Текст книги "Эхо любви"
Автор книги: Одри Керлинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Августа не выразила склонности говорить дальше о своем брате, поэтому Анна попрощалась и догнала мать, которая разговаривала с миссис Ламберт.
Эспланада была заполнена людьми всех цветов кожи и общественного положения. Там были роскошные, в европейском стиле, кареты богатых английских купцов, более скромные коляски военных и раскрашенные золотом паланкины с шелковыми занавесками, которые несли темнокожие индусы, а также белые дети в сопровождении своих нянь и свиты слуг, ехавшие в запряженных пони экипажах.
Анне никогда не надоедало это зрелище ослепительного смешения красок. Иногда мимо проезжал индийский принц, за которым следовала пышная свита придворных, и изредка она видела местных женщин, выглядывавших в щелку между плотно задернутыми занавесками экипажей.
В тот вечер рядом с каретой Батлеров на землю опустили роскошный паланкин, и Анна удивилась, почему он остановился так близко от них. Она увидела тонкую кисть руки с золотыми браслетами на запястье в том месте, где занавески из розового шелка были раздвинуты, и, пока она смотрела, занавески раздвинулись еще шире, и появилось лицо женщины, которая в упор взглянула на нее сверкающими черными глазами.
Лицо женщины было полуприкрыто прозрачной вуалью, а открытая часть лица была цвета светлого кофе с молоком.
– Интересно, кто это может быть? – спросила миссис Батлер.
– Вероятно, какая-нибудь индуска решила удовлетворить свое любопытство, – отозвалась миссис Ламберт. – Когда я только что вышла замуж, одна из них буквально преследовала меня. Разумеется, вскоре я выяснила, что ранее она была любовницей моего мужа, и я уверена, она хотела вернуть его! В черном городе их полным-полно, и, насколько мне известно, у многих великолепные дома, которые содержат наши молодые люди.
Анна была смущена и раздосадована. Ее выводили из себя все эти разговоры о черном городе и о незаконных связях английских мужчин с местными женщинами. Англичанки вроде миссис Ламберт твердили, что это неизбежное зло, на которое нужно просто закрывать глаза, но она по-прежнему не могла, да и не хотела мириться с существованием подобной практики.
«Я никогда не поверю, что и Гарри был таким, – думала Анна. – Другие мужчины возможно, но только не Гарри».
– Муж говорит, один джентльмен из их клуба содержит одновременно десять любовниц, – тем временем продолжала говорить миссис Ламберт. – Представляете, в таком жарком климате и столько энергии! Анна, дорогая, кажется, вы шокированы! Поверьте, мужчины, которые с виду выглядят самыми невинными, на деле самые злостные нарушители нравственности. Возьмите, например, судью Эллиота. Он записал на свою фамилию восьмерых незаконных детей, и всех их признает своими. Неудивительно, что Августа Теккерей не торопится принять соответствующее решение.
– Я нахожу совершенно неприличным обсуждать такие вещи, особенно когда они касаются наших друзей, – сдержанно сказала Анна. – Я предпочла бы подобное не слышать.
– Наверное, нам пора ехать, – поспешила вмешаться миссис Батлер. – Нас пригласила на ужин Генриетта. Это первый прием, который она дает, так что нам не следует опаздывать.
Миссис Ламберт загорелась желанием послушать, как Генриетта справляется с хозяйством, так что возникшую неловкость быстро замяли.
Установилась знойная погода, и Анна изнывала во влажной духоте. Все вокруг было сырым. Однажды она с ужасом обнаружила, что книга Ричмонда «Английские барды и шотландский обозреватель» покрылась плесенью. Между тем Ричмонд не появлялся уже неделю, и когда, наконец, он пришел, то выглядел бледным и утомленным. Однако заверил Анну, что чувствует себя хорошо, хотя жара тоже на него действует.
– Боюсь вас огорчить, но томик стихов Байрона совершенно испорчен – он весь покрылся плесенью, – сказала Анна.
Ричмонд взял книгу и с улыбкой отложил в сторону.
– Дорогая Анна, как я был бы счастлив, если бы мне не о чем было беспокоиться, кроме этой книги, – сказал он.
