Текст книги "Власть молнии"

Автор книги: Олег Авраменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)

– Явились, не запылились, благо пыль дождём прибило, – проговорил Читрадрива. – Ну что ж, скоро нас призовут в гридницу. Узнаем, что решил насчёт колдуна и его подручного местный правитель.

Однако гандзак ошибся. За ними не прислали ни до обеда, ни после. Только вечером явился Ипатий и угрюмо буркнул:

– Ну, Хорсадар, Дрив, ступайте оба к Остромиру. Ждёт он вас.

Гридница была длинной прямой комнатой на манер парадного зала, только поменьше и не с каменными стенами, а с деревянными. Возможно, так строили из-за прохладного климата, ведь в деревянном доме теплее. «Думали, едем на юг, отогреемся, а тут, оказывается, хуже, чем в Орфетанском крае», – твердил гандзак, недовольный тем, что им с Карсидаром запретили драться на палках (эти упражнения согревали).

К стене гридницы прислонился Михайло. Он был без доспехов, но с мечом. А на стуле с высокой спинкой развалился нарядно одетый тысяцкий. Правда, спинка такой высоты лишь подчёркивала малорослость коренастого широкоплечего Остромира, и, несмотря на всю серьёзность момента, Карсидар едва сдержал улыбку.

– Эй, Ипатий, проверь, нет ли кого за дверью, – обратился сотник к бородачу, вошедшему в комнату вслед за Читрадривой и Карсидаром.

Ипатий выглянул за дверь, отрицательно мотнул головой и остался стоять около входа. Кроме них ни в гриднице, ни около неё никого не было.

– Хорошо. – Остромир подобрался, даже привстал немного на стуле, чтобы казаться выше, и сказал гостям:

– Слыхал я, что вы научились говорить по-нашему. Так?

– Верно, научились, – подтвердил Карсидар.

В глазах тысяцкого мелькнуло изумление. Он задумчиво подкрутил левый ус и обратился к Михайлу:

– А ты часом не напутал? Или они тебя поначалу обманули?

– Что ты, Остромир! – Михайло растерянно развёл руками. – Лопотали они бойко, это верно, да только всё по-своему, непонятно. Но чтобы так…

– Не подозревай за Михайлом худого, – поддержал начальника Ипатий. – Я сам могу подтвердить, что они выучились. При мне ведь дело было, я за ними, почитай, неотрывно наблюдал.

– Наблюдал, – тысяцкий тяжело вздохнул. – Как же ты не доглядел, что колдун молнией в святую церкву ударил?

Остромир вперил жёсткий взгляд в Карсидара и резко спросил:

– А ну, Хорсадар, сознавайся: кидал молнию в церкву?

«Не отвечай необдуманно, он не в духе. Видимо, что-то случилось в столице», – почувствовал Карсидар мысль Читрадривы.

Впрочем, он и сам насторожился, уловив витавшую в воздухе подозрительность, попробовал аккуратно проникнуть на самый краешек сознания сотника, как учил гандзак. И, прежде чем чуткий Михайло вздрогнул, Карсидар уже знал: точно, поездка не удалась. По крайней мере, её результаты оказались для русичей неожиданными.

– Что такое церква? – спросил он, чтобы слегка протянуть время. – Дом, у которого молнией разбило пристройку?

– Ты малоумным не прикидывайся! – строго сказал Остромир. – Знаешь ведь, куда метил, чёрная твоя душа. Аль ещё в какое место целился?

И тысяцкий обратился к Ипатию:

– Другого чего не разбило?

Бородач отрицательно мотнул головой, а Карсидар сказал как ни в чём не бывало:

– Не направлял я молнию в церкву вашу. Да и как я мог сделать это, сидя взаперти?

– На пристройке башенка была, – вставил слово Читрадрива. – А молния всегда в высокое место бьёт – в деревья и в дома.

Остромир глянул исподлобья на Михайла, проворчал:

– Ишь, и этот лопотать по-нашему выучился! Оба они одного поля ягоды. – После чего обратился к гандзаку:

– Ты не суйся в наш разговор, а то не посмотрю на ваше колдовское звание и допрошу обоих, как полагается! Живо мне всё выложите.

«А ты не пугай», – хотел ответить ему Карсидар, но был остановлен Читрадривой, который мысленно велел ему не раздражать лишний раз тысяцкого.

