Текст книги "Ради любви…"

Автор книги: Одри Хэсли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

– Да, ты был прав, называя себя эгоистичным и неразумным, – горько бросила она, вставая со скамьи. – Моих-то проблем этот брак не решит!

– Не решит? – возмущенно воскликнул он, вскочил на ноги и перехватил ее, не дав уйти. – Шерил!

Руки его, скользнув под легкую шелковую блузку, достигли прекрасных грудей. Сидни почувствовал, как от его прикосновений тотчас набухли соски, и с губ его сорвался стон наслаждения. Бормоча что-то нежное и невнятное, он стянул с Шерил блузку и прильнул к этим живым холмикам, сразу же отозвавшимся на ласку влажных и горячих губ.

– Только ты можешь остановить это, – простонал он, когда они, лихорадочно вцепившись друг в друга, упали на траву. – Я понимаю, что иду напролом, – задыхаясь, почти бессвязно шептал он, в то время как оба нетерпеливо раздевали друг друга. – Но не останавливай меня… О, Шерил, никогда не останавливай меня!

– Нет, никогда… – прошептала она, торопливо помогая ему стянуть с себя кружевное белье, ибо изнемогала от желания поскорее отдаться его жаркой страсти, заставляющей, как и раньше, забывать обо всем на свете.

Минуту спустя Сидни овладел ею, и она вскрикнула, с восторгом отдавшись ритмичному движению. А он двигался все быстрее, так что казалось, это не может продлиться долго. В тот момент, когда неистовость их страсти достигла своего пика, Шерил обхватила его голову ладонями и поцеловала в жаркие, стонущие губы. Когда они пришли к завершению, поцелуй все еще продолжался, заглушая стоны и хрипы восхитительного экстаза.

– Молчи, молчи… – умолял Сидни, сжимая в своих руках лицо Шерил и ненасытно глядя на него, пока наконец не отдышался и не смог заговорить. – О, Шерил, если бы и твои уста говорили так же много, как твое тело…

– Что я могу сказать? – раздался ее тихий голос. Она запустила пальцы в его густые волосы. – Что тут скажешь словами?

Они оделись, заботливо и нежно помогая друг другу и все еще находясь под властью слишком сильного напряжения и восторга, которые пережили. Затем, взявшись за руки, пошли к площадке перед домом, где стоял автомобиль Сидни.

– Может, перед отъездом зайдешь выпить кофе? – неуверенно спросила Шерил и была благодарна, когда он отрицательно покачал головой.

Открыв дверцу машины, Сидни повернулся к Шерил.

– Послушай…

– Что, Сидни?

– Да нет, – пробормотал он, покачав головой и садясь в машину, – это не очень удачная идея.

– О чем ты?

– Уложить тебя спать, поцеловать и пожелать спокойной ночи.

Глаза Шерил расширились, сердце учащенно забилось, настолько соблазнительной показалась ей эта мысль. Но Сидни усмехнулся, и она взяла себя в руки.

– Езжай домой, – тихо сказала она, повернулась и пошла к дому.

Ну хорошо, думала Шерил, мне-то простительно позволять себе слабости, поддаваться страсти и все такое прочее, я ведь люблю его. Но он-то, разве он любит меня?!

11

Утром следующего дня, часов в десять, Шерил, спустившись вниз, нашла на кухне записку от Леоноры, где сообщалось, что они с Сидди в галерее и прямо оттуда отправятся на день рождения к Дику.

Шерил хлопнула рукой по лбу: как же она забыла про эту вечеринку?!

Покопавшись в аптечке и найдя аспирин, она собралась было принять таблетку, но передумала. Аспирин не поможет. Шерил проплакала полночи, хотя и не была еще абсолютно уверена, что снова забеременела.

Она лениво бродила по кухне, мысли ее кружились вокруг того, что произошло накануне между ней и Сидни. Безумие – ясно и жестко определила она и принялась за приготовление кофе. Безумие, больше ничего. И от этого безумия надо скорее исцелиться.

Звонок в дверь прервал ее невеселые мысли, чему Шерил, бросившись открывать, даже обрадовалась.

На пороге стоял молодой мужчина среднего роста, в белой рубашке с короткими рукавами и в темных летних брюках. Шерил подумала, что опрометчиво открыла дверь незнакомому человеку, но вдруг узнала визитера.