– У вас что, какие-то проблемы? – встревожено спросила Анна.
– Я влюблен. А это проблема из проблем!
Она понимала, что если он женится, их дружеские отношения уже не будут такими простыми и искренними.
– И поэтому вы так долго не показывались у нас?
– Право, не знаю, как это мне удалось. Анна, вы не можете не знать, что я полюбил вас с первой нашей встречи. Я постоянно думаю только о вас и надеюсь, смогу сделать вас счастливой, если вы… – Ричмонд запнулся и стал расхаживать по комнате.
Для воспитанного светского человека он, похоже, оказался в большом затруднении, поэтому она пришла ему на помощь:
– Полагаю, существует какое-то препятствие. Чувствую, вас что-то беспокоит, и прошу вас сказать мне, что именно.
– Все это потому, что я опасаюсь потерять ваше доброе расположение. Вы исповедуете высокую мораль, и, боюсь, такого же мнения и об остальных.
– Я никогда не смогу плохо думать о вас, Ричмонд, – заверила его Анна. – Так что вам нечего опасаться.
– Вот видите, вы заранее определяете свою точку зрения! Дорогая Анна, если бы я не любил вас так сильно, я бы оставил все как есть, но вам, должно быть, известно, насколько все в Калькутте обожают злословить.
– Безусловно. И я стараюсь пресекать всякое злословие. Поэтому если кто-то попытается передать мне всякого рода домыслы о вас, я пропущу их мимо ушей, поскольку прекрасно вас знаю.
Он пристально смотрел на нее.
– Я верю, вы так и сделаете, – помолчав, сказал он. – Но, видите ли, в большинстве историй, которые ходят в обществе, есть крупица правды. Вот почему я предпочел бы сам рассказать о себе.
У Анны появилось дурное предчувствие. Внезапно она вспомнила о туземке, которая так пристально смотрела на нее на Эспланаде, и тотчас подумала о взгляде ее темных сверкающих глаз, показавшемся ей загадочным. Но сейчас она поняла, что он мог быть и трагическим.
Миссис Ламберт упомянула, что местные красавицы приезжают взглянуть на тех, кто отбил у них возлюбленного. Тогда она почти не обратила внимания на это замечание, но сейчас вспомнила и тонкое запястье с золотыми браслетами, и шелковые розовые занавески, и смуглую кожу женщины, пристально смотревшей на нее.
– Расскажите мне все как есть.
– Когда я приехал сюда, я был таким же, как ваш юный друг Джеймс Симмонс, – начал Ричмонд. – Подумайте о нем, и вы увидите меня. Я чрезвычайно страдал от тоски по дому, надеялся встретиться с двумя братьями, не представляя себе, какое огромное расстояние нас разделяет. И когда этого не произошло, я самым настоящим образом заболел от непереносимой тоски. Выздоровев, я провел год, корпя над арабским и персидским языками, а затем преуспел на службе и спустя некоторое время смог снять дом и выписал к себе Августу и Эмилию. Я должен был этим удовлетвориться, не так ли?
– Удовлетворение – удел стариков и разочарованных людей, – проговорила Анна. – Я уверена, что молодым людям удовлетворенность не свойственна.
– Так или иначе, но первые пять лет моего пребывания здесь я никак не мог успокоиться. Затем я влюбился, и все сразу изменилось. Она была очень молода и необыкновенно хороша, и мы страстно полюбили друг друга, тем более что у нас не было надежды на будущее – служащим компании не разрешается жениться на местных женщинах. Но мы полагали, что наша любовь будет долгой, несмотря на этот запрет. Во всяком случае, мы так думали. Правда, она всегда говорила, что однажды мне надоест, но я ей не верил.
– Да и как вы могли не верить, если это была настоящая любовь, – тихо сказала Анна.
– Это была первая любовь, Анна, и она оказалась недолгой. Однако у нас появилась дочь, и, когда она родилась, я чувствовал себя самым счастливым человеком под солнцем. Мы назвали ее Сарой. Сейчас ей шесть лет, и это самое нежное, прелестное и любящее создание на свете.