Видя, что гости не вступают в препирательство, Остромир немного смягчился и продолжал:

– Зря вы так поступили с церквой наших любимых святых. Слух о том докатился уже до самого митрополита…

– Святые – это ваши боги? – всё-таки не выдержал Карсидар.

Тысяцкий издал то ли вздох разочарования, то ли стон.

– Поганцы они оба, и Хорсадар, и Дрив, – заметил Ипатий.

А Михайло пояснил, как умел:

– Бог у нас один, и Он есть Господь Иисус Христос, как учит Евангелие. А святой – это человек, который ходил в Боге и поступал по Его заветам. Наибольшие из наших святых – это Борис и Глеб, княжичи, сыновья Володимира Великого. Были они схоронены в этой самой церкве, которую ты, поганый колдун Хорсадар, молнией разбил.

«Ты что-нибудь понял?» – мысленно спросил Карсидар.

«То же самое, что у нас, – отозвался Читрадрива. – Русичи считают, что бог у них один, а на самом деле богов этих много. Как и наши боги, Борис и Глеб жили с ними, даже были детьми их правителя. Однако не стоит заострять на этом внимания. Видишь, тысяцкий крайне мрачен. Определённо, случилось что-то нехорошее».

А вслух сказал:

– Вот ты постоянно твердишь, что мой товарищ ударил молнией в церкву. Но с чего ты взял, будто мы можем повелевать грозой? Нам это непонятно.

– Михайло? – обратился Остромир к сотнику.

– Да как не думать! – воскликнул тот. – Как не думать. Не было вас в Вышгороде – не было грозы зимой, не били молнии в церкву.

– Никогда-никогда? – спросил Читрадрива хитро прищурившись. Видимо, несмотря на чуткость Михайла он всё же потихоньку копался в его мыслях.

– Ну, по крайней мере, не на моей памяти, – признался сотник отворачиваясь. – Но вы явились сюда, и такое случилось. А тут еще, когда мы нашли Хорсадара… – Михайло на миг запнулся. Была в этой паузе какая-то странность, недосказанность. – Как же тут не заподозрить!

– А что случилось, когда вы нашли Карсидара? – спросил Читрадрива. По голосу чувствовалось, как он напрягся.

– Нешто ты не знаешь? – недоверчиво спросил сотник. – Чай, не глухой и не слепой, рядом был…

– Тоже ведь гром был да молния, – не вытерпел Ипатий.

– Ну!.. – предостерегающе одёрнул его сотник, но было поздно.

Карсидар наконец догадался, в чём дело, и так и замер, разинув от изумления рот. Перед его взором колебалось неясное видение: в нижней части крутого горного склона зияет отверстие пещеры, из неестественно-чёрных недр которой время от времени вырывается приглушённый рокот, похожий то ли на шум обвала, то ли на отдалённый раскат грома; а в глубине провала вспыхивают и тут же гаснут лиловые отблески.

«Гром и молния!» – едва не выкрикнул он.

«Да, гром и молния, – подтвердил Читрадрива. – Они были в „пасти дракона“. И русичи видели эти знаки ночью при нашем появлении здесь. Значит, они были рядом с выходом. А когда ты попытался определить это место, вновь появились молнии. Не знаю, в чём тут дело, но это явно неспроста».

– Мы оба были в беспамятстве, – просто сказал гандзак. – Иначе Карсидар, который позже сжёг татар, не позволил бы им себя захватить. Да и я, уж поверьте, не стал бы отсиживаться в кустах.

– А что, ты тоже?.. – осторожно поинтересовался тысяцкий, воздержавшись, впрочем, от того, чтобы добавить «колдун».

– Я бы попытался помочь другу, – сказал Читрадрива, избегая прямого ответа на вопрос Остромира. – Но я не знал, что он нуждается в помощи. Поэтому расскажите, что вы видели и слышали.

Ипатий хмыкнул. Михайло слегка выдвинул из ножен меч, сунул его обратно, вопросительно посмотрел на тысяцкого, который задумчиво разглядывал сцену пира, нарисованную на противоположной стене гридницы.

– Ладно, древлянский колдун, расскажу. Хоть вы с Хорсадаром порядочные лжецы…

«Слышишь?» – укоризненно подумал Читрадрива, заставив Карсидара покраснеть.

