Текст книги "От Аустерлица до Парижа. Дорогами поражений и побед"

Автор книги: Олег Гончаренко

Авангардный генерал

Герой Отечественной войны Яков Петрович Кульнев родился в Люцине в 1763 году.

Окончив Шляхетский кадетский корпус, с награждением серебряной медалью, Кульнев был выпущен поручиком в Черниговский пехотный полк.

Но Кульневу, видимо, на роду было написано стать славным кавалеристом. Переведенный вскоре в Санкт-Петербургский драгунский полк, он отправился с полком в турецкий поход.

Отвага молодого поручика в сражении при Бендерах отмечена светлейшим князем Потемкиным. Во время польской кампании, когда в бою под Брест-Литовском смелая кавалерийская атака решила участь сражения, на Кульнева обращает внимание старик Суворов. При кровавом штурме Праги первым, вскочившим с своими конными егерями в город, был Кульнев.

Затем наступает период вынужденного бездействия. Кульнев не участвует в Итальянском походе. В письме брату звучат грустные ноты:

– Мне скучно стало не видеть перемены в моей службе!.. Впрочем, у войны свои прихоти… La guerre a ses faveurs, ainsi que ses disgraces!.. [48]48
  У войны свои преимущества и свои несчастья!. (франц.).


[Закрыть]Надобно во всем полагаться на волю Божью!..

Судьба готовила Кульневу награду, увековечив вскоре именем храбрейшего генерала.

Переведенный в Гродненский гусарский полк, переименованный впоследствии за отличие в Клястицкий, полковник Кульнев выступил в поход 1807 года и тотчас заставил о себе говорить. Сражения при Гутштадте, Гейльсберге, Фридланде неразрывно связаны с именем Кульнева. Начало войны со шведами и новое назначение в действующую армию дают повод ему воскликнуть:

– Люблю матушку Россию за то, что у нас всегда где-нибудь да дерутся!.. Неукротимый вояка вписывает в этой войне одну из наиболее блестящих страниц в историю русской конницы.

В качестве начальника авангарда Кульнев трижды проходит насквозь Финляндию, в беспрерывных боях, день и ночь не сходя с коня, ночуя на биваках среди снегов, всегда с свежими лаврами, нередко без куска хлеба. Ибо никакие обозы не могли поспевать за его конницей.

Наконец, с летучим кавалерийским отрядом Кульнев переходит по льду Ботнического залива и неожиданно появляется под стенами Стокгольма. Фридрихсгамский мир передает России Финляндию и Аландские острова. Кульнев получает от императора шейный Георгиевский крест и пять тысяч рублей золотом.

Он не оставляет себе ни копейки и все деньги отдает матери…

А потом следует борьба на Дунае. Кульнев и здесь, как всегда, состоит начальником авангарда. Быстро, одна за другой, следуют сдача Силистрии, битва при Янтре и Батинская баталия, за которую пылкий кавалерист получает золотую саблю с алмазами.

Наступает двенадцатый год…

^{Герб рода Кульневых. Фото В.Л. Видякиной}

* * *

Отечественная война застает Кульнева шефом, или, говоря проще, командиром, Гродненского гусарского полка. Полк входил в состав корпуса Витгенштейна, прикрывавшего путь на столицу.

При вторжении Наполеона корпус занимал Россиены. Наступление маршала Удино ставит корпус в опасное положение, отрезывая от главных сил. Кульнев на этот раз командует арьергардом и всю тяжесть удара принимает на свой отряд.

Судьба приводит его действовать на полях, где беззаботно протекло его детство. Он будто предчувствует свой рок. Смелый и бодрый, он становится задумчив больше обыкновенного. Получив перед началом войны аренду в тысячу золотых рублей, он отдает ее в приданое своей юной племяннице. При отступлении к берегам Двины пишет брату: «Если паду от меча неприятельского, то паду славно, почитая счастьем последнею каплею крови жертвовать защите отечества… Молись за меня Богу!..»

Невзирая на натиск маршала Удино, корпус в порядке отходит к Дрисскому лагерю. Кульнев переправляется через Двину, отличается на разведке и, захватив в плен двести «гишпанцев» и французский отряд с генералом Сен-Жени во главе, первый дает донесение о движении армии Наполеона.