Анна никогда не видела на мужском лице такой нежности, которая осветила лицо Ричмонда Теккерея, когда он заговорил о своей дочке. Он взял Анну за руку, описывая девчушку с черными глазенками и шелковистыми темными волосами, рассказывая, как она забирается к нему на колени и крепко обвивает его ручонками за шею.
– А ее мать? – спросила Анна. – Как вы могли так измениться, если действительно ее любили?
– Чувство к ее матери не было настоящей любовью, а всего лишь влечением – вот в чем трагедия. Я надеялся, вы меня поймете, но, вероятно, вы лишь ощущаете ко мне пренебрежение за измену моего сердца.
– Я этого не понимаю… Не умею понять. Как я могу оценивать чувства других людей, если только не своим чувством? Когда я кого-то полюблю, это на всю жизнь, – произнесла Анна.
Она высвободила свою руку, и ее вновь охватила печаль, когда она вспомнила Гарри. В ушах у нее снова зазвучал его голос, она как бы ощущала прикосновение золотого кольца, надетого ей на палец. Крепко стиснув руки, Анна пыталась сдержаться, но слезы уже текли у нее по лицу, и она отвернулась от Ричмонда, уткнувшись лицом в спинку дивана.
Он со страхом смотрел на Анну, а потом упал возле нее на колени, умоляя успокоиться. Он никогда не был свидетелем такого сильного горя и винил себя за то, что стал этому причиной.
– Мне следовало бы знать, как вы чувствительны, – сказал он. – И, разумеется, мне не следовало навязывать вам свои признания.
Анна, подавив рыдания, сказала:
– Ричмонд, мне слишком тяжело слышать об умершей любви.
Она была потрясена его признанием, и вместе с тем оно заставило ее еще больше его уважать. По словам матери, мужчины редко признаются в такой связи до женитьбы.
– Что заставило вас открыться мне? – спросила Анна.
– Я хотел, чтобы вы знали о моей дочери, – сказал он. – Я позаботился об обеспечении ее матери и, поскольку надеюсь начать новую жизнь, не бываю в черном городе. С этим покончено. Но я не могу разлучиться с моим ребенком, поэтому я попросил Эмилию забирать ее к себе каждую неделю на пару дней. Тогда я смогу с дочкой видеться.
– Я понимаю, – кивнула Анна.
– Итак, теперь вы знаете все!
Анне было невероятно жаль Ричмонда. Она попыталась представить несчастье, которое причиняет умершая любовь, и не смогла, потому что никогда не утрачивала любви к Гарри. И никогда не утратит.
– Вспоминайте обо мне, Анна, – попросил Ричмонд, уходя.
Анна постоянно думала о нем.
Пришел сезон дождей, которому предшествовали штормы и шквалы; А потом день за днем и ночь за ночью лили непрестанные дожди, превращая сады в топи, а дороги в месиво бурой грязи.
Влажный воздух угнетал не меньше, чем небо без единого проблеска солнца. Анну мутило от постельного белья, которое сушили над костром из тлеющего коровьего навоза, и она постоянно сбрызгивала духами свои носовые платки и перекладывала простыни букетиками сухой лаванды из фэрхемского сада, которые дала ей с собой мисс Бейчер.
Пришли письма из дома, и среди них одно от миссис Бейчер, сообщившей с укоризной о женитьбе Фрэнка Гордона на Эстер Лайсет. Бабушка писала, что Фрэнк Гордон стал кандидатом в члены парламента, и его наверняка изберут, поскольку об этом позаботятся высокопоставленные друзья мистера Лайсета. Фрэнк снял дом на Беркли-сквер, и миссис Эстер Гордон ведет роскошный и беззаботный образ жизни, устраивая дорогостоящие рауты, посещаемые сливками высшего общества. Миссис Бейчер ясно давала понять, что Анна могла вести этот образ жизни, не будь она такой упрямой.
Но у Анны не было ни малейшего желания меняться с кем-либо местами, и, когда со следующей почтой пришло письмо от Эстер, которая, рассказывая о своем счастье, ни словом не обмолвилась о материальных выгодах своего замужества, Анна искренне порадовалась за нее. В конце письма Эстер была приписка, сделанная рукой Фрэнка, и, прочитав ее, она грустно улыбнулась.
«Дорогая Анна, как вы оказались правы! Будьте же и вы счастливы, как мы!..»
Все становились раздражительными от бесконечных дождей. Мужчины пили слишком много кларета, а женщины непрестанно судачили, вспоминая былые свары, когда на язык не попадалось ничего новенького. Однажды, когда Анна была одна, ее навестила Джулия Ламберт.
– Анна, дорогая, у меня потрясающая новость! Я сразу же поспешила к вам, потому что знаю, как вам скучно.
– Мне нисколько не скучно, – возразила Анна. – Я очень много читаю, но я вижу, что вас распирает от желания поделиться со мной этой новостью. Так в чем же дело?
– Это насчет мистера Теккерея! – возбужденно затараторила Джулия. – Я всегда считала его таинственным, но он оказался до такой степени скрытным, что о нем ничего не было известно наверняка, но мама только что узнала из совершенно достоверного источника, что он ничуть не лучше остальных мужчин. У него есть любовница из местных и маленькая дочь! Что вы на это скажете?
– А что я, по-вашему, должна сказать? – оборвала ее Анна.
– Но он ведь с вами так дружен, вы непременно должны как-то отреагировать! У него была длительная связь с этой женщиной, но сейчас он перестал там появляться. У нее в черном городе очень хороший дом и гораздо больше слуг, чем ей следовало бы иметь, и она считает себя выше всех своих соседей. Должно быть, он очень щедро ее обеспечивает. Я слышала, ребенок просто очаровательный.
– Если бы это меня касалось, я спросила бы, как вам все это удалось разузнать, и почему вы пришли с этими сведениями ко мне, – заявила Анна.
– Но, дорогая Анна, я говорю это вам, потому что вы должны знать! Ведь следует держать глаза открытыми, разве не так? Если бы мы, женщины, не объединились против этих мужчин, не знаю, где бы мы сейчас были, и вы знаете, я всегда подозревала, что вы неравнодушны к мистеру Теккерею.
– Если вы действительно так думали, я считаю крайне неприличным прийти ко мне со всеми этими сплетнями. Но если считаете, что все это способно изменить мое мнение о нем, вы глубоко заблуждаетесь.
– Значит, вас это ничуточки не поразило? – живо спросила Джулия.
– Мои чувства к нему не касаются никого, кроме меня, – сказала Анна. – Но я не стану скрывать от вас свое мнение о мистере Теккерее. Он – один из самых благородных людей, каких я встречала. Нет ни одного здравствующего мужчины, которого я поставила бы выше его. А по искренности, правдивости и подлинной гуманности я ставлю мистера Теккерея на первое место среди всех своих знакомых.
– И вы говорите это о мужчине, у которого была связь с местной туземкой, и есть незаконнорожденный ребенок?! – в сердцах воскликнула Джулия.
– Именно о нем, – спокойно ответила Анна.
– В таком случае я в вас разочарована! – заявила Джулия. – Я думала, что вы, по меньшей мере, будете шокированы.
– Кажется, это вы шокированы.
– Должна вам признаться, я никогда еще не слышала, чтобы привлекательная особа, какой вы, на мой взгляд, являетесь, так отзывалась о мужчине, особенно если он дает понять о своем неравнодушии к вам, – с издевкой в тоне заявила Джулия. – Не думаю, что я вас понимаю.
– Да, – согласилась Анна. – Вполне допускаю, что не понимаете.
Джулия была так раздосадована реакцией Анны на столь грандиозное, по ее мнению, сообщение, что вскоре ушла.
Оставшись одна, Анна продолжала спокойно сидеть, и хотя на нее угнетающе действовали влажность и жара, ум у нее был ясен, и она испытывала удовлетворение. Получилось так, будто полные яда слова Джулии разорвали вуаль, под которой скрывались ее истинные чувства и показали ей настоящую цену Ричмонда Теккерея.
«Он мне нравится, и я им восхищаюсь, – думала она. – Я буду счастлива, став его женой».
На следующий день миссис Батлер вернулась от Генриетты сама не своя.
