Текст книги "Таро Люцифера"

Автор книги: Олег Маркеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

– Слову твоему я верю, Игорек. Однако, боязно. По-моему, оно вернее будет. Тебе и мне спокойнее. И не спорь. – Он поплевал на окурок, щелчком отбросил в угол. – Ты сходи, с друзьями своими добазарься. А я добычу постерегу. Как вернешься, все тебе под отчет сдам. А ты мне за это… Ну, сотни две баксов прямо здесь отслюнявишь. Мне на все-провсе за глаза хватит. И баста – расходимся.

– Я сказал – пополам!

Не, Игорек. Спасибо, конечно. Золотая ты душа… Однако, будет по-моему. Так мы оба дольше проживем. Это пока тут мебеля да бутылки, мы добрые, а как бабки зашуршат, волками станем. И не спорь!

– Ну что ты гонишь, Трофимыч?!

– Моя доля – моя воля! – с непривычной Корсакову твердостью в голосе произнес Трофимыч.

Корсаков, опираясь на стену, поднялся.

– Ладно, дед. Сиди здесь и думай. Я ненадолго. Приду, мы к этой теме вернемся.

Трофимыч, почему-то остался сидеть в своей арестантской позе, только голову свесил ниже. Корсаков даже в полумраке разглядел, как мелко подрагивают плечи Трофимыча.

– Дед, ты что скис?

Трофимыч через силу выдавил:

– Игорек… Когда обжимались, я об тебя потерся. Это… Волына за поясом у тебя.

Корсаков машинально пощупал пистолет.

– Так ты это… Дай мне волыну на сохранение. Мимо ментов же пойдешь, вдруг спалишься. – Трофимыч перевел дух. – И мне тут ждать тебя будет веселее.

– Ну, да. А если я с гостями приду, то ты…

– А как же иначе… С волками-то.

Корсаков усмехнулся. Потянулся за пистолетом. Когда сталь с характерным звуком скользнула по коже ремня, он увидел, как вздрогнул Трофимыч, и по-воловьи напряглись две мышцы на его согнутой шее.

– И ты все это время..? – догадался Корсаков.

Трофимыч дрогнул головой.

– Без обид, Игорек, – шепотом прошелестел Трофимыч. – Боюсь я тебя. Душа у тебя золотая… А сердце, не обижайся, из стали. Видал я таких. За деньги не прикончишь, нет… А добьешь, чтоб не мучился, как муху прихлопнешь.

Он замер, словно, действительно ждал выстрела в затылок.

Корсаков положил у его ног пистолет.

– К тебе, Трофимыч, это не относится.

Глава девятая

Несколько раз он попадал не туда. Наконец, в трубке прозвучал недовольный голос Примака.

– Чего надо?

Корсаков с облегчением вздохнул. Судя по тону и «чего надо», Леня находился в жесткой завязке. По пьяне он был вальяжен и велеречив, или еще мог говорить.

– Леонардо, у меня срочно дело.

– Игорек, если это ты, то ну тебя с твоей водкой на фиг! Я только что из-под капельницы. Все, абзац! Молоко, гантели… И тебе советую.

– Ни слова о водке, клянусь! Леня, мне нужна твоя помощь.

– Игорек, я на мели, – как и ожидалось, ответил Примак.

– Деньги у нас будут, обещаю. Ты контакт с Добровольским не потерял? Ну, крендель из «ВИП-банка». Или «ВАМП-банка», я уже не помню…

– А, Михаил Максимович! Как же, как же. Он у меня картинку полгода назад купил.

– Он сейчас на свободе? А то у нас с этим делом, сам понимаешь…

– Типун тебе на язык, Игорек! Только сегодня ему звонил.

– О! Он-то нам и нужен.

– Зачем? Слушай, что там у тебя гудит в трубке?

– Я из автомата звоню. С Арбата.

– С Арбата? Бомж ты идейный, Игорь! Так дела не делаются. Если серьезное дело, бери тачку, приезжай ко мне.

– Не могу. Когда новость узнаешь, сам прибежишь.

Примак засопел в трубку. Игорь понял, что Леня не верит, будто он может предложить что-нибудь стоящее.

– Если Добровольского еще интересуют раритеты, могу предложить бутылку «Хеннесси».

– Не из ларька, я надеюсь? – с иронией спросил Примак.

– Бутылка у меня в руках. Читаю по этикетке: коньяк «Hennessey», на этикетке фамильный герб рода Хеннесси – рука с секирой, выдержка двадцать пять лет. Год производства… – Он выдержал паузу. – Одна тысяча семьсот девяносто третий.

