Текст книги "Свадьба в Катманду"

Автор книги: Одельша Агишев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

2

Прошел уже час полета, спутники Игоря дремали. За окошком впереди возникла бледноватая полоска зари, на фоне которой невидимый доселе горизонт проступил плавной линией пологих черных холмов. Полоска росла, ширилась; росли и казавшиеся поначалу совсем незначительными холмы.

– Не спится? – услышал Игорь.

Это спрашивал Энгельбах. Он проснулся и, набивая табаком свою трубку, уже несколько минут наблюдал за Игорем.

– Не спится, герр профессор, – признался Игорь.

– У меня есть снотворное. Дать?

– Спасибо, не надо. Где летим, не знаете?

Энгельбах глянул в сторону иллюминатора и чиркнул зажигалкой.

– Долина Ганга. Впереди Сивалик.

– Значит, через час будем в Катманду?

– Примерно так. А вам не терпится?

Прищуренный в усмешке взгляд его маленьких, сероватых и неожиданно зорких глаз из-под седых пучков бровей смутил Игоря.

– Да нет. Я просто так спросил.

– Просто так? Ну-ну…

Этот короткий и вроде бы совсем незначительный разговор не остался без последствий.

Игоря все-таки сморило, он уткнулся лбом прямо в стекло самолетного окошка. А когда внезапно очнулся, то увидел прямо перед собой, за крылом заходящего на посадку самолета, уже не холмы, а какую-то сине-черную, грозно надвигающуюся из облачной дымки и заслонившую весь горизонт стену. Она находилась еще неблизко, но была такой массивной, ее каменные складки так круто и мощно возносились вверх, что Игорь сразу ахнул в догадке: «Гималаи!»

Да, это были они, высочайшие на планете горы, обрывающиеся сюда, в долину, великой и страшной стеной.

А в безлюдном аэропорту Катманду была еще ночь. В высокой апрельской траве горели посадочные огни и оглушительно звенели цикады.

Прилетевших встретил у трапа сухощавый, сутуловатый мужчина лет пятидесяти в традиционном непальском костюме: узкие брюки, рубашка навыпуск, пиджак и шапочка-топи.

– Намастэ, Энгельбах-бадже [1]1
  Бадже, ба – принятые в Непале формы уважительного обращения. – Здесь и далее прим. автора.


[Закрыть], – сложив ладони лодочкой, поклонился он.

– Намастэ, Шарма-ба, – отвечал Энгельбах, привычно повторяя тот же жест.

Они обнялись и, похлопывая друг друга по плечам, оживленно заговорили на непали. Было видно, что они давно и хорошо знают друг друга. Но вот Энгельбах снова перешел на обычный, принятый в подобных экспедициях английский:

– Позвольте, Шарма-ба, представить вам нашу команду.

– Лучше потом, позже, – вскинул руку Шарма. – Прошу.

К трапу мягко подкатил микроавтобус «тойота».

– О вашем багаже позаботятся, – предупредительно сообщил Шарма, и через минуту они уже мчались в коридоре ночной листвы, мимо редких огней, мимо смутно поблескивающих в темноте рисовых полей, залитых водой, мимо редких темных хижин под соломенными и черепичными крышами.

– Мы едем в отель? – спросил Энгельбах.

– Нет, бадже. Если не возражаете, вы все остановитесь в моем доме, – ответил Шарма.

– В вашем доме?

– Да. В отеле вас обязательно узнают, Энгельбах-джи.

– Ну, вы преувеличиваете мою известность, – отмахнулся Энгельбах. – А потом, если даже узнают, что тут такого? Я провел здесь в общей сложности лет десять своей жизни, и у меня, конечно, наберется несколько десятков друзей и знакомых, но вы не хуже меня знаете, что все они вполне порядочные люди… Не слишком ли много предосторожностей, Шарма-ба?

– Я думаю, нет, Энгельбах-бадже.

Голос Шармы прозвучал с такой серьезностью, что все переглянулись и примолкли.

Особняк доктора Шармы, прятавшийся в цветущей мимозе, был старой постройки, из потемневшего кирпича, без украшений, но внутри оказался довольно вместительным. Для каждого гостя нашлась отдельная комната с диванчиком, кувшином для умываний и постелью на полу, под москитной сеткой. Двое молодых людей молча разнесли по комнатам багаж гостей и скрылись. Других домочадцев не было видно, дом спал. Доктор Шарма вполголоса предложил гостям завтрак, но все отказались, и было решено вначале доспать час-другой. Пока шло это совещание, Игорь через головы спутников успел разглядеть кабинет хозяина, набитый книгами, бронзовыми статуэтками, яркими обрядовыми масками, буддийскими картинами-танка [2]2
  Тибетские изображения на религиозную тему, выполненные клеевыми красками.