– Мартин? Глазам своим не верю! Вот так сюрприз!

– Да уж, сюрприз! – рассмеялся тот. – Я ведь зашел сюда со слабой надеждой, что миссис Тампст все еще живет здесь, и надеялся узнать у нее твой адрес.

– Входи же! Я только что сварила кофе! – воскликнула Шерил и, как только Мартин переступил порог, обняла его. – Ох, как я рада тебя видеть! Совсем недавно вспоминала о тебе и думала, какой ты прекрасный друг. Ведь ты так помог мне в трудную минуту!

– Сколько же времени прошло! – Он поцеловал ее в щеку и направился следом за Шерил в кухню. – Ты изменилась, стала еще красивее…

– Да будет тебе! Лучше расскажи о себе. Выглядишь просто прекрасно!

Шерил с удовольствием отметила его ухоженный вид, спокойствие и уравновешенность, чего раньше, честно говоря, Мартину не всегда хватало.

Захватив поднос, она провела гостя в патио и там подробно расспросила его, как он жил и что делал все эти годы.

– Я всегда знала, что ты птица высокого полета, – восхитилась Шерил, угадав за сдержанным рассказом старого друга большой жизненный успех. – Послушай, а я успею до вашего отъезда в Нью-Йорк познакомиться с твоей женой и с дочкой?

Он огорченно покачал головой.

– Боюсь, не в этот раз. Они гостят у родителей жены, и я завтра к ним присоединюсь.

– Я ведь от кого-то слышала, что ты здесь бываешь, но понятия не имела где и когда. Но и тебе должно быть стыдно, что ты не пытался меня разыскать.

– Да как разыщешь? Разве я мог предположить, что ты обоснуешься в Новой Зеландии после того… – Он умолк, смущенно взглянув на нее. – Просто наткнулся в сегодняшней газете на твои фотографии…

– Силы небесные, совершенно вылетело из головы! – простонала Шерил. – Это же наверняка те снимки, где я со своим сыном и с Сидни Спенсером… Представляешь, как мне повезло! Газетчики только сейчас и узнали, что у меня есть сын… Скажи, Мартин, ты и сам, наверное, удивлен?

– Да уж, – признался он. – С тех пор, как мы расстались, я ничего о тебе не знал. Сколько же лет прошло? Шесть? – Он покачал головой. – Нередко я сожалел, что мы с тобой потеряли связь. Вообще-то через несколько месяцев после той истории я звонил сюда, в галерею, пытался разузнать о тебе у миссис Тампст, но мне сказали, что она в Австралии.

Шерил без колебаний рассказала о событиях тех лет.

– И ты не попыталась связаться со Спенсером и сообщить ему, что он стал отцом?

– Как ты себе это представляешь? Я ведь думала, что он женился. Так с чего бы я со своим ребенком полезла в это счастливое семейство? Да я, если хочешь знать, вообще не желала его видеть. Кстати, мне совсем не просто было принять решение поселиться в Новой Зеландии. Я узнала, что он работал в Штатах, потом уехал на Ближний Восток, подумала, что возможность встретиться с ним равна нулю, и рискнула… Но главная причина, по которой я пошла на это, была Леонора, миссис Тампст. Мартин, нет таких слов, которыми я могла бы выразить свое отношение к ней! – страстно воскликнула Шерил. – Сказать, что я люблю ее как мать, значит, ничего не сказать. Я бы с радостью перетащила ее в Австралию, но тогда у меня не было на это средств, а еще, что весьма существенно, здесь оставались все ее друзья и бесценная галерея, в которой Леонора души не чает. Так что пришлось перебираться мне…

– Представляю, как трудно тебе было на это решиться, – тихо сказал он и, помолчав, добавил: – Шерил, ты не будешь возражать, если я спрошу тебя, давно ли вы со Спенсером встретились вновь?

– Какие могут быть возражения? Ты же мой друг! – И она вкратце рассказала о болезни Сидди.

– Но теперь-то, насколько я могу понять, вы вместе? Или нет?

Шерил грустно покачала головой.

– Если бы так… Ты слышал, что его невеста умерла?