Кульнев занимал штаб-квартиру в монастыре бернардинов. Святые отцы не слишком изнуряли свою плоть постом, и погреба их не уступали погребам ясновельможных польских панов. Кульнев опоил пленных французов польским медом и за чаркой вина выведал всю подноготную. Рыцарь душой, он избегал прибегать к крутым мерам. Донесение Кульнева сыграло крупную роль.

Весть об удаче Кульнева, первом значительном деле в Отечественную войну, взятие в плен первого французского генерала делают имя Кульнева широко известным и популярным. Репутация его упрочена окончательно. Имя «авангардного генерала» гремит по всей армии. На Сен-Жени, привезенного в Москву, народ сбегался смотреть, как на диво…

19 июля произошел Клястицкий бой.

После деятельного участия в этой памятной битве Кульнев преследует отступающих французов. Преследование ведется горячо и успешно. Кульнев захватывает весь французский обоз и 900 пленных.

Решительная победа под Клястицами подымаете дух русской армии. Французы перестали считаться непобедимыми. Солдаты сложили даже веселую песенку:

Не боимся Удино,

Он для нас одно дерьмо!..

Кульнев гнал противника без передышки и, в ожидании «сикурса», оторвался от главных сил. Увлеченный преследованием и «ретирадой» французов, на другой день, в дождливое туманное утро, неожиданно бросается на бригаду генерала Корбино, опрокидывает ее и натыкается на главные силы противника.

Силы его многочисленны. Кульнев тщетно пытается остановить натиск французов. Лично предводительствуя Гродненским гусарским полком, бросается несколько раз в атаку. Все усилия бесполезны.

Кульнев переводит отряд на правый берег Дриссы. Удрученный боевой неудачей, слезаете с коня и, став у орудия, сам наводит пушку на неприятельскую колонну. Французское ядро отрываете ему обе ноги выше колена…

^{Я. П. Кульнев. Художник Дж. Доу}

Тело Кульнева было предано земле близ деревни Сивошина. Несколько елей оттеняли камень, на котором было начертано:

«На сем месте пал, увенчан победою, храбрый Кульнев, как верный сын, за любезное отечество сражаясь. Славный конец его подобен славной жизни. Оттоман, Галл, Германец, Швед зрели его мужество и неустрашимость на поле чести. Стой, прохожий, кто бы ты ни был, гражданин или воин, и почти память его слезою!»

* * *

Кульнев пал сорока девяти лет, отдав тридцать из них войне и походам. Он был видного роста и сухощав. Темно-русые волосы рано пробила седина. Смуглое лицо, крупный нос, черные глаза под нависшими бровями, усы и огромные бакенбарды, придавали ему суровый вид. В обществе был молчалив и задумчив. Горе и нужда рано познакомились с ним.

Недостаток средств заставил его с молодых лет быть неприхотливым. Привыкший к умеренности, он ел простую солдатскую пищу, носил доломан из грубого солдатского сукна, с единственным отличием – шейным Георгиевским крестом. Не любил разгула и шумных гусарских пирушек.

Но под суровою оболочкой скрывались горячее сердце, ум, образованность. Ласковый с подчиненными и боготворимый солдатами, Кульнев был неумолим и строг по службе. В характере героя было немало суворовских черт.

– Живу по донкишотски! – говаривал он приятелям. – Странствующим Рыцарем печального образа, без кола и двора, но милости прошу пожаловать!.. Голь на выдумки хитра!.. Попотчую собственным стряпаньем и чем Бог послал!..

В письмах брату попадаются следующие фразы: «Подражаю полководцу Суворову и, кажется, достоин того, что меня называют учеником сего великого человека… А в общем, прозябаю в величии нищеты римской… Ты скажешь – это химера?.. Отнюдь нет… Чтение Квинта Курция есть беспрестанное мое упражнение»…

Таков был Кульнев в обстановке мирного времени.

В бою он перерождался. Был весел, шутлив, разговорчив и тем веселее, чем больше было опасности. Свист пуль и грохот орудий приводили его в восторг. Он забывал себя и ежеминутно рисковал жизнью.

