Текст книги "Свадьба в Катманду"

Автор книги: Одельша Агишев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

6

Первым, кого Игорь увидел, добравшись до дома доктора Шармы, был Энгельбах. Он сидел в кабинете хозяина и, низко склонившись над столом, читал полевые дневники экспедиции, работавшей в монастыре принцессы Чарумати. Горела настольная лампа, и в ее свете эта склоненная над тетрадью стариковская лысина казалась совсем одинокой.

– Герр профессор, – начал Игорь, запинаясь и не находя в себе сил посмотреть старику в глаза. – Я не знаю, как мне просить у вас прощения, но…

Энгельбах поднял голову, и Игорь увидел в его глазах что-то насмешливо-грустное:

– А я-то, старый дурак, думал, что вам не терпится увидеть древний восточный город…

– Герр профессор…

Энгельбах поднял руку:

– Тс-с! Ни слова больше. Во-первых, мистер Тарновски мне все объяснил, и у меня нет никаких вопросов, кроме сочувствия вам и желания помочь.

– Дэн?

– Да, именно! Он видел вас и вашу подругу и рассказал нам, что, по-видимому, все это очень непростая история…

– Да, но…

– И во-вторых. Позвольте дать вам совет. Никогда не просите прощения за любовь. – В голосе Энгельбаха уже не было ни тени насмешки. – Поверьте мне, на свете не так много радостей, чтобы ими пренебрегать и, тем более, за них извиняться.

– Спасибо, герр профессор.

– Юлиус, черт побери, просто Юлиус! – перебил его старик. – Ужин у вас в комнате, и потрудитесь сразу собраться. Мы решили выехать завтра на рассвете. Опоздания исключаются.

– Я практически готов.

– Ну и прекрасно. Ступайте, мне надо еще поработать.

Игорь не успел даже притронуться к ужину. Он успел только заглянуть к Дэну и поблагодарить его за товарищескую услугу. Дэн спросонок не сразу понял, в чем дело, потом отмахнулся и перевернулся на другой бок. Игорь вернулся к себе, не раздеваясь, прилег на минутку на пол, на свою постель под сеткой, и сразу провалился в похожий на беспамятство, глубокий и долгий сон.

– Итак, друзья мои, я должен сообщить вам следующее, – объявил Энгельбах. – Тщательное исследование фотографий подтверждает: печати действительно относятся к третьему веку до нашей эры и являются личными печатями императора Ашоки из династии Маурьев, и, главное, они целы.

Пятеро членов экспедиции ЮНЕСКО сидели в креслах фургончика «тойота», который в предутренней полумгле по головокружительному серпантину поднимался в Гималаи.

– Перед нами, без всякого сомнения, тайник, и он, по-видимому, никем не тронут, – продолжал Энгельбах.

За левым окном «тойоты» проносился крутой скальный склон, поросший кустарником, за правым смутно угадывалась изумрудная долина, уходящая вниз. Прошла минута, несколько раз взвыл мотор, и кадр заоконного «кино» переменился: теперь справа потянулась скальная стена, слева вдруг оборвалась вниз пропасть, из которой поднимался ночной туман. Так повторялось раз за разом: крутые витки дороги петляли с одного склона на другой.

– Удалось ли хотя бы в первом приближении определить содержание тайника? – спросил Дэн.

– Да, – отозвался Энгельбах. – Но будем идти по порядку. Доктор Бехал уверенно дешифровал надписи на печатях. Послушаем его.

Индиец поднял перед всеми листок с укрупненным изображением печати и кратко сообщил:

– Собственно говоря, эти надписи не представляют особой загадки. Вы все видите – это санскрит. Точнее, ранний эпический санскрит, слоговое брахми [7]7
  Древнейшее индийское слоговое письмо.


[Закрыть], вариант написания, характерный для Междуречья. Здесь, по кромке, идет перечень полных титулов Ашоки, а вот тут самое главное – большой картуш с надписью: «Перед страхом всеобщей гибели замкни свои уста». Печать с таким предостережением я встречаю впервые. У меня все.

– Доктору Шарме тоже есть что сообщить. Прошу, Шарма-ба.

