Текст книги "Спецхранилище. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Олег Синицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Что мне делать?

Ничего. Продолжать нести службу в прежнем режиме, как советовал Гордеев. Скосить траву вдоль колючки и добиться от подчиненных, чтобы они обходили периметр, а не оглядывали его сонным взглядом, не отрывая задницы от табурета. Только вряд ли я смогу себя заставить служить по‑старому, осознавая, что сижу на бомбе с тикающим часовым механизмом.

Внезапно проснулось мучительное желание повторить затяжной глоток, проделанный вчера на ступенях продуктового ларька… Нет. Нельзя. Ни в коем случае. Я обещал Юльке. Я должен сдержать обещание. К тому же мне всегда было стыдно перед Настенькой, когда папа являлся домой «на бровях». Я замечал, как менялся ее взгляд, как она избегала меня. Ребенок с пяти лет научился определять, в каком я состоянии. Мне было невыносимо стыдно за это.

…Рядом хрустнула трава под тяжелой подошвой. Не поворачивая головы, я скосил глаза в ту сторону. Фигура дяди Сани была напряжена, лицо бледное, губы презрительно кривились.

– Ну и че случилось с Кляксой, начальник?

Судя по голосу, он едва сдерживал гнев. Сидельников питал какие‑то чувства к этой собаке, неудивительно, что ее внезапная смерть его сильно огорчила. А еще, по всей видимости, он связывал с этой смертью меня.

– Так че случилось? – повторил дядя Саня, разминая кулак.

– Я не буду ничего объяснять.

– Это почему?

– По кочану! Может, наконец оглянешься вокруг и задашься вопросом: что происходит?

– Мне плевать на вокруг. Меня интересует, кто загасил Кляксу.

Теперь я точно понял, что он подозревает меня.

Я повернулся к дяде Сане лицом, избегая прямого, как телеграфный столб, взгляда.

– Полагаешь, я это сделал?

– А кто? У тебя вчера вышел конфликт с народом. Ты решил отыграться. И выбрал в качестве жертвы безобидную собачку. Недаром в обойме карабина не хватает двух патронов. И ясно теперь, почему Тарасыч с утра ходил такой, словно нажрался отравленных грибов. Ты его запугал. Но меня тебе не запугать, начальник .

– Правда, что ль?

– Ага, – ответил дядя Саня. – Я головой кирпич разбиваю. И таким, как ты, типа, командирам, всегда на их место в жизни указывал.

– Головой нужно думать, а не кирпичи разбивать.

– Это ты намекаешь на что?

– Не намекаю. В лицо тебе говорю, что ты тупой, дядя Саня, как валенок, раз не видишь, что у тебя под носом творится.

Размашистый крепкий удар в скулу кинул меня наземь. Рука у дяди Сани и впрямь оказалась тяжелой. Я лежал на лопатках, в голове шумело. Контур лесочка за спиной бывшего десантника двоился, к счастью недолго.

Твою неваляху!

Я с кряхтеньем поднялся на ноги, разозленно потирая пухнущую скулу. Из‑за этого дуралея Юлька опять вообразит обо мне незнамо что.

– Извини, начальник, – невинно изрек дядя Саня. – Вырвалось случайно. Мне показалось, что ты меня назвал…

– Тупым.

В воздухе снова просвистел кулак‑молот. Только в этот раз я не стал подставляться и нырнул, одновременно выполнив заднюю подсечку.

Дядя Саня тяжело рухнул спиной на землю, с горловым звуком выпустив воздух из отшибленных легких. Глаза бывшего десантника изумленно вытаращились: не ожидал он от меня достойного ответа.

Не бью лежачего: это эффективно, но неспортивно. Поэтому я позволил дяде Сане откатиться и принять стойку, после чего он пошел в атаку по‑серьезному, обрушивая на меня град ударов типичного армейского карате. Я не дрался давненько, дыхалка уже не та, поэтому под напором дяди Сани мне пришлось туго. Отступая, я отбивал ладонями рвущиеся к голове ноги и кулаки. Дядю Саню, видимо, учили, что в первую очередь нужно нокаутировать противника в голову. Очень ограниченная точка зрения в рукопашном бою.