– Да, что-то в этом роде…

– Так вот, я почти не сомневаюсь, что какая-то часть сердца Сидни умерла вместе с ней. – Голос Шерил дрогнул. – Он любит нашего сына, ничего не скажу, действительно любит, но… Думаю, вряд ли он способен полюбить другую женщину.

Мартин пытливо смотрел на нее, но Шерил молчала, а потому он все-таки решил задать еще один вопрос.

– А как он реагировал на твои объяснения? Ведь ты объяснила ему, что и как было на самом деле?

Шерил напряглась.

– Нет. Эту тему мы никогда не затрагивали.

– Так он не знает?! – потрясенно воскликнул Мартин.

Шерил виновато склонила голову и чуть ли не шепотом поведала о том, что давно ее мучило.

– Сознайся, Мартин, ты считаешь меня неисправимой эгоисткой… Ведь в тот момент я думала только о себе, а не о том, что наношу вред твоему доброму имени.

– Шерил, моя репутация от этого ничуть не пострадала. Хотя, должен признать, я рад, что сразу рассказал всю эту историю жене. – Он усмехнулся. – К тому времени, как мы с ней познакомились, ты стала весьма известной особой, о тебе нередко писали в газетах и журналах, и вот я стал замечать, что женушка малость ревнует, видя, как я радуюсь твоим успехам. Ну вот и пришлось рассказать ей всю правду. Но с тех пор она даже более ярая твоя поклонница, чем я сам.

– О, как жаль, что мы с ней не познакомились! Но в следующий раз вы оба пожалуйте ко мне в гости.

– Конечно. – Мартин вдруг нахмурился. – Шерил, знаешь, причина, по которой я радовался тому, что моя жена все знает, заключается в том, что пару дней назад, сразу же по приезде сюда, мы столкнулись с Сидни Спенсером. О, если бы взглядом можно было убить, то меня бы сегодня здесь не было. Кстати, это не только я почувствовал, но и моя жена. Я был потрясен, уж столько лет прошло, а та ярость, которая вспыхнула в нем в ту злосчастную ночь, до сих пор не угасла.

Шерил пожала плечами.

– Успокойся, Мартин, это всего лишь примитивное мужское самолюбие, столь чувствительно задетое в ту нелепую ночь. Лучше скажи, у тебя с собой фотографии жены и дочки?

Проводив гостя, Шерил пребывала в смятении. Она, конечно, искренне радовалась встрече со старым другом и тому, что ему повезло и в жизни, и в любви. Но он разбередил воспоминания о той ужасной ночи, столь нелепо разлучившей ее с возлюбленным.

Она перемыла посуду, налила себе апельсинового сока и вернулась в патио. Расположившись в шезлонге, Шерил закрыла глаза, и вдруг сильная, невесть откуда накатившая злость овладела ее сознанием. Черт побери, думала она, да Сидни радоваться бы, застигнув меня с Мартином, но он, ослепленный тупым мужским самолюбием, вряд ли способен был оценить собственное везение! Итак, на одной чаше весов мертвая женщина – его единственная любовь, а на другой я – женщина, задевшая его самолюбие. Так неужели память о первой не способна удержать его от интереса ко второй? Да он, видно, просто ханжа! Впрочем, и я хороша! Какого черта я все еще люблю этого первостатейного лицемера?

Шерил не рассказала Мартину о том, как трепетно отнесся Сидни к своему неожиданному отцовству, но сейчас впервые по-настоящему осмыслила и оценила это. Допив сок, она откинулась в шезлонге и вдруг осознала, что злость и гнев в ее положении плохие помощники.

Вчерашний урок был ею усвоен очень хорошо. От подобных вольностей, которые она себе позволила, стало только хуже. Тем более что и сам Сидни наверняка отреагировал на второе свое проявление слабости тем же чувством вины, что и в первый раз.

Шерил закрыла глаза, тупое оцепенение овладело ею. Все, что связано с Сидни, невозможно внятно обдумать, только все глубже погружаешься в вязкое болото отчаяния. Нет уж, сегодня вечером она попытается все рассказать Леоноре… Все!

Приняв решение, она впервые за последние несколько дней заснула спокойно.

Прошло уже четыре часа, как Шерил спала, и могла бы проспать еще столько же, если бы ее не разбудил громкий стук в дверь.

