Текст книги "У Билли есть штуковина"

Автор книги: Олег Дивов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Среда. После полудня.

Билли стоит, набычившись, уперши руки в бока, и мне нелегко заставить его расслабиться и сесть. Главное сейчас делать вид, что всё нормально. Мы не можем провести ментальный допрос, значит, надо опутывать девочку паутиной слов.

– Сара, – говорю, – ты извини, что мы без приглашения, но понимаешь, мама волнуется.

Нельзя выглядеть опасными. Никакой агрессии ни во взгляде, ни даже в мыслях. Сара знала, что кто-то придет за ней. А мы вот не такие. Мы в гости.

– Я Айвен. Это Вильям. Кажется, ты хочешь пить?

Сую руку за пазуху, отстегиваю флягу.

– А почему он сказал, что его зовут Абрам?

– Это шутка такая…

Девочка не спеша подходит ко мне и берет флягу.

Карикатурная свита девочки ковыляет за ней следом.

Очень грязная Белоснежка и семь гномов в серебристых комбинезонах.

У меня внутри пусто и чисто, я ровный, как футбольное поле. Только две эмоции – спокойное внимание и желание помочь. Других не было никогда. Я в жизни не ненавидел.

Особенно я не ненавидел этих уродов. Я их так не ненавидел, как они не могут себе представить.

Впрочем, они действительно не могут, потому что им эмоции недоступны. В их примитивных мозгах, растянутых тонкой пленкой по костяным полушариям под черепами, не предусмотрено вместилище для бессознательного.

Бездушные твари, несчастные биороботы. Собственно, они ни в чем не виноваты. Наши претензии следует адресовать хозяевам.

Кажется, Билли сейчас надорвется от могучей любви к этим уродцам. Зря он так переигрывает.

Сара пьет из моей фляги. За спиной девочки стоят полукругом семеро особей ростом от трех до четырех футов. Длинные руки, короткие ноги, вдавленные в плечи шлемы комбинезонов, темные очки-светофильтры, как на наших защитных масках. Поубивал бы.

В воздухе ощущается легкое напряжение, игривое такое, как обычно, когда сходятся равные соперники и прикидывают – а не подраться ли?

Еще в воздухе роятся кровососущие насекомые. Мы с Билли машинально отмахиваемся от них. А у Сары грязная мордашка намазана репеллентом, конечно.

Мордашка довольно милая, но слишком много от мистера Сэйера. Не получится из Сары королева выпускного бала. Девочка об этом смутно догадывается, но ей все равно. Она себя давно отделила от рода человеческого, и в этом нет ее вины, поскольку род человеческий первый начал.

Хотя, когда у нее через несколько лет капитально взыграет гормон, Сара, конечно, поплачет в подушку из-за того, что красивые дураки предпочитают красивых дурочек. А «сделать лицо» до двадцати одного года можно только по справке особой врачебной комиссии. Это правильно, кстати.

О чем я думаю, черт побери! Мне работать надо.

– Вы ведь не люди, – говорит Сара.

Она не спрашивает, она утверждает.

– Ничего себе заявочки, хлоп твою железку! – восхищается Билли. – Слушай, у тебя маркер красный цел еще?

– Зачем тебе? – Сара удивлена, он ее зацепил. Так держать, напарник.

– Хочу написать на этой хреновине: «Здесь был Билли».

У Сары поверх рубашки с длинным рукавом надет туристский жилет, весь в карманах. Она достает откуда-то из-за спины красный цилиндрик и бросает его Билли со словами:

– Держи… Абрам!

Серебристые гномы стоят неподвижно. Я стараюсь их не замечать, очень стараюсь, хотя раздражают они неимоверно. У собак есть душа. У этих – нет.

Билли молча проглатывает «Абрама», отворачивается к летающей тарелке и сосредоточенно что-то пишет.

– Мы, конечно, люди, Сара, – говорю. – Такие же, как ты. Просто не обычные люди. Твои способности врожденные, а мы свои приобрели в космосе. Мы были астронавтами.

Пытаюсь легонько прощупать Сару, настроиться на ее эмоциональную волну, но не выходит. Семеро гномов накрыли нас колпаком. Ладно, спасибо уже на том, что мы видим друг друга во всей нашей сверхчеловеческой непростоте.