Шарма поправил очки.

– Я еще раз перепроверил все, что нам известно по монастырю. Сразу сообщаю главное: дочь императора Ашоки принцесса Чарумати действительно основала этот монастырь, сама руководила его постройкой и прожила в нем всю жизнь. Есть сведения, что она ни разу не покидала стен монастыря и почти не выходила из своей кельи…

– Охраняла тайник, – вставил Дэн.

– Вполне возможно, – отозвался Энгельбах. – Так вот, резюме. Наш совместный с доктором Шармой анализ позволяет предположить, что мы имеем дело с тайником Общества Девяти Неизвестных.

Несколько секунд в салоне «тойоты» длилось молчание.

– Общество Девяти Неизвестных? А что это такое? – спросил Дэн.

– Одно из самых первых в обозримой истории тайных сообществ, – сообщил Энгельбах. – Как вы знаете, Ашока объявил войну войне. С этой целью и была им создана организация, необычайно могущественная и глубоко законспирированная. Мы не знаем ни ее состава, ни методов. Но факт остается фактом: каким-то образом это общество предотвращало большие и малые войны в течение десятков или даже сотен лет, ибо оно продолжало свою деятельность и после смерти его основателей…

– Вы полагаете, мы можем обнаружить что-то вроде архива этого общества? – спросил Бехал.

– Я могу только надеяться на это. – В голосе Энгельбаха зазвучало волнение, и глаза его заблестели. – Я понимаю, что кто-то из сверхсерьезных историков сочтет все это сказкой, бредом, но… когда я увидел эти девять печатей, я вдруг понял, что искал их всю свою жизнь. И сразу поверил. Для меня тут дело не в науке, не в истории. Я надеюсь на большее.

Все молчали.

– И правда, – негромко произнес Бехал. – Может, она действительно существует, какая-то единая формула вечного мира на земле?

– И может, она была открыта давным-давно и потом ее просто забыли? – подхватил Шарма.

– И, когда мы найдем ее, она окажется такой же действенной, как две тысячи двести лет назад… – добавил Энгельбах.

Он то ли спрашивал, то ли утверждал, и все снова замолчали, охваченные надеждой и ожиданием.

Игорь не участвовал в разговоре, но был, как все, глубоко взволнован им. Еще бы! Он и сам в своих повседневных профессиональных занятиях, в этой зачастую изнурительной, кропотливой до бессмысленности работе рядового историка всегда ждал, смутно надеялся, что когда-то, может быть, скоро, с каким-то последним ярким штрихом вдруг сложится и откроется ему и всем единая, четкая и стройная картина мира, картина жизни на земле со всеми ее законами, движением, целью и смыслом, – настолько яркая и четкая, что это сразу окупит всю муку мелочной повседневности целых поколений ученых, по крупице складывавших такую картину. Самой затаенной его мечтой было самому найти решающий штрих или хотя бы стать свидетелем его отыскания. Эта-то мечта намертво привязала его к той профессии, которую он когда-то выбрал почти случайно, а теперь иной для себя просто не мог представить.

Экспедиционный фургончик завершил один из своих бесчисленных поворотов и оказался на верхней точке перевала. Еще секунда – и впереди вдруг сразу открылась неповторимая панорама Гималаев на восходе солнца: стена пиков, медленно выступающих из тьмы, вознесшаяся в небо масса скал, льда, снега, вереница громад, каждое мгновение меняющих свой облик под первыми лучами косматого, багрового светила.

А за перевалом, приближаясь с каждым витком серпантина, замелькали впереди контуры потемневших от времени руин. Это был монастырь принцессы Чарумати. Он стоял в высокой, суровой седловине, на фоне близких вершин и неба: остатки мощных крепостных стен из грубо тесанного гранита, колонны, разрушенные часовни, чайтьи [8]8
  В буддизме – небольшие культовые сооружения.


[Закрыть], террасы и за ними – мощный белоснежный холм с кубом и золотым зонтом над ним – Великая ступа Ташинатх.

