Текст книги "Цена посвящения: Время Зверя"

Автор книги: Олег Маркеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц)

Странник (Неразгаданная судьба)

Улочка Парижа, по самые крыши затопленная солнечным светом, круто уходила вверх. Мокрая брусчатка, отражая утреннее солнце, казалась отполированной до зеркального блеска. В пазах между камнями скопилась темная вода, парила прозрачной дымкой. Хозяева лавочек уже подняли забрала жалюзи на витринах, и, казалось, идешь вдоль ряда черных зеркал.

Зеркала отражали неспешное движение двух человек. В этот ранний час они были единственными прохожими на тихой улочке.

Пожилой, высокий и сухопарый мужчина гордо нес седую голову. Острый профиль и полуприкрытые веки делали его похожим на большую хищную птицу. Он был одет в черный сюртук со стоячим воротником. Второй, значительно моложе, также был одет в темное. Распахнутый долгополый плащ не мешал движениям по-военному подтянутого тела.

Они, несмотря на разницу в возрасте, были в чем-то неуловимо похожи. Та же отстраненность, уверенность в себе и независимость, которые не выставляют напоказ, но которые нельзя не заметить.

Создавалось ощущение, что они лишь вышли на короткую прогулку в наше время, а появились, живут и исчезнут в другом, недоступном обычным людям. Не ломая головы, их можно было принять за профессора иезуитского университета и его любимого аспиранта. Потому что обывателю, случайно бросившему взгляд на эту пару, никогда не угадать, кем на самом деле они были.

Максимов подмигнул своему отражению и усмехнулся.

– Забавно смотримся.

– Хорошо, что еще отражаемся, – мрачно пошутил Навигатор, не поворачивая головы.

– Может, зайдем? – Максимов указал на призывно распахнутые двери маленького кафе.

Изнутри соблазнительно тянуло ванильным ароматом сдобы и возбуждающим чадом только что обжаренных кофейных зерен.

Навигатор остановился. Заложил руки за спину.

– Хороший кофе в парижском бистро в семь утра? М-м, это – стильно.

Максимов рассмеялся. Фраза была из другой, параллельной им жизни.

И тем не менее они зашли в бистро, сделали заказ заспанному хозяину и сели за столик в дальнем углу маленького зальчика.

Навигатор водил над дымящейся чашкой кофе тонкими бледными пальцами, то ли грея их, то ли колдуя. Молчал, опустив веки.

Молчал и Максимов. Он чувствовал себя проезжим в этом чУдном и чуднОм городе. Ни связей, ни воспоминаний, ни забот. Прибыл – убыл, промелькнул и исчез. Сгинул. Без следа, без памяти, без сожалений. Когда объявлюсь вновь – не спрашивай, сам не знаю. В любом городе так. В любой точке пространства-времени. Трудно быть таким? Нет, если странствовать – твоя суть.

Навигатор сделал глоток, посмаковал вкус кофе, удовлетворенно покачал головой.

– Мокко. Очень правильно прожарен. Ты пьешь горячий?

– Да, – ответил Максимов, поднося чашку к губам. – Остывший напоминает… квартиру, в которой давно никто не живет.

– Хорошо сказано.

Пока Максимов осторожно прихлебывал обжигающий кофе, Навигатор достал из кармана плоский пенал из дорогой кожи. Положил рядом с блюдцем Максимова.

– Это тебе, – тихо произнес он.

Максимов чутко отреагировал на «тебе». Навигатор был не из тех, кто путается в словах и мыслях. Если «твое» – значит, принадлежит по праву. Если «тебе», то право собственности должно быть подтверждено свободным выбором. Не хочешь – откажись. Возьмешь – примешь и дар, и обязательства, с ним связанные.

Он поставил чашку на блюдце, мельком взглянул на хозяина, дремавшего за стойкой, открыл крышку пенала. Сафьяновая кожа нежно прижалась к подушечкам пальцев.

