Текст книги "Дигитал"
Автор книги: Олег Маркеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
И вся проблема в том, что есть нечто в окружающем нас мире, некий образ, который действует на сознание, как лимонный сок на устрицу. Раз – и сжалась в комок.
Только фокус в том, что без сознания личность не существует. Личность без сознания – как голый человек в приличном обществе. Одно дело элегантно обнажить экстерьер, что делают женщины в поисках самцов. Другое – заявиться вообще голым. Это нестерпимо стыдно и холодно. И наше «я» лихорадочно напяливает на себя все, что успеет найти в чулане. И на свет рождается новый человек. Как говорят звезды эстрады: «Я сменил имидж». Был приличным мальчиком, стал – лохматым рокером. Торговала в киоске на вокзале в Урюпинске, стала женщиной-вамп и запела хриплым сопрано. Хорошо, если переодевание прошло удачно и на ура воспринято окружением. А если нет – госпитализация. Потому что не важно, как ты себя позиционируешь, важно, как тебя воспринимает мир.
– И этому психиатру удалось переплюнуть Юнга?
– Более чем. Только мир этого не признал. – Хантер, пригубив вино, добавил: – Он не дал миру шанса.
– Лег на дно?
– В некотором роде.
Алексей не удержался и обвел комнату взглядом. Дизайн настолько стилен, что уже неприлично спрашивать, откуда деньги.
– Похоже на сон? – усмехнулся Хантер.
– Есть немножко.
– Ну так проснись.
– Не хочу.
Хантер издал короткий смешок.
– Продолжаем лекцию?
Алексей кивнул.
– Итак, вся проблема в том, что у человека разум разделен на два части: сознание и подсознание. И в этом уникальность хомо сапиенса. Видел мартышек в цирке? Так вот, обезьяна в юбочке, которую учат грамоте, – дебил по человеческим меркам. Но и человек, заблудившийся в джунглях, для обезьян – сошедший с ума дегенерат. Вместо того, чтобы сидеть на ветке, жевать банан и ловить блох, как нормальный примат, он бредет черт знает куда, и при этом голова его забита всякой всячиной, не имеющей никакого отношения к данному месту, времени и обстоятельствам.
Большая часть спасенных при кораблекрушениях сошли с ума раньше, чем начали умирать от голода. Почему? Потому что грезили, строили планы, изводили себя воспоминаниями и планами на будущее. То есть их сознание продолжало функционировать в полном отрыве от реальности.
Итак, человек – это сошедшая с ума обезьяна. И жить мы можем только в своем мире, созданном в результате работы нашего сознания. Но в мире дикой природы, где нет личности, а есть вид, где действует иррациональный закон выживания, отдельный человек и его отдельный разум обречены.
Человека свести с ума очень легко. Но что лишило разума обезьяну? Вернее, что расщепило ее разум на две части: сознание и подсознание? Вот в чем вопрос. И он стоит Нобелевской премии. Ответь на него, и ты поймешь, почему человек болеет шизофренией. И найдешь тот самый сигнал, условный раздражитель, что стопроцентно расщепляет сознание.
– А что это даст? Кроме Нобелевской премии, конечно? – спросил Алексей.
Хантер выставил вперед челюсть и набычился. Могучие бицепсы вздулись каменными буграми. В этот миг он стал очень похож на Бенито Муссолини.
Дуче держал паузу, впитывая внимание публики, как аромат цветов.
– Власть! – по-бульдожьи рявкнул он. – Власть, которая не снилась ни одному диктатору. Только представь себе, не нужен аппарат подавления: суды, армии, милиция, КГБ. Нет нужды кормить Агитпроп, всех этих непризнанных гениев перетолмачивания Маркса – Ленина и слагателей исторических мифов. Представь себе, что ты, как Гудвин способен создать Изумрудный город по индивидуальному проекту для каждого или один Бухенвальд на всех. Ты можешь являться в каждый дом неопалимой купиной или вещать на всех подданных разом с облака. Твои слова будут высекать на скрижалях и тысячи секущих себя кнутами адептов будут носить их по улицам городов, носящих твое имя. Каково, а?
– Невкусно. – Алексей отодвинул плоское блюдечко с остро пахнущими шариками, густо присыпанными травами.
Хантер снял с себя маску Великого Отца нации. Вздохнул.
