Текст книги "Палитра счастья (СИ)"

Автор книги: Оксана Сергеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 41 страниц)

– Ну и иди к чёртовой матери! Иди к чёрту, Ян! – зло сказала она, а он как раз выходил из спальни.

Он оставил её одну.

Оставил наедине со своими мыслями и переживаниями. Злость прошла и вместе с ней осталось одно отчаяние. Чувство одиночества и тоски. Она вновь почувствовала себя такой же одинокой и никому ненужной, как некоторое время назад. Никому кроме себя самой. Но ведь это было не так. Ещё день назад это было не так. Он сказал «Я не буду тебе помогать..» – теперь она поняла истинное значение его слов.

Она не хотела быть одна. Не хотела быть без него. Не хотела жить без него. Она сложила вещи, но рука так и не поднялась упаковать чемоданы. Потому что она не хотела этого. И не хотела отпускать его от себя. Потому что он был только её. И для неё. Какой бы ни был. Вот такой. Разный. И недостижимый. Она не хотела, уйдя, отдать его кому-то. Чувствовала, что потеряла что-то. Так незаметно подведя всё к такой грани… к обрыву.

Она затихла. Снова наступил момент передышки между слезами. Она думала. Вспоминала и прокручивала в голове всю их жизнь. И стало ещё тяжелее, потому что каждый момент был дорог. И оставить всё это как неудавшийся опыт? Оставить как часть недолгого прошлого? Признать, что ничего серьёзного не было? Позволить рассыпаться всему без единой попытки восстановить?

Она подошла к окну. Прикрыла рот кулачком, потом в задумчивости закусила большой пальчик.

– Я не хочу быть бестолковой девкой, – хрипло прошептала себе она. – Я никогда ею не была и сейчас не буду…

Он вышел на террасу. Ветер был слишком и пронзительный. Пару раз он вдохнул холодный влажный, от прошедшего дождя, воздух. Поглядел вдаль. Береговая линия тоже освещалась, но не так сильно. Слабые фонари серебрили воду…

Она подошла сзади. Он слышал и снова не обернулся. Продолжал стоять, как каменное изваяние, скрестив руки на груди.

Она уткнулась лицом в его спину.

– Пожалуйста… – тихо прошептала.

– Ты изменила своё решение? – он не шевелился.

Она попыталась его обнять за талию. Но это было то же самое, что обнимать фонарный столб: без единого отклика.

– Пожалуйста… не будь таким… я не могу, когда ты такой… мне и так плохо…

– Ты передумала? – настойчиво спрашивал он.

Она убрала руки.

– Да! – отчаянно выкрикнула она. – Я не хочу уходить! Но тебе ведь на это наплевать! – она закрыла лицо руками. Слёзы заструились по лицу.

Он так же напряжённо стоял к ней спиной. Потом переместил её, поставив перед собой. Обнял. Прижал к груди и она зарыдала ещё больше. Заплакала навзрыд. Теперь уже свободно и вволю.

И откуда снова столько слёз…

Он был натянут и напряжён. Даже объятие его было колючее…

Теперь Эва почувствовала, что ему далеко не всё равно. Совсем не всё равно, потому что сердце его грохотало. Она слышала. И чувствовала. И кажется, вот-вот выскочит из груди. Кровь яростно пульсировала в яремной вене, и уткнувшись ему в шею она ощутила и это тоже. И он был такой горячий…

Она почувствовала его состояние и оттаяла у него в руках. Сразу согрелась.

И он постепенно расслаблялся. Чем больше он расслаблялся, тем крепче прижимал её к себе, тем мягче были его объятия. Крепкие и мягкие, тёплые, родные руки…

– Ты невозможный… – всхлипывала она, – …с тобой невозможно… но… я люблю тебя… и я никуда не хочу уходить! И никогда! И я не для этого выходила замуж, чтобы потом уходить!

– Всё… Всё успокойся… хватит, Эви… хватит… – он хотел остановить её, но она уже не хотела молчать.

– А мне просто нужно знать! Мне нужно знать, что тебе не всё равно!

– Мне не всё равно.