Внутри на шелке голубого цвета лежали перстень, булавка для галстука и элегантная зажигалка. Луч света, с трудом пробивавшийся в кафе сквозь затемненное стекло, вспыхнул на их гранях золотым огоньком. На всех трех предметах был выгравирован орел, держащий в когтях опрокинутый треугольник. На нем четко проступали две арабские цифры – тройка и двойка[6]6
  Знак тридцать второго градуса Посвящения в иерархии масонского ордена Шотландского обряда – «Сиятельный Рыцарь Хранитель Королевской Тайны», предпоследняя степень в т. н. «оперативном» уровне, начинающемся с семнадцатого градуса – «Рыцарь Кадоша». На «оперативном» уровне от члена ложи требуются активные действия по выполнению стратегических задач Ордена. Если на начальных степенях посвящения ритуал сводится к мистерии смерти и возрождения неофита, то на уровне «Рыцаря Кадоша» посвящаемый совершает ритуальное убийство «предателя». Предположительно, со степени семнадцатой по тридцать третью играют роль внутренней контрразведки Ордена.


[Закрыть].

– И за что мне такая роскошь? – спросил Максимов.

– За Мертвый город, Фон Винера и «Черное Солнце», – ответил Навигатор. Он пригубил кофе и продолжил: – У нас, как ты знаешь, нет наград и привилегий. У нас нет приказов, начальников, подчиненных. Нет устава, иерархии и бюрократии. По сути – нас нет. Возможно, только поэтому мы еще существуем. Мы открываем Знания, дающие силу, а Знания обязывают к действию. Но каждый из нас действует исключительно исходя из своей сути. У всех она разная, поэтому ни просчитать, ни упредить действия Ордена невозможно. У них есть все, в чем мы себе сознательно отказываем. – Он указал взглядом на пенал. – Но в чужой монастырь, как известно… Так или иначе, из уважения к традициям наших временных союзников я обязан передать тебе эти знаки отличия, их пароль и ритуальный жест.

Максимов через плечо Навигатора бросил взгляд на хозяина бистро. Явно сибарит и по инерции еще бабник сладко посапывал, навалившись на стойку, подперев мясистую щеку таким же мясистым кулаком. Бедняга рисковал проспать самое интересное, что когда-либо случалось в его забегаловке.

На столе, покрытом бумажной скатертью, между чашек с кофе и блюдцами с булочками лежал ключ к вратам одной из самых могущественных лож в мире. Возьми его, запомни пароль и жест, и перед тобой откроются все аристократические салоны, кабинеты управляющих банков, комнаты секретных переговоров и хранилища тайных документов. Вероятнее всего, новообретенные братья поспособствуют легализации тайного звания в мире профанов: повесят на грудь Орден подвязки, присвоят научную степень или раскрутят бизнес, а для общей пользы сочетают браком с дамой, из семьи не ниже по уровню посвящения. И дети от этого брака с рождения получат недоступную «безродным» семнадцатую степень посвящения. Придет их срок, и они набросят на плечи черный плащ рыцаря Кадоша.

Максимов поднес чашку к губам. Рука не дрожала. Сделал глоток.

– Я, пожалуй, откажусь, – отчетливым шепотом произнес он.

Навигатор изогнул бровь. Пальцы его, лежащие на скатерти, не пошевелились.

Максимов поставил чашку. Закрыл пенал и передвинул его ближе к Навигатору.

– Я отказываюсь от дара.

Навигатор промолчал.

– Третий раз – нет. Пусть все остается на своих местах.

Навигатор с непроницаемым лицом взял пенал и сунул во внутренний карман. Он медленно поднял взгляд…

Максимову показалось, что два холодных голубых луча прошли сквозь зрачки и проникли в мозг.

Погасло утреннее солнце, исчезла улица, растворился в густых сумерках самый красивый город на земле, привычный мир, вместе с его обитателями, их маленькими радостями и большими надеждами, вечной любовью и бесконечными страданиями, с их богами, царями и цареубийцами, сводниками и святыми, пророками и лицедеями, мир, где все имеет причину и исток, срок и неизбежное следствие, этот мир рухнул в породившую его бездну. И началась магия.

