Текст книги "Красный Франкенштейн. Секретные эксперименты Кремля"

Автор книги: Олег Шишкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 4 Русский Франкенштейн

1

В знаменитой книге Мэри Шелли опубликованной в 1818 году, рассказывается о честолюбивом хирурге Франкенштейне, уроженце Трансильвании, замыслившим сотворить совершенного человека с помощью скальпеля и ланцета. «Он приблизился: его лицо выражало горькую муку и вместе с тем злобное презрение», – так описывает автор искусственное создание. Рукотворное чудовище в декорациях готического романа требовало: «Мне нужно существо другого пола, но такое же отвратительное, как я».

Образ, созданный Мэри Шелли, был своего рода образом негативной и опасной науки, готовой создавать химер инстинкта познания.

А путь к легендарному произведению начался летом 1814 года, когда Мэри Годвин познакомилась с поэтом Перси Биши Шелли. Произошло это при необычных обстоятельствах. Шестнадцатилетняя девушка посещала могилу своей матери и здесь на погосте в юдоли скорби состоялась не только их первая встреча – поэт лишил ее невинности. Их чувства были на пределе и когда лето 1816 года выдалось холодным и ветреным, сегодня даже предполагается, что это было следствием извержением вулкана Тамбароа в Индонезии, пара решила принять предложение лорда Байрона и поселиться на вилле Диоддати на берегу Женевского озера. Мэри увлекла с собой и двоюродную сестру Клэр Клэрман. На вилле помимо лорда жил и личный врач поэта Джон Вильям Полидори. Необходимость как-то скоротать дождливые вечера привела Байрона к идее свободной любви, свингерства, а паузы между этим занятиями он предложил заполнить рассказами историй о призраках и приведениях. И подал пример, вспомнив одну из легенд о вампирах. Его врач Полидори так же был склонен рассказывать истории о кровососах.

Впечатлительная Мэри в ту же ночь увидела во сне молодого, одержимого ученого, в полной растерянности склонившегося над своим инфернальным творением. Это и было началом идеи великого произведения о гротесковом монстре, сшитом из частей трупов.

У доктора Франкенштейна было четыре реальных прототипа. Первый – это Луиджи Гальвани, врач из Болоньи, который, как и многие ученые его времени, был покорен новой и загадочной силой – электричеством.

История рассказывает, что однажды Гальвани был в меланхолии, и, чтобы вывести его из уныния, жена решила приготовить ему деликатес – суп из лягушачьих лапок. Пока ученый ожидал обещанного блюда, загремел гром, и итальянец заметил, что каждый раз при вспышке молнии лапки очищенных лягушек подергивались.

Гальвани предположил, что разряды электричества влияют на мышцы животного. Желая проверить эту связь, он дотронулся до лапок лягушки металлическим скальпелем, заряженным электричеством. И именно в тот исторический момент лапка мертвой лягушки резко дернулась.

В 1791 году итальянец опубликовал свои изыскания в работе, которая полностью изменила бытовавшие в те годы представления о физиологии человека и животных.

Его племянник Джованни Альдини, второй прототип Франкенштейна, пошел еще дальше: вместо лягушек он стал использовать трупы, а мрачным экспериментам придал характер научного общедоступного аттракциона, с которым объехал пол-Европы.

Одно такое представление он устроил в 1803 году в Лондоне в Королевском хирургическом колледже. Главным действующим лицом публичного опыта стал труп только что повешенного преступника по имени Джордж Форстер. Когда провода помещали в ухо и рот Форстера, его челюсть начинала дрожать, а мышцы лица ужасным образом искажались. Если провода подсоединяли к прямой кишке, все тело покойного содрогалось в конвульсиях.

Третьим прототипом Франкенштейна обычно называют шотландского ученого Эндрю Ура, также экспериментировавшего по методу Гальвани.

Однако главным прообразом Франкенштейна стал немец Конрад Диппель. Он действительно родился в замке Франкенштейн в земле Дармштадт и был алхимиком и оккультистом. Диппель для своих медицинских исследований выкапывал трупы на местном кладбище, что в XVII веке, когда он жил, считалось обычным делом, и искал философский камень, который позволил бы ему превращать любые металлы в золото.

Тем не менее молва сразу же нарекла его опасным человеком, а его эксперименты по поиску эликсира жизни – дьявольскими. Эликсир жизни он все-таки создал, и этот препарат – концентрат из костей животных, крови и других дистиллированных жидкостей, хранящийся в железных колбах, – получил название «масло Диппеля». Жизнь оно не продляло, но являлось мощным стимулятором мышц.