Выбрав паузу в его атаке, я выбросил вперед левую руку, вроде как отмахиваясь, но незаметно мазнув кончиками пальцев по глазам. Незнакомый с подобной подлянкой дядя Саня схватился за лицо и на миг потерял меня из виду. А мне того было и надо. Я ушел с линии атаки и выполнил тройку, которую наш батальонный инструктор по единоборствам Николай Попов заставлял зубрить до автоматизма.

На встречном движении правое предплечье всаживается противнику между ног, заставляя его испытать глубокое сожаление по поводу своего мужественного пола. Тут же без паузы ребро левой ладони рубит по горлу. Затем основание правой втыкается в подбородок. Связка жесткая и выполняется на счет «двадцать один». У меня получилось чуть медленнее, но эффективность при этом не утратилась.

Дядя Саня рухнул на землю, съежившись, зажав ладони между ног и тихо поскуливая. В такой позе он некоторое время катался по траве, потом сполз в лужу. Я испугался, как бы он не захлебнулся, потому что лицо бывшего десантника провалилось в мутную воду, пуская к поверхности пузыри.

Ухватив противника за грудки, я вытащил его из воды. Как оказалось, напрасно. Дядя Саня проявил хитрость.

Не успел я опомниться, как он двинул меня ладонями по ушам. Защититься было невозможно, поскольку обе мои руки держали его куртку.

– Это чтобы ты знал, что нам тоже известны грязные приемчики! – прохрипел он.

Он подпрыгнул и врезал мне двумя пятками в грудь. Я тоже свалился в лужу, задыхаясь и глотая воздух. Дядя Саня уселся на меня верхом, схватил за волосы и принялся макать головой в воду. Однако мне удалось дернуть его за ухо и свалить с себя…

Не знаю, сколько времени продолжалась эта бессмысленная потасовка, но вымотался я изрядно. Под конец я валялся на земле, без зуба, с оплывшей правой стороной лица, не в состоянии дышать. Дядя Саня валялся рядом: с разбитыми в кровь губами, дыша с таким трудом, словно оказался на Марсе без скафандра. Поединок завершился ввиду полного физического истощения обоих бойцов.

Мы расползлись в разные стороны. Дядя Саня к караулке, я к стоящему на солнышке табурету, взобравшись на который, как на насест, принялся приводить себя в порядок.

Глава 7Тайник в березовой роще

Копошение за рекой продолжалось весь остаток дня. Над местом падения беспрерывно кружили вертолеты, из палаточного городка, разбитого на холме, в лес через реку периодически уходили отделения химзащиты. Я наблюдал за ними, прижимая к лицу пластиковый пакет со льдом. Обычно на мне все заживает как на собаке. Вот и сейчас опухоль на скуле заметно спала, завтра от нее останется лишь разбойничий синяк под глазом. Нужно подумать, как замаскировать его, чтобы не заметила Юлька.

Именно тогда, когда я прижимал к щеке кубики льда, упакованные в пластиковый пакет, родилась идея перепрятать пирамидку. Признаюсь, нелегко было на это решиться, ведь я шел на должностное преступление. Если оно вскроется, с работы я вылечу со сверхзвуковой скоростью. Но я не мог спокойно оставить пирамидку на ночь в бункере, отлично зная, какой к ней проявляют интерес малоприятные существа из другого мира. Потому что если они ее получат, произойдет нечто нехорошее. Возможно, ужасное. Я чувствовал это так же отчетливо, как мой язык находил дыру на месте выбитого дядей Саней зуба.

Наверняка вы скажете, что пришельцы понятия не имеют, где сейчас пирамидка. «Семен» выудил эту информацию из моей головы, но вряд ли успел передать по инстанциям: огромной антенны, пуляющей информацию прямо в космос, я у него не заметил. Однако даже если они не знают, где артефакт, догадаться несложно. Двадцать лет назад в окрестных лесах упала тарелка с ценным грузом. Чуть позже неподалеку появился секретный объект. Будь я на месте пришельцев, я бы первым делом проверил его. Хотя бы ради того, чтобы исключить этот вариант. Что спрятано за колючкой? Зачем нужна вооруженная охрана на бесполезном клочке земли?

Руководствуясь этими соображениями, я решил изъять пирамидку из бункера, чтобы закопать ее возле нашего дома в Коровьине. Есть там одна уютная березовая роща. Это единственное, что можно сделать, оставшись без поддержки Гордеева. Хотя я не был до конца уверен, что чебурашкам – они же гости из космоса – требуется именно пирамидка. Ну а что тогда еще? Что?

Когда я вернулся в Коровьино, уже смеркалось.

Перед тем как направиться к дому, я все‑таки заскочил в продуктовый ларек, похожий на фортификационное сооружение. Пробыл я там недолго.

Юлька с Настей лежали на диване и смотрели телевизор. Когда я неслышно возник в дверях, Настя радостно взвизгнула, вскочила, перепрыгнула через вытянутые ноги матери и бросилась мне на шею. Щеке, онемевшей после ледяных компрессов, достался поцелуй.

– Папочка, папочка пришел!

– Я тоже по тебе соскучился, кнопка.

Я поцеловал ее в упругую щечку.

– Я изготовила для тебя подарок!

– Правда?

Она вернулась в гостиную, чтобы взять со стола и показать мне еще влажный акварельный рисунок. На рисунке был изображен дом с тремя окнами, стоящий на зеленой траве. Над ним голубело небо. Из каждого окна выглядывало по человечку.

– Это я, – объяснила Настя, указывая на самого маленького человечка. – Это мама. Это ты. Мы живем в одном доме вместе!

– Это замечательно, – произнес я, поднял глаза и наткнулся на изучающий взгляд Юльки. – У меня тоже для тебя подарок.

Я достал из правого кармана купленную в ларьке шоколадную плитку. В левом кармане лежала пирамидка. Обработанный кусок гематита, за которым охотятся пришельцы.

При виде шоколадки Настюха радостно запрыгала, потом из благодарности вновь чмокнула меня в щеку.

– Как у вас дела? – поинтересовался я, проходя в гостиную.

– Настя нашла себе подружку, – ответила Юлька. – Они весь день играли в «Зачарованных».

Настя отдала плитку маме, и та, не снимая фольги, разломила ее на несколько частей.

– А ты чем занималась?

– Порядок наводила в твоей берлоге. Не заметил разницы?

– Естественно, заметил. Сразу как вошел.

Юлька вновь пристально на меня глянула. Она могла глядеть сколько угодно, могла даже заставить дыхнуть на нее. Я был трезв.

– Папа, когда у тебя будет выходной? – спросила Настя.

– В субботу. Зачем тебе?

– Пойдем на рыбалку. Я хочу поймать рыбку.

– Хорошо, пойдем. Только нужно удочку раздобыть.

Юлька наконец расслабилась. Поднялась с дивана, сдержанно улыбнулась, когда я вытащил из хлебницы буханку ржаного хлеба и откусил от нее угол.

– Не наедайся хлебом, я приготовила ужин. Подождешь десять минут, пока разогреется?

– Что на ужин?

– Котлеты. Свежие, я купила мяса на рынке и приготовила фарш.

– А я на ужин ела клубнику! – с энтузиазмом сообщила Настя.

Ткнувшись спиной в платяной шкаф, она кушала ломтик шоколада; от уголка рта через щеку тянулся коричневый след. Юлька достала из холодильника накрытую крышкой сковороду и разожгла огонь на плите. Я стоял в прихожей. Карман оттягивала пирамидка, таившая в себе угрозу для всей нашей цивилизации.

– Значит, ты тут разогревай пока, а я вынесу мусор. – Я взял стоявший у двери пакет и вышел из квартиры. Проходя через подъезд, прихватил чью‑то лопату, лезвие которой было перепачкано в черноземе.

В небольшой березовой роще за домом было сумрачно, негромко шуршали листья от легкого ветерка. Я выбрал приметный ствол, который смог бы потом легко найти, и, тараща глаза от недостатка света, у корней сделал в дерне П‑образный надрез. Отогнув его, изъял две горсти земли, чтобы получилась полость, после чего вложил в нее пирамидку.

В земляную могилу пирамидка легла, словно это было ее исконное место. Я опустил дерн, притоптал его каблуком, раскидал ногой выбранную наверх землю. К завтрашнему вечеру вырезанный кусок прирастет к основной части почвы, и тайник будет не найти.