– Вот и нашему психиатру показалось, что открытие попахивает, как больничный халат маниакального параноика. И самое страшное состояло в том, что идея лежала на поверхности. Странно, что до ее не подобрали раньше.
– А потом нашего друга нашли и сделали предложение, от которого он не смог отказаться.
– Нет, его не нашли. Но открытие сделали другие, это было неизбежно. И как опасался, от чего и бежал наш психиатр, открытие сразу же досталось спецорганам. У них просто тяга к высокоэффективным методикам управления человеком. Сами биороботы идеи Государства и всех хотят превратить в свое подобие! – Хантер брезгливо поморщился. – Пакость в том, что все очень просто: блокируешь сознание и лепишь из подсознательных образов нужную тебе личность. Причем, как при крайней форме шизофрении, человек уже не отличает виртуальную, навязанную реальность от действительно существующей. Вот, например, ты уверен, что находишься в подземном раю, наслаждаешься японской кухней и умной беседой, а не пьешь тухлую водку в канализационном колодце с мрачным бомжом. Уверен? А вдруг я дам тебе таблетку, и мираж рассеется, и ты действительно окажешься на помойке?
Алексей потыкал ладонь палочкой для еды.
– Не доказательство. – Хантер покачал головой. – Тактильные ощущения, боль и в клубе «Стеллаланд» были реальны. Но все казалось тебе дурным сном. Слушай, а может, ты до сих пор спишь у себя дома, а? Или до сих пор валяешься в обмороке на асфальте у метро «Аэропорт»?
Алексей промолчал. Ответа у него не было.
– Ладно, не напрягайся, – улыбнулся Хантер. – Иначе, продолжая логическую цепочку, мы дойдем до того, что ты еще спишь в маминой утробе. Все дело в том, что реальность – это то, что мы все вместе согласились считать реальностью. Социально одобренная иллюзия, коллективное добровольное помешательство – вот что такое реальность. Типа всенародных выборов очередного спасителя отечества. Отечество – это иллюзия. То, что отечество находится в опасности – еще одна иллюзия. Ну, а то, что отечество спасет очередной кремлевский квартиросъемщик – уж совершенная иллюзия. Для личности реальна только она сама, у отдельно взятого человека – есть биография, но нет истории. Мир – это то, что отразилось в моем сознании. А мое сознание – это то, чем и как меня научили видеть мир. Ты хоть что-нибудь понял?
– Только то, что мы все сошли с ума, когда еще были обезьянами.
Хантер коротко хохотнул.
– Уже кое-что. Потому что именно в этом и состояло открытие. Расщепление единого разума на аналитически-ассоциативную часть – сознание, и рудиментарную – подсознание произошло в раннем неолите, до этого мозг нашего предка ничем не отличался от мозга других гоминид. И рост лобных долей мозга произошел взрывообразно, за какую-то тысячу лет, что по сравнению с предыдущими этапами развития – мгновенье. И память об этой эволюционной катастрофе, выкинувшей человека из лона природы, навсегда с нами. Как первородный грех.
Кстати, библейский миф прямо указывает, что люди познали Добро и Зло, то есть научились расщеплять единое на составляющие, то есть анализировать реальность. Отсюда наши наука, техника, законы – все, что мы построили, чтобы оградить себя от Природы.
Хантер замолчал. Прощупал взглядом Алексея. Осмотр, очевидно, его удовлетворил.
– Но вернемся к бедной обезьяне, сошедшей с ума, – продолжил он. – Только представь, это дигиталу труда не составит, что в тебе появилась еще одна личность, еще одно сознание, посвоему видящее мир. Допустим: опер и серийный маньяк. И так, у всех животных – один разум, а у тебя – два. Плохо это или хорошо? Плохо, если они воюют друг с другом. Отлично, если разделить их по специализации: одно пусть отвечает за анализ реальности согласно общественным нормам, а второе будет хранить прошлый звериный опыт, так, на всякий случай. Все идеально, но страх, рудиментарный страх о родовой психотравме остался. Человек, кем бы себя ни мнил, для подсознания так и остался сумасшедшей обезьяной. И она, дикая, коварная, всеядная тварь, скрытая в темных безднах нашей родовой памяти, обшаривает реальность в поисках того знака, образа, раздражителя, что свел ее с ума. Находит, или ей кажется, что нашла, и мы получаем нового клиента в психбольнице с диагнозом шизофрения.