Она чуть не насильно заставила себя проснуться, ибо каждый нерв и мускул тела возражал против пробуждения.

– Да иду, иду… – сердито бормотала она, раздраженная наглым монотонным стуком в дверь.

Пока добиралась до дверей, стук сменился настоящим барабанным боем. И, если бы не сонливость, которая все еще не выпускала ее из своих объятий, Шерил решила бы, что открывать дверь ни в коем случае нельзя, поскольку в дом ломятся не иначе как разбойники с большой дороги. Но поскольку она все еще не выбралась из оков сна, то и открыла дверь, простодушно зевая и не дав себе минуты подумать.

– Перестаньте стучать! – только и попросила она, страшно жалея о прерванном сне.

– Да я уж собрался дверь высадить! – возопил Сидни, врываясь в дом. – Чуть ума не лишился… Звоню, звоню, никто не отвечает! – Тут он бросил взор на телефонный аппарат, затем – на Шерил. – Почему ты не взяла эту чертову трубку? Она ведь лежит на месте, значит телефон звонил!

– Да я спала в патио и просто ничего не слышала, – отозвалась Шерил, с трудом умудрившись освободиться от парализующего действия сна. – Кроме того, все, что я хотела, услышать от тебя, я уже услышала. Так неужели у меня нет права хоть немного передохнуть от твоего натиска?

Чтоб ты провалился со всеми своими вопросами и требованиями! – подумала она. Какого, в самом деле, черта, он опять объявился, не успела я толком заснуть!

– Бога ради, Шерил, я…

– Ну что – ты? Что – ты? Что там опять за проблемы? Человек так хорошо заснул, что не слышал телефонных звонков, так нет, надо бросать все дела и мчаться на другой конец острова, чтобы разбудить его барабанным боем в дверь! Благодарствуем, как говорится, за приятное пробуждение!

– У меня был Мартин Картрайт, – дождавшись паузы, выпалил Сидни. – Он примчался прямо от тебя.

– Ну и что?

– Это все, что ты можешь мне сказать?! – раздраженно спросил он.

– Сидни, ради всего святого, что ты еще от меня хочешь?!

– Неужели тебе не интересно, зачем он ко мне приходил?

– Догадываюсь. И жалею, что он пошел к тебе. Но что сделано, то сделано. Твое раненое мужское самолюбие меня не волнует. Но хоть бедный Мартин, случись ему столкнуться с тобой вновь, будет теперь избавлен от твоих свирепых взглядов!

– Шерил, пожалуйста! – хрипло взмолился Сидни и стальными, как ей показалось, пальцами схватил ее за плечи. – Я жил все эти шесть лет с уверенностью, что Мартин Картрайт… Да выслушай ты!

– Нет, это ты выслушай меня! – выкрикнула она, ибо все прежние ее страхи вдруг выплыли наружу. – Мне плевать, сколько у тебя денег и адвокатов! Я не позволю тебе забрать у меня Сидди!

– Господи, Шерил, что ты такое говоришь? Как ты могла подумать, что я способен на нечто подобное?

– А вот и могла! Ведь я уже позволила тебе в отношении Сидди все, чего ты хотел, но ты продолжаешь терзать меня. – Она попыталась вырваться, до предела раздраженная и напуганная, но Сидни только сильнее сжал ее плечи. – Почему ты не хочешь просто оставить меня в покое?

– Потому что… Боже, помоги мне! Потому что я не могу.

– Ах не можешь?! Да ты, Сидни, отпетый лицемер, и с этим уже ничего не поделаешь! Но почему бы тебе хоть раз в жизни не быть правдивым? Почему ты не сказал мне все тогда, шесть лет назад, навязав мне этот никогда не кончающийся кошмар? – гневно кричала Шерил. – Если ты действительно познал в жизни великую любовь, то почему же не мог допустить, что я тоже люблю, и не меньше, чем способен любить ты?

– Шерил, умоляю… – судорожно прошептал он. – Ты ошибаешься!

– Ошибаюсь? – Она была потрясена и не могла сопротивляться тому, что рвалось из души. – Ты был для меня всем… Так что же, я ошибалась, ожидая от тебя честности? – Она ненатурально засмеялась. – Да нет, куда там! Я отдала тебе всю свою любовь, какую имела, а ты, впервые услышав о ребенке этой любви, сухо поинтересовался, не Мартин ли его отец!