Я еще раз оглядел березу, запоминая ее. Листья тихо шуршали над головой. И в какой‑то миг в их шелесте я различил новый звук.

Повторяющиеся безголосые слова.

Шепот.

Я врос в землю, ни жив ни мертв, вслушиваясь в каждый звук настолько пристально, что барабанные перепонки звенели от напряжения.

Тихий, словно его не было вовсе, шепот накатывался волнами, с каждым разом становясь более отчетливым и страстным. Кто‑то неведомый, прятавшийся среди березовых ветвей, без устали обращался ко мне.

У меня пересохло в горле.

«Иди за мной!.. – шелестели листья. – Иди за мной!.. Иди за мной!.. Иди за мной…»

* * *

С Димкой Самсоновым мы учились в одном классе. Потом он уехал в Москву, где с красным дипломом окончил МГУ по специальности «Новая и новейшая история стран Европы и Америки», после чего получил приглашение поработать в престижном университете Гамбурга. Перебравшись в Германию, он купил дом, завел немецкую жену, немецкий автомобиль и немецкого лабрадора. Но во всем остальном остался русским человеком. Именно по причине приезда его светлости на историческую родину я загулял накануне моего памятного вылета из войсковой части.

Звонок в Германию стоил два с чем‑то доллара в минуту. Я загрузил мобильник деньгами и набрал Димкин номер. Это происходило на следующее утро после того, как я похоронил пирамидку в березовых посадках за домом.

Димка куда‑то ехал с утра пораньше.

– Привет, вояка! – удивился он. В трубке шумел автомобильный поток. – Вот кого не ожидал услышать. А я как раз вчера показывал жене школьный альбом. Вот, говорю, это мой друг, боевой офицер российской армии. Его дед воевал с твоим дедом и надрал ему задницу под Сталинградом. Представь, она обиделась и с утра со мной не разговаривала, корова саксонская…

– Ты это, трепаться будешь перед своими студентами, профессор. А у меня каждая минута разговора с тобой – десятая часть месячной зарплаты.

– Давай я тебе перезвоню.

– Не на‑адо! – с обиженной гордостью ответил я. – У меня к тебе есть разговор.

– Насчет квартала Красных фонарей, о котором ты спрашивал в последний раз? Хочешь приехать? – И профессор Самсонов мерзко захихикал.

– Нет, не по этому поводу. Ты у нас вроде историк?

– Ну, вроде.

– Слышал о шумерском тексте «Книга Набар»?

– О чем?

– Ты что, глухой? Я говорю: о шумерском тексте. Называется «Книга Набар».

– Может, и слышал, – неуверенно ответил Димка. – Только Шумер не мой профиль. Вот если бы ты спросил о наполеоновских войнах…

– Ты можешь найти эту легенду и разобрать ее по косточкам? Ну, типа, о чем там говорится, что ученые понимают под тем или иным словом. Особенно меня интересует Шепот и все, что с ним связано. И не фигурирует ли в тексте пирамидка.

– Пирамиды? – переспросил Димка без особого энтузиазма.

– Пирамидка! Маленькое изделие из камня, умещается на ладони.

– У меня в голове не укладывается, какой фигней сейчас занимаются в российской армии!

– Это не для армии, это нужно мне лично. Кстати, я демобилизовался. Сейчас офицер запаса.

– Да ты что! – вскричал мой одноклассник. – Ты же с детства мечтал стать генералом, управлять армией и быть повелителем солдатских душ. Как маршал Жуков.

– Да, хотел. Но об этом как‑нибудь потом. Сейчас мне позарез нужно узнать об этой легенде. Сделаешь?

– Куда я денусь. Все равно не отстанешь, ты упертый как баран… – Он подумал несколько секунд. – Есть у меня один знакомый профессор. Махровый такой немчура, всю жизнь изучает этот Шумер. Узнаю у него и тебе позвоню, лады?

– Лады.

– Номер у тебя старый?

– Да.

– Позвоню. Жди.

