Текст книги "Свадьба в Катманду"

Автор книги: Одельша Агишев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

5

А совпадение и вправду случилось прикольное, как выразился друг Марат. В прошлом году, когда Игоря с большим трудом восстановили в аспирантуре и он из палатки экспедиционных рабочих Кок-Янгака вернулся в свою, ту же самую, маленькую, но отдельную палатку, ему вдруг срочно поручили выступить на международной научно-исторической конференции в Самарканде с пятнадцатиминутным сообщением. Кто-то там заболел или не прибыл, и Игорь, владевший английским, обязан был выручать. Нужно было за ночь сочинить сообщение и утром уже излагать его в конференц-зале лучшей самаркандской гостиницы «Регистан», чтобы заткнуть дыру в заранее расписанном и высочайше утвержденном графике конференции.

Игорь промучился ночь в палатке, исчеркивая один бумажный лист за другим, потом исчеркивал их в автобусе, потом в зале и даже на трибуне продолжал что-то черкать на своих уже не имевших живого места листках. Он совершенно ясно осознавал, что ни к какому серьезному сообщению не готов, и от отчаяния решил ограничиться только тем, что видел и понял сам, без ссылок, анализа и всяких обобщений, на которые все равно не было времени. Он просто рассказал о своих наблюдениях над устройством и планировкой горных крепостей и культовых сооружений – тянь-шанских, памирских, кавказских, на раскопках которых работал или стажировался.

К его облегчению, в зале было пустовато, слушали его довольно рассеянно, вопросами не перебивали. Президиум тоже мирно помалкивал. В нем сидели местные руководители в самаркандских тюбетейках и несколько историков, которых Игорь знал. Только над дальним краем стола виднелась чья-то незнакомая, низко опущенная коричневая лысина. «Гость, – определил Игорь. – Вчера наугощался и теперь кимарит». Ему было хорошо известно, как тут принимают иностранных гостей, и он не сомневался, что коричневая лысина до завтрашнего утра никаких докладов воспринять не в состоянии.

Понемногу он увлекся, оторвался от своих листочков, стал спорить сам с собой, сам себе возражать и опровергать свои возражения, что часто делал в работе над диссертацией и что сейчас вызвало в зале улыбки, и в результате просрочил свое время минут на десять, совершенно не слыша покашливаний председателя, потом постукиваний в микрофон и, наконец, уже попросту громких окликов. Не слышал, пока не тронули за плечо.

Зал посмеялся, Игорь сошел с трибуны и отер пот со лба.

– Ну, Сабашников, вы и наглец, – негодующе покачивая головой, выговорил ему присутствовавший в зале институтский проректор по науке. – Это ж надо! Двадцать пять минут на трибуне, и ни одной цитаты из основоположников русского и узбекского научного востоковедения, ни одной ссылки на высказывания руководителей республики! Нет, рано мы вас в аспирантуре восстановили, рано!

Такова была благодарность за все его старания.

А когда он вышел в холл и стал соображать, как вернуться в Кок-Янгак, где ждала куча дел, его вдруг прихватил за локоть знакомый деятель из оргкомитета конференции.

– Сабашников, ты задержись. Старик о тебе спрашивал. Видно, глянулся ему твой доклад…

– Какой старик?

– Ну ты даешь, вася! Тебя же сам Энгельбах слушал! Великий археолог! Неужели ты «Богов Востока» не читал?

Игорь, конечно, читал не только «Богов Востока», но и другие книги знаменитого Энгельбаха, но ни сном ни духом не ведал, что та коричневая лысина он и есть.

Вечером во время ужина их познакомили. Энгельбах хлопнул его по плечу и провозгласил:

– Вот он, юный горный орел от археологии! Дайте ему бокал, я хочу чокнуться с историком не по профессии и знаниям, а по Божьему велению, то есть с таким же отпетым придурком, как я!

Они крепко выпили, проговорили полночи и расстались друзьями.

Поэтому когда Игоря две недели назад срочно вызвали в ректорат и объявили, что он командируется в зарубежную экспедицию по приглашению эксперта ЮНЕСКО профессора Энгельбаха, он не удивился. Поразился он тогда, когда узнал, куда едет. В Непал. Сразу защемило сердце, и все сборы, хлопоты, оформления разных документов прошли как в тумане, прерываемом только новыми и новыми подхлестывающими телеграммами неугомонного Энгельбаха.

