Текст книги "Искра в аметисте (СИ)"
Автор книги: Оксана Глинина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Собаки плясали вокруг и лаяли, не решаясь приблизиться. Всадник ловко выпрыгнул из седла, сбрасывая меховую накидку, поигрывая копьем и желваками на распаренном, ко будто обтянутом ремнями лице. Свинцовые глаза были такими же пронзительными, как у отца, но в них играла какая-то необузданная жажда крови. Он посмотрел на меня исподлобья:
– Никак, браконьеры в моем лесу, – мягкий и глубокий его голос не вязался с внешностью, – Сегодня, видать, у нас два праздника: пир в честь славной охоты, и повешенье оборванцев. Как думаете, здорово же они будут болтаться, скажем, вон на том дереве?
Он обернулся к своим сопровождающим, те, распаленные скачкой, занялись хриплым смехом. Отец заслонил меня плечом:
– Побойтесь Всевышней, славный владетель, мы всего лишь странники, ненароком забредшие на ваши земли.
«Славный владетель» с прищуром оглядел отца с головы до пят, будто что-то прикидывая, а потом указал на нас острием копья, будто с трудом растягивая улыбку.
– А я пошутил…
Он хохотну, а потом и вовсе залился смехом, отвернувшись и утратив к нашим персонам всякий интерес
– Надо же, какой монстр! – самодовольно воскликнул, подходя ближе, охотник. Явно молодой, пусть и с обветренным лицом, полновластный лорд из высшего Дома. – Гнали от самого Ложского озера.
Он приблизился к оленю и схватил за рога. А лорд Сарф покрепче сжал меня в объятиях.
– Прекрасное украшение для замковой гостиной, не так ли, Баркус?
– Милорд! – обратился к молодому аристократу, видимо, тот самый Баркус. – Я бы на вашем месте добил животное, чтобы не мучилось.
– Зачем? Ему и так осталось немного!
Милорд ткнул копьем в рану умирающего хранителя лесных владений. Мне ничего не оставалось, кроме как, сжать твердую руку отца своей холодеющей ладонью.
– Сегодня будет большой пир! – высказался один из охотников. – Завалили самого вожака! Йодас знает, сколько он бегал и путал следы.
– Теперь стаю будет легче выследить, – отозвался, кто-то еще, – они без – всего лишь тупое стадо.
Нас с батюшкой демонстративно не замечали. Да и кто будет обращать внимание на двух простолюдинов, одиноко стоящих в сторонке. А путешествовали мы именно, как простолюдины – под видом обычного лекаря и его дочки. Вещи, как отец и обещал, оставили на одном из постоялых дворов, щедро заплатив хозяину, за сохранность. Оставалось уповать на, что нас действительно не вздернут.
Лорд Сарф замер, казалось, он чего-то ждет. Я проследила за его взглядом, он внимательно смотрел в сторону молодого охотника, завалившего ногу на бок оленя. Он с восхищением и интересом осматривал тушу животного, дергал его за рога, прикидывая, как голова хранителя леса будет смотреться в его родовом замке.
– Я бы на вашем месте был бы поосторожнее, – тихо и почти скромно молвил батюшка, обращаясь к лорду, – все же это вожак стаи, так легко его не убить.
– Вы хотите сказать, что я недостаточно ловок, чтобы завалить такую тушу? – в свите молодого лорда восхищенно заохали. Оказывается, здесь даже дамы присутствовали, в шляпах с перьями и расшитых золотом плащах. Воистину, не понятна мне была эта тяга к играм в смерть. Охота для меня всегда была, чем-то вынужденно-необходимым, что служило источником пропитания. Но никак не способом получения удовольствия. Лес был благороден и щедр, если человек входил к нему с целью добыть пищу. Однако, есть ли смысл в том, чтобы загонять несчастное животное собаками, забить до смерти стрелами, просто, чтобы почувствовать удовлетворение…
Желчь подползла к горлу, во рту сгустилась горькая слюна.
– В прошлый раз, – продолжал довольно рассказывать лорд, – я завалил огромного вепря! Настоящее чудовище. Мы три дня пировали по этому поводу!