Хантер покопался палочками в тушке рыбы, отделил один позвонок, поднес белый цилиндрик к глазам Алексея.
– Вот он – знак, условный сигнал, первопричина всего. Не библейское яблоко, а позвонок стал причиной катастрофы.
Алексей свел глаза на белом цилиндрике позвонка. Ничего пагубного не разглядел.
– Чем питались гоминиды? – задал вопрос Хантер и, как лектор, тут же ответил сам:
– Эти твари жрали все подряд. Но выжить могли только поедая трупы. Человек произошел от падальщика. Он не мог конкурировать с крупными хищниками, но стае гоминид было вполне по силам отогнать стаю шакалов и первыми дожрать остатки. Только мяса, само собой, оставалось мало. И гоминиды научились раскалывать камнями кости, чтобы высосать костный мозг. Вот он тот труд, что по Марксу якобы сделал из обезьяны человека. Труд падальщика над трупом! А чтобы ты знал, энергетическая ценность костного мозга в восемь раза выше, чем мышечной ткани. Трусливые падальщики питались исключительно деликатесами! И при этом ничем не рисковали и не расходовали массу энергии, как хищники-охотники.
Он медленно повел палочками, сжимавшими позвонок перед глазами Алексея.
– А теперь представь себе ситуацию, когда твой мохнатый предок высосал из позвонка мозг, заглянул внутрь, луч солнца прошел сквозь позвонок и прожег сетчатку, а внутри в это время ухнул энергетический взрыв от тысячи калорий, моментально расщепившихся в желудке. – При этих словах, Хантер сделал так, что свет прошел сквозь дырочку в позвонке, и Алексей отчетливо увидел яркий кружок на темном прямоугольном фоне и ауру лучей света вокруг. – Да, надо заметить, что малое по объему, но высококалорийное питание прежде всего полезно мозгу и ведет к его гиперфункции. Можно предположить, что такой энергетический удар на фоне удовольствия мог привести к временному коллапсу сознания? Вполне. Нечто подобное оргазму, если уж быть совсем точным.
Итак, допустим, отдельная особь в стае на мгновенье сошла с ума. Но стая гоминид была единым организмом! С единым разумом на всех. Мы такое состояние можем ощутить только в возбужденной толпе. Для нас это жуткое переживание утраты индивидуального «я» ради обретения коллективного «мы». А для гоминид это было нормальным повседневным состоянием. И в рассматриваемом нами гипотетическом случае сумасшествие одной особи моментально вызвало умопомешательство всей стаи. Так клич «бей жидов, спасай Россию!», брошенный в наэлектрилизованную толпу, превращает отдельных законопослушных обывателей в стаю гоминид, охваченных паранойей.
И с этой стаи обезьян-шизофреников и началась история человечества. Потому что пришлось учиться понимать друг друга, вырабатывать согласованный язык образов, постоянно учитывать то, что две особи по-разному видят одно и то же. Да что там две! На первом этапе даже одна особь, я уверен, видела мир то одной половинкой сознания, то другой. Как наши клинические больные в стадии циклотимии: то Вася здоров, то опять щами умывается и считает себя Колумбом.
Думаю, процесс очеловечивания пошел так быстро, что наиболее непонятных или непонятливых просто тюкали камнем по темечку. Выжившие в ходе дебатов учредили родо-племенной строй, где все одной крови, одного образа мыслей и образа жизни. А камнем по темечку разрешалось тюкать только соседей, потому что они говорили, мыслили и одевались иначе. Так родились войны как способ утверждения своего видения мира, а замирения врагов и обряды братания дали начало международной политике. Внутренняя политика с тех самых времен сводится к введению и насильственному сохранению единомыслия и одобряемого большинством миропорядка.
– И все пошло от позвонка? – иронично усмехнулся Алексей.
Хантер пожал плечами.
– Почему нет? Долго думали, что от яблока, которое принес змей. А Еву сделали из ребра, заметь, той же костной ткани. И тех, кто в это не верил, жгли на кострах.
Он уронил позвонок в плошку. Еще влажной от сока палочкой начертил на салфетке круг, вписанный в квадрат.
