Текст книги "Хроники странного королевства. Вторжение. (Дилогия)"

Автор книги: Оксана Панкеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 60 страниц)

В тот же миг раздражающий звон и прочие волшебные пакости прекратились, и Витька опять погрузился в блаженное небытие, сопровождаемый несуразной мыслью: «Ван Хелсинг, блин, нашелся…»

Кантор в который раз посмотрел на часы, как будто они неким чудесным образом могли ускорить ход времени и за прошедшие пару минут очередной бесконечный вечер вдруг закончился. Припомнил местные цифры, убедился, что еще по-прежнему нет и семи. Взглянул в окно, где в сереющих сумерках начинали зажигаться окна. Город, с первого взгляда потрясший его обилием громадных зданий и толпами людей на улицах, к вечеру превращался в нечто еще более невероятное. Когда уходило солнце, улицы наполнялись иным, волшебным светом. Горели фонари, светились бесчисленные окна, сияли и переливались вывески, словно весь город (или его часть, видимая из окна) становился одним огромным кварталом Пляшущих Огней.

Немного поколебавшись, Кантор все же решил, что день можно считать прошедшим, и направился в коридор, где вел свой собственный нехитрый календарь, отмечая черточками на стене прожитые дни. Внутренний голос номер один насмешливо вопрошал, когда товарищ успел приобрести эту «тюремную привычку» и как ему не стыдно малевать на чужих стенах. Голос номер два, не стесняясь в выражениях, обвинял в скудоумии и беспамятности, каковыми объяснял неспособность один раз выучить местный календарь и при необходимости сопоставлять с привычным. Кантор, не вдаваясь в дискуссии, посылал обоих. Первого – потому что неправ: старые бумажные обои, на которых ежедневно множились заветные черточки, были и до того исписаны вдоль и поперек. А второго – потому что прав и возразить было нечего.

Неторопливо, словно художник, делающий последний мазок на холсте, он провел семнадцатую черточку и задумчиво полюбовался своим творением. Семнадцать дней. Ладно, шестнадцать с половиной, но все же… Что, за это время никак нельзя было разыскать Толика? Он куда-то пропал, сквозь землю провалился, занят круглосуточно чем-то, кроме распития пива? Или все же стоит вспомнить летнюю авантюру дорогих товарищей, которые сговорились и обманом засунули Кантора ко двору Шеллара, чтобы оградить от опасностей войны? Ведь не мог папа об этом не знать. Напротив, логичнее всего предположить, что он не только знал, но и был идейным вдохновителем. Сын ведь единственный. Убьют еще, чего доброго. Опять же предсказания нехорошие… Мог папа опять наступить на те же грабли? Запросто! Хотя с другой стороны… Пять лет в Зеленых горах тоже нельзя просто так отбросить. Не вмешивался же папа все те годы, когда убийца Кантор регулярно рисковал своей шкурой. Конечно, Амарго за ним присматривал, но не до такой же степени, чтобы запереть в четырех стенах и оградить от всего на свете. Если папа и в самом деле нарочно «забыл» его в этом мире, видимо, есть какая-то более серьезная причина, чем просто желание уберечь. Он ведь тоже мужчина и прекрасно знает, что в прошлый раз Кантор на такое обращение очень и очень обиделся. Вряд ли он стал бы просто так… но если не просто так… если, допустим, опять кто-то предсказал или нагадал?.. Или, еще проще, если папа решил, что сынок все еще не в своем уме, готовый псих-смертник, нельзя его к серьезным делам допускать? Тоже мог. И уже так делал. Только в тот раз он закрыл часть памяти, а в этот – самого Кантора. И что делать? Попробовать папе присниться и спросить в лоб? Только знать бы, во сне точно так же нельзя лгать, как и в Лабиринте, или там все по-другому? Вот ведь недотепа, надо было у Саши спросить! Не додумался. А теперь либо жди, когда она вернется, либо ищи ее сон. Может, попросить Настю по телефону позвонить? Кстати, что-то она не появляется. Все никак смелости не наберется?

