Текст книги "Обыкновенное мужество (повести)"

Автор книги: Олег Грудинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Олег Георгиевич Грудинин
Обыкновенное мужество

Уважаемый читатель!

Перед тем как отдать на твой суд две повести, объединенные названием «Обыкновенное мужество», я хочу сказать, что события, положенные в основу этих повестей, не выдуманы, а лишь перемещены мной, если можно так сказать, во времени и пространстве. Изменил я и имена героев – участников описываемых событий.

Почему?

Потому, что правда факта, пройдя сквозь призму сознания человека, взявшегося рассказать об этом факте, приобретает свою неповторимую окраску. Тогда повествование уже становится частицей мироощущения и мировоззрения автора-повествователя; оценка факта – субъективной оценкой. Так рождается не точная фотография жизненного факта, а рассказ или повесть.

В данном случае повести. Ну, а все остальное рассказано в самих повестях.

Автор

Если в крепости враг…

Глава первая. Шикарные ребята с «Адмирала Нахимова»

Трудно сказать, как повернулась бы моя жизнь в дальнейшем, не прими я в тот памятный вечер странное для меня решение – пойти на танцы. Вероятно, уехал бы я в свой родной город Вельск, где до сих пор живут мои отец, мать и сестренка. Там я бы устроился на завод учеником слесаря, как об этом всегда мечтал мой отец, рабочий-слесарь высокого разряда, и со временем стал бы таким же отличным металлистом, как он. И уж конечно, я бы помирился с Коськой Никиенко, бывшим секретарем нашей школьной комсомольской организации. Теперь мне даже кажется, что он не стал бы долго подсмеиваться над моей так жалко провалившейся попыткой учиться непременно в Ленинграде. Впрочем, что гадать, как было бы, когда все получилось иначе.

В техникум я не поступил – срезался на экзаменах. Собираясь домой, я ясно представлял себе презрительный взгляд отца, грустные глаза матери и ехидную улыбку Касьяна: он был зазнайкой, этот Никиенко, и считал себя очень умным. Так по крайней мере я думал в ту пору. А не терпел я его вот почему: в восьмом классе я подал заявление в комсомол, но Коська убедил комитет не принимать меня, и мне отказали. Я демонстративно разорвал заявление на четыре части и, напыщенно кинув: «История нас рассудит!», повернулся к нему спиной.

И черт меня дернул сказать: «История нас рассудят!» Наверно, сработала моя тогдашняя привычка к необдуманным поступкам и громким фразам.

В тот последний тоскливый вечер моего пребывания в Ленинграде я, сидя в общежитии техникума перед раскрытым окном, в который раз представлял себе сцену возвращения домой.

За окном вечерел город. По улице неслись потоки машин. Светились неоновые огни реклам. Смеясь и громко разговаривая, проходили пешеходы. Как все это было непохоже на нашу вельскую тишину.

«Что ж, сам виноват! Значит, прощай романтика огромного, интересного города! Прощайте, мечты…» – думал я.

Какие-то девушки, проходя мимо, посмотрели на меня и рассмеялись:

– Молодой, красивый, а сидит один, как бабушка в окошке, – услышал я задорную фразу. – Шел бы лучше на танцы.

И решение было примято. Вскоре я, человек, совершенно не умеющий танцевать, стоял в наскоро выутюженных брюках перед кассой самого большого в Ленинграде танцевального зала. Денег у меня в кармане было немного – всего пять рублей, но это меня не беспокоило. Зачем мне много денег? Куплю входной билет, сяду в уголке и буду смотреть на танцующих. И слушать музыку…

– Эй, корешок! – чья-то рука тяжело хлопнула меня по плечу. – Нет ли у тебя закурить?

Слегка покачиваясь на расставленных по-матросски ногах и улыбаясь уголком рта, на меня глядел невысокий, крепкий молодой моряк. Рядом с ним стояли еще двое, тоже молодые, щеголеватые, в матросской форме, и смотрели на меня откровенно выжидающе. Видно, им очень хотелось курить.

– Есть! – Я сунул в карман руку и достал купленные для солидности папиросы. – Закуривайте.

– Вот это по-нашему! За это люблю! Ай да ты! «Казбек», да?

Широкое лицо крепыша расплылось в улыбке.

Вытащив из коробки две папиросы, он широким жестом протянул ее товарищам.

– Закуривай, братва! Там еще много! – Затем, отдав мне пачку обратно и пряча одну из двух папирос за ремешок новенькой морской фуражки, подмигнул:

– Сам понимаешь, а?

Мне поправились эти ребята. Пока они прикуривали, я успел хорошо разглядеть их. К ним очень подходило бытовавшее у нас в Вельске словечко «шикарные».

С особой небрежностью надетые суконные рубахи, матросские воротники, вылинявшие от соленой воды и штормов, широченные брюки, начищенные до блеска медные с якорями пряжки на ремнях. На фуражке у крепыша козырек был похож на клюв кондора – длинный и сильно загнутый книзу. На двух других были бескозырки с ленточками. Ни одна девчонка в Вельске не прошла бы мимо этих парней, не засмотревшись. От них так и веяло удалью и настоящей моряцкой грубоватой бесцеремонностью.

Прикурив, крепыш протянул мне короткопалую широкую ладонь:

– Валентин с «Адмирала Нахимова». А это Коля и Толя. Ребята – гвозди! Все трое с одного кубрика.

Ребята-«гвозди» пожали мне руку и тут же отвернулись. Видно, по мере того как утолялось их желание курить, интерес к моей особе падал. А мне вдруг очень захотелось побыть еще в компании таких удальцов. Даже пойти с ними вместе на танцы! Так, чтобы девушки оглядывались на нас и думали, что я тоже моряк, вот только не захотел сегодня надеть форму.

– Идемте на танцы, ребята! – Стараясь держаться посвободнее, я слегка хлопнул по плечу Валентина и натянуто улыбнулся. – Пошли, а?

– Денег нет! Пинензов! Понимаешь?! Шайбочек нет! Думаешь, мы бы тут стояли, с тобой развлекались? – смерив меня взглядом, Николай отвернулся.

– Так у меня же есть деньги! Вот пять рублей. Хватит?

Лица моряков засияли.

– Вот это удача!

– Кассир, на пять без сдачи, – протянул деньги в окошечко Валентин.

«Ничего, – подумал я, – до общежития доберусь пешком, на поезд билет есть, а там… как-нибудь!»

Глава вторая. Драка у подъезда

Но в общежитие техникума я в этот вечер так и не попал. Ночевать мне пришлось в милиции, а на следующее утро… Впрочем, лучше расскажу все по порядку.

Танцевальный зал, в который я вместе с моими новыми друзьями поднялся по широкой дворцовой лестнице, назывался «Мраморным». Мне не раз приходилось бывать в танцевальном зале Вельского городского дома культуры – там обычно проходили все наши школьные вечера, – но у него не было даже отдаленного сходства с этим залом. «Мраморный» зал был великолепен!

Светлые, темные, длинноволосые, стриженые головы колыхались в такт музыке. В зале было, наверное, не меньше двух тысяч человек. Нет ничего удивительного в том, что я растерялся. А растерявшись, потерял моряков. Валя, Коля и Толя исчезли. Искать их в этом многолюдном зале не имело, конечно, смысла. Настроение у меня испортилось. Я решил найти свободное кресло, сесть и смотреть на танцующих. Передо мной, словно в калейдоскопе, мелькали пары. Медленными волнами по залу красиво скользили желтые, синие лучи прожекторов.

– …Вчера увели две бухты медной проволоки да ящик с маслом. Всего рублей на пятьдесят…

Эту фразу тихо сказал только что севший рядом, спиной ко мне, пестро одетый пышноволосый парень. Я стал прислушиваться. Мешала музыка, на эстраде артист в черном костюме пел в микрофон под оркестр неаполитанскую песню, он тоже мешал, и все же я услышал почти весь этот необычайный для меня разговор.

– Кладовщик не зашебуршится? – спросил кто-то невидимый мне. – Как ты думаешь?

– Нет, он в доле.

– Уж, значит, оплавил?

– Да. Вот деньги.

– Давай.

Помолчав, невидимый мне спросил:

– У корешков деньги есть?

– Не знаю. Наверное, нету! – Пышноволосый рассмеялся: – Я бы их держал в черном теле, злее будут.

– Знаю. Но все равно надо дать.

– Дал бы. Я поискал их у кассы – не нашел. Наверное, здесь, в зале.

– Ладно, теперь сам дам. Иди. Завтра посидим на мертвеце, выпьем.

Пышноволосый поднялся со стула и скользнул в толпу. Чуть выждав, я осторожно оглянулся на его собеседника. В упор на меня смотрели холодные, стального цвета глаза. Поразили меня на этом лице две узкие синие полоски – только как намек на губы. Грязно выругавшись, собеседник Пышноволосого встал и мгновенно затерялся среди танцующих.

«Это же воры! – пронеслась в моем мозгу запоздалая догадка. – Что же делать?! Бежать в милицию бесполезно. Потому что воры, конечно, уже ушли. Сообщить, где они «увели две бухты медной проволоки да ящик с маслом», я не могу, так как не знаю адреса».

Остаток вечера я прослонялся по залу, на всякий случай всматриваясь в лица танцующих мужчин. Надежда увидеть воров все же не покидала меня. Да и знакомство с моряками мне хотелось закрепить.

В половине двенадцатого танцы кончились. Людской поток вынес меня из зала на улицу, и я, отойдя чуть в сторону, остановился, пропуская спешащих к трамваям и автобусам танцоров. Торопиться мне было некуда.

Громадный подъезд, возле которого я стоял, привлек мое внимание своей иллюминацией. Я стоял и любовался переливами огней. Вдруг за моей спиной раздалась брань. Я оглянулся.

Двое хорошо одетых парней, чертыхаясь, били моего случайного знакомого, матроса-крепыша Валентина, а он молча отбивался, размахивая намотанным на кулак флотским ремнем с бляхой. Не раздумывая, я бросился ему на выручку.

Напутанные моей неожиданной помощью моряку, парни стали отступать. Но тут две сильные руки схватили меня за пояс.

– Спокойно, юноша! Придется вам пройти со мной…

Я рванулся в сторону, но высвободиться из рук милиционера не сумел. Вокруг уже образовалось плотное кольцо любопытствующих.

Увидев милиционера, противники Валентина подошли ближе.

– В чем дело, ребята? – спросил их милиционер. – Почему драка?

– Возьмите и этого, – указали парни на Валентина. – Он у нас бумажник украл с тридцатью рублями. На бумажнике вытиснено «На память».

– Врете! Ничего, я у вас не крал! – Валентин спокойно подошел к милиционеру.

– Они врут, товарищ начальник. Они нас с кем-то спутали и завязали драку.

– Пойдете со мной все! – решил милиционер. – Там разберемся, кто украл да кто завязал.

По дороге в милицию Валентин, толкнув меня плечом, шептал: «Документы есть?»

– Есть, – ответил я. – А что?

– Тише, дурак! Давай сюда, отпутаемся.

Все еще взволнованный, я машинально достал из кармана и отдал Валентину недавно полученный новенький паспорт с вложенным в него билетом на завтрашний поезд.

В милиции нас обыскали. Никаких денег у Валентина не нашли, паспорта моего тоже.

– Кто из них больше шумел? – спросил дежурный.

– Вот этот, – указал на меня милиционер. – Так и кидался, как бешеный. Я даже ногти об него обломал, товарищ старший лейтенант.

– Товарищ начальник, отпустите! – вдруг хныкнул Валентин. – Мне на вахту пора. Меня с парохода спишут!

– Зачем же дрались? – удивился дежурный. – Не дрались бы, и отпускать бы не надо было.

– Это вон они виноваты, – ткнул Валентин пальцем в сторону парней. – У-у, образины!

– Тише! – прикрикнул начальник. – Еще здесь подеретесь, да? Сейчас в камеру отведу. Давай документы, – он протянул к Валентину руку.

– Нету у меня документов! Какие же у речника документы? Паспорт у капитана. Да я все так о себе могу сказать.

– Так… – поколебался дежурный. – Ну, говори.

– Иванов Сидор Иванович, сорок шестого года рождения, город Кострома. Сейчас проживаю…

Я слушал Валентина и удивлялся.

– Бывал в милиции! – кивнул дежурный. – Знаешь, как отвечать.

Позвонив куда-то из другой комнаты по телефону, он вернулся:

– Молодец! Не соврал! Есть такой! А ты? – обратился он ко мне.

– У меня нет паспорта. Я не ленинградец. Я в техникум поступать приехал.

– Что ж, подождем до утра, – выслушав меня, решил начальник. – Сейчас в твой техникум звонить бесполезно, там все равно никого нету. Ну, а вы идите, – кивнул он парням.

– Утром приходи на набережную лейтенанта Шмидта, – шепнул мне Валентин-Сидор. – На пароходе «Адмирал Нахимов» найдешь меня или Колю с Толей. И молчи тут… – Он вразвалочку направился к двери.

Через несколько минут я лежал на жесткой койке в холодной камере, старался разобраться во всем происшедшем и высчитывал, сколько часов, минут и секунд осталось до утра. Выходило много…

Глава третья. Я становлюсь корешом

Меня разбудил милиционер. Я долгое время не мог понять, где я, и так удивленно осматривал камеру, что милиционер рассмеялся.

– Что, не узнаешь родного дома? Вставай, мать уже чай согрела. И дежурный тобой интересуется.

Дежурный, вчерашний старший лейтенант, невыспавшийся и сердитый, долго со мной не разговаривал.

– Твое счастье, что у тебя с собой паспорта нет, – пробурчал он. – Послал бы я тебя в административную комиссию, а в протоколе номер документа нужно указывать. Поезжай сейчас в свой техникум. Я им звонил. Дадут тебе там перцу, петух!

Начальник не знал, что в техникуме мне делать было нечего.

Минут через десять трамвай, на площадке которого я ехал «зайцем», подвез меня к набережной лейтенанта Шмидта.

По набережной сновали матросы в грубой брезентовой форме. Они катили бочки, таскали ящики, носили тюки. За гранитной кромкой на воде покачивалось множество больших и маленьких судов. К моему изумлению, некоторые из судов были даже парусными.

Этот уголок громадного города жил своей особой романтической жизнью.

«Адмирала Нахимова» я нашел сразу. Это было грузовое судно речного пароходства. На вопрос, где мне найти матроса Иванова Сидора Ивановича – я назвал настоящее имя Валентина: ведь милиционер проверял его по телефону! – вахтенный ответил, что у них такого нет. В это время из-за ящиков вышел сам Валентин.

– Пришел? – усмехнулся он. – Ну, иди сюда.

Мы отошли в сторону. Валентин протянул мне паспорт.

– На. Ничего не говорил менту?

– Кому?

– Ну, милиционеру ничего не говорил?

– Нет. Даже если и хотел бы… Я не знаю, как тебя звать – Валентин или Сидор?

– Эх ты, тютя! Это я для милиции Сидор. У меня для них специальное имя. Где хочешь проверяй.

– Как же это?

– А так! Живет где-то Сидор Иванов… Ну и проверяют его, а не меня.

Слушая Валентина, я раскрыл паспорт. Железнодорожного билета в нем не было.

– Валя, а где билет?

– Какой билет?

– Как какой? Железнодорожный! В паспорте он лежал.

– Ничего не знаю! Ты мне лучше спасибо скажи за то, что я твой паспорт заначил. Если бы не я, тебя бы в административку…

– А как же мне домой теперь?

– Куда домой? Разве ты не здешний?

Я рассказал Валентину, в чем дело.

– Ты бы так и говорил, чудак! – воскликнул он, поняв, наконец, мое положение. – Счастлив ты, что меня встретил. Домой тебе дороги нет. Не-ет! Засмеют, и не думай! Поступай к нам палубным матросом. У нас в кубрике одна койка свободная есть. Идем к кэпу.

– К какому кэпу?

– Да к капитану к нашему! К старику. Идем познакомлю! Обмундирование получишь: брюки матросские, шинель, ботинки, голландку-форменку с «гюйсом»[1]1
  Гюйс – тут воротник к матросской рубахе.


[Закрыть]…

Так я стал учеником-матросом на пароходе «Адмирал Нахимов». Капитан, поговорив со мной и посмотрев мои документы, сразу согласился принять меня. И хотя оформление на работу в отделе кадров заняло еще неделю, я с этого же дня поселился в четырехместном кубрике вместе с Валей, Толей и Колей.

Странные это были ребята. Держались они от всей команды почему-то в стороне. Всегда только втроем. Часто сидели без копейки денег, выпрашивая у корабельного повара – кока лишнюю тарелку супа, потом вдруг доставали где-то крупные суммы и тогда шныряли деньгами направо и налево. Валентин верховодил. На мои вопросы, откуда у них бывают такие большие деньги, он отшучивался: «Бог послал», а однажды сказал, что на стороне «сшибают халтурку». Это значило, что они где-то подрабатывают. Где и когда? Ведь мы почти не покидали парохода!

В день формального зачисления в команду парохода мы отправились в ресторан.

– Обмоем тебя, будешь настоящим корешом! – пообещал Валентин. – Хорошо, что ты длинный ростом. За восемнадцатилетнего сойдешь запросто.

Я спросил, что значит быть корешом.

– Мы все кореши, – ответил вдруг молчаливый Коля. – Вот у тебя денег нет, а мы поить тебя будем! Понял? Значит, мы твои кореши – друзья.

Валентин вытащил из кармана кошелек.

– Видишь? Почти полсотни. Гуляем! Бог нас, бедных, не забывает!

Все трое расхохотались.

…На следующий день у меня болела голова и душу терзало чувство неосознанной вины. Черт знает, что я там натворил, в ресторане! В памяти от вчерашнего вечера почти ничего не осталось. Золоченые люстры… Пожилой официант в белой манишке… Водка в графине… Дорогие, толстые папиросы… Кажется, я требовал у нашего официанта пятьдесят рублей сдачи…

Глава четвертая. Кладбище кораблей

Это была тоскливая песня, почти без мелодии. Песня одиноких морских путей и жестоких пиратских законов:

 
Когда небо горит бирюзой.
Опасайся дурного поступка.
У нее голубые глаза
И дорожная серая юбка…
 

За бортом монотонно плескалась волна, однообразным стуком подпевала волне машина, и так же монотонно и однообразно выводил голос:

 
И увидев ее на борту,
Капитан вылезает из рубки.
И становится с трубкой во рту
Возле девушки в серенькой юбке…
 

Прошел уже месяц с тех пор, как я стал матросом. Весь этот месяц пароход возил грузы из Ленинграда в Кронштадт и на берег нас капитан почти не отпускал. Разве что только на пристань за папиросами или в свободное от вахты время выпить кружку пива.

Теперь предстоял небольшой отдых. Мы шли в Ленинград и должны были сутки простоять на заводе, чтобы сменить гребной винт. Настроение у моих товарищей было мерзкое. Наша вахта кончилась, и теперь мы четверо лежали на койках, ожидая прибытия в город. Я заметил, что по каким-то непонятным мне причинам на ребят время от времени нападала хандра. Причем на всех троих разом. Тогда Коля с Толей начинали петь песни или бессмысленно ругаться. Валя же просто замолкал. Глаза его становились злыми, он не отвечал даже на простые вопросы. Из нескольких намеков и случайно брошенных слов мне удалось понять, что Валя, Толя и Коля поступили на пароход в одно и то же время, а до этого между собой знакомы не были. Но все они знали какого-то Виталия Безгубова и подонка Мишеля.

Около восьми часов вечера мы прибыли в Ленинград, и Валентин неожиданно велел мне собираться.

– Куда? – удивился я.

– На рыбную ловлю!

– Но я не люблю ловить рыбу!

– Полюбишь! Жрать небось рыбку станешь? – в голосе Валентина появились злые нотки.

– Да чего ты злишься? Пойдем, если хочешь. А надолго?

– На всю ночь.

– А может, мы здесь понадобимся? На заводе?

– Нет. Капитан отпустил до утра.

– Что ж, – я накинул на плечи шинель, – пошли!

…Порывистый осенний ветер гнал облака в сторону моря. На пустынном берегу не было ни души. На грязном песке чернели просмоленные рыбачьи лодки. В стороне виднелось угрюмое здание.

Было уже совсем темно, когда мы столкнули лодку в воду. Некоторое время мы шли на веслах, потом Валентин, достав из-под скамейки шест, принялся ставить залатанный парус.

– Ветер в аккурат в нашу сторону, – определил он, подняв намоченный палец. – За полчаса донесет!

– До какого места? – полюбопытствовал я.

Мне никто не ответил. В тишине противно поскрипывал руль, свистел ветер, бормотала разрезаемая лодкой вода.

– Ты, Петр Ракитин, брось прикидываться дурачком, – наконец сказал Валентин. – Больно ты хитрозадый. Месяц уже на наши деньги живешь. Пьешь, куришь, в ресторан ходишь, а все ничего не понимаешь! Хватит хитрить! Пора отрабатывать!

– Что же я должен? Воровать, что ли?

– Чудак ты, Петя! Большой дурень! – голос Валентина вдруг повеселел. – Кто же тебя воровать заставляет? Не хочешь – не воруй! Твое дело. А помочь нам ты обязан. Иначе не по-товарищески. Деньги-то мы на тебя тратили? И мичманка на тебе наша. Краденая, между прочим. И кто же тебе поверит, что ты ничего не знал?

– И учти, – вмешался в разговор Николай, – если продашь – пришибем, как суку, но закону. По голове веслом, да в черную холодную воду. Чи-и-жик!

Сердце у меня покатилось вниз, руки похолодели.

«Кричи не кричи, никто не услышит, – подумал я. – Залив кругом…»

– Да ты ее бойся! Воровать тебе не придется, – успокоил меня Валентин. – Вот возьмем сейчас товар, отвезем на берег – и все. Большего от тебя никто не требует…

– Тише! – скомандовал вдруг Анатолий приглушенным голосом. – Мы у цели.

Я поднял глаза и невольно отшатнулся. Прямо из воды поднимались, надвигались на нас необъятные черные громады.

– Что это?!

– Тише! Это кладбище кораблей, – так же понизив голос, пояснил Валентин.

Он свернул парус, и я понял, что не громады двигались на нас, а нашу лодку несло на них. Волны с шумом и плеском бились о железные корпуса отведенных сюда и затопленных на мели многоэтажных морских пассажирских судов. Но днем, если смотреть с нашего парохода, они всего на несколько метров возвышались над водой. Капитан сказал, что их затопили в Отечественную войну, а вытаскивать не стали, не имело смысла.

Валентин засвистал песню:

 
Когда небо горит бирюзой,
Опасайся дурного поступка…
 

Невдалеке послышался плеск весел. Из-за корпуса затонувшего корабля выплыла лодка. Человек в капюшоне подгреб к нам.

– Уходите! – вполголоса приказал он. – Сегодня опасно. Это тот, новый? – он ткнул в мою сторону.

– Да… – кивнул Валентин.

– Ладно, видел его. Сматывайтесь! Вот вам деньги! – человек в капюшоне кинул Валентину на колени сверток и быстро заработал веслами.

Удивительно знакомые интонации послышались мне в его голосе.

Обратно мы шли против ветра, только на веслах. Грести было тяжело.

Я долго не отрывал глаз от черных остовов мертвых кораблей. На какое-то мгновение мне показалось, что в иллюминаторе одного из них загорался свет. Но, вероятно, это был отблеск вынырнувшей из-за облаков луны…