Когда бой утихал, к Кульневу возвращалось обычное хладнокровие. Начальствуя авангардом при наступлении, арьергардом при отступлении, не сходил с коня днем, не снимал сабли ночью, при первом выстреле появлялся в передовой линии:

– Не сплю для того, чтобы другие спокойно спали!

Подобной же бдительности и исполнения долга требовал от каждого офицера, и горе тому, кто выказывал лень или небрежность. В бою требовал не пригибаться и не кланяться ядрам, а заметив «поклонников», накидывался с саблей, угрожая «изрубить на куски».

Но в настоящее бешенство приводили его малодушие или обида, нанесенная мирным жителям. Ненасытный и неукротимый в бою, Кульнев не мог без волнения наблюдать страдания человека и даже животного…

Блестящими подвигами и чертами характера Кульнев приобрел славу истинного героя, которую упрочила его кончина – первого русского генерала, павшего в Отечественную войну.

Вся Москва облеклась в траур.

Когда знаменитая певица Сандунова запела в театре: «Слава, слава, генералу Кульневу, положившему живот за отечество!», зрители залились слезами и крики «ура!» смешались с рыданием. Смерть Кульнева Жуковский облек в пленительные стихи:

 
Где Кульнев наш, ругатель сил,
Свирепый пламень брани?
Он пал, главу на щит склонил
И стиснул меч во длани.
Где жизнь судьба ему дала —
Там брань его сразила,
Где колыбель его была —
Там днесь его могила!..
 

В 1831 году прах героя перевезен в Ильзенберг, Режицкого уезда, и над ним воздвигнут был храм. Гробница, с прикованным к ней французским ядром, поддерживается до сей поры. В 1911 году ближайшая станция Межвиды, по высочайшему повелению была переименована в Кульнево. Герой числился шефом 6-го Клястицкого и лейб-гвардии Гродненского гусарских полков.

^{Гробница Я.П. Кульнева. Фото В. А. Видякиной}

В Люцине долго существовал, показывавшийся, как достопримечательность города, дом, в котором Кульнев провел свое детство…

* * *

Заканчивая портрет Кульнева, следует сказать несколько слов о потомках.

Один из внуков, генерал-майора Илья Яковлевич Кульнев, был вскоре после убийства в 1905 году генерала Мина назначен командиром лейб-гвардии Семеновского полка. Назначение это объяснялось не столько личными заслугами, сколько уважением к имени славного деда.

Два старших сына Ильи Яковлевича были друзьями моей юности.

Один из них – мичман Николай Кульнев, погиб в Цусимском бою, на флагманском броненосце «Князь Суворов».

Другой – лейтенант Илья Кульнев, погиб в последнюю войну, во время разведки на гидроплане в Балтийском море…

Ю.И. Галич

Генерал-майор ЯКОВ ПЕТРОВИЧ КУЛЬНЕВ и его гусары

 
Кто же пьет под звук гитары?
Это Кульнева гусары.
У Русского Царя в чертогах есть палата
Толпою тесною художник поместил
Сюда начальников народных, наших сил,
Покрытых славою чудесного похода,
И вечной памятью двенадцатого года.
Но в сей толпе суровой
Один меня влечет все больше…
 

Суровые воинственные черты лица, богатая кудрявая растительность, особенно густые бакенбарды, придающие «волчий вид» одухотворенному лицу, а главное – задумчивый грустный взгляд, уходящий куда-то в неведомую, таинственную даль, в бесконечность, где читаешь смерть и вместе с ней бессмертие. Я остановился и прочитал: «Генерал-майор Яков Петрович Кульнев».

Кавалер орденов: Св. Анны 1-й степени, Св. Георгия 3-й степени и Прусского «Пур лэ мерит», имеющий золотую саблю с алмазами и надписью «За храбрость», родился в 1763 г. в г. Люцине, уездном городе Витебской губернии.

Происходя из небогатого дворянского рода, 8 лет поступил в Сухопутный кадетский корпус, в эпоху расцвета этого военного заведения при знаменитом директоре Бецком, который окончил с большой серебряной медалью, и в 1785 г. выпущен поручиком в Черниговский пехотный полк.