О последнем прототипе мы можем говорить с уверенностью. О Диппеле рассказал чете Шелли один из братьев Гримм – Якоб, когда супруги путешествовали по Рейну.

Русский Франкенштейн имел не менее амбициозные планы, чем его заморские коллеги, но мечтал не о создании отвратительного монстра, а об идеальной обезьяне, точнее, о необычном существе, полученном искусственным способом и способным занять на лестнице дарвиновской эволюции свободный промежуток между человеком и человекообразными.

Нашего «Франкенштейна» звали Илья Иванович Иванов. Он был уверен, что однажды его час пробьет и мир облетит сенсационная весть. Но путь к предполагаемой славе пролегал через парадные подъезды советской бюрократии.

Один из них располагался в доме на Чистопрудном бульваре. Перед входом висела заклейменная советским гербом медная доска с надписью «Народный комиссариат просвещения». 24 декабря 1924 года здесь, в Наркомпросе, произошло странное событие. Когда очередное 53-е заседание президиума Государственного ученого совета близилось к концу и многих уже клонило в сон после занудных вопросов, связанных с утверждением производственного плана научно-художественной секции и дискуссией по поводу принуждения Отделами народного образования покупать с их складов книги, запрещенные ГУСом, на трибуну поднялся бородатый, лохматый математик Отто Юльевич Шмидт. Он прочитал собравшимся докладную записку некоего профессора Иванова об искусственном скрещивании человека с обезьяной. Члены ГУСа слегка оторопели от необычного демарша. Они видели много экспериментов за бурные годы Советской власти, однако подобный опыт и для них был экстраординарным. Но все же, задумавшись о глубоком естественнонаучном значении предстоящего опыта, президиум постановил: «Поручить научно-технической секции ГУСа для проработки данного вопроса образовать комиссию из биологов и врачей» ¹. Это, конечно, было ни два ни полтора. И товарищ Иванов, автор докладной записки, приступил к составлению новых писем на имя народного комиссара просвещения Луначарского и других советских чиновников.

Илья Иванович не был похож ни на сумасшедшего, ни на афериста, решившего погреть руки на наивных материалистах. Внешне он чрезвычайно напоминал сказочного доктора Айболита, несущего исцеление больным зверушкам. Он действительно искал средства от некоторых заразных болезней домашнего скота, но, кроме того, много лет профессор Иванов занимался искусственным оплодотворением животных методом зоотехнии. Благодаря успехам в этой области он стал чрезвычайно авторитетным специалистом, его признавали даже в Европе. А в России академик Иван Павлов считал его эксперименты по гибридизации животных весьма перспективными. На открытиях Иванова и сегодня держится мировая наука выращивания и разведения домашнего скота. Но ученому было мало лавров зоотехника. Он был честолюбив и ради научного познания готов был совершить фантастический шаг.

Его ранняя биография напоминает методично выстроенную карьеру целеустремленного трудоголика-педанта. Как и Оскар Фогт, Иванов был ровесником Ленина. Илья Иванович родился в Курской губернии в 1870 году в небольшом городке Щигры. В 26 лет он уже закончил Харьковский университет и определил свое главное увлечение жизни – изучение роли половых желез в процессе оплодотворения млекопитающих. Первые шаги в науке Иванов начал в Институте экспериментальной медицины. Он изучал метод искусственного осеменения животных, открытый итальянским ученым Лацаро Спалланцани в 1780 году. Более ста лет эта техника находилась без движения, но молодой и амбициозный ученый Иванов взялся за разработку метода искусственного осеменения животных и весьма преуспел в этом.

Склонный к поиску, ученый много колесил по Европе. В начале века Иванов очутился в Париже, в Институте Пастера. Там в лаборатории русского ученого Ильи Мечникова велись исследования секретов придаточных половых желез, выяснялось их значение в процессе оплодотворения животных. В те времена австриец Штейнах и французы Камус и Глей провели опыты по удалению этих желез у морских свинок и кроликов. Ученые считали, что роль этих органов в оплодотворении решающая, так как после операции самцы не могли оплодотворить самок. Иванов же выяснил истинную причину бесплодия – сперматозоиды просто не попадали в половые органы женских особей.

Вернувшись в Россию, Илья Иванович предлагает расширить практику применения искусственного осеменения в России, где сохранялась острая нужда в быстром росте поголовья племенного скота. Иванову удалось открыть опытные хозяйства и познакомить животноводов с техникой прогрессивного метода. В 1908 году при поддержке академика Павлова Иванов организовал физиологическое отделение Лаборатории ветеринарного управления в Санкт-Петербурге. Илье Ивановичу предложили встать и во главе Ветеринарной лаборатории Министерства внутренних дел. МВД нуждалось в породистых лошадях и быстром увеличении их поголовья. А вскоре и барон Фальц-Фейн приглашает ученого продолжить опыты по акклиматизации и гибридизации на знаменитой ферме «Аскания-Нова». Здесь открылась станция экспериментальной зоотехники, филиал столичной лаборатории Иванова. В степях Таврической губернии были успешно одомашнены и акклиматизированы африканские антилопы коба. Их стадо свободно паслось на здешних лугах, подобно домашнему скоту. Но главные открытия Иванов совершил в области зоотехнии. Ученый писал: «Искусственное осеменение, как показали мои опыты, может быть с успехом проведено даже в том случае, когда получить от самца его семенную жидкость невозможно или ввиду его крайней дикости и силы, или ввиду трудностей, связанных с его поимкой живым. В этом случае самец может быть подстрелен и затем кастрирован; естественная семенная жидкость может быть заменена искусственной спермой – взвесью семенных клеток в той или иной среде, благоприятной для жизни сперматозоидов. В этом случае из придатков семенных желез берется сперматозоидная масса, разбавляется тем или иным раствором и впрыскивается обычным путем в вагину или шейку матки самки. Если после кастрации, проведенной стерильно, семенные железы сохраняются также в условиях стерильности при температуре близкой к 0, то сперматозоиды сохраняют свою подвижность и функциональность в течение нескольких дней – до 7–8. Таким образом, путем искусственного осеменения можно вызвать зачатие от отца, который к моменту осеменения не только уже умер, но и вообще больше не существует в природе. Так, например, семенные клетки домашних животных, сохранявшиеся вышеуказанным способом и использованные для осеменения, могут вызвать зачатие тогда, когда самец, выработавший эти семенные клетки, уже был съеден» ².

Отношения с владельцем экзотической фермы «Аскания-Нова» бароном Фальц-Фейном толком не складывались. Аристократ отличался заносчивым характером и высокомерием, а эти качества, как казалось Иванову, не способствовали успеху дела. Илья Иванович решил расстаться с фермой и посвятить себя только проблемам искусственного осеменения, прежде всего гибридизации. Она сулила еще невиданные перспективы. Достаточно было обладать необходимой научной информацией и смелой фантазией, как тут же открывался путь к созданию биологических драконов, сочетавших в себе качества разных животных. Природа представлялась Иванову в виде детского конструктора, обладающего неограниченными возможностями для человека с дерзкими мечтами.

Искусственное осеменение позволяло уподобиться Богу, и это не могло не вдохновлять. В 1908 году Иванов оплодотворил лошадь спермой самца зебры и получил гибрид, названный зеброидом. Удачный опыт был применен при скрещивании зубров с бизонами, и новые особи, полученные в результате, стали называться зуброидами и бизоноидами. Здесь Иванова ждала удача. Если зеброиды и мулы, полученные еще в «Аскания-Нова», потомства не давали, то новые гибриды диких быков принесли приплод. Ощущение успеха и победы над упрямой природой привело Иванова к смелой мысли: «…использовать метод искусственного осеменения млекопитающих для постановки опытов гибридизации между различными видами антропоморфных обезьян и между последними и человеком» ³.

Профессора вдохновляли идеи Чарльза Дарвина, высказанные им в труде «Происхождение человека и половой подбор»: «Если допустить, что человекообразные обезьяны образуют естественную подгруппу, то зная, что человек сходен с ними, не только во всех тех признаках, которые общи ему с целою группою узконосых, но и в других особенных признаках, каково отсутствие хвоста и седалищных мозолей, а также вообще по внешности, – зная это, мы можем заключить, что человечеству было дано начало некоторым древним членом человекообразной подгруппы» ⁴.

Предположения англичанина о существовании в прошлом некой низшей формы, от которой, собственно, и произошли люди, русский ученый решил подтвердить экспериментально. Иванову казалось, что он стоит на грани великого научного открытия, которое обессмертит его имя. Он настолько уверовал в свою непогрешимость и удачу, что стал рассматривать свой труд как миссию, обращенную к человечеству.

«Опыты искусственного осеменения самок антропоморфных обезьян семенем человека и обратно человека семенем обезьян в смысле вероятности положительных результатов, значительно уступают вышеупомянутым опытам [9]9
  Имеется в виду гибридизация между отдельными обезьянами. – Прим. авт.