– Слушай меня, Странник. – Голос шел из ниоткуда, но был повсюду. Он единственный существовал в умершей вселенной. – С тобой говорю я, Навигатор – Тот, кто указывает путь.

Мы никого не зовем, но нашедших нас не прогоняем прочь. Принимая присягу на верность, мы оставляем за вступившим в наш Орден право выбора. Право выбора – это Закон. Мы не боимся предательства, изменить нам – значит изменить самому себе. А это – смерть.

Так было и с тобой. Ты сам выбрал ремесло воина и заключенную в нем судьбу. И подтвердил, что достоин выбора. В Эфиопии ты прошел крещение огнем, вернувшись на родину, узнал, что такое предательство и навет. Тебя не сломал холод карцера, не разъела желчь отчаяния. Таким я и встретил тебя – достойным своей судьбы. И лишь помог тебе стать тем, кем ты был рожден, – странствующим воином.

Ты не раз проливал кровь. Свою и чужую. Свидетельствую перед всеми, не было пролито ни капли невинной крови. Ты сам выбирал себе противников. Свидетельствую перед всеми, ни разу твой выбор не пал на того, кто слабее себя. Ты способен на многое, но, свидетельствую, всякий раз пытался и совершал невозможное.

Ты вправе идти дальше путем воина. Но я, Навигатор, говорю, «работа в черном»[7]7
  Три степени Посвящения в некоторых эзотерических орденах соответствуют этапам алхимического Делания. «Работа в черном» – negredo, «работа в белом» – albedo, «работа в красном» – rubedo. Подробнее о степенях и их символизме можно прочитать в работах известного эзотерика Мигеля Серрано.


[Закрыть] окончена. Впереди у тебя время очищения. Его цвет – белый.

Через минуту ты вернешься в мир людей. И до поры наши дороги разойдутся. Я оставляю свои перчатки. Они белого цвета. Это знак, Странник.

Я, Навигатор, готов свидетельствовать перед всеми, что по доброй воле и свободный в выборе, передаю их тому, кого считаю достойным в положенный срок занять место за Столом Совета. И пусть все будет так!

Голос медленно затих, как удар колокола в ночи.

Непроглядная тьма бесконечно долго хранила его протяжное эхо. А потом взорвалась всеми красками мира…

Максимов зажмурился. Улица горела солнечным светом.

В слепящем мареве едва разглядел сухую высокую фигуру в черном, шагающую вверх по улице.

– Прощай, Странник! – услышал он внутри себя голос Навигатора.

– До встречи, – прошептал Максимов.

Наклонил голову, спасаясь от солнца, и увидел, что держит в левой руке аккуратно свернутые белые перчатки. Не рассматривая, сунул в карман плаща.

Постоял, ошарашенно озираясь. Увидел знакомую вывеску бистро и приветливо распахнутую дверь.

Вошел, сел за тот же столик. Заказал еще кофе. Закурил и отвернулся к темному стеклу. Сквозь него улица смотрелась вовсе чужой. Как на выцветшем снимке.

Идти было некуда. Время замерло. Перепутье.

А через полчаса в бистро влетела Карина…

* * *

Максимов, очнувшись, оторвал взгляд от нелепого офорта.

Повернулся лицом к Иванову.

Василий Васильевич терпеливо ждал ответа.

– Нет. Ясно, четко и недвусмысленно – нет.

– Ты хорошо подумал, Максим?

Максимов встал из-за стола.

– Третий раз говорю – нет.

Иванов помедлил. Потом приподнялся и протянул ему руку.

– Удачи тебе, парень. Буду нужен, дай знать.

– А потребуюсь я, вызывайте повесткой, – попробовал пошутить Максимов.

– Да иди ты на фиг! – беззлобно ругнулся Василий Васильевич.

Тяжко осел в кресло.

– Карина на террасе, – услышал его голос Максимов, перешагивая через порог. – Направо по коридору до конца. Дверь откроется автоматически.

Максимов оглянулся.

Василий Васильевич грузно и неподвижно сидел в кресле, сцепив в замок выложенные на стол руки. Во всем его облике вновь проступила крайняя, надсадная степень безнадеги. Максимову уже доводилось видеть такое. И таких.