* * *

Тарелку увезли через день после моего застолья с Гордеевым возле ворот спецхранилища. Увезли ночью. Когда я утром пришел на объект, солдаты на холме уже сворачивали палатки и грузили оборудование на «Уралы». Заступивший на смену Морозов (опять я застал его со сборником вопросов по физике!) сообщил, что Орех около трех часов утра видел, как за рекой огромный вертолет подцепил и поднял в небо на тросах что‑то большое, укутанное в брезент или толстую пленку. Больше ничего не знал.

Гордеев не оставил мне своих координат. При необходимости я мог узнать их через Гаджиева, но не стал этого делать. Похоже, полковник был прав и мои опасения не имеют под собой почвы. Следующие полторы недели без происшествий это наглядно подтвердили. Потихоньку я начал забывать о странностях. Хотя вспомнить о них было достаточно просто – спуститься в морозильную камеру бункера.

И все‑таки каждое утро я расспрашивал своих подчиненных о необычных событиях в окрестностях спецхранилища. Не видел ли кто свечений в небе? Странных облаков или молний? Подозрительных шумов? Но нет, мои подчиненные ничего такого не видели, только пожимали плечами да крутили пальцем у виска, когда я поворачивался к ним спиной. Журнал наблюдений пестрел обычными отписками «без происшествий».

Правда, один человек с некоторых пор перестал считать меня ненормальным. В тот день, когда войсковые «Уралы» снялись с холма и двинулись колонной в сторону Коровьина, он пришел на объект не в свою смену, неся на плече косу. Оставив запись в журнале, Тарасыч принялся освобождать от зарослей пространство вдоль ограждения. Он косил молча, угрюмо, не отвечая на вопросы до крайности изумленного Морозова, просто выполняя просьбу, о которой я попросил однажды подчиненных.

С дядей Саней за эти полторы недели я больше не виделся. Так получилось, что в дни его дежурств меня не было на объекте. Один раз я ездил по делам в город, второй пришелся на мой выходной. Я не избегал его специально, просто до поры судьба развела нас по разным углам ринга.

На следующее утро после потасовки с ним, аккурат перед тем, как я звонил Самсонову в Германию, Юлька заметила на моем лице припухлость и поинтересовалась ее происхождением. Я ответил, что меня укусила оса. Юлька не поверила, но перегаром от меня не тянуло, поэтому обошлось без претензий. Слава богу, она не видела синяков на ребрах и выбитого зуба – я специально не открывал рот широко. Недели через две заявлю, что у зуба сгнил корень и я вырвал его в местной стоматологии. Пусть попробует проверить.

Юлька нашла себе занятие. Она решила организовать под окнами нашей квартиры цветник. Натаскала откуда‑то плодородной земли и булыжников, которыми выложила контур (он опять напоминал мне летающее блюдце), посадила герань, астры, хризантемы и бережно за ними ухаживала. В доме появились лейки, тяпки, удобрения, книги о садовых цветах, на вешалке в прихожей обосновался перепачканный землей фартук.

Настя наслаждалась всеми прелестями деревенской жизни: купалась в речке, играла с подружкой из дома по соседству, один раз гоняла в футбол с мальчишками. Мама заставляла ее читать книжки, заданные по школьной программе, но Настя ленилась это делать. А в субботу ранним утром, когда от реки поднимался пар, мы с ней отправились на рыбалку. Поймали несколько окуньков и подлещика, после чего я зацепил крючком корягу и порвал лесу.

На чердаке нашего дома я наткнулся на велосипед «Аист» без колесной звездочки. Допрос соседей на предмет наличия хозяина выявил, что ископаемое принадлежало Ивановым, переселившимся в город лет пятнадцать назад. Дед Павел из первой квартиры страшным шепотом посоветовал забрать велосипед себе, что я и сделал, переместив его с чердака в маленький коридорчик возле общего туалета. Звездочку я купил за пятнадцать рублей у какого‑то бомжа на блошином рынке. Поставил ее на колесо, натянул цепь и стал ездить на работу. Иногда катал на раме Настю. Особенно ей нравилось, когда она держала руль, а я крутил педали. Правда, однажды таким образом мы съехали в канаву.