– Вот наш позвонок во фронтальной проекции. По-умному, называется – мандала. Во всех мировых эзотерических доктринах этот символ означает единство Земли и Неба. Знак высшего совершенства! В христианской традиции – Град Небесный и Град земной; когда они соединятся, наступит Царство Божие. Задолго до христиан задачу квадратуры круга решали в Древней Греции.[31]31
В герметической натурофилософии известна как аксиома Марии Профетиссы, представительницы неоплатонической школы III века, на протяжении 1400 лет задача определения квадратуры круга была объектом околонаучных спекуляций. В то же время доказано, что изображение квадрата, вписанного в круг, может служить немедикаментозным способом профилактики состояний психической дизориентации.
[Закрыть] – Он провел диагонали в квадрате. – А вот из мандала, которая послужила матрицей для графического начертания знаков многих алфавитов: рунического и кириллицы в том числе. Может быть слышал, что количество геометрической фигур, образуемых нейронными цепочками в мозгу совпадает по количеству и написанию с буквами алфавита? Это научный факт. Иными словами, мозг анализирует реальность по азбуке. А азбука – это вариации изначальной мандалы, что свела с ума обезьяну.
Хантер отложил палочки, положил подбородок на сцепленные пальцы.
– Отсюда до идеи создать виртуальную реальность для отдельно взятого разума – один шаг. На компьютере просчитываем цепочку потребных нейронных связей, оцифровываем, кодируем по базовой мандале, подаем на излучатель, – самый простой вариант – динамичный фильтр перед лазерным лучом, – облучаем глаз клиента, через глазной нерв закачиваем код прямиком в мозг – и получаем в худшем случае больного в состоянии полной каталепсии, в случае удачи – существо, живущее в особой реальности и крайне опасное для окружающих. Как у нас выражаются – дигитала.
Алексей чуть не захлебнулся от волны фосфорного огня, полыхнувшего внутри. Усилием воли заставил себя палочками подцепить кусок рыбного рулетика, обмакнул в соус, отправил в рот. Прожевал и сглотнул. Облизнулся. Разлепил губы в улыбке.
– Это ты придумал «Ругнарек»?
Хантер не успел ответить.
В следующий миг кулак с торчащими из него палочками взрывным ударом полетел в цель.
И тут же адской силы вихрь сорвал Алексея с места, поднял в воздух, перевернул и жестоко обрушил на пол. Боль в вывернутом плече взорвалась огнем. И следом второй взрыв боли – в голове – разметал сознание в клочья…
Глава шестнадцатая. Wired
Мучнисто-белая, колыхающаяся парусина наконец перестает волнообразно пучиться, разглаживается, затвердевает и далается потолком. Идеально ровным, цвета светлой фисташковый кожуры. До половины потолка лежит штриховка от китайских жалюзи, закрывающих окно. За окном ярко горит солнечный свет, но в комнату через мелкую сеть тростинок пробиться не может. Как и звуки. Слышен только слабый мерный гул.
Уютно пахнет косметикой, свежим постельным бельем и мандариновой мякотью.
– Проснулся? – мяукает справа голос.
Он скашивает глаза.
Девушка лежит совсем рядом, подмяв под грудь подушку. Гладкая, молодая кожа, тронутая загаром, аккуратный носик, монгольские скулы, припухшие губы, нижняя капризная и чувственная, верхняя – более сдержанная, с едва заметным пушком, чуть прищуренные глаза, криминальный и развратный взгляд сытой кошки. Всклокоченные оранжевые лохмы горят в просеянном свете.
– Хочешь? – спрашивает Эш.
Выталкивает языком изо рта мандариновую дольку, зажимает во влажных губах.
– Нет, – отвечает он.
Эш дергает плечиком, давит губами дольку, прячет в рот. Темно-розовый язычок медленно слизывает с губ оранжевый сок.
– Который сейчас час? – спрашивает он.
– Одиннадцать было точно, – отвечает она. – Потому что раньше я не просыпаюсь. Вот число я знаю точно. Точно – не первое сентября. Иначе я была бы в универе.
– Мне нравится ход твоих мыслей.
– И это все, что нравится?
– Пока – да.
Он поднимает руку, разглядывает ее, медленно поворачивая.