Но судьба предназначила ему быть кавалеристом, и в том же году он переведен в С.-Петербургский драгунский полк, с коим пошел на вторую Турецкую войну, где был отмечен кн. Потемкиным 3.XI.1789 г. при сдаче крепости Бендеры.

После Ясского мира переведен в конноегерский Переяславский полк, в корпус генерала Кнорринга, и участвовал в делах под Ошмянами, Лидою и у Вильно во время Польской войны. Корпус ген. Кнорринга присоединился к армии Суворова, и Кульнев имел счастье обратить на себя внимание его.

Участвовал далее в разбитии польских войск Сераковского у Кобрина 4.IX.1794 г., преследовании поляков, в деле у селения Муховец и совершенном рассеянии их 8.IX у Брест-Литовска, где смелая кавалерийская атака и удар в штыки решили сражение. За сии дела произведен в ротмистры.

5000-й отряд Мокрановского был охвачен у Кобылки, в 14 верстах от Праги. Кульнев находился в бою, где командовал сам Суворов. Поляки были истреблены. При штурме Праги 24.IX русская конница прикрывала артиллерию, шедшую с резервами, за 7 штурмовыми колоннами; она ворвалась в Прагу, где пехота завладела валом; Кульнев с переяславскими конными егерями один из первых вскочил в Прагу. В сентябре 1794 г. награжден чином майора. Переяславский конно-егерский полк вскоре был расформирован.

Кульнев был переведен в Сумский гусарский полк, стоявший тогда в г. Сумы. Суворов в это время венчал лаврами русское оружие в Италии. Пылкой душе Кульнева наскучила однообразная жизнь мирной стоянки, в глуши, с обыденными балами и гусарскими пирушками; его манило на простор в ту неведомую, запретную даль, куда глядели глаза, как поет Шиллер в этой родной всякому кавалеристу «Песни кавалериста»:

 
Живей друзья. На коня, на коня.
На поле! На волю честную!
На поле, на воле ждет доля меня.
И сердце под грудью я чую,
Кто смерти бестрепетно выдержит взгляд,
Один только волен, а кто он?.. Солдат.
 

Он надеялся участвовать в кампании 1805 года и отличиться.

«У войны свои прихоти на добро и зло, и надо полагаться на волю Божию. Для чести и славы России не буду щадить живота своего», – писал он брату. Но пламенное его желание не сбылось.

Полк в войне не участвовал. Потеряв надежду, Кульнев хотел оставить службу. Наконец, мечты его исполнились. Он был переведен в Гродненский гусарский полк, впоследствии Клястицкий, в чине подполковника, и выступил в летний поход 1807 г. Это была золотая пора истинного гусарства, полное военное братство, солдаты спасали в бою офицеров и наоборот. Все сопряженное с риском привлекало молодых офицеров: кража невест, волокитство, играли в карты даже на походе, верхом. Повод закладывался за левую руку, в которую брали карты, правою рукою снималась первая карта и клалась под правую ногу, вторая под левую и т. д. Нигде, никогда не существовало такого истинного товарищества, как у гусар тех времен. Сплетен, подстрекательства не было – выключали из среды. При ссорах примиряли седые офицеры, перед авторитетом которых преклонялись.

Ф.В. Булгарин пишет: «Корпус офицеров в кавалерийском полку – это была одна семья, все было общее: и деньги, и время, и неприятности, и опасности». На саблях дрались из-за каждой мелочи, до первой крови, а затем, в ресторане, – мировая за стаканом вина. На пистолетах редко – при вопросах чести. Кутили, бушевали; смелость, храбрость, лихость нижних чинов, воспитанных на преданиях старины – рассказы ветеранов:

Свищет пуля – не моргни. Если в деле – руби смело. Коль в атаку повели, Ты меня не задержи. Богу душу поручи: Есть нужда, так уж умри.