– Девяносто третий?

– Тысяча… семьсот… девяносто… третий! Год французской революции. Юбилейный коньяк!

В трубке повисла тишина.

– Але, ты там живой? – спросил Корсаков.

Леня ожил и засопел, как мерин в гору.

– Игорь, если это розыгрыш, я тебя убью собственными руками!

– Но-но, не надо так нервничать, Леонардо! Это просто коньяк, только очень старый.

– Сковырни сургуч, и скажи мне, что ты там увидишь!

– Леня, за кого ты меня держишь?! Мы же профессионалы. Нам положено знать, что в конце восемнадцатого века, а может, начали еще раньше, но до нас бутылки не дошли, коньяк запечатывали, помимо пробки и сургуча, еще и расплавленными золотыми луидорами. И если то, на что я сейчас смотрю, не золото, то я не Игорь Корсаков.

– Тоже мне имя! – хмыкнул Леня.

Корсаков до хруста в суставах сжал трубку.

– Так, козел, я сейчас отшибу горлышко и начну лакать коньяк. А ты будешь слушать и исходить от жлобства жидком поносом! И я это сделаю, ты меня знаешь!

Леня всхлипнул и взмолился:

– Корсаков, не надо!

– Ага, значит, я – Игорь Корсаков. И на слово мне можно верить?

– Да, да, да! Только уймись!

– Тогда звони своему банкиру.

– Я верю, Игорь. Он может не поверить.

– Не поверит великому Леониду Примаку? Ладно, я позвоню Жуку. Он мне поверит стопроцентно. Сегодня виделись, в «Прагу» звал, визитку мне оставил. Решай, кто звонит: ты или я?

– М-м-м… Игорек, дорогой… Пойми, я же ставлю на кон свой авторитет!

– Можешь присовокупить мою голову.

– Да на кой ему твоя голова?! Ой, извини… Игорек, ну так же дела не делаются! Приезжай ко мне, все обсудим, согласуем позицию… Ну, Игоречек, миленький!

Корсаков, чтобы оборвать нытье, решил бросить козырный туз.

– Сколько стоят на «Сотби» шесть бутылок такого коньяка?

– И… Ик. Игорь, у тебя их шесть?!

– Да! Назначь своему банкиру десять процентов от аукционной цены, и можешь смело посылать свою Гертруду к фюрера бабушке.

– Эт… эт… это…

– Это твой шанс, Леня! – подсказал Корсаков. – Считаю до трех и кладу трубку.

– Стой! Черт… Я согласен.

– Через час жду на Гоголевском. Машину остановите у первого дома с аркой.

– Игорь, ты с дуба упал?! Он не поедет в такое время на Арбат.

– Во-первых, время еще детское. Во-вторых, это его проблемы.

– Нет, я опять в запой уйду! Нафиг мне такая жизнь! Ты же…

– Да, чуть не забыл! Леня, еще одно условие. Касается лично тебя. – Корсаков выдержал паузу.

– Ну?! – не выдержал Примак.

– Я подойду к машине. И ты мне в окошко передашь двести баксов. Иначе я развернусь и уйду. Пусть твой банкир тебя на бабки ставит, мне пофигу.

– Какие, на хер, двести баксов!!! У меня уже мозги кипят от тебя!

– Долг за тобой, Леонардо.

– Какой, на хер, долг?!

– За троллейбус. Я сегодня ментам заплатил из своих. Нас же не за красивые глазки из клетки выпустили.

– А-а-а… Ты об этом. – Голос Примака сник. – Отдам я тебе эти несчастные двести баксов.

– Вот и договорились! Жду через час.

– А если…

Корсаков повесил трубку.

* * *

Кроны деревьев черным шатром укрывали пятачок у ресторана «Арбатский дворик». Тусклый свет, вырвавшись сквозь решетчатые окна, рассыпался по земле угловатыми пятнами.

На веранде ресторана гуляла свадьба. Судя по тостам и музыкальному сопровождению, браком сочетались отпрыски двух провинциальных кланов. Официанты по очереди выбегали перекурить на крыльцо, чтобы глотнуть воздуха и хоть немного отдохнуть от праздничного барства клиентов.

Корсаков, сидевший на скамейке в самом темной уголке палисадника, имел счастье наблюдать эвакуацию первой партии гостей, не выдержавших застольных перегрузок.