Этот же туман сопровождал его и в «Ил-62», глубокой ночью вылетевшем из Ташкента в Индию, и в Дели, в те часы, пока ждали оформления на спецрейс, и в старом транспортом «Дугласе», и здесь, в Катманду.

Все это было совпадение, везение, «ломовая пруха», как еще выражался друг Марат, но главная «пруха» ждала Игоря впереди, очень скоро, через несколько секунд, вот за этой застекленной дверью лавки, куда он входил.

Толкнув дверь, Игорь сделал шаг в маленькую, тесную лавку. Он успел заметить, что никакой бечевы и пенопласта здесь нет и в помине, а полки набиты шмотьем, и тут же его едва не сбили с ног. Какая-то легкая, стремительная фигурка, до головы нагруженная тяжелыми свертками и спешащая к выходу, с размаху налетела на Игоря. Посыпались на пол пакеты, сумки, упаковки. Игорь уронил своего Шиву, Шива грохнулся на деревянный пол с громовым раскатом.

– Твою мать!! – на чистом русском языке выразилась фигурка. – Куда же ты прешь, мудила?

Услышав этот голос, Игорь, кинувшийся было поднимать свертки и пакеты, замер.

– Надо же смотреть, кретин! – Женщина, присев, собирала с пола упаковки со шмотьем и ругалась по-русски и по-английски. – Бастард, дубина, жопа!

– От жопы и слышу, – негромко сказал Игорь.

Она резко обернулась, и они оказались лицом к лицу.

– Боже мой… – проговорила она. – Сабашников. Это ты?

– Я.

Она вглядывалась в него и как-то странно, недоверчиво улыбалась.

– Откуда?

– Из дома.

– Прямо из Ташкента?

– Ну да.

– И… как ты сюда попал?

– Прилетел. В командировку.

– Неужели… копать?

– Ага.

– Нет, правда? – Она вдруг тихо засмеялась. – Ты и в самом деле в командировке? Да? Вот так просто, со своей лопаткой и кисточкой? Взял и приехал? Да? Да?! – Она уже не могла удержаться, ее трясло от смеха, она хохотала и плакала. – Ой… я не могу… нет… не верю… это бред…

Он кинулся к ней, чтобы успокоить, она металась, всхлипывала, задыхалась у него в руках.

– А я… я подумала… что ты… за мной приехал… что тебя прислали… за мной… ой, не могу!..

Молодой продавец прибежал со стаканом воды, она выбила у него из рук этот стакан, зарыдала в голос, и тогда Игорь вдруг вспомнил кое-что из детства и, прихватив ее голову рукой, резко и сильно надавил пальцами на ее глазные яблоки. Она испуганно вскрикнула: «Не надо!!» и сразу стихла. Так они стояли несколько секунд, а тот продавец и еще один, выглянувший из подсобки, молча смотрели на них.

– Пошли отсюда, – попросила она.

Он вывел ее на улочку, в тень.

– Как ты? – спросил он.

– Нормально, – безучастно ответила она.

– Я сейчас! – Он быстро вернулся в лавку, собрал пакеты, свертки. Продавец молча помог ему.

Вика стояла на том же месте и безуспешно щелкала зажигалкой, пытаясь прикурить. Игорь ждал, руки у него были заняты. Зажигалка так и не сработала, и Вика отшвырнула ее в сторону.

– Мне надо выпить, – сказала она.

Никаких кафешек поблизости не наблюдалось. Игорь ткнулся в какой-то магазинчик. Там спиртным не торговали. Он вышел. Вика, опустив голову, ждала. Игорь вдруг услышал голоса европейцев, оглянулся. Это была группа туристов. Игорь кинулся к ним, но те в ответ только качали головами. Какие-то мальчишки снова прицепились к нему. Он спросил их о выпивке. Они его не поняли, галдели о своем, совали браслеты, ножи. Наконец он поймал какого-то пожилого прохожего в пиджаке и очках, и тот сразу ткнул пальцем в угловую лавку.

Они сидели на ступеньках какого-то храма. Вика долго вытирала рукой горлышко бутылки, потом глотнула.

– Индийский. Гадость, – скривилась она.

– Другого не было.

Она глотнула снова. И еще. Протянула бутылку ему. Игорь помедлил и тоже выпил. Виски действительно был дрянной. Игорь зажег спичку из купленной в той же лавке коробки. Вика закурила, выпустила дым.

