Текст книги "Безупречный враг. Дилогия"

Автор книги: Оксана Демченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

– Традиции не позволяют сладкоголосым участвовать в беседе, – откликнулся Ноир. – Однако я искал возможность послушать его ответы на некоторые существенные вопросы. Не скажу точно, мнение не удалось составить. Но говорит он весьма ровно, даже слишком. Либо полное владение собой, либо…

– Отсутствие своей оценки и утрата части личности, – кивнул Роол. – Ваши голоса не должны влиять на носителей жезлов. Но если принять твои слова о возбуждении штормов как полностью обоснованные…

– Владыка, – настороженно отозвался хранитель, – а ведь я просто обязан посоветовать вам вернуться на Гоотро, и немедленно. Мне неловко признать, я оплошал и не подумал раньше. Мы в чужих водах. Если сирены здесь не служат храму, а жрецы не помнят себя, воинов наших лодок не хватит, чтобы обеспечить вашу безопасность. Добавлю, если позволите: шторм, посланный сиреной, даже ваш посох не отклонит с должной надежностью. И не успокоит быстро.

– Пожалуй, – усмехнулся Роол. – Одно обстоятельство в твоих страхах не учтено. Хотя это не должно быть известно никому и ты сам, надеюсь, постараешься забыть услышанное, но знай: сейчас в списке власти, что лежит в храмовом ларце, первым значится имя Граата.

– Вы даже меня удивили, – согласился Ноир.

– Тебя удивил, себя насторожил… Шторм, если таковой готовится, – мрачно отметил Роол, – будет топить в первую очередь не мою лодку, а как раз Граата. Собирай людей, мы возвращаемся на Гоотро. Немедленно. Где Тоими?

– Здесь, – шагнул от дверей сирена. – Я присматриваю за коридором, о владыка.

– Что дурного свершится в мире, если ты осмелишься меня именовать без этого нудного «о-о»? – ворчливо предложил Роол. – Как-то звучит неприятно, словно ты в постоянном удивлении. Детей нашел?

– Четверых, – живо откликнулся ученик хранителя. – Один лишний, то есть его нет в книгах замка, в списке учеников… Сирена с хорошим голосом, семнадцать лет. Я уточнил у наставников: числится погибшим. Они все убеждены в его смерти. Полностью, о… Владыка. Кормили сирену два стража, оба делали свою каждодневную работу под внушением. Я пригласил людей, мы проверили тайные помещения, я пользовался голосом и выявил два эха в тайниках, оттуда тоже забрали содержимое. Свитки у меня.

– Молодец, – ласково улыбнулся араави. – Все сделал даже лучше, чем я ожидал. Что ж, отплываем. Охрану не оставлять. Ноир, тебе хватит времени до заката, чтобы создать здесь полное забвение?

– Сирены есть, отчего не сделать, – согласился хранитель. – Они будут уверены, что всегда оберегали пустой замок. Я прослежу лично и постараюсь вас догнать, если немного задержусь. Тоими, остаешься первым за спиной, береги владыку.

Ученик гордо кивнул. Его до сего дня ни разу не оставляли настоящим главным хранителем! И юноша старался изо всех сил. Подставлял плечо, открывал двери, подозрительно щурился на каждого, даже на своих же стражей, голосом проверял коридоры впереди…

Солнце соткало золотую дорожку бликов и взялось уплотнять ее, добавляя в узор багряные и бурые нити, когда лодки покинули прибрежье замка и, выстроившись в полный защитный порядок, заспешили к столичному Гоотро. Рулевые отбивали ускоренный ритм гребли: хранитель распорядился утром сменить уставших гребцов на первой же храмовой пристани в водах срединных островов, вполне верных Роолу.

– Араави спешит и желает одолеть путь за семь дней, – так сказал людям Ноир.