– Так вот, слушай. Подступил к Киеву Менке, один из татарских ханов. Начал предлагать нам поддаться. Ясное дело, эти собаки замышлять доброго не могут, пощады от них не жди, даже пленных они не милуют. Вот наш князь Михайло Всеволодович велел нам подглядеть…

При упоминании имени князя голос сотника странно дрогнул, что не ускользнуло от внимания Читрадривы. Карсидар же не заметил этого, его интересовало другое.

– Кто такой Менке? – спросил он.

Тут случилось неожиданное. Остромир вскочил, несколько раз прошёлся около своего стула и со стоном убежал в дальний угол гридницы.

– Менке, то большая собака, – шёпотом сообщил Михайло. – Шелудивый пёс, безбожный хищник, почти как Буняка.

Карсидару очень хотелось спросить, кто же в таком случае Буняка, но, чтобы не отвлекать рассказчика, он осторожно заглянул в его мысли. Впрочем, в голове Михайла вертелось загадочное слово «половец» да образ полудикого чудовища.

– Этот Менке дрался с нашими на Калке шестнадцать годов тому, – продолжал сотник. – Знаменитая была сеча! Мы бы порубали татар, да только половцы, которые тогда были с нами заодно, кинулись бежать и наскочили на наших воев. Как нарочно! Смешалось тут всё, татарские собаки осмелели, в лютых волков превратились. Много наших у той речки полегло, ой, много!.. Один Мстислав Романович – царствие ему небесное, храбрый был князь, – на каменном холме за возами от этих шелудивых оборонился да сдался на милость степовика Плоскини…

– Постой, постой, – прервал его Карсидар, окончательно запутавшийся во врагах и союзниках, в названиях народов и чуждых именах. – Скажи хотя бы, кто этот Плоскиня.

– Из наших он, степовой русич. Эх вы, а ещё говорите, что древляне! – с горечью сказал Михайло. – Ничего-то вы не ведаете. Так вот, этот степовой русич Плоскиня был заодно с татарами. Он из степи, татарские псы оттуда же. В общем, присягнул он им, ясно? Мстислав и решил сдаться ему. Всё же православный христианин, а не безбожник. Только окаянный Плоскиня решил, что присяга собаке крепче рода-племени (так его татарва застращала!), и выдал Мстислава с воями поганцам проклятым! Вот те и связали их, положили под доски, сели сверху трапезничать в честь победы, а потом проехались по доскам возами. И Мстислава Романовича, а заразом с ним и младших князей, под досками задушили.

Карсидар вспомнил, что Менке видел в мыслях эту самую картину. Припомнил он также, как подходил к нему человек, внешне похожий на русичей.

– Знаешь, Михайло, а ведь я видел в татарском лагере вашего, – сказал он, содрогаясь от отвращения.

– Не наш то был, а степовик, – уточнил сотник. – И окаянный пёс Менке был шестнадцать лет тому у Калки. И Остромиров брат… – последнюю фразу он произнёс едва слышным шёпотом.

Карсидар и Читрадрива переглянулись.

– Порубали-то воев Мстиславовых, когда князей задавили, – тихо продолжал Михайло. – И брата нашего Остромира также. В его доме-то вы живёте, в братнем наследии. Вот когда князь прослышал, что Менке подступил к Киеву, да наказал Остромиру выведать, что и как, тот и поклялся страшной клятвой, что жив не будет, а доберётся до этого пузатого татарина и самолично вспорет ему брюхо. А ты, Хорсадар, его опередил. Не дал отомстить, клятву исполнить. Так что не спрашивай у Остромира, кто такой Менке.

Сказав это, сотник выразительно посмотрел на Карсидара.

– Но что же вы видели ночью в степи? – Читрадрива решил вернуть разговор в прежнее русло.

– Так я и говорю. Переправились мы на левый берег, двинулись к лагерю. Больно близко подходить опасно, но что поделаешь! Остромир наказывал вслед за князем: «Глядите, ребятушки, хорошенько. Мне этого Менке хоть из-под земли достать надо». В общем, оставили мы коней на попечение Сбышатки – это чернявенький такой, помните? – да и пошли поближе. Ночь тёмная, хоть глаз выколи. Только вдруг неподалёку ка-ак загрохочет да ка-ак сверкнёт! И где-то подальше тоже блеснуло синим, только уже без грома.