[Закрыть]на шелку, и, заметив белый кнопочный телефонный аппарат на письменном столе, машинально взглянул на часы. Нет, звонить, конечно, было еще рано. Да и нужно ли звонить? Можно ли туда звонить? Как вообще такое могло прийти ему в голову?!

У себя в комнате Игорь подошел к окну. Стекол не было. Он распахнул резные, причудливого рисунка ставни, и запах мимозы в комнате усилился. Светало. За небольшим садом виднелся берег мелкой мутной речки, за ней раскинулись холмы с террасными клочками полей на склонах. В стороне, в тяжелом массиве листвы, тускло сияла позолоченная крыша какого-то храма.

– Неужели я в том самом Катманду? – тихо спросил Игорь.

…Непальцев в Ташкентском историческом институте было человек десять – в основном парни да пара девушек: все худенькие, невысокие, черноглазые, белозубые и очень вежливые. Учились и стажировались они на разных факультетах, но жили все вместе, в соседних комнатах общежития. Они никогда не пропускали занятий, все лекции тщательно записывали и очень старательно, хотя и коряво, говорили по-русски.

На институтские дискотеки на шестом этаже старого корпуса они приходили также все вместе – в отутюженных костюмчиках, галстуках, а девушки – в ярких цветастых сари. В первое время так тесной кучкой и простаивали все вечера напролет, пока остальные студенты отрывались в диско или вэйве. И всегда впереди всех, чуть отдельно, стоял такой же невысокий, но чем-то отличный от земляков молодой человек. Был он молчаливей других, степенней, реже смеялся, и когда неторопливо поворачивал голову и останавливал на ком-то немигающие, спокойные глаза, то на взгляд этот обязательно оборачивались. Впрочем, во всем остальном он был такой же, как другие его земляки, – открытый, дружелюбный. К тому же он всегда охотно платил за всю обедающую с ним в столовой компанию, что очень нравилось нашим студентам.

Именно он на очередном вечере, когда из динамиков зазвучал полузабытый плавный «Университетский вальс», которым по традиции открывали дискотеку, который студенты всегда встречали свистом и который только изредка осмеливалась танцевать какая-нибудь пара девушек, да и то они не танцевали, а стеснительно топтались где-нибудь в уголке зала, – именно он твердым шагом пересек еще почти пустой зал и, остановившись перед Викой, отвесил ей молодцеватый гвардейский поклон. Вика, ожидавшая запаздывающего Игоря и приготовившаяся отмочить с ним пару таких рок-н-роллов, каких ТашГИ еще не видел, ничуть не удивилась. Она повернулась к непальцу, сделала легкий книксен, и он подал ей руку.

Он был на полголовы ниже нее, но вальсировал мастерски: идеально прямо держал спину, отменно скользил по паркету и твердой рукой вел партнершу по замысловатой траектории вращения, а другую руку картинно отвел себе за спину.

Свист давно стих, в зале царил старинный, трогающий сердце ностальгией вальс, и одинокая пара кружилась по истертому паркету под тяжеленными бронзовыми люстрами сталинских времен. Вика плыла, чуть клоня голову и улыбаясь. Для ожидавшихся рок-н-роллов она надела открытую маечку с серебряными блестками и короткую шелковую юбку, которая легко развевалась, открывая Викины бедра и черные обтягивающие трусики. Странно, но и это все ей тоже шло: забытый тихий вальс она соединяла в своих движениях с этими полудетскими юбкой и маечкой, а ее обнажающиеся с каждым поворотом смугло-розовые бедра и узенькая полоска трусиков только украшали церемонную застегнутость партнера. В какие-то мгновения могло показаться, что это строгий, старомодный отец привел на первый бал переросшую его на полголовы и все еще не простившуюся с детскими бантиками дочь.

Такими их и увидел Игорь, вошедший в зал. Удивился и засмотрелся вместе со всеми: очень уж хороша была его Вика, тихо улыбавшаяся чему-то, рядом с непроницаемым, почти суровым кавалером, который вел ее так строго, бережно и точно, как Игорь никогда не умел.