[Закрыть]. Однако необходимость и своевременность постановки их от этого нисколько не уменьшается. Эксперименты в этом направлении, независимо от характера их результатов, имеют исключительный интерес как один из подходов к экспериментальному выяснению степени родства между человеком и его ближайшими родичами в животном мире» ⁵, – утверждал профессор.

В 1910 году в австрийской городке Граце на съезде зоологов Иванов прочитал доклад о предполагаемом сенсационном скрещивании и его практической возможности. Но практической эта возможность была только теоретически. В царской России Иванову не позволили бы совершить столь революционный эксперимент, хотя технически никаких проблем не существовало. Вообще выступление русского ученого было признано скандальным и слишком смелым: Иванов открыто заявлял о необходимости отбросить все моральные возражения, которые считал вздорными, упирая на то, что не человек будет совокупляться с шимпанзе, а всего лишь их клетки ⁶. Какие ж тут проблемы?

Коллега Иванова М.М. Завадовский вспоминал о положении ученого в те годы: «Иванов, подобно Давиду, боролся с могучим Голиафом суеверия, самоуверенности, консерватизма и устоявшихся традиций» ⁷.

Можно было не сомневаться в позиции Священного Синода по этому вопросу. Илья Иванович реально представлял ситуацию в старой России, когда с раздражением писал: «Серьезным тормозом для постановки этой экспериментальной работы являлись также предрассудки религиозного и морального характера. В дореволюционной России было совершенно невозможно не только что-либо сделать, но и писать в этом направлении. Такого рода опыты были недопустимы как грозящие подорвать основы религиозного учения о божественном происхождении человека» ⁸.

С огорчением Иванов узнал, что после доклада его «гениальную» идею уже пытается реализовать голландский зоолог Мунс.

В действительности натуралист из Маастрихта Бернелот Мунс начал готовить экспедицию в Африку для поимки опытного материала в лесах Бельгийского Конго [10]10
  Ныне Заир.


[Закрыть]еще в 1908 году. Он был настолько захвачен этой идеей, что у одного из городских гинекологов прошел курс техники искусственного осеменения. Организуя сбор средств на будущую сенсацию, Мунс использовал газетные статьи, в которых призывал жертвовать деньги на важный эксперимент. Он опубликовал даже брошюру «Экспериментальные исследования происхождения человека». Ученый утверждал, будто уже исследовал черепа питекантропов и неандертальцев, и был уверен, что имеется возможность путем скрещивания обезьян получить «недостающее звено» эволюции. На начальном этапе Мунс собирался скрестить шимпанзе и гориллу, а затем, получив существо с необходимыми качествами, перейти к опытам с человеком.

В соседней Германии Мунс нашел понимание. Смелый шаг поддержал признанный ученый доктор Рохледер, один из крупных немецких сексологов. Он предлагал провести опыты искусственного осеменения самок шимпанзе спермой человека в германском питомнике на острове Тенерифе. Ученый считал, что залогом успеха такого эксперимента станет тот факт, что в качестве доноров спермы выступят местные жители, которых он причислял к низшим расам и, следовательно, более близким к обезьянам.

В рецензии на книгу Мунса, появившейся в германской печати, палеонтолог и эволюционист Плате желал энтузиасту удачи и не сомневался, что успешность такого эксперимента может стать наилучшим доказательством правильности дарвиновской теории происхождения человека. Автора этой статьи потрясло и то, что большую часть необходимых для эксперимента средств Мунсу выделила королевская семья Нидерландов. «Какой скандал возник бы у нас, в Германии, если кто-то из правящих персон решился связать свое имя с подобным опытом и какие гонения ожидали бы ученого с подобными намерениями!» – писал Плате.

Публикация брошюры все-таки вызвала в Нидерландах скандал. Пожертвованные деньги потребовали возвратить. Мунс был уволен из университета и стал испытывать серьезные денежные проблемы.

Судьба опять дала русскому ученому шанс, и Иванов смиренно ждал своего часа, который пробил 25 октября 1917 года, когда в России к власти пришли большевики.

Коммунисты весьма благосклонно отнеслись к зоотехнику. И, несмотря на его буржуазное происхождение, уже в начале 1920-х годов Иванов получает несколько командировок по линии Академии наук в страны Запада. Там профессор знакомится с наиболее передовыми по тем временам научными разработками в области биологии и генетики.

Подчас рассуждения европейских ученых по поводу будущих скрещиваний попахивали откровенным расизмом. Ну что ж – таков был мир науки о человеке в начале 1920-х. И сам Илья Иванович накануне важной поездки в Европу интересовался трудами расистов и нацистов на эту тему. В преддверии эксперимента Иванов предложил своем ученику Нестурху ⁹сделать реферат книги Йорга Ланца фон Либенсфельда ¹⁰«Теозоология, или Гримасы Содома и Электрон Богов».