– И ничего не синим, а лиловым, – вставил Ипатий, внимательно прислушивавшийся к разговору сотника с гостями.

– Может и лиловым, врать не буду, – неуверенно согласился Михайло. – Кой у кого глаза помоложе моих. В поле темно было, а тут сослепу… В общем, перепугались мы, к земле приникли. И надо же – мимо татары шмыгнули. Видать, тоже решили поглядеть на чудной сполох. Но пронеслись они чисто возле нас! Чуток левее взяли бы – и всем нам голов не сносить, потому как было их втрое больше нас.

– К коням вернулись ни живы ни мертвы, – добавил Ипатий, обращаясь к Читрадриве. – Тут как раз лагерь татарский загорелся, а потом и степь. Мы пошли поглядеть, что там и как. И нашли Хорсадара, а за ним тебя.

Гандзак принялся уточнять детали: как блестело в отдалении, точно ли не было там грома, да почему русичи не разделились и не пошли глядеть на второй сполох. Ясно было, что он ищет любые зацепки, чтобы поточнее определить место выхода из пещеры.

А Карсидар, во многом неожиданно для себя, утратил к этому интерес. Прежде всего, он был мастером; профессиональные навыки въелись в его плоть и кровь весьма основательно, и теперь он чувствовал: на русичей надвигается большая беда – а раз есть беда, есть и работа для наёмника. В своё время король Орфетанский, под угрозой мятежа и перед лицом нашествия дикарей, объявил всеобщее примирение, и Карсидар участвовал в битве на берегах Озера Десяти Дев. Теперь что-то похожее намечалось и здесь…

Ну, и дурак же он! Дубина настоящая. Мог бы сообразить, что раз мальчишкой удирал от «могучих солдат», на выходе из пещеры его ждёт всё та же война, а отнюдь не мирная жизнь, что и здесь может быть высокий спрос на людей его звания. Попал, что называется, из огня да в полымя, и Читрадриву с собой прихватил. Хорошо хоть Сол остался… Или нет?! Куда же он запропастился, в самом деле?..

– А третьей вспышки не было? – спросил Карсидар рассеянно.

«Это ты насчёт мальчика? – понял Читрадрива. – Вряд ли. Ночь была тёмная, свет видно хорошо. Они бы не проморгали».

– Третьей? – Ипатий ненадолго задумался. – Нет. Пожалуй, не было. А что?

Значит, Сол не попал сюда. От этого Карсидару сделалось грустно, и он поспешил переменить тему разговора, спросив:

– А что князь? Ведь вы в столицу ездили, в Киев.

Михайло, который рассказывал Читрадриве что-то насчёт расплавившегося оружия, поперхнулся на полуслове. Ипатий издал звук, похожий на протяжное «а-а-э-э».

– А бросил нас князь! – неожиданно весело сказал Остромир, выходя из самого дальнего угла гридницы к остальным. – Бросил, распрекрасный!

Читрадрива и Карсидар переглянулись, поражённые столь необычным известием.

– То есть как это бросил? – переспросил Карсидар. Услышанное просто не укладывалось в голове, противоречило всем его представлениям об ответственности правителя за жизнь подданных и судьбу своего государства.

«Вот! – послал ему мысль Читрадрива. – Вот что случилось в столице. Ясно? Это и есть дурное известие».

– Стой, Остромир, зачем?.. – попробовал остановить тысяцкого Михайло, но тот, не слушая подчинённого, продолжил со всё нарастающим раздражением:

– Как бросил? А просто! Князь Данило Романович вышиб его из Галича, а сынок его, Ростислав Михайлыч, высватал себе угорскую королевну да и поехал к ней. А между тем татары его вотчину, Чернигов то есть, спалили – Мстислав Глебович города не удержал. Вот наш Михайло Всеволодович и подумал: чего в Киеве татар дожидаться? – взял и драпанул в Угорщину вслед за сыном! Тьфу!!!

Остромир звучно плюнул на пол, подбежал к своему стулу, плюхнулся на него и, обращаясь к потолку, взмолился:

– Господи Исусе Христе, за что Ты караешь Русь так немилосердно?! Почто не даёшь нам князя толкового, который в годину тяжких бедствий пёкся бы не только о своей выгоде, но и о подданных?! Чем мы тебя прогневали? Чем, Господи-и-и?..