– Он что, учитель танцев? – спросил Игорь.

– Да нет, что ты, – ответил ему всеведущий Марат. – Говорят, он принц.

– Принц?

– Ну да, настоящий непальский принц. У них же там королевство, так вот он то ли сын, то ли брат, то ли племянник короля. Правда, здесь он на учебе, поэтому своего звания не афиширует, не положено. Нарайян и Нарайян. Стажер востфака. А между прочим, вон те двое из их группы – его телохранители.

– Серьезно?

– А ты попробуй задень его, они тебе такое кун-фу устроят – по частям собирать придется.

Игорь присмотрелся к непальцам. Действительно, двое из них выделялись на фоне остальных – не ростом и весом, а осанкой, покатыми, утяжеленными плечами, которые безошибочно выдают основательно тренированных людей.

Когда вальс кончился, в зале зааплодировали. Нарайян все так же церемонно поклонился Вике, провел ее на место, кивнул еще раз и ушел. На Игоря он даже не взглянул.

– Что, переключаемся на принцев? – поинтересовался задетый Игорь, когда грянул призывный ритм ударных и они с Викой вступили в толпу, мгновенно заполнившую зал.

– А что, нельзя? – смеялась она.

– Нет, отчего же, пожалуйста. Ему бы только подрасти немного.

Они перебрасывались фразами, сходясь и расходясь в танце и перекрикивая динамики.

– Не в сантиметрах счастье, Сабашников.

– Да? А чем же? В породе?

– И это не главное, – смеялась она.

– Тогда в чем? Откройте мне свои жизненные установки. Что вы ищете в мужчине прежде всего?

– А вы угадайте.

Не прекращая танца, Игорь приложил палец ко лбу.

– Может, внутреннее содержание? Хотя вряд ли. Кого оно сейчас интересует?

– Да уж, конечно, никого.

– А, знаю. Больше всего вам понравились его золотые запонки.

– Вот это уже ближе. – Викина улыбка засияла еще ярче.

– И «Ролекс» на руке.

– Вы очень наблюдательны.

– Ну конечно, – кивал Игорь. – Как я сразу не понял. Но будьте осторожны, госпожа Козырева. У вас ведь уже был один знакомый с золотыми перстнем и часами. Кажется, он не совсем оправдал ваши ожидания. Как бы вам снова не ошибиться.

Вика остановилась и несколько мгновений молча смотрела на него. Потом так же молча повернулась и пошла к выходу.

Игорь застыл. Он вдруг почувствовал себя таким виноватым, что горячая волна стыда обожгла его до корней волос. Расталкивая танцующих, он бросился за ней, потом вдруг передумал и резко свернул к другой двери.

Когда Вика прошла по коридору и стала спускаться по лестнице, на площадке между этажами ее ждал Игорь. Он стоял на невысоком подоконнике, спиной к распахнутому настежь окну, за которым в свете уличных фонарей покачивались под ветерком верхушки старых акаций.

– Вика, – сказал он. – Я мудак. Я ревную. Но если ты сейчас уйдешь, я прыгну вниз.

Она остановилась. Они смотрели друг другу в глаза: он сверху, с подоконника, она – с лестничной площадки у его ног.

– Прости меня, – сказал он.

Она сделала шаг к подоконнику, вдруг припала к его ноге и укусила в бедро, чуть повыше колена, так, что он застонал от боли и опустился на подоконник. Она молча смотрела на него. Вверх по лестнице прошла какая-то пара и с интересом оглянулась на них.

Кривясь от боли, Игорь задрал штанину. На бедре была кровь. Игорь стал шарить в карманах в поисках платка. Вика молча следила за ним, потом вдруг придвинулась к нему, отвела его руки и, склонив голову, слизала кровавый потек с прокушенной кожи. Язык у нее был очень влажный.

– Ведьма, – проговорил он. – Вампирша.

– Сам вампир, – ответила она сурово.

– А я-то почему?

– Потому что я хочу тебя.

Их лица были очень близко друг к другу, и в ее огромных глазах не было и тени смеха.

– Слышишь? – повторила она.

Сверху кто-то спускался с шумом и смехом.

– Да, но… – растерянно оглянулся Игорь.

– Придумай. Скорей.

Что тут было думать? С мрачным, даже ожесточенным лицом он сбежал вниз, к вахтерше:

– Теть Шур, ключ от двадцать четвертой. Быстро.