Такие, как Василий Васильевич, обложенные со всех сторон, замыкаются в себе, наливаются странной и страшной тяжестью и прут вперед, без устали, бездумно и бесстрашно. Рухнет такой лицом в землю, подумаешь, усталость скосила. Перевернешь – мертв. Весь, до последней капли себя выработал. Как танк в бою. До последнего снаряда, до звенящих пустотой баков.

Глава четвертая. «Девчонки не плачут…»

Странник

По террасе гулял сырой сквозняк. В воздухе отчетливо чувствовался запах большой воды. Участок за домом полого спускался к водохранилищу, невидимому сейчас в густых сумерках. На лужайке мерцали матовые плафоны светильников, повторяя изгибы дорожек. Неяркий свет растекался по траве серебристыми лужами.

На самой террасе света не зажгли. Максимов увидел лишь очертания двух плетеных кресел у ступенек. Спинки были высокими, разглядеть, кто сидит в кресле, невозможно.

Плавным движением свесилась тонкая рука. В пальцах ярко горел огонек сигареты. Повиснув над баночкой, стоявшей между креслами, пальцы сбили в нее пепел.

«Манеры! – Максимов усмехнулся. – Хоть весь стол заставь пепельницами, а барышни будут стряхивать пепел в пустую банку. Непринужденно и элегантно, будто так и надо».

Максимов мог подойти абсолютно беззвучно, но решил, что лучше обойтись без сюрпризов. Намеренно громко заскрипел половицами.

Из-за спинки кресла появилась женская головка. Контур ее на фоне матовых светильников прорисовался четко, словно вырезанный из черного картона. Длинные волосы схвачены на затылке в плотный клубок.

«Не Карина».

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, – удивленно протянула сидевшая в кресле.

Максимов вошел в полосу неяркого света.

– А! Вы – Максим.

Прозвучало как: «Ага, тот самый Максим».

– Разве мы знакомы? – спросил Максимов.

В ответ девушка протянула руку.

– Елизавета Данич. Можно просто Лиза.

Максимов пожал кончики холодных пальцев.

«Та самая Лиза, что „по жизни надо ехать с мигалкой по левой полосе“?»

Девушка оказалась той, что он видел на мониторе у Василия Васильевича. Вблизи она еще больше походила на Карину. Подстриги под мальчишку, легко можно спутать. А пока, с густыми локонами, пучком взбитыми на затылок, смотрелась тургеневской барышней. Только взгляд у барышни был эпохи миллениума: оценивающий и отмеривающий. Тихой романтики и сокровенной элегии в нем было не больше, чем в бизнес-плане.

– Присаживайтесь. – Лиза указала на свободное кресло. – Карина сейчас вернется.

– Где она?

– Недалеко. И, надеюсь, ненадолго.

Лиза махнула рукой в сторону лужайки.

– Понятно.

Максимов сел в кресло. Достал сигареты, чиркнул зажигалкой, с наслаждением затянулся.

Лиза внимательно следила за его движениями.

– Выпить хотите?

Максимов удивленно покосился на нее и отрицательно покачал головой.

Лиза достала из-за спины пузатую бутылку.

– Многое теряете.

– Что именно? – из вежливости поинтересовался Максимов.

– Что можно найти в бутылке. Истину, веселье, забвение. – В полумраке блеснула белозубая улыбка.

Максимов устало вздохнул.

– Девочка, не надо рекламы. Про похмелье я знаю все.

– При случае расскажете.

Лиза прижала губы к горлышку и высоко закинула голову.

«Бейлиз», – прочел Максимов на этикетке.

Пить яичный ликер «из горла» еще не доводилось. Но и попробовать желания не было. Он и в рюмке – гадость на любителя.

Лиза оторвалась от бутылки. Облизнула губы и глубоко затянулась сигаретой.

– Максим, можно вопрос? – Голос ее чуть охрип от выпитого.

– Да.

Максимов разглядывал прозрачное облачко табачного дыма.