Она остановилась перевести дыхание, железная хватка его пальцев ослабла, и он заключил Шерил в объятия.

Сил освободиться у нее не было, поток прорвавшихся чувств немного ослабел, но все еще бурлил проклятиями. Потом она зарыдала и, продолжая несвязно бормотать свои обвинения, уткнулась в грудь Сидни. Даже когда он поднял Шерил и понес в гостиную, жалобы и упреки продолжали срываться с ее губ. Осознание реальности начало проникать в мучительный хаос ее рассудка, лишь когда Сидни бережно усадил ее на диван, сел рядом и, прижав к себе, начал укачивать.

Почувствовав отвращение и ужас, порожденные собственными душераздирающими воплями и словами, Шерил отпрянула от него.

– Ну, говори не говори… – Она успокоилась, но это было спокойствие, порожденное опустошенностью. Ее заплаканные глаза уставились на нервно сцепленные пальцы. – В сравнении с тобой я должна считать себя счастливой. Потерять тебя было все равно что лишиться жизни, но когда я почувствовала, что во мне растет дитя, то вновь обрела смысл существования. Деньги и удовольствие от известности – ничто перед этим чудом, разве что средства, позволяющие обеспечить ребенку материальный комфорт.

– Шерил, я люблю тебя!

– Прекрасно! Сначала ты предлагаешь мне выйти за тебя замуж, а теперь еще и в любви объясняешься! – хрипло воскликнула она, ужаснувшись его словам. – Вот это в тебе меня и пугает… Будет ли конец? Неужели ты не можешь успокоиться, раз и навсегда поверив, что Сидди ты не потеряешь?

– Ну как мне до тебя докричаться? – взорвался он. – Пойми ты, не о Сидди речь! Я говорю, что люблю тебя, Шерил! Ты единственная женщина, которую я всегда любил! – Он вскочил с дивана, шагнул к камину и, положив руки на мраморную полку, уронил на них голову. – Эти шесть лет были сплошным кошмаром. Сам не пойму, как я умудрился прожить их… А теперь я встретил тебя. – Он резко повернулся, на его лице было невыразимое страдание. – Единственное, что было неизменным во всем этом безумии, так это то, что я никогда никого, кроме тебя, не любил.

– Безумие? – изумленно переспросила Шерил, судорожно пытаясь найти хоть какое-то подобие смысла в его абсурдных словах. – А твоя невеста? – уцепилась она за единственно ясную мысль, которую ей удалось выдернуть из хаоса сознания. – Ты ведь любил ее…

– Эстер? – Он вздохнул. – Да, я любил Эстер. Но не как мужчина любит женщину. Когда мы познакомились, она была в полном смысле девочкой, и я любил ее как сестру.

– Мужчины обычно не женятся на женщинах, которых любят как сестер, – без всяких интонаций заметила Шерил.

– Нет, обычно не женятся… – проворчал Сидни, взъерошив волосы. – Когда мы были детьми, наши матери между собой пошучивали, мол, вот вырастут наши детки и поженятся. – Сидни горестно покачал головой. – По совести говоря, я даже не заметил, в какой момент Эстер изменила ко мне отношение, перестав считать братом. Но когда до меня дошло… – Умолкнув, он тоскливо посмотрел на Шерил и, видя, что она молчит, продолжил: – Словом, я ни о чем не догадывался до тех пор, пока не вынужден был, оставив тебя, уехать на несколько дней в Крайстчерч. Тогда-то мне и стало известно, что здоровье бедняжки Эстер подорвано с детства… О, если бы я повнимательнее как врач пригляделся к ней, то давно бы заподозрил неладное, задолго до рокового дня, когда узнал, что жить ей осталось от силы месяц… Но, увы, ничего этого я не знал, и, когда отец сообщил мне грустную новость, был потрясен.

Слушая его горестный рассказ, Шерил будто окаменела – ни слова не могла вымолвить, ни рукой пошевелить. А ей так хотелось выразить свое сочувствие!

– Чудовищная несправедливость: все блаженство жизни было для меня заключено в одной тебе, а бедная маленькая Эстер, которая вскоре должна была расстаться с жизнью…

Едва ли осознавая свои действия, Шерил встала, молча подошла к Сидни, за руку отвела к дивану и усадила рядом с собой.

– С Эстер не обсуждали серьезности ее положения. Люди предпочитают утаивать от больных такие вещи. А она к тому же казалась слишком юной для своих двадцати четырех…

– Считаешь, что ей должны были сказать? – тихо спросила Шерил.

– Думаю, на самом деле она все знала, хотя тогда я не был в этом уверен, – пробормотал Сидни. – Подозреваю, что она просто не позволяла другим догадаться, что все понимает, такова уж была эта девушка. А со мной она и подавно не стала бы делиться. – Он зажмурился. – Через два дня после моего приезда в Крайстчерч родители Эстер пригласили нас с отцом на обед. Я впервые видел ее после того, как узнал скорбную новость. Все это было так страшно, казалось такой невероятной жестокостью, что я обнаружил полную неспособность вести себя естественно. Я сознавал, что был к ней гораздо внимательнее, чем обычно. После обеда мы вышли прогуляться в сад, и она спросила, встретил ли я уже хорошую женщину. Мы и раньше в шутку задавали друг другу подобные вопросы… – Он тяжело вздохнул. – Мог ли я рассказать ей о тебе? Да я себя чуть ли не виноватым перед ней чувствовал из-за нашего с тобой счастья! Вот так и вышло, что я брякнул, дескать, никого у меня нет, а она добавила: «Кроме меня». Я что-то пробормотал в ответ, до сих пор не помню что именно, но в результате, когда мы вернулись в дом, Эстер объявила своим родителям и моему отцу о нашей помолвке. Они были потрясены, естественно, но не настолько, насколько был потрясен я…

А чуть позже позвонил Чарлз, мой дядя, они с отцом Эстер старинные приятели. Чтобы тебе легче было понять ситуацию, я должен объяснить, что происходило до этого. Мы все, кроме Эстер, разыгрывали нечто вроде праздника. Для нее одной это и было, возможно, настоящим праздником. Так разве кто-нибудь из нас решился бы испортить умирающей торжество? Вот тут, как я сказал, и позвонил Чарлз, который ничего не знал о болезни Эстер. А поскольку она находилась здесь же и могла слышать каждое слово, ее отцу ничего другого не оставалось, как сообщить приятелю так называемые хорошие новости. – Сидни повернулся к Шерил, и она увидела в его глазах безумную мольбу. – Шерил, клянусь всем святым, мне и в голову не пришло… Да если бы знать, что Чарлз тотчас раззвонит об этой помолвке на весь свет, уж я бы нашел способ тут же перезвонить ему и все объяснить.

– Но ведь ты вернулся в ту же ночь, – сказала Шерил без всякого выражения.

– Ну да, вернулся! А что мне оставалось делать? Когда ты сказала, что происходит в отеле, что вы там празднуете мою помолвку, и повесила трубку… Можешь представить, что со мной было! Я почувствовал весь ужас своего положения и отчаянно рванулся к тебе. У меня была безумная надежда, что ты все поймешь… Что ты способна дождаться меня и выслушать мои объяснения.

Шерил осознала, что по щекам ее бегут горячие слезы и вытерла их тыльной стороной ладони. Конечно, она бы все поняла, конечно, она ждала бы Сидни хоть до скончания времен…

– Пожалуйста, милая, не плачь, – шептал он, нежно сжимая ее лицо в своих ладонях. – Я хотел рассказать тебе все, чтобы ты знала, что мои чувства к тебе неизменны. Умоляю, выслушай меня. Я люблю тебя. Ты меня слушаешь? Ты слышишь? – И он стал целовать ее заплаканное лицо. – Скажи, что веришь мне, веришь, что я любил и люблю тебя и только тебя. Скажи мне, скажи…

– Сидни, о, Сидни, – горестно прошептала Шерил. – Если бы знать, я ждала бы тебя столько, сколько понадобится. Но так по-дурацки все вышло… Я возненавидела тебя за то, что ты мне не поверил, вернее мгновенно, ничего не спросив, поверил в мою измену. Но разве я сама поступила не так же, сразу обвинив тебя в предательстве? Я вела себя так глупо, так мстительно… Не знаю, как можно любить такое эгоистичное создание, которое…

– Шерил, ответь же мне!

– Что? Что я верю в твою любовь?

– Да!

– Я верю тебе, верю! – От этих слов у нее перехватило дыхание, будто какое-то чудо воззвало ее к жизни. – И вот еще что…

– Нет, – тотчас прервал он ее. – Не сейчас, родная… Мы потом все обсудим, потом все решим…

– Ты хочешь, чтобы я подождала? Чтобы свое признание в любви я отложила на потом? – Теперь Шерил не замечала текущих по щекам слез. – Но я сейчас хочу сказать, что любила тебя, люблю и буду любить. – Она протянула руку и коснулась пальцами его щеки. – Я всегда любила тебя, всем сердцем, всей своей жизнью, всем, что во мне есть.

Сидни со стоном привлек ее к себе, уткнувшись лицом в изгиб этой хрупкой шеи, и его губы, касаясь нежной кожи, шептали жаркие слова любви. Потом слов не стало, они просто обнимали друг друга, и каждый желал, чтобы это никогда не кончалось.

Шерил чувствовала жар его дыхания, а потом послышался долгий, прерывистый стон, и кожа ее увлажнилась от слез Сидни. Она прижала его к себе и гладила по голове, как ребенка.

– Черт, с этим надо покончить, – простонал он, поднимая голову и улыбаясь сквозь слезы. – Даже если они и льются из-за тебя.

Глядя, как Сидни тыльной стороной ладони вытирает слезы, Шерил была крайне растрогана этим жестом, которым осушал слезы и ее сын.

– Кажется, вечность прошла с тех пор, как ты говорила мне, что слезы любви не постыдны, – усмехнувшись, сказал Сидни. – Ну вот, сама видишь, я так люблю тебя, что готов выплакать море слез. О, Шерил, как я люблю тебя!

Он неотрывно смотрел на любимое лицо. Шерил затаила дыхание, потрясенная сиянием устремленных на нее глаз. Она была зачарована, совсем как в первые дни знакомства, всматриваясь в эти глаза с зелеными искрами – предвестием грозовой страсти, вспыхивающими в темных глубинах. А Сидни перевел взгляд на ее губы, медленно наклонил голову, и легонько поцеловал Шерил.

– Ну вот, теперь можно обсудить всякие «но» и прочее… Прошлую ночь, к примеру, – шепотом приговаривал он, после каждого слова касаясь губами ее губ, – или ту, предыдущую, когда мы впервые после стольких лет одиночества вновь познали любовь…

Он умолк и с неутолимой жадностью стал целовать ее. Минуты, когда они платонически обнимались, ничего другого больше не желая, прошли, и неистовое пламя страсти вспыхнуло между ними.

Но вдруг он отстранился и почти весело спросил:

– Не кажется ли тебе, что нам придется слишком много объяснять Леоноре и нашему сыну, если они застанут нас за этим занятием? – Он отодвинулся на расстояние вытянутой руки. – Теперь лучше, не правда ли?

– Безопаснее, пожалуй, – недовольно пробормотала Шерил, все еще испытывая сильное желание, – но никак не лучше. – Она взглянула на Сидни и вдруг нахмурилась. – Я… я все еще не могу поверить в реальность происходящего. В голове у меня все смешалось.

Он обнял ее, прижал к себе и, усмехнувшись, признался:

– С моей головой обстоит не лучше. Я твержу себе, что не за горами тот день, когда все эти ужасы наконец отступят и мы оба поверим в чудо нашего единения. Вот тогда не останется ничего, кроме прекрасного ощущения, что мы всегда теперь будем вместе.

Не в силах совладать с таким огромным счастьем, Шерил устало прикрыла глаза, и вдруг из ее сознания выплыли безумные опасения, связанные с тем, что оставалось невысказанным.

– Сидни, мы еще не разобрались с нашими «но», – прошептала она, испытывая немалый страх. – Я обманула тебя тогда…

– Мартин мне все рассказал. – Он взял руку Шерил и прижал к своим губам. – Но, признаюсь, должно пройти немало времени, пока я смогу спокойно думать о той чертовой ночи. – Его голос упал до хриплого шепота. – Сначала я просто не поверил этой ужасной Элис и всему, в чем она тебя обвиняла. Но когда открыл дверь… Когда увидел тебя и Мартина в постели и услышал твои слова, поверить в которые не могла ни одна клеточка моего естества… Сказать, что я был одержим безумной ревностью, значит не сказать ничего.

– Я хотела причинить тебе боль, – задыхаясь, прошептала она.

– Да уж, в этом ты преуспела. Это была такая боль, о существовании которой я раньше просто не знал, и она оставалась во мне все эти годы до того самого дня, как появился Мартин и освободил меня от нее. – Сидни покачал головой. – Но ответь мне, когда я подумал, что он отец Сидди, почему ты не сказала мне правду?

– Я была слишком раздражена. А еще меня удерживала ущемленная гордость. Я чувствовала, что, если скажу тебе правду, это будет равносильно признанию в том, какую отчаянную боль ты причинил мне… И как отчаянно я все еще люблю тебя.

– Боже милостивый, как подумаю о годах, которые мы утратили! – горестно воскликнул Сидни. – То недолгое время, когда Эстер была еще жива, я как-то держался, хотя бы ради нее… – Он умолк и яростно тряхнул головой. – Но как только ее не стало, мне незачем оказалось сдерживаться. Я смирился с мыслью, что никогда больше не полюблю, и не скрывал этого… А в результате, имея дело со многими женщинами, обходился с ними не лучшим образом, о чем буду сожалеть до самой смерти. Я был всецело поглощен мыслями о тебе и мне даже в голову не приходило, что большинство людей прощают мне безобразное поведение, объясняя это скорбью об умершей Эстер.

– Не помню, чтобы я осознанно признавалась себе, что не смогу больше полюбить, – неуверенно заговорила Шерил, – но… Иногда кто-нибудь нравился мне, но обязательно наступал момент, когда все во мне угасало. Сидни, ты так и остался единственным, с кем я была близка.

– Дорогая, ты дрожишь, – сказал он, явно смущенный ее признанием.

– Это от страха, что ты мне не поверишь, – деревянным голосом объяснила она. – Ведь однажды я тебе уже солгала.

Вдруг он напрягся, и Шерил услышала его сдавленный голос:

– Женщина, которая шесть лет жила в воздержании, не должна была возражать против предохранения.

– Да, не должна была… – умудрилась выдавить из себя Шерил, едва способная дышать.

– Но ты, моя дорогая, именно так и сделала. Заверила меня, что все хорошо, чтобы я ни о чем не беспокоился. Тогда я не просил тебя объяснить почему, но, может, сейчас…

– Нет, лучше ты ответь, почему в ту ночь послушался меня и что имел в виду, сказав, что все это не имеет значения… Что «все это»?

Сидни вздохнул.

– Не знаю, как объяснить… В тот момент никаких мыслей у меня не было, только сумасшедшая, безрассудная надежда… Не знаю, чего в этом было больше – глупости или безумия, но где-то в глубине души у меня появилось ощущение, что ты несмотря ни на что все еще меня любишь. А что касается второго… Ну, я ведь все еще был опутан ложью прошлого, вот и сказал, что все это… ну, прошлое… неважно… Словом, Шерил, я проглотил свою гордость и пытался сказать тебе, что история с Мартином Картрайтом не имеет для меня никакого… – Он прервал себя и помотал головой. – В тот день я делал кесарево сечение, помнишь? – прошептал он, зарываясь лицом в ее шею. – И этот случай потряс меня до глубины души. Женщина находилась в жутком состоянии, она не могла двигаться из-за сильно поврежденной ноги. А ее муж, который был рядом, сходил с ума от страха за нее. Но я никогда не забуду, какой радостью осветились их лица, когда их младенец – живой и здоровый – оказался у них на руках. Я в тот момент пережил острейшую досаду, что не разделил с тобой тех страданий, которые претерпела ты, давая жизнь нашему сыну. Той сумасшедшей и безрассудной ночью, не вполне даже не осознавая это, я заклинал любовь, которую мы творили, дать нам еще одно дитя, дитя, которое на этот раз не будет при рождении лишено участия и любви отца.

– Но на следующее утро ты ушел, не разбудив меня, не сказав ни слова, – возразила Шерил, с унылым пессимизмом продолжая сомневаться в реальности происходящего. – А когда днем вернулся домой…