– А вы… без князя не можете оборониться? – без всякой задней мысли спросил Карсидар. Если честно, он не понимал, почему так отчаиваются эти люди. Как истинный мастер, Карсидар привык действовать в одиночку и рассчитывать только на себя. Какой командир? Карсидар сам себе и командир, и подчинённый. Сам за себя в ответе перед собой же.

– Без князя?!

Казалось, Остромир готов был испепелить презрительным взглядом наглого выскочку, и от более бурного проявления эмоций его сдерживало лишь осознание того, что Карсидар может испепелить весь городок на самом деле, а не в воображении.

– Эй, Михайло, а они всё же смахивают на древлян, – чуток поостыв, сказал тысяцкий насмешливо. – У древлян никогда не бывало своего толкового князя, оттого мы и верховодим над ними.

– Князь – это святое, – поддакнул Ипатий.

«Как и святые княжеские сыновья», – ввернул Читрадрива ехидную мыслишку.

– Нам бы хоть какого князя, – подытожил Михайло, – лишь бы согласился править нами и оборонять Русь от татар.

– Так уж и любого? – немедленно запротестовал Остромир. – Самые лучшие князья – Мономаховичи!

– Да где ж ты возьмёшь Мономаховичей? Кто из них к нам сунется? – возразил Михайло. – Ярослав вон был, да весь вышел. Умчал в свою Суздаль, как только прознал, что место в вотчине освободилось.

– А Михайло Всеволодович этот… который в Угорщину подался… он Мономахович или как? – поинтересовался Карсидар со всей возможной осторожностью. Он понял, сколь болезненно переживают эти люди предательство правителя, поэтому старался не раздражать их.

На этот раз Остромир воздержался от скептического замечания насчёт поразительной неосведомлённости древлян и устало разъяснил:

– Он сын Всеволода Чермного и происходит из черниговской династии. Чужак он, потому и бросил Киев татарам на потраву.

– А Ярослав Всеволодович урождённый киевский князь, что ли? Новгородец он, бросил нас и ушёл преспокойно в Суздаль, в вотчину свою, – с грустью проговорил Михайло и докончил:

– Даром что Мономахович… Значит, нужно не одно только родословие. Надо, чтобы князь не чужак нам был.

– Новгородец, новгородец… – Остромир потянул ворот рубахи, словно тот душил его. – Сделали предложение молодому новгородскому князю Александру Ярославовичу, чего же он медлит?

– Поехали послы, – сдержанно молвил Михайло. – Да только не близко Новгород, вот и не слыхать пока ничего. Но, надеюсь, скоро услышим.

– Дай-то Бог, – тихо проговорил Ипатий. – Говорят, Александр Новгородский хоть молод, да смышлён.

Карсидар, между тем, послал Читрадриве мысль:

«Ну как, видел ли ты что-нибудь подобное?! Насколько я понял, никто не хочет занимать престол в столице государства. Просто поразительно!»

«Ничего удивительного здесь как раз нет, – возразил гандзак. – Все панически боятся татар, с которыми ты так лихо расправился. И из трусости предпочитают бежать в провинцию. Поэтому я и говорил тебе: подумай насчёт службы у князя, не пожалеешь. Ведь если ты поможешь совладать с татарами…»

Карсидару действительно начинала нравиться эта идея. Плосколицых он люто возненавидел, русичи его побаиваются. Почему бы, в таком случае, не попробовать? Его и в самом деле зауважают ещё больше. Подумав так, Карсидар решил обратить внимание спорщиков на то, о чём они успели позабыть.

– Погодите. Что же получается? Кто сейчас князь? – спросил Карсидар. – К кому вы ездили и к кому нас повезёте?

– Князя в Киеве пока нет, – со вздохом сказал Остромир. – Был Михайло Всеволодович, да уехал в Угорщину. Надеемся, у нас будет в скором времени князь Александр, к нему вас и приведём.

– А пока переезд в столицу откладывается? – не очень уверенно сказал Читрадрива.

И едва Карсидар подумал, что гандзак продолжает потихоньку копаться не только в его мыслях, но и в мыслях русичей, сотник Михайло ответил:

– Нет.