Владыка не вмешивался в дела своего хранителя. Он давно и твердо уверовал: этот сирена служит именно храму и никому более. Зачем же его унижать, поправляя по мелочам и прилюдно? Конечно, семь дней – очень мало. Течение здесь сложное, мелкие островки и мели натыканы так, что даже с наилучшими гребцами и опытным рулевым не разогнаться. Погода тоже не радует, как и ветер. Но стараться гребцы просто обязаны, потому что покинуть воды восточной ветви важно в кратчайший срок. Да и на Гоотро теперь, судя по всему, неладно. Посох обжигал руку, как щупальце медузы. Посох, вздумавший общаться с владыкой, буквально кричал: беда! Где-то на Древе готовится большое дурное дело… Далеко отсюда не дотянуться и не вмешаться. Роол долго ворочался, стараясь, как он в шутку говорил лекарю, поймать покрывалом ускользающий сон. Ровный ритм гребли утомлял, тревожил. Плеск воды казался настороженным. Даже наступивший недавно выгодный штиль после порывистого встречного ветра не радовал. Роол отчаялся переспорить старость, дергающую жилы на ногах, и позвал Тоими:

– Лечить обучен?

– Да, о… То есть владыка.

– Ноир учил? – подозрительно уточнил Роол.

– Он.

– Хороший наставник, согласен? Напой мне спокойный сон, малыш. У тебя вообще-то есть обычный голос, собственный, интересный и без капли божьей?

– Есть, хотя его не развивали. Я не знаю ладов и певческого канона, – смутился сирена. – Но я помню еще по раннему детству три колыбельные. Я напел, и жена Ноира научила меня, как поправить голос, я стараюсь уже целый год. У него очень добрая жена… Простите, я отвлекся. Одна песенка – про белого дельфина, вторая – про ночной цветок и последняя – про одинокую чайку.

– Тогда пой, – разрешил араави, растирая лоб тыльной стороной ладони, – пой про дельфина. Странно, не знаю этой колыбельной. Если понравится, выучу.

– Конечно, только я всегда могу сам спеть…

– Да? А ты уверен, что я допущу тебя петь моей дочурке? – усомнился араави. – Тем более так сразу. Сперва надо убедиться, хорош ли голос, это самое меньшее.

– Меня однажды похвалил ваш распорядитель церемоний, – гордо сообщил ученик Ноира. Заморгал и смущенно добавил: – То есть он отругал и велел учиться как следует.

– Он всех ругает, тут важнее, что все же и похвалил, – усмехнулся араави. – Двигайся ближе, я тебе скажу важное. Ты ведь наверняка часто спрашивал себя: зачем хранителю такого старого араави понадобился ученик? Наш скрипучий Роол ведь вот-вот отправится в пучину, на суд богини Сиирэл.

– Как можно, – неуклюже соврал Тоими. Он, конечно, думал о своей участи при новом владыке…

– Я хотел, чтобы у моей девочки был хранитель, – прошептал Роол. – Обязательно с красивым голосом. Так что пой, малыш, это очень важно.

Тоими просиял, кивнул, уселся поудобнее и даже прикрыл глаза, чтобы не отвлекаться. Он стал тихо и бережно выводить мелодию. Колыбельную Роол знал, но не в этом звучании. Он нашел исполнение весьма интересным. Сон подхватил утомленное тело и закачал на волнах дремоты. Там нашлось место и белому дельфину, и двухлетней дочери, и… Ноиру?

Владыка со стоном открыл глаза. По-прежнему ночь! Жалкие и недостаточные часы отдыха не позволили распрощаться с головной болью. Зато времени хватило, чтобы одна узкая быстрая лодка без тооло нагнала араави.

– Ты бы не разбудил меня без причины, – покорно вздохнул Роол.

– Помните, я говорил вам о шторме и упоминал вплетенный в ветер голос сирены? – быстро прошептал Ноир. – Опять! Это не здесь, а далеко на западе, но я подумал, что вы должны знать. Тоими тоже слышит, и еще двое. Я опросил тех, кто имеет каплю божью, на нашей лодке и всех прочих рядом.