Кульнев ожил духом. Состоя в отряде генерала Платова, Гродненский гусарский полк, будучи разделен на мелкие отряды, вел бои с частями ген. Заиончека, в коих особенно отличался Кульнев. Находясь в авангарде, сражался при Гутштадте 24.V.1807 г., а на другой день с двумя эскадронами гусар преследовал французов, вытесненных из Александорфа. Сбитый с позиций при реке Пассарге, неприятель хотел защищаться, рассыпав стрелков. Кульнев со своими и Ридигера эскадронами атаковал их, опрокинул и взял более 100 пленных. Увидя на другом берегу обоз, бросился вплавь через реку, отбил мортиру и до 40 ящиков с амуницией. Французы бросили на Кульнева три эскадрона. Он взорвал ящики, атаковал французов в конном строю, отбросил за милю, а сам отвел свои эскадроны, ввиду превосходных сил неприятеля, за реку.

Здесь произошел подвиг рядового Гродненского гусарского полка Акима Плеша, ярко рисующий доблесть гусар тех времен. Дав своему прикрытию, под командой унтер-офицера Кузьмина, кинуться в реку, Плеш бросил горящий фитиль. Страшный треск произвел тревогу в обоих армиях. Кульнев со своими эскадронами был уже на своей стороне. Плеш плыл верхом, а Кузьмин держал под уздцы пленного французского гусара.

После этого дела имя Кульнева стало хорошо известно в армии. Вручая ему орден Св. Владимира 4-й степени с бантом, генерал Беннигсен добавил: «Шум ваших побед дошел до меня».

29.V Кульнев участвовал в Гейльсберской битве, a 2.VI у Фридланда. Во время одной атаки Гродненский гусарский полк, увлеченный известной пылкостью, был окружен французами. Плен Кульнева казался неизбежным, но он со своими гусарами пробился через превосходные силы неприятеля. Император Александр I наградил его чином полковника и орденом Св. Анны 2-й степени, а товарищи стали произносить его имя с большим уважением.

После Тильзитского мира началась война со Швецией.

«Люблю нашу матушку Россию за то, что у нас всегда где-нибудь да дерутся!» – радостно говорил Кульнев.

В ожидании подкреплений шведские генералы отступили на север. Кульнев преследовал отряд ген. Адлеркрейца, отходивший от Таммерфорса через Киро, Нумиярви и Иллистро. Адлеркрейц с тысячью семистами финнами шел безостановочно, среди вьюг, метелей, мороза до 25° по Реомюру. Кульнев не отставал от неприятеля, снабжавшегося населением. Лишенный вообще интендантского подвоза, действовавшего медленно и слабо, он отчаянно боролся с лютой стужей, голодом и лишениями.

Как только Адлеркрейц останавливался, на него нападал Кульнев. Нельзя было вводить в схватки много людей в узких, лежавших между снежными сугробами тропинках. Как звероловы, перестраивались солдаты, шли поодиночке, кидались на своих противников в штыки и приклады.

В конце марта Кульнев достиг Гамле-Карлеби, где поступил под начальство генерала Тучкова 1-го, пришедшего из Куопио и направившего его для наблюдения за шведами. 1.IV со свойственной ему быстротой настиг Кульнев шведов у Лалаиоки и опрокинул их передовые посты. 4.IV приблизился к Пиханоки. Пехота наша, три батальона с 6 орудиями, шла береговою дорогою, а два эскадрона гродненских гусар и 200 казаков, левое крыло, тянулись по льду Ботнического залива, недалеко от берега. Вскоре Кульнев догнал шведов, ставших на позицию. Пока пехота и артиллерия встречали русских пушечным и ружейным огнем, нюландские драгуны пошли льдом залива в обход левого крыла. Кульнев приказал передовым казакам отступить, заманивая неприятельскую конницу, уже расстроенную движением по льду. Дав нюландским драгунам приблизиться, Кульнев атаковал их своими гусарами и казаками, смял и преследовал по гладкой поверхности льда. Много драгун пало, а 70 взято в плен, среди них руководивший операцией начальник штаба шведских войск граф Левенгельм с адъютантом. Казаки, ранив его пикою в горло, собирались убить.

– Кульнев, Кульнев, спасите меня! – кричал граф, увидя приближавшегося Кульнева, который немедленно бросился к нему, вызволил из рук казаков, вытер кровь и отвел в сторону.