Первая глава сочинения Либенсфельда была посвящена попытке понять природу и происхождение пигмеев. Автор считал, что основным сюжетом древней жизни был поиск и воспитание любовников-пигмеев, из чего он выводил главный посыл: Ветхий Завет был создан с целью предостеречь избранный народ – арийцев – от последствий такого кровосмешения. Собственно, и первочеловека, Адама, Либенсфельд тоже считал пигмеем.

Тема отсталых народов и народов высших родилась задолго до Либенсфельда и нацизма. Впервые о ней заговорила русская визионерка Елена Петровна Блаватская.

«Человечество ясно делится на Богом-вдохновленных людей и на низшие существа. Разница в умственных способностях между арийскими и другими цивилизованными народами и такими дикарями, как, например, островитяне Южного моря, необъяснима никакими другими причинами. Никакое количество культуры, никакое число поколений, воспитанных среди цивилизации, не могло бы поднять такие человеческие образцы, как бушмены и веддха с Цейлона и некоторые племена Африки, на тот умственный уровень, на котором стоят арийцы, семиты и так называемые туранцы. “Священная Искра” отсутствует в них, и лишь они являются сейчас единственными низшими расами на этой Планете и, по счастью, – благодаря мудрому уравновесию Природы, которая постоянно работает в этом направлении, – они быстро вымирают» ¹¹.

В 1904 году в антропологическом крыле Всемирной выставки в Сент-Луисе были выставлены пигмеи в качестве «типичных дикарей». Их американские ученые считали полуобезьянами, стоящими на более низкой ступени развития, чем «обычные» черные. Эти воззрения основывались на господствовавшем в то время дарвинизме.

Пигмею Оту Бенга приказывали как можно больше времени проводить в обезьяннике. Он получил лук и стрелы, чтобы привлекать своим видом публику. Затем его просто заперли в обезьяннике. 9 сентября 1904 года началась рекламная компания. Заголовок в New York Timesвосклицал: «Бушмен сидит в клетке с обезьянами Бронкс-Парка». Директор, доктор Хорнеди утверждал, что просто предложил «любопытный экспонат» в назидание публике: «[Он] …явно не видел разницы между маленьким чернокожим человечком и диким животным; в первый раз в американском зоопарке человека выставляли в клетке. В клетку к Бенге подсадили попугая и орангутанга по имени Дохонг». В описаниях очевидцев говорилось, что Ота «немногим выше орангутанга… но их головы во многом похожи, и они одинаково скалятся, когда чему-то рады».

Американские дарвинисты относили уровень развития этих африканцев непосредственно к периоду палеолита, а ученый Гетти нашел в них «жестокость примитивного человека».

Вообще, как мы потом увидим, тема пигмеев как людей, ближе всего, по его мнению, стоящих к обезьянам, чрезвычайно волновала и Илью Ивановича.

В 1922 году в Берлине советский ученый посещает Институт Коха, Институт биологии в Далеме, Анатомический институт Берлинского университета, Высшую ветеринарную школу. В этих учреждениях он проводит консультации, связанные с возможностью скрещивания родственных приматов, сопоставляет с международными светилами периоды развития плода у человека и антропоидов, выясняет некоторые особенности развития беременности у обезьян.

В самом начале 1924 года Илья Иванович получил чрезвычайно лестное для себя приглашение Французской академии наук и Биологического и Ветеринарного общества Парижа выступить с лекциями о методе искусственного осеменения. Доклады имели успех, а руководство Института Пастера даже готова была предоставить ему одну из своих лабораторий для исследований в области африканских трипаносом, переносчиком которых является муха цеце. Неугомонный профессор с энтузиазмом принялся за работу, но по-прежнему не забывал о своей мечте. Из Парижа он регулярно переписывался с Москвой, и в Совнаркоме были в курсе его дальнейших планов.

В конце 1924 года, после командировки, профессор возглавил Отдел биологии размножения животных Государственного института экспериментальной ветеринарии. Вот как оценивал биограф ученого Скаткин ход мыслей Ильи Ивановича в тот период: «Иванов понимал, что наука, играющая большую роль в плановом хозяйстве социалистического государства, может успешно развиваться только в тесной связи с производством» ¹².

Но все это было только прелюдией к главному эксперименту его жизни и, возможно, к одному из самых амбициозных опытов в истории человечества.