– Тогда скажи! Мне нужно это знать. А ты всегда в себе, а я не телепат и не могу угадывать… я не хочу угадывать! Хочу, чтобы ты говорил мне все! Хочу знать, что я важнее всех для тебя! Что в жизни у тебя только я и никого важнее у тебя нет! Мне тяжело, а ты мне не помогаешь! Ты видишь, что со мной твориться и не помогаешь мне!

Она замолчала. Затихла. Всхлипнув, вытерла слёзы и глубоко вздохнула.

– Детей можно воспитывать и вне брака. Я женился на тебе не из-за ребёнка. Я женился, потому что встретил тебя. Ты моя половинка, моя душа. Моя целиком и полностью. И важнее тебя у меня нет ничего в жизни, потому что ты уже давно стала моей жизнью.

– Ещё… – упрямо буркнула она. Почувствовала лёгкость и свободу, какой давно не ощущала.

– Потому что я люблю тебя, Эва. И это не просто состояние моей души. Это гораздо больше. Это состояние всего тела, потому что я люблю тебя каждой клеточкой. Каждой, Эва. И я люблю тебя в два раза больше и сильнее, чем ты меня.

– Нет.

– Да.

– Почему? – она успокоилась, но говорила глухо, уткнувшись в него, не имея желания отпускать его от себя.

– Потому что я в два раза больше тебя, поэтому я и люблю тебя больше, – ласково проговорил он.

– Зато нас двое, а ты один, – упрямо сказала она.

– Да, и успокойся, а то наш маленький тоже нервничает, – он стиснул её сильнее и погладил по голове. Поцеловал в макушку.

– Маленькая… – поправила она.

– Маленькая?

– Да. У нас будет девочка. Я ездила на узи… ну тогда… после того как начиталась этих страхов, не смогла усидеть… Ну и сказали, что у нас будет девочка…

Он молчал.

– Чего ты молчишь? Ты не рад? – она подняла лицо и посмотрела на него.

Он улыбался. И даже мечтательно вздохнул.

– Она мне приснилась. Она будет похожа на меня. Это будет моя дочь.

– Нет, нормальная женщина обязана быть блондинкой, – уверенно сказала она.

– Нет, блондинки не в моём вкусе.

– Чего? – возмущённо откликнулась она на его заявление.

– А ты не знала? – притворно удивлённо спросил он. – Вот так вот, представь себе… Угораздило же меня связаться с блондинкой.

– Слов нет… – скопировала она его интонацию.

– И не надо. Мне нужна ты. И неважно, брюнетка ты или блондинка.

– Всё равно она родится блондинкой! – она улыбнулась, но продолжала дразнить его.

– Тогда у меня будет две единственных и самых любимых на свете девочек-блондинок.

– Ладно я согласна. Пусть у неё будут синие глаза, – довольно кивнула, а потом подозрительно посмотрела на него. – И где ты шлялся? И почему от тебя несёт женскими духами? Предупреждаю, я могу убить тебя. Я просто прибью тебя, если узнаю…

– Этот идиот Лис полдня таскал меня по магазинам. Мы выбирали духи для Селесты. Одному ему было скучно. Можешь позвонить ей, но лучше не надо, наверняка у них романтический вечерок. И был я на городской квартире.

Она верила ему, но от звонка Селесте не собиралась отказываться.

Передёрнула плечами и он развернул её в сторону двери. Всё-таки было довольно прохладно, чтобы наслаждаться видами с террасы.

– Скажи… – они зашли в гостиную.

– Что? – он закрыл двери.

– Если бы я ушла… собралась уйти… ты бы остановил меня?

Некоторое время он смотрел на неё. И был совершенно серьёзен.

– Я никогда тебе этого не скажу.

Эпилог

– Симо-о-он!! Симо-о-н!! – послышался пронзительный детский крик.

Эва выложила на противень последнее ореховое печенье в форме зайчика и взглянула на лужайку.

«О, Господи…», – тут же зажмурилась, видя, как Лизи несётся на полной скорости по зелёному газону. Девочка пересекала мощёные дорожки и бежала напролом по клумбам с разноцветными петуньями.