Сделавшись впоследствии известным дипломатом, Левенгельм всегда с восторгом и умилением говорил о Кульневе. Видя поражение конницы, шведская пехота отступила и была преследуема Кульневым до Пиханоки. Шведский арьергард остановился у Брагештеда, был сбит и тесним Кульневым до Сикаиоки, где, получив подкрепление, остановился. В двух верстах стояла шведская армия, успевшая уже соединиться.

Не зная о близости неприятельских главных сил и разделяя мнение Главнокомандующего о дальнейшем их отступлении, Кульнев атаковал авангард у Сикаиоки, прямо в центр. Сопротивление было сильнее обыкновенного, и Кульнев приказал обойти фланги, ослабив свой центр. Получив подкрепления, шведы ударили свежими войсками на центр расположения русских. Превосходство сил, несмотря на стойкость наших войск, заставило Кульнева отступить, потеряв убитыми, ранеными и пленными 350 человек. Шведы провозгласили Сикаиокскую победу, а Кульнев, не щадя себя во время боя и кидаясь в самые опасные места, после не скрывал своего горя, что первая неудача в Финляндии выпала на его долю.

Здесь началась вторая, самая тяжелая часть кампании, отступление зарвавшейся и разбросанной на большом пространстве русской армии. Отбросив Кульнева, шведы 15.IV атаковали отряд Булатова, разбили его наголову, взяв его самого в плен с простреленной головой, а затем стали обходить левый фланг Тучкова 1-го. Огромное превосходство в силах, а также восстание народа, бывшего раньше вполне лояльным, заставили Тучкова 1-го отступить на 150 верст до Гамле-Карлеби. Во время отступления арьергардом командовал Кульнев. Приходилось бороться не столько с неприятельской армией, сколько с вооруженным народом, ломавшим мосты и плотины. Скрываясь в засеках, на скалах и в дремучих лесах, он производил внезапные нападения. Сражаясь в продолжение целого дня, Кульнев должен был личною бдительностью предохранять отряд свой от набегов ночью: «Я не сплю и не отдыхаю, чтобы армия спала и отдыхала». Он, можно сказать, надевал на себя одежду при начале войны, а снимал при заключении мира. Ночью снимал только саблю, кладя у изголовья. Только днем, получив известие от дальних разъездов, позволял себе умыться, переменить белье. Конь стоял всегда оседланным у ночлега. При первом известии о выстреле или движении неприятеля с ординарцем или вестовым являлся в цепь и лично удостоверялся, нужно ли поднимать весь авангард или его часть.

Ночью каждый возвращавшийся начальник разъезда обязан был будить его и доносить о виденном, что и происходило 7–8 раз за ночь. Малейшая оплошность начальника могла быть гибельна отряду, но искусно одолел Кульнев все трудности отступления.

Между морем, по которому мог приплыть враг, и взволнованным народом гнездились наши гусары между прибрежными утесами, где, стоя на посту, были часто атакованы партизанами. Наши транспорты отбивались неприятелем до прибытия в отряд. В апреле началось таяние снегов. Сама природа остановила продвижение шведов. В июне операции возобновились.

Авангардом корпуса Тучкова 1-го, поступившего под начальство генерала Раевского с целью соединиться с отрядом генерала Барклая де Толли, шедшим из Куоппо, командовал Кульнев. Войдя в связь с Барклаем де Толли, Кульнев возвратился к Раевскому, стоявшему у Лаппо, при нападении на который он снова отличился.

После сражения у Лаппо 1.VI. 1808 г. Раевский вынужден был отступить к Алаве. Кульнев прикрывал отступление, борясь с еще большими трудностями, чем при отходе от Гамле-Карлеби, ибо народная война была в полном разгаре. Подвергаясь нападениям днем и ночью, войска Раевского, оберегаемые Кульневым, не имели хлеба; солдаты рыли землю, искали картошку и, не находя ее, питались корнями. Не унывал Кульнев и бодростью духа и умением обращаться с солдатами поддерживал истощенные силы своего отряда. Находясь в тяжелом положении, Раевский созвал военный совет, на который был приглашен и Кульнев.

Единогласно решено было отступление, но оно были непродолжительным. В половине июля корпус Раевского принял будущий герой Финляндской войны генерал Каменский; широкое поле деятельности открылось для неутомимого и пылкого Кульнева.

Прибыв 14.VII к войскам, Каменский сначала продолжал отступление и стал между озерами Ланге и Паяна, от Кутоиса до Кумолакса. Шведы стояли у Сальми, где их главнокомандующий граф Клингспор ожидал подкреплений. Две недели прошли в бездействии. Отряд ген. Каменского был усилен до 10 000 человек при 38 орудиях. Прибыл в том числе и 2-й батальон лейб-гвардии Уланского полка. Запасшись продовольствием, граф Каменский перешел в наступление, имея от главнокомандующего графа Буксгевдена вместо оперативного плана приказ: «Победить!» «Невзирая на малое число войск ваших, – писал ему Буксгевден, – Вы должны разбить неприятеля. Боже, помоги успехам Вашим. Взоры всей армии устремлены на Вас».

Каменский вручил авангард, конечно, Кульневу и двинулся из Алаво 19.VIII, намереваясь атаковать графа Клингспора, занимавшего сильную позицию впереди Сальми, у Куортанского озера. Под начальством Кульнева были: 3-й егерский полк, три роты Петровского, два эскадрона гродненских гусар, казаки. Он повел атаку на шведов, засевших в редуте у Кухолашбы, с фронта, а конница охватила их с флангов, чтобы перехватить врага в случае отступления. Видя это, шведы отступили до Маенея, построившись за рекой, где был у них шанец; Кульнев повторил маневр, и шведы побежали, преследуемые по пятам. В пылу погони Кульнев вскочил на мост при Руона, длиною в 100 саженей, защищаемый батареями. Встреченный убийственным огнем, Кульнев должен был возвратиться и поставить свой авангард в виду главной позиции гр. Клингспора.

20. VIII произошло Куортанское сражение, отличавшееся особым упорством и ожесточением сражавшихся. Обе стороны остались на занимаемых ими позициях. Ночью Каменский решил, наконец, отступить и приказал обозам вытягиваться на большую дорогу. В это время явился Кульнев:

– Граф! Шведы отступают.

Как всегда, последним предаваясь сну, Кульнев после боя объезжал поле сражения, проверяя передовые цепи. Всматриваясь в шведский лагерь, он заметил, что их ведеты стояли реже обыкновенного и было мало движения. Опытный взгляд угадал отступление. Каменский, ласковый с офицерами и солдатами, но гордый с генералами, бросился при этой вести на шею Кульневу. Это была самая большая заслуга Кульнева на всем его боевом поприще, даровавшая России победу в этой войне.

Ведь Каменский собирался уходить, шведы провозгласили бы себя победителями, и от России потребовались бы новые большие усилия. Посланные Кульневым на разведку казаки донесли, что шведский лагерь пуст. Мост был починен, и Кульнев, идя, как всегда, впереди, догонял шведов. Настигши их арьергард у Сальми, после троекратных атак, завершенных штыковой, он сбил их с позиций и гнал 10 верст. Граф Клингспор отступил к Оровайсу, теснимый Кульневым. Позиция шведов считалась неприступной, и Каменский приказал не начинать сражения, но нетерпеливый Кульнев ввязался в бой и, теснимый во много раз превосходящим его неприятелем, вынужден был поспешно отступить. В это время подошел Каменский с главными силами. Была не битва, а побоище. Казалось, неприступная позиция была взята, и на ней взвился русский флаг.

Каменский, зная горячее, пылкое сердце Кульнева, всегда стремившегося идти вперед, не считаясь с препятствиями, не осудил его за ошибку, дав возможность загладить ее смелым преследованием, а кроме того, представил его к чину генерал-майора, считая Кульнева творцом победы. Здесь особенно ярко доказала свое превосходство новая тактика, введенная Кульневым, – усиливать цепи застрельщиков не в центре их расположения, что легко обращало их в беспорядочную толпу, а на флангах; прорвавшийся неприятель сам попадал в клещи.

Кульнев, желая поддержать свою горячо любимую мать, находившуюся в затруднительном материальном положении, просил заменить ему повышение чином денежной наградой. Император Александр I пожаловал ему орден Св. Георгия 3-й степени и 5 тысяч рублей, кои были до копейки переданы матери.