– Нет? – удивился Карсидар. – Но раз сейчас нет князя…

– Зато есть митрополит Иосиф, – как бы невзначай произнёс тысяцкий. – Как я уже сказал, до него дошёл слух об учинённом тобой, Хорсадар, безобразном деянии. Мало того, что церкве Бориса и Глеба досталось от Андрея Юрьевича…

– Подождите, а это кто такой?! – едва ли не завопил Карсидар.

– Так, сынок Юрия Мономаховича. Он умыкнул из этой церквы икону Божьей Матери и увёз в свою Суздаль, – зло сказал Остромир, а Ипатий проворчал:

– Церковный тать!..

– Он не только это украл, не забывай, – строго молвил тысяцкий. – Но дело не в Андрее. Теперь вы причинили церкве наших святых ещё больший урон, самозванные древляне.

– Вот митрополит и хочет взглянуть своими глазами на дар, посланный нам поганцем Хорсом, – добавил Михайло. – А потому мы завтра же на рассвете едем в Киев. И если в ближайшее время какой-нибудь князь не возьмёт киевский стол в свои руки, митрополит уж решит, как с вами поступить.

Глава XV.
СВЯТО МЕСТО ПУСТО НЕ БЫВАЕТ

– Вот он, Киев наш, – мрачное лицо Остромира преобразилось, морщины на лбу разгладились, а в голосе почувствовалась затаённая гордость.

Они переправились через Почайну и узенькими улочками предместья направились к менее широкой Глыбочице. Огромный верхний город надвигался на них. Создавалось впечатление, что неизвестный сеятель щедрой горстью рассыпал по исчерченной реками равнине маленькие деревянные домики бедноты, а из этого посева поднялись величественные всходы – расположившиеся на горе златоверхие церкви и дома местной знати, обнесенные высокими стенами с башенками и воротами.

– Да, красиво, – сдержанно согласился Карсидар.

Слов нет, картина будто выросшего из земли города производила впечатление, тем более при взгляде из предместья. Но опытный глаз профессионального наёмника, наряду с выгодным положением крепости, не мог не подметить один недостаток, присущий, впрочем, всем городам подобного типа – деревянные домишки окраины, как нарочно, слишком тесно прилепились друг к дружке, и устроить в таком месте грандиозный пожар не составляет никакого труда. А если бы ветер соответствующей силы подул в сторону горы, искры могло бы занести даже туда…

– Красиво? Хе! И это всё, что ты можешь сказать?! – возмутился Михайло. – Эх, Хорсадар, да ведь в целом свете не сыскать города лучше нашего Киева!

И с видом полнейшего разочарования махнул рукой: дескать, что с него взять, с этого поганца чужеземного…

– Интересно, помилуют ли за красоту ваш город татары? – спросил Читрадрива, которому хвастовство сотника почему-то действовало на нервы.

Михайло метнул на него сердитый взгляд, но ничего не ответил.

Дальше ехали молча. Каждый был занят своими мыслями, большей частью невесёлыми. Карсидар поплотнее запахнул полы тёплого мехового кафтана, который вместе с шапкой выдал ему на дорогу тысяцкий. Ух, и похолодало же! За неделю, проведенную в Вышгороде, около берегов Днепра намёрз порядочный лёд. Почайна застыла уже до половины, а лежащая впереди Глыбочица и вовсе стала. Если так пойдёт дальше, под ледяным панцирем окажутся все реки и перестанут защищать от дикарей этот прекрасный город! Наоборот, из препятствия они превратятся в удобное для переправы место. Тогда и обороняться будет гораздо труднее…

Через Глыбочицу переехали прямо по льду, минуя лежавший немного в стороне мост, и направились к дороге, которая вела к юго-западной стороне крепости. Дальше шёл подъём. Карсидару пришлось быть предельно внимательным. У остальных лошадей на подковах были шипы, и они шли по обледеневшему, местами крутому склону без особого труда, в то время как Ристо время от времени спотыкался. Читрадриве было легко – ему Остромир выделил лошадь со своей конюшни…

Когда отряд был на полпути к воротам, от них отделилась маленькая фигурка и устремилась к всадникам. Русичи стали внимательно приглядываться к бегущему.

– Василько, что ли? – ни к кому конкретно не обращаясь произнёс ехавший впереди Ипатий.

