Текст книги "Военная история русской Смуты начала XVII века"

Автор книги: Олег Курбатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Глава 14. Преодоление последствий Смутного времени (1619–1630)

14.1. Финансовые реформы правительства Михаила Федоровича и патриарха Филарета

Летом 1619 г. отец нового русского царя, митрополит Ростовский и бывший тушинский «нареченный патриарх» Филарет Никитич Романов по размену пленными вернулся в Россию вместе с боярином М. Б. Шеиным и многими дворянами. Здесь «по прошенью» сына и по челобитью «всего освещенного собора» и всех чинов Московского государства он был «возведен и поставлен» на патриарший Московский престол иерусалимским патриархом Феофаном. С этого времени Филарет стал фактически главой правительства.

Внутренняя и внешняя политика Российского государства была последовательно подчинена одной цели – подготовке к новой войне с Речью Посполитой. Изначально правительство четко осознавало слабость своего положения и не поддержало инициативу Турции вступить на ее стороне в польско-турецкую войну. Были проведены финансовые, налоговые и административные преобразования.

В начале 1622 г. введен новый налог – «стрелецкий хлеб» или «стрелецкие деньги», напрямую предназначенный для обеспечения жалованьем пополнявшейся русской пехоты. За основу его были положены нормы уже происходившего с 1614 г. сбора казачьих хлебных запасов. Все «черносошные» крестьяне и посадские люди должны были выплачивать его деньгами, а остальные крестьяне – зерном, в размере 100 четвертей с «сохи» в год. Ответственность за сбор налога возлагалась на Стрелецкий приказ. Тогда же был создан приказ Большой казны, ведавший сбором торговых пошлин, а также налогов с купеческих корпораций. Во главе обоих упомянутых учреждений Филарет поставил своего племянника (сына сестры) – боярина князя Ивана Борисовича Черкасского, сосредоточив в одних руках контроль за основными денежными потоками. Для ужесточения контроля в условиях страшной коррупции, поразившей административный аппарат после Смутного времени, впервые стал составляться финансовый план-отчет – «большая годовая смета». Данные мероприятия помогли оздоровить финансовую систему государства, хотя накануне новой войны правительству пришлось прибегнуть к сбору «пятинных» и «запросных» денег.

14.2. Восстановление армии

Завершение военных действий на всей территории государства позволило провести ряд мероприятий по повышению боеспособности вооруженных сил. В отношении поместной конницы Земский собор 1621 г., обсуждавший возможность возобновления войны с Польшей, удовлетворил общее челобитье служилых людей, и в 1622 г. был произведен повсеместный разбор дворян и детей боярских, сопровождавшийся пересмотром их окладов, верстанием и выдачей денежного жалованья. Тогда же кропотливый «большой сыск» 1620-х годов упорядочил поместное землевладение. В мирное время денежное жалованье «для дальней службы» (на «польскую украину») стало важным источником обеспечения разорившихся служилых людей «по отечеству».

Чуть ранее, в 1619 г., правительство произвело всеобщий разбор остававшихся на службе «вольных казаков»: около 1,5 тыс. человек были «поверстаны» денежными и поместными окладами, получив либо поместья, либо, большей частью, дворы в различных уездах страны. Еще более 2 тыс. казаков, не считая черкас, остались на положении «неверстаных», служащих с земли или с корма – месячного жалованья. Разделенные на многие десятки мелких отрядов, они усилили гарнизоны крепостей на южной и западной границах, превратившись в одну из групп служилых людей «по прибору»[309]309
  Станиславский А. Л. Гражданская война в России XVII в. С. 205–239.


[Закрыть].

К 1630 г. общее число ратных людей удалось довести до 92 тыс. человек, в том числе: 30 тыс. дворян, детей боярских, иноземцев и черкас, 10 тыс. служилых татар, 28 тыс. стрельцов, 11 тыс. городовых казаков, 4,5 тыс. людей «пушкарского чина» и 8,5 тыс. служилых чуваш и мордвы. Из этого числа годными к «полковой службе» – к далекому походу – было не более 20 тыс. человек. В поисках решения этой проблемы правительством в 1630-е гг. была поставлена цель создания армии нового типа – регулярных полков «нового строя».