А если бы добрые люди не научили его пользоваться местными «деньгами» и не показали продуктовую лавку (сам Кантор нипочем бы не заподозрил ее в огромном двухэтажном здании) или если бы Настя об этом не знала, интересно, какой из страхов оказался бы сильнее? Страх перед диким варваром, который кидается с ножом на пылесосы и потрошит голубей на кухне, или опасение, что этот самый варвар помрет с голоду?

Из комнаты, неторопливо потягиваясь, вышла кошка. С истинно королевским достоинством рыжая нахалка прошествовала к холодильнику, уселась перед самой дверцей и требовательно зыркнула на непонятливого кормильца зеленым глазом. Дескать, ты что, не видишь, глупый варвар, – ее величество ужинать желают!

– А ты как думаешь? – вслух поинтересовался Кантор, обращаясь персонально к ней. – Когда Настя к нам наведается?

Кира гордо отвернулась, устремив немигающий взор на вожделенное хранилище еды. В разговорах с кошками есть одно существенное неудобство – они не отвечают. Но не будь рядом этой живой пушистой скотины с мудрым, все понимающим глазом, Кантор, наверное, давно рехнулся бы вторично. От тоски и одиночества. Забавно, как раз эта действительно реальная опасность, похоже, не входила в огромное количество страшных вещей, которых боялась Настя. А если бы она была в курсе, интересно – приходила бы хоть немного чаще или все же побоялась бы?..

Кантор так и не оценил «специальный кошачий корм», купленный в лавке, да и Кира отнеслась к нему с недоверием. Поэтому для ее величества покупалась самая дешевая рыба, которую киска молотила с костями, и молоко. Пока все это добро было укрыто в недрах холодильника, кошка вела себя достойно. Но стоило холодильник открыть, как достоинство мгновенно слетало с нее, как королевское воспитание с пьяного Элмара. Учуяв запах рыбы, начинала вставать на дыбы и орать дурным голосом, а взор утрачивал всякую осмысленность и наливался священным боевым безумием, как у обожравшегося грибов гнома.

– Лопай, – вздохнул Кантор, отпуская кусок, который, как правило, до пола долететь не успевал.

Кира, громко урча, занялась ужином, а сам хозяин уныло попялился на полки холодильника и захлопнул дверцу. Есть не хотелось. Хотелось напиться. Впрочем, так было с самого первого дня, но раньше достать спиртное не было никакой возможности и проблема снималась сама собой. Сейчас же, когда Кантор в любой момент мог дойти до магазина, бороться с малодушным желанием приходилось силой воли и жестокими моральными пинками.

– Сопьешься к едреным демонам, – угрожающе поведал Кантор своему отражению в темном оконном стекле. – Превратишься в слюнявое ничтожество, вечно ноющее и готовое побираться ради восьмушки. А из пьяницы хреновый мститель, если ты вдруг забыл. Руки трясутся, в глазах муть, в памяти провалы…

Отражение, причудливо разукрашенное светящимися квадратиками окон в доме напротив, безмолвно внимало.

Кантор мрачно выругался и отвернулся от окна. Так ведь и в самом деле можно умом тронуться и не заметить, если целыми днями разговаривать то с кошкой, то с собственным отражением, то с внутренними голосами. Жаль, Саша так и не сумела внятно объяснить дорогу к дому старого маэстро. Или не захотела. Нет, наверное, все-таки не смогла. Туда надо ехать на трамвае, а потом еще идти пешком… Если номер Кантор еще в состоянии разобрать (уж несчастные десять цифр-то можно запомнить), то названия улиц на табличках – увы… Жаль, что в тот раз он был пьян и дорогу не запомнил…

Жизнерадостно пискнул дверной замок, мгновенно выдернув Кантора из мрачных размышлений и вернув к реальности. Настя все-таки нашла в себе силы навестить страшного варвара и проверить, не натворил ли чего. Смешная… Надо бы как-то разобраться с ее глупыми страхами. Поговорить ласково, успокоить… чаем напоить, что ли.

Постаравшись придать лицу максимально приветливое выражение и даже насильно заставив себя улыбнуться, Кантор шагнул в коридор, чтобы встретить гостью и помочь раздеться, но едва он ее увидел, как улыбка сама собой потухла, а заготовленное приветствие застряло в горле.