– Вроде как Василько, – согласился сотник. – Видать, что-то случилось…

Он с сожалением оглянулся на Карсидара и слегка насмешливо сказал:

– Эх, древлянская твоя душа! Кабы ты догадался коня подковать как следует, сейчас бы мы наподдали и узнали быстро, в чём дело, а так…

Тут Михайло нетерпеливо крякнул и стегнул лошадь концом уздечки. Он бы и ускакал вперёд других, но был остановлен строгим окриком тысяцкого:

– Куды-ы?!

– Так поеду узнать… – сотник придержал свою пегую так же резко, как перед тем пустил вскачь.

– А ну не балуй! – приказал Остромир, который, наверное, не хотел, чтобы подчинённый получил известие раньше него.

На это Михайло ничего не ответил, а занял прежнее место в кавалькаде.

К счастью, ждать пришлось недолго. Несмотря на гололёд, парнишка нёсся под гору со всех ног, хоть и рисковал поскользнуться и свернуть себе шею.

– Ну, Василько, чего там? – крикнул нетерпеливый Михайло, едва вестовой приблизился к ним на достаточное расстояние.

– Остромир! Михайло! Князь у нас!.. – срывая голос, радостно завопил тот.

– Да ты что?! – как один человек изумились русичи, а потом беспорядочно посыпались вопросы:

– Кто?

– Когда?

– Откуда?

– Уж не Александр ли Ярославович откликнулся?

– Аль Михайло Всеволодович одумался и вернулся с полдороги?

– Не-а…

Разогнавшийся подросток попробовал затормозить, на бегу схватился за стремя сотниковой лошади, едва не грохнулся наземь, но всё же сумел удержаться на ногах. Из-под серой войлочной шапки по раскрасневшемуся лицу Васильки градом катился пот, он задыхался и даже пару раз начинал покашливать.

– Князь… новый. Ростислав Мстиславыч.

Вопреки ожиданиям Карсидара, это сообщение было встречено без особого энтузиазма. Русичи на некоторое время призадумались, а парнишка тем временем имел возможность отдышаться. Чем-то он напоминал Карсидару Сола – то ли повадками, то ли изумлённо-ищущим выражением глаз, – хотя был постарше и внешность имел совершенно другую. Да и говорил на чужом языке… Эх, всё-то здесь чужое!

– Так когда? – спросил Остромир, вышедший из состояния задумчивости раньше других.

– Вчерась, аккурат после обеда, – проговорил Василько, уже почти отдышавшийся.

– А чего нас не известили? – Михайло посмотрел на подростка так, будто именно он был виноват в этом, а не более старшие сотниковы слуги.

– Хотели, да ведь сегодня вас ожидали в Киев. – Василько сплюнул под ноги, с шумом вдохнул-выдохнул и, окончательно успокоившись, продолжал:

– Вот нас и выставили на всех воротах, через которые вы могли проехать. Меня на Подольские ткнули, – сообщил он, хоть это и так было яснее ясного.

– А-а-а… что Александр Новгородский? – без особой надежды спросил Остромир.

– Всё уже, всё! Есть у нас князь, и довольно об этом, довольно, – как-то слишком быстро заговорил сотник и добавил скороговоркой:

– Свято место пусто не бывает.

– А этот Ростислав из Мономаховичей? – осторожно спросил Читрадрива, который, в отличие от Карсидара, уловил разочарование русичей.

– Из Мономаховичей, из Мономаховичей, – проворчал Ипатий. – Через другого Ростислава Мстиславыча, прадеда его. У того Мономах дедом был.

– Ну, так что же вам ещё надо? – по-прежнему тихо и осторожно продолжал Читрадрива. – Сам ведь говорил в Вышгороде, что вам бы хоть какого князя…

– То я говорил, – возразил Михайло.

– А что лучшие князья – Мономаховичи…

– Я сказал. И от слов своих не отрекусь, как не отрекался никогда, – молвил Остромир. – И теперь скажу, что лучшие князья – это Мономаховичи.

«Они явно недовольны, как ни пробуют увильнуть от ответа», – почувствовал Карсидар мысль Читрадривы.