– Вы любите Карину?

– Ошибка. – Максимов повернул голову. – Есть два вопроса, на которые я не даю ответов. Первый – верю ли я в Бога.

– Можете не продолжать.

Лиза откинулась в кресле, вытянула скрещенные ноги. Лицо ее спряталось в тень, Максимов видел лишь две искорки, мерцавшие в ее глазах.

– Могу подарить еще один вопрос, на который вы не сможете дать ответ, – произнесла после недолгой паузы.

– Интересно, какой? – нехотя включился в разговор Максимов.

– На что вы надеетесь?

– В смысле?

Она опустила руку и бросила окурок в банку.

Тихо зашуршал гравий на дорожке. В пятнах света мелькнула тень.

– Карина возвращается. А жаль, вы интересный собеседник.

Лиза встала. Поболтала бутылкой.

– Больше половины. Оставляю вам. Вдруг захочется.

Она легко нагнувшись поставила бутылку к ногам Максимова. Выпрямилась, провела ладонями по бедрам, поправляя узкую юбку.

По ступенькам заскрипели твердые подошвы. Карина так и осталась в полувоенном походном костюме: бутсы и штаны с накладными карманами. Октябрь в Москве, не бабье лето в Париже, поверх майки пришлось натянуть свитер грубой вязки.

– Лизка, уже уходишь? – спросила Карина, поднявшись на террасу.

– Пост сдал, – по-военному отдала честь Лиза. – Твой рыцарь прибыл.

– Максим?

Карина шагнула вперед. Всмотрелась и через секунду она уже сидела на коленях Максимова. Губы ее пахли ликером.

– Пока, люди! – Лиза сделала ручкой. – Созвонимся, Кариш.

Карина, уткнувшись носом в шею Максимову, невнятно промычала в ответ:

– Пока! Целую нежно, ваша рыбка.

Процокали и затихли, свернув за угол, каблучки. На террасе стало тихо, как бывает только осенним вечером. Тоскливо и неуютно.

Темнота, подступившая к ступеням террасы, жила настороженной, скрытой жизнью. То и дело слышались легкие шорохи, тихое похрустывание гравия.

Максимов, закрыв глаза, на слух попытался вычислить источники звуков. Насчитал шесть, по периметру лужайки.

«Василий Васильевич под каждый куст по охраннику посадил. Двое – с собаками. Неужели думает, что кто-то отработает номер на бис?»

– Ты где был? – спросила Карина.

– С дядей Васей общался.

– А-а! И как он тебе?

– Нормальный мужик. Одно плохо, спутал меня с Бобом Денаром.

– Диланом?

– Нет, песен он не пел. Хотя тоже личность известная. В узких кругах.[8]8
  Боб Денар – легенда в мире наемников. Родился в 1929 году в семье офицера, в семнадцать лет поступил в ВМС Франции, проходил службу во Вьетнаме, с 1961 – профессиональный наемник, на его счету война в Конго, десять государственных переворотов, путч в Бенине, гражданская война в Йемене. По заказу нескольких французских частных компаний в 1977 году совершил переворот на Коморских островах, стремившихся выйти из-под влияния Франции. Денар посадил в кресло президента марионетку Али Салиха, а себя назначил шефом его охраны. Принял ислам, женился на местной королеве красоты и правил государством под диктовку Парижа. При нем острова стали «республикой наемников». В 1995 году рассорился с Салихом и повторно захватил Коморы силами десанта в пятнадцать человек. По приказу Парижа на островах высадились французские десантники. Боб Денар, покидая под конвоем дворец, оставил запись в книге почетных гостей: «Я еще вернусь». Во Франции он предстал перед судом по обвинению в убийстве Али Салиха, но был оправдан. В настоящее время на свободе, отец восьми признанных детей.


[Закрыть]

Имя Денара Максимов ввернул специально для Василия Васильевича. Карина, дитя со школьным образованием, имела право и не знать поименно знаменитых «диких гусей». А тот, кто подвизается в службе безопасности, специальную литературу обязан почитывать. Не знаешь сам, на худой конец, проконсультируйся у людей сведущих. В штанах с лампасами.