Девушка стояла у дверей, одной рукой прижимая к себе сумку, а другой стискивая ручку небольшого черного чемоданчика, и ее в буквальном смысле слова трясло. Словно с ней приключился приступ болотной лихорадки или она простояла ночь на морозе. Тряслись руки, ходуном ходили колени, крупно вздрагивали плечи, дрожали губы на побелевшем лице, а в глазах стоял такой ужас, будто за бедняжкой гналась дюжина вампиров.

– Что случилось? – выговорил Кантор, опомнившись и подхватывая чемоданчик, который Настя вот-вот уронила бы.

Девушка несколько раз быстро моргнула и судорожно вдохнула, словно собиралась заплакать.

– Диего, можно, я… поживу здесь… немного?

Кантор растерянно поставил чемоданчик и выпрямился.

– Да можно, конечно, но что случилось?

Ему и в самом деле недоставало воображения представить, насколько ужасное нечто должно было случиться, чтобы бедная Настя, забыв свой страх перед ненормальным пришельцем, искала у него от этого самого «нечто» убежища.

– Я… я сейчас расскажу… Только… опомнюсь немного…

– Успокойся, здесь тебе ничто не грозит. – Кантор потянул руку за сумкой и все же произнес вслух единственную версию, которая пришла ему на ум: – Неужели твой этот недоумок решил, что мало получил?

Настя горестно мотнула головой:

– Нет… он не появлялся… Все еще хуже…

– Успокойся. Давай сюда куртку. Разувайся. Проходи на кухню. Сейчас выпьешь чаю, расслабишься и все мне расскажешь. Я бы предложил тебе выпить, но нету. Могу сбегать, если хочешь…

– Нет! – почти выкрикнула перепуганная девушка. – Не уходи!

– Хорошо-хорошо, никуда не уйду, только не трясись ты так.

Кантор подхватил чемоданчик и сумку и торопливо направился в комнату, пока Настя не обратила внимание на выражение его лица. Не было уверенности, что оно осталось неизменным, когда сволочные голоса вздумали высказаться.

«Ты там смотри, – мрачно съязвил второй, – а то у тебя утешение перепуганных девиц сам помнишь чем заканчивается».

«Что б ты понимал! – немедленно отозвался первый. – Как раз то, что им обоим нужно! Ты того… не зевай! Сам знаешь, лучшее лекарство от потерь – новые приобретения…»

Кантор мысленно высказал, где и в каком виде он видал подобные способы утешения, и потребовал заткнуться.

«Странно, – хором подивились оба голоса, – после хинской истории ты именно так и утешался…»

«Это был не я, – огрызнулся Кантор, – а ты. Нечего тут…»

«А меня тогда вообще не было!» – возмущенно вставил второй.

«Вы мне мешаете! Сколько раз говорить – общайтесь так, чтобы я вас не слышал! Особенно когда я с живыми людьми разговариваю! Без вас тошно, придурки!»

Настя так и стояла в коридоре, вжавшись в стену, с сапогом в трясущихся руках, словно засомневалась в своем решении и подумывала, а не сбежать ли отсюда еще куда-нибудь. Сейчас бы пригодился тот памятный эликсир, которым товарищ Кантор когда-то в прошлой жизни отпаивал напарницу, но где его взять… Даже если в этом мире и делают нечто подобное, вряд ли оно найдется в обшарпанной коробке с лекарствами, запихнутой на дальнюю полку в ванной. Виктор не похож на человека, пользующегося успокоительными эликсирами, такие предпочитают лечить душевные расстройства стаканом водки…

– Настя, – как можно ласковее позвал Кантор, – может, тебе лучше сесть?

Гостья покорно поковыляла на кухню, на ходу прощаясь с идеей сбежать, а заодно, похоже, и с жизнью. Освободившись наконец от второго сапога, она притихла и сосредоточила внимание на кошке, которая немедленно запрыгнула на свободные колени и потребовала ласки, комплиментов и вдумчивого поглаживания своей персоны.

Кантор включил чайник и присел напротив.

– А теперь рассказывай.

Настя отчего-то замялась. Нет, честное слово, с ее братом было проще! Жак и так-то не особо стеснялся делиться своими страхами, а уж если напивался, то и государственные тайны заодно растрепывал. А как разговорить совершенно трезвую и до смерти перепуганную девицу?