– Ну, объявился у вас князь, к тому же Мономахович. Что же тогда… – начал Читрадрива, но Остромир прервал его самым бесцеремонным образом:

– А кто тебе сказал, что мы недовольны? Князь есть, и слава Богу. Наоборот даже, – тысяцкий старался выглядеть весёлым, и это ему почти удавалось. – Эй, малый, есть у тебя ещё что для нас?

– А как же! – Василько улыбнулся открыто и доброжелательно. – Князь ждёт вас вместе с…

Тут улыбка сползла с его лица. Василько посмотрел сначала на Читрадриву, затем перевёл взгляд на Карсидара, да так и остался стоять с разинутым ртом, видимо, не зная, обидятся ли они, если во всеуслышанье назвать их колдунами.

– Добро, – подытожил Остромир, чтобы как-то замять неловкость. – Итак, едем через Копырев, как и собирались, но ко мне на двор, а не к митрополиту… Да, малый, – обратился он к Васильку. – Митрополит у князя будет, или к нему особо завернуть?

– Митрополит? – паренёк вздрогнул, словно очнувшись ото сна. – Ага, ага, сказывали, у князя будет.

– Тогда сыпь к Западным воротам… Небось, там нас ждали?

– Там, там, – подтвердил Василько. – И на других, что в Городе Володимировом…

– Вот и ладно. Скажи, что мы приехали, пусть возвращается, кто там стоит. А на другие Подольские я сам гонца пошлю.

Паренёк припустил в гору, изредка оглядываясь.

«Испугался он колдунов, ох, как испугался!» – мысленно произнёс Читрадрива.

– Ну, довольно стоять. Князь ждёт. Н-но!

Остромир тронул поводья, его конь двинулся вперёд. За ним последовали остальные.

– Ко мне поедем, – рассудительно сказал тысяцкий. – Вас поначалу надо в порядок привести. Не то скинешь кафтан, а у вас с Дривом одёжа некудышняя. Тем паче князь новый, к чему позориться?

– Не мешало бы передохнуть с дороги, – вежливо согласился Читрадрива и в мыслях похвалил гостеприимство русичей.

Народу на улицах в части города, называемой Копыревым, было значительно больше, чем в оставшемся внизу предместье. После того, как они миновали ворота и, провожаемые хмурыми взглядами стражей, поехали по широкой улице, Карсидар обратил внимание, что в переулках толпятся зеваки. Да и из домиков, и со дворов за ними следили.

«Василько, небось, наболтал, что тысяцкий колдунов везёт», – с неудовольствием подумал Карсидар, которому не нравилось, когда на него обращают слишком пристальное внимание.

«И без Василька слухи расползаются, – мысленно отозвался Читрадрива. – Здесь уже прекрасно знают, что ты в церкву молнией попал, поэтому…»

Тут гандзак вздрогнул, и его лицо сделалось таким сосредоточенным, точно он пытался услышать скрипение лапок и крылышек умывающейся мухи.

«Что случилось?» – немедленно насторожился Карсидар.

«Да услышал кое-что любопытное… Кто-то сказал… – Читрадрива завертел головой, затем успокоился и возразил сам себе:

– Нет, почудилось. Просто народ шумит».

Людей действительно прибавлялось с каждым кварталом. За внутренними воротами в районе, называемом Новым Городом, народу оказалось ещё больше. А на дворе у Остромира вообще собралась целая толпа.

Всадники спешивались нарочито медленно, словно не замечая устремлённых на них любопытных взглядов. Толпа заволновалась, слегка отступила… Как вдруг атмосфера мнимого спокойствия и деловитости вмиг была развеяна неожиданно строгим окриком Михайла:

– Милка?! А ты что тут делаешь?

Все взоры тотчас обратились на оказавшуюся впереди других зеленоглазую девушку, одетую довольно богато и не без некоторого кокетства нарумянившую пухленькие щёчки.

– Да я, татонько…

– Татонько?! Ах ты!.. – лицо сотника налилось кровью, он невесть почему разозлился и, потрясая огромным кулачищем с судорожно сжатой в нём плёткой, завопил:

– А ну марш домой! Я тебе!..

Взрыв всеобщего хохота заглушил окончание фразы. Втянув голову в плечи, девушка юркнула в толпу; за её спиной, точно лисий хвост, вильнула тугая рыжеватая коса. Михайло продолжал вполголоса ругаться, Остромир же обратился к толпе: