Текст книги "Мои рассказы про любовь"

Автор книги: Олег Симашов

Утро следующего дня.

Проснулся, потянулся, на часы взглянул, время много, пора вставать, умываться и трудовой день начинать. После завтрака в столовой, что оказалась где-то по пути следования, я поехал в центр города щёлкать затвором, делать репортажи, да очерки на чёрно-белую плёнку А-2, коей запасся на неделю непрерывной съёмки. У них, как и у нас, была эпоха митингов и шествий: типа, если была когда-то Киевская Русь, то нехай москали присоединяются к Вильной Украине со столицей у Киеве. И такого «свежака» в свободе мыслей я там наслушался, что чуть не прозевал время, когда за билетами в кинотеатр надо бежать.

Прыгнул на Крещатике в метро, еду на эксколаторе, глазею по сторонам и ни как понять не могу, что здесь не так, как в Москве. Вроде всё тоже самое, но что-то не то, прямо жутко стало, как будто в параллельном мире оказался, где что-то изменено. Когда стал, на нужной станции, наверх подыматься дошло, наконец: эксколатор в Киеве двигался в полтора раза медленнее, чем в московском метро. Отсюда ощущение дискомфорта и возникающая подозрительность с вытекающим отсюда поиском подвоха: что же гарны хлопцы сготовили клятым москалям.

Пропустим все стандартные процедуры при покупке билетов, знакомые маршруты до назначенного места встречи, непосредственно самой встречи, с объектом обожания, инструктажа (с её стороны) по вынужденным мерам конспирации, неспешной часовой прогулки до кинотеатра, обсуждаемых вопросов в пути следования. И перенесёмся прямо в зрительный зал, где обнявши Наташку левой рукой за левое её плечо, взявши своей правой рукой её правую руку, мы приготовились смотреть классику мирового кино на широком экране кинотеатра. Признаюсь честно, сейчас это уже не понятно, как можно усидеть три часа на одном месте без перерыва и рекламных пауз, а тогда это было нормой жизни и каждый с гордостью рассказывал какое кино он посмотрел, какого труда это ему стоило – ни разу не отлучиться по нужде.

Во время просмотра я одним глазом смотрел на экран, а другим на Наташкину мимику, наблюдая её переживания за главную героиню фильма. Так что я, помимо кинофильма, наблюдал ещё и моноспектакль в исполнении моей любимой, этот сейшн намного приятней игрового кино. В моменты трагических сцен с главной героиней я целовал Наташку, шепча на ушко: «Я с тобой моя любимая», что несколько смягчало её переживания. Но когда главная героиня фильма потеряла своего ребёнка, моя героиня была готова плакать вместе с ней. Мне надо было как-то отвлекать её от слишком грустных мыслей, что удачно сделали мои домогательства к её стеснительной персоне. Накатившая грусть мигом куда-то откатилась, стоило только моим рукам приблизиться к её эрогенным местам. Результат достигнут, обошлись без слёз.

Кино закончилось. На обратном пути стали планировать на следующий вечер визит ко мне в берлогу. Легенду она придумала хорошую, что якобы ходила в кино, смотрела «Однажды в Америке». Пока ехали, минут сорок, на троллейбусе я пересказывал содержание фильма, поскольку уже смотрел его раньше. Она так внимательно слушала мой рассказ, что порой мне казалось: и вправду она видит живое изображение кинофильма на лобовом стекле троллейбуса, а не мелькающие мачты уличного освещения с ярко жёлтыми фонарями вдоль дороги.

Пересказ, с моей стороны, имел одну совершенно не произвольную ошибку. Дело в том, что в тот момент я думал только о нас двоих и её, пока ещё, почти плоском животе, который в аккурат после Нового Года начнет, не спеша, округляться. В результате этих моих переживаний я незаметно для себя и окружающих переработал сценарий фильма. И в моей версии получилось, что Лапша, встретившись со своей любимой через четверть века, рядом с её гримёрной видит своего сына, а не молодую копию Макса, как это показано в фильме. Так оно, хоть что-то было бы светлое от главной героини, а в режиссерской версии сего творения получается: от человека избавилась, а от твари зачала. Выходит и сама не что иное, как самая настоящая рафинированная тварь. Ну да ладно, это у них в Америке, да к тому же в еврейском квартале Нью-Йорка. А у нас, наверно, может быть как-то иначе, как-то более возвышенно: полюбила, зачала, родила. Захочет, вернётся – семья будет, глядишь, ещё парочка-троечка ребятишек народится.

…Всю обратную дорогу, сидя на переднем сиденье в троллейбусе я «пел» Наташке свою версию фильма, она слушала так внимательно, что мне даже невдомёк было сообразить, а так ли было оно на самом деле. Она поверила моей версии, и получилось у нас лучше чем в кино, чуточку светлее, чем в обыденной жизни…

Вечер третьего дня моего пребывания возле своей возлюбленной начался в сквере, в строго назначенный час. Соблюдая все правила конспирации, она, увидев меня вдалеке, на лавочке, показала глазами, что следует следовать за ней. Отошли подальше, завернули за угол какого-то строения, там обнялись, расцеловались.

– Пойдём немного прогуляемся по воздуху, то я целый день в аудитории за партой пребывала в конспектировании мудрых знаний в области озеленения и цветоводства и вот теперь голова должна отдохнуть от избытка информации о том, как выращивать то, что и так само растёт, только поливать не ленись.

Излив из себя часть накопившихся эмоций, она повернула голову, медленно провела по окружающему нас пейзажу своим взглядом и произнесла:

– Посмотри, вокруг как всё красиво: выпал первый снег, такой чистый, чистый, белый-белый. Кругом снег, на крышах домов, на деревьях, на земле. Земля такая чистая, что кажется, будто все люди хорошие, честные, все любят друг друга. Я люблю зиму за её чистоту, хотя и видимую, но чистоту. Только такой я её люблю, кажется зимой, при снеге, и люди становятся чище, мягче, добрее…

– Пойдём, Наташка, потихоньку, прогуляемся, так не спеша до моей берлоги и добредём.

– Ты знаешь, сегодня на занятиях, от скуки, вспомнила одну прибаутку из своей студенческой жизни. Раз уж у нас сегодня мой визит к тебе в гости, то тебе, как любителю разного рода хохмачек, этот каламбур понравится. Такая вот присказка, которую я запомнила со времён пребывания в институтском общежитии, где у некоторых девушек просыпались вдруг потрясающие таланты в области народного фольклора, что хоть уши затыкай или рот разевай от неожиданно услышанного фразеологического оборота, случайно слетевшего с уст очередной озабоченной досрочной постановкой штампика в паспорт, изменяющим её социальное положение.

Ну, так вот, когда девушка выбрала себе достойного кандидата в законные мужья, для того чтобы опередить конкуренток, она приходит к нему домой, в нужное время, естественно, когда тот дома один. И вот, когда дверь открывается, она принимает внешний вид олицетворяющий саму невинность, делает шаг через порог со словами:

 
«Киска пришла, всё своё с собой принесла;
Покушать приготовит, бельишко постирает;
Детишек нарожает, тебя приласкает;
В печали утешит, в трудную минуту поддержит…
Возьми киску домой – будет верной она тебе женой».
 

После таких слов, умело произнесённых с нужной интонацией – сердца многих холостяков распахивались настежь, особенно после того, как распахивались полы верхней одежды одетой на голое тело.

И в этот момент, его созерцания девичьей наготы, произносилась вторая часть этой прибаутки:

«Бери девку голой – дом будет полный».

Многие девушки после этого моноспектакля удачно выходили замуж за намеченных кандидатов, не все, конечно, кого-то просили одеться и больше не пугать честных граждан своими телесами. Во всём нужно знать меру и иметь хоть немножко чувство такта.

Что поделаешь, молодость она не вечна, красота скоротечна, вот каждая девушка и старается использовать все возможности, дарованные ей природой на короткий срок, за который надо многое успеть сделать: образование получить, ребёнка родить, ну сначала, естественно, замуж выйти.

– Ну Натулька, ты и впрямь на все руки мастерица. А помнишь, как ты пришла ко мне в номер с бутылочкой «Пепси-колы»? Торжественно вручила её мне, сказав при этом: «Это тебе подарок. Ко мне из дома приехали». Там водица наверно была не простая, а специально для жениха приготовленная?

Вот видишь, молчишь, значит самая что ни наесть девичья уловка на все времена: нашептала и угостила. Пей дорогой, быстрее влюбишься. Иль, ещё там, какая «пищевая добавка» была? В любом случае, Наталья Сергеевна, завязала узелок – за тобой должок! Умудрилась в сердце застрять – умудрись его покинуть, или навсегда останься с тем, кого выбрала, третьего не дано, ибо третье пустота, тоска и безысходность, тупик надолго или навсегда и на этом и на том свете, до следующей жизни, когда будет стёрта вся память о прошлом, и жизнь начнётся с чистого листа. А на этом уже стоит жирная-жирная клякса, именуемая твоим именем.

– Маленькая была, глупенькая, любви хотела, в тебя влюбилась по уши, а ты и не смотрел на меня, всё больше куда-то по сторонам, да в сторону. Надо же было как-то на себя внимание твоё обратить, вот и пошла на хитрость.

Что лучше было бутылку вина принести?

Ну, так она большая и не положено было в пионерском лагере вино детям пить.

– Мы всё равно за пивом бегали с трёхлитровыми банками и после одиннадцати вечера, когда расходились все вожатые и воспитатели по своим делам, выходили на балкон, любовались с третьего этажа звёздным небом и наслаждались теплом южной ночи, слушали шум прибоя, смотрели на очертания гор при лунном свете, на береговую линию. Вдалеке виднелся силуэт «Орлёнка» с его пристанью и всегда спорили, кто доберётся вплавь до него. Там по прямой километра три, нужен был только полный штиль, чтоб волны не сбивали дыхание и умение задерживать дыхание, когда вода попала в нос вместе с вдыхаемым воздухом.

Но, ни кто так и не организовал такой заплыв, всем было спокойней, когда детвора в загонах, покалено, плещется, а потом удивляются, почему дети тонут. Да потому, что ни кто не научил плавать, научили лишь барахтаться там, где руками дно прощупывается.

Со мной в 79-м году случай был интересный, тоже в пионерском лагере, на День Нептуна. По традиции бросали в море наших вожатых и после выполнения этой процедуры, я на радостях, нырнул в волну и отплыл от берега метров на 10–12, потом повернул обратно и чувствую, что 4-х бальные волны относят меня, почему-то, от берега всё дальше и дальше на глубину. Чую также, что сил держаться на плаву становится всё меньше и меньше с каждой волной, начинает сбиваться дыхание. А на берегу, смотрю, стоит довольный один из воспитателей, разминает кисти рук и с нетерпением ждёт, когда я взову о помощи и спасении. Соответственно ему благодарности и премия, а мне нагоняй и бессрочный наряд на кухню мыть посуду и бегать с подносом.

Ну, думаю, не бывать такой радости ему и такому позору мне, что решил выпендрица, а силы не рассчитал и чуть не утонул.

После того, как у меня в голове пронеслась вся эта информация, я почему-то вспомнил краба, то, как он передвигается по песчаному дну. Тут меня осенила гениальная догадка о том, что на дне нет волн, и есть за что уцепиться, от чего оттолкнуться.

И вот, оказавшись внизу волны, я набрал полные лёгкие воздуха, нырнул подводу, благополучно лёг на каменистое дно и стал отталкиваться ногами, погружая ступни в мелкую гальку, а руками совершал гребки прижимающие меня ко дну.

Таким незамысловатым манёвром я благополучно и очень быстро добрался до мелководья, где воды по колено, встал на ноги, а волны, бившие в спину, помогли выбраться на берег. Чем, в общем-то, очень расстроил своего несостоявшегося «спасителя», удивлённый моей смекалкой он пошёл куда-то прочь от мальчишки, который его «сделал».

И там же с моим отцом произошёл анекдотичный случай. Он первый раз в жизни оказался на море. В солёной воде, как известно, плавать легче, чем в пресной. И он на радостях решил сплавать до горизонта и обратно. Но с учётом наличия гор, на побережье возле Адлера, это расстояние заметно возрастает.

Его мечте не суждено было сбыться. Замеченный с пограничной вышки одиночный пловец, двигающийся в сторону Нейтральных вод, был остановлен сорвавшимся от берега, с воем сирены, скоростным пограничным катером; вежливо (под дулами автоматов) приглашён на борт плавсредства и под бдительным конвоем доставлен к начальнику заставы. Там быстро было выяснено, что к диссидентам он не относится и его заплыв в сторону Турции не имел ни чего общего с желанием нелегально покинуть страну Советов вплавь на саженьках.

После всех необходимых процедур по оформлению бумаг отец был предупреждён о величине расстояния от береговой линии, заплыв дальше которой считается побегом из страны и как следствие грозит принудительной отправкой на другой курорт – где тепло, пока топором машешь.