Через несколько минут они уже шли к запечатанному входу. Шли, не успев перенести вещи в экспедиционные палатки, не успев переодеться в рабочую одежду, махнув рукой на обед, на отдых, на устройство… Шли молча, торопливо и все ускоряли шаги. Шарма даже не показывал дорогу, четверо археологов будто чувствовали, куда идти. Руины стен, давно обвалившиеся потолки, рухнувшие колонны. Дальше, дальше. Все теснее переходы, все уже каменные коридоры, все темнее кельи без окон.

Поворот, зал, расчищенный от грязи и обломков, спуск по каким-то уступам, еще один, последний поворот, и тут Шарма с нелепым, пронзительным всхлипом: «А!» вскинул руки и застыл на месте. Вздрогнув от крика, застыли остальные.

Никакой двери, никакого запечатанного входа в каменной стене не было. Да и самой каменной стены не было. Они стояли перед горой скальных обломков, булыжника и щебня, наглухо заваливших проход. Впечатление было такое, что здесь кто-то ударил исполинским кулаком, ударил яростно, в безрассудном гневе, обрушив свод над проходом, обрушив боковые своды, словно раздавив весь коридор.

– Ч-то… что это значит? – запинаясь, спросил Шарма.

– Это значит, что кто-то опередил нас, – медленно, почти спокойно произнес Энгельбах.

Игорь подошел вплотную к завалу, запрокинул голову.

– Все правильно. Вход нельзя было трогать. Он был ловушкой.

– Вы знали это раньше? – спросил Бехал.

– Догадывался по снимкам.

– Почему же молчали?

– Сомневался. Хотел проверить на месте.

Шарма озирался по сторонам, все еще не в силах оценить случившееся.

– Но кто… кто мог это сделать?! И где он?

– Да здесь, – послышался голос позади них.

Все обернулись и только тут увидели в стороне, в расчищенном углу боковой ниши троих людей в шортах, с лопатами и ломами в руках. Это были рабочие экспедиции. У их ног в полумгле ниши смутно виднелись две кучки окровавленного тряпья. Это было все, что осталось от «опередивших».

Игорь, впервые увидевший такое, почувствовал дурноту и отвернулся. Какое-то предчувствие мгновенно кольнуло его: дело оборачивается кровью, кровь будет еще. Он отошел к стене и, преодолевая тошноту, вяло прислушивался к голосам.

– Кто они? – спрашивал Шарма.

– Чужие люди, Шарма-бадже, – отвечал один из рабочих. – Мы их не знаем, не видели.

– Плохие люди, – вступил другой. – Издалека пришли, ночью. Мы ничего не слыхали, спали. Как они шли, как работали – никто не слышал…

– Не слышали потому, что у них вот – ультразвуковой аппарат, – пояснил третий, в рубахе и каске. – Он любую стену за пару минут проламывает, и почти без шума…

В его руках тускло отсвечивали никелем обломки ультразвукового вибратора.

– Их было только двое? – спросил Бехал.

– Нет, бадже. Еще один ждал наверху, в развалинах. Услыхал завал и убежал. Там следы есть.

В наступившей тишине было слышно, как в невидимой, скрытой в скале шахте глухо застучали падающие камни. Потом все стихло.

– Ну что ж, видимо, надо вызвать полицию, – негромко заключил Энгельбах.

Они умывались у монастырского источника, много веков назад забранного в камень, украшенного резьбой и бронзой. Давно потрескался и оплыл камень, только слабые зеленоватые пятна напоминали о бронзе, но источник действовал. Как всегда в горах, вода была ледяная, сине-прозрачная, и Игорь с удовольствием плескал ее пригоршнями в лицо.

Подошел Энгельбах с полотенцем на шее. Он набрал пригоршню воды и обернулся к Игорю.

– Значит, вы говорите – ловушка?

– Да, герр профессор, – вытирая лицо, ответил Игорь. – Устраивается ложное перекрытие с единственной точкой опоры. Эта точка маскируется под дверь, и, когда ее хотят взломать, перекрытие рушится. Специальная шахта, забитая щебнем и валунами, заваливает весь проход. Такие ловушки устраивались в горных гробницах древних кушанцев, хеттов.

– Шарма говорил, что начал работу с расчистки завала…

– Да, конечно, – подхватил Игорь. – Это могла быть первая ловушка, которая сработала когда-то давно. Теперь разрядилась вторая…

– Значит, возможна и третья.

– Безусловно.

– Ну что ж, это хорошо. – Энгельбах наклонился и решительно подставил свою лысину под ледяную струю. – Значит, он действительно… уф, ну и водичка!.. действительно спрятал что-то важное, наш Ашока. – Старик фыркал и плескался, как морж.

– Герр профессор, – напомнил Игорь. – Помните, вчера я рассказал вам о мальчишке, который предупредил меня, что за нами следят? Так, может, это как-то связано?

– О мальчишке? Да-да. – Энгельбах продолжал плескаться. – Шарма сообщил о нем в полицию, сразу же. Но они не нашли никакого мальчишки.

7

Дальше был тяжкий, изнурительный, бесконечный труд. Камни, обломки, булыжники передавались из рук в руки по цепочке людей, менялись смены, рабочих не хватало, потому что Шарма из предосторожности не брал никого со стороны. Ученые стояли в общей цепочке в свою смену, устало двигали руками, а они не только не кончались, эти камни, их, кажется, даже не становилось меньше в куче.

Покрылись щетиной лица, устало потухли глаза, заныли от носилок и лопат натруженные руки. Солнце вставало и садилось над древним монастырем, а завал все громоздился в переходе расчищенного подземелья, и откуда-то сверху, из чрева скалы, с глухим грохотом выкатывались все новые и новые камни…

В одну из редких минут перекура к Игорю, сидевшему на камне у источника, подсел Дэн Тарновски.

– Что-то вы не очень радостно выглядите, товарищ Сабашников, – заметил он, протягивая Игорю пакетик со жвачкой.

– От такой работы не зарадуешься, – пробормотал Игорь.

– И это единственная причина вашей меланхолии, сэр?

Игорь засмеялся:

– Вы прямо рентген, мистер Тарновски…

– Значит, есть еще какие-то обстоятельства.

Игорь вздохнул:

– О да. Честно говоря, я сам хотел с вами посоветоваться. Речь идет о Вике.

– Это та самая ваша соотечественница?

– Да, – кивнул Игорь. – Как вы считаете, Дэн, нельзя ли взять ее к нам в экспедицию? Вы не думайте, она – способный человек, я ручаюсь за это… училась на истфаке и вообще… А потом… ей просто надо помочь, понимаете?

Он проговорил все это горячо, сбивчиво.

Дэн помолчал секунду, потом пожал плечами:

– А почему бы и нет? Как у нее с языками?

– Английский и чуть-чуть непали.

– Неплохо. Хотите, я сам поговорю с нашим шефом?

Игорь просиял:

– Спасибо, Дэн. Вы настоящий друг.

Тарновски, по обыкновению, отмахнулся.

На исходе седьмого дня во дворе монастыря появился высокий плечистый человек с прямой, мощной осанкой горца. Был он уже не молод, но держался легко, уверенно.

Он коротко переговорил с дежурным полицейским, замаячившим в последние дни у палаток, и двинулся в глубь двора. Он миновал развалины, спустился в подвальную часть и остановился перед завалом, где молча трудилась очередная смена. Несколько секунд он наблюдал за работой, потом покачал головой.

– Ну и ну! Так вы и за год не справитесь. Может, помочь?

Работавшие обернулись. Доктор Шарма шагнул вперед.

– Нет-нет, нам не нужна ничья помощь. Кто вы?

– Я? Бывший капрал Непальской Королевской армии, а теперь председатель местного панчаята [9]9
  Орган местного самоуправления в Непале.


[Закрыть]Тамракар Биджаи. Намастэ, уважаемые гости.

В его голосе было столько доверительности, спокойствия и добродушия, что Шарма перестал тревожиться.

– Намастэ, господин Биджаи. Вы к нам по какому-то делу?

– Проведать вас пришел. Помочь, если требуется. Ну и человека одного повидать.

Они говорили на непали, потом перешли на местное наречие горкха. Тамракар отвечал на вопросы Шармы, а сам зорко оглядывал работающих. Взгляд его остановился на Игоре.

Они присели на камни в сторонке от завала.

– Откуда, говоришь, знаю? А от дочки моей, Дэвики. Помнишь такую?

– А, Дэвика, – оживился Игорь, сразу вспомнив свою помощницу в Кок-Янгаке. – Как она поживает?

– Да неплохо. Работает в Катманду, в этом, как его… уни-вер-си-тете, там и живет… – Тамракар достал трубку, стал разминать табак. – Она мне о тебе кое-что рассказывала. И как ты учил ее, и как спас…

– Ну уж, спас…

– Да-да, ты не спорь. – Тамракар положил руку на плечо Игоря. – И вот что я тебе скажу: мы, гуркхи, добро не забываем. Знай это.

– Скажите, Тамракар-джи, а как вы нашли меня?

– Э, сынок. Мы давно знаем, что здесь, в старом монастыре, копаются ученые. В деревнях же все известно. Народу немного, каждый чужак на виду: альпинисты, туристы, хиппи… Как только Дэвика позвонила, что ты приехал, я сразу подумал, что, наверное, где-то тут должен быть…

– А она откуда узнала?

– От подруги, что ли. – Тамракар пыхнул дымом и стал по-крестьянски обстоятельно расспрашивать Игоря о его жизни здесь, справляться, не нужно ли чего, звать в гости.

Игорь отвечал, благодарил. У него было такое ощущение, что он уже давно знает этого простого, спокойного человека.

– Ладно, надо идти. – Тамракар поднялся.

– Оставайтесь, у нас скоро обед.

– Да нет, пойду. Надо же вам помощь организовать. Увидимся. Намастэ.

Через пару дней, вокруг заметно уменьшающегося завала трудились несколько десятков горцев. Рослые, крепкие парни с шутками, смехом, песнями легко перекидывали камни, разгребали песок и щебень. В скале уже снова показался узкий проход, новые обвалы из шахты над головой прекратились: узкую горловину шахты удалось забить крупными валунами.

– Ну вот, – потирал руки Энгельбах. – А вы их боялись, Шарма-ба.

– Да, – смущенно признался Шарма. – Недооценил я наших горцев.

А на другой день возникла Вика.

Это было организовано как сюрприз для Игоря. Он еще досматривал в своей палатке последний утренний сон, когда услышал вкрадчиво-проникновенное:

– Вот ты спишь, Сабашников, а у тебя там лопату украли…

Он вскочил и не поверил своим глазам. Она стояла перед ним в соломенной шляпке и защитных очках, за которыми смеялись ее серые глаза.

– Вот, уговорили! – объяснила она. – Особенно этот дикобраз старался…

– Какой дикобраз?

– Ну этот, который из своей бороды, как из кустов, выглядывает.

– Дэн, – догадался Игорь.

– Наверное. Уж он распинался! И про природу, и про тебя, и про клад, который вы ищете… В общем, согласилась на месяц, до дождей. Платят, конечно, гроши, да ладно уж, рискнем ради науки…

Натянув штаны, Игорь выскочил к дороге, выхватил ее сумки из багажника знакомого «пежо», показал, где припарковаться.

Ей отвели отдельную палатку, помогли устроиться, и за завтраком Энгельбах представил ее:

– Господа, у нас пополнение: по рекомендации господ Сабашникова и Тарновски в нашей группе будет работать миссис Виктория Козырева. Она займется документацией: полевыми дневниками, корреспонденцией и прочим.

Все смотрели на Вику.

– Мы очень рассчитываем на ее обязательность, точность и аккуратность, – заключил Энгельбах. – Кроме того, я надеюсь, что отныне за завтраком не будет больше небритых физиономий. Исключая, конечно, мистера Тарновски.

– Благодарю вас, герр профессор. Постараюсь оправдать ваше доверие. – Вика сделала книксен, и пятеро мужчин зааплодировали ей.

Поздним вечером они с Игорем сидели в штабной палатке, и Вика, разложив бумаги, озабоченно спрашивала:

– А как писать? Я все забыла.