– Анна, дорогая, сегодня я встретила Ламбертов, и они едва меня не зарезали! Шучу, конечно, но миссис Ламберт на тебя обозлилась за то, что ты защищала мистера Теккерея, когда Джулия пыталась дискредитировать его в твоих глазах. Они повсюду рассказывают о том, что ты назвала его самым благородным мужчиной среди твоих знакомых.
– Так оно и есть, – ответила Анна. – Но как неприятно, что все это повторяют.
– Ничего подобного! Такие вещи необходимо говорить, ибо слишком мало великодушных людей, которые поддерживали бы это мнение.
– Я рассердилась, когда Джулия попыталась очернить первую любовь мужчины, – заметила Анна. – Ричмонд сам мне обо всем рассказал, и, признаюсь, сначала я была потрясена, но, когда все обдумала, поняла, что это было прекрасно и поэтично… и очень грустно.
Миссис Батлер лукаво посмотрела на нее, затем похлопала по руке.
– Думаю, ты в него влюблена! – улыбнулась она.
– Он очень мне нравится, – призналась Анна. – Но что касается любви – нет. У меня в этом нет сомнений.
Между ними воцарилось молчание, но Анна поняла, что мать размышляет над ее словами, потому что вскоре она сказала:
– Я разделяю твои чувства, Анна. Я слишком хорошо понимаю страдания, пережитые тобой. – И она закрыла глаза рукой, словно не хотела видеть того, что не смогла бы перенести.
Анна испытала внезапный прилив тревоги за нее.
– Что-то случилось? – спросила она. – Ты думаешь о моем отце?
Миссис Батлер покачала головой:
– Нет, моя дорогая. Просто я вспомнила о давно прошедших временах. Но все уже прошло, и сейчас я могу только радоваться тому, что Ричмонд сделал тебе предложение.
– Но он его не сделал! – воскликнула Анна. – Он только признался мне в том, как сильно любил когда-то одну женщину.
– Моя дорогая, ненаглядная моя девочка, да ведь это одно и то же, – заявила миссис Батлер. – Подожди, пока я скажу полковнику.
– О нет, пожалуйста! – взмолилась Анна.
Но она опоздала. Полковник Батлер торжествовал, услышав эту новость.
– Черт побери, я знал, что она отхватит себе потрясающего мужа! – воскликнул он, чмокнув Анну в щеку.
Анна была крайне смущена их возбуждением, и среди всей этой суматохи неожиданно появился Ричмонд. Он вошел в гостиную бодрой походкой, с сияющими глазами, и Анна никогда не могла потом сообразить, что стало с матерью и полковником Батлером, потому что в тот же миг они буквально испарились.
– Дорогая моя; несравненная Анна! Я только что услышал, что вы сказали обо мне Джулии Ламберт. Я сразу же поспешил сюда в надежде, что вам, может быть, приятно будет меня увидеть.
Он смотрел на нее с такой любовью! Она протянула ему руки:
– О, Ричмонд, как вас давно не было!
Он обнял Анну.
– Я люблю тебя всем сердцем! – воскликнул Ричмонд. – Скажи мне, что выйдешь за меня замуж. Скажи, что ты счастлива.
– О да, выйду. И я счастлива так, что даже не представляла себе это возможным, – сказала Анна.
Глава 5
Ричмонд Мейкпис Теккерей женился на Анне Бейчер в октябре, как раз перед началом зимнего сезона.
Обе семьи были в восторге от этого брака: Августа и Эмилия, потому что полюбили Анну и приняли ее как сестру без каких-либо оговорок; Батлеры – потому что считали, что с Ричмондом она узнает настоящее счастье. Все матери в Калькутте завидовали миссис Батлер, а она постаралась не выдать своего торжества, когда сообщала об этом браке своим друзьям в Англии.
Анна была тронута радостью своей семьи – во время венчания Генриетта плакала от счастья – и приветливостью семейства Теккереев.
– Ричмонд такой заботливый, – спустя пару недель своей замужней жизни сказала она матери. – Ты только взгляни на кольцо, подаренное мне вчера. Правда, оно очаровательное?
Огромный рубин, специально заказанный для нее Ричмондом, обрамленный бриллиантами, сверкал на солнце. Это было одно кольцо из многих, и миссис Батлер брала каждое из шкатулки для драгоценностей и восторгалась изумрудами и сапфирами, поднося к своему платью.
– Ричмонд тебя обожает, дорогая, – сказала она. – Обожающие мужья – огромная редкость, так что постарайся подольше сохранять его обожание.
Анна засмеялась.
Ричмонд не уставал восторгаться свой прелестной женой. Он снял украшенный красивым портиком и просторной верандой дом в Чоуринге. В ярком солнечном свете белоснежный дом сиял, как перламутр.
Огромный холл был обрамлен колоннадой и выложен мраморными плитами, с высокого потолка свисали лампы в виде восточных ваз. Комнаты для гостей были роскошно меблированы. Ричмонд провел много времени, стараясь как можно в более выгодном освещении разместить свою коллекцию картин. У него были великолепные картины индийских и европейских мастеров, которые он тщательно подбирал в течение нескольких лет.
Зеркала в золоченых рамах отражали дорогие портьеры и сверкающие канделябры в официальных покоях, но обстановка будуара Анны была более легкой, выдержанная в белых и золотистых тонах.
Кабинет Ричмонда, обставленный мебелью из красного дерева, письменный стол из черного дерева с серебряной инкрустацией говорили о его отменном вкусе. Библиотека насчитывала сотни книг, а он продолжал приобретать все новые и новые. В кабинете на почетном месте висел портрет его отца, и Ричмонд частенько подолгу простаивал перед ним.
– Хотелось бы мне иметь парный к этому портрет моей мамы, – как-то заметил он. – Скоро закажу и твой портрет, Анна. У тебя есть на примете любимый художник?
– Мне нравится Джордж Чиннери, – сказала она. – Он плыл с нами в Индию, делал кое-какие наброски и все отчаивался, что не в состоянии уловить и передать на холсте все оттенки цветов и света.
– Придется нам подождать Чиннери, – засмеялся Ричмонд. – У него столько заказов, что и не знаю, когда он освободится.
– Я хотела бы выглядеть как можно лучше, так что очень кстати будет подождать, – загадочно произнесла Анна.
– В самом деле? – живо спросил Ричмонд. – Ты действительно?..
– Думаю, да. Только, ради бога, не надо так сходить с ума. Еще слишком рано. А что касается картин, почему бы ни поместить здесь какие-либо жанровые этюды? Например, работы Зоффани?
Но Ричмонд был уже не в состоянии говорить о картинах, взволнованный и обрадованный намеком Анны. Он счел необходимым обрадовать Августу и Эмилию, а также и миссис Батлер. Анна не возражала.
Анна пошла навестить Генриетту, только что родившую своего первенца. И они вдвоем любовались крохой, ища сходство с родителями.
– Ты не можешь себе представить, какое я испытала блаженство, когда он появился на свет! – говорила Генриетта. – До родов я чувствовала себя такой неуклюжей и неповоротливой. Но такова уж наша доля, дорогая, Если сейчас ты сообщишь в письме нашей дорогой тетушке об ожидаемом событии, она получит письмо как раз тогда, когда у тебя родится ребенок!
Письма миссис Бейчер – известие о замужестве Анны ее еще не достигло – были по-прежнему переполнены рассказами об Эстер Гордон и ее завоевании высшего общества. Анна улыбалась, читая их, потому что ее вовсе не привлекали обеды с Принни, то бишь с принцем Уэльским.
Письма от Эстер интересовали и радовали ее гораздо больше, и в одном из них она упомянула, что, будучи воспитанником Итона, Фрэнк Гордон оказывал услуги некоему Ричмонду Теккерею, и оба интересовались, не его ли Анна встретила в Калькутте. «Фрэнк говорит, Теккерей всегда был добр к нему, а он боготворил его, как героя, и хотел последовать за ним в Бенгалию. Сообщи нам о нем как можно больше, если встретишься с ним», – писала Эстер.
– Что-то скажет она, когда узнает, что я вышла замуж за этого замечательного Ричмонда Теккерея? – сказала Анна, показывая письмо мужу.
– Как там говорится в той оде, посвященной перспективам Итонской школы? – сказал он. – Она есть в моей библиотеке. Кажется, там идет речь о незначительных жертвах?
– Не помню, забыла, – сказала Анна. – Послушай, у меня есть еще одно письмо, от моей дорогой тетушки из Фэрхема. Она придет в полный восторг, когда узнает о нашем будущем ребенке. Тетушка обожает детей, и мне становится так грустно, как только я подумаю о том, как одиноко ей станет, когда через год или два Мария тоже уедет в Индию.
Ричмонд искал книгу и не слышал ее.
– Ричмонд, – сказала она, – я хочу спросить. Когда придет время отослать нашего малыша в Англию, как ты думаешь, он сможет поехать к моей тетушке?
– Неужели ты уже думаешь о разлуке с нашим ребенком? – спросил Ричмонд, закрывая книгу и обнимая жену. – Первые несколько лет он проведет с нами.
– Ребенок! – воскликнула Анна. – Как ты можешь так говорить о нашем сыне?!
– Кажется, ты настроилась родить сына?
– Да, именно сына!
– Ну, кто знает. Но, так или иначе, когда ему исполнится пять лет, возможно, мы и отошлем его в Англию, если, конечно, не хватит денег, чтобы поехать вместе с ним.
– Ты хочешь, чтобы история повторилась?
– Это не такая уж плохая история. Знаешь, Анна, я хочу отвезти тебя к моим родителям в Хэдли. Ты полюбишь мою маму. Я так и вижу, как она возлежит в белом платье на софе и планирует очередной раут! Мама такая веселая и энергичная и просто обожает приемы и танцы.
– Я нахожу здешнюю жизнь гораздо приятнее, чем в Англии, – заметила Анна.
– Это потому, что для тебя эта жизнь все еще в новинку. Но тебе непременно понравится Хэдли, и ты встретишь там так много англичан из Индии, что тебе покажется, будто ты и не уезжала из Калькутты, если не принимать в расчет климат. Правда, Августа?
В комнату вошла Августа и ответила:
– Пожалуй, мы выросли среди рассказов об Индии. В свое время наш отец приехал сюда на должность письмоводителя, а следом за ним его сестры, так же как мы с Эмилией приехали к Ричмонду. А сейчас они все уже дома и, может быть, как раз в эту минуту вспоминают былые времена.
– Мы как раз говорили о том, чтобы поскорее вернуться домой, – сказал сестре Ричмонд. – Надеюсь, через несколько лет я разбогатею и уволюсь.
– Как это было бы чудесно! – вздохнула Августа.
– Дела идут хорошо, а будут еще лучше, – подбодрил сестру Ричмонд. – Я имею в виду процветание для всех нас, мои дорогие.
Августа подошла к полкам с книгами и начала перебирать их, но при этих словах она встревожено обернулась.
– Ты не должен беспокоиться обо мне, Ричмонд. Если ты поедешь домой, я останусь здесь с Эмилией.
– Но мы ни за что не уедем без тебя, Августа, – сказала Анна, подходя к золовке.
Августа расплылась в улыбке, переводя взгляд с Анны на брата, а затем громко рассмеялась.
– Вы самые добрые и дорогие для меня люди на свете, – сказала она, – но ведь не могу же я вернуться домой без мужа! Можете себе представить, как все кумушки в Хэдли сокрушенно покачивают головой, жалея отвергнутую всеми мисс Теккерей?
– Кажется, Августа, ты представляешь себе все это весьма забавным, – сказал Ричмонд. – Но если это такое серьезное дело, почему ты ничего не предпринимаешь?
– Потому что я не выбрала для себя подходящего человека, дорогой мальчик, – засмеялась Августа. – Я упорствующая старая дева, а почему бы мне ею и не остаться? Многие женщины остаются одинокими, потому что так решили.
– Это правда, – согласилась Анна. – Я восхищалось тобой, Августа, хотя бы уже за то, что ты не прибегаешь к услугам сватовства.
– Дорогая моя, вижу, разгораются жаркие дебаты, так что удаляюсь на службу, – сказал Ричмонд. – Только, Анна, пожалуйста, не переусердствуй в борьбе за права женщин, потому что сегодня губернатор дает бал. Кстати, твой юный протеже Джеймс Симмонс сейчас работает вместе со мной и делает большие успехи. Я им очень доволен.