Роол осторожно погладил посох кончиками пальцев. Вскрикнув, он отдернул руку. Какие там медузы! На сей раз в ладонь, кажется, вошли все шипы плавника самой ядовитой коралловой рыбины… Ощущение не ослабевало, но араави нехотя, жмуря глаза от боли, накрыл посох всей ладонью. Странное дело: стало легче. Вместо невнятной и сводящей с ума пульсации возникло иное ощущение. Коралловый владыка словно бы излечился от глухоты и теперь разбирал «речь» посоха во всех деталях. Сами воды пульсировали в коралле и отдавали ему знания… Там, куда указывала рука Ноира, на западе, гудел ветер. Он рвал ровное покрывало ночного моря, сбивал его в высокие беспорядочные складки волн. Вода сопротивлялась чужой воле с каким-то яростным остервенением. Пена взлетала, норовя ощупать все ближние берега и скалы, искала сирену, подло использующего силу капли божьей против самой же богини. «Губитель», – так ревел океан… И, обманутый, рвался к лодке, указанной ему жезлом. Владыка плотнее сжал посох, стараясь хоть ненадолго придержать бурю, дать время гребцам и рулевым. Он отчетливо ощущал море вокруг лодок. Совсем рядом – скалы, если не усмирить волны – не будет у сидящих в лодках и слабой надежды уцелеть…

Владыка уже проваливался в темную глубину небытия, исчерпав силы, когда ветер на мгновение усомнился и дрогнул. Какой для гибнущих смысл в этой ничтожной отсрочке? Роолу казалось, что он тонет. Мрак все густел, давил темным холодом. Побеждал и праздновал свое неправедное всемогущество… Когда в воду упала алая, как кровь, бусина коралла, шторм испуганно свернулся в узор общей раковины, сплетенные ладони волн сами же и перенесли через опасные скалы лодку, готовую разбиться. Ветер, на миг стихший, встрепенулся и взвыл со злобным торжеством. Роол не видел, но ощущал: сирена с жезлом стоит на скалах, высоко. Там, как полагает преступник, он находится в полной безопасности. Зря! Петля смерча захлестнула тело и смяла, жадно увлекла в глубину. Новая большая волна брезгливо выплюнула на гальку дикого пляжа только одну кость своей долгожданной жертвы: изжеванный жезл, утративший весь перламутр и силу влияния на океан…

Белый дельфин лобастой головой толкнул тонущего Роола под руки, удобно устроил на своей спине и стал возносить вверх, к свету, к тонкой, играющей жемчужными бликами ткани поверхности. Владыка устало улыбнулся. У малыша Тоими действительно прекрасный голос. Целительный. И колыбельная хороша.

Роол очнулся на закате, с удовольствием отметил полное и окончательное прекращение головной боли. Посох под рукой мирно переливался и дышал: океан больше не готовил штормов вблизи Древа. Живой коралл радовался взаимопониманию, достигнутому с человеком впервые после стольких лет мрачного обоюдного отторжения, угнетающего молчания. Да, он не вещь и он влияет на сознание. Но разве это зло? Разве дурно для владыки знать важное о Древе? К тому же посоху, теперь Роол понимал, годится далеко не всякое сознание. Лишь достаточно открытое, любознательное, готовое слушать океан и даже меняться, подстраиваясь под него. Исполнять безотказно волю Сиирэл, а не пытаться приказывать великой богине во имя своих мелких интересов или выдуманных кем-то ограничений…

– Долго ли я отдыхал? – негромко уточнил араави, не открывая глаз. Он не сомневался: хранитель рядом.

– Мы уже второй раз сменили гребцов, – отозвался Ноир. – То есть более суток. Тоими сидел возле вас неотлучно. Все твердил про какого-то дельфина, напрягал голос. Весь стал отвратительно серый и слабый, после полудня я прекратил это самоистязание и усыпил ученика. Шторм погас очень быстро. Это сделал посох?

– Нет, куда мне, – без огорчения улыбнулся Роол. Открыл глаза, щурясь на свет, отчего-то слишком яркий, едва переносимый. Словно араави и правда провел немало времени на глубине… – Там иные силы вмешались. Или сирин, или еще кто посильнее. Но я склонен думать, что наблюдал работу Элиис. Она умудрилась создать средство для усмирения штормов. Разделить себя, не имеющую допуска на берег, и свою волю божественной. Приказала океану через некое посредничество.

– Не слышал о таком.

– Есть упоминания, – задумчиво отозвался араави. – Я сам интересовался, и прочие не обходили вниманием те книги. Старинные, редкие. Нижний ярус закрытого архива под главным храмом.

– По причине изготовления списка с запретной книги вы изгнали араави Граата с Гоотро три года назад, – вспомнил Ноир.