– Але, Нарцисс, хватит собой любоваться! – Эш подается вперед, влажные горячие губы скользят по его плечу, находят мякоть, острые зубы слегка прикусывают кожу.
Он чувствует боль. И понимает, что это не сон. Роняет руку. В тугом матрасе дрожат пружины.
– Где мы?
Эш вскидывает голову, щурит кошачьи глаза.
– У тебя провалы в памяти на почве спермотоксикоза? – сделав серьезное лицо, спрашивает она.
– Типа того, – абсолютно серьезно отвечает он.
– Между прочим, предлагал руку и сердце.
Он недоуменно косится на нее.
Эш взахлеб смеется, тычется лицом ему в грудь. Поднимает голову, сдувает упавшую на лицо прядь.
– Серьезно ничего не помнишь?
Он помнит все, вплоть до попытки убить Хантера, дальше – провал. Но хочет знать, что запомнила она. Поэтому не отвечает, ждет.
– Эк тебя торкнуло, – с кислой улыбкой начинает Эш. – Короче, познакомились вчера в «Стелле». У меня там стрелка с подругой была, но она продинамила. Решила я конкретно напиться. У стойки увидела тебя. Поняла, мой тип, вечер даром не пройдет. Но у тебя какие-то дела были с Тэйлором. Я проводила тебя в бункер.
Ее рука крадется по его груди. Он накрывает ее пальцы ладонью.
– И что дальше?
– Поколбасились на дискотеке и завалились ко мне. Если честно, как добрались, я напрочь не помню. Но раз здесь, значит, на автопилоте, но долетели. Потом… Потом был чистый кайф. – Ее ноготок начинает просяще царапать ему ложбинку под левой грудью. – Тебе в подробностях изложить?
– Кто такой Хантер?
– А-а, и ты туда же! – разочарованно тянет она.
Переворачивается. Голову пристраивает ему на живот, выпрастывает из-под простыни ноги, закидывает вверх. Тянет носки и шевелит пальцами. На плоских квадратных ноготках черный лак.
Он ждет. Пальцы машинально теребят оранжевый шелк ее волос.
– Хантер – это глюк, – наконец, произносит Эш.
– А поточнее?
– Глюк, я же сказала. У хакеров, что окончательно заморочились, есть пуля, что Хакер приходит к тому, кто самый типа умный и крутой. И больше этого кекса никто не видит. Типа ему работу предлагают за бешеные бабки за бугром. Чуть ли не в Силиконовой долине. Секретность, супер-пупер-компы и все такое… Короче, гониво чистой воды.
– А ты в это веришь?
– А мне как-то фиолетово. – Она продолжает болтать ногами в воздухе. – Я же не хакер с хаером. В Сети початиться, ну там над озабоченными постебаться, «мыло» разослать, рефераты скачать, просто чего почитать, ну картинки всякие не детские посмотреть – это плиз. А заморачиваться по полной, ну его нафиг. У меня был на первом курсе один такой ботан. Еле спровадила. Как вспомню, так вздрогну.
Он слушает, внимательно ловя каждую модуляцию ее голоса. Эш говорит правду. Она, святая невинность, – вне игры.
И тут же в его памяти само собой и неизвестно откуда всплывает:
>Nikname: ASH
>Password: &Ash_WOOd_23ca #
>Date of Rugnarek installation: 2000-10-07
> Startgame: PASSED 2000-10-09
> Personal info: Access denied
>Role: free warrior
>Last level: 5
>Actions: 4 – all succeed
>Actions info: DELETED
> Team: No
> Current status: TERMINATED 2001-05-05
> Terminated by: HUNTER
Он приподнимает голову. Не видит ничего, кроме закинутых ног, живота, прикрытого скомканной простыней, и двух темно-коричневых сосков, задорно точащих в разные стороны.
– Эш! – окликает ее он.
Она выгибается, поворачивает голову, подставляет лицо под его взгляд. В глазах лишь нега пригревшегося котенка. На губах плавает улыбка девочки-подростка, без разрешения посмотревшей папину видеокассету.
Она ничего не знает об одиночной воительнице по кличке Эш, вступившей в игру в девятого октября двухтысячного года, достигшей пятого уровня с четырьмя успешными ликвидациями и ликвидированной пятого мая игроком по имени Хантер.
– Я тебя придавила? У тебя такое лицо…
– Какое?
– Сам посмотри.
Она указывает большим пальцем за спину.
Он поворачивается. Всю стену слева от входной двери занимает встроенный шкаф с зеркальными дверцами. Одна распахнута, обнажая полки, плотно заставленные книгами и коробками, обклеенные бледно-розовой бумагой в цвет обоев. Своего отражения он не видит. Придется вставать или сгибаться пополам.
Он решает встать и проверить кое-что еще.
Осторожно сдвигает голову Эш. Рывком вскакивает на ноги. В голове гулкий звон, словно в колоколе заблудился ветер.
Он подходит к окну. Сует в жалюзи палец и выглядывает наружу через щель в плотном полотне соломинок.
Снаружи под лучами солнца плавится улица. Насколько может судить, где-то в старой Москве. Пешеходы и машины выглядят самыми настоящими. Дом напротив затянут зеленой строительной сеткой. На лесах прохлаждаются гастербайтеры. Майки они сняли и чалмой намотали на головы.
Он разворачивается. И видит свое отражение в зеркале.
– Опа! – тихо роняет он.
– Головка бо-бо? – улыбается Эш, глядя на него снизу.
А он не может оторвать глаз от чужака в зеркале.
Нет, тело осталось прежним. Только покрыто плотным темным загаром. И лицо. Волосы выгорели до белизны. Острижены коротким бобриком. Даже брови – белые.
От всего, что он помнит, остался только черный глубокий синяк в подключичной ямке. Будто нещадно вдавили острым штырьком.
Он медленно прощупывает синяк. Под пальцами медленно оживает комок боли.
– Клянусь, это не моя работа, – выдает Эш. Она, ничуть не смущаясь ни своей наготы, ни его продолжает его разглядывать. – Мне можно инкриминировать только царапины на спине. Остальное на себя не возьму, хоть пытайте!
Он на неестественно твердых ногах идет к двери.
Дверь украшает парадный плакат партии СПС. Три богатыря демократии: пузатенький Федоров, стервочка Хакамада и кудлатый пудель Немцов старательно изображают думу о народном благе, ясное видение перспективы и верность идеалам. Игривой рукой, прошедшейся по плакату ядовито-синим маркером, партийная аббревиатура СПС расшифрована как «Случайные Половые Связи». Ниже другим почерком и на другом языке добавлено:»Forever».
Ронин резко распахивает дверь.
Обычная прихожая обычной квартиры. Здесь пахнет кухней и чувствуется характерный запах подъезда.
– Туалет направо, первая дверь, – подсказывает Эш.
– Кто-то еще дома есть?
На полу две пары обуви. Женские и мужские кроссовки.
– Ноу бади ин, фэллоу! – по-эллингтоновски пропевает Эш. – Подруга укатила в свой Минск голосить против Лукашенко. Она же у меня, того, активная феменистка. К универу обещала объявиться. Если менты белорусские не свинтят.
– Оно ей надо? – спрашивает он.
– Так активисты, что их для дебошей вербовали, каждому бесплатный билет до Минска дали. А Манюха свою мамку второй год не видит, вот и купилась.
– Мне бы, девки, ваши проблемы, – бормочет он, почесывая занывший висок.
На полу, кроме кроссовок, еще комом лежит одежда. Получается, с себя все сняли, едва переступили порог.
Он ногой шевелит кучу. Одна пара джинсов и рубашка, на глазок, ему в пору, но таких он не помнит. Не помнит и армейскую куртку, разбросавшую рукава в сторонке. И армейского образца сумку у двери.
Переступает через одежду. Заглядывает в дверной глазок. Вид через рыбий глаз на лестничную клетку достаточно безрадостен: мрачно и пусто. Дверь напротив открывается, выпуская мальчишку с лохматым псом. Оба выглядят вполне натурально.
Организм требует своего, и Ронин идет по адресу, указанному Эш. Потом – в ванную.
* * *
Теплый дождь омывает кожу.
Он уже не чувствует своего тела, уже не различить, где он сам, где она – скользкая, упругая, гибкая. В голове – звон, снизу накатывает жар, вот-вот взорвется яркой вспышкой.
– Замри! – Он издалека слышит ее голос.