– Ерунда, – объяснил Игорь. – Мы же еще ничего не нашли, так что пиши предельно лаконично: число, час, кто чем занимается. Я буду подсказывать, не бойся…

– Ты не уходи. Я напишу, а ты проверишь.

– Да я-то не уйду…

Была ночь. Вика писала. Игорь помогал ей: подсказывал, начертил подробную схему подземелья, объяснял предыдущие записи.

Над развалинами монастыря стояла глубокая тишина, только изредка слышались шаги полицейского патруля.

– Игорь, – позвала Вика. – А как ты сам думаешь, есть там что-нибудь, за этой дверью? Или все это бред?

– Никакого бреда. Обязательно есть.

Она подняла голову:

– Что?

– Невозможно даже предположить. – Игорь отложил карандаш. – Энгельбах думает, что там архив одного тайного общества.

– Архив? – протянула Вика. – Это что, бумаги, папки, да?

– Ну что ты, какие бумаги, третий век до нашей эры. Пергаменты, пальмовые свитки. Представляешь?

– Представляю, – вздохнула она. – И больше ничего?

– Ну… может, еще что-то. Что сохранилось, не истлело, не рассыпалось… Но главное, идеи, которые…

– В общем, ерунда всякая.

– Ну почему ерунда? – загорячился Игорь.

– Да конечно, ерунда, – отмахнулась Вика.

Они заспорили. Игорь говорил о Девяти Неизвестных, о Востоке, о том, что с библейских времен именно отсюда человечество черпает духовные и энергетические импульсы, что именно здесь, в горных монастырях и отдаленных ашрамах, рождаются все великие идеи о сущности мира и бытия, что за внешним примитивизмом и простотой восточной жизни скрыта гармония с природой, умение сохранять и беречь все живое, а не губить и разрушать во имя бесконечного потребления, но… Вика словно не слышала его. Она твердила, что жить человеку надо по-человечески, а не полуголым в пещере, хотя, впрочем, пусть так живут те, кому это нравится, а что касается ее, то она категорически не согласна прозябать в пещере во имя какой угодно, пусть даже самой великой духовной идеи, будь то обрыдший всем коммунизм или сверхмодный буддизм. И вообще, все эти идеи давно устарели, они, как цепи, как хомут на шее.

– А хомутов я терпеть не могу и хочу жить без ошейника. И вообще не по-собачьи!

Она вдруг не на шутку рассердилась, замолчала, отвернулась. Игорю почему-то стало совестно, он не знал, чем ее отвлечь.

– А знаешь что? – вдруг вспомнил он. – Я же тебе приданое привез.

Вика чуть не выронила сигарету:

– Какое приданое?

– Расческу. И три заколки, – сообщил Игорь. – Ты их у меня два года назад забыла.

Она сразу засмеялась, бросилась на него, забарабанила кулачками по груди.

– Негодяй, хитрюга! Знает, чем тронуть глупую бабу! Мол, вот, храню твои заколки и плачу над ними… Плачешь, да?

– Бывает.

– Скупыми мужскими слезами?

– Ими самыми.

– И забыть не можешь?

– Видно, не могу.

– Ну и дурак! – Она уселась к нему на колени, тронула рукой волосы. – Тебе нужно было забыть меня на другой же день. Наплевать и забыть. Ну зачем ты приехал, скажи? Зачем? – Она вела пальцем по его бровям, ресницам, губам. – И вообще… откуда ты взялся, с какого дуба рухнул на мою бедную голову, а? Кто тебе дал право присваивать меня? – Ее пальцы скользнули под его рубашку, тронули шею, грудь, медленно опустились вниз по животу. – И почему, скажи, ты, домостроевец, куркуль непробиваемый, юродивый со своим Востоком на шее… почему я так хочу тебя… так хочу, что как увижу, так истекаю вся?.. Почему, зачем?..

И снова была, как когда-то на парте в институтской аудитории, нетерпелива, требовательна, всем своим телом отзываясь на его движения, то подхлестывая его, то приостанавливая, то смеясь, то задыхаясь…