Она сильно загорела и похудела. Серые глаза стали еще больше, скулы и подбородок заострились. Раньше она не курила; ее лицо в сигаретной дымке показалось ему чужим. Чужой казалась прическа, закрытая блузка, длинная юбка.

– Давно прилетел? – спросила она.

– Вчера ночью.

– А меня как нашел?

– Сам не знаю. Мы здесь покупаем кое-что по работе. Вот и зашел в лавку.

– Понятно, – кивнула она. – Ну конечно, это же тебе не Дели и не Москва. Здесь вся торговля в центре, на этом пятачке. Тут все и встречаются. Я наших из посольства иногда два раза на день здесь вижу…

Она говорила спокойно, отчужденно, не глядя на него и куря глубокими затяжками.

– Дай еще! – Она взяла бутылку, глотнула.

Они долго молчали. Никто не обращал на них никакого внимания. Улочка жила своей жизнью: прошла важная, спокойная корова, прошествовал полуголый паломник-садху с посохом в руках и тюрбаном на голове, пробежали голопузые, смуглые до черноты дети с серебряными браслетиками на ногах.

– Моих в Ташкенте видел?

– Нет, – он качнул головой. – Знаю, что живы. Отец на пенсии, болеет. Мать работает.

– Стенокардия у него… Посылала ему лекарство, новый препарат из Англии, такой в Ташкенте ни за какие бабки не найдешь. Все пришло обратно, даже пакет не развернули…

– Да, с лекарствами у нас там хреновато, – кивнул Игорь.

– Да? А с чем не хреновато?

Игорь пожал плечами.

– Вообще-то за эти два года кое-что изменилось… Реформы.

Вика отбросила сигарету.

– Ну ладно. Давай спрашивай, Сабашников. Ты же приехал не про реформы говорить. У тебя есть что спросить. Спрашивай. Я отвечу.

Игорь молчал, слов не было. Было странное ощущение пустоты. Не такой, совсем не такой он представлял эту встречу. Тысячу раз представлял и ни разу не угадал.

– Тебя, наверное, ждут, – пробормотал он.

– Кто?

– Ну… муж.

– Нарайян? Мы с ним уже больше года в разводе.

Странно, но его это сообщение нисколько не удивило. Чего-то похожего он ждал. Вика не была бы Викой, если бы не приготовила для него чего-нибудь в этом духе.

– Что ж так?

– Да так. У нас с самого начала не очень-то клеилось…

С трудом сдерживаясь, он спросил тихо:

– А зачем же… зачем же тогда замуж пошла?

Она увидела его глаза, но не отвела взгляд:

– Вот так и пошла. Хотела из Ташкента уехать, хотела принцессой побыть. Мир посмотреть, себя показать…

– Ну и как? Посмотрела мир?

– Кое-что видела.

– И себя показала?

– Нет. Пока не успела.

Игорь почувствовал, что от этого ее спокойного тона в нем нарастает что-то, похожее на удушье.

– Что-то я не врубаюсь… – качнул он головой.

– А ты и не врубишься. У тебя другая группа крови. Есть вещи, которые…

– Насрать мне на все эти «вещи», – не очень громко сказал он. – Ты же продала меня, блядь. Ты же со мной трахалась, а потом к нему бегала, сука. Разве не так? Не так?

Он уже не сдерживал себя, он готов был ее убить. Только ударить не мог.

– Нет, – ответила она. – Не так.

– Ну а как, объясни!

Глубоко и жадно затягиваясь, она смотрела в сторону.

– Знаешь, Сабашников, есть у меня подруга, американка. Она активная феминистка. И я иногда очень хорошо ее понимаю. Ну действительно, почему вы, мужики, все до единого, как только охмурите бабу, так сразу хотите сделать ее вещью, собственностью, своей личной принадлежностью, вроде зубочистки в кармане или ночного горшка под кроватью? Ну почему?

Игорь не ответил. Он мог возразить, но что-то мешало ему, он не до конца понимал ее.

– Ну поженились бы мы с тобой – и что дальше? Сидели бы в этой твоей комнате в общежитии или в палатке на раскопках и досиделись бы до того, что возненавидели бы друг друга.

– Почему возненавидели? – удивился Игорь. – Жили бы, как другие живут…

– Как другие? – усмехнулась она. – Именно этого я и не хотела. И сейчас не хочу. Не-хо-чу, понимаешь?

Она по-прежнему смотрела в сторону.