– Этот гад… урод этот… он, оказывается, со шмякунами путался!

– Не переводит, – обреченно вставил Кантор. К сожалению, волшебный прибор некоторые жаргонные словечки воспринимал как непереводимый экзотический фольклор и называть упомянутые предметы и явления по-мистралийски отказывался. Даже если требуемое слово в родном языке Кантора существовало.

– Ну это всякие мелкоуголовные швырки…

– Понятно. А как ты умудрилась раньше этого не заметить? У него же все на роже написано.

– Я подозревала. Но ни разу его не ловила. А тут… его дружки сами объявились. Он… представляешь, сволочь какая… он там какой-то краденый антиквариат общественный с собой прихватил. А им перед отъездом позвонил и сказал, что мне оставил!

– Надо было его все-таки прирезать! – Это ностальгически-кровожадное сожаление вырвалось у Кантора само собой. О том, что обещал «не пугать Настю», он вспомнил только пару мгновений спустя.

Настя его комментарий, похоже, пропустила мимо ушей и продолжила свой рассказ как ни в чем не бывало:

– Сначала они звонили и спрашивали. Потом угрожали.

– Почему в полицию не обратилась?

– Чтобы и винтам тоже доказывать, что у меня дома не хранятся краденые вещи? – жалобно всхлипнула Настя. – А вчера они ко мне пришли. Я дверь не открыла, так они долго ломились, кричали, пока соседи не пригрозили патруль вызвать. Я сегодня боялась утром из дому выйти. Но они, наверное, в такое время еще спят. Я со страху компьютер с собой на работу прихватила, так и таскалась с ним весь день. Боялась, что вечером домой не попаду. Как знала – иду с работы, а они уже у подъезда околачиваются. Меня ждут. Я развернулась и прочь оттуда.

– Они тебя точно не видели?

– Не знаю. Но не погнались. Наверное, не видели. А что?

– Оцениваю обстановку. Если они знают, что ты здесь, тебе нельзя в одиночку ходить на работу и на учебу. Если нет… Им известно, где ты работаешь и где учишься? Могут тебя там подстеречь?

– Не знаю…

– Так, с этим понятно. Следующий вопрос. Сколько их?

– Я не знаю! Они приходили по трое-четверо, но разные… Что здесь смешного? Я тебе рассказываю, как меня чуть не убили, а ты улыбаешься!

Кантор спохватился и согнал с лица блаженное выражение. Вряд ли она поймет, что это такое – сидеть неделями в четырех стенах, отбиваясь от непрошеных воспоминаний. Разговаривать с кошкой и внутренними голосами. Из последних сил держаться за рассудок. Сознавать свою никчемность и бесполезность в чужом мире, полном непонятных чудес и ненормальных людей… Но объяснить теперь придется. Хотя бы попытаться, чтобы не обидеть.

– Прости, пожалуйста. Я просто рад, что для меня нашлось хоть какое-то достойное дело. Тут же с тоски сдохнуть можно, сидя целыми днями в ожидании. Ничего не бойся. Я буду тебя провожать. Три-четыре – это немного. Как они вооружены?

– Да как… это же шмякуны… Нож, кастет, цепь, дубинка… и все, что можно поднять с земли или прихватить поблизости. Они всегда группами ходят, а толпой и без оружия кого угодно запинать можно.

Кантор опять невольно ухмыльнулся. Себя он к категории «кого угодно» относить не привык.

– Не бойся, – уверенно повторил он и зачем-то – наверное, от предвкушения хоть какого-то действия – вытащил из кухонного шкафчика припрятанный там сверток. Ибо тысячу раз прав был принц-бастард Элмар, утверждая, что боевому оружию негоже пылиться в музеях.

– Это что? – забеспокоилась Настя.

– Можешь посмотреть, только в руки не бери, порежешься.

Кантор положил сверток на стол и занялся чаем, загадывая про себя – послушается или нет?

Зашуршала бумага, затем за его спиной раздался испуганный вскрик. «Все-таки пощупала», – неодобрительно отметил Кантор и обернулся, дабы высказать сочувствие и напомнить, что если тебе говорят чего-то не делать, то это не личный каприз говорящего.