– Он, оказывается, отдал знания этой девочке. Надо же, мне и в голову не приходило, что их можно так использовать, – расстроился Роол. – А еще мне очень интересно, кого пытались уничтожить штормом? Араави востока и его хранитель Гоор поставлены в известность о том, что мы сейчас плывем как раз в западных водах.

– Решил утопить две лодки одним шквалом, – предположил Ноир. – Высший служитель протокола – прекрасный человек, он понимает все в пении во имя Сиирэл, и хор для него – высшая страсть и смысл жизни. Но достойный служитель имеет слабость к пышным церемониям. Не сомневаюсь, он уплыл на запад, имея не менее двадцати лодок почетной охраны, и, как я подозреваю, на бортах и корме были закреплены щиты с вашим знаком.

– Иными словами, – сделал вполне очевидный вывод Роол, – сейчас араави восточной ветви островов полагает себя законным наследником кораллового посоха.

– Который, по его мнению, лежит на дне некоей мелкой бухты, рядом с обломками вашей лодки, – подытожил Ноир. – Вы чудом выжили на сей раз, и в этом чуде нет и капли моих заслуг, увы.

– Оставим араави востока вне внимания: если я прав в догадках, он лишь игрушка. Покончив со мной и с Граатом, – нахмурился Роол, – братья-сирены возьмутся за божественную. Или я уже ничего не понимаю… Уверен: араави запада гонит свою потрепанную штормом лодку к Гоотро. Мы тоже спешим. Но успеем ли?

– Все мы во власти Сиирэл, – вздохнул Ноир.

Гребцы не уложились в семь дней. Сперва помешал большой шторм, прокатившийся через Древо на север. Затем пришлось пережидать новую бурю, куда более сокрушительную, в узкой неудобной бухте. На сей раз и сам Роол расслышал в голосе ветра не просто смысл, но осознанную жажду: сирена послал ветер искать кого-то весьма опасного. И волны были с ним согласны. Откуда у Гоора или Гооза – если один из братьев погиб в первом шторме – второй жезл, владыка Роол даже не пробовал угадывать. Восток и юго-восток Древа исконно близки и плотно связаны торговлей, родством и взглядами на жизнь. Араави двух ветвей Древа в последние годы придерживались единого мнения по любому вопросу: сперва это было похоже на выгодный союз, а затем стало настораживать…

Возле берега Гоотро, темного от свежевыброшенных водорослей, у храмового причала стояли лодки запада. Араави Граат, приведший их, обнаружился в крепости сирина. Он был мрачен настолько, что владыке расхотелось выспрашивать подробности.

Эраи поклонился, виновато вздохнул и стал говорить, не дожидаясь вопросов:

– Мы опоздали больше чем на сутки, хотя прибыли три дня назад, единый владыка. Я выяснил в деталях все, что происходило в крепости. Божественная Элиис не пострадала, однако она не здесь.

– Сбежала, – прищурился Роол. – Странно, что я так мало удивлен и даже не расстроен. Дальше.

– Араави востока, уж простите за самоуправство, временно посажен мною под замок, – вздохнул Граат без малейшего раскаяния в голосе. – Он себя едва помнит.

– Гооз и Гоор?

– Один утонул, насылая шторм на мою лодку, – снова тяжело вздохнул араави запада. – А вот второй… Казните меня: упустил! Мы не справились. Он вызвал шторм и не отдал жезл своему хозяину. Я, уж думайте что хотите, тоже ненадолго отдал жезл.

– Как только Древо уцелело, – проворчал Роол.

– Мы спасли с лодок вашего посланца всех, кого смогли, погибших немного. Все же основной удар был направлен против меня. Боу не нашел изменника, – сокрушенно признал поражение Граат. – Однако тот смог скрыться, лишь оставив жезл. Перламутр до странности нелюбим водами. Я замечал и прежде, но сейчас полагаю: это настоящая ненависть, непонятная мне.

Роол кивнул. Он и сам помнил сложные ощущения времен юности, когда владел перламутровым жезлом. Пытливо прищурился, отбросив на время мысли об утрате сирина и прочих поражениях и ошибках минувших дней. Не все сложилось плохо и не окончательно беспросветно грядущее. Зная свой посох, теперь владыка твердо и безоговорочно верил: он нашел того человека, которому следует его передать.

