Текст книги "Ради любви…"

Автор книги: Одри Хэсли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

3

Шерил смотрела на отъезжающий автомобиль, и ей вдруг неудержимо захотелось побежать за ним, остановить и не дать Леоноре уехать.

– Пойдем, Шерил, у меня тут машина, пора тебе подкрепиться.

Шерил обернулась, увидела Сидни, поднимающего ее дорожную сумку, которую она забрала из машины Леоноры, и удивилась тому, как обыденно прозвучал его голос. Она вдруг сразу вспомнила, как звучал он тогда, шесть лет назад.

– Шерил?

– Я не голодна, – наконец отозвалась она, следуя за ним в дальний, самый темный угол автостоянки.

– Ты вроде бы согласилась, что надо поесть.

Он оглянулся и окинул хмурым взором ее стройную фигурку.

– Согласилась, чтобы успокоить Леонору. Она вечно тревожится, если я плохо ем.

Они подошли к большой темно-синей машине, и Сидни открыл для Шерил дверцу.

– По всему видно, что она тебя любит. Тебе повезло.

– Да, повезло… – Шерил уселась на роскошное кожаное сиденье и прикрыла глаза. – Не знаю, что бы я без нее делала.

Шерил вспомнила об обещании, данном Леоноре, и это ее вконец расстроило. Конечно, нужно сказать Сидни о том, что у него есть сын. Но как? Надо все обдумать, найти какие-то слова. Да слова-то найти полдела, а вот как их произнести…

– Тут неподалеку есть неплохая закусочная, – сказал Сидни, когда они выехали с территории больницы. Голос его звучал холодно и официально. – Надеюсь, тебе понравится, готовят там неплохо.

– Я же сказала, что не голодна.

– А я голоден. И потом, я не хочу, чтобы миссис Тампст обвинила меня в том, что я за тобой недоглядел.

Шерил была слишком занята поиском нужных слов для будущего признания, чтобы удостоить его ответом, и несколько минут спустя, все так же молча, вошла за Сидни в небольшую чистенькую закусочную. Когда он заказывал еду и кофе, она все еще искала нужные слова, но вот уже и заказ принесли, а они так и не были найдены.

Молчание становилось тягостным, и Шерил вспомнила другие трапезы, которые они вкушали вместе, вспомнила, что тогда атмосферу вокруг них сгущала сила взаимного влечения. Пытаясь выйти из круга тревожащих ее воспоминаний, она решила хоть немного отвлечься едой и, начав есть, обнаружила, что и вправду отвлеклась от тягостных мыслей, только вот души ее коснулась теперь горечь утраты.

– Приятно видеть, с каким аппетитом ты ешь, – сказал Сидни. – Я слышал, женщины твоей профессии изнуряют себя листиками салата в страхе набрать пару лишних граммов веса.

– Ты это серьезно? – отозвалась Шерил, удивляясь вспыхнувшему в ней раздражению. Да нет, Сидни явно не хотел ее задеть, просто все, что он ни скажет, кажется ей обидным. – Мне повезло, я принадлежу к тому сорту людей, которые могут есть что хочется, не беспокоясь о весе.

– Я тебя чем-то задел? Прости, это не намеренно. – Сидни улыбнулся, но только губами, глаза в этом не участвовали. – Выглядишь ты просто великолепно. Не знаю, существует ли такая страна в мире, где твое лицо не улыбалось бы с рекламных щитов и журнальных обложек.

Ну вот, теперь он изволил выразиться о ней, как о какой-то эпидемии, охватившей весь мир! Шерил продолжала жевать, чудом удержавшись от ядовитого ответа.

– Итак, Шерил, что случилось с твоим намерением учить бедных африканских детей?

– Случился мой сын, – сухо ответила она, ненавидя Сидни за насмешку над мечтами ее юности.

Сидди было несколько месяцев от роду, когда Шерил пришла к выводу, что работа моделью практически единственное, чем она может прокормить себя и ребенка. Потом, поняв, что не призрак Сидни, а лишь гордость удерживала ее от того, чтобы сделать Новую Зеландию своим домом, она перебралась туда.

Однако подспудный страх столкнуться с Сидни – хотя Шерил и знала, что он работал по контракту в Америке, – существовал очень долго. Освободилась она от этого страха года два назад, случайно увидев его имя в газетной статье. Она начала читать, страшась узнать, что он возвращается на родину, но там сообщалось, что он уехал на Ближний Восток. Она сложила газету, даже не дочитав статью до конца.

Сидни откинулся на спинку стула и устало провел ладонями по лицу.

– Прости, Шерил. Сегодня у тебя был трудный день, а тут еще я…

Он потянулся к ее тонкой кисти, беспокойно теребившей салфетку, но на полпути уронил руку на стол и нервно забарабанил пальцами по темному дереву.

Шерил смотрела на эти сильные загорелые пальцы и вспоминала, как они ласкали некогда каждый дюйм ее тела. Она всхлипнула, насилу успев подавить вопль ужасающего протеста против ослепительно жаркой вспышки чувственности, пронзившей ее насквозь.

– Разве ты можешь знать, чем этот день для меня стал? – спросила Шерил, прячась за агрессивностью от вопросительного взгляда, вызванного ее всхлипом.

– У меня нет детей, так что опыт мой чисто умозрительный, но… – Сидни умолк и вдруг раздраженно сказал: – Черт возьми, Шерил! Мы оба знали, что рано или поздно, теперь или через десять лет, но однажды обязательно столкнемся нос к носу, и это ни для кого из нас не будет легко!

– Меня не интересует то, что может вдруг всплыть из прошлого, – холодно отрезала она.

– О себе я бы этого не сказал. Надеюсь, ты не обидишься, если я спрошу, замужем ли ты?

– Нет, не замужем, – буркнула она, сбитая с толку вопросом.

– Я спросил потому, что случайно встретил Картрайта, который проводит здесь отпуск. Впрочем, ты вероятно и сама об этом знаешь.

Шерил взяла кофейную чашку, но пальцы так дрожали, что пришлось держать ее обеими руками, дабы не пролить содержимое. Видно, Сидни не сомневается, что Мартин и есть отец Сидди, и это подействовало на Шерил весьма удручающе. Да, Сидни надо отдать должное, в вопросах предохранения он был весьма скрупулезен. Но и Сидди не промах – оказался хитроумнее и умудрился прорвать стойкую оборону папаши. Это случилось и было признано жизнью за неоспоримый факт, однако Сидни, со всем своим медицинским образованием, казалось, совершенно игнорировал факты жизни. Или просто отгородился от всего, что может непредсказуемо вторгнуться в его мир, и не позволит втемяшить в свои мозги то, чего они принимать не желают…

– Кажется, я зря затронул эту тему, – прервал он затянувшееся молчание. – Прости за бестактный вопрос.

– Ничего страшного, не извиняйся, – отозвалась Шерил, под ледяным тоном скрывая вскипающее раздражение.

Сидни хмуро смотрел на нее, сдержанная вежливость, с которой он безуспешно пытался пробиться к Шерил, истощилась. Он сердито тряхнул головой, взял чашку и залпом выпил содержимое.

– Что-то не клеится у нас разговор. – Сидни вздохнул. – Поверь, меньше всего я хотел расстроить тебя, возбудив ненужные воспоминания.

Шерил взглянула в его красивое лицо, ставшее вдруг печальным, незащищенным, и не на шутку встревожилась, ощутив неумолимо подступающие приступы смеха. Сегодняшний день и вправду был долгим и дьявольски трудным, и вот теперь все это вдруг показалось ей безумно смешным. Она хотела поделиться с Сидни как веселой шуткой, что он, именно он, единственный из всех людей, решил уберечь ее от болезненных воспоминаний. Да, она хотела сказать ему это, но из-за накатившего безудержного смеха не могла говорить.

Сидни встал, вынул бумажник и бросил на стол пару купюр.

– Пошли, Шерил, пора.

Но она будто не слышала, и тогда он поднял ее и повел к выходу.

– Шерил, прошу тебя, прекрати!

Она уже и сама отчаянно хотела остановиться, но волны хохота накатывали все сильнее. Сидни, чтобы остановить истерику, пришлось ударить Шерил по щеке. Придя в себя, она заметила в его глазах такую глубокую и отчаянную боль, что устыдилась своей несдержанности.

Он горестно вздохнул и обнял ее.

– Прости, но я вынужден был это сделать. Надо же было как-то остановить тебя!

Его объятия тотчас пробудили в Шерил множество неуместных воспоминаний – о его стройном мускулистом теле, разделявшем некогда с нею страсть, о невероятно блаженном ощущении покоя, когда страсть эта находила разрешение…

– Как ты себя чувствуешь, Шерил?

Она заглянула ему в глаза, и чары разрушились. Не было там никакой боли, лишь профессионально сдержанный интерес врача, осматривающего пациента.

– Я чувствую себя прекрасно, – с вызовом ответила она и, отстранившись, пошла к машине, слишком изможденная и опустошенная, чтобы думать о той сцене, которую только что закатила.

Сидни открыл перед ней дверцу машины, и Шерил, опустившись на сиденье, раздраженно бросила:

– Просто мне стало так смешно, что я оказалась не в силах поделиться с тобой причиной своего смеха. Впрочем, ты бы все равно не понял.

Он сел за руль и включил зажигание.

– Что бы ты там ни думала, я имел в виду только то, что сказал. Меньше всего мне хотелось бы огорчить тебя.

– Я и не огорчилась, – устало отозвалась она, – да и вообще, мало ли что может рассмешить человека. Не принимай на свой счет.

Он сердито взглянул на нее и молчал до тех пор, пока они не въехали на территорию большого особняка в престижном районе города. Остановив машину, Сидни сказал:

– Добро пожаловать.

Шерил вышла из автомобиля, едва не валясь с ног от усталости, и, пока Сидни доставал из багажника ее дорожную сумку, равнодушно окинула взглядом увитый плющом фасад дома. Несколько огромных ваз, видневшихся под развесистыми бугенвиллеями, в изобилии расставленные повсюду горшки с геранями – все это прекрасно… Но она-то, ради всего святого, что здесь делает?

Почти безразлично взглянув на идущего к дому Сидни, она поплелась следом и, остановившись в нескольких шагах, молча наблюдала, как он возится с замком кованой решетки и отпирает двойные двери.

Они вошли в огромный холл с ослепительно белыми стенами, казавшимися подернутыми льдом по контрасту с темным деревом дверей и широкой центральной лестницы.

– Пойдем, я покажу тебе твою комнату, – сказал Сидни, направляясь к лестнице.

Поднимаясь следом за ним к площадке, ведущей на галерею, Шерил вдруг вспомнила, зачем она здесь. Наверняка ей понадобится какое-то время, чтобы собраться с силами и сказать Сидни правду. Поэтому хорошо, что он окажется рядом, когда она будет готова. А ведь рано или поздно этот момент настанет… Сидни в это время открыл одну из темных резных дверей, выходящих на галерею.

– Эта комната с ванной, – сообщил Сидни и, занеся багаж Шерил, тотчас вышел. – Здесь есть все, что может понадобиться, а если чего-то не окажется, дай мне знать. Ты сегодня устала, прими ванну или душ и спускайся вниз, я приготовлю тебе чашку шоколада. А потом, если хочешь, мы еще раз обсудим подробности предстоящей твоему сыну операции.

– Да, хорошо, так мы и сделаем.

Страшное напряжение понемногу отпускало Шерил, лучшего момента, чтобы открыть правду, и быть не может. Войдя в комнату, она неуверенно остановилась, затем повернулась к Сидни.

– И спасибо за гостеприимство, с твоей стороны это весьма великодушно.

– Чувствуй себя как дома и оставайся здесь столько, сколько будет нужно. Я рад, что могу хоть чем-то тебе помочь.

Дверь тотчас закрылась, и Шерил осталась одна.

Просторная комната, тяжелая мебель розового дерева с традиционно простой, но оттого не менее прекрасной узорной резьбой. Стены все той же ослепительной белизны, а на безукоризненно отполированном полу белые пушистые коврики.

Шерил села в кресло, закрыла глаза и вдруг страшно испугалась своего состояния. Да что это с ней? Будто зомби, чей рассудок способен сосредоточиться лишь на одном предмете… Думает лишь о том, как распакуется, примет душ, а потом спустится и произойдет этот ужас – она скажет Сидни правду. Ну что ж, зомби так зомби. Так даже легче.

Шерил распаковала вещи, аккуратно разложила их по ящикам комода, стоявшего у изножья высокой кровати с балдахином, потом приняла душ и вернулась в спальню. В дверь постучали. Быстро натянув халат, Шерил отворила.

На пороге стоял Сидни с небольшим подносом в руках.

– Боюсь, наши планы на вечер немного нарушились, меня вызывают в больницу. Вот, я тебе принес чашку шоколада.

Шерил приняла у него поднос и поблагодарила.

– Не стесняйся, осмотри дом, чтобы знать, где что. Я бы сам все показал, но мне надо ехать.

И опять, не успела она и слова вымолвить, дверь закрылась.

Поставив поднос на ночной столик, Шерил с чувством громадного облегчения присела на кровать. Мысль о предстоящем разговоре изнурила ее, хотелось одного – заснуть и спать, спать… И гори все огнем. Оставалось только натянуть ночную рубашку и выключить верхний свет.

Шерил скользнула в прохладные полотняные простыни и откинулась на пышно взбитые подушки. По всему видно, тоскливо подумалось ей, что, несмотря на все старание быть вежливым, у Сидни не хватило терпения и дальше выносить мое общество.

Она взяла чашку и отпила немного густого сладкого напитка. Беспросветность невыносимой боли переполнила душу, ведь барьеры, которыми она так старательно все эти годы отгораживалась от прошлого, теперь рухнули, воспоминания о том, как сильно она когда-то любила Сидни, нахлынули с новой силой. Предательство Сидни вспомнилось ужасающе ярко, и это совершенно выбило Шерил из колеи. Господи, мрачно подумала она, как нужны были эти барьеры! Хотя бы для того, чтобы защитить мой бедный рассудок от безумия.

Но воспоминания неумолимо вернулись.

В первые недели беспробудного отчаяния, без конца перебирая все подробности отношений с Сидни, Шерил не могла подавить любовь, испепелявшую душу, пока не доходила в своих воспоминаниях до его чудовищно безжалостного предательства. Так и метался ее разум от любви к ненависти, пока она не нашла в себе силы вспоминать Сидни лишь в роковой день их последней встречи, в тот день, когда его красивое лицо, скрывшись под холодной маской презрения, стало вдруг чужим, незнакомым.

Наивная и неопытная, всего девятнадцати лет от роду, Шерил не имела тогда возможности противостоять Сидни, его же представление было разыграно как по нотам.

Вероятно, она вообще уязвимее многих, ведь ей пришлось так долго жить без любви. Ох эти годы детства и юности!

И месяца не прошло после ее одиннадцатилетия, когда судьба грубо отняла у Шерил родителей: самолет, в котором они летели, упал в океан. Девочка осталась с дедом, но и он год спустя умер. А ведь Шерил успела привязаться к нему за ту любовь, которая начала было по кусочкам собирать ее вдребезги разбитую жизнь.

Потом дни Шерил протекали тускло, без любви, под присмотром молодой дедушкиной вдовы. Дед, похоронив первую жену, женился на Дайане, которой был намного старше, и Дайана даже не пыталась скрыть свою неприязнь к ребенку, доставшемуся ей в наследство от внезапно умершего супруга.

Холодная терпимость Дайаны помешала возникновению между ней и Шерил хоть какого-то подобия дружелюбия, и единственной отрадой в этом беспросветном одиночестве стала для Шерил школа. Лишенная судьбой обычных вещей, которые имеет ребенок в нормальной семье, девочка целиком погрузилась в процесс обучения, впитывая знания с жадностью, схожей с обжорством.

В четырнадцать лет Шерил узнала о международной программе социально-образовательной помощи странам Африки, и ее воображением завладела мечта посвятить жизнь тем, кто гораздо несчастнее, чем она сама… Эта мечта годами скрашивала ее серое существование, позволяя забывать о нестерпимом одиночестве.

После школы она поступила в университет, что открывало для нее возможность воплотить свою мечту в реальность. Университет был совсем другим миром, миром волнующим, сулящим в будущем исполнение всех желаний и замыслов. Шерил жила в кампусе, поскольку не собиралась оставаться под одной крышей с Дайаной, но очень скучала по домашнему уюту. А потому, когда Сью – одна из ее сокурсниц сказала, что собирается на летние каникулы к подруге в Новую Зеландию, Шерил не скрывала, что завидует ей. И Сью принялась звать ее с собой.

– Говоря по правде, ты сделаешь мне большое одолжение, – уговаривала ее Сью. – Элис девица легкомысленная, только вечеринки и танцульки на уме. А если ты поедешь, мне будет с кем поговорить.

Шерил подумала и согласилась, и с тех пор три свободных вечера в неделю и все уик-энды тратила на подработку в местном ресторане, откладывая каждый заработанный пенни на поездку.

Бедняжка Сью, каникулы ее не задались… Бессонные ночи следовали одна за другой, спать было невозможно из-за хмельного шума бесконечных вечеринок, которые устраивала Элис с подружками, так что Сью в конце концов сочла все это просто невыносимым и, не прожив в гостях и недели, упаковала вещички и вернулась в Австралию. Но в жизнь Шерил к тому времени уже вошел Сидни, и, пока они были вместе, встречаясь в отеле «Лунный цветок», другого места на земле, кроме Новой Зеландии, для нее не существовало.

Воспоминания разворошили прежнюю боль, и Шерил, с досадой тряхнув головой, выключила ночную лампу. Но стало еще хуже. Теперь она, будто забыв о прошедших годах, затосковало о возлюбленном с тем же самым ненасытным голодом, с каким ожидала и принимала его в прошлом.

Шерил зарылась лицом в подушки, будто надеялась утопить свое отчаяние в их мягкой упругости. Память была как болезнь, которая незаметно овладевает человеком и спустя какое-то время потихоньку начинает оказывать свое ужасающее действие. Шерил «переболела» Сидни, но полностью исцелиться так и не смогла, что подтверждалось ее неспособностью вступать в отношения с другими мужчинами. Теперь даже мысль о других мужчинах – пусть серьезных, умных и не лишенных приятности – возбуждала в ней сердечную боль и полное неприятие. Всегда повторялось одно и то же: стоило кому-то возбудить в Шерил физическое влечение, как нечто, совершенно не подвластное разуму, отбрасывало ее от поклонника, и она опять оставалась одна, ненавидя себя за то, что всех мужчин обвиняет в грехах Сидни Спенсера.

4

Солнечный свет проник в комнату сквозь жалюзи, ласково и нежно разбудив Шерил.

Проснувшись, она какое-то время неподвижно лежала, переводя взгляд с одной детали искусной дубовой резьбы на другую, пока сознание не завершило неторопливый переход от сна к полному пробуждению. Вот тут-то все и вспомнилось, и паническая тревога вновь овладела душой Шерил. Но, рассердясь на себя за глупый переполох чувств, она решительно спустила ноги с кровати и, ступая босиком по безукоризненно отполированному паркету, местами устланному пушистыми ковриками, направилась к ванной комнате.

Вчерашний день был полон страхов и потрясений, потому и ночь прошла беспокойно. Но все это позади, позади, твердила она себе, становясь под душ. И еще это идиотское занятие – поиски нужных слов… Ведь слова приходят сами, стоит только заговорить.

Включив душ на полную мощность, Шерил долго стояла под тугими прохладными струями, чувствуя, как душевное равновесие очень медленно, но все же восстанавливается.

Но, когда Шерил вернулась в спальню, начала сушить волосы и увидела в зеркале свое бледное, изможденное лицо, она снова расстроилась. Тряхнув головой, Шерил попыталась сбросить с себя остатки дурной ночи, тревожных мыслей, беспокойного сна урывками, но это, увы, не помогло.

С давно продуманной эффектной небрежностью Шерил заколола волосы на затылке, надела легкое хлопчатое платье с ярким узором, которое очень нравилось Сидди, и спустилась в холл. Дом был огромен, а Шерил понятия не имела, как он устроен. К тому же здесь, насколько она помнила, должен жить отец Сидни, если, конечно, он не проводит, как прежде, большую часть времени в Крайстчерче. Подумать только, дедушка Сидди!..

Она испытала облегчение, когда у подножия лестницы появилась горничная и предложила проводить ее в столовую.

