увы, превращались в один из многочисленных

вариантов алкогольного туризма, к которому добавлялась ежедневная дегустация

травяных папиросок разной крепости в местных кофешопах. Но из-за постоянного

присутствия алкоголя,такое времяпровождение мало чем отличалось от привычных

сюрпризов зелёного змия.

Но в этот раз два потенциальных буддиста были непреклонны – никаких алкогольных

напитков, исключительно интеллектуальный задув плана и неторопливые вечерние

беседы о тщете сущего и суете тщетного. Днём планировалось посещать различные

маршруты в горах, купаться в море, читать Кастанеду и ответственно готовиться к

вечернему ритуальному перекуру. Местом проведения этого неслыханного по дерзости и

весьма опасного эксперимента был выбран Новый Свет, так как оба наших героя

неоднократно бывали в этих местах, и относительно неплохо ориентировались в горах и в

самом посёлке.

Всё было продумано до мелочей, включая два комплекта одежды – горный, состоящий из

разномастного секонд-хенда, который имелся в баснословных количествах в гараже Ильи

Никифоровича. И пафосный, предназначенный, собственно, для похода в ресторан после

аккуратного обдолбаса травяной прелестью, которая, была по случаю приобретена… ну,

это, впрочем, неважно. В ресторации же предполагалось не спеша пить зелёный чай с

кальяном и свысока смотреть на несчастных безумцев, безобразно лакающих крепкие

напитки, чтобы в середине волшебного вечера превратиться в толпу разнузданных

свиноподобных гоблинов, хохочущих и танцующих с кем попало. Одним словом,

планировалось внезапно без объявления войны вознестись на троне хрустальной

трезвости над стадом жалких пьяных людишек.

–2-

По прибытию на место выяснилось, что, несмотря на сентябрь, народу в Новом Свете

обитает превеликое множество, и каждый из желающих впитать в себя сладкий нектар

бархатного крымского сезона, где-то уже живёт, что-то уже пьёт и что-то уже ест. Одним

словом, цены на жильё были космические. Малопригодные варианты для двухдневного

проживания предлагали совершенно апатичные пропитые женщины бальзаковского

возраста, которые смотрели на двух будущих трезвенников с нескрываемым презрением.

После долгих мытарств по различным точкам с таблицами «Сдаётся жильё» наши

путешественники поинтересовались у скромно стоящей в стороне женщины, почём стоит

переночевать пару раз двум интеллигентным мужчинам без вредных привычек. Причём в

процессе переговоров Сергей Ильич всё время шептал своему напарнику: «Идиот! Не

называй её бабушкой – она примерно твоего возраста!». Но вечно молодящийся Илья

Никифорович не обращал внимания на подобные мелочи, поэтому не будем и мы

останавливаться на этом невинном обстоятельстве – мало ли кто кого считает старым

хрычом или хрычовкой.

Женщина, немного стесняясь, тихо доложила, что в сутки она берёт двести гривен за

небольшой домик в можжевеловой роще, что было в четыре раза ниже всех цен,

объявленных вышеупомянутыми апатичными тётками и их зажравшимися

приспешниками.

– Только там электричества нет….И туалет не совсем….как бы это сказать…– осторожно

откликнулась она на предложение немедленно ехать и посмотреть этот будущий приют

двух подвижников, готовых к непревзойдённому аскетизму и покаянию.

– Отлично! – почему-то воскликнул Сергей Ильич, когда тётя нехотя сообщила, что

неподалеку от домика без всяких удобств расположено Музей шампанских вин и…

местное кладбище.

–Да-да, это просто чудесно, что нет электричества! – поддержал своего товарища Илья

Никифорович, предвкушая духовный отдых без привычных соблазнов цивилизации.

Впоследствии, анализируя эту сцену, друзья пришли к выводу, что либо они не совсем

адекватно воспринимали действительность без привычных трёх-четырёх бутылок коньяка

в багажнике машины, либо местная обитательница всё же обладала какими-то чарами,

которые…впрочем, не будем забегать вперёд. Перед окончательным фатальным

поворотом судьба дала последний шанс двум путешественникам – в процессе разговора из

бунгало, расположенного неподалеку, вышли две статные женщины, катящие за собой

чемоданы на колёсиках. Илья Никифорович извинился, и быстро нагнал эту парочку

отдохнувших туристок, которые по всем признакам уезжали домой. Узнав, что за вполне

приемлемую цену в этом приличном и удобно расположенном теремке сдаётся нумер на

двоих, он отвёл в сторону Сергея Ильича и предложил всё-таки сперва посмотреть этот

вариант. Но товарищ, смерив его презрительным взглядом, строго промолвил:

–Ты снова, плотоядный гад, хочешь променять чистый и ничем не обременённый отдых на

все эти телевизоры, чайники, холодильники? Эх ты…

Подобная позиция окончательно решила дело, и очень скоро два друга оказались перед

воротами убогой гоголевской мазанки с двумя окнами, забранными тяжёлыми решётками,

в которой стояло две скрипучие кровати времён Ивана Калиты. Правда для того, чтобы

достигнуть приюта трезвых странников пришлось изрядно попыхтеть, поднимаясь

пешком в крутую гору и преодолевая множество препятствий в виде путающихся под

ногами поливочных шлангов, разрушенных ступенек и постоянно возникающих на пути

остатков какого-то сеточного забора. Соблазны можжевеловой рощи ограничивались

наличием одного чахлого можжевельником за соседским забором.