Какое невероятно интересное время препровождения! Убивать, а потом праздновать. Неужели и заняться-то больше нечем?
– И все же, милорд! – опять обратился к молодому охотнику сухопарый старик, неизвестно как, затесавшийся в это общество молодых и разгоряченных аристократов. – Будьте осторожны.
Тайком он дал знак трем крупным мужчинам, видимо, ловчим, чтобы те занялись тушей животного. Но те не успели даже приблизиться, когда олень в последней предсмертной агонии, мотнул головой и внимательно посмотрел на своего убийцу. В этот момент в свите раздались восклицания и окрик, однако молодой лорд не успел опомниться даже, как умирающий вожак оленьей стаи, вскочил на ноги и, разрывая шелковый гамбезон, насадил на ветвистые рога тело охотника.
3.5
Кто-то истошно завопил. Во вздувшиеся бока зверя вонзилось несколько копий. Один из телохранителей не растерялся, выхватил из ножен охотничий кинжал и одним метким ударом рассек артерию животного. Олень сел, ноги его подломились, и он рухнул, испустив последний вздох. Хлынула кровь, заливая снег вокруг. Кто-то из дам рухнул в обморок прямо на лошади, а кто-то просто ограничился обыкновенной рвотой.
Меня стало шатать, но рука лорда Сарфа держала стальной хваткой, не давая упасть и окончательно окунуться в спасительное забытье. Отец прямо вместе со мной направился к раненому лорду, которого к тому времени, сняли с оленьих рогов.
Месть хранителя леса свершилась. Никто нарочно не выслеживает и не убивает вожака оленьей стаи, даже волки – чтут закон леса и его обитателей. И, сильно сомневаюсь в том, что местная знать об этом не знала. Господа изволили поразвлечься. Думаю, такое представление они запомнят надолго.
– Прошу прощения! – скромно, до зубового скрежета, промолвил батюшка, обращаясь к тому самому сухопарому старику – Баркусу. – Я лекарь Раске из Дейделиса, позвольте мне осмотреть молодого лорда.
– У него разорвана брюшина, – произнес Баркус, – не знаю, что еще в этой ситуации можно сделать. Разве что, сотворить чудо!
– Чудо, что он не пострадал раньше. Раненое животное нужно добивать. Но, поверьте, – а лорд Сарф умеет быть душевным человеком, если захочет, – я изучал даже некоторые эльфийские методики. А моя дочь – Людвика, – тут он многозначительно посмотрел на меня, – прошла даже обучение в Храме Пречистой Живы.
– Вы серьезно?! – не дав мне опомниться, на меня посмотрели так, будто бы на моей голове прямо сейчас выросли такие же рога, как у почившего оленя.
– Так чего ждет эта девица? – воскликнула одна из леди. – Пусть немедленно займется исцелением лорда Савра! Его отец озолотит девчонку!
Похоже, все люди считали, что для служительницы Живы нет ничего невозможного, что касалось жизни и смерти. А сама целительница в погоне за наградой сию секунду вдохнет жизнь в умирающего.
Я посмотрела в глаза отцу. Взгляд желтых глаз мне все сказал. Не то, чтобы я обиделась. Нет. Но не ужели он вправду считает меня виноватой в случившемся, в том, что я не принесла ему кинжал? Не дала успокоить мучения живого существа, прервав его жизнь? И теперь мне надо исправлять свою ошибку. Что ж на душе так пронзительно грустно? Отец, и он во мне разочарован. Мне не нужно, чтобы меня отгородили опекой от всех бед света. Только иногда очень хотелось бы услышать хоть одно слово поддержки, все-таки он мой папа.
Затолкав все чувство вины подальше, я молча опустилась перед лордом Савром – наследником Саурасской провинции нашего королевства. Брюшина и правда повреждена, но спасти еще можно было. Увидела все внутренние и внешние повреждения – много их, а часть силы я отдала оленю. Теперь понятно, почему батюшка злился, но ведь не остановил, почему-то.
– Не бойся, – шепнул он мне и положил руку на плечо, – я поддержу.
Ну да, одной мне не справиться. Молодой лорд Савр дышал тяжело и отрывисто, изо рта шла кровавая пена, а в глазах сильная жажда жить – человеческий организм, мне был куда понятнее животного. Я набрала побольше воздуха в легкие, склонилась над умирающим и, подавив тошноту и спазм в желудке, дотронулась своими губами до чужих окровавленных губ.
– Да как она… – где-то в отдалении уже услышала возмущенный девичий возглас. Чье-то мнение мне было сильно безразлично. Больше всего я боялась оскандалиться обычной рвотой. Хотя, девицы будут только рады.
Почувствовала, как закрываются раны внутри, восстанавливается кровоток в теле, как наливается жизнью ослабевшее тело, как тепло возвращается в, едва охолодевшие, губы.
Меня же силы стали покидать, как вода из опрокинутого кувшина, в ушах зазвенело так, что местный охотничий рог, в сравнении, показался соловьиной трелью. Еще чуть-чуть и…
Тепло в меня проникло прямо с того плеча, до которого дотронулся отец. А он совсем не такой уж и бесчувственный – стихия силы пламени – благородная стихия. Сила стала понемногу в меня возвращаться. Разлепила отяжелевшие веки и столкнулась с зелеными глазами, уставившимися на меня с… благоговением. И тут пришло осознание того, что по-прежнему мои губы находятся на губах лорда Савра. Только хотела вскочить, как крепкие мужские руки меня прижали к себе, а я обессиленно свалилась в пропасть забытья.
Самая действенная манера для излечения внутренних повреждений, и… самая глупая, как по мне. Целоваться с Сарвом было последним, что пришло бы мне в голову даже в час смертельной опасности. Теперь, поди и докажи, что злого умыла не было. Мне подумалось, что губы придется оттирать песком до конца жизни. Сил не осталось даже на слезы.
Вспомнился тот самый первый раз и шепот Майло прямо в душу: «Глупая моя девочка…»
Глупая – это точно. Будь я немного умнее, забыла бы о Вардасе, но вот только сам он никак не желал забываться.
Глава 4
Глава 4.1
Голова шла кругом от очередной порции гадости, которую в нее влили насильно. От нее еще и крутило живот так, что внутренности просились наружу.
Но остатки рассудка еще не покинули сознание. Поэтому желание, чтобы все это поскорее закончилось, огненным клеймом прожгло все ее мысли.
За что все это ей? Нет, не тот вопрос, она себе задала. Зачем она здесь?
За что, было и так понятно – не особенно была приучена к труду, да и прикладывать ручки самой желания не было.
Избалована была родителями до ужаса – одна единственная цацка в семье, именно цацка, по-другому и не назовешь. Родители были купцами, не абы какими – зажиточными. Все у них было, а вот детей не было.
И случилось, как в той сказке про избалованных королевен и ненасытных драконов, что нянька рассказывала на ночь глядя, чтобы Людя крепко засыпала. Только малая была не такая дура. Заснешь вот так, а новой сказки не услышишь.
Так вот, что же было в сказке? Память стала подводить.
Там у короля с королевою тоже не было детей, и тогда королева приказала изловить невиданную птицу, что прилетала в королевский сад и там на деревьях сидела.
Птицу, ведомо, никто не изловил, а вот хвост ей оттеребили знатно. Раз, наевшись тех перьев, королевна понесла.
Матушка Людина вряд ли за птицей гонялась с батюшкой на пару – не в том положении люди были, так и соседи засмеять могут – но вот к знахарке одной матушка таки сходила.
И, ладно бы, будь это вайдилута из своих. Так нет же, отперлась, заверни глаза, за самые болота, за леса – не лень же ей было.
Та знахарка из темных была. Скорее всего. Это теперь понимала Людя, а тогда понимать ей не было надобности – после, проведенного обряда матушка ею, как раз-таки, обременилась.
И никому не было дела – темный был обряд или какого-то еще цвета. Дите родилось здоровое – счастью родителей предела не было.
Так и жила Людвика Огбите – в непомерной любви и заботе. Имела свои покои с детства, нянек, что бежали по первому зову, игрушек в достатке, убранства самые красивые.
Наверное, в такой жизни даже не помышляешь, что может статься что-то худое. А оно вышло так, что вспомнить было жутко, мурашки бегали по коже и дурные сны еще долго преследовали Людю.
Как-то, в одной из поездок, на родителей напали, обокрали, а самих убили. Люде тогда лет пятнадцать было, когда эту дурную весть ей донесли. Но тьма в ней проснулась не в тот момент, а позже.
На похороны собрались все скорбящие родственники. Только вот скорбели они больше о том, что все наследство достанется недалекой пигалице.
А уж как-дом-то обнесли, отдельное воспоминание – подчистили даже Людины покои и снесли любимую игрушку – резную кукольную колыбельку с каланской росписью.
Девушка мечтала, чтобы все они поскорее убрались из дому, боялась в любую минуту сорваться.
Вся их неприязнь к ней легла тяжким бременем на воспоминания. Никто после произошедшего добрым словом с ней не обмолвился, все делили между собой родительский достаток.
А потом появился он. Ночной кошмар. Какой-то там батюшкин то ли сводный брат, то ли сводный сват. Явился не один, а с бумажками и душеприказчиками – мол, батюшка Людин о ней заботиться кровному свату завещал.
Родственники убрались восвояси, прихватив себе все то, до чего дотянулись руки. Вот тогда-то и осознала Людя, каково это на целом веку одной остаться.
После первого побега, ее заперли в собственных покоях. Няньки превратились в надсмотрщиц, а «добросердешный» опекун решил в женихи податься.
И, нет бы, поискал среди соседских девиц себе суженую, куда там. Оказалось, что наследница всего сама Людвика, до золотников так просто не добраться.
Вот и удумал сват-брат на ней ожениться. Тут и шестнадцать лет вот-вот должно ей исполниться.
А чтоб «невеста» не брыкалась да не отнекивалась, повадился к ней по ночам в покои ломиться. Няньки-надсмотрщицы ему в помощь ключи от двери специально отдали. С тех пор совсем жизни не стало.
Людя, правда, тоже не из робкого десятка. На гадости тоже была мастерица – то ужей наловит и в кастрюлю подкинет, то мышей да крыс дорогому родственнику в сапоги засунет.
Однажды додумалась – и козьего помета в перину жениху напихала. Крику было, что окна ходуном ходили.
Только няньки-надсмотрщицы сдали ее с потрохами, а жених, не особо церемонясь, вознамерился выдрать лозиной собственноручно.
Тогда-то от страха, боли, обиды, тьма впервые и проявилась. Людя тот момент запомнила слабо, но женишок напугался до полусмерти, а главное, со страху к невесте больше по ночам не хаживал и бдительность свою ослабил.
Вот тогда и решилась Людя, набравшись храбрости, подкупила одну из дворовых девок гребнем коралловым и лентами кагантскими – все богатство, что от матушки с батюшкой осталось в личном пользовании – и сбежала.
Слышала, что за верст двадцать от родного селения, Обитель имеется, куда всех нуждающихся сирот принимают, вот и направилась туда.
4.2
Как добиралась – вспоминать и то страшно. Каждый раз боялась, что настигнет «жених», развернет обратно, и, тогда уж точно, выбора ей не оставит.
Но таки достигла Людвика заветной цели – в полуобморочном состоянии донесли ноги до той самой Обители…
– Как она? – за дверью камеры послышался, теперь уже, легко узнаваемый голос. – Опять переборщили с пылью!
Раздраженный. Нетерпеливый. Недовольный голос палача, которому преподнесли жертву в бесчувственном состоянии.
– Ну-ка посмотри на меня, – приказ был не жесткий, но Людя не смела ослушаться. С трудом разлепила тяжелые опухшие веки.
А ведь перед ней была женщина. Вот, что не давало покоя – как это может творить женщина.
– Тьма еще не до конца овладела ею, – констатировала женщина в плаще и, открывающем лишь тонкие черные губы, капюшоне, – девчонка сопротивляется. Сильная…
Людя знала ее. Точно где-то видела, только не могла вспомнить, где и когда именно.
Будто бы тот участок памяти, в котором хранилась данное воспоминание, находился под замком, а вскрыть его не получалось – Людя не могла подобрать ключика.
И только резкая боль, которая возникала каждый раз, когда девушка пыталась зацепиться крючками мыслей за ускользающую догадку, не давала прикоснуться к этому воспоминанию.
– Если сильная, это хорошо, – произнес мужской незнакомый голос, – тебе такая как раз подойдет.
– Еще как! – воодушевилась женщина, ее потемневшие, будто искусанные губы, сложились в подобие улыбки. – Столько нерастраченной темной силы… а эта дуреха даже пользоваться, как следует, ею не умеет.
Женская рука с тонкими нервными пальцами ласково перебирала Людины волосы.
– Но волосы стали менять цвет, а это значит повелительница ее благословила, – неприятное хихиканье.
Женщина вызывала отвращение, то ли запахом мертвечины, который исходил от нее, то ли странным голосом, что будто бы доносился из самой могилы.
Вообще, ее раздражала и пробуждала омерзение каждая мелочь: камера – холодная и сырая, словно затопленный склеп, люди, которые на людей слабо похожи, их хозяйка и вовсе от человеческого существа была далека, если в этом ее теле и теплилась жизнь, это было больше похоже на существование оживленной куклы.
– Что с ней делать дальше? – мужской голос подручного, еще принадлежит человеку, хотя каждый вздох и сопровождался костным скрежетом зубов.
– Пока ничего, – хозяйка подземелий встала и направилась к выходу.
Нет, определенно, Людя ее знала. Видела, даже. Просто не в таком обличье, в каком эта женщина была сейчас – длинные седые волосы, выпадавшие из капюшона, тощие длинные пальцы с нестриженными ногтями и лицо – маска смерти.
– Всматриваешься? – обратилась хозяйка подземелий к измученной девушке, когда заметила, что жертва не отводит от нее взгляда. – Что ж – смотри.
Женщина подошла к факелу, который находился в руках сообщника.
– Хозяйка, может не стоит…
– От чего бы не удовлетворить любопытство? – насмешка пополам с ненавистью в мертвом голосе. – Пусть смотрит внимательнее – какую цену мне пришлось заплатить за чужое счастье. Теперь пришло время расплаты, моя дорогая. Увы, сила, что в тебе есть, мне очень понадобится.
Хозяйка усмехнулась покрытыми струпьями губами, осклабив желтые зубы. Тут, будто сильный удар сломил ее пополам, она застонала, схватившись за полы плаща на груди.
Костлявые пальцы выудили из складок одежды стеклянную флягу, вливая густую жидкость в жадно открытый рот.
Слуга услужливо придержал обмякшее тело за плечи, пока к нему не вернулось прежнее сипящее дыхание. Вытянутая маска опять осклабилась, будто ничего и не случилось.
– Осталось дождаться Тьмы, что придет на землю в последний день года. И моя месть, которой я так долго ждала, свершится.
С этими словами она удалилась. Подручный, бросив на Людю подозрительный взгляд, вышел вслед за хозяйкой.
Да, сгори оно все синим пламенем! Сил кричать у девушки не было. Ей хотелось выбраться отсюда, да зелье, которым ее поили насильно, обездвиживало ее тело. Домой! Но дома у Люди не было…
Легкая вспышка воспоминания. В памяти возник образ конопатой тощей девчонки, которая то бранится, то плачет.
В груди все же потеплело, там – в той прошлой жизни еще были люди, которые беспокоились о ней, ждали и переживали за нее. Из глаз полились слезы бессилия и отчаяния.
Вернется ли она, когда-нибудь домой? Посмеется вместе с Гинтой или поругается с Ютасом?
Ютас…
Вот же, скотина! Оказался целым королем! Тогда Людя не жалела слов, не скупилась в выражениях, когда высказывала, ему все, что думала. А он такой грустный, глаза такие синие…
Кто сказал, что король женится на простой прислужнице? Но он ни разу не воспользовался ее доверчивостью и своим положением. Кто же он, честный дурак или прекрасный подлец?
Все же, хочется домой даже тогда, когда дома нет. Но кто знает, может именно в доме, которого нет, тебя ждут сильнее всего…
4.3
– Я очень рад тебя видеть! – наедине Витгерд не скрывал эмоций. – Но, что побудило тебя вернуться так быстро? Я, по правде сказать, только начал мириться с тем, что остался в одиночку противостоять своим достопочтенным лордам на Совете.
Король блефовал совсем немного, но в этом угадывалась его хулиганская натура. Майло тоже был рад видеть племянника. Очень рад. Оказавшись на родине, он понял, что именно здесь он на своем месте, пусть даже ему придется столкнуться снова с Гинтаре.
– Дядюшка, – заговорщицким шепотом молвил Витгерд, – не прояснишь ли ты мне ситуацию, кто та леди, которая, по слухам, явилась с тобой?
Где-то внизу, за высокими каменными стенами, тонкими серебряными голосами пронзительно запели колокольчики на стылом ветру. Оба они выглянули в окно, выходящее на королевский сад, погруженный в глубокий белый сон. Даже в таком умиротворенном состоянии он производил впечатление одинокого острова, куда можно сбежать и забыться от всех проблем и невзгод. Может, поэтому в нем так любили совершать прогулки романтичные барышни даже зимой.
Майло мотнул головой, прогоняя видение рыжеволосой девушки в метели, и скрипнул зубами – легенду придется сохранить, а вот объяснится с королем он потом, когда точно убедится, что они с Витгердом остались наедине. Слишком много ушей имеется в закоулках старого замка, и уши эти вырастали из самых неожиданных углов.
– Со мной приехала Лейда Гамильтон, леди Хенсли, – сдержанно пояснил канцлер,
– я должен буду тебе многое объяснить, но предупреждаю сразу: леди Хенсли – теперь моя нареченная.
Витгерд присвистнул от изумления и, отвернувшись от окна в упор посмотрел на канцлера.
– Ну, ты даешь, дядюшка! Нельзя тебя отпускать ни на минуту, вот уже и дамой сердца обзавелся. Неужели ты расстался стем аметистовым кам…
– Ты же знаешь, – Майло раздраженно дернул плечом, все же эта тайна его здорово тяготила, – ивелессцы более продвинуты в столь сокровенных вещах, нежели скромные и консервативные латгельцы. Так что, пока прекрасную шею Лейды ничего моего не украшает, кроме драгоценностей ее, безвременно почившего, супруга.
– Все так серьезно! – не очень радостно, для столь знаменательного события, усмехнулся молодой человек. – Предлагаю устроить в честь твоего возвращения бал, соответственно, на нем и объявить о твоей помолвке.
– Мне кажется, с этим можно и повременить, – при мысли о подобном Вардас даже поморщился, – я б не стал спешить с утверждением официального статуса, да и не до увеселительных мероприятий сейчас.
– А до чего? – на этот раз Витгерд стал серьезным и сосредоточенным. – Людям страшно, особенно перед предстоящими… зимними праздниками.
Да, народу было чего боятся ввиду произошедших событий.
– Я говорю о предстоящем затмении, если ты не понял, – монарх покосился на задумчивого канцлера.
– Ты родился в затмение, – констатировал Вардас, – скоро твой день рождения, вот можно и организовать зимний бал, в честь грядущих событий…
– В честь Конца света?
– Неужели ты боишься? – Майло, впервые за все время, внимательно посмотрел на племянника.
– Нет! – довольно поспешный и резкий ответ короля сказал все.
– Ты страдаешь, – догадался лорд Вардас, которому вдруг стало не по себе. С юного возраста он всегда поддерживал мальчика, а в самый ответственный момент оставил.
– Не смей винить себя! – жестко сказал Витгерд. – Все, что ты сделал – было правильным.
Молодой человек снова отвернулся к окну. Что-то привлекло его внимание, какое-то цветное пятно выпорхнуло из-за беседки и снова затерялось между стволов тисовой рощи. Там, среди укрытых снегом деревьев, мелькала длинная тонкая фигура в бордовом плаще. Леди Хенсли любила выделяться везде и во всем, даже среди опустевшего спящего сада.
– Пора ставить всех стервятников на место. И, если они всегда считали, что ты вытираешь мне сопли, то теперь, подозреваю, их мнение сильно изменилось.
– Я рад за тебя, но думаю, что это был неподходящий момент для отъезда! – продолжал каяться Майло.
– Надо бы уже научится самому управлять в государстве без подобной поддержки. Ведь ты понимаешь – рано и ли поздно, это случится – я останусь один, поэтому тщательно готовил меня. Я тебе за многое благодарен, дядя. За все!
Витгерд развернулся к Майло и в упор посмотрел родственнику в глаза.
– Но я буду тебе еще больше благодарен, если ты сам перестанешь воспринимать меня ребенком и действительно перестанешь нянчится со мной.
– Похоже, кто-то забросил свою дуду! – рассмеялся канцлер. – Вряд ли, все это время ты мог на ней играть, от того стал таким напряженным.
– Нет, дядя, – в голосе племянника слышалась твердость, и все же он страдал. – Мне просто не для кого было играть.
И король, и канцлер замолчали, наблюдая за гуляющей по саду Лейдой, как за порхающим диковинным мотыльком, который умудрялся находить под снегом отмершие цветы. В руках женщины собирался весьма необычный букет. И короля, и канцлера одолевали одинаково мрачные мысли.
– Ты нашел хоть что-нибудь? – первым не выдержал Витгерд.
Майло огляделся, сильно подозревая, что в королевской приемной достаточно сторонних ушей для того, чтобы разговор не стал конфиденциальным. А у канцлера было, что сообщить племяннику. Все же поход в секретный архив Ивелесса не прошел бесследно.
– Совсем немного, – нарочито спокойно произнес Вардас, – ты же знаешь, мы не особенно ладим с Лотроком, чтобы наши взгляды и мнения хоть в чем-то сошлись.
– Выходит, все впустую? – разочарованно произнес король. – Жаль! Это был последний шанс, хоть что-то выяснить.
– Я выяснил, но немного. К примеру, в свое время, мне удалось раздобыть историю той похищенной девушки.
– Люди?
– Да. Ты знаешь, – рассмеялся Майло, – она довольно занятная особа.
– Конечно! – согласился государь, принимая правила игры, изображая увлеченного простака. – Она очень хороша! В ней масса добродетелей.
– Не то слово! Оказывается, она весьма добродетельно чуть не проломила своему опекуну череп. Ты знал ее историю?
– Нет. Она ничего, практически, о себе не рассказывала.
– Витгерд, ты знаешь, я сделаю все возможное, чтобы ее найти…
– Я понимаю, дядя, все понимаю. И… скажи – у тебя точно все серьезно с этой леди?
Канцлер напрягся, но правду пока сказать не мог, и не потому, что не доверял королю. Лейда, навязанная ему Лотроком, как ярмо, нужна была для работы, хоть она явно не скрывала своего интереса к Майло и даже питала надежды, отказываясь исполнять только роль прикрытия. Это было, конечно, на руку самому Вардасу, но порядком утомляло. Да и не собирался он обнадеживать женщину пустыми чаяниями ее и, без того, любвеобильного сердца.
– Просто мне казалось, что тебе нравится Гинта, – продолжал рассуждать молодой король.
– Кстати, как поживает твоя добрая знакомая? – Майло боялся называть ее имя, чтобы не разбередить свою рану, но не узнать о ней он не мог.
Витгерд внимательно посмотрел на канцлера, будто бы размышляя как подать историю.
– Лорд Сарф отправился путешествовать в Саурос.
Что ж, это было неплохо – значит магистр внял предположениям, и отправился проверять теорию, которую Майло успел изложить наставнику ранее в письме.
– Какие-либо вести от него поступали?
– В том-то и дело, – вздохнул король, – что от него нет никаких вестей вот уже две недели.
– Вероятнее всего, он поглощен расследованием, – выдвинул предположение Майло, хотя тень тревоги успела коснуться его лица, – у его дочери не спрашивали? Возможно он поддерживает вестовую переписку с девушкой.
– Сомневаюсь, – скептически заметил Витгерд, – как раз-таки, Гинтаре он взял с собой.