Сначала из ресторана вынесли тело в белом пиджаке и погрузили в салон «мерса». Потом, сопя и толкаясь, восемь человек выволокли упирающегося толстячка без пиджака. Гость, очевидно, был важной персоной, потому что тащили его весьма вежливо. Сопротивлялся он до последнего, в джип лез, как Иван-дурак в печку: растопырив руки и ноги.

Отчаянным усилием ему удалось вырваться и растолкать мучителей. Толстяк с хряком рванул до пупа рубашку и замер в позе борца сумо. Дышал он, как кабан на фоксов: сипло и яростно. Начать следующую часть застолья – легкий мордобой среди своих – почему-то никто не решился. Толстяк с торжествующим видом выпрямился, сунул руку в задний карман брюк. Мучители в страхе отпрянули. Мужчина хищно оскалился. И вдруг, озарившись по-детски счастливой улыбкой, швырнул в воздух пачкой купюр.

– Гуляй, рванин-а-а! Все пропьем, Урал не опозорим! – заорал он в московское небо.

Осыпаемый долларовым конфетти, толстячок рухнул бордовым лицом в арбатскую землю.

Гости гурьбой бросились к телу и волоком потащили к машине.

– Шарман! – оценил Корсаков.

Он выбрал эту скамейку как самое незаметное и тихое место, в двух шагах от Гоголевского, где можно было спокойно дождаться Леню. Оказалось, жизнь била ключом не у него одного.

В ресторане врубили плясовую в исполнении «Любэ», и свадьба поскакала, затопала и загугукала дальше.

Корсаков полез в карман плаща за сигаретами. Рука наткнулась на плоский футляр.

Он достал его, отщелкнул крышку. Внутри находилась колода карт, больше обычных, размером примерно с почтовую открытку.

Ему доводилось видеть карты Таро, один комплект он даже изготовил сам по заказу профессиональной гадалки, но те, что сейчас он держал в руках относились к какой-то редкой разновидности Таро. Прежде всего, поражала необычная цветовая гамма: серо-фиолетовая – отталкивающая, как кожа трупа. Гравюры, безусловно, были выполнены мастерски, но в странной, совершенно не характерной для карт манере. Игорю пришло на ум, что заказ выполнял сам Иероним Босх. Трудно было догадаться, что символизировали изображения на картах. Но к светлой стороне бытия они явно отношения не имели.

Корсаков посмотрел на рубашку карт.

Козлоногое чудище восседало на камне в форме человеческого черепа.

– Бафомет[25]25
  Бафомет – ослиноголовая культовая фигура рыцарей Тамплиеров, козел шабаша в средневековом колдовстве, – происхождение которого неизвестно.
  В ранних изображениях, он обычно представлялся приподнятым над троном или трехногим табуретом, окруженный исступленными женщинами.
  Теодор Реусс, посвященный во Франкмасонский орден около 1900 года и принимавший участие в посвящении Рудольфа Штейнера, а также основатель и Великий Магистр О. Т. О. (Ordo Templi Orientis), описывал Бафомета, как андрогинное существо, состоящее из субстанций всех элементов, и иногда тем, чьей сущностью было «проявление или отображение мира существ, созданных небесным дыханием».
  Е. П. Блаватская видела в Бафомете экстрасенсорную сущность, психическое силовое поле, в ее терминологии – «духовная магия», – каббалистическое орудие Великой Силы.
  Современные маги и ведьмы поклоняются ему как главному колдуну, воплощению экстатического наваждения и инстинктивной мужественности.


[Закрыть].

Стоило произнести в слух имя одного из воплощений Люцифера, и сразу же сделалось неуютно. Показалось, что в затылок уткнулся чей-то пристальный недобрый взгляд.

Сначала шорох прокатился по листве, а потом кроны дрогнули от неожиданно налетевшего порыва ветра. В ресторане неожиданно оборвалась музыка, на улицу выплеснулся вал возбужденных голосов.

Корсаков поежился и от греха подальше спрятал карты в футляр, а его сунул во внутренний карман плаща.

Из-за угла показалась фигура грузного человека в милицейской форме.

– Накаркал! – проворчал Корсаков.

Место, где он сидел, в местной географии обозначалась как «Пьяный дворик». К скамейке у веранды ресторана «Арбатский дворик» с Арбата приходили по-быстрому распить бутылочку, иногда отсюда же посылали за второй и последующими. Если отделению милиции требовалось выполнить план по штрафам за распитие в неположенном месте, то не было ничего проще – подходи в «Пьяный дворик» и пакуй нужное количество клиентов.

– Мужики, я предупреждал! – грозно прорычал мент, вглядываясь в темноту.

– Сергей Семенович, это я, Игорь.