Она не управляет ими. Но они зависят от нее. Это мне нашептывает Билли.

– Хотел бы задать тебе несколько вопросов, Сара. Первый и главный: ты, в принципе, собираешься показаться маме?

– Да я бы давно прилетела! – почти кричит девочка. – Но мне постоянно мешали! Тут все время кто-то болтается.

– Люди встревожены, – говорю мягко. – Весь город переживает из-за тебя.

Сара собирается заорать… И осекается. Я же не вру.

– Плевать они на меня хотели… – произносит она не слишком уверенно, пряча глаза.

– Ладно, утешься, не весь город. Тридцать добровольцев готовы лезть в болото прямо сейчас.

– Где они были раньше? Тут летали только спасатели и копы. И… Отец.

– Вот ты и ответила. Их просто не пускали сюда. А теперь Харту и Роудсу надоело, они собрали людей…

– Как там Мэри-Энн?

Да, Сара очень любит дочку Роудса. Ей не хватало этой крохи, и она чувствует вину перед ней.

– Я Мэри-Энн наврал с три короба, – говорит Билли, отрываясь от своей художественной росписи по тарелкам. – Сказал, будто пес заплутал в лесу и тихо умер от старости под развесистой клюквой… Тьфу, извини. «Развесистая клюква» это еще одна дурацкая шутка взрослых.

Сара усаживается на траву передо мной. Задирается штанина над высоким ботинком, и я вижу, какие у девочки грязные ноги. И вдруг понимаю, насколько она устала. Десять суток на прямой энергетической подпитке. Здоровья хоть отбавляй, но эмоциональная сфера выжата как лимон.

– Терри напал на малышей. Его… утопили.

– Объясни, – прошу я. – Терри, конечно, был ирландский терьер, эту породу отличает редкое упорство, но не мог он в свои-то годы зайти так далеко в болото.

Сара косится на меня с интересом. Жирный плюс мне за собаку. Надеюсь, не будет повода говорить о птичках.. В них я ни бум-бум.

– Они упали туда, – Сара показывает грязным пальцем с обгрызенным ногтем. – На самый край. Это я перетащила корабль в озеро. Случайно. Хотела спрятать его, и у меня как-то само получилось. Вы не поверите, я только сейчас научилась им управлять, а тогда – прыг! Очень захотела.

– Внутри корабля по центру стоит такая штука, – я рисую в воздухе дугу, – с выступами на краях, ты сунула в нее голову…

– Нет, там купол. Колпак.

– Страшно было? – интересуется Билли.

– Не-а. Мне было очень жалко малышей, они погибали. Теперь будут жить. Полетят со мной. Я сейчас водила их посмотреть на цветы… здесь, на краю острова растут красивые цветы. Я хотела, чтобы малыши увидели себя. Они такие же.

«Цветочки» в серебристых комбинезонах по-прежнему стоят полукругом. Изредка они слабо шевелят длинными пальцами на длинных руках.

– И куда собираешься лететь? – спрашиваю я, делая вид, что не очень-то и интересно.

– К ним домой. Сначала, конечно, заскочу с мамой попрощаться. Так стыдно. Но я не могла по-другому, понимаете? Я их нашла, они умирали. И потом все как-то само получилось. Малышей нельзя было оставить больше чем на пару часов. Один раз я попробовала сбегать домой, но в последний момент поняла, что теряю их, и повернула назад. Думаете, я маму не хотела видеть? Еще как хотела! Но малышам нужен постоянный уход, они такие нежные…

Ничего себе нежные – шкуру скальпель не берет. У них, девочка, программа самоуничтожения включилась.

– Их ведь было не семеро, а больше?

– Да, я похоронила в озере шестерых. И пилота. Они упали, потому что умер пилот. И шестерых потеряла я. Грустно. Я просто не сразу поняла, как надо с ними обращаться. Хорошо, что у нас воздух похожий. А то бы малыши все умерли. И у них еда скоро кончится, надо лететь, иначе не успеем. Они… Как ваше имя, простите?

– Айвен.

– Вас не так зовут.

Билли несколько раз осторожно стукается головой о борт тарелки.

– Что с тобой, Абрам? – интересуется Сара довольно брезгливо.