– Сети по-прежнему предпочитаешь гарпуну? – уточнил он.

– Увы, я мало меняюсь, – поклонился Граат.

– И утверждаешь, что не воровал детей из замков сирен.

– Не воровал, но и не верну обратно, – твердо пообещал араави.

– Восемь лет назад я бы тебе за твою глупую дерзость шею свернул, – мрачно заверил владыка. – А теперь… Стар я, хватка не та, время не то. Давай прогуляемся у моря. Обсудим некоторые условия. Особые. Мне кое-кто, кому я склонен доверять, сказал, что ты иногда не врешь… в важных делах.

Глава 8

На девятый день после гибели Коора его хозяйка перестала носить темный жемчуг на некрашеной траурной рубахе. Стража была перепугана до немоты казнью сирены и конюха, а также допросами, учиненными по распоряжению самого единого владыки. От страха воины сделались покладисты, не мешали посещать библиотеку, общаться с наставниками и отказываться от длинных торжественных ужинов. По мнению Элиис, только теперь люди с востока осознали: их перламутровый араави – еще не единый и не хозяин Древа. А вот сирин – действительно божественная. Значит, лучше не перечить и по возможности вовсе не попадаться на глаза. Пусть разбирается в бедах сам араави, раз ему неймется!

Элиис подолгу засиживалась в библиотеке, пыталась читать, но из головы не шли иные мысли. Мрачные и тревожные.

Прежде она не раз говорила себе: да, сирина выдают замуж по выбору араави. Может, это не так и плохо, она устала от одиночества и беззащитности. Появится близкий человек, и тогда она почувствует себя увереннее, ей будет с кем поговорить. Вот хоть Боу – чем не пара? Рядом с ним спокойно. Роол не злодей и к тому же не глупец, он умеет подбирать людей и для сирина присмотрит подходящего мужа. Она не совсем наивна и уже не ребенок, понимает, что дома вторая дочь нищего пастуха уже давно оказалась бы выдана за любого, кто не поскупился бы хоть на малое приданое. Элиис понимала свое место в той жизни. Признавала она и то, что, само собой, ее мнение никого не заинтересовало бы, ведь семья желает девочке только лучшего, а она еще мала и глупа. Счастья своего не ведает…

Сирин убеждала себя: она посмотрит без возражений и протестов на жениха, а сама станет думать. Будет время на размышления, храм чтит заветы богини Сиирэл, велящей подчиняться лунному и звездному кругу в решениях судьбы. Пока звезды против союза, ее знак год за годом не покидает остров одиночества. Время шло, и Элиис позволяла себе осторожно надеяться, что мужа ей станет выбирать Эраи Граат. Вот вернется из долгой опалы, утвердится на Гоотро – и все устроит наилучшим образом. Увы, пока что Эраи в изгнании, владыка далеко и разгневан, так что сейчас всем в крепости управляет иной владыка.

Когда погиб конь, а Боу явился насквозь мокрый и передал отмычки, девушка заволновалась, проверила заново небесные письмена и ужаснулась: время в доме одиночества на исходе. Звезды сменят гнев на милость в новолуние. Если есть хоть малая милость в угрозе перемен! Хотя… Будет интересный рисунок, она в таких делах разбирается: перелом, большая неопределенность и открытая дорога.

Элиис ждала опасного дня с трепетом. Граат далеко. Коралловый владыка – тоже. А вот ненавистный араави с восточных островов теперь как раз рядом, на Гоотро. Вдруг да решит воспользоваться случаем? Мол, звезды требовали, он лишь подчинился…

На одиннадцатый день после гибели Коора худшие опасения стали сбываться. Утром ей принесли новое платье, незнакомые служанки молча и споро соорудили из роскошных волос прическу, долго полировали ногти, подщипывали брови, унизывали пальцы придирчиво подбираемыми перстнями, безмерно дорогими, из золота.

Элиис покорно молчала, не в силах оценить их старательность. Трудно быть спокойной, ожидая неведомого и опасного.

Владыка жезла востока прибыл к обеду. Уселся в ненавистное для Элиис парадное кресло во главе стола, привычно устроил перламутровый жезл под рукой. С некоторых пор девушка полагала: ее опасаются и именно поэтому не расстаются с источником могущества.

Жезлы владык не зря достаются неудачливым сиренам, подобным Эраи Граату, однажды рассказавшему честно и довольно подробно об утрате голоса. Тот же араави пояснил: жезл содержит силу и, сверх того, способен принимать и перераспределять дар сирен. Но по канону храма жезл ни в коем случае нельзя доверять сирене с полноценной каплей божьей. Если подобное произойдет и держатель жезла возжелает власти, его песнь в сочетании с перламутром окажется слишком опасным и, по сути, неуправляемым оружием. Почти столь же могущественным, как дар старших детей моря – сиринов. Не зря их опасаются и держат взаперти – даже кроткая Элиис, пожалуй, способна много глупостей наворотить, обретя сводящую с ума власть.

– Да, сирином быть куда лучше, чем девкой без рода и племени, – процедил араави востока, прерывая молчание. – Можно кушать крабов, отталкивать поднос с икрой летучих рыб и морщить свой милый носик. Дома небось иное приходилось в тарелку накладывать? Впрочем, вряд ли дома ты знала, что такое «тарелка»!

– Не ваше дело.

Прозвучало не так решительно, как хотелось бы. Сказанное против воли отразило испуг и смятение куда внятнее молчания. Араави следил за Элиис, привычно читая мысли на лице пленницы. Он знал людей, умел играть с ними, при хозяине востока всегда становилось холодно и страшно. Араави не только знал слабости, но и умел их использовать. А еще – наказывать одним своим хрипловатым насмешливым голосом, причиняя боль без капли меда и яда… Как теперь.

– Отчего же не мое? Я избранный наследник посоха. Не знала? А ведь можешь поздравить первой… Все решено. Ну, поклонись новому единому. И-раз… А может, всплакнешь? Бедная лошадка, несчастный братик. Я знаю: ты считаешь хранителя Боу братом… считала, он ведь уже три дня как мертв.

– Я умею отличать ложь от правды и не поддаюсь вашей дрессировке, – гордо вскинула голову Элиис. – Плакать тем более не стану. Не врите мне о гибели Боу, вы сами не знаете истины, вы не получали вестей, вот как мне думается. А про крабов… И здесь бы по вашему приказу меня кормили гнилыми лепешками, да вот беда: заменить сирина некем. Я божественная. Можете сами поклониться.

– Верно, божественная, – согласился араави. – Вот и будь умницей. Мы с тобой пока что стараемся вполне мирно сосуществовать. Дала бы клятву привязки к башне. Мне одному, понимаешь? Именно мне! Я знаю, что такое слово сирина, и я умею быть благодарным. Жила бы едва ли не свободно, перестала быть эдакой злюкой. Впрочем, скоро и без того подобреешь. Девкам идет на пользу общество красивых молодых сирен. Мужа я подобрал тебе хорошего, он переубедит тебя и воспитает.

– Послушного, – сердито предположила Элиис.

– Умного. К тому же симпатичного и образованного, уж точно не чета вонючим горским пастухам. Женщины от него без ума.

– Вам известно, что на меня не действует голос сирен. Я остаюсь в уме.

– Тем хуже для тебя, – проскрипел араави. – Излишнее упрямство причиняет большие неудобства. И ты не можешь себя перебороть, не пытаешься повзрослеть, принять силу обстоятельств, отличить благо от зла.

– Ваше благо неотличимо от зла.

– Бормочи, утешься строптивостью. Не моя забота. Воспитывать тебя станет твой муж. Дела семейные, как поладите – не мое дело. Мы ведь не друзья… так что потом не жалуйся, если ум не оценит, а упрямство пообломает. Скоро он прибудет, кстати. Твой жених.

Элиис смолкла, сжалась и опустила голову. Не стоит ни упираться, ни показывать, что еще жива надежда. Спасибо Боу – у нее действительно есть способ покинуть крепость. Вот только душа болит: а вдруг брат попал в настоящую беду и прямо теперь гибнет и нет ему помощи?

Сирена запаздывал. Араави уже попробовал пять перемен блюд и лениво изучал шестое – тех самых крабов под кремовым соусом. Араави скучал, наблюдая за Элиис, нервно вздрагивающей от любого звука шагов. Наконец чуть насмешливо и вроде даже с долей жалости пояснил:

– Сирена плывет издалека, лодка уже в порту, но тебе стоит ждать жениха не раньше, чем подадут сладкое.

Девушка прикрыла веки и вздохнула. Опять обманул. Вынудил метаться и кусать губы, а сам забавлялся: любит играть с теми, кто принадлежит храму.

Уверенная поступь нескольких человек родилась во дворе, окрепла на лестнице, заполнила ближний коридор. Двое слуг распахнули двери и замерли в низком поклоне. Третьим был он, сирена. Вошел, спокойно кивнул, осмотрелся. Высокий, лет на семь старше Элиис, как решила она сама, продолжив рассматривать жениха из-под ресниц. Широкоплечий, загорелый, с красивым правильным лицом и довольно длинными, до плеч, волосами. Темные глаза задумчиво изучили ее, единственную женщину за столом. Сирена уверенно устроился на стуле напротив, поклонившись араави. Точнее, всего лишь коротко кивнул, без церемонности, как знакомому и вполне близкому человеку. Усмехнулся, бросил Элиис через стол цветок, перевязанный тонкой синей лентой, и обернулся к служителю храма:

– Вы меня вызвали ради брака или есть и иные причины? Потому что миссия продвигается тяжело, длительное отсутствие нежелательно. Путь сюда и обратно отнимает слишком много времени, задержка в крепости на два-три дня допустима, но не более. Иначе я потеряю все, чего добивался два года. Летние балы – это важно. У меня лишь одно приглашение, его нельзя упускать, иначе осенью я не попаду ко двору, откуда еще надо убрать чуждых нам людей. Я не решился бы оставить берег, но, помимо прочего, мне необходима ваша помощь, сложился тот самый случай, он в море. Мы только-только начали игру с амулетами пути, она сложна и требует внимания, все немного не так, как мы того желали.

– Плохо, – задумчиво нахмурился араави. Осторожно глянул на Элиис, лишнюю в данном разговоре. – Ваш брак определен звездами, и его срок, увы, совпадает с указанным тобой, Гооз. А по второму вопросу мы еще поговорим, наверняка сможем устроить требуемое и отсюда. Гоор теперь занят на западе, очень скоро он вернется. Когда придет тот срок, что важен тебе?

– Неудачное совпадение, дело следует завершить сегодня в ночь или завтра, я учту ветер и точнее скажу к вечеру.

Элиис замерла, слепо щупая перстни на пальцах и пытаясь дышать ровно, насколько возможно. Ей прежде доводилось читать, что сирины наделены еще одним даром, кроме общения с океаном: они порой ведают грядущую беду. Но испытывать самой подобное озарение не доводилось еще никогда. Теперь дар пробудился и не желал униматься… Сидящий напротив мужчина был молод и действительно красив, женщины обожали бы его и без приправы из медового голоса. Но не она.

Гооз казался темным для взора сирина, он представлялся пропитанным смертью. Сирена самим своим присутствием и тем более звучанием голоса вызывал дрожь, словно был страшнее ураганов, опаснее великой Волны, смертоноснее яда и клинка.

– Девица хоть не блаженная? – чуть презрительно усмехнулся жених. – Молчит и зелена, как утопленница. Эй, рыбка, не хватай так жадно воздух милым ротиком, задохнешься! Владыка, может, мне ее выгулять во дворе? А лучше выдели упрямой иного муженька из молодых сирен. Звезды нас, ничтожных, не различают, беспокоясь лишь о благе божественной.

– Не играй с огнем, – холодно лязгнул голос араави. – Я выбираю, ты – служишь. Помни свое место.

– Ладно, – опустил веки Гооз, кланяясь куда более церемонно и пряча усмешку. – Служу. Извините мою дерзость, владыка. И, как велит обычай, я подтверждаю свое согласие на этот брак во благо храма. Более того, я буду ей добрым, – теперь он усмехнулся неприятно и вполне открыто, – и усердным мужем. Храму ведь нужны дети сирина.

– Элиис? – резко окликнул араави.