На секунду ощущение тела возвращается, и он чувствует ее пальцы, впившиеся в плечи.
Огненная дуга замыкается, одновременно пронзив обоих. В глазах темнеет.
Хрипло вскрикнув, она закидывает голову. Пальцы скатываются с его плеч вниз, оставляя за сбой полосы сладкой боли.
Он осторожно дает ей осесть на белое дно. Стоит, ловя ртом щекочущие струйки душа.
Она ловит его пальцы, тянет вниз, к себе.
Он наклоняется, становится на колени между ее разбросанных ног. Одну руку заводит ей под голову, осторожно приподнимает, другой бережно разбирает оранжевые мокрые нити, залепившие лицо.
Ее обморочное лицо в мелких крапинках воды. Высокие монгольские скулы, припухшие губы, под полуоткрытыми веками тусклый отсвет зрачков цвета мутно-коричневого оникса.
Он чувствует внутри себя прилив огня, но не жаркого, багрово-красного, а мертво-фосфорного, холодного и испепеляющего.
И смотрит ей в глаза. Сквозь зрачки. Еще глубже.
Смотрит, пока на склере ее левого глаза не появляется крохотная красная медуза.
Эш выгибает гибкое тело, словно через него пропустили ток, руки скребут по дну ванны. Она распахивает рот, в горле уже клокочет, но Ронин ладонью гасит крик. И продолжает жечь ее мозг своим взглядом. Глубже, глубже, еще глубже.
А медуза на матово-фарфоровой склере все растет и растет, медленно распуская лепестки щупалец…
* * *
Он лежит поперек матраса, уткнув лицо в сгиб локтя. Эш, сложив ноги по-турецки, сидит в изголовье, прижавшись спиной к стене. Теперь ее мокрые волосы цвета шкуры пантеры и также отливают холодным черным огнем. На этом настоял Ронин. Время оранжевых одуванчиков и розовых соплей кончилось. Началась война. Время цвета вороненой стали.
– Зачем ты это сделал, зачем ты это сделал? – заторможенно шепчет Эш. – Я думала, что все уже кончилось.
Ронин приподнимает руку, смотрит на Эш. Ее лицо мокро от слез и капель, стекающих по волосам.
– «Думала»! Думала, что пришел добрый дядя Хантер и стер твою память? Дурочка, он просто заблокировал те зоны, что инфицированы «Ругнареком». И открывал, когда ему требовалось.
– Какая разница, кто тобой управляет – Сисадмин или Хантер? – пожимает плечами Эш.
– Согласен. Если тобой управляют, то уже без разницы – кто.
– Анархист! Ты еще хуже моей Манюхи. Она зациклилась на свободе, бегает по митингам и рубится с ОМОНом. А ты…
– А я хочу свободы только для себя и готов завалить за это любого. – Он закрывает лицо.
– Тогда непонятно, зачем тебе я?
– Одному скучно. И еще одно соображение: вдруг я размножаться захочу?
Она фыркает. Утирает лицо.
Он переворачивается на живот. Смотрит на свое отражение в зеркале. Медленно ощупывает щеки, брови, ежик волос, привыкая к новой внешности.
– Как себя чувствуешь? – спрашивает он.
Эш ложится на матрас, свернувшись в клубок.
– Как после групповухи.
– Образно и точно.
– Дурак ты! – Эш подтягивает колени к носу. – Будто мозг кипятком облили. Еще не решила, кого я больше ненавижу, тебя или Хантера.
– Лучше уж его.
– Да что с него взять? Озабоченный папик, если разобраться. Кризис среднего возраста: молодые не дают, а сверстницы уже не могут. А гормон играет – ого-го! Я сейчас вспоминаю, что он со мной вытворял… Порнуху полноформатную снять, миллионершей стану. В главной роли – Мисс Эш. Звучит, да? И главное, самой все было в кайф.
Ронин разворачивается так, чтобы видеть ее лицо.
– Ты это серьезно?
– Нет, сублимирую недотрахит! – Эш судорожно вздыхает. – И нафига ты мне память вернул, благодетель косорылый! Жила бы себе дурой дальше и горя не знала. «Тут помню – тут не помню». А теперь что мне делать? И «Ругнарек» помню, каждого, в деталях: чем, как, когда… И Хантера с его сексотерапией.