Ему предложили заплатить штраф, в размере пяти рублей, за доставку на берег, как выбившегося из сил пловца, потерявшего ориентир на воде, чтобы под конвоем не отправлять дальше в вышестоящую организацию занимающуюся вопросами «беглецов».

Отец прибежал на пляж к матери со словами: «Дай 5 рублей, меня оштрафовали». На что мать ответила: «Заплати им 10 за то, что живым на берег привезли и на свободу отпустили».

Такой вот Хэппи Энд вышел.

– Так о чём мы с тобой говорили до этого повествования?

Ну да, вы же постарше остальных были, четыре московских лба, а мне ещё только через два месяца исполнялось четырнадцать. Представь себе: как бы здорово выглядела пионерка с бутылкой вина, идущая по коридору из женской половины в мужскую, к своему избраннику с надеждой, что после этого подношения он все-таки обратит на неё хоть чуточку своего драгоценного внимания.

– Нам тогда было уже ближе к шестнадцати…

– Так ведь и должен был сообразить, что по сторонам надо посматривать, взгляды девичьи ловить, а не с банкой за пивом бегать.

– Бегал у нас гонец по кличке Хлоп, маленький, худенький, морда протокольная, но добродушная, мы ему за работу лишний бокал наливали. Он так хорошо изучил маршрут к источнику, что ни разу, ни кем не был замечен с двумя трёхлитровыми банками в авоськах, одну для нас тащил, вторую нашим соседям. А мы стояли на шухере и давали команду каким-нибудь знаком, что можно идти.

– Вот, вот, вместо того чтобы о девочках думать, мальчишники на балконе устраивали по ночам.

– Так тебе четырнадцати ещё не было, о тебе тогда только подумай, так сразу из одного лагеря перевели бы в другой.

– Ну пошляк! Я ведь не о том, о чистом, о светлом. Обнять, поцеловать, в щёчку конечно, слово нежное сказать, взявшись за руки по аллеи пройти. Чтоб все подруги от зависти лопнули.

– Получилось, что от зависти лопнула ты и уехала домой, не дождавшись конца смены.

– А что мне оставалось делать, смотреть как ты с другой танцуешь, а по ночам в подушку плакать – подругам на радость?

– Плакать-то зачем?

– Мне же годков-то мало было, глупая была, вот и плакала, что все мальчишки дома вокруг вьются, а тот, кто понравился с другой роман крутит. И уехала из лагеря, потому что не могла так больше жить, понимаешь, я была постоянно в напряжении, постоянно боялась не выдать себя взглядом, или ещё чем. Я сама не знаю, почему у меня такой характер, если я увлечена человеком, я не могу открыться ему. Ты не обращал на меня ни какого внимания, наверно из-за этого я и влюбилась в тебя, такой уж у меня ужасно влюбчивый характер и я это знаю. Когда приехала домой, мне было первое время трудно привыкнуть к тому, что больше я тебя не увижу. Я закрывалась в комнате на втором этаже и плакала, вспоминала и плакала, смотрела на фотографии и опять плакала. Понимала, что это глупо и всё равно плакала.

Потом жалела что уехала, глупо поступила, из того лета теперь и вспомнить нечего. Если бы я знала тогда, что ты всё знаешь, что сердобольные подружки с радость всё тебе расскажут, я наверно поступила бы иначе. Тогда за мной бегал один парень, из стройотряда, и мне надо было завести роман с ним, тебе назло. Но потом решила, что лучше уеду, всё забуду, и всё. Уехала, а ничего не изменилось…

– Вообще-то я сначала думал, что твоё увлечение быстро исчезнет, растает как мираж, видишь, ошибся. Не мог тогда предполагать о чувстве, которое мы пронесём через всё это время. Ты мне тоже понравилась, только ты была какая-то зажатая, сжатая в комок, что и подступиться-то страшно было, вдруг отбреешь. Хотя, по себе знаю, что просто начать общаться только с тем, кто безразличен, а вот если «зацепило», то всё, начинаются проблемы с подбором слов, фраз и выражений. Со стороны это очень заметно и очень смешно, когда вроде бы нет ни чего сложного, а сказать ни чего не можешь. Поэтому юмор он всегда выручает в таких ситуациях. Если бы, ты была такая как сейчас: «Киска пришла, себя принесла»…

– Ну что ты, это же не в четырнадцать лет.