– А ты, артист, – сбавил обороты участковый. – Один?

– Один.

Бутылка коньяка стояла рядом на скамейке, Корсаков снял с головы «стетсон» и накрыл ее. Бутылка спряталась под шляпой целиком.

Участковый свернул с тротуара и, шаркая ногами по траве, подошел к скамейке. Бросил взгляд на веранду ресторана, где еще не затих скандал.

– А там что сегодня?

– Вроде, свадьба, – ответил Корсаков.

– Надеюсь, не твоя?

– Не дождетесь, – хмыкнул Корсаков.

Участковый положил ему руку на плечо.

– Такие дела, Игорь, – невпопад, выдал Сергей Семенович.

Грузно осел, не убирая руки с плеча Корсакова. Корсаков покосился на него и увидел, что участковый тяжко пьян. Форменный китель распахнут, рубашка расстегнута на груди, галстук болтался на защелке. Крупное, мясистое лицо блестело от алкогольной испарины.

– Такие дела, – повторил Сергей Семенович и сербнул носом.

Корсаков решил не лезть с вопросами, и так ясно – у человека проблемы, достойные того, чтобы нажраться прямо в форме.

– Ты-то как, артист? – спросил Сергей Семенович.

– С переменным успехом.

– А у меня, Игорек, полный штопор. Была жизнь так себе, а стала вообще ху… К-хм. – Он покачал Корсакова за плечо. – Прощаться будем, Игорек. Доставай, если что есть.

Он выудили из кармана пакетик орешков, бросил на скамейку.

– Вместо закуси, – пояснил он.

Корсаков покосился на шляпу, под которой пряталась бутылка раритетного коньяка.

– А повод какой? – Он решил, что при всем уважении к участковому вполне можно ограничиться водкой из ларька.

– Сожрали меня, Игорек.

Сергей Семенович, наконец, убрал лапу с плеча Корсакова и, подперев щеку кулаком, замер в позе роденовского «Мыслителя».

– Надеюсь, не дело шьют?

По мнению Корсакова, участкового можно было сажать просто за саму должность, неотъемлемой частью которой были мздоимство, использование служебного положения в корыстных целях, сокрытие преступлений и нанесение легких телесных повреждений.

Сергей Семенович зло зыркнул на него, но, очевидно, под влиянием выпитого быстро обмяк.

– Хрен меня посадишь, не на того напали! – проворчал он. – Подсидели, суки.

– Не из-за меня?

Участковый отмахнулся.

– За всех сразу.

Он вспорол пакетик, метнул в рот горсть орешков. Захрупал, тупо вперев взгляд в землю.

После тягостной паузы он неожиданно спросил:

– Ты видал, Игорек, что с трупом бывает, когда он неделю на солнцепеке лежал? – И не дождавшись ответа, продолжил: – А я видал. Целую улицу навалили, и ни одна жопа не оторвалась собрать и похоронить по-людски.

– Это в Чечне? – догадался Корсаков.

Участковый кивнул.

– Сводный отряд ГУВД. Три месяца, – пробормотал он. – Потом три месяца пил. До сих пор колбасит. Тебе не понять… Лежит пьянь какая-нибудь, обоссался уже от счастья. Подхожу пинка ему дать. Умом понимаю, что алкаш это обычный. А вот тут… – Он стукнул себя в грудь. – Страх. Мыслишка ворочается, пну, а он – в кашу гнойную растечется. Или отвалиться у него что-нибудь. Как с этим жить, знаешь?

Корсаков, выдерживая паузу, закурил.

– Не знаю, Сергей Семенович.

Участковый покачал головой.

– И я не знаю. А они – знают! Три дня на сборы – и в Дагестан.

– А там, что, своих ментов нет? – вставил Корсаков.

– Начальству виднее.

– А отмазаться?

– Не тот случай. – Сергей Семенович поморщился. – Разнарядка аж из министерства пришла. Комплексная проверка туда едет. А нас – до кучи. У начальства свои планы, а мне главное с кровниками не встретиться.

– А есть они, кровники?

Сергей Семенович поджал губы.

– Опять война там будет, сердцем чую. – Он поскреб грудь. – Не к добру туда наши зачастили. И если подумать, не бывает так… Столько крови пролить, а потом – абзац. Типа мир. Хрен там!

– Надолго?