– Эрос и Танатос, – подумав, произносит Ронин. – Гениальная мысль!
– Чего-чего ты там бормочешь?
– Я сказал, Любовь и Смерть. Даже не я, а Фрейд так сказал. Ну, вроде как человеком движут эти два начала. Допустим, «Ругнарек» снимает блокировку на убийство себе подобного. А что у нас еще под вечным запретом? Секс. Его общество разрешает только в одобряемых и безопасных для него формах. Помнишь, как одна партийная дама орала, что в Союзе секса нет? Подразумевала, что вся половая энергия должна расходоваться по линии Госплана. Как там? «Армия – это атомный котел половой энергии, вот оно – наше главное и стратегическое оружие».
– Что-то подобное я уже слышала, – настораживается Эш. – Только не могу вспомнить…
– Не мешай, – отмахивается Ронин. – М-да. Клин клином… Свободу убивать себе подобных можно затормозить только свободой секса. Без правил и ограничений. Если зарядить по мозгам что-то типа Камасутры, то вполне можно пережечь все схемы, созданные «Ругнареком». Гениально! Получается, что Хантер не за просто так тебя имел.
– Ах, какая радость! Сейчас уписаюсь от восторга, ага! Чтобы ты знал, по сети ходила муля, что Хантер переводит лучших на верхние уровни. Когда он ко мне в «Кофемании» подсел, солидный такой дядечка, и сказал: «Хочешь выйти из игры? Я могу, я Хантер», так я чуть до потолка не подпрыгнула.
– Надоело играть?
– Надоело куклой на ниточке быть! Вечно на измене, вечно ждешь, что тебя торкнет в самом неподходящем месте, очнешься черт знает где, а потом Сисадмин фотку пришлет с новым трупом. А ты – ни бельмеса не помнишь!
– Неправда, отлично помнишь, – твердо говорит Ронин.
– Ладно, помнишь, – соглашается Эш. – Только как кошмар, бред и глюк. Не хочешь верить, что это ты кого-то заколбасила на самом деле. Я, если честно, только последнего отчетливо помню. По карнизу девятого этажа прошла, влезла в окно – и в затылок, спящего. Шилом. Ужас!
– А Тэйлор, «Ассасины», «Коты»?
– Отморозки, бандосы обычные. Им в кайф людей мочить.
– Было, – поправляет ее Ронин.
– Что – «было»?
– В прошедшем времени. Все три команды терминированы. Вчера в «Стеллаланде».
Эш садится на колени, зажимает голову в ладонях. Плотно сжимает веки.
– Я сойду с ума, – шепчет она. – Я сойду с ума… Если не вспомню, я сойду с ума. Только не мешай! Хантер приказал прийти в клуб… Описал тебя… Я тебя узнала… Бармен попросил провести к Тэйлору… Я приняла таблетку.
– Какую?
– Хантер дает. Позвонил на мобильник, спросил про тебя, я ответила: «На месте». Он сказал: «Прими «колесо» и жди меня». А дальше…
Она роняет руки на колени, распахивает глаза.
– Слушай, я же тебя у Хантера видела! – заторможенно шепчет она. – Что-то я нифига не пойму.
Ронин холодно улыбается.
– Вот, у нас уже появилось что-то общее. И я тебя там видел. И тоже не пойму, как мы тут оказались. Квартира точно твоя?
– Блин, ну я же еще не совсем клюкнулась! Конечно, моя. Мы ее с Манюхой на пару снимаем. Шмотки мои, ее – в той комнате. Кухня, ванная… Нет, так глючить не может. Да не смотри ты так, идиот! Моя, точно моя.
– Сумка и куртка в прихожей чьи?
– Твои. Наверное. Разве нет?
– Принеси, пожалуйста.
– А сам – развалишься? – щурится Эш.
Ронин смотрит на нее долгим взглядом.
Она пожимает плечами, встает, кошачьей походкой выскальзывает из комнаты. На ней мужская рубашка, едва прикрывающая тугие ягодицы. Ронин уверен, что она знает, куда направлен его взгляд.
Первой в распахнутую дверь влетает куртка. Ронин успевает ее поймать, откладывает, готовясь ловить сумку.
Эш втаскивает ее волоком, небрежно держа за ремень. Рывком подгоняет к ногам Ронина.