Максимов был уверен, что Василий Васильевич сейчас просматривал и прослушивал каждый уголок дома, где могли находиться гости. Иванов качал информацию, готовясь к своей войне.

«Бог в помощь!» – мысленно пожелал ему Максимов.

В чужой войне Странник не участвует. Даже за хорошие деньги.

– Ты как, малыш?

– Погано, если честно. – Карина тяжело вздохнула. – Внутри – как в темной комнате, в которой сдохла черная кошка. Не думала, что так плохо будет. Мы же практически чужие. Он весь в делах, вечно в разъездах. У меня – шило в заднице. Так и не нашли время, чтобы сойтись поближе. Как я понимаю, он выжидал, а мне этого не надо было. А теперь – уже никогда. Никогда… Страшное слово – «никогда». Правда?

Она оглянулась на поляну, всю в пятнах мертвого желтого света.

– Тебе дядя Вася рассказал..?

– Да.

Карина зябко передернула плечами.

– Я специально сейчас ходила на то место. Представляешь, ничего не почувствовала. Молчит все внутри. Отчего так?

– Не знаю, Карина. Только ты не раскисай, человечек!

– Это я так. – Карина шмыгнула носом. – Давит что-то на сердце, а что – еще не поняла.

Она свернулась калачиком на коленях Максимова, поворочалась, удобнее устраивая голову на его плече. Затихла. Только ровное дыхание щекотало щеку Максимова.

Максимов потрепал колючий ершик волос на ее затылке. Карина тихо заурчала.

Он провел ладонью по ее груди. Под свитером между двух упругих бугорков отчетливо прощупывался медальон. Максимов сжал в пальцах пластинку, впитавшую тепло тела Карины.

«Перекресток судеб. Куда ты пойдешь, мой маленький странник?»

Мягкие губы коснулись щеки Максимова, нежно прищипывая кожу, двинулись к губам. Неожиданно она отстранилась.

– Да, я же самое главное забыла!

– Что тебе пора спать?

– Идиот клинический, – проворчала Карина.

Потянулась к уху Максимова.

Слушая ее шепот, Максимов обмер.

«Только этого еще ей не хватало! – с тревогой подумал он. – Мог бы и сам, между прочим, догадаться. Со дня смерти прошло три дня, самое время вскрыть завещание».

– И что ты теперь будешь делать? – шепотом спросил он.

– Не знаю. – Она пожала плечами. – Честно, не знаю. У тебя какие-нибудь мысли есть?

«Бежать», – чуть не вырвалось у Максимова. Но, поразмыслив немного, понял, бежать бесполезно. Все равно найдут и вцепятся мертвой хваткой.

– Извини, галчонок, но в таких делах я не советчик. Не мой уровень и не мой мир. Но советников и советчиц у тебя скоро появится, как собак нерезаных. Кстати, ты никому еще не проговорилась?

– Если ты имеешь в виду Лизку, то, конечно, нет!

– Правильно. Как, кстати, она узнала о похоронах?

– А-а. Она со своим френдом приехала. Глеб Лобов, отчим с ним какие-то дела крутил. Авантажный такой тип. На Сорокина похож.

– Муж той, что новости по телику читает?

– Дремучий ты! Книжки который пишет. «Голубое сало» читал?

– Что-то про хохлов?

Карина с трудом, как ребенок, уставший плакать, хихикнула. Было очень похоже на последние слабеющие рыдания, но Максимов знал, это уже смех, значит, не так все плохо.

Погладил ладонью ложбинку между остро торчащими лопатками.

– Не раскисай. Улыбайся, галчонок. Как бы ни было трудно, всегда улыбайся. Улыбка – отличительный знак победителя.

– Да-а. – Она уткнулась лицом ему в грудь. – Тебе легче. У тебя улыбка к лицу как пришпилена.

– Что ж ты хочешь, годы долгих тренировок!

Она не успела рассмеяться.

Неясный шум медленно пополз к веранде. Кто-то крался через лужайку, стараясь не попадать в пятна света. Максимов прикрыл глаза и уловил натужное дыхание пса.