«За Богом молитва, за Государем служба не пропадет. Я счастлив», – писал он брату.

Каменский решил использовать победу под Оровайсом и неуклонно шел вперед, имея впереди отряд Кульнева, имевший ежедневно перестрелки с неприятелем. Путь был очень труден – много речек и проливов, возобновление разрушенных мостов, переходы вброд.

11. IX Кульнев взял Гамле-Карлеби и продвинулся на три версты, но, остановившись у разрушенного моста, получил приказание дальше не идти, так как главнокомандующий граф Буксгевден заключил 17.IX у Лахто перемирие со шведами. Гамле-Карлеби осталось за русскими, и в нем стоял эскадрон гродненских гусар, совсем оборвавшихся за поход. Русские и шведские офицеры ездили друг к другу в гости. Скромное угощение сопутствовало пирам и «беседам» – водка и карты. Между недавними врагами господствовало взаимное уважение и побратимство. Не случилось ни одного недоразумения между «гусарами Кульнева», как тогда уже называли гродненских гусар, и шведами.

Император Александр I прекратил 7.Х.1808 г. перемирие, заключенное на севере между гр. Каменским и гр. Клингспором. Военные действия возобновились. Каменский пошел 20.Х вперед, имея во главе Кульнева, который повел свой авангард на неприступную позицию при Химанго, оставленную шведами, и догнал их при реке Калаиоки, на укрепленных высотах. Дороги были испорчены, гусары утопали в грязи, мосты разрушены, продовольствия больше, чем недостаточно. Но, несмотря на это, Кульнев отбросил неприятеля 25.Х за реку, но был там встречен артиллерийским огнем и вынужден остановиться. На следующий день подошел Каменский. Шведов необходимо было отбросить хотя бы уже из-за отсутствия продовольствия, которое надеялись найти в неразоренной еще войною местности, до прибытия запоздавших интендантских транспортов. 28.Х у Пиотиса Кульнев был контужен, но остался в строю и стал у Калаиоки, а Каменский повел корпус в обход по болотам. Заметив движение русских, шведы отступили, но Кульнев, не упуская их из виду, гнал до Пихаиоки. Здесь помог мороз. 2.XI.1808 г. река покрылась ледяной коркой, на нее настлали солому, положили доски и поливали водой. Лед хрустел, но пройти удалось. Лошади пошли не по доскам, а вплавь расседланными – для них лед прорубили. Гусары шли по сделанной дорожке, а седла везли в лодках. Каменский повторил свой фланговый марш, шведы отступили, очистили Брагштедт и остановились у Сикаиоки, где уже побывали русские войска во время весеннего похода под командой того же Кульнева. Генерал Киеркер, сменивший гр. Клингспора, видя безвыходное положение, просил перемирия, уступая Улеаборг с тем, что шведские войска очистят Финляндию до Торнео.

7. XI было заключено 2-е перемирие «Олькиокская Конвенция». Русские заняли всю Финляндию. Гродненские гусары растянулись аванпостами вдоль реки Кеми. Для того чтобы уяснить хоть немного обстановку, при которой приходилось чудо-богатырям Кульнева завоевывать дикую страну, где климат и природа были куда страшнее неприятеля, обратимся к Ф.В. Булгарину:

«В августе холода. В октябре морозы. В ноябре полная зима. Северный ветер под 66° северной широты жег, как пламя; почти у всех щеки были покрыты струпьями. На бивуаках дежурные должны были обходить спящих и будить тех, у кого заметят следы обмораживания. Хуже всего было стоять на аванпостах, без огней, в ужасную стужу, в открытых местах. Приходилось закрываться от ветра срубленными елками в виде веера и плясать, т. е. перепрыгивать всю ночь с ноги на ногу, размахивая руками. Мундиры все изорвались; одежда – добытое тряпье; обуви недоставало. У Пиоптиса, так как стужа не успела скрепить почву, русский отряд очутился по пояс в топях и воде. За 8 часов прошли 5 верст. Гусары шли пешком, так как лошади не могли ступить по болоту, у людей, тянувшихся полузамерзшими тундрами, ноги коченели от холода, головы горели, пот лил с лица градом. По словам финского поэта Рунеберга: