Текст книги "Миры Источника. Трилогия"

Автор книги: Олег Авраменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 80 (всего у книги 85 страниц)

– Что ты с собой сделал? – повторила вопрос Анхела.

– То же самое, сестричка, что месяцев одиннадцать назад сотворил с тобой Кевин. Я привил себе комплекс j-генов.

Тем временем я, как заведённый, вышагивал взад-вперёд по комнате, едва не ударяясь лбом о стены. Происшедшее не укладывалось ни в какие мыслимые рамки, и я никак не мог избавиться от впечатления, что сплю и вижу кошмарный сон.

– Да прекрати ты метаться! – прикрикнула на меня раздражённая Дейдра. – Ещё в окно выпрыгнешь.

Я резко остановился и устремил на Рика пронзительный взгляд.

– Рик, ты хоть соображаешь, что наделал?!

– Честно говоря, не совсем, – признался он. – Я лишь смутно догадываюсь о некоторых свойствах j-комплекса… Или, как вы его называете, Дара. Профессора Альбу больше всего заинтересовала его способность препятствовать процессу старения. Как долго я теперь проживу?

– Если меня никто не остановит, – прорычал я, – то от силы две-три минуты.

Вдруг Рик побледнел, как полотно, и наверняка соскользнул бы с кровати на пол, не успей Анхела вовремя придержать его. Это поработала Дейдра – она подвергла искусственный Дар Рика тщательному и очень интенсивному тестированию. Она могла бы проделать это гораздо мягче, но в данной ситуации я нисколько не возражал против болевых приёмов.

«У него здоровый, полноценный Дар без каких-либо изъянов, – сообщила Дейдра результаты своей проверки. – И такое впечатление, будто он унаследован от матери-ведьмы».

«Донор – женщина», – сообразил я и посмотрел на Анхелу.

– Похоже на то, – сказала она вслух.

Рик уже пришёл в себя и мог сидеть без посторонней помощи, хотя лицо его оставалось по-прежнему бледным.

– Ну, знаешь, Кевин, – пробормотал он растерянно и обиженно, утирая с глаз слёзы. – Не ожидал я от тебя такого, не ожидал… Я-то думал, что ты пошутил.

В воспитательных целях я не стал открещиваться от своей причастности к его кратковременному обмороку. Пусть этот инцидент послужит ему уроком на будущее. Может, он перестанет выпендриваться.

– Если я правильно поняла, – заговорила Софи вслух и по-испански, – ваш друг сумел привить себе Дар?

– Вот именно, – кивнул я. – Но как? – Последний вопрос был адресован Рику.

– Не думаю, что мой метод принципиально отличался от того, какой вы применили в отношении Анхелы, – произнёс он всё ещё слабым голосом. – Правда, дон Фернандо не исключает возможности, что её гены перестроились и без внешнего вмешательства, под одним лишь воздействием структуры ДНК вашего ребёнка. Так это или нет?

– Вмешательство было, – со вздохом ответил я и подумал, что и в случае с Анхелой профессор увидел больше, нежели мы все, включая Хозяйку…

«А ведь и правда, – мысленно заметила Анхела. – Судя по всему, никакого Дара Источник мне не давал. Он воспринял меня с ребёнком, как единое целое, обладающее Даром. Таким образом получается, что мой Дар – дочерний от Дара маленького Рикардо. В некотором смысле, я дочь моего сына».

– Значит, всё-таки было, – сказал Рик и недоуменно пожал плечами. – Тогда к чему этот допрос? Всё и так ясно.

– Отнюдь не ясно, – возразил я. – Внешнее воздействие на Анхелу было… особенным. Явно не таким, как на тебя. Что с тобой сделал профессор Альба?

– Со мной он ничего не делал. Это всё я. Я похитил у него формулу препарата, который он разработал лично для себя.

– О Господи! – опередив всех нас, воскликнула Анхела. – Ты хочешь сказать, что дон Фернандо тоже обзавёлся Даром?

Рик отрицательно покачал головой:

– Ему это не удалось. Он пробовал, но у него не получилось. Чужеродный j-комплекс не прижился в его генах. Произошла реакция отторжения.

– А как же у тебя получилось? – спросил я.

– Мог бы и сообразить. – Рик ухмыльнулся и нежно взял Анхелу за руку. – J-гены, которые я привил себе, не были чужеродными, они от моей милой сестрички. А мы с ней – одна плоть и кровь… Короче говоря, два месяца назад, когда я был с визитом на Терре-Сицилии, тамошние биохимики, мои хорошие знакомые, синтезировали для меня препарат по формуле профессора Альбы. Правда, для этой цели были использованы образцы ДНК не Дженнифер, а Анхелы. На обратном пути к Астурии меня здорово лихорадило, целых два дня держалась температура выше сорока, зато теперь я такой же, как вы. – Он обвёл всех нас взглядом. – Ну! Почему вы не радуетесь, что вашего полку прибыло?

Анхела вздохнула и присела рядом с братом.

– Сначала нужно убедиться, что с тобой действительно всё в порядке, а потом уже будем решать – радоваться нам или горевать. Но если окажется, что всё в порядке… Как ты думаешь, мамины гены не отторгнут мой j-комплекс?

– Дон Фернандо считает, что отторжения быть не должно.

– Ты уже спрашивал его?

– Да. И тогда мы крупно повздорили. Он поклялся, что разложит меня на аминокислоты, если я вздумаю ещё что-либо предпринять без его ведома и согласия. Как раз сейчас он бьётся над тем, чтобы преодолеть реакцию отторжения. Его можно понять – каждому человеку хочется долго жить… Кстати, сколько я всё-таки проживу?

Анхела снова вздохнула:

– Если ты напортачил, то боюсь, что недолго.

– А если всё сделал правильно?

– Тогда будешь жить, пока тебя кто-нибудь не прибьёт.

– Ого!..

– А учитывая твой несносный характер, – неумолимо продолжала Анхела, – за этим дело не станет.

«Кеви, – мысленно обратилась ко мне Дейдра. – Могу поклясться, что у Рика полноценный Дар. Ты понимаешь, что из этого следует?»

«Прекрасно понимаю. Власть над силами и бессмертие – всем и почти задаром. Миллиарды, триллионы новых колдунов и ведьм. Отца точно удар хватит».

«Очередной сюрприз космической цивилизации… Что будем делать Кеви?»

«А что делать, сестричка? Разве у нас есть выбор? Вправе ли мы отказывать другим людям в том, что сами имеем? Нравственно ли это?»

«Конечно, безнравственно».

«Вот тебе и ответ».

«Гм-м… Многие урождённые колдуны не согласятся с тобой».

«Это их право».

«Они станут говорить об угрозе мирозданию…»

«Вернее, существующему порядку вещей, – уточнил я. – А что касается мироздания… В конце концов, Вселенная бесконечна, для неё что миллион колдунов, что миллиард, что триллион – всё едино. И если мы, люди, не сумеем ужиться друг с другом в этой бесконечной Вселенной, то мы просто недостойны в ней жить. Открытие профессора Альбы станет для человечества экзаменом на зрелость. Надеюсь, мы выдержим его».

Дейдра встала на цыпочки и поцеловала меня в губы.

– Кеви, ты прелесть! Я обожаю тебя. – Затем она повернулась к Рику и Анхеле: – Думаю, нам нужно кое с кем повидаться.

– С Хозяйкой? – догадалась Анхела.

– Да, с ней.

– Кто она такая? – спросил Рик.

Я улыбнулся ему:

– Профессор Альба говорил, что насчёт нас у тебя есть весьма оригинальная гипотеза. Небось, ты считаешь, что мы – пришельцы из иного мира, потомки древних колдунов и ведьм?

Рик потупился:

– Ну… в некотором роде…

– Тогда ты попал в точку, – сказал я. – Всё так и есть. А Хозяйка – наша главная колдунья. Она-то и решит твою судьбу.

Глава 20
Эрик. Последний день изгнания

– Папа, – спросила Фиона. – Почему у Паолино две мамы, а у меня только одна?

Я поправил дочкино одеяло и погладил её белокурую головку.

– Разве тебе одной мамы мало, Фи?

– Нет. Я люблю нашу маму. Но почему у Паолино их две?

Трёхлетняя Фиона ворочалась в своей постельке и никак не могла заснуть, находясь под впечатлением событий ушедшего дня. Мы отмечали двойной юбилей – радостный и одновременно грустный. Сегодня моему старшему сыну Паоло исполнилось семь лет, и ровно семь лет назад умерла его мать, Джулия. Мы впервые взяли с собой на кладбище Фиону, и она вместе с нами положила свой букетик на могилу Джулии. Открытие, что, кроме Дженнифер, у Паоло была ещё одна мать произвело на нашу малышку огромное впечатление.

– Понимаешь, Фи, – сказал я, – у всех детей должна быть мама. Верно?

– Да, папа, понимаю. Без мамы детям нельзя.

– Вот то-то же. И когда первая мама Паолино умерла, он не мог остаться без мамы, поэтому его новой мамой стала твоя мама.

– А почему его первая мама умерла?

Из-за меня, с горечью подумал я. По моей вине… Но, разумеется, я этого не сказал.

– Так устроена жизнь, Фи. Все люди когда-нибудь умирают.

– Вы с мамой тоже умрёте? – встревожилась Фиона.

Я снова погладил её по головке.

– Не бойся, доченька, мы не оставим тебя.

– Если вы умрёте, я тоже умру.

– Успокойся, мы не собираемся умирать. Хочешь, я позову маму?

– Не уходи, папа. Останься.

Не знаю, как это получилось, но Фиона была стопроцентно папиной дочкой. Она больше любила играть со мной, чем с Дженнифер, с годовалого возраста предпочитала мои колени маминым и быстрее засыпала, когда именно я укладывал её в кроватку и рассказывал ей на ночь сказки. Дженнифер немного ревновала, но не могла не признать, что я оказался хорошим отцом и умею ладить с детьми.

В конце концов мне удалось рассеять страхи Фионы, постепенно она успокоилась, перевернулась на бочок и уже сонным голосом потребовала свою любимую сказку про Красную Шапочку. Я послушно начал рассказывать, но не успел ещё дойти до первого появления серого волка, как Фи ровно засопела носиком во сне.

Я умолк и некоторое время тихо сидел на краю кровати, ласково глядя на дочь. Я вспоминал, как без малого четыре года назад, когда у Дженнифер начались схватки, я просто сходил с ума от страха потерять её так же, как прежде потерял Джулию. К счастью, на сей раз всё обошлось благополучно. Ещё когда Джулия ждала Паоло, она научила нас обоих, как нужно правильно принимать роды и что делать в послеродовой период. Ей самой это не помогло; и, если быть до конца откровенным, благополучный исход беременности Дженнифер не был моей заслугой. При всей своей внешней хрупкости Дженнифер оказалась на редкость сильной и выносливой женщиной, она вполне могла родить Фиону и сама, без моей помощи.

А вот Джулию, несмотря на все наши старания, спасти не удалось. Она лишь успела дать имя сыну – Паоло, в честь своего отца, – и умерла. Позже мы нашли в ящике стола письмо, в котором Джулия просила нас не винить себя в её смерти. Она утверждала, что с её врождённым пороком сердца даже в лучших клиниках её родного мира, под присмотром самых лучших специалистов она не имела шансов выжить.

Впрочем, нас это мало утешило – и особенно страдала Дженнифер. На её родине, в космическом мире, смерть при родах была такой же дикостью, как каннибализм. К тому же она не могла простить себе, что сдуру рассказала Джулии об открытии своего знакомого, профессора Альбы, который нашёл верный способ преодоления генетической несовместимости колдунов с простыми смертными. Как я теперь понимаю, Джулия ещё с юных лет сильно страдала от того, что ей не дано стать матерью, потому-то избрала себе профессию акушера-гинеколога – чтобы хоть косвенным образом быть причастной к рождению детей; а заключение в необитаемом мире лишило её жизнь и этого смысла. Она не относилась к нашему положению так же философски, как мы с Дженнифер. Время было против неё, а вдобавок она чувствовала себя третьей лишней в нашей компании. Как я ни старался уделять ей достаточно внимания, как ни скрывал своего явного предпочтения Дженнифер, правда то и дело лезла наружу. Увы, сердцу не прикажешь: Дженни была мне намного милее Джулии, а я никогда не блистал актёрским талантом и не умел убедительно притворяться.

В конце концов Джулия поняла, что остаток молодости ей суждено провести на положении запасной любовницы, женщины второго сорта. Она всё чаще впадала в депрессию, замыкалась в себе, днями не покидала своей комнаты, а на третий год даже попыталась покончить с собой. По счастливому стечению обстоятельств, в тот раз всё закончилось благополучно. Мы сделали вид, что ничего особенного не произошло, и дело просто в случайной передозировке снотворного, которым Джулия в последнее время злоупотребляла.

Только тогда мы с Дженнифер по-настоящему спохватились и поняли, какими были эгоистами. Дженни даже наложила на себя епитимью, всерьёз и надолго переселилась в комнату Джулии, а её отправила жить ко мне. Но было уже поздно.

Джулия использовала добровольную отставку Дженнифер, чтобы забеременеть от меня. Видимо, она решила, что глупо умирать просто так, ничего после себя не оставив, и поэтому задумала родить ребёнка. Позже она призналась, что в благоприятные дни принимала небольшие дозы иммуннодепрессанта, и это, хоть и не так быстро, как она надеялась, дало положительный результат. Спустя четыре года, два месяца и восемь дней после нашей первой встречи Джулия родила сына и, едва успев дать ему имя, умерла…

А через три с небольшим года появилась на свет Фиона – солнышко наше ясное. Мы зачали её по неосторожности, и известие о беременности Дженнифер не наполнило моё сердце радостью. Я проклинал ту ночь, когда это произошло, и чуть было не возненавидел ещё не родившегося ребёнка. Теперь, вспоминая это, я недоумеваю и возмущаюсь своим тогдашним поведением. Я уже не могу представить свою жизнь без малышки Фи, моего нежного ангелочка, папиной доченьки…

Я наклонился к Фионе, поцеловал её в щёчку и тихонько вышел из бывшего кабинета, полтора года назад переоборудованного под детскую. Раньше Фиона жила в одной комнате с братом, но со временем мы заметили, что Паоло, хоть и души не чает в сестрёнке, всё больше тяготится её постоянным присутствием. Учитывая, в каких условиях он рос и воспитывался, такая его реакция была объяснимой и вполне предсказуемой. Мы с Дженнифер, выругав себя и друг друга за несообразительность, поспешили переселить Фиону в отдельную комнату. С тех пор мы стали уделять повышенное внимание развитию Паоло, как социальной личности, но по причинам малочисленности нашей семьи это воспитание носило большей частью теоретический характер. И хотя Паоло многое узнал от нас о жизни и о людях, мы понимали, что, попав в большой мир, он испытает сильный психологический шок, и ему понадобится помощь хорошего специалиста. Я надеялся, что мой отец справится с этой нелёгкой задачей.

Я подошёл к двери комнаты сына (раньше здесь жила его мать) и осторожно приоткрыл её. Дженнифер там не было. Одетый в пижаму Паоло сидел на кровати и внимательно читал детскую книжку с картинками. В библиотеке таких книжек, к сожалению, не было, поэтому мы с Дженнифер делали их сами. Она вспоминала все известные ей сказки и истории для детей, придумывала свои собственные, а я рисовал к ним картинки, потом верстал на компьютере макеты книжек и распечатывал их на цветном принтере. Паоло этого не знал; он считал, что читает настоящиедетские книжки.

Заметив меня, Паоло отвлёкся от чтения.

– Привет, папа, – сказал он. – Ищешь маму?

– Да, – ответил я и вошёл в комнату. – Где она?

– Пошла убирать на кухне. Хотела почитать вместе со мной, но я сказал ей, что хочу читать сам. Она поцеловала меня и ушла.

– Ты не хочешь, чтобы тебе мешали?

– Нет, папа, я не хочу, чтобы мама опять плакала. Как в прошлом году. Это плохо, когда плачут в день рождения.

– А в прошлом году она плакала?

Паоло кивнул:

– Тогда она читала мне книжку и вдруг заплакала. Это из-за Джулии, правда?

Я сел рядом с ним и обнял его за плечи.

– Да, сынок. Джулия была лучшей подругой мамы, и она очень грустит по ней.

Паоло посмотрел на меня своими большими голубыми глазами. Я бы очень хотел, чтобы он был похож на Джулию, но природа рассудила иначе, и с каждым годом Паоло становился всё более похожим на меня. У него были такие же золотистые с рыжинкой волосы, такие же голубые с бирюзовым оттенком глаза, такое же лицо с правильными, типично пендрагоновскими чертами. Он ничем не напоминал Джулию – и это огорчало меня…

– Папа, – нерешительно произнёс Паоло. – А зачем вы рассказали мне про Джулию?

– Как это зачем? – удивился я.

– Ну, если бы вы не сказали, я бы не знал, что она тоже была моей мамой. Я бы думал, что только Дженни моя мама. Тогда я не любил бы Джулию, а любил бы только тебя с мамой. И Фи, конечно.

Я был так поражён его рассуждениями, что не сразу нашёлся с ответом.

– Знаешь, сынок… Это было бы нечестно. И очень нехорошо. Нельзя удерживать любовь ложью. Ложь может погубить её. Ты знаешь, что Джулия тоже была твоей мамой, ты любишь её, но ты любишь и нас. И если в будущем кто-то скажет тебе, что Дженни – не твоя настоящая мама, ты не перестанешь любить её.

– Как не настоящая?

– Ну, есть некоторые люди… я не говорю, что они плохие, просто они глупые… такие люди считают, что настоящая мама может быть только одна. Это неправда.

– Я знаю, папа. Джулия была моей настоящей мамой, и Дженни тоже моя настоящая мама.

– Вот видишь, ты уже знаешь это. А если бы не знал, и кто-нибудь рассказал тебе о Джулии, ты бы очень обиделся на нас за то, что мы обманули тебя. Теперь понимаешь?

Паоло молча кивнул.

– Кроме того, – продолжал я. – Если бы мы не рассказали тебе правду, то оскорбили бы память Джулии. Она очень любила тебя и хотела, чтобы ты любил и помнил её.

– Папа, – вдруг сказал Паоло. – Сейчас ты тоже заплачешь?

– Нет, что ты.

– А почему у тебя слёзы?

– Это бывает, сынок. Мужчины не плачут, но слёзы у них иногда бывают. – Я поцеловал его в лоб и поднялся. – Спокойной ночи, Паолино. Не засиживайся допоздна.

– Не буду, – пообещал он. – Спокойной ночи, папа.

Я спустился на первый этаж и действительно застал Дженнифер в кухне. Она уже закончила уборку и теперь программировала кухонный автомат на завтрашний день.

– Фи заснула? – спросила она, не оборачиваясь.

– Да, – ответил я, любуясь её стройной фигурой.

Дженнифер никак нельзя было дать тридцать семь лет. Тридцать, ну, на худой конец, тридцать два – не больше. Впрочем, и я не выглядел на свои неполные сорок шесть. Наши гены, пусть и со спящим Даром, весьма успешно противостояли энтропии. Если бы понадобилось, мы смогли бы выдержать ещё и двадцать, и тридцать, и даже сорок лет заключения…

К счастью, этого не понадобится.

– Дженни, – сказал я. – Нам нужно поговорить.

– Сейчас, милый, минуточку. – Она нажала ещё несколько клавиш и задвинула консоль в стол. – Всё, готово. Выпьешь соку?

– Выпью, но не соку, – бодро ответил я и, к удивлению Дженнифер, достал с верхней полки банку растворимого кофе.

Её удивление переросло в изумление, когда я насыпал в чашку с кипятком аж две полные ложки кофе, добавил, не скупясь, сахар, размешал его, а затем вынул из кармана пачку сигарет и закурил.

Дженнифер так и села.

– Эрик! Что с тобой?

– Догадайся, – предложил я.

Глаза её мгновенно расширились:

– Неужели…

– Да, – кивнул я. – Мой Дар полностью восстановлен.

– И… когда это случилось?

– Девять дней назад.

У Дженнифер был такой растерянный вид, словно она никак не могла решиться, что ей делать – броситься мне на шею или стукнуть чем-то тяжёлым по голове. Я решил помочь ей советом:

– Скажи, что я свинья.

– Ты свинья, Эрик! – с чувством произнесла она.

– Признаю и каюсь. Обещаю исправиться.

– Почему ничего не сказал?

– Боялся обнадёжить тебя, а потом разочаровать. До сегодняшнего дня я не мог взять под контроль Формирующие. Как оказалось, я просто должен был вспомнить и восстановить все свои прежние навыки, но я опасался куда более серьёзных проблем.

– Значит, ты решил пощадить меня?

– Нет, Дженни. В любом случае я сказал бы тебе правду, но прежде хотел разобраться, в чём состоит эта правда. Лишь сегодня за праздничным столом я сумел укротить одну Формирующую, и только тогда мне стало ясно, что мой Дар восстановился без каких-либо изъянов.

Дженнифер поднялась, подошла ко мне и вынула из моего рта сигарету. Мы обнялись и поцеловались.

– Вот за праздничным столом, – заметила она, – как раз и был удобный случай сообщить нам эту радостную весть.

– И дети не смогли бы заснуть от волнения, – возразил я. – Это первая причина, почему я тогда промолчал.

– А вторая?

– Ты, милая. Прежде, чем вызвать отца или маму, я должен поговорить с тобой.

– О чём?

– О нашем будущем. – Я отстранил от себя Дженнифер, забрал у неё сигарету и сделал глубокую затяжку. – Странно. Смешно. Уже больше одиннадцати лет мы живём вместе, у нас есть ребёнок… дети, а я… я боюсь сказать такие простые слова: «Дженни, стань моей женой».

Дженнифер посмотрела на меня долгим взглядом, затем резко отвернулась и выбежала из кухни. Я швырнул окурок в раковину умывальника и последовал за ней.

Она сидела в холле на диване, уставившись задумчивым взглядом в противоположную стену. Я сел рядом и обнял её за талию.

– Дженни, родная. Извини, если я сказал что-то не так. Я имел в виду, что боюсь не твоего согласия, а…

Дженнифер прижала палец к моим губам.

– Я тебя правильно поняла, Эрик. Я знаю, что ты хотел сказать. Просто я… Понимаешь, я много раз представляла наш разговор о будущем, когда мы наконец вырвемся из этого плена. Я представляла его по-разному, и… ты сказал именно то, что я мечтала услышать.

– Значит, ты согласна?

Она посмотрела на меня сияющими глазами:

– Да, согласна… Если ты действительно хочешь.

– Я хочу этого, Дженни, больше всего на свете хочу. Я люблю тебя.

– А как же Софи? Ты уже забыл её?

Я вздохнул и потупился. Эта тема была для нас своего рода табу. Вот уже семь лет, если не больше, мы с Дженнифер ни разу не упоминали имя Софи в наших разговорах. Да и я сам с каждым годом всё реже и реже вспоминал её. Однако…

– Нет, дорогая, – честно ответил я. – Было бы ложью сказать, что я забыл и разлюбил Софи. И я покривил бы душой, если бы стал утверждать, что моя любовь к ней была просто юношеским увлечением. Двенадцать лет я провёл в ожидании встречи с ней. Мысль о Софи помогала мне бороться с безумием. Она стала для меня символом свободы, живым воплощением той цели, ради которой я смог вытерпеть пытку одиночеством и снести все издевательства Александра. Софи и свобода слились для меня воедино; я люблю Софи, потому что люблю свободу. Она всегда будет близким и родным мне человеком. Но ты, Дженни… Ты – самое лучшее, что произошло в моей жизни. Ты не просто скрасила моё одиночество, ты превратила мой ад в рай, а серые и унылые будни – в бесконечный праздник. Из товарищей по несчастью, из вынужденных любовников мы стали дружной семьёй, мы стали единым целым, и теперь я не представляю своей жизни без тебя. Да, я по-прежнему люблю Софи, но я уже не могу представить себя с ней, я не могу представить себя с любой другой женщиной, кроме тебя.

Дженнифер крепче прижалась ко мне.

– Со мной то же самое, Эрик. Я продолжаю любить Кевина, я очень сильно люблю его, но люблю как старшего брата, как друга. А ты – мой единственный мужчина, ты один нужен мне, и только ты… – Она вздохнула. – Неужели это всего лишь привычка?

– Это больше, чем привычка. Не всякая любовь, не говоря уже о привычке, смогла бы выдержать такое испытание, которое выпало на нашу долю. Эти долгие годы не стали для нас мучительной пыткой, мы счастливы вдвоём, меня не тяготит твоё общество, а тебя – моё. Многие другие мужчины и женщины на нашем месте сейчас бы только и мечтали о том, чтобы побыстрее разбежаться в разные стороны, их бы тошнило друг от друга. А у нас с тобой даже мысли такой не возникает. Когда я думаю о своём будущем, то непременно вижу тебя рядом со мной.

– Я тоже, милый, – сказала Дженнифер. – Я хочу всегда быть с тобой. И если это не любовь – то что же тогда любовь?

– Это любовь, – твёрдо произнёс я. – Настоящая любовь, какая бывает лишь один раз в жизни, и то далеко не у всех. Нам с тобой повезло, Дженни. Крупно повезло.