Правая рука рефлекторно потянулась к левому запястью: там, в рукаве прятался стилет. Секунда – и клинок, как из пращи, метнется в цель.

Он приказал руке расслабиться.

Шум в темноте стал отчетливым, близким. Глаза уже различали густое черное пятно, движущееся к террасе.

Максимов ясно и ярко представил себе спираль колючей проволоки…

…Стальная спираль с острыми засечками тускло светилась в темноте. Не перепрыгнуть. От влажной травы, примятой проволокой, поднимался резкий запах озона. На острых засечках то и дело вспыхивали яркие светло-голубые бусинки, лопались, стреляя бесцветным огнем. Спираль едва слышно гудела, как высоковольтная линия.

Пес замер, с шумом втянул носом воздух. Неизвестно откуда взявшееся препятствие внушало страх. Самое страшное, что его нельзя было ни увидеть, ни унюхать. Но оно было! До скулежа захотелось выдать в траву горячую струю и убежать прочь.

Тихо звякнула металлическая упряжь на ошейнике. Хозяин требовал идти вперед. Пес уперся, что есть силы вдавив все четыре лапы в землю.

– Вперед! – раздался в темноте мужской голос.

Карина отлепилась от Максимова, развернулась у него на коленях, юркнула вниз. Донышко бутылки скрипнуло по полу, глухо булькнуло содержимое.

«Неплохо», – машинально отметил Максимов.

Положил руку на выгнутую спину Карины, слегка надавил, не дав распрямиться. Иначе бутылка, как граната, ушла бы в цель.

– Ну и что ты там нарисовался, боец? – с командирской медью в голосе спросил Максимов.

– Извините, Карина с вами? – раздался из темноты мужской голос.

– А представиться не забыл?

Мужчина смущенно кашлянул.

– Извините. Я – охранник. Семенов фамилия. Мне по рации передали, Карину мама ищет.

Карина встала. Бутылку держала, как гранату, чуть на отлете.

– Сейчас приду! Шавку свою на цепь посади, Семенов.

– Не положено, – пробурчал охранник.

– Ложила я на твое положено! – взорвалась Карина. – Еще раз подкрадешься, получишь бутылкой по башке.

Звякнул поводок, пес судорожно хрякнул, потрусил за хозяином в темноту.

– Не дом, а концлагерь со всеми удобствами, – проворчала Карина.

Закинула голову, сделала глоток из бутылки.

– Пуф! – выдохнула она. – Неделю я здесь продержусь, как обещала. Но потом за себя не ручаюсь.

Максимов встал, встряхнул кистями, сбросив скопившееся напряжение. Отобрал у Карины бутылку, заткнул пробкой и бросил в кресло.

– Галчонок, не пей эту гадость.

– А спирт можно?

– Да, если чистый. Нельзя все, что гнило: вино, пиво, сидр.

Карина беззлобно ткнула кулачком ему в грудь.

– Зануда!

Закинула голову, заглянула в лицо Максимову.

– Расходимся?

– Пора. Автоответчик и модем будут постоянно включены. На мобильный не звони.

Карина кивнула.

– Ты же не навсегда пропадаешь? – прошептала она.

– Нет. Надеюсь – нет.

– Возвращайся, пожалуйста, скорее. Потому что ты и «никогда»… Я этого просто не переживу.

– Не каркай, галчонок! И помни, если выглядишь как еда… – начал Максимов.

– …тебя обязательно сожрут[9]9
  «If you look like meal, you'll be eaten» – одна из заповедей учебного центра Корпуса морской пехоты США.


[Закрыть], – закончила Карина.

Она отступила на шаг, обхватила себя за плечи.

– Иди, Макс. Иди, пока я не расплакалась.

Максимов сделал шаг назад, помахал Карине рукой.

– Хоп! – неожиданно выдохнул он.

Правая рука Карины сама собой взметнулась вверх, сжатый кулак замер на одной линии с глазами.

«Так-то лучше, девочка моя», – удовлетворенно подумал Максимов.