– Я, конечно, виновата. Но только в одном: что не написала тебе. Ну не смогла! Ты бы все равно не понял… Да и боялась: начну писать, вспомню все и передумаю. А передумывать мне не хотелось. Мне хотелось уехать.

Подняв стоявшую у нее в ногах бутылку, она снова глотнула из нее.

– А Нарайяна после дискотеки я видела всего один раз. Когда он пришел к нам домой, чтобы сделать мне предложение. Мои отец с матерью его выставили, а мне устроили такой хай на полночи, что на другой день я нашла его в институте и дала согласие. Вот и все.

Игорь с горечью кивнул:

– А вспоминать, значит, боялась?

– Боялась. Боялась! И сейчас боюсь. – Она повернулась к нему. – Ну зачем ты приехал, скажи? Я уже привыкла без тебя, забыла! Это же другая жизнь… зачем ты здесь?

Нотка ожесточения прозвучала в ее голосе. Игорь усмехнулся:

– Да ладно тебе, успокойся. Я не к тебе ехал. Просто совпадение. Случайность.

– Ну почему ты не женился там?.. Не завел семью… Зачем нашел меня… я не хочу… не хочу!

– А вообще-то я вру. Я к тебе ехал, – сказал Игорь. – За эти два года не было дня, не было часа, минуты, чтобы я тебя забыл. Я не смог тебя ненавидеть. Хотел и не смог. Я мечтал о тебе, я хотел тебя всю, сверху донизу, от волос до пяток… Я ночей не спал, сто раз хотел кого-нибудь трахнуть, чтобы отвлечься, но не мог… Нет, опять вру, было, трахал, но потом… потом так противно становилось, такая пустота, блин!.. И опять – ты, ты, ты… Я до того дошел, что хотел хотя бы мысленно быть с тобой, знаешь, как зеки в зоне: смотреть на твое фото и… рукой. Заперся в своей комнате, выпил, положил фото на подушку, лег. И вот смотрю на тебя и чувствую, что хочу тебя до бешенства, до последнего…

– Са-баш-ни-ков. – Она мотала головой с закрытыми глазами. – Ну-за-чем-ты… пре-кра-ти…

Он смолк. Еще мгновение она сидела, сжавшись, потом встала и, повернувшись, молча пошла по улочке.

Он смотрел ей вслед. Она шла не оглядываясь.

– Вика! – крикнул он.

Она не обернулась.

– Вика!!

Она остановилась.

– Вернись, – позвал он.

Она медленно обернулась. Потом пошла к нему. Потом побежала. Уронила туфельку с ноги. Не остановилась. Отшвырнула вторую. Летела босиком. И набежала на него, повисла, колотя кулачками, дергая его за волосы, мотая залитым слезами лицом, кусая, царапая. Он подхватил ее на руки, она спрятала лицо, уткнувшись в его рубашку и продолжая кусать, царапать, реветь, как ребенок, а он держал ее на руках и сам плакал, не видя сквозь слезы, как два горца-носильщика с грузами на спинах застыли недалеко от них с выпученными глазами и разинутыми ртами.

Дальше все было как в лихорадке. У Вики оказалась машина, старенький «пежо», припаркованный рядом с лавкой. Они забились в него, поехали. Не оглядываясь на Игоря, Вика отчаянно крутила баранку, беспрерывно сигналила. Шарахались с дороги прохожие. Игорь не выдержал, поставил ногу на тормоз, одной рукой помогал ей править. Наконец они вырвались из сплетения узеньких улочек, Вика резко свернула куда-то, потом еще, еще, машина ухнула вниз, вперед – и замерла. И сразу стало тихо, безлюдно, и открылся пустой травянистый откос, берег, камни.

Вика сидела неподвижно и, уронив с баранки руки, смотрела вниз. Игорь медленно, осторожно протянул руку, тронул ее волосы, тихо повернул к себе лицо. Ее губы были сомкнуты и сухи, как у школьницы на первом свидании, она не сопротивлялась, но и не шла навстречу, ее глаза были закрыты, и только чистое, еле слышное дыхание углублялось, ширилось, словно что-то росло в ней, стремясь вырваться наружу, росло неудержимо, властно.

– Подожди… прошу тебя… я не могу… я… просто отвыкла.

– От меня?

– От всех, дурак…

Он потянул ее за руку, они перебрались на заднее сиденье. Она дрожала, зажимала ноги и шептала умоляюще:

– Ну подожди… я почему-то боюсь… нет, иди ко мне… нет, подожди… нет, иди скорей!

Он с ходу, с первого прикосновения узнал это тело, эту шелковистую, лепестковой нежности кожу, этот упругий живот, это тугое, узкое, влажное лоно.

Она вскрикнула, тихо простонала и почти сразу же забилась в содроганиях.

– Боже мой… Игорь… я… я же сто лет не кончала! Только ты… только ты так можешь… как мне хорошо!

И откинула голову вниз с сиденья, смеясь от счастья.

А он только теперь до конца понял, что это не сон, что это она, Вика, что он снова нашел ее, нашел чудом, по великой, сказочной «прухе». Еще никогда в жизни ему так не везло; ему показалось, что какой-то свет вспыхнул внутри него и теперь будет гореть постоянно и все прошедшее, особенно эти последние два года, полные тупого, бесконечного ожидания неизвестно чего, навсегда остались позади. Или их просто не было.

Берег был по-прежнему пуст, день клонился к вечеру, мутная речушка неподвижно лежала в камнях за ветровым стеклом.

– А он действительно принц, этот твой Нарайян? – спросил Игорь.

Вика приподняла голову с его колен и сладко потянулась.

– Да, он племянник короля, значит, вроде великого князя. Но вообще-то родственников у короля много, семья большая, и Нарайян среди них – далеко не самый видный. И совсем не богатый. Так, средний класс, вроде, – она усмехнулась, – нашего подполковника или завуча средней школы. Сейчас он в министерстве культуры работает.

– А его родители знали о тебе?

– Понятия не имели.

– Как же он женился без их согласия?

– Так и женился, – улыбнулась Вика. – Не испугался, ради меня пошел на все. И учти: у него уже была невеста, ее специально подобрали и сосватали из самой высокой брахманской семьи, из дальней родни… И тут я – неизвестно кто, неизвестно откуда…

– Представляю, как они тебя здесь встретили.

– С улыбками! Нет, серьезно, с самыми ласковыми улыбками. Уже потом, позже, я поняла, чего стоят здесь некоторые улыбки. А в первое время – полный аут, никак врубиться не могу: все улыбаются – папа, мама, дядя, сестры, – улыбаются, тут же исчезают и больше не появляются. Это был классный бойкот! Даже Нарайян с его непробиваемой выдержкой через месяц стал от этого бойкота серый. И главное, никто и не думает о свадьбе! А без свадьбы со всеми их обрядами все наши регистрации, штампы здесь ничего не значат. Поэтому жила я в отеле, то ли как невеста, то ли как содержанка, то ли просто как приезжая путана, и домой он меня привести не мог… Так и тянулось несколько месяцев. Мне даже жалко его стало: бьется, бьется с этой свадьбой и ничего не может добиться. Придет ко мне в отель, шутит, смеется, а у самого глаза – как у побитого пацана…

Вика снова потянулась, села, достала из сумочки зеркальце, посмотрелась в него.

– И вот однажды он каким-то образом добился приглашения на прием, где присутствовали король и королева. Это был торжественный обед для всей семьи в честь праздника Саммек, который бывает раз в двенадцать лет и на котором все должны сидеть за одним столом. Ну, приехали мы во дворец. Там все как полагается: лакеи, ливреи, расписные стены, золоченые двери и толпа гостей. Все в парадных саура-дурувалях, это костюмы ихние, в вечерних сари всех цветов и оттенков. А украшения на дамах – улет! Изумруды – десятками, золото, жемчуга – килограммами, а уж серебро там, бирюза – вообще не в счет… И все молчат и нас не замечают… И вот Нарайян берет меня за руку и подводит к королю. Король – еще молодой, лет сорока пяти, в очках, спокойный такой дядечка, с хитринкой, с юморком, очень симпатичный. Королева – вообще куколка: смотрит так, улыбается чуть-чуть, и сразу видно, что все-все понимает… Ну, про Москву спросили, они там бывали, про родителей. Король говорит: «Ваш отец, наверное, военный?» «Да, – говорю, – а как вы догадались?» А он засмеялся и отвечает: «Только военный может назвать свою дочь Викторией, то есть Победой». Потом спрашивает: «А кто был дед?» Я говорю: «Тоже военный. Гвардии полковник Козырев». И тут он говорит: «Значит, можно считать, что вы из касты чхетри. Что ж, породниться с русскими чхетри – вполне достойно для нашего рода». А чхетри – это у них каста военных, одна из самых высоких каст…

– Да, я знаю. Это вторая по значению варна, после брахманов.

– Вот-вот. И тут сразу все как по волшебству переменилось! Все вдруг закивали, заулыбались, стали пожимать мне руку, похлопывать, приглашать в гости. Полный атас! Нарайян как стоял, так и кинулся королю руку целовать. В общем, Виктория, Победа! Все женщины меня окружили, целуют. «Красавица вы наша, чудо из чудес! Какая у вас белая кожа, какая поступь, какие глаза! Вот только худенькая очень, надо бы поправиться». «Ну что вы, – смеюсь я, – я и так тут растолстела. Сижу целыми днями в номере, сплю…» «Нет-нет, наши мужчины ценят только полненьких, кругленьких женщин, поэтому до свадьбы вам надо обязательно поправиться! Кушайте больше сладкого, это поможет. У нас здесь готовят замечательные сладкие пирожки, торты, печенья, вам обязательно надо есть их побольше!» «Хорошо, – говорю, – я прямо сейчас начну ваши советы выполнять. Будет десерт – все сладкое попробую, обещаю вам». Они даже в ладоши захлопали. Ну вот, сидим мы и обсуждаем разные бабские дела: мужей, их вкусы, привычки. А Нарайян только издали подмигивает: молодец, правильно действуешь!.. И вот несут десерт: фрукты, мороженое и горы сладкого: пирожные, печенья, конфеты. И вдруг кто-то меня за локоть: идите, вас королева зовет. Смотрю на Нарайяна, он кивает: иди. Иду к королеве, приседаю, а она манит поближе. Наклоняюсь, а она шепчет мне на ухо: «Деточка, не ешьте сегодня сладкого. Особенно пирожков». Что за черт, думаю. Опять какие-то восточные дела. Сажусь на место, а передо мной – гора сладостей. И дамы эти еще подкладывают: и это попробуйте, и это. Смотрю на Нарайяна, он кивает. Ну, думаю, тут уж делать нечего, ослушаюсь королеву. Взяла, попробовала кое-что. Действительно вкусно, особенно пирожки… А на другой день прямо в ателье, на примерке свадебного платья, – хлоп на пол и… очнулась уже в больнице.

– Неужели траванули? – ахнул Игорь.

– А как же. Кто же позволит просто так, безнаказанно увести чужого жениха? Да еще сговоренного по всем правилам? Нет, тут такое не прощается. Кто-то из семьи невесты и постарался, напомнил мне о моем месте… Нарайян потом пытался что-то выяснить, но так все и заглохло… В общем, очухиваюсь я в палате, рядом сидит Нарайян, а в руках у него записка от королевы: «Деточка, как же вы легкомысленны, я же вас предупредила… Немедленно примите то, что я вам посылаю». И в бумажке – белый порошок. Я его проглотила, и, как потом сказали врачи, это меня и спасло. Это – и Нарайян. Больше месяца я валялась в больнице, и все это время он от меня не отходил ни на шаг. Вытащил.

Коротким щелчком Вика выбросила окурок в окно машины и смолкла.

– И что дальше? – спросил Игорь.

– Дальше? – Она невесело усмехнулась и продолжала уже с меньшей охотой; досада и раздражение зазвучали в ее голосе: – Дальше я вышла из больницы. И вот тут меня взяли в оборот. Да еще в какой! Наш Ташкент с его национальными традициями – детский сад. Вот здесь традиции так традиции! Хочешь быть женой принца? Прекрасно. Жена принца может быть только индуисткой, причем примерной, образцовой индуисткой. Хозяйкой, причем примерной, образцовой хозяйкой. И, самое главное, матерью. Это в первую очередь. А вдруг у меня не будет детей? Тут же повели меня в какой-то храм, затолкнули в самую закрытую часть и с молитвой посадили на этот… ну, лингам Шивы, ну, этот камень, который символизирует божий член. Когда я поняла, на чем сижу, меня такой смех разобрал, что весь обряд расстроился. Тут, конечно, пошли недовольства, упреки, обиды. И Нарайян не может за меня заступиться – сам хотел настоящую жену и настоящий брак по всем обрядам… Так и пошло, все хуже и хуже, все неинтереснее и скучное. Из дома не выйди, к себе никого не позови, даже в лавку одной – ни-ни! – никак нельзя. И с верой не легче. Хоть я и не крещенная, но индуисткой так и не стала, просто не получилось у меня… Да и все остальное – все их блюда, все церемонии, ужимки – ну не лезут они в меня! В общем, месяца через два его родители со мной и разговаривать перестали. Не вышло из меня настоящей непальской жены…

Вечерело. На берегу появились женщины, пришедшие к речке стирать белье. Послышались мерные, звонкие шлепки мокрого белья о камни. Так тут стирали веками – без мыла, выбивая грязь шлепками.

Вика вздохнула, выпрямилась.

– Говорят, королева еще спрашивала обо мне, хотела заступиться, как-то все уладить, но… было уже поздно. Я сама ушла от Нарайяна. А его, голубчика, все-таки женили на той самой девице, его первой невесте…

– А куда же ты ушла?

– Да вот к этой самой американке. У нее квартира, она уже давно здесь живет. Буддистка, феминистка…

– И лесбиянка, наверное…

– Не без этого, – усмехнулась Вика. – Да нет, ты не думай. Насчет меня она быстро убедилась, что я не в этом жанре… А вообще-то она неплохая баба и за комнату недорого берет. В общем, мы уживаемся. Вот только мужиков она не любит. Так что в гости ко мне – ни-ни!

– А на что ты живешь, Вик?

– Ой, не сыпь соль на раны… – Вика сразу нахмурилась. – Разве я живу? Выживаю. Как почти все в этой дыре.

– Дыре?

– А ты как думал? Что ты в Париж попал?

– Нет, конечно, но… мне здесь очень нравится. Так интересно, что я даже не ожидал!

– Что тебе так интересно? В Викином голосе снова послышалось ожесточение. – Нищие эти? Попрошайки? Вся эта грязь, болезни, жара, тупость?

– Какая тупость? – возмутился Игорь. – Это Восток. Здесь источник всех духовных идей, древнейшая культура…

– Вот именно что древнейшая, песок из нее сыплется, – с пренебрежительной усмешкой заметила она и вдруг засмеялась. – А знаешь, это наша географичка виновата…

– Какая географичка?

– Ну, училка в школе. Она меня с первого дня за что-то ненавидела. А я – ее. И назло ей географию даже в руки не брала. Одни пары в дневнике стояли… И поэтому когда я сюда ехала, то почему-то думала, что Непал – это что-то вроде Неаполя, где-то на берегу Индийского океана. Виллы, пляжи… И вот попала: горы да засранные коровы на улицах. И нищета, кругом нищета. Жить негде, работы нет, выйти вечером и то некуда…

– Ты же говоришь, кое-что видела.

– Это Нарайян пару раз меня в свои командировки брал. В Лондон, Женеву… Вот где белые люди живут. Это тебе не Катманду.

Она смотрела через стекло машины на берег речки, и в ее серых глазах была тоска.

– А чего же… домой не вернулась? – спросил Игорь.

– Что? – Вика рассмеялась. – Я что, по-твоему, идиотка? Ну уж нет! В этот дурдом я ни за что не вернусь… Отсюда я рано или поздно вырвусь, вот увидишь. Но только не домой.

Игорь молчал. Ее слова снова вызвали в нем утихшую было горечь.

– Так на что же ты все-таки живешь? – спросил он мрачно.

– Ну… Нарайян кое-что подкидывает, как бывшей жене. Машину свою старую отдал, еще кое-что по мелочи… А потом – вот. – Вика ткнула рукой в свертки с одеждой.

– Что «вот»? – не понял Игорь.

– Посылаю в Москву. Здесь приличные шмотки и совсем недорого.

– Перепродаешь, значит? Челноков обслуживаешь?

– А что делать? Жить-то надо. Кстати, который час?

– Четверть девятого. Я уже наглухо опоздал.

Вика чертыхнулась и рывком завела мотор.

– Спешишь? – спросил Игорь.

– Ну да! Через полчаса транзитный рейс через Дели на Москву. – Вика уже выводила свой «пежо» на дорогу. – Надо вещи отправить.

– Вик, а может…

– Все, все, все, все! – Она уклонилась от его рук и тормознула. – Извини, тебе придется такси ловить. Я опаздываю.

И по ее решительному лицу, по озабоченно сдвинутым бровям Игорь понял, что перед ним уже какая-то другая, новая Вика, какой он еще не видел и не знает. И напрасно он воображал, что этих двух лет не было. Они были, их нельзя было зачеркнуть, они по-прежнему стояли между ним и Викой.