– Пока на два месяца. Только уже намекнули, если вернусь, дадут майора – и под зад пинка. На пенсию, значит. – Он повернулся к Игорю. – Получается, без крыши ты остаешься, парень. Капитана Немчинова тоже гонят в командировку. Версия есть, Галька, сука, подставила нас. Дознавательница, хренова. Дело у нее в суде развалили из-за неправильно составленного протокола. Она стрелки на Немчинова перевела, типа, он даже грамоте не обучен. Немчинов прилюдно ее послал. А Галя сосет у кого-то в ГУВД. Ну и вложила она нас между миньетами по полной программе.

– А вас-то за что?

– До кучи. Всю нашу команду, сука, на этап поставила. Вот такая чистка рядов вышла!

– М-да, у вас, оказывается, интриги.

– Чем же мы хуже других! Думаешь, если менты, то уже не люди?

– Почему же… Вы, Сергей Семенович нормальный мужик. Дерьма от вас я не видел.

– Тогда, выпей со мной, Игорек. А то настроение у меня, прямо слово, боевое. Я уже успел со своей крысой до развода дособачиться. Никакого сочувствия. Вернусь, квартиру делить будем. – Он сплюнул. – Вся гадость от баб. Правильно говорю?

– Ну, бывают и приятные моменты, – мягко возразил Корсаков.

– Именно, что – моменты. Типа этого праздника души. – Он ткнул пальцем через плечо, указав на гуляющую свадьбу. – А потом будет пожизненное похмелье.

Участковый снял фуражку, взъерошил прилипшие к лысине прядки. Взгляд его упал на «стетсон» Корсакова.

– О! Дай-ка, примерю твою ковбойскую. Сколько хожу, столько завидую.

Он отложил свою фуражку, сграбастал «стетсон» и водрузил себе на голову.

Бутылка при этом скатилась со скамейки, Корсаков выбросил руку, и успел подхватить ее в сантиметрах над землей.

– Ковбой! – похвалил его Сергей Семенович.

Он с аппетитом сглотнул.

– Давай ее сюда, красавицу.

– Сергей Семенович!

– Что, уже со мной и выпить западло? – обиделся участковый.

Он, не принимая возражений, вытащил бутылку из напряженных пальцев Корсакова. Посмотрел на этикетку.

– На коньячок перешел? Богато живешь.

Корсаков мысленно взмолился всем богам, демонам и чертям сразу. Но, знал, судьбу бутылки уже ничем не изменить. Стоило только посмотреть на алкогольно-жадный блеск, в глазах Сергея Семеновича.

– Вообще-то Лени Примака коньяк.

У Сергея Семеновича мысли шли своим путем.

– О, а ты на друга баллон катил, – заключил он. – Ты за него штраф заплатил, а он – коньяком проставился. Все по-людски. – Он взболтнул бутылку. – Вроде бы, не фальшак. Как по-русски называется?

– По-русски – «Хеннесси».

Участковый передал бутылку Корсакову, выложил на скамейку австрийский ножик.

– Ты расколупай пробку, Игорек. А я за стаканом схожу, – сказал он, вставая. – Не бомжи же мы, такой напиток из горла сосать.

Тяжко переваливаясь, он побрел к ресторану.

Первым желанием Корсакова было сорваться с низкого старта с бутылкой, как с эстафетной палочкой, в руке. Даже судорога по икрам пошла. Потом пришла мысль, что глупо бегать от судьбы. Хоть она и явно мухлюет, сдавая карты.

И сразу на душе стало легче.

«Если верить рассказам бабушки, у нас в роду гусарили все мужики без исключения. Кровь ордынских князей, видимо, покоя не давала. Куролесили так, что небу жарко было. Но чтобы двухсотлений коньяк с околоточным пить… Такого еще не случалось», – усмехнулся Корсаков.

И острым австрийским лезвием сковырнул золото луидора.

Глава десятая

Жизнь улыбается тебе, а ты шлешь ей воздушный поцелуй, когда по венам твоим бежит жидкое золото коньяка. Кто пил, спорить не станет.

А если это не обычный марочный продукт, а чистая амброзия двухсотлетней выдержки? Господа, надо вовсе не иметь души, чтобы, вкусив божественный нектар, не ощутить себя равным богам!

Корсаков спешил к Трофимычу за новой бутылкой, взамен той, что по прихоти судьбы бальзамом излилась на израненную душу участкового. Корсакову досталась ровно половина, и под действием волшебного напитка он не шел, а летел на крыльях счастья, распугивая мирных граждан, совершающих поздний променад по Арбату.