– А ты представь, что ты бы это сказала тогда, просто так в шутку. Вот и раскрепостилась бы вся и внимание к своей персоне привлекла бы того, кто мил и сердцу дорог.

– Хорошо, мой милый, приеду домой отыщу пионерский галстук и порепетирую перед зеркалом, потом эту сцену в Ералаш предложу. Сейчас как раз разные пошлости в моде.

– Проблема только в том, что ты выглядишь постарше, чем та девчонка, которой ты тогда была. Тогда бы это воспринималось на ура.

– Ты разве не заметил, что все детские книжки написаны вполне взрослыми дядьками и тётьками? Или в детстве книжек не читал?

– Не, не читал, некогда было. Сначала по стройкам лазил, потом на велосипеде гонял, в футбол играл, подрос в кино стал ходить. Постарше стал – вечеринки, посиделки, выпивончики, философские беседы, обсуждения цветных журналов о том, как там у них хорошо и как у нас плохо. Но и самое главное – самих книг-то не было, их стали печатать только с наступлением Перестройки.

В школе перед летними каникулами всегда давали список на двадцать страниц, какие книги надо прочитать к следующему учебному году. Они и впрямь наверно думали, что это кто-то будет читать.

И представляешь в этих списках, ни в одном, не было самой светлой детской книжки – «Арчбеки». Она мне попалась совершенно случайно в библиотеке моей тетки, и я её буквально проглотил за несколько дней.

Я учился тогда в четвёртом классе. И больше мне ни чего, ни разу не попадалось такого уровня как эта книжка, изданная в 1929 году. Так что можно сказать, что в детстве я прочитал только одну хорошую книжку, просто больше не было у Прасковьи в её библиотеке. Много книг у неё заиграли, брали почитать и не возвращали. Хорошо, что хоть «Арчбеки» остались.

Ну что приуныла?

– Тебя слушаю, интересно рассказываешь, домой приеду – обязательно найду эту книгу и прочитаю, если понравится, своему ребёнку вовремя подкину, когда подрастёт.

Что ещё интересного посоветуешь?

– Летом 88-го, после диплома, посмотрели такое кино потрясающее, фантастика: «Звёздные войны» называется. Ну, такого я ещё ни когда не видел. Ты представляешь, война уже в галактике идёт, ну словами не перескажешь – это, прежде всего, видеть надо, чтобы понять масштаб происходящего.

– Ну, тебя опять вдаль, куда-то понесло. Ничего, увижу на афише, схожу обязательно посмотрю, чтоб впечатлений понабраться.

– Понимаешь, этот фильм больше чем просто кино, в нём наше прошлое и наше будущее одновременно. Вот чем фантастика интересна – она сразу две стороны жизни показывает: то, что было и то, что будет.

– Т-а-а-а-к… Всё, всё, всё! Войны, мне ещё в галактике не хватало! Один ребёнок маленький, второй скоро будет, мне мирная жизнь нужна: небо голубое, крыша над головой со всеми удобствами, машина в гараже, полный холодильник и светлое будущее для себя и своих детей…

Интересная вещь происходит: люди всю жизнь ищут любовь, о ней мечтают, с регулярной периодичностью меняют жён и любовниц, а любви всё нет и нет. Так и покидают этот мир не узнав, что же это такое, не познав ни чего кроме порева, ширева, курева; кроме успокоительного факинга и непрерывного джогинга за очередной желанной и пока ещё не попробованной.

Счастливые они, так и покидают этот мир не найдя своей половинки, так ни когда и не узнают терзаний, страданий, ожиданий. В общем, так ни когда и не потратят часть своей жизни на пустое и никчемушное, не приносящее прибыли и золотых монет, но такое прекрасное, великое, светлое. Это чувство совсем другое, отличное от этого мира; хотя и глупое оно и бесполезное, но всё же такое прекрасное.

Всё бегу от себя и никак не могу убежать, видимо обломился мне кусочек счастья, такой маленький-маленький и застрял в сердце моём. Я его и так и сяк и эдак, а он ни в какую, сидит наглухо и светит ярко-ярко, на всю Вселенную, а половинка моя свет этот не видит, некогда ей по сторонам смотреть, да о любви думать. Ей больше нравится деньги считать, прибыль подсчитывать; оно, конечно же, правильно, потому как семья появляется сразу после того, как появляются деньги на семью.