«О, Боже! Она когда-нибудь убьётся!» – в свою очередь, подумал Симон, и сразу отбросил поливочный шланг, как только увидел чудо в голубеньком кружевном платьице, летящее к нему на полном ходу, не разбирая дороги. В своей маленькой ручке Лизи сжимала изрядно помятый листок бумаги.

Раскинув руки, он шагнул к ней навстречу и через секунду Лизи влетела в его объятия.

Симон помнил, как несколько дней назад она растянулась на дорожке, ободрав коленки и локти до крови. Следы этого происшествия ещё не сошли с её маленького тельца.

– Что, моя Королева? Я весь в твоём распоряжении, – он погладил тёмные кудри девочки. А Лизи довольно улыбнулась, как всегда, польщённая вниманием к собственной персоне.

– Смотли, сто я налисовала! – она усердно начала разглаживать помятый листик на груди у Симона. – Это мы!

«Мы» были изображены в виде кривых кружочков с непонятными загогулинками.

– Да ты что?! Ну, ты просто настоящий художник! А это кто? – спросил Симон, ткнув пальцем в самый большой кружок.

– Ты сто Симон?! – девочка удивлённо распахнула и без того большие синие глаза, обрамлённые густыми ресницами. – Это Я-Я-Я! – важно протянула она и похлопала себя ручкой по груди, чтобы исключить даже самые малейшие сомнения на этот счёт. Как Симон не догадался сам, было за гранью её понимания.

– Ой, прости, дорогая! Так солнце светит ярко в глаза! Прямо ослепляет – вот я и не досмотрел, – улыбнулся Симон.

Кто бы сомневался, что самый большой кружок она определит для себя.

– Это папа! – она показала пальчиком на ещё один большой кружок, – это мама, ты, Мини, бабуля, дедуля, Билли и ещё дедуля! – она обвела россыпь кружков поменьше вокруг себя и Яна. – Вот!

Она гордо посмотрела сначала на своё творение, потом на Симона, ожидая соответствующих восторгов и похвалы. Симон всё молчал, и Лизи уже обиженно поджала нижнюю губку, собираясь смертельно обидеться на своего друга.

А Симон, тем временем, заметил, что на обратной стороне листа были какие-то расчёты, цифры, коды, а внизу размашистая подпись Яна.

– Да, малышка это просто шедевр! – наконец сказал он, поднимая её на руки. – Пойдём-ка к маме, радость моя…

– А сто такое «седевр»? – поинтересовалась девочка.

– Это значит, что твой рисунок очень красивый. Он просто прекрасен, моя принцесса.

– Класивый – это хололсо, – довольно закивала Лизи, и начала складывать свою драгоценную бумажку.

– Эва! Ты, что не можешь дать ребёнку нормальных чистых листов бумаги? – усмехнулся Симон, добравшись до кухни, где в тот момент хозяйничала Эва. – Или так и было задумано, чтобы она тренировалась на документах Яна?

– Лизи, где ты это взяла? – она забрала из рук дочери рисунок и посмотрела на обратную сторону.

– Как где? – Лизи снова сделала круглые глаза и развела ручки. – У папоськи?

Было понятно, что она явно имела в виду рабочий кабинет Яна.

– Что ты там делала? – строго спросила Эва. – Папа тебе запретил там появляться.

– Я гуляла! – она смотрела широко раскрытыми глазёнками, искренне полагая, что если она скажет, что она гуляла, никто не догадается и не упрекнёт её в том, что она обшарила все ящики рабочего стола, в поисках красивой бумажки для рисунка.

– Симон, ты не представляешь! – возмутилась Эва. – Я буквально только что дала ей новую пачку бумаги и несколько ватманов, но она предпочитает рисовать на этом! – Эва потрясла бумажкой и покрутила головой, думая, куда бы ей подальше убрать творчество дочери. – В прошлый раз это были какие-то сметы, а что это за документ, я и понятия не имею! Господи, у неё карандаши в руках только несколько дней как! Что же дальше будет!

Симон засмеялся, звонко чмокнул девочку в розовую щёчку. Устроился на высоком стуле вместе с Лизи и принялся тискать её и щекотать. Лизи вертелась и заливалась смехом у него на руках.

– Это кто так громко смеётся? – услышали они притворно грозный голос.

Лизи тут же забыла про Симона и начала ёрзать, освобождаясь от его объятий. С его помощью она слезала на пол и на своей обычной скорости, то есть сломя голову, понеслась через кухню и гостиную в объятья отца. Он поймал её, подкинул в воздухе, и она заверещала. Потом прижалась к его щеке, обняв за шею.

Симон стащил из вазочки парочку ореховых печений и покинул кухню, выйдя через террасу.

– Колючка, колючка! – запричитала Лизи, гладя Яна по лицу. Он прошёл на кухню.

Эва сунула лист с печеньем в духовку, вытерла руки о бумажное полотенце, и подошла к мужу. Он поцеловал её, обняв за плечи свободной рукой, на пару секунд прижав к себе. Лизи захныкала, что она устала «стоять» и Ян уселся с ней на стул. Эва тут же предъявила Яну творчество дочери. Он только вздохнул и убрал лист бумаги в карман.

– Я уже делаю по пять экземпляров каждого документа, но она умудряется найти самый последний из них.

– Это было что-то важное? – тревожно спросила Эва.

– Теперь уже нет, – ответил он и переключил внимание на своё чадо.

– Кто папина самая любимая девочка?

– Я! – гордо отвечала Лизи, подставляя щёчку для поцелуя.

– А кто самая красивая девочка?

– Я! – слышался тот же ответ и соответствующие звонкие чмоки.

– А кого папа любит больше всех на свете?

– Меня-я, – с воодушевлением отвечала малышка, раз за разом подставляя то левую, то правую щёчку для поцелуя.

В течение получаса на все вопросы детский голосок отвечал только «я» и «меня», а дальше следовал как минимум час целований. Наблюдая подобную сцену каждый день Эва и сегодня не смогла сдержать улыбки. Казалось, что этим двоим в мире вообще больше никто не был нужен.

– Ян ты воспитаешь из неё настоящую эгоистку! – пожурила она мужа.

– Ну и что! У меня самая красивая и умная в мире дочь! Пусть она будет эгоисткой! – он прижал малышку к своей груди, и Лизи уютно устроилась, лениво болтая ножкой, посматривая на маму, и раздумывая, стоит ли ей предложить свою помощь или посидеть на руках у отца. – Из меня ведь получился хороший эгоист, да дорогая? – он взглянул на Эву с неприкрытым обожанием.

Лизи толком не поняла о чем речь, но решила поддержать разговор родителей. Она поводила своими маленькими ручками по его груди, приговаривая «папа хороший», иногда – «папа красивый». И немного подумав, все-таки добавила:

– Папа холосый эгоист.

Эва в ответ лишь засмеялась:

– Да, моя прелесть, ты абсолютно права! Наш папа очень хороший эгоист!

– Ужас! За кого меня принимают в этом доме, – возмутился Ян.

Вскоре Лизи потеряла интерес к разговору родителей и завозилась, требуя, чтобы её опустили на пол. Ян поставил её на ноги, и она унеслась, по пути сообщая, что хочет немножко поиграть.

– У меня почти всё готово. Я думала, ты их привезёшь сразу к нам.

– Они сейчас подъедут. Лису куда-то ещё нужно было заехать по пути.

– Вот куда он её потащил? – с досадой проговорила Эва. – Она и так тяжело переносит полёты!

Через некоторое время послышался страшный скрип ножек стула о паркет и звон разбитого стекла. Обычно «игры» Лизи этим и заканчивались.

Эва пошла посмотреть, что на этот раз расколотила её дочь, когда в холле услышала возмущённые восклицания Селесты и оправдания Лисандро.

Лизи бросила все свои дела и побежала приветствовать гостей. В руках Лисандро была целая куча игрушек: мягкие плюшевые зверюшки, куклы, конструкторы и многое другое.

Девочка сначала застыла, сложив ручки и с выражением полнейшего немого восторга на лице. Но потом начала вприпрыжку бегать вокруг Лисандро, пока тот складывал кучу игрушек на диван в гостиной.

Эва обняла Селесту и тут же усадила её на другой диван. Когда Лизи отлипла от Лиса после десяти поцелуев, Эва смогла приветствовать и его тоже. Селесте девочка уделила особое внимание, не только подставляя румяное личико для ласки, но и в ответ, раздаривая поцелуйчики. Лисандро тоже досталось, чему он был приятно обрадован.

– О чем спор? – поинтересовался Ян.

– Да так… – уклончиво ответил Лис.

– Нет! Ты скажи, скажи! – Селеста усердно пилила мясо на своей тарелке, как будто представляла не восхитительную запечённую свинину, а своего мужа.

– Я придумал имена для наших сыновей.

– Да? Какие? – почти в голос спросили Ян и Эва.

– Один Джордано, – довольно сообщил Лисандро и чуть придвинул свой бокал ближе к Яну, который разливал вино.

– Ну, это хорошее имя, – оценила Эва и отпила немного пряного напитка.

– А ты спроси его, как он второго хочет назвать! – Сел грозно посмотрела на Лиса. – Бруно! Это же надо до такого додуматься! Джордано и Бруно в честь Джордано Бруно!

Ян и Эва грохнулись от смеха, а вместе с ними и друзья. Эва успокоилась быстрее всех. Кашлянула и отпила воды, но губы всё ещё растягивались в улыбке.

– Ну, правда, Эва… Я так не хочу… Мне не нравится… – обиженно призналась Селеста.

Эва что-то шепнула на ухо Сел и та развеселилась, но старалась сдерживать смех.

Было видно, что Сел очень устала и неважно себя чувствует. Лисандро проводил свою беременную жену в комнату, которую они всегда занимали, когда гостили у Грантов. Чуть позже он вернулся на некоторое время к друзьям. Ещё часа полтора они провели в разговорах и обсуждениях, а потом Лисандро тоже поднялся в спальню.

Эва убрала со стола посуду и включила посудомоечную машину. Ян подошёл к ней сзади и прижал к себе, поцеловал в шею, в щеку. Некоторое время они просто стояли, обнявшись, отдыхая в объятьях друг друга.

– Что ты там сказала Сел? Я заметил, – прошептал он ей на ухо.

– Я сказала, что боюсь, если у нас родится вторая дочь, ты назовёшь её Мария в честь Кровавой Мэри, потому что Элизабет у нас уже есть.

Эва засмеялась и приникла к его груди. Обняла его за талию и слушала, как ровно и мощно бьётся его сердце. Ян обхватил её лицо руками и принялся целовать нежно и страстно, тепло и мягко. Целовал так же как любил её…

Как жил ей…

Для неё…

Теперь для них…

– Я люблю тебя.

Она улыбнулась.

– И я люблю тебя, – сказала и попыталась вывернуться, но он всё теснее прижимал её к себе.

– Прекрати, – неохотно запротестовала она. – Лизи ещё не спит.

– Ребёнок должен чувствовать любовь родителей.

– Чувствовать любовь, а не видеть, как ею занимаются, – упрекнула она. – Кстати, ты не хочешь посмотреть, чем занята твоя дочь? А то, что-то она подозрительно притихла. Я пока наведу тут порядок.

Он ушёл, но через несколько секунд вернулся и поманил Эву за собой.

Они на цыпочках прошли в гостиную и Эва замерла при виде открывшейся картины.

Лизи стояла, уперевшись одной рукой в стену. Рядом с ней валялась недоеденная шоколадная конфета. В её правой ручке был зажат чёрный маркер. И она усердно, стараясь и пыхтя, водила по цветам на фреске, закрашивая их черным цветом. Стержень маркера скользил по глянцевой поверхности, но она с завидным упорством продолжала свою работу, закусив нижнюю губу.

Услышав, что в комнате она не одна, Лизи вздрогнула от неожиданности и выронила маркер. Пару раз моргнула синими глазками, понимая, что её застукали на месте преступления. И было совершенно ясно, что эта проказа просто так ей с рук не сойдёт. Поняла, что отругают, но со слезами, может быть, не так сильно. Поэтому на глазах моментально выступили «прошенные» слёзы, а подбородок задрожал.

Эва громко вздохнула, а Ян расплылся в улыбке и довольно кивнул.

– Правильно, доченька, мне эти цветочки никогда не нравились.