– О, как я рада! – воскликнула Анна. – Я буду счастлива, если у него удачно сложится карьера.
– Сегодня он будет на балу, и у тебя появится возможность с ним поговорить. – Ричмонд поцеловал жену, шутливо чмокнул в щеку сестру и ушел.
Али, старый и любимый слуга Ричмонда, вывел из конюшни белую лошадь, и Анна вышла на веранду посмотреть, как Ричмонд садится. Он сначала поговорил с Али, затем легко взлетел в седло и поскакал, на секунду остановился перед поворотом на дорогу, махнул ей рукой.
Али, стройный, гибкий и мускулистый, бежал за ним трусцой. Он всюду сопровождал своего хозяина, никогда не покидая его.
Было прекрасное февральское утро. На голубом небе не было ни облачка, и оно казалось необъятной раковиной, выгнутой над землей. Анна следила за полетом птиц, стремительно пикирующих вниз и опять взмывающих ввысь.
Обернувшись к Августе, она сказала:
– Сегодня довольно холодно. Похоже, будет в точности такой день, какие бывают у нас дома весной. В Фэрхеме всегда становится прохладнее в начале мая, когда расцветают яблони. Это так красиво и сказочно, весь воздух напоен невероятно душистым ароматом. Наш фруктовый сад спускается к реке. Помню, бегу я босиком по влажной траве и вижу, как паутина сверкает от росы… – Она вдруг замолчала, и веранда у нее перед глазами закружилась.
– Что такое? В чем дело? – спросила Августа, когда Анна, войдя в комнату, опустилась на софу, часто дыша, как будто только что бежала. Глаза у нее расширились. Она смотрела на Августу, но не видела ее. – Должно быть, ты была совсем маленькой девочкой.
Августа старалась успокоить невестку.
Однако Анна чувствовала ступнями холодную мокрую траву и маленькие острые камешки под ногами, как будто была там, в саду. Она бежала вниз к берегу реки, а туман рассеивался в мелкие белые клочья, поднявшееся солнце золотило их, превращая в облака, плывущие над самой землей, которые исчезали у нее на глазах, и она уже видела сверкающую на солнце реку, слышала шлепки весел о воду и голос Гарри, окликающего ее: «Анна, Анна, ты думала, я никогда не приеду, моя милая?»
Кто-то гладил ее по руке. Постепенно она стала осознавать окружающую обстановку, пришла в себя и увидела тревожно смотрящую на нее Августу.
– Я не была маленькой девочкой, – прошептала Анна. – Ах, Августа, мне иногда становится так не по себе…
– Все в порядке, – ласково проговорила Августа. – У тебя просто слегка закружилась голова. Это со всеми случается.
Анна закрыла глаза. Спустя пару минут к ней вернулось самообладание, но пережитые мгновения наяву настолько расстроили ее, что она не избежала бы приступа меланхолии, не появись миссис Батлер и Генриетта. Затем пришла миссис Шекспир со своим сынишкой Джорджем, упитанным годовалым малышом, и время до обеда прошло в обсуждении туалетов для сегодняшнего бала.
Наступил жаркий сезон, и все сникли. Большую часть дня Анна проводила полулежа на софе. Однажды она была дома одна и пыталась набраться сил, чтобы написать для мисс Бейчер несколько стихотворных строк, внезапно пришедших ей в голову.
Уже давно с ней этого не случалось – она поспешно записывала их, пока не забыла. Первые строчки стихотворения дали ей давно забытую радость творчества, и она полностью ушла в себя, когда пришел Ричмонд.
Его появление было сигналом старому дворецкому Акбару тотчас велеть камердинеру принести хозяину домашние туфли и куртку. Анна слышала, как Али болтал с садовником, когда вел мимо окна скакуна Ричмонда в конюшню, а затем повар пустился отдавать приказания кухонной прислуге, и вскоре все уже галдели, как скворцы.
Ричмонд выглядел довольным, когда вошел в комнату. У него был удачный день. Он поинтересовался, как она провела день, и она, засмеявшись, рассказала ему о том, что пишет стихи.