Трижды я ходил в березовую рощу, чтобы проверить, не вскрыта ли почва у корней одного из деревьев. И все три раза мои опасения были напрасны. Схрон никто не обнаружил. Только однажды в сторонке была примята трава, валялся пустой пузырь из‑под водки, крошки пшеничного хлеба и два пластиковых стаканчика. Я подобрал бутылку и стаканчики, чтобы выбросить в мусорный контейнер.

Слов из листвы я не услышал.

По вечерам я вернулся к вырезанию ложек. После двух месяцев непрерывной практики в руках появилась сноровка, отчего производство получалось интенсивным. Бывало, из‑под моего резца выходило по две ложки за вечер: сядешь на крылечке с папироской и сам не заметишь, как время пролетит. Готовые изделия я раздаривал соседям. Если в обеденное время проходить мимо нашего дома, то в распахнутых окнах первого этажа хорошо видно, чем бабушки и их внучата хлебают суп или кашу. Приятно, доложу вам.

Однако даже самым острым резцом я не мог вырезать гадкого червяка, поселившегося во мне после встречи с «Семеном». Эта тварь каждый день, каждую минуту подавала голос, требуя огненной воды. Хотя бы каплю. Где бы я ни был, что бы ни делал – он все время подтачивал меня изнутри. Оттого я и резал ложки как автомат, чтобы заставить его заткнуться. Получалось далеко не всегда.

В остальном же все было нормально в эти полторы недели. Моя душа обрела шаткий покой. Только иногда, когда Настя показывала на летящий самолет или туча вдруг закрывала солнце, я излишне резко вскидывал голову. Но в остальном все было нормально.

А потом случилось событие, которое вновь перетряхнуло устоявшийся бытовой уклад. После него в мою жизнь пришел мрак.

* * *

Был вечер, еще не темно, но уже не светло. Мы с Настей сидели на лавочке возле дома и играли в шашки. Я выиграл у нее три раза, она у меня два. Сквозь распахнутое окно, в которое я вставил самодельную раму с сеткой от комаров, виднелся профиль Юльки, ушивавшей Настино платье. Из окна на втором этаже, принадлежавшего бабушке Нюре, распространялся запах свежего печева.

Очередная партия подходила к концу. Моя черная «дамка» хозяйничала в тылу Настиной группировки «белых», когда зазвонил рабочий мобильник. Я глянул на дисплей, но на нем не высветилось ни имени, ни номера вызывающего абонента.

– Алло? – произнес я в трубку.

В ответ была тишина, хотя я чувствовал, что на другом конце кто‑то есть. Кто‑то держит трубку возле уха, затаив дыхание. Такое иногда случается, когда попадают не по адресу, не могут узнать собеседника и пытаются вычислить его по голосу.

– Это Стремнин, алло, я слушаю!

Из трубки раздалось хихиканье. Ломающееся, сиплое, наглое. Похоже на поведение подростка, набравшего первый попавшийся номер, чтобы потешиться над незнакомцем. Именно так я и решил, когда хихикающий собеседник бросил трубку.

– Пап, твой ход, – сообщила Настя, глядя на меня снизу глазами‑черешнями.

Я положил телефон возле выбывших из игры фишек, поднял руку над игровым полем, чтобы сделать очередной ход, когда мобильный зазвонил опять.

– Алло, – сказал я недовольно.

Идиотское хихиканье в трубке было вместо представления. Мое лицо, очевидно, перекосило от раздражения, потому что Настенька посмотрела на меня с опаской.

– Эй, что надо? Перестаньте корчить из себя придурков, или я позвоню оператору.

– Звони кому хочешь, земляк .

Я едва не свалился с лавки.

На короткое мгновение мне показалось, что я разговариваю с тем светом.

Нет, невозможно. Такого не бывает. Простое совпадение.

– Кто вы?

В трубке снова раздался хохот гиены.

– Ты прекрасно знаешь, кто мы, алкаш недоделанный!

Мир поплыл перед глазами.

Я не мог поверить, что это были они . Как они нашли меня? Вероятно, «Семен» успел отправить в космос некоторую информацию перед тем, как его голова и угол табурета сошлись в близком, можно сказать, дружественном приветствии.

– Ты знаешь, че нам надо, – продолжал вещать подростковый голос из трубки. – Ты прекрасно знаешь.

– Понятия не имею.

– Не имеешь? В самом деле? Хочешь сказать, мы ошиблись номером?

Если бы не Настя, не сводившая с меня наивных глаз, я бы со всем чувством сказал в трубку, в какое замечательное место следует отправиться моему собеседнику.

– Нам нужна пирамидка . Отдай ее нам. Пока мы просим по‑хорошему, говнюк. У тебя есть время отдать ее по‑хорошему. В противном случае тебе будет плохо. Так плохо, как никому еще не было. Сам прибежишь на полусогнутых, чтобы вернуть ее, только поздно будет.

– Ты закончил?

– Нет. Мы только начали! – Снова мерзкое хихиканье, вызванное собственной остротой. Ни дать ни взять подросток с ножом‑выкидухой в темном переулке, чувствующий поддержку мрачной компании за спиной.

– Зачем она вам?

– Все тебе скажи.

– Идите на хрен!

– О как! Думаешь, ты храбрый? Думаешь, ты герой, как твои предки‑военные? Знаешь, как умирал твой дед? Дедок Коля, знаешь? Вся семья считает, что он геройски сгорел в танке, как было написано в похоронке, а он трусливо бежал с поля боя, полз на четвереньках и молил о пощаде, но все равно получил пулю из пулемета заградотряда.

Очевидно, с моим лицом творилось нечто невообразимое: скулы свело, челюсть перекосило. Настя больше не смотрела на меня, а подавленно уставилась в землю.

Откуда они знали такое ! Откуда эти подробности!

«Они много врут, эти чебурашки, – вспомнились слова Гордеева. – Такие лжецы, каких свет не видывал!»

Может, и лгут.

Но откуда им известно столько правды?!

– Через один виток планеты вокруг оси к сараям придет наш курьер. Ты будешь там и отдашь ему пирамидку. Нет. Ты встанешь на колени, поцелуешь его ноги и отдашь пирамидку.

– Что‑нибудь еще?

– Этого достаточно. Будь там завтра. Иначе последствия будут невыносимо мучительными.

Из трубки вырвался истеричный гогот, после чего абонент, вполне возможно находящийся где‑то на орбите Земли, отключился. Я сдавил зубами костяшку пальца, вымещая на ней свой гнев.

Настя осторожно посмотрела на меня.

– Кто звонил, папа?

– Это с работы.

– Тебя опять выгнали?

– Нет. – Я почесал лоб, уставившись на доску, пытаясь вернуться к игре. – Чей ход?

– Твой.

* * *

Первое, что я сделал после этого разговора, попытался найти Гордеева. Я позвонил по четырем безымянным телефонам Института, хранящимся в справочнике рабочей мобилы. Первый и второй отозвались долгими бесперспективными гудками. По третьему номеру трубку взял механик по вентиляционным системам, который ответил не совсем трезвым голосом, что «понятия не имеет ни о каком Гордееве».

Только с четвертой попытки я наткнулся на женщину, представившуюся Инессой Александровной, которая разговаривала так, будто делала мне огромное одолжение. Она сообщила, что доктор Гордеев сейчас в командировке и появится только послезавтра. Позвонить ему на мобильный «совершенно невозможно», потому что место командировки находится вне зоны действия сотовых сетей. Я попросил ее, чтобы Гордеев связался со мной, как только появится. Инесса Александровна без особого энтузиазма в голосе обещала передать.

Итак, на помощь Гордеева я рассчитывать не мог. Вот особист хренов, академик высоколобый, не поверил мне, когда я передал ему слова «Семена». Дескать, не может этого быть, потому что не может быть. Много врут эти чебурашки. Врут, может, и много. Но артефакт из бункера им нужен по‑настоящему. Более того, сегодняшний разговор четко прояснил, что им нужна именно пирамидка.

Весь вечер я ходил сам не свой. Юлька дважды спрашивала меня о чем‑то, и я отвечал невпопад, не переставая размышлять о том, что мне делать. Завтрашним вечером возле сараев я должен встретиться с курьером пришельцев и отдать ему пирамидку, не забыв при этом опуститься на колени и поцеловать ему ноги. В противном случае мне были обещаны проблемы. Возможно, это тоже ложь. Хотя вряд ли.

– На работе неприятности? – сочувственно спросила Юлька.

Я небрежно кивнул.

– Поделись, может легче станет.

– Да нечем делиться. Так, безделица. Рассосется.

Юлька и Настя собирались завтра отправиться в город, чтобы погостить у тещи. Чай с плюшками, расспросы о житье на новом месте, обязательное: «Ну как твой, не пьет больше?» А я, значит, на одну ночь останусь один. Это давало мне свободу действий.

Была как раз суббота, мой законный выходной, на работу ехать не нужно. Я посадил Юльку и Настю на рейсовый автобус, помахал им, улыбаясь широко раздвинутыми губами, дескать, все в порядке, не стоит ни о чем беспокоиться. Радостного остолопа я изображал до тех пор, пока автобус не скрылся за поворотом. Потом приступил к подготовке. Курьера нужно встретить с традиционным русским гостеприимством.

Для этих целей я купил в хозтоварах топор. Небольшой такой, для мелкой плотницкой работы. В пяте топорища я высверлил отверстие и залил его свинцом, чтобы уравновесить тяжесть обуха. Теперь топорик не только был мобилен и плотно сидел в ладони, но еще и летал. Несколько пробных бросков в липовый ствол на заднем дворе дома подняли мне настроение. Импровизированный томагавк вонзался в деревянную плоть смачно и отчаянно – потом даже стоило определенных усилий выдернуть его. Теперь у меня имеется собственное летающее лезвие. Быть может, оно не светится, но свое предназначение выполняет исправно.

Вспомнив самого знаменитого обладателя топора, студента Раскольникова, с внутренней стороны куртки, под мышкой, я пришил веревочную петлю. Топорик садился в нее как влитой. Ткань почти не оттягивал, и снаружи его не было заметно. Правда, на улице стояла жара, и в плотной куртке с меня сойдет десять потов, пока я дождусь появления курьера, но у меня не было других вариантов, где спрятать топор. Только под курткой.

Как вы наверняка поняли, отдавать пирамидку я не собирался. Так же как и становиться на колени и целовать ноги. Я собирался встретить дорогого гостя топором. Ему наверняка придется по душе подобное гостеприимство, поэтому он с охотой мне поведает, зачем пришельцам пирамидка и что они вообще замышляют. Короче, мне нужен «язык», которого я сдам Гордееву, чтобы он наконец убедился, насколько все серьезно.

Одно, правда, меня смущало более остального – пси‑контроль, которым чебурашки владеют с такой же легкостью, с какой я разбираю автомат Калашникова. Какую бы ловушку я ни готовил, какие бы комбинации ни выстраивал – они увидят телепатически в моей голове любой замысел до того, как я успею его осуществить, и шарахнут в ответ по мозгам телекинезом. А геморрагический инсульт вещь такая же убедительная, как мой топор. Я уже сталкивался с дикими головными болями в прошлый раз, и доложу вам, ничего хорошего. Управляют тобой, точно электрошокер надсмотрщика. Один тычок – и больше не хочется проявлять инициативу.

Вот я и задумался: как защититься от вторжения в голову, как его блокировать? Различные ментальные практики буддизма и йоги не подойдут – изучать их нет времени, да и сомневаюсь я, что в противостоянии с натасканными в телепатии пришельцами от них будет какая‑то польза. Тут нужно что‑то другое, тупое и банальное, вроде куска резины, вставляемого между контактами реле, чтобы оно не замкнуло электрическую цепь.

Из научно‑фантастической литературы мне было известно, что телепатия – это слабые электромагнитные волны, излучаемые мозгом. Защитой от электромагнитных волн во все времена служил металлический экран. И я не придумал ничего умнее, как обернуть скальп алюминиевой фольгой. Благо, в кухонном столе валялся целый рулон – Юлька привезла с собой из города, чтобы запекать свинину или курицу, это у нее фирменное блюдо.

Встав перед мутноватым зеркалом платяного шкафа, я обмотал череп несколькими слоями фольги, обмял ее по контуру головы. Получилась чашечка из мятого серебра с жиденькими стенками. Поверх нее я собирался надеть камуфляжное кепи, которое скроет импровизированный экран. Поможет ли? Не знаю. Но это максимум, что я мог придумать.