Ошалевший не столько он выпитого, сколько от запредельной несуразности всего произошедшего с ним за последние сутки, он чувствовал на своих губах глупую улыбку, выигравшего миллион идиота. По всем раскладам, избитый и растоптанный, загнанный в свою конуру и обложенный со всех сторон, он должен был свернуться калачиком и дрожать в предсмертной тоске. А он шел, нет, летел на черных крыльях распластавшегося плаща, подобный тому непокорному ангелу света, что бросил вызов самому богу и, насколько известно, ни разу об этом не пожалел.

Рифленые подошвы армейских ботинок вминали арбатскую мостовую. Звезды смотрели с небес. А красивые женщины провожали взглядом.

У фонтана с золотой Турандот кучковалась компашка неформального вида выпивох. Корсакова узнали.

– Лис, давай к нам! – крикнул парень, салютуя пластиковым стаканчиком. – Славич проставляется.

– Позже, други игрищ и забав, чуть позже! – ответил Корсаков, не сбавляя гренадерской поступи.

Он свернул в переулок, прошел под аркой, где кто-то невидимый громко копался в мусорных баках, переулком вышел к палисаднику.

Особняк затаился в темноте, как унылый бомж в темном парадном.

Игорь тихо свистнул и громко объявил:

– Трофимыч, ахтунг-ахтунг, в небе Корсаков!

Он вбежал по лестнице.

В доме стояла гробовая тишина.

«Оно и хорошо, – отметил Корсаков. – Хуже было, если бы тут гульбарий шел в полный рост. На халявное пойло у нас народ летит, как мухи на дерьмо. Но Трофимыч, как выяснилось, мужик серьезный».

– Дед, ты где? – крикнул он в темноту.

Ответа не последовало. Только эхо, поблукав по лабиринту дома, увязло в темноте, как в старой вате.

– Дед, эй! Не бойся, один я! – крикнул Корсаков, проходя через зал.

Показалось, на втором этаже негромко хрустнула половица.

– Я поднимаюсь.

Корсаков, стараясь создавать побольше шума, затопал по лестнице.

Замер на середине. Света на втором этаже не было.

Сердце гулко заколотило в груди. Как сквозняком, выдуло хмельное веселье.

– Трофимыч, что без света сидишь? – понизив голос, спросил он.

Поднялся на последнюю ступеньку.

Под каблуком тонко треснуло стекло. Он присел, на ощупь нашел осколок. Был он вогнутый и прозрачный, как январский лед.

«Лампа!» – грохнуло в голове.

Корсаков настороженно замер. От всей души выругал себя, что, поддавшись импульсу, остался без оружия. Трофимыч максимум из чего стрелял, так из «тулки», куда ему совладать с ТТ; в корову с двух шагов не попадет.

Игорь осмотрелся в поисках чего-то, способного послужить оружием. В переделах досягаемости ничего лучше, чем обломок перил с острым концом не нашлось. Он подхватил его, как дубину, взвесил в руке. Солидная тяжесть дубовой палицы внушала уверенность.

– Дед, ты где? – громко крикнул Корсаков и бесшумной тенью скользнул в коридор.

Стоило сделать шаг, как под ногами предательски заскрипели осколки лампы. Пустой патрон раскачивался на проводе, тихо постукивая по косяку.

Игорь сделал шаг вперед. И едва успел пригнуться. Из темноты на него устремилась разлапистая тень, пронеслась над головой, обдав запахом перьев и гнили.

Корсаков кувырком прокатился по полу. Оглянулся. И невольно перекрестился.

Черная тень, ударив по воздуху огромными крыльями, застыла над перилами, а потом вытянулась, став похожей на торпеду, вылепленную из густого дыма, и с воем взмыла вертикально вверх. Где-то под крышей грохнуло, заскрежетало, словно клещами рвали металл, с потолка вниз посыпалась труха и мелкие щепки. Потом вновь в доме повисла тишина.

– Чур, меня! – суеверно прошептал Корсаков.

Мелькнула мыслишка, что чудит древний коньячок; за столь долгий строк он вполне мог стать микстурой, вызывающей демонов, или эссенцией для ускоренного погружения в белую горячку.

Выставив вперед дубину, он стал красться по коридору, рывком проскакивая дверные проемы, успевая заглянуть вовнутрь. Всюду было пусто.

У последней двери он остановился. Прижался спиной к стене.

– Трофимыч, ты живой? – позвал он. – Не вздумай шмальнуть, старый. Это я – Игорь.

Он подождал, пока Трофимыч не выдаст что-то типа «Денег принес?». Ответом был только волчий вой сквозняка.

Корсаков оттолкнулся от стены и шагнул через порог. Дубину он держал наизготовку, как бейсболист, готовясь срезать ударом любого, кто окажется на пути.

В разбитое окно свободно врывался ветер. На уцелевшем сколе стекла отчетливо виднелся оттиск ладони. Корсакову на память сразу пришли все пионерские страшилки про «Черную руку» и «Гроб на колесиках».

Он глупо усмехнулся, пытаясь защитить сознание от помрачения увиденным.

А в комнате было жутко. Не столько из-за полумрака и сгустков теней по углам. Здесь только что справила свой шабаш Смерть.

На полу слюдяными стеклышками блестели черные лужицы. Смазанные отпечатки подошв, вступивших в еще не застывшую черную жидкость, отчетливо пропечатались на пыльных досках. На стене у пролома виднелась широкая, словно малярной кистью проведенная, дуга. Она обрывалась у самого плинтуса, а по полу под ней расползалось большое пятно.

Корсаков подцепил дубиной влажный комок, валявшийся у его ног. Поднес к глазам и с омерзением вздрогнул. Тряпка была пропитана кровью. Он присмотрелся и едва сдержал рванувшийся из горла крик.

Вязаная шапочка Трофимыча окончательно пришла в негодность. Кто-то словно пережевал ее, растерзал острыми клыками, а потом выплюнул в чан с кровью.

Корсаков отшвырнул кровавый комок. Отстраненно подумал, что звать Трофимыча, больше смысла нет.

Стена при ближайшем рассмотрении оказалась сплошь покрыта царапинами. Кто-то драл обои так, что следы когтей ушли глубоко в штукатурку. Полоса на стене оказалась кровью, оставленной кем-то осевшим на пол со сквозной смертельной раной.

«Не жилец», – вынес приговор Корсаков, мысленно прикинув размер выходного отверстия, из которого на стену хлестнула кровь.

Тугой удар тюкнул в макушку.

Корсаков рефлекторно отпрянул, развернулся и дважды перекрестил воздух дубиной.

Поднял взгляд вверх. На потолке распласталось огромное жирно-темное пятно, все усыпанное тугими бубочками зреющих капель.

Корсаков потянул носом. К прелым миазмам заброшенного жилища подмешался странный запах, будто в комнате раздавили огромную жабу. И запах этот не мог развеять даже сквозняк из окна.

– Чертовщина какая-то, – пробормотал Корсаков.

Он не мог отделаться от ощущения, что находится под прицелом пристального взгляда, устремленного в него из темноты.

Края пролома были густо измазаны кровью.

Игорь понимал, что труп Трофимыча мог находиться только в потайной комнатке, но заглядывать туда не было никакого желания.

Он присел на корточки и внимательно осмотрел пол. Натоптали минимум с десяток человек, определил он по отпечаткам. Ни одной гильзы не обнаружил. Или дед так и не решился пустить оружие в ход, или кто-то аккуратно собрал стреляные гильзы.

«Мало вероятно, что стрелял, – подумал Корсаков. – Из ТТ, как из пушки, бабахает. Один выстрел – и весь Арбат уже на ушах стоял бы».

Он еще раз принюхался. Характерного запаха пороховой гари не было. Зато сырой, как из погреба, лягушачий запашок усилился. Явно пахло из пролома.

Корсаков отщепил от дубины тонкую лучину, поджег и сунул в пролом.

Света от дрожащего язычка пламени хватило, чтобы развеять густой мрак. Главное, трупа Трофимыча не было, хотя Корсаков приготовил себя к тому, чтобы увидеть растерзанное тело.

Стены в «черном кабинете» были испещрены следами когтей и густо забрызганы каплями черной слизи. Мебель сдвинута или опрокинута. Странно, но ящик с бутылками остался на месте.

Стояла густая, плотная вонь. Смесь сырости и вспоротых кишок.

Неожиданно, капли слизи на стене ожили. Потекли вниз, петляя и сливаясь друг с другом, вычерчивая отчетливые арабески.

Корсаков коротко вскрикнул. Линии на стене сами собой сложились в изображение козлоного чудища, сидящего на камне в форме человеческого черепа.

Игорь выронил лучину. Мрак затопил «черный кабинет».

Затаив дыхание, как перед прыжком в воду, Корсаков втиснулся в пролом, ухватился за края ящика и отчаянным усилием потянул к себе.

* * *

Игорь огляделся. Ощущение прилипшего к спине пристального взгляда не отпускало, сколько не петлял по пустынным арбатским переулкам.