– Доброе утро, Шерил. Надеюсь, ты хорошо спала? – спросил Сидни, встав при ее появлении.

– Да, хорошо. Спасибо.

У Шерил вновь появилось навязчивое ощущение нереальности происходящего. Она осмотрелась. Комната большая, красивая, даже, можно сказать, импозантная, а главное место в ней занимал длинный, прекрасно отполированный обеденный стол, сервированный серебром и великолепным фарфором. Все это весьма красноречиво говорило о том мире, к которому принадлежал Сидни.

– Я бы хотела сразу поехать в больницу. Так что если тебе по пути, то…

– Конечно, о чем разговор. – Он отодвинул для нее стул слева от себя. – Но сначала позавтракай.

– Спасибо, кофе я, пожалуй, выпила бы.

– Может, заказать тебе яичницу или…

– Нет, благодарю, ничего не надо. Достаточно этого, – отказалась она, беря из корзинки сдобную булочку.

Сидни, передавая ей чашку кофе, довольно сдержанно заметил:

– Ну да, помню, ты ведь и раньше никогда плотно не завтракала…

Шерил сухо поблагодарила за кофе. Ей и без того не по себе, а тут еще эти экскурсы в прошлое!

– Имей в виду, что, когда я не смогу отвозить тебя в больницу, в твоем распоряжении будет машина с шофером.

– Весьма любезно с твоей стороны, – вяло обронила Шерил, бездумно разламывая булочку на несколько частей. – Сидни, я… Вчера я…

– Что?

– Я забыла спросить. Твой отец… – Говорить Шерил собиралась совсем о другом, но с языка слетели именно эти слова. – Надеюсь, мое присутствие не обеспокоит мистера Спенсера?

– Отец умер два года назад.

– О, Сидни, прости…

Шерил поднесла к губам чашку и принялась пить, чтобы скрыть смущение. Она не собиралась задавать этот вопрос и теперь чувствовала себя виноватой, вспомнив, как близки были отец и сын.

– За что тебе извиняться? Ты же не знала.

– Но он ведь был не таким уж старым.

– Да, ты права, старым он не был. Всего пятьдесят два…

Настроение Сидни явно переменилось, он погрустнел и замолчал. Сидни не произнес ни слова до конца завтрака, да и потом, когда они садились в машину.

По всему видно, смерть отца сильно потрясла его, он скорбит до сих пор, подумала Шерил и сочла просто бестактным лезть со своим признанием. Но как все же грустно: умер человек, так и не узнав, что у него есть внук…

Шерил мельком посмотрела Сидни и только сейчас заметила, во что он одет. Поверх белой рубашки с короткими рукавами накинут итальянский кремовый полотняный пиджак. Хоть чему-то научила меня работа в модельном бизнесе, с усмешкой подумала Шерил, хотя бы умению отличить хорошее качество от очень хорошего, а очень хорошее – от безупречного. Несколько лет назад, впервые встретившись с Сидни, она думать не думала о таких вещах, равно как и о тех трудностях, которые могут возникнуть из-за различия в их социальном положении… Господи, как же неопытна и наивна была она в те времена!

Когда они въезжали на территорию больницы, Сидни заговорил:

– Ты не возражаешь, что оперировать твоего сына буду я?

– Возражаю. Знаешь, я хотела бы объяснить…

– Сказанного достаточно, – прервал он ее, выходя из машины.

Шерил тоже покинула салон и пыталась продолжить:

– Сидни, пожалуйста, я должна тебе сказать…

– Нет никакой необходимости что-то еще объяснять, – заверил он, без выражения взглянув на нее. – У нас в больнице отличные хирурги.

– Рада слышать, – пробормотала Шерил, растерявшись под взглядом Сидни. – Но должна же я объяснить тебе, почему я против!

– Прости, но это меня не интересует, – отчеканил Сидни, и в глазах его возник холодок отчуждения.

Шерил охватила ярость, она молча развернулась и направилась к подъезду больницы.

– Да, Шерил! – окликнул он ее в вестибюле. – У меня сейчас обход, а потом я зайду осмотреть твоего малыша.

Возле палаты сына Шерил замедлила шаг, чтобы немного успокоиться, и вдруг с ужасающей ясностью осознала, почему ей трудно поговорить с Сидни. Да это просто страх, что он, узнав правду о Сидди, вот так же бросит ей в лицо, что ребенок – который для нее смысл жизни – его не интересует. Что же в самом деле будет, если он именно так и скажет? Ему нет никакого дела ни до нее, ни до Сидди – так было раньше, так будет и теперь.

Дверь палаты открылась, и оттуда вышла медсестра.

– Мисс Джонс? Я Габи Тернер. Хорошо, что я вас встретила.

– Что случилось?! – тревожно воскликнула Шерил, мгновенно объятая страхом.

– Не волнуйтесь, с Сидди все в порядке. Он прекрасно спал и спит до сих пор.

– Спит? – недоверчиво переспросила Шерил.

– Его животик утром дал о себе знать, но это в порядке вещей, и я ввела ему успокоительное. – Медсестра усмехнулась. – Так вот, мисс Джонс, я обещала малышу, что обязательно сообщу вам, как мужественно он перенес укол.

– Ох, дорогой мой… укол… – выдохнула Шерил, улыбнувшись. – А я боялась, что это окажется для него большим испытанием.

– Ну, я ведь пообещала отметить его мужество, – заметила медсестра, – что и выполнила. Могу я предложить вам чашечку кофе?

– Спасибо. Очень любезно с вашей стороны, но я только что позавтракала.

– Тогда, возможно, позже…

Шерил благодарно улыбнулась девушке, затем вошла в палату и направилась к кровати сына.

– Доброе утро, малыш, – прошептала она, и сердце ее переполнилось нежностью. Увидев, что глаза мальчика открыты, она удивилась. – А мне сказали, что ты спишь!

– Габи сказала? – уточнил мальчик, погладив мать по лицу, когда она наклонилась его поцеловать.

– Да, Габи. А еще она сказала, что ты мужественно перенес укол.

– Ох, мама, это был такой ужасный укол, – пожаловался малыш, – но зато животик у меня теперь не болит. А где бабушка?

– Она придет позже, – ответила Шерил, и любовь к ребенку острой иглой кольнула ее в самое сердце. – Вчера вечером ей пришлось поехать домой и…

– А разве ты, мамочка, не поехала с ней? – спросил явно озадаченный Сидди.

Шерил покачала головой.

– Пусть бабушка думает, что я веду себя как глупая наседка, но мне хотелось остаться здесь, в Веллингтоне, и быть рядом с тобой.

– Но ты же ни чуточки не глупая наседка, – сонно проворчал малыш, и глаза его начали слипаться. – Бабушка и сама бы с нами осталась, но у нее дела в галерее… Зато когда я вырасту большой и нарисую красивые картины, бабушка повесит их у себя. Ведь правда?

– Конечно, сынок, – нежно прошептала Шерил. Видя, что малыш с трудом держит глаза открытыми, она подставила к кровати стул и тихо сказала: – Не возражаешь, если я у тебя немного вздремну?

Мальчик кивнул, Шерил положила голову на подушку, и он, обняв мать за шею, почти мгновенно заснул. Убедившись, что Сидди крепко спит, она потихоньку освободилась, встала и покинула палату. В голове у нее не было ни одной мысли, только уверенность, что необходимо сейчас же поговорить с Сидни.

Она подошла к сестринскому посту, где одна из сестер заполняла карту.

– Мне необходимо поговорить с доктором Спенсером. Хотелось бы знать, свободен ли он сейчас.

– Вам повезло, – приветливо ответила девушка. – Вон он идет.

Обернувшись, Шерил увидела Сидни и бросилась к нему.

– Сидни, нам надо поговорить!

– Потом, Шерил, потом. Все разговоры потом. Я до сих пор не осмотрел твоего сына.

Направляясь к палате Сидди, он на ходу открыл историю болезни, захваченную с сестринского поста, а потом, немного не доходя до дверей палаты, посмотрел на обложку папки и остановился.

– Сидни? – растерянно проговорил он. – Так ты назвала его моим именем?

– Постой, Сидни! – в отчаянии воскликнула Шерил, видя, что он взялся за ручку двери.

– Да в чем дело? – Он обернулся и удивленно уставился на нее.

– Мне не так просто сказать… Но я должна! – Голос Шерил дрогнул, во рту пересохло так, что она с трудом произносила слова. – Я обязана сказать тебе… Он твой… Сидди твой сын.

Сидни отшатнулся, на лице его проступила бледность.

– Мой сын?

– Да, я пыталась…

Но договорить ей не пришлось, ибо Сидни повернулся и рывком, почти насильно заставил себя войти в палату. Сердце Шерил неистово колотилось, она вошла следом за ним – мать, готовая сражаться смертным боем, лишь бы ее дитя не пострадало. Но то, что она увидела, заставило ее замереть на месте. Сидни сразу же узнал в малыше своего сына, узнал, не задав ни единого вопроса, и теперь находился в крайней степени потрясения.

– Сидни, – тихо позвала Шерил, пытаясь вывести его из ступора.

Еще бы, ведь несколько минут назад ему и в голову не пришло бы, что у него есть сын… И вдруг такое! О собственных чувствах Шерил и думать забыла.

В этот момент в палате появилась Габи, что и вывело Сидни из транса.

– Не сейчас, сестра… – хрипло пробормотал он.

– Доктор, с вами все в порядке? – встревожилась девушка.

– Все хорошо, – ответила за него Шерил, поскольку Сидни промолчал. – Чуть позже мы позовем вас. – А когда сестра исчезла, Шерил подошла к Сидни и задала тот же вопрос: – С тобой все в порядке?

Он отвел наконец взор от сына и с болью и смятением посмотрел на Шерил. Она придвинула ему стул, Сидни сел, склонился над сыном, и глаза Шерил внезапно наполнились слезами.

А Сидни, глядя на спящего ребенка, впитывал жадным взором каждую черточку этого милого детского личика, которое столь неоспоримо являло в миниатюре черты его собственного лица. От этого движения прядь волос Сидни упала, коснувшись детского лба, и только тут Шерил осознала, что даже цвет волос у отца и у сына полностью совпадает.

Сидди потянулся, открыл глаза, увидел перед собой лицо врача, и губ его тотчас коснулась лучезарная улыбка.

– Здравствуй, – сонно пролепетал он.

– Здравствуй, Сидди, – тотчас отозвался Сидни. – Твой животик опять побаливает?

Малыш кивнул, поморщившись от слишком резкого движения.

– А откуда ты знаешь?

– Я же доктор. А болит, потому что последний укол уже перестал действовать.

Тут Сидди заметил мать и торжествующе воскликнул:

– Знаешь, мам, когда мне делали укол, я даже не заплакал! Габи ведь сказала тебе? Да? – Но, несмотря на всю свою отвагу, малыш повернулся к доктору и жалобно сказал: – А теперь у меня перестало болеть, так что другой укол можно не делать.

– Хорошо, не будем делать укол, – успокоил его Сидни. – Можно снять боль и другими средствами. – Он нажал кнопку звонка и, когда появилась Габи, дал ей соответствующие распоряжения. – Но есть одна вещь, малыш, которую ты должен пообещать мне, – сказал Сидни, как только девушка вышла. – Когда у тебя опять заболит животик, ты должен честно сказать об этом. Если пообещаешь мне это, я объясню тебе, из-за чего он болит и что мы собираемся сделать, чтобы он больше не болел.

Глаза Сидди расширились, являя саму правдивость, и он торжественно поклялся не привирать. А доктор выполнил свое обещание, начав с объяснения того, какие болеутоляющие средства можно применить вместо уколов, но это сообщение не вызвало у Сидди особого энтузиазма.

– Поверь, ты даже ничего не почувствуешь, – убеждал его Сидни, – и сам увидишь, что это гораздо лучше уколов.

Простое упоминание уколов подействовало на Сидди гораздо убедительнее.

– И потом я совсем-совсем поправлюсь? – спросил ребенок с невинным оптимизмом, пронзившим сердце Шерил жалостью.

Сидни покачал головой и чистосердечно признался:

– Не сразу, малыш. – И мягким, почти гипнотическим голосом начал рассказывать, что такое грыжа и чем она опасна.

Чем больше деталей он приводил, тем тревожнее Шерил посматривала на сына. Не слишком ли подробно рассказывает Сидни о болезни?