– Диего! Где ты это взял? – Настя в изумлении таращилась на чакру, послушно держа руки на расстоянии от опасной игрушки. – Это же та самая вещь! Ты ее у Брыля отобрал?

– Ну да.

– А вторая тоже у тебя?

– Какая еще вторая?

– Какой-то не то кубик, не то камушек, не то камушек в кубике… Они какие-то косноязычные, эти его дружки, объяснить не сумели…

– Переливающийся кристалл в прозрачном кубе? Нет, его у Брыля не было.

– Погоди, а где ты его видел в таком случае?

– Там же, где и чакру. В своем мире.

– О господи, так эти вещи мало того что краденые, так еще и контрабанда? Вот почему Брыль так резво удрал после разговора с дядей Витей… Только… почему тогда эта… чакра у тебя? Разве ее не забрали… ну там, в лавочку или обратно в родной мир?

– Потому что она моя.

– Ты хочешь сказать, что они ее украли у тебя? – окончательно растерялась Настя.

– Нет, ее у меня украли еще в моем родном мире. Но мне трижды начхать, кто и сколько раз ее крал после этого. И если эти твои шмякуны попробуют ее у меня отобрать, я охотнее убью их всех, чем отдам каким-то мелким пакостникам уникальный артефакт.

«М-да, не пугать девушек у тебя получается плоховато», – заметил вредный голос.

«А тебе бы только сопли развозить! – не смолчал второй. – Чего с ними цацкаться, выспросить у девушки, где они ее поджидают, и сходить туда. Подумаешь, парой-тройкой недоразвитых уродов меньше станет».

Настя, которая, к счастью, не слышала совета второго голоса, воззрилась на грозного кабальеро со странной смесью испуга и сожаления.

– Диего, я, конечно, понимаю, что у вас там простота нравов и жизнь человеческая недорого стоит, но у нас тебя за это посадят.

– Если найдут, – отмахнулся Кантор, сосредоточенный на разливании кипятка по чашкам.

– Уж тебя-то найдут в два счета. Ты ведь не имеешь понятия, как замести за собой следы. В смысле, как это делается в нашем мире.

– Ты мне расскажешь?

– Но я тоже никогда такими вещами не интересовалась. Да если даже доказать не смогут, а только заподозрят, – у тебя же личный файл липовый!

– М-да… – Вот тут она была права. Посадить, может, и не посадят, а вот липовые документы можно и засветить, если оставлять после себя неприбранные трупы. – Ладно, убедила. Не буду никого убивать. Пока не нападут группой больше трех.

– А если нападут?

– Тут уж по обстоятельствам. Зависит от их отваги и настойчивости. – Кантор поставил чашки на стол и аккуратно спрятал оружие в чехол. – Постараюсь поаккуратнее, но ничего не обещаю. Не знаю, сколько стоит жизнь тут, у вас, но своя всяко дороже. К тому же я что-то сомневаюсь, что у наших противников такие же возвышенные представления о ценности, скажем, твоей жизни. И что они так уж сильно боятся быть пойманными и повешенными.

Настя горько вздохнула:

– У нас не вешают.

– И зря, – наставительно изрек Кантор, полностью согласный в этом вопросе со вторым голосом. – Кое-кого следовало бы. Ладно, ты не думай об этом. Пей чай, пока горячий. Есть хочешь?

Девушка уныло помотала головой. Конечно, какая уж тут еда…

– Тогда располагайся, отдыхай, приходи в себя. А как успокоишься, расскажи все, что мне нужно знать о выживании в этом мире. Не хотелось бы наделать глупостей из-за собственного невежества.

– Хорошо, но можно не сегодня? Мне еще поработать надо.

– Ты сможешь?

– А что делать, надо.

Что ж, надо так надо. Товарищу Кантору, между прочим, тоже кое-что надо сделать. Раз дело так обернулось, разговор с папой нельзя дальше откладывать. Можно ли обманывать в снах, уже не столь важно. Зато папа сможет поведать о тех специфических тонкостях бытия, о которых бесполезно спрашивать боязливую девушку Настю.

– Ну и что теперь с ним делать?

– Да что, к врачу ему надо. Кровотечение остановилось на время, пока заклинание действует. Не поворачивайся!

– Да я не поворачиваюсь. Просто непривычно спиной разговаривать.

– Ты же прекрасно знаешь, что тут все залито кровью, включая меня. А через дверь виден дохлый вампир. Если ты оглянешься, мне опять тебя в чувство приводить. Лучше так и смотри в монитор. И нюхай, что ты там нюхаешь.

Нашатырем воняло по всему подвалу. К счастью, обычным, натуральным, не магическим аналогом, который сопровождается шоковой атакой на все шесть чувств одновременно.

– Так, давай думать дальше… Нам надо: Виктора – к врачу, самим смотаться в Первый Оазис и взять ориентиры…

– А еще сделать все так, чтобы мы могли потом вразумительно объяснить все отдельно убасу и отдельно почтенным мэтрам, не упоминая об этой комнате…

– А Вик чтобы мог объяснить это своему начальству, не упоминая нас с тобой…

– Ой, твою мать! – совсем не по-эльфийски выругался парнишка. – Про его начальство-то я и забыл…

– Вот именно.

– Тогда давай так… Морковку возьмем с собой, смотаемся домой, быстро скинем его на руки мэтру Вельмиру, а сами – назад…

– И все это я проделываю в бессознательном состоянии.

– Послушай, ты мог бы хоть на время взять себя в руки и не уподобляться придворным дамам? Это уже даже не смешно!

– Ах, значит, до сих пор тебе было смешно?

– Ребята… – с трудом вырвавшись из полуобморочного отупения, позвал Кангрем. – Послушайте сюда…

– Не поворачивайся! – предостерегающе вскрикнул Мафей. – Вик, потерпи чуть-чуть… сейчас мы…

– Слушай сюда, я сказал… Вампир… сотрудник лавочки. Мне надо о нем доложить, сдать труп… и после этого… его кабину в Первом ликвидируют. И всю комнату зальют пенобетоном… ориентиры надо брать где-то за ее пределами.

– Очень хорошо… – мрачно пробормотал Жак, привычным жестом сунув руку в перчатку. – Блин, штекер надо было взять… Еще объяснять отдельно убасу и мэтрам, куда делся труп…

– Нам все равно пришлось бы кому-то из них это объяснять.

– Это ерунда, а вот с кабиной… Туда надо сходить сейчас, пока она там есть. Сколько у нас времени? В смысле, заклинание твое сколько продержится?

– Я успею. Ты мне только кабину настрой на нужный адрес.

– Один пойдешь? – Жак изо всех сил постарался, чтобы это прозвучало с деловитым безразличием, но унять дрожь в голосе так и не сумел.

– Мне из комнаты выходить придется. Не хватало, чтобы ты там где-то наткнулся на зомби и грохнулся в обморок. Да и я тоже… руки еще можно помыть, но у меня и манжеты в крови. Сиди здесь.

– Не ковыряйся там… – посоветовал Кангрем, вспомнив о прошлой жизни Настиного непутевого братца. – Список кодов в папке «От склероза», так и называется – «Коды кабин».

– А дверь там как открывается?

– Ах, мать его… Не подумал…

– Что?

– Дистанционка от двери у Митьки в кисть имплантирована… Вот здесь, как у меня…

Жак скорбно застонал – видать, начал прикидывать, как сымитировать нужный сигнал, и понял, сколько это займет времени. А тащить с собой труп… Миниатюрный эльф не унесет восемьдесят шесть кило, разве что волоком…

Сам же Мафей, ничуть не смущенный новым обстоятельством, деловито поинтересовался:

– Правая или левая?

– Правая.

– Секундочку…

Ну не секундочку, а примерно десяток секундочек спустя из подвала послышался грохот перерываемых скобяных изделий, а затем гулкий хрусткий удар. Простая и суровая жизнь обитателей иных миров диктовала столь же простые и безыскусные решения проблем.

Заслышав торопливые легкие шаги эльфа, Кангрем благоразумно прикрыл глаза. Его и без того мутило. Не то чтобы он боялся отрубленных рук, но не в таком состоянии демонстрировать крепость нервов…

– Настроил?

– Ага. Заходи. Ничего там не трогай, я тебя сам отправлю. Автоматический возврат я задал, нажмешь там большую зеленую клавишу. Ты ее не спутаешь, она одна такая здоровенная.

– И руку там не забудь, – напомнил Кангрем. – А то что я потом начальству скажу?

– Не переживай, заберет, не забудет. А я последние перемещения затру, никто и не догадается, что туда кто-то ходил.

– Лучше б вы свои следы затерли…

– Потом, – кратко отозвался Мафей, и характерное жужжание двери просигналило о его отбытии.

В наступившей тишине Витьку начал одолевать сон, и он бы, наверное, задремал, но перепуганный парень за монитором не выдержал тишины дольше полуминуты.

– Вик! Ты живой?

– Ты теперь каждые тридцать секунд об этом спрашивать будешь?

– Посмотреть-то я не могу.

– Что за фигня! Давно бы уже приучился и не позорился!

– Я пробовал. Не получается. Это фобия.

– И давно?

– С детства.

– И ты с самого детства не мог выбрать времени сходить к психиатру?

– Да мне оно как-то не мешало… А после перемещения, когда вопрос стал актуальным, искать психиатра стало поздно.

– А что, там маги… не того?

– Они при этом могут в мозгах у клиента покопаться и узнать, чего им не следует. Например, о существовании агентства «Дельта»… Ой, слушай, ты читал секретный циркуляр от шестнадцатого марта?

– В папке «Отстойник»? Какого ты туда залез?

– Я ж не знал, что там у тебя секретные циркуляры…

– Землеройки чертовы! Везде надо нос сунуть! Я их не читаю, а тебе понадобилось!

– Так ты послушай, какие суки! Тут всем агентам предписывается приложить все усилия для добычи технологии изготовления магоподавляющих излучателей или хотя бы добыть действующий экземпляр. Премию нехилую обещают.

– Суки, – уныло согласился Кангрем. – Только кто им эти технологии добудет? Митька своего Повелителя не сдал бы, а кроме него, никто туда доступа не имел.

– Я все-таки проверю на всякий случай… Как к нему войти?

– Не знаю… Я не входил. Сказал же – не ковыряйся! Перед зачисткой с его машины все скачают. Наследишь – черт-те что получится.

– Не наслежу, – пообещал неисправимый Жак.

– Балда… Ты шесть лет не следил за новыми защитами и нюхалками. Не смей. И помолчи немного.

– А если ты отключишься, что мы с тобой потом делать будем?

– А что вы можете сделать со мной сейчас?

– Ну… поговорить…

– Помолчи, а? Мне надо подумать…

Увы, вопрос оказался в точку – нежданные спасители уже сделали для недоеденного гуманиста все, что могли, и больше ничего, кроме «поговорить», сделать не в состоянии. Ну, может, затащить в кабину и прислонить к стеночке. Дальше он должен сам. Набрать код, нажать клавишу, выйти из кабины на базе – не выпасть! – и успеть сказать хоть пару вразумительных фраз о том, что случилось. Ах да, еще перетащить труп из подвала в эту комнату. Сам. Чтобы там были его собственные следы. Чтобы, когда сюда явятся ребята из службы зачистки, им не пришлось писать в отчете ни о посторонних следах, ни о трупах, летающих по воздуху… Может, Мафею свои ботинки одолжить?

Кангрем попытался приподняться, но смог только оторвать от пола голову, да и то с трудом.

– Леха!

– Да?

– Залезь в шкаф над монитором и найди в аптечке стимуляторы.

Пока он там рылся, вернулся Мафей. Затею Витькину он не одобрил, зачем-то сославшись на печальный опыт своего кузена, который тоже вот так рвался на подвиги, а потом от этих стимуляторов… Загадочного кузена он поминал при каждом удобном случае, и создавалось впечатление, что весь жизненный опыт пацану только этот кузен и поставляет. Подумать только, он даже в этой области умудрился отметиться.

Правда, доводы мальчишку быстро убедили, и он даже помог пациенту этот самый страшно вредный стимулятор вколоть, а потом, повиснув, по своему обыкновению, в воздухе, старательно затер свои следы, поверх которых Витька столь же старательно натоптал собственных.

Ребята внимательно выслушали инструкции, пообещали сюда больше не залезать, в папке «Отстойник» больше не копаться, рассказать все, что можно рассказывать, старшим магам, позаботиться о Ллит и хоть что-нибудь правдоподобное объяснить убасу.

Вопреки Витькиным уговорам два нахала никуда не ушли, пока он не исчез из кабины. Оставалось только верить и надеяться, что после его отбытия они все-таки успокоились и не остались дожидаться группу зачистки.

– Ну и чего вы все паритесь? – Толик, как обычно, представлял собой воплощенное благодушие и пребывал в полной гармонии с окружающим миром. – Вы посмотрите, какой шикарный закат! Где вы еще такой закат увидите? Чтобы никаких тебе домов многоэтажных, никаких деревьев над головой, а только чистая степь и простор до самого горизонта!

Утверждение можно было считать спорным, так как с одной стороны горизонт все же загораживало туловище дракона. Но поскольку свернувшаяся кольцом Аррау заслоняла тесную группку у костра от злого степного ветра, уточнять никто не стал.

– Ага. И костер в этой степи тоже до самого горизонта видать, – нахмурилась практичная Кира. – И насекомые загрызли.

– И злые, нехорошие люди выдали тебе на одну ночку твоего же собственного ребенка понянчить, – тут же добавил неисправимый насмешник. – Можно сказать, испортили весь отдых и отравили существование.

– Иди в задницу! – прошипела Кира. – Я не против присмотреть за ребенком, но не в степи у костра!

Обсуждаемый член королевской семьи сладко сопел на руках у матушки, с презрением отвергнув научные теории, будто ему должно как-то передаваться ее раздражение. Впрочем, судя по отзывам таккатских нянюшек, его высочество отличался фантастически флегматичным нравом и подавал голос, только хорошо проголодавшись. Все остальное, по его мнению, не стоило таких нервов и усилий. Принц Кендар способен был дрыхнуть на любой предложенной поверхности и при любом состоянии пеленок, а когда не спал – охотно шел на руки ко всем, кто желал его потискать. Последние несколько дней он столь же неизбирательно одаривал всех трогательной беззубой улыбкой, чем вызывал всеобщее умиление. Даже Кира начала понемногу соглашаться, что за прошедшую луну сыночек несколько похорошел и, может быть, действительно не вырастет лысой обезьянкой.

– Чтобы малыша не кусали комары, лучше положить его в корзинку и хорошенько накрыть сеткой, – сочувственно посоветовала Тереза.

– Вот-вот, – согласился эльф. – Мог бы я здесь колдовать – никого бы не кусали, а так – придется потерпеть.

– Что такое комары? – полюбопытствовала Аррау.

– Насекомые, – кратко ответствовала мэтресса Стелла.

– Это как те самые муравьи, которых без магии не разглядишь?

– Примерно.

Из темноты появился Амарго и, присев к костру, бросил в огонь пучок травы.

– Не уверен, что мы именно этим в горах спасались, но очень похоже. Сейчас проверим.

– Ты там смотри, чтобы без фиолетовых гоблинов, – поддел его Толик. – Тут маленькие дети и беременные женщины.

Эльвира на всякий случай отодвинулась от дыма. Хоть она и убеждала себя, что еще неделю-две можно на что-то надеяться, но в глубине души давно смирилась и начала прикидывать, успеют ли дорогие мужья разбить врага за следующие девять лун или же придется собирать и складывать на будущее пеленки-распашонки, из которых будет вырастать принц Кендар.

– Надеюсь, эти высокие гости не останутся здесь погостить на недельку-другую? – продолжала ворчать Кира. – Мне паек для младенца только на сутки выдали!

– Расслабься! – хохотнул Толик. – Дана их с таким почетом примет, что они дадут деру, едва услышав слово «простокваша».

– Лишь бы не перестаралась, – заметила доктор. – А то они просто физически не смогут уехать куда-либо дальше ближайшего сортира.

– Да ни за что! Тут дипломатические операции отработаны на все случаи жизни. И чтоб подольше погостили, и чтоб поскорее уехали… Подозреваю, варианты «не уехали никогда» и «не приезжали вовсе» тоже существуют, но Дана не признается. Кстати, хотите пирожков?