На потрескавшихся стенах пристанища висело множество дешёвых картонных иконок, а в

углу, словно гроб, поставленный на попа, приютился зашарпанный советский шкаф с

приклеенной на боку таблицей утверждённого плана эвакуации. Во дворе стоял

вызывающе хромой стол и два подозрительных пластмассовых стула, на одном из

которых лежало нечто похожее на плед. Но это был не просто плед, а одна из тех

огромных цветастых тряпок цыганистого вида, которые обходят своим вниманием даже

автовладельцы средней руки, известные своей слабостью ко всему, что называется ёмким

словом «ветошь». Бельё на кроватях было примерно такого же состояния,а на протёртый

до дыр коврик с оленями – непременный атрибут советских квартир, смотреть без слёз

было трудно. На подоконнике скалился неопрятным трезубцем заляпанный воском

подсвечник с мыльным огарком желтоватой свечи.

Туалет не прибавил поборникам трезвости оптимизма – это был не просто ветхий

деревянный деревенский сортир типа «очко». В покосившемся прогнившем пенале стоял

металлический стул без сиденья, к которому было прикручено ржавой проволокой нечто,

что в просторечии называется «седлушка» для унитаза. Однако этот сантехнический

аксессуар был явно найден на свалке, где пролежал немало лет. Под всем этим

великолепием инженерной мысли стояло простое изъеденной ржавчиной ведро. Завершал

нелепую картину санузла непереносимый миазм, который, впрочем, был не самым

худшим из всех составляющих интерьера.

– Я же вам говорила, – робко прошелестела за спиной хозяйка, – Удобств никаких…Но

ведро я выношу регулярно – так что…

– Да нормально всё… Нам же здесь только ночевать…. – несколько упавшим голосом

подбодрил женщину более молодой, а поэтому более оптимистичный Сергей Ильич. И,

сторговав четверть запрашиваемой цены, беспощадные противники алкогольных

возлияний стали распаковывать свои нехитрые пожитки. Заглянув напоследок к столь

неприхотливым туристам, хозяйка с каким-то сожалением посмотрела на быстро

собирающихся на горную прогулку товарищей и с сомнением покачала головой:

– И что вы тут вечером делать будете….. Ну вот вам, хотя бы ноги не переломаете, когда

ночью будете сюда подниматься.

С этими словами она положила на стол похожий на небольшой барометр аварийный

светодиодный фонарик, оснащённый растянутой резинкой для ношения на голове, и

исчезла…

-3-

Вернувшись с горного маршрута, Сергей Ильич и Илья Никифорович наскоро перекусили

захваченными из дома продуктами, не торопясь забили две огромные ракеты из двух

грамм Марии Хуановны. Вовсю подшучивая над собственным жилищем, друзья

расположились на шатких кроватях на дневной отдых. Проснувшись около шести часов,

аскетичные противники бухаста ещё раз восхитились собственной трезвостью и стали

собираться в дорогу. Раскурить один из косяков было решено неподалеку от шумной

набережной Нового Света, на которой кипела обыденная жизнь отдыхающих, ни сном ни

духом не ведающих, что эти края удостоены посещением двух столь славных и крепких

духом поборников трезвости. Оба джентльмена, принарядившись в роскошные летние

пиджаки и шляпы, и в предвкушении новых волнующих ощущений от уже начавшегося

аттракциона трезвого Дня рождения уверенно покинули свой монашеский скит.

"План" был хорош – это чувствовалось с первой затяжки. Сам процесс потребления

прошёл упоительно романтично в реликтовом леске чуть в стороне от нахоженных

туристами троп. Но, уже спускаясь в направлении набережной, Сергей Ильич мимоходом

заметил, что одеты они уж очень стильно для этой дыры. И, действительно, бесконечный

народ, возвращавшийся с пляжа и спускающийся вниз для вечернего разврата, в лучшем

случае, кроме купальника или плавок, имел на себе панаму или шорты. Поэтому два

слегка одурманенных благородных дона в белоснежных штанах и безумно стильных

пиджаках синего и бледно-изумрудного цвета, выглядели на фоне толпы этих

голодранцев, мягко говоря, нелепо. Белые шикарные шляпы наших героев усиливали

контраст с глобальной нищетой нарядов ничего не подозревающего народа, что начинало

вызывать у приятелей серьёзный душевный дискомфорт, усиленный лёгкой изменой от

неумолимо нарастающей волны классического "прихода". И что самое скверное, броской

изюминкой наряда Ильи Никифоровича служил тот самый ярко-жёлтый фонарик,

который был водружен на запястье. Именно на этот странный аксессуар именинник,

быстро теряющий связь с внешним миром, почему-то частенько поглядывал как

поглядывают скороспелые нувориши на брендовые наручные часы.

Когда же Сергей Ильич и Илья Никифорович попали в оазис начинающих оживать

ресторанов, общая картина не изменилась – густо сидевший в кафе и бродивший рядом

плебс был одет до неприличия ничтожно, вернее был практически раздет, и, видимо, не

собирался щеголять подобающими для трезвого Дня Рождения туалетами.

С огорчением отметив этот факт, Сергей Ильич, тихо заметил:

– Пялятся на нас, эти животные, как на кинозвёзд. Того гляди начнут автографы

просить…

– Да…уж, – выдавил из себя беспощадно взопревший от внезапно нахлынувшего ужаса

Илья Никифорович, – Нас определённо заметили, и теперь смешаться с толпой вряд ли

удастся.

– А гопников как много, мама дорогая.... – продолжил опасную тему Сергей Никифорович,

– Это же если вечером придётся в нашу глушь подниматься, то можно таких люлей