Он вцепился в ограду церкви Воскресения. За узкими оконцами тускло горели лампады. Казалось, что внутри церкви существует иной мир, полный благостного умиротворения. До жути захотелось перемахнуть через частокол ограды, броситься к дверям, колотить кулаком, пока не откроют и не впустят в этой нагретый свечами покой, где нет страха смерти, где отпускаются грехи и нет нужды убивать, чтобы выжить.

– Господи, не оставляй меня! – прошептал Корсаков, подняв взгляд на тусклое золото креста.

По лодыжке прошла горячая волна. Корсаков посмотрел под ноги.

Огромный черный котяра терся о штанину.

– Пошел! – зашипел на него Корсаков.

Котяра вдруг ощерился, замахнулся лапой и раззявил красную пасть.

– Ах, ты, блядь! – Корсаков с силой дал пинка котяре.

Но удар пришелся в пустоту. Черный кот просто растворился в темноте.

Корсаков ошарашено уставился на асфальт, где секунду назад сидел котяра.

Передернув плечами, бросился через Филипповский переулок к бульвару.

На Гоголевском ярко горели фонари. В сквере на бульваре гомонили пьяные голоса: молодежь, оккупировавшая скамейки, продолжала весело туситься.

У дома с аркой замерли две иномарки. Мощный, как БТР, джип и элегантная машина представительского класса, в народе именуемая «членовоз».

У «членовоза» переминался с ноги на ногу Леня Примак. Увидев Корсакова, он радостно замахал руками.

Корсаков помедлил, как актер перед выходом на сцену. Глубже надвинул «стетсон» на глаза и решительным шагом направился к машинам.

– Игорек, мы тебя уже десять минут ждем! – воскликнул Леня, суетливо подбегая к Корсакову. Отпрянул, увидев, синяки на его лице. – Бог мой, в каком ты виде?!

Корсаков с интересом осмотрел Примака. Искал признаки того Леньки, кто видел нечто, способное изменить жизнь. И был так ошарашен открывшимся ему, что не смог один вынести запредельности знания. Бросил все и помчался к другу.

Ничего Корсаков не нашел. Ни следов откровения, ни последствий пьяной исповеди. Леня Примак, полежав под капельницей, вместе с сивухой вымыл из себя все. Реанимировался. Вернулся к привычной жизни.

– Целовать меня не обязательно, – холодно обронил Корсаков. Кивнул на черные стекла «членовоза». – Банкира привез?

Леня не успел ответить. Из джипа вывалились два двухметровых качка в приличного вида костюмах. Один подошел к Корсакову в плотную, второй встал, широко расставив ноги и прикрыв скрещенными кулаками пах, в шаге за спиной первого. На Корсакова он даже не посмотрел, принялся, медленно поворачивая голову, сканировать окрестности.

Зато тот, что стоял ближе, провел детальный внешний осмотр. Остался он им доволен, или нет, по бесстрастному лицу сказать было нельзя.

– Это тот, кого мы ждем? – обратился телохранитель к Примаку.

– Да. Видите ли…

Парень, не дослушав, сконцентрировал взгляд на лице Корсакове.

– Оружие есть? – спросил он бесстрастным голосом.

– Увы, нет! – улыбнулся ему в лицо Корсаков.

– Позвольте удостовериться.

Корсаков распахнул плащ.

– Учти, у меня стеклотара, кантовать не рекомендуется. Не расплатишься.

Уголки губ у парня чуть заметно дрогнули, обозначив улыбку. Он дал понять, что юмор гостя оценил, но, сам шутить не намерен.

Чуткими пальцами он пробежал по телу Корсакова от плеч до лодыжек.

Выпрямился.

– Карманы плаща, пожалуйста, – произнес он.

– Там бутылки. – В карманах плаща Корсакова без проблем разместилось пять полных бутылок и одна пустая. – За оружие сойдут?

– При желании, – обронил телохранитель. – Придется достать.

– Отвали! – Корсаков повернулся к Лене. – Скажи своему клиенту, чтобы заканчивал цирк. Может он меня еще анализ кала заставит сдать?

– Игорь, человек заботится о своей безопасности, что тут такого? – вступился за банкира Леня.

Телохранитель прижал палец к уху, куда уходил витой проводок, кивнул.

– Вас просят показать одну бутылку, – обратился он к Корсакову.

Черное стекло «членовоза», поехало вниз на десять сантиметров.

Корсаков повернулся к Лене, протянул ладонь.

– Двести баксов!

– Что? – Примак опешил. Потом вспыхнул, ворча, полез в карман. – На, кровопийца!

Он сунул, скомкав, в ладонь Корсакова деньги.

Игнорируя телохранителя, Корсаков передал бутылку Примаку.