– Это нервное, Сарочка, ангел мой. Не обращай внимания, хлоп твою железку!

– Я не твой ангел, Абрам, – говорит Сара. – Я их ангел. Они мои теперь, я за них отвечаю. Их нельзя бросить. Вот! Понятно?!

– А с чего ты взяла, лапочка, что мы собираемся тебе мешать? – удивляется Билли. – Хотели бы – давно бы помешали. На, лови свой дешевый маркер, пригодится…

– Меня зовут Иван, – говорю я.

Сара жжет Билли взглядом, но я-таки успел вклиниться в диалог. Билли уже собирался объяснить, куда Сара может засунуть маркер. Мой напарник талантлив, но вечно заигрывается. А спектакль «добрый полицейский и злой полицейский» с такими умненькими девочками надо играть на полутонах.

Впрочем, я ловлю себя на мысли, что давно не играю. И даже Сарины «цветочки» не вызывают прежнего отвращения.

Сара глядит на меня. Склоняет голову набок. В этом простом движении столько от ее матери, что меня словно окатывает теплой волной.

– А вы мою маму давно знаете, Иван?

Билли опять стучится головой о тарелку.

– Ребята, я погуляю, а?

– Гуляй, Абрам, – разрешает Сара. – Далеко не ходи, а то снова куда-нибудь с берега навернешься.

Билли глухо рычит, удаляется к развалинам и там ложится на бревнах, закинув руки за голову.

– Я знаю твою маму два дня, Сара. Это важно?

– Да, Иван, это… очень интересно.

– Послушай, девочка. Я хочу, чтобы между нами была полная ясность. Мы с Билли согласились искать тебя добровольно. Нас попросил лейтенант Гибсон…

– Этот говнюк умеет просить?

– Добрая ты, Сара, – говорю. – Воспитанная и корректная.

– Да! – смеется. – Я такая. А Гибсон жирный говнюк!

Смех у нее чудесный. Отголосок смеха Веры. Чистого и беззаботного, которого я еще не слышал ни разу, но надеюсь.

– Мы заехали в город по делам. И согласились помочь в поисках. Так я познакомился с твоей мамой… Сара, не перебивай! Ну дай же досказать!

– Вы мне нравитесь, Иван. Я совсем не против того, что вы влюбились в маму. Она хорошая, только несчастная. Ей одиноко.

Мне приходится сделать несколько глубоких вдохов. Потом я спрашиваю:

– Можно теперь я побьюсь головой о твою летающую тарелку?

– Это нервное? – Сара опять смеется. Как она дико соскучилась по общению – кто бы знал. А сейчас, вдобавок, перед ней сидит такой же, как она, ненормальный экстрасенс. Подарок судьбы, человек, который все понимает.

Хотя Билли нравится ей больше. Сара чувствует, какой он веселый. Она его этим «Абрамом» затюкает теперь. Ну, и Билли за словом в карман не полезет. Нашли друг друга.

Ненадолго.

О чем я думаю, черт меня возьми совсем?! Душу просто рвет на части. Кажется, я играю сразу в несколько игр – обманываю Сару, ОВС и себя. Делаю вид, что последнее решение останется за девочкой.

А почему бы и нет?

– Ладно, Сара, теперь слушай. Мы начали тебя искать как частные лица, помогающие местной полиции. Но твое исчезновение было настолько таинственным, что за него взялись спецслужбы. А мы с Билли офицеры Объединенных Вооруженных Сил. Знаешь про ОВС? Умница. Но позволь, я расшифрую, что это означает для тебя и твоих подопечных. Это хуже, чем правительство Америки и самые засекреченные его агентства. Пока в Белом Доме решат, как к тебе относиться, ты успеешь десять раз слетать в Туманность Андромеды и обратно. А вот для ОВС космос – повседневная забота. Поэтому ОВС вцепились в тебя мгновенно. Ты, Сара, попала в сферу жизненных интересов не одной страны, а всей Земли.

– Земля не отпустит меня?

– Угадала. Нам только что приказали доставить корабль, экипаж и тебя на базу Райт-Паттерсон. Сюда идет транспорт с охраной.

Сара упирается руками в землю, чтобы вскочить, по полукружию ее свиты пробегает короткая волна беспокойства.