В этот момент Лейда заметила в окне лорда Вардаса и помахала ему рукой с, зажатым в ней, букетом абсолютно мертвых роз. Только Майло даже не видел этого трогательного приветствия.
4.4
Это было нечто с родни королевскому балу, только без короля. Зато пафосом, поди, переплюнули даже приемы во дворце у Лукрецию Дардас с ее папашей. А уж наряды-то, наряды. По словам местных леди – все было пошито по последней столичной моде: жемчужные нитки на всех оборках, вычурные воротники, удушающие своих носительниц, и даже пышные перья, торчащие из самых неожиданных мест. Вот только я никак не могла припомнить даже намек на такие фасоны в Дейделисе, хоть и не так уж долго в нем провела, но, возможно, она попросту туда еще не добралась из-за местных выбоин и ухабин. Надо будет указать столичным модницам на их отсталость и недалекость. Хотя, я сомневаюсь, что Лукреция одобрит нечто подобное себе, только саурского разлива.
Этела Вакерас сопровождала меня везде и всюду с презирающим взором. Да что ж такое-то?! И ведь лично ей я даже гвоздика в сапог не подкинула, хоть и очень хотелось, после всех тех гадостей, которые она мне наговорила по утру, опорожнить в ее обувь целое ведро булавок.
До чего же девицы дурными делаются, когда дело касается их места под солнцем, ну, или подле даже не принца, а местного князька – заносчивого и самовлюбленного, но зато наследника состояния. А как же любовь? Только в светском обществе именно такая сердечная тяга к благам земным и считалось любовью. Куда уж мне с наивной деревенской куртуазностью?
Да-да, это батюшка так выразился, не я.
Уж больно страдала несчастная княжеская зазноба, что молодой князь вознамерился полезть ко мне с лобзаниями на виду у всей свиты. А получается, что первой полезла я, и, как будто бы не было того, что князек этот собирался богам душу отдать.
Еще ранним утром, не успела я толком отойти от изнуряюще-исцеляющих манипуляций, что произвела накануне с двумя оленями: с одним благородным и вторым – не очень, как в комнатушку, которую мне выделили в доме Савра, ворвалась эта самая Этела. Без стука. Оно и понятно, зачем же ясновельможной леди, стукаться к дочке заезжего лекаря. Я еще усиленно протирала глаза, пытаясь сообразить, куда это меня занесло, а леди, тут как тут, презрительно кривит губку.
– Надо же! – заявила чернобровая красавица с порога. – Всяко, наглых девок видывала, но такую нахалку еще поискать!
– И вам доброе утро! – натягивая повыше одеяло, вежливо поприветствовала я недовольную деву. – Чем же я умудрилась вызвать ваше негодование?
– Чем?! – она был не просто раздражена, а в ярости. – Ты еще и спрашиваешь? Думала, раз околдовала молодого князя своими поцелуями, он теперь тебя в жены возьмет?
Я раскрыла глаза пошире и рот, для пущей наглядности:
– О-о, об этом я и мечтать не могла! Как это правильно выразиться: не очень-то и хотелось!
– Я, таких как ты охотниц за наследниками, за версту вижу! – продолжала негодовать, по всей видимости, не выспавшаяся леди. – Думаешь, ты первая?!
Да, такие приступы гнева вполне могут быть вызваны недосыпанием и плохим питанием. Прописать ей, что ли, на правах дочки лекаря, лечебной оплеухи – одной будет вполне достаточно! Благо девица была одна и пока безобразную сцену никто не оценил. Надо же, в столице все ходят с задранными кверху носами, и тут – те же манеры. Но и, к чести молодой дворянки местного разлива, изъяснялась она, хоть и весьма эмоционально, но довольно сдержанно в пронзительности голоса, чем уберегла мои виски от окончательного раскалывания на мелкие кусочки.
– Учти, мерзавка, я за тобой слежу! Не надейся, что после твоих мерзких ритуалов молодой лорд Сарв бросит меня и женится на тебе – приблудной оборванке. Мы обручены не первый год, знаешь ли, такой занюханной простолюдинке не встать между нашими чувствами.