14.3. Татарская война 1613–1630 гг

Одним из символов нормализации русской жизни стало возрождение «береговой службы» против Дикого поля: уже в 1613 г. были назначены воеводы в обычные полки Украинного разряда. Большой полк разместился в Туле, Передовой – во Мценске, а Сторожевой – в Новосиле, поскольку Орел, где он раньше стоял, был разрушен литовцами и возобновлен только в 1630-х гг. Возрождался и Рязанский разряд: в 1617 г. Большой его полк был размещен в Переславле-Рязанском, Передовой – в Михайлове, а Сторожевой – в Пронске. Служба велась местными ратными людьми, не посланными еще под Смоленск, в числе едва 4–5 тыс. человек[310]310
  Новосельский А. А. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII века. С. 65–67.


[Закрыть]. Эффективность ее поначалу была крайне низкой: десятки крепостей лежали в пепле, да и продолжали уничтожаться черкасами и «лисовчиками». Засечная черта не обновлялась, а украинные полки часто снимались и уводились на запад – против Литвы (в 1615–1618 гг.).

С началом в 1612 г. польско-турецкой войны угроза со стороны крымских татар исчезла, зато ногаи Большой орды продолжали свои разорительные набеги. В 1613 и 1614 гг. они подходили за несколько верст к Москве, а в 1615 и 1617 гг. Калмиусским шляхом достигали Серпухова с окрестностями. В 1616 г. по ногайским вестям в столице были расписаны по стенам и участкам обороны все наличные служилые и посадские люди[311]311
  Книги разрядные по официальным оных спискам. T. I. Стб. 199–205.


[Закрыть].

Однако как раз в этот момент пришлось спасаться уже самой орде: в 1614 г. ее глава князь Иштерек напрямую присягнул турецкому султану, а не крымскому хану, чем вызвал гнев последнего. Поход Джанибек-Гирея на Тамань и погром им кабардинского князя, союзника ногаев, был расценен последними как начало войны против них. Иштерек поспешно откочевал к Астрахани и в октябре 1616 г. вновь «принес шерть» русскому царю, после чего переправился с большей частью улусов за Волгу. Вскоре он умер, и в орде вспыхнуло междоусобие, не прекращавшееся до конца 1620-х гг. Астраханские воеводы имели указание поддерживать ссоры, чтобы ослабить татар и отвадить их от набегов на Русь. Так, во время боя 18 декабря 1619 г., когда улусы Кара-Кельмаметь-мурзы подверглись нападению пришедших из-за Волги Яштерека и Иштерековых детей, конные стрельцы головы А. Хохлова вышли из Астрахани, «маня ногаев помочью на обе стороны», чтобы «больше к бою ссорились…». Увидав стрелецкий «обоз», из ногайского стана выбежали к своим несколько тысяч русских полонянников, а всего в ходе боев удалось освободить 15 тыс. человек! В дальнейшем для прекращения междоусобий воеводы взяли заложников из всех знатных и даже «черных» родов Большой орды, а для обороны от калмыков выслали стрелецкие отряды. Подобными, а также чисто военными мерами им удалось удержать ногаев на восточной стороне Волги и избежать опасности объединения их с крымцами и возобновления набегов[312]312
  Новосельский А. А. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII века. С. 88–97, 138–142.


[Закрыть].

В Крыму, который долго и с большими потерями воевал в составе турецких войск против Польши и Ирана, с 1624 г. началась настоящая гражданская война[313]313
  Там же. С. 98–132.


[Закрыть]. Хан Магмет-Гирей отказался подчиниться указу нового султана о передаче правления Джанибеку, смещенному предыдущими властями, разгромил турецко-татарский отряд последнего под Кафой и заставил Стамбул отменить свое решение. Решающую роль в битве сыграли запорожцы, которые вступили в союз с Магметом против Турции. Хана поддерживала Персия, где тот со своим братом, воинственным Шагин-Гиреем, скрывался долгое время. В последующую затем войну были втянуты Малые ногаи, азовские и белгородские татары, Запорожская Сечь. В 1628 г. Стамбулу удалось наконец восстановить Джанибека на Бахчисарайском престоле, однако в следующие годы Крым подвергся настоящему разгрому запорожскими и донскими казаками. Ими были разграблены с моря Кафа, Керчь, Мангуп с ханским двором и другие города. Неудивительно, что в этих условиях хан всеми силами пытался удерживать своих людей от походов на московские окраины, однако в отношении небольших своевольных отрядов сделать это было практически невозможно.