– Я хочу вам сказать несколько слов наедине, – неуверенно выговаривая слова, прошептала девушка. – Это важно. Очень.

– Позже, теперь важно иное.

– Теперь. – Она вскинула умоляющий взгляд. – Очень важно, это не прихоть.

– Не смей со мной спорить, – совсем тихо посоветовал араави.

– Хорошо, – резко вскинулась Элиис. Она встала и впервые посмотрела прямо в глаза «мужа»: – Капля божья щедро отмерена мне богиней, насколько – я поняла лишь сегодня. Этот сирена не служит вам, не хранит верность островам и не знает в своем сердце доброты. Он принесет смерть более верно, чем великая Волна, и я не смогу одолеть беду. Поэтому я не смею подтвердить свое согласие на брак, ибо в нем нет блага для храма. – Элиис чуть помолчала и добавила мстительно: – А детей от этого предателя островов не дождется ни одна из его подруг. Такое зло бесплодно.

Она развернулась и слепо двинулась к дверям. Сзади послышалось низкое рычание араави, требующего посадить упрямицу в подвалы до завершения разбирательства. Элиис чуть дрогнула уголками губ. Пусть. Спасибо Боу – есть ключи и от тех замков. И нет сомнений: именно такого развития событий опасался Граат, принимая доводы брата и оставляя для сирина право на побег.

Когда замки лязгнули, шаги караульных удалились и Элиис осталась одна, сирин горько заплакала. Слезы катились из глаз, не подчиняясь уговорам рассудка. Боу, если и жив, сейчас в большой беде! А еще – ее слова, слова обладательницы полновесной капли божьей, сочли пустым капризом. Увы, нехорошо это и для храма, и для всего Древа: ведь она была чрезвычайно серьезна!

Как-то в книге, на время переданной через Лооту, девушке довелось прочесть пророчество, якобы увиденное одним из сиринов во сне, много поколений назад. Тогда синеглазые еще в большинстве рождались среди мужчин, защитников Древа. Этого звали Соув, по некоторым намекам можно было предположить, что принадлежал он к древней крови.

«Однажды храм разучится слышать голос тех, кому волей Сиирэл дано прозревать будущее», – записал сирин в книге жизни, недоступной простым людям островов. Еще он указывал: «Когда такое случится, Древо умрет. Иссякнет власть кораллового владыки, и сам древний род сиринов и сирен, детей богини, будет пресечен».

Элиис помнила и теперь, как по спине ползла холодная капля, делая чтение пророчества Соува едва ли не пыткой и словно свидетельствуя о том, что каждое слово в нем – правда. Она почти слышала голос родича, шепчущий в ухо. Время будто исчезло, и их не разделяли века… Соув не решился вписать в главный текст худшего, дополнив основное пророчество лишь смутными намеками. Он не утверждал, но предостерегал, что при невнимании к течению событий, при неготовности бороться с темной судьбой наступит совсем уж непостижимое и ужасное, велика угроза крайнего исхода. Соув боялся того, что острова обезлюдеют.

«Впрочем, Боу наверняка жив!» – упрямо убедила себя Элиис, сделав усилие и отстранив худшее из опасений. Сколько можно дрожать и всхлипывать, перемалывая в сознании труху одних и тех же страхов, напетых злым голосом! Надо верить в лучшее. И собственные слова о темной душе Гооза не станут исполнением древнего пророчества. Эраи найдет ее, выслушает, поверит – и тем спасет положение. Ведь владыка востока еще не стал коралловым араави! Он всего лишь ничтожество, по ошибке не утопленное гневливой волной.

И, надо признать, океан сейчас как раз в гневе. Потому что на стене поет Гооз, даже из подвалов его черное дело внятно сирину. Гооз сплетает свой ядовитый голос с силой жезла. Он будит океан, вынуждает подчиняться, пусть и против воли. Соленая вода темна и тяжела, слепо ворочаются валы, норовя задавить подлого сирену. Ищут его, щупают камни ладонями мокрого, всклокоченного пеной ветра. Но стихия, обманутая голосом, уже готова излить свой гнев на неведомых врагов Гооза и его хозяина. Тех самых врагов, о которых сирена упомянул, едва войдя в залу.