Билли лениво приподнимает голову, потом снова ложится. Как он сказал вчера – «нарвались вы на хищников»? Именно. Белоснежка и семь гномов могут подраться с нами. Физически. И только. Правда, на тарелке должна быть лучевая пушка, но пока эта братия снаружи, фиг чего у них получится.

– Почему же вы… Не выполняете свой приказ?

– А ты нам нравишься! – кричит Билли.

– Нравишься, – повторяю я.

Убойный аргумент. Им взрослого можно ввести в ступор, не то что одиннадцатилетнюю девочку, хоть она вся из себя умница и без пяти минут студентка.

– У тебя в запасе четыре с половиной часа, Сара. Даже меньше, четыре. Потом в город приедут наши коллеги, известные тем, что выполняют любые приказы. Всегда. Это тоже особенные люди, отбиться от них ты не сумеешь. Теперь ответь мне на простые вопросы: ты уверена, что надо лететь? Куда? Сколько? Зачем? И как тебя примут в конечной точке маршрута?

Сара опять садится.

– Поесть бы тебе, – говорю. – И помыться.

– Тогда захочется спать.

– И поспать бы тоже неплохо.

– Я высплюсь через неделю. Когда долечу. Что вы так смотрите? Хотите сказать – сумасшедшая девчонка? Ну скажите. Все это говорят, даже мама иногда. Я привыкла. Иван, я должна лететь. Иначе они умрут. Как меня встретят, не представляю. Но я отвезу малышей домой!

Билли тоскливо зевает. Он уже знает все – что скажу я, что ответит Сара, и так далее, и тому подобное. Он счастлив: не ему вести эти переговоры.

То, что нас посадят за невыполнение приказа, как миленьких, Билли не учитывает. Он просто не верит, что его могут посадить. Русская пословица «от сумы да от тюрьмы не зарекайся» для него пустой звук. Хотя еще вчера, по историческим меркам, здесь таких черненьких, как он, вешали. Такие беленькие, как я. Без суда и следствия. Надо будет ему напомнить об этом, а то совсем генетическую память растерял. Валяется, понимаешь, зевает тут! Расслабился, ниггер.

– Вы чего разозлились вдруг, Иван?

– У твоих малышей, Сара, – говорю, – есть хозяева. Ты сравнила малышей с цветами, теперь подумай о цветоводах. Они закрыли для нас дальний космос. Никогда не думала, почему на Луне только роботы ковыряются, собирая топливо, хотя люди гибче, дешевле и могли бы в несколько раз поднять добычу?

Сара мотает головой.

– Такие вот милые летающие тарелочки, – киваю в сторону корабля, – жгли электронику в наших автоматических разведчиках. Потом стали делать то же самое с обитаемыми кораблями. Нас заставили свернуть пилотируемую астронавтику до уровня позапрошлого века. Типа сидите, ребята, на орбитальных платформах и никуда не суйтесь. Мы не добрались даже до Юпитера, Есть тысяча вариантов ответа на вопрос, почему землян держат взаперти. Мне близок один, самый правдоподобный. Видишь ли, человеческое бессознательное…

– Я знаю это слово, Иван.

– Верю. Слушай, откройся хоть чуточку. Надоело трепать языком. Я покажу тебе проблему. Так ты глубже осознаешь.

Серебристый полукруг издает легкий шелест. И барьер, отсекающий Сару от меня, становится тоньше. Чуточку.

Гляди, Сара. Вот оно как.

Вырвавшись за пределы Земли, человек начинает влиять на пространство. Неосознанно. Он что-то меняет вокруг себя. Это драма первых лунных экспедиций. Черт его знает, где их носило. Поэтому было столько недоуменных вопросов, и Америка решила, что ее водят за нос. Некоторые из программы «Аполло» точно были на Луне. А некоторые – на какой-то другой Луне. Но главное дальше. Дальше от Земли. Чем глубже мы забираемся в космос, тем серьезнее он влияет на нас. Меняемся уже мы сами. И появляются такие, как я, как Билли. Те, кто выжил. Остальные умерли. Большинство. Но так или иначе, мы с космосом взаимодействуем, и это не нравится хозяевам малышей. Земляне способны переродиться в еще одну расу звездопроходцев. И перемещаться мы будем на тех же принципах. Только эффективнее. Подумал – и прыгнул за сотню парсеков… Неудачный термин – «звездопроходец». Космос вовсе не пустота со звездами. Космос живой. И мы научимся жить в нем, жить с ним. Но нам мешают.

Такие дела, Сара. Вот, во что ты вляпалась. Теперь думай. Я все показал тебе. И конечно, я вбухал в свое видение проблемы всю боль, обиду и злобу, накопившиеся за почти двадцать лет, которые Иван Кузнецов был связан с программой дальней разведки ОВС.

Пусть Сара знает, что у нас есть веские причины ненавидеть хозяев «малышей», истинных хозяев известной части Вселенной. У всех нас, землян. И у нее, в том числе.

– Билли! Хватит зевать! Надоел, честное слово!

– Осознал, командир, хлоп твою железку!

Сара смотрит так, будто хочет вывернуть мне душу наизнанку и посмотреть, какие там швы.

– Иногда они бывают очень жестоки, Сара, – я хотел бы молчать, да не могу. – Жестоки и хитры. Нашему флагману они выбили противометеоритную защиту. Такие вот малыши на симпатичном летающем блюдечке. Прошли рядом, и все посыпалось. Флагман не смог вовремя уклониться от атаки метеоров. Погибло десять человек. И поди докажи, что причина не естественная. Весело? Мы для них – ничто. Если понадобится, они будут убивать нас тысячами. А ты собралась прямо к ним в зубы. С семью биороботами, которые хозяевам не нужны даром! О них давно забыли!

Сара оглядывается на свой эскорт. Серебристые гномы стоят, как вкопанные. Они теперь ее. Они умрут без нее.

Думай, Сара. Осознавай.

– Как вы их должны ненавидеть… – шепчет девочка. – Бедный Иван. Простите. Я… – ее голос крепнет. – Я все узнаю, все пойму! Клянусь! Вы знаете, я умею договариваться с тем, что живое. А их хозяева, эти цветоводы, они же не мертвые! Поверьте, у меня получится. Я вернусь и расскажу вам.

– Значит, летишь, идиотка?

Я говорю это мягко и обреченно. Ни грамма фальши. Я действительно так чувствую.

Она погибнет. А нас посадят.

Сара придвигается ко мне и ласково проводит грязной ладошкой по моей щеке. Всё ее хваленое умение договариваться, запитанное от «малышей», черпающих энергию из бездонного астрального колодца, направлено на то, чтобы утешить бедного Ивана. Это очень трогательно, однако совершенно не по делу.

Игра провалена. Сара улетит. Она верит, что я оплакиваю ее сейчас, но это не влияет на выбор девочки. Ей наконец-то подвернулась задача, от масштабов которой у любого ребенка закружится голова.

Упертая девка до невозможности. Вся в отца.

Я отстраняюсь, встаю, прячу руки за Спину и до боли сжимаю кулаки. Мне страсть как хочется треснуть Сару по голове, взвалить на плечо и вызвать «тэшку». А с серебристыми гномами пускай Билли дерется.

Это моя трусость взывает к моему благоразумию.

Билли прыжком вскакивает на ноги. Некоторые из «малышей» обеспокоенно поворачиваются к нему.

– Сара, быстро! – кричит Билли. – Сними эту долбаную защиту! Мне надо выглянуть!

Сара послушно тянет руки к свите. И на меня обрушивается мир.

Только сейчас я понимаю, в какой совершенной глухоте мы сидели тут, на острове, под энергетическим колпаком, возведенным подопечными Сары. Просто я был полностью сосредоточен на девочке и не мог отвлекаться. А мир-то никуда не делся, он жил за барьером.

И чего только в нем ни изменилось.

– Ур-р-роды! – рычит Билли. – Кто так делает?!

Я «сажусь» на волну напарника, слышу, что он на самом деле говорит, вижу, из-за чего это, и мне, в свою очередь, хочется сказать много теплых слов.

Слова русские, поэтому я без стеснения произношу их. Громко.

Дурак и карьерист Мастерс, вечно озабоченный тем, чтобы приказ не выполнить, а перевыполнить, гонит транспорт верхним резервным эшелоном. Гонит, как психованный. Его летучая галоша так отчаянно тужится, будто собралась родить маленький самолетик хвостом вперед. Истребители эскорта болтаются поодаль, боясь. Их пилоты видят, что транспорт бьет мировой рекорд скорости, но там ведь Мастерс, целый подполковник ОВС, матерый космический волк, сто заправочных пистолетов ему в рот и адмиралтейский якорь в ухо!

Он будет здесь через час с небольшим.

И еще с трех сторон к городу несутся, все в мыле, плотные группы машин. С одним и тем же интересом. Федералы, спецотдел Пентагона и, лопни мои глаза, Си-Эн-Эн! Мастерс их обставит, конечно. На верный час. Если не развалится.

Стервятники. Один учуял добычу, и тут же за ним рванула целая стая. А как она могла не рвануть, если тяжелая машина ОВС показывает Америке пролет Тунгусского метеорита?!

Мне даже не интересно, зачем Джонсон разрешил Мастерсу такое откровенное шоу. Просто обидно.

Ну, я вам, гады, устрою гонку за тухлым мясом.

– Джонсон, сволочь! – кричу я. – Ты это видишь? Зачем?! Как ты ему позволил?! Эй, полковник! Считай эти мои слова рапортом об отставке! И заявлением об уходе!

Сара недоуменно хлопает глазами – видит же, что у меня нет кома. Билли беззвучно аплодирует.

– Харт! Тревога! Всех людей и технику в точку сбора А – и ждать указаний!

Девочка рот открыла от изумления. Это ничего, лишь бы Харт не задумался, а начал действовать.

– Сара! Кто тут трещал, будто может управлять этой колымагой? Ну-ка, докажи! Лети к маме, быстро! Экипаж, на борт! Давай-давай, руки в ноги, шевелись, косоглазые!

«Малыши» гурьбой бросаются к тарелке.

Зато Сара приросла к земле.

А я виноват, что тоже… «умею договариваться»? Когда меня вызверят как следует!

– Сара Сэйер! Через шестьдесят минут ты отправляешься. Либо на базу Райт-Паттерсон, либо к чертям собачьим в космос. Выбирай. А сейчас – на полном газу к маме! Мы за тобой.

Сара медленно кивает, потом оглядывается в сторону дома. Ну да, оттуда еще одно откровение прискакало.

«Тэшка» на форсаже звучит необычно. То ли с хрустом, то ли с треском прыгает к нам из-за леса алая капля. Летающая тарелка может, конечно, быстрее. Но ее эволюции какие-то игрушечные. Видали мы те тарелки. Жутковато, однако неубедительно. То ли дело, когда на тебя пикирует «тэ-пятая эво». Не захочешь – осознаешь. Бронепоезд не остановить.

– Сара, – говорю я вкрадчиво. – Тебя пинками гнать на борт? Или хочешь прокатиться с нами?

– Есть, сэр! – тявкает девчушка, кидается к тарелке и ныряет в невесть откуда возникший люк.

– Жаль, – говорит Билли. – Очень жаль, хлоп твою железку. И чего ты не стукнул девку по кумполу? Ты ж хотел! А я бы косоглазым руки-ноги пооткручивал! Сдали бы всю братию Мастерсу под роспись, и дело с концом…

Я приказываю «тэшке» развернуться и сесть. Летающая тарелка мертвым грузом валяется в болоте.

Чтоб ты сломалась, думаю я, чтоб ты пополам треснула, чтоб на твоей корме болотное чудовище повисло и не пустило!

– Если Сара тебя возненавидит, Вера тебя не разлюбит, – продолжает нудеть Билли. – А вот если Сара и правда улетит… Ты хотя бы на минуточку представляешь, чем все кончится?! Ох, какому богу помолиться, чтобы этот космический металлолом гавкнулся… Ванья, ну придумай решение, хлоп твою железку! И отпустить Сару некрасиво, и нашим отдать глупо! Что скажешь, а?..

«Тэшка» открывает двери.

А тарелка с неестественной легкостью отрывается от болота. Будто подвешенная за ниточку, она скользит на бреющем в сторону дома Сэйеров.

– Соси бензин, Абрам! – говорю я с чувством.

Как все нормальные люди, Билли терпеть не может выбирать одно плохое решение из двух плохих.