Численность русских «украинных полков» после Деулинского перемирия постепенно возрастала: с 7 тыс. по наряду 1619 г. до 9-10 тыс. в последующие годы. Надо отметить, что в тот момент «береговая служба» не столько отражала набеги, сколько поддерживала дворянскую конницу в боеготовом состоянии. Помещики, выступавшие «на берег» «по половинам» (сменяясь через год), втягивались в привычную «полковую» службу; «новики» получали первые боевые навыки; воеводы и дьяки регулярно следили за обновлением личного состава и его боеспособностью. Важным обстоятельством стало и возобновление в полном объеме сторожевой службы в Поле, ради чего ряды «станичников» и «сторожевых казаков» были вновь укомплектованы и достигли необходимой штатной численности за счет иных категорий служилых людей польских и украинных городов.

Ввиду возможных осложнений с Речью Посполитой с 1619 г. Передовой и Сторожевой полки были передвинуты соответственно в Дедилов и на Крапивну. Все расположение подчинялось задаче предотвращения прорыва татар в центральные уезды государства. Количество и дальность посылки степных «сторож» сократились, зато их численность была увеличена. События в Крыму и в Поволжье доставили передышку южнорусским окраинам: татары (не более нескольких сотен человек) не достигали засечной черты, а за некоторые годы об их появлении не упоминается.

Заключение. Военно-политические итоги Смуты

Смутное время вызвало преобразование российской политической системы, утратившей было прочность в связи с династическим кризисом. Власть вновь приобрела легитимность в глазах населения Русского государства. Гражданская война начала XVII в. отразилась в борьбе двух идей: с одной стороны, стихийной народной веры в «истинного Царя», получившего Божье благословение через «рождение от царского корени» или другими более мистическими способами, – с другой же – вполне рационалистического подхода верхушки общества к царскому избранию. Поиск компромисса обеих позиций поначалу выразился в избрании на престол иностранных принцев, однако это резко приблизило угрозу политической и религиозной катастрофы страны. Лишь новое соглашение враждующих лагерей в виде избрания на престол Михаила Федоровича Романова получило благословение Православной церкви и привело, наконец, к замирению сторон. Однако далее последовала ожесточенная борьба с последствиями Смуты – иностранной интервенцией, казачьими разбоями и отдельными рецидивами самозванчества – так что окончание этого периода нашей истории как в политическом, так и в более узком военном смысле следует отнести только ко времени Деулинского премирия 1618 г. И все же успешное завершение вооруженной борьбы было предопределено уже в 1612–1613 гг. сознательным и ответственным выбором «всея земли»; верность этому выбору стала нравственной основой разумной мобилизации сил и экономических средств страны для отпора врагу, а впоследствии создала условия для вполне успешной внешнеполитической «реконкисты» и расширения границ Русского государства в середине XVII – начале XVIII в.

Боевые действия под Смоленском в 1632–1634 гг. Фрагмент гравюры В. Гондиуса, 1636 г.

Смута стала важным этапом в борьбе за первенство в Восточной Европе, которая началась с созданием крупных централизованных государств – России, Речи Посполитой и Швеции. Показательно, что кровавая русская междоусобица проходила на фоне отсутствия у соседних стран сколь-нибудь согласованных и продуманных амбициозных стратегий в отношении России. Так, в 1609 г. королевская пропаганда в Речи Посполитой попыталась объединить общество под лозунгом «колонизации» московских земель по образцу Испанских завоеваний, однако в качестве жизнеспособной долгосрочной программы эти фантастические тезисы явно не годились. Полную поддержку сословий Речи Посполитой получила лишь вооруженная борьба за Смоленск и Северскую землю; попытки короля или его сына занять московский престол натолкнулись на равнодушие и недовольство – в том числе с опасением чрезмерного усиления королевской власти внутри страны. Влиятельной политической силой Речи Посполитой также оказались наемные армии самозванческих гетманов и конфедерации королевского войска, однако заботились они лишь о вознаграждении своих «кровавых заслуг», не беспокоясь об интересах государства. Отсюда – катастрофа московского гарнизона 1612 г. и провал московского похода 1617–1618 гг., при общем превосходстве Речи Посполитой над Россией в людских и финансовых ресурсах и в военном потенциале. Как ни странно, Смута показала слабость Польско-Литовского государства, раздираемого внутренними противоречиями и неспособного к долгосрочной мобилизации своих сил.

Похожая ситуация наблюдается и в Швеции. Выдвинув дерзкий, но достаточно перспективный проект возведения шведского королевича на царский трон, наместник короля в Новгороде Яков Понтус Делагарди оказался в одиночестве в шведской политической элите. Захват приграничных русских крепостей в Прибалтике – вот максимум, дозволенный королевскими инструкциями. Более масштабное участие в чужой гражданской войне, при зыбкости собственного внутреннего и международного положения, вызывало серьезное беспокойство. В итоге шведы вполне удовлетворились отторжением от России Корелы и Ижорской земли, возвратив без боя Новгород с его обширными областями. Былой антипольский союз России и Швеции (1608–1611) вскоре стал базой для возобновления военно-политического сотрудничества уже в эпоху Смоленской войны (1632–1634).

Четвертая влиятельная сила в Восточной Европе – Крымское ханство – оказалась вообще не заинтересована в ослаблении России за счет Польско-Литовского государства и большую часть времени придерживалась нейтралитета, выступая иногда даже в качестве военного союзника московских властей из-за перманентной собственной смуты в Бахчисарае, а также из-за разницы интересов Крыма и Османской империи. Крымско-татарская элита не стала возрождать прежние агрессивные планы по отторжению от России Казани и Астрахани – при том, что в условиях Смуты эти области долгое время были ослаблены в военном отношении и даже находились в конфронтации с центральными властями. Ввиду разногласий между соседями международное положение Русского государства в эпоху Смутного времени оказалось несравненно более выгодным по сравнению с периодом окончания Ливонской войны (1578–1584), что помогло ему избежать национальной катастрофы и свести потери от иностранной интервенции пусть к значительным, но локальным территориальным уступкам.

Перемены в военном деле

Бедствия Смутного времени: городские восстания, казачьи грабежи и разбои, нападения интервентов, татарские набеги и карательные действия правительственных войск – нанесли огромный урон мирному населению и опустошили ряды служилых людей Русского государства. Колоссальные потери понесла и верхушка служилого сословия – думные и московские чины и выборное дворянство. Эта ситуация, как и обстановка гражданской войны в целом, привела к определенному упрощению «разрядной» структуры московской рати. От обычного в годы правления Бориса Годунова «разряда на пять полков» (Большой, Передовой, Сторожевой, Правой и Левой руки), постоянно вызывавшего местнические споры между воеводами, правительство царя Василия Шуйского отказалось уже в 1606–1608 гг. Последним (и единственным за всю Смуту) Государевым походом, с разрядом на 7–8 полков, стал поход Василия Шуйского на Тулу против Болотникова и Лжепетра в 1607 г. После этого даже главные силы русской армии, в походах на Волхов (1608) или Смоленск (1610), стали расписываться не более чем на три полка – Большой, Передовой и Сторожевой. А с восстанием городов против правительства Семибоярщины и сбором Подмосковного ополчения и эта структура естественным образом отмерла – полки в Подмосковных таборах подчинялись своим уездным воеводам и головам, выбор которых был одобрен советами земских людей на местах.

Правительство царя Михаила Федоровича, хоть и возродило обычай разбора местнических споров, ограничило область традиционного деления рати на три полка «украинным разрядом» против татар – группировкой, которая в 1613–1618 гг. имела ничтожное стратегическое значение. В остальных случаях во главе войска назначались по два воеводы и дьяк, которым подчинялись сотенные и стрелецкие головы и казачьи атаманы. Эта практика военного времени уничтожала целую область возможных местнических споров, до крайности осложненных последствиями Смуты: возвышением родственников нового царя, приближением ко двору лидеров уездных корпораций и их сородичей и угасанием многих древних знатных родов. Впоследствии, с созданием полков «нового строя», разряд армии на «титульные» полки потерял всякое практическое значение и появлялся лишь иногда как дань традиции – преимущественно в торжественных Государевых походах.

Наивысшее напряжение усилий ратных людей и всего общества, имевшее место в Смутное время, не могло не оказать влияния на тактику и вооружение русской армии. До совершенства доводились привычные приемы боя, перенимались и перерабатывались тактические формы иноземных армий. Неравная борьба с профессиональной конницей вынудила наибольшее внимание уделять средствам обороны – от полевых укреплений до построений пикинеров. На широкую ногу ставится производство огнестрельного оружия. Уровень вооруженности войска зависел от степени его поддержки крупными городами – ремесленными и торговыми центрами. О разбитых Федором Шереметевым черемисах писали, что «огненного де бою у них нет – всё лучной» (конец 1608 г.). В противоположность им у ратных людей Русского Севера, как правило, был «зелью расход велик: с пищальми людей много…», и из городов в это войско постоянно шли обозы с новым оружием, порохом и свинцом. Зато жители Путивля и Рыльска в 1605 г. смогли быстро восполнить нехватку гусарских копий («древок»), утраченных конницей Лжедмитрия I после разгрома при Добрыничах.

«Дети боярские» долгое время сохраняли тактику «лучного боя», опираясь в боях с польской конницей на поддержку «обозов» с пехотой, эскадронов служилых немцев и, в 1609–1610 гг., на взаимодействие со шведскими союзниками. Всадники стремились избегать прямого контакта с польскими копейщиками, отступая перед ними и подводя под огонь пехоты или фланговые удары других сотен.

Роты наемной шляхты в армиях самозванцев, как и в польско-литовском войске, строились в несколько линий (от 2 до 5–6), которые вводились в бой поочередно, причем начинали бой казаки или легковооружённые пятигорцы, а копейщики наносили главный удар. При Добрыничах часть гусар была распределена по пятигорским ротам, а одна гусарская рота оставалась в резерве. Похоже, «дети боярские» северорусских уездов, бывшие в стане Лжедмитрия II в 1608–1609 гг., начали вооружаться по примеру поляков длинными копьями. Впрочем, без навыка обращения с таким оружием они годились лишь на роль поддержки гусар и пятигорцев, и с возвращением на сторону Москвы вновь отказались от него.

«Гуляй-город», хранившийся под Москвой, активно применялся в боях 1606–1609 гг., а коломенский (или серпуховской) был взят ратниками Ляпунова к столице в 1611 г. – после чего упоминания об обоих исчезают из источников. В полевых боях использовались обозы или «таборы» из сцепленных между собой телег (зимой – саней), оснащенных дощатыми щитами с бойницами или просто наполненных сеном. Так, при Добрыничах перелом в ход битвы внесла внезапная массированная пальба стрельцов и пушек, укрытых за возами с сеном, по польской коннице – тот же прием, что был применен против татар при Молодях (1572). Донцы и черкасы умели прорываться с такими обозами сквозь вражеские боевые порядки. По польскому описанию, в 1611 г. ратники Просовецкого шли «гуляй-городом, то есть подвижною оградою из огромных саней, на которых стояли ворота с несколькими отверстиями для стреляния из самопалов. При каждых санях находилось по 10 стрельцов: они и сани двигали, и, останавливаясь, стреляли из них, как из-за каменной стены. Окружая город со всех сторон: спереди, с тыла, с боков, эта ограда препятствовала нашим копейщикам добраться до русских…».

Во время боев 1609 г. стрельцы Фёдора Шереметева применили прием, давно испытанный на Волге в борьбе с татарами: передвигаясь на стругах, они внезапными налетами при содействии конных сотен громили отряды «тушинцев» на переправе. Однако в открытых боях, особенно в безлесной местности Суздальского ополья, сторонники самозванца сохраняли перевес над земскими ратями. Также и посошные северорусских городов в нескольких боях были «посечены как трава» считаными ротами шляхты. Наступление поляков было остановлено ими сначала упорной обороной в крепостях и на засеках. Затем, осторожно продвигаясь к Ярославлю, ратники обязательным образом действовали под прикрытием острогов и засек. Постепенно русская пехота выработала способность везде находить укрытия: в бою с Ходкевичем (август 1612 г.) сбитые со стен Замоскворечья стрельцы и казаки кн. Пожарского засели «по ямам и кропивам», в погребах сгоревших домов, откуда по сигналу перешли в наступление. Отметим еще, что в зимнюю пору русские и финские пешие ратники широко применяли лыжи («рты»), что не только ускоряло передвижение, но и легко позволяло уйти от вражеской конницы по лесу или глубокому снегу.

Опыт, добытый кровью земских ратей, был закреплен и переработан в систему князем Михаилом Скопиным-Шуйским. Воевода добросовестно перенял из нидерландской военной школы метод «блокгаузов», хорошо знакомый ветеранам Делагарди. Постройкой цепи этих небольших укреплений («острожков») с мобильными отрядами внутри можно было надежно блокировать лагерь противника или обезопасить собственное войско на марше. В обозе кн. Скопин-Шуйский стал возить до 2 тыс. готовых острых кольев для частокола. В воеводские наказы русской армии надолго вошло описание разработанного им похода «с большим бережением». Сначала из расположения рати вперед отправлялись надежные дворяне с отрядом, которые тщательно выбирали выгодное место для следующего стана и укрепляли его рогатками. Только после этого остальные ратники выходили в путь под обязательным прикрытием разъездов, с тем чтобы как можно скорее добраться до подготовленного к обороне места и оборудовать там полноценный «острожек». Такая тактика применялась в походах к Москве и Смоленску в 1609–1610 гг., обоими ополчениями в 1611–1612 гг., царским войском под Смоленском, Можайском и в Новгородской земле в 1613–1618 гг. и далее вплоть до 1650-х гг.

Гарнизоны полевых «острожков» нередко состояли из «детей боярских», что послужило важной причиной их перевооружения огнестрельным оружием в 1610-х гг. Впрочем, сыграл роль и материальный фактор: с разорением основных торгово-ремесленных центров страны и общим их упадком обновлять доспехи, закупать качественные саадаки и каленые стрелы стало невозможно для основной массы служилых людей, тогда как огнестрельное оружие и боеприпасы исправно поставлялись всем земским ратникам. Оснащение всадников ручницами перестало считаться чем-то недостойным, и определение «пищальник», как признак ущербного служебного положения, исчез из списков городовых «детей боярских». К 1621 г. подавляющая часть дворянской конницы уже имела на вооружении «езжие пищали», годные и для конного боя, и для обороны укреплений.

Не меньшее значение имел первый опыт освоения западноевропейской – нидерландской пехотной тактики. В августе 1609 г. бойцы посошных ратей кн. Скопина-Шуйского были отданы в обучение ротмистру Христиеру Зомме и его ветеранам, которые усиленно занимались с ними по методике принца Морица Оранского: «Московитских воинов, имевших хорошее вооружение, но пока необученных и неопытных, он в лагерной обстановке заставлял делать упражнения по нидерландскому способу: учил в походе и в строю соблюдать ряды на установленных равных расстояниях, направлять, как должно, копья, действовать мечом, стрелять и беречься выстрелов». Русская пехота с пикинерами упоминается при Клушине в 1610 г. и в Первом ополчении в 1611 г., но затем временно исчезает вместе с практикой боевого использования посошных людей (до 1630-х гг.).

Опыт непрерывных пятнадцатилетних боев и походов Смутного времени не только изменил вооружение и образ действий русского войска – он стал питательной основой большинства военных реформ эпохи первых Романовых, царей Михаила Федоровича и Алексея Михайловича.

Михаил Федорович, первый русский царь новой династии (1613–1645). Гравюра из книги А. Олеария, 1647 г.