– С чего это? – отозвалась вахтерша. – У вас же дискотека.

– Кому дискотека, а кому отчет. Комиссия из министерства, слышали?

– Десятый час на дворе, – с сомнением бормотала вахтерша. – Какая еще, к шуту, комиссия…

Игорь наклонился к ней через барьер и, глядя в ее очки, негромко отчеканил:

– А такая, что, если я к утру не представлю отчет по культмассовой работе, завтра и мне, и вам по трехведерному клистиру поставят.

«Трехведерный клистир» убедил. Возник ключ.

Это была пустая полутемная аудитория на втором этаже, в ней ничего, кроме парт и кафедры, не было. Они так торопились, что даже не заперли дверь. Он посадил ее на парту. Побледнев и тяжело дыша, она дернула ворот его рубашки. Посыпались пуговицы. Он стащил с нее маечку. Под ней неожиданно оказался глухой черный купальник. Он никак не стаскивался.

– Ну что ты возишься? Рви.

Он рванул купальник по шву на боку и, откинув разошедшиеся половинки, наконец яростно приник к ее лихорадочно дрожащему и показавшемуся вдруг прохладным телу. Она с силой обхватила его ногами, откинулась назад, на вытянутые руки, и он с перехваченным дыханием почувствовал ее истекающее от желания лоно.

– Злюка, – шептала она. – Ах, злюка… Собственник паршивый. Бай. Феодал. Басмач. Еще. Еще. Вот так. Да. Да! Да!!

В тот год в университет впервые пришла ламбада, певучая, заводная ламбада, и на некоторое время вытеснила даже брейк. Как только раздавались первые такты, вскакивали все: кто умел и не умел, хотел и не хотел, и в зале тут же вытягивалась танцующая «змейка», к которой прицеплялись все новые и новые «ламбадосы». Когда Игорь в рубашке без пуговиц и Вика, едва прикрытая маечкой и юбкой, заглянули в зал, «змейка» втягивала в себя непальцев. Нарайян с двумя сопровождающими уже ушел, оставшиеся по одному присоединялись к танцующим, и сразу выяснилось, что колебаться телами в такт с музыкой они умеют не хуже других.

Лишь одна из девушек так и не сдвинулась с места, хотя из «змейки» ей кричали:

– Камон, Дэвика! Давай пристраивайся, кончай стесняться! Ну, что же ты!

Но она в ответ только теребила в руках платочек и, качая головой, пятилась к стене.

Зато Вика блистала своими бедрами и смеющимися глазами, как никогда.

Ночь после дискотеки пролетела в комнате Игоря без сна.

– Значит, уезжаешь, Сабашников?

– Надо. Мне вообще-то давно пора туда.

– Копать?

– Обязательно. Поехали?

Было раннее утро, и первый косой, но уже горячий луч солнца перечеркнул угол кровати. Вика, по своему обыкновению голая, раскинулась поперек постели, положив голову на живот Игорю и прикрыв глаза.

– А где это? – спросила она сонно.

– Да там же, в Кок-Янгаке… Городище согдийской горной крепости. Весь мой материал, вся диссертация… Едем?

– Надолго?

– До конца сезона. А как закончим – в международную зовут.

– В международную? – Она приоткрыла глаза. – Куда?

– В Самарканд. Там по программе ЮНЕСКО сезонов на десять работы. Представляешь объем?

– Представляю, – вздохнула она. – А куда-нибудь подальше тебя не зовут?

– Подальше? Да сколько угодно! Можно в Хорезм поехать, там домусульманский дворцовый комплекс в песках. Или в Термез, на буддийский храм третьего века. Или в Нису, в Туркмении…

– А еще дальше?

– Это куда же? – недоумевал он. – В другие регионы? Вряд ли. Я же востоковед.

– А сменить специализацию нельзя?

– Ну что ты… Восток для меня – это все…

– Слушай, Сабашников…

– Что?

– Да нет, ничего… ладно.

Он рывком приподнялся, сел в постели и склонился над ней.

– Что? Ну что? Скажи, попроси. Что для тебя сделать? – Со всей нежностью, на которую был способен, он целовал, гладил, ласкал ее всю. – Даже не проси, намекни. Я что хочешь для тебя сделаю. Ты только скажи…

– Ладно, – улыбалась она под его ласками. – Я потом скажу. Подумаю и скажу.

– Замуж за меня пойдешь?

– Замуж?

– Пойдешь или нет?

– Надо подумать. – Она засмеялась и вскинула руки, чтобы защититься от его нападения. Но он не напал.

– Слушай, серьезно… – Он смотрел ей в глаза. – Давай решать, а? Здесь у меня и жить пока сможем…

– Я и так здесь живу. Меня дома неделями не видят, скоро родители с милицией придут по мою душу…

– Они у тебя что, такие суровые?

– Предки? Да обыкновенные совки. Отец – подполковник, тридцать лет в армии, мать – завуч в школе. И оба до самого последнего момента были секретарями парторганизаций, а мать даже членом бюро райкома. – Вика встала с постели и подошла к зеркалу. – Поэтому до сих пор ничего понять не могут.

Игорь не отрывал от нее глаз. Солнечный луч добрался до ее плеча, зажег высветленные прядки темно-каштановых волос, прошел по спине, теплой волной засиял на коже, тронул упругие, налитые ягодицы и длинные крепкие ноги с узкими легкими ступнями. Перед ним была молодая женщина в расцвете своей красоты и полном ее осознании.

– Ну, они, наверное, все-таки догадываются, что у их двадцатилетней дочери может быть какая-то своя жизнь…

– Да ты что! – усмехнулась Вика, разглядывая следы Игоревых засосов на шее и плечах. – Они и мысли не допускают, что их двадцатилетняя дочь не целка. Их дочь как была, так и должна оставаться в душе комсомолкой, общественницей и блюсти свою девичью честь. Она должна твердо верить, что весь нынешний бардак – ненадолго, что все восстановится, социализм победит окончательно и она обязательно станет достойным строителем светлого будущего. Поэтому сейчас она, по всем данным, должна сидеть у подруги и всю ночь готовиться к экзамену по философии.

Игорь покачал головой:

– Что ж, их тоже надо понять. Другой жизни у них уже не будет.

– Не знаю. Мне их иногда просто жалко. А иногда… убить хочется.

Игорь привстал, поймал ее руку и потянул к себе.

– Тем более. Чтобы никто никого не убивал, идем с утра в загс, кинем заявление. А твоих предков я беру на себя. Идем?

– С утра? Нет, я не могу. Занята буду.

– Чем?

– Личными делами, – снова засмеялась она. – Могут у меня быть личные дела?

– Ах, так… – Он сжал в руках ее тело. – Ну, садистка, берегись.

Смеясь, она изогнулась и подставила к его рту грудь. Маленький мягкий сосок скользнул по его губам. Игорь смолк на полуслове.

Уже потом, перед самым ее уходом, он спросил:

– Слушай, а если ты подзалетишь? Мы же с тобой даже не предохраняемся никогда.

– А это мои проблемы, – легко ответила она. – И не взваливай их на себя, пожалуйста. Расслабься, у тебя повышенное чувство долга.

Обычная сияющая искорка смеха уже снова горела в ее глазах.

– И вообще… не гони лошадей, господин аспирант.

У самой двери он еще раз задержал ее:

– Ну а в Кок-Янгак-то ко мне приедешь?

– В Кок-Янгак? Надо подумать, – ответила она, но тут же засмеялась и обняла его. – Конечно, приеду. Куда я денусь, Сабашников? Вот только философию сдам и приеду.

3

– …Итак, я хочу представить всех друг другу.

Яркое солнце безоблачного утра через неплотно задернутые шторы рвалось в кабинет доктора Шарма К и слепящими пятнами падало на лица пятерых людей.

– Прежде всего, наш хозяин. – Энгельбах повернулся к Шарме. – Господин Индра Бахадур Шарма – директор Непальского Центра изучения Азии, историк, член Королевской Академии. И, самое главное, – мой друг.

– О да, у нас в Непале это звание кое-чего стоит, и я горжусь им, – откликнулся Шарма, вставая и кланяясь гостям.

– Далее. Доктор Говинд Бехал из Бенаресского университета. Вам всем, конечно, известно это имя. Выдающийся лингвист, один из ведущих санскритологов [3]3
  Специалист по древнему языку Индии – санскриту.


[Закрыть]мира.

Игорь с любопытством разглядывал пожилого темнолицего индийца в толстых очках, который в ответ на слова Энгельбаха тоже привстал и поклонился. Это был знаменитый дешифровщик древних рукописей, именно он разгадал тексты, найденные при раскопках в легендарном Мохенджо-Даро, что не удавалось никому более полувека.

– Только не один из ведущих, а просто ведущий, – поправил Энгельбаха доктор Шарма.

– Совершенно с вами согласен, Шарма-ба, – негромко и серьезно откликнулся Бехал, и все засмеялись.

– Мистер Дэн Тарновски из Соединенных Штатов. Искусствовед-ориенталист и художник-реставратор, – продолжал Энгельбах. – С ним я почти незнаком, его нам рекомендовал мой старый друг профессор Сэмуэл Айртон из Гарварда. И рекомендовал как блестящего специалиста.

Бородатый улыбчивый американец с открытым взглядом и расслабленными, чуть ленивыми манерами приветственно поднял руку.

– И наконец, самый молодой и нетерпеливый из нас – господин Игорь Сабашников из России. Естественно, востоковед и, как мне кажется, незаурядный горный археолог.

Игорь тоже привстал и кивнул всем. Американец подмигнул ему в ответ.

– Ну а меня вы все знаете, – заключил Энгельбах, и в его сероватых глазках заискрилась уже знакомая Игорю усмешка. – Раскопал пару давно заброшенных городов, выучил десяток мертвых языков, написал дюжину мало кому интересных книг. Словом, как и все вы, – он покрутил пальцем у виска, – историк.

Все снова засмеялись. Шарма поднял руку:

– От имени народа и правительства Непала я приветствую вас на нашей земле и благодарю за согласие оказать нам научную помощь.

С этими словами он подошел поочередно к каждому из гостей и повесил на шею заранее приготовленную гирлянду из мелких желтых цветов. Момент получился скромно-торжественный. Все улыбались.

– Ну что ж, – оглядев коллег, решительно произнес Энгельбах. – На этом официальную часть, я думаю, следует закончить. Начнем работу.

Шарма кивнул и включил стоявший на столе диапроектор.

На бумажном экране на стене возникла смутная линия гор, скальные откосы. Кто-то задернул плотнее шторы, и изображение прояснилось.

– Вот уже несколько лет мы изучаем комплекс древнего горного монастыря принцессы Чарумати недалеко от Великой ступы [4]4
  В буддизме – вид памятного сооружения, подобный могильным курганам.


[Закрыть]Ташинатх, – заговорил Шарма. – Комплекс этот известен давно, но его нижняя, подвальная часть, связанная с пещерами, была изучена слабо. Нам удалось расчистить несколько глухих завалов, и вот полгода назад за одним из них я обнаружил узкий, но вполне проходимый коридор…

Слайд сменился. Теперь это была внутренность небольшого подземного зала, расчищенного от каменных обломков, грязи и песка. В одной из стен виднелось закругленное отверстие, уходящее в глубь каменного монолита стены.

– Я прошел этим коридором несколько десятков метров и уперся в глухую скалу. Обследовав ее, я обнаружил вот что…

Возник новый снимок. На нем в свете фонаря на поверхности скалы была видна едва различимая бороздка, очерчивающая правильный прямоугольник примерно в рост человека.

– Именно это заставило меня остановить все работы и обратиться к нашему правительству, а через него в ЮНЕСКО и к вам, господин Энгельбах.

Наступило молчание. Все пристально вглядывались в этот прямоугольник, словно выбитый на каменной стене, и, кажется, боялись поверить. Менялись слайды. Бороздка укрупнялась, высвечивалась под разными углами, бралась разными ракурсами, и все же трудно было понять, насколько она глубока.

На одном из снимков Игорь вдруг заметил, что поверхности камня по сторонам бороздки чем-то различаются, и ему почудилось что-то знакомое. Он уже хотел сказать об этом, но остановил себя. Он хорошо знал главное правило для подобных ситуаций: не спешить. Все проверять сомнением.

– Дверь! – не выдержал наконец Дэн Тарновски.

– Скорее, каменная пробка, – тут же отозвался Бехал.

– Что вы имеете в виду?

– Гидроизоляцию. Например, защиту галереи от подземного ручья.

– Да, на вход это не очень похоже, – осторожно произнес Игорь.

– Вот как? – обернулся к нему Энгельбах. – А что же это, по-вашему?

– Ну, скажем, заделанная ниша… Или только намеченный и почему-либо незавершенный лаз. Такие недоделки изредка встречаются.

– Надо обследовать характер обработки камня, – предложил Бехал. – Похоже, тут применены металлические инструменты, и притом высокого качества.

– Пробовали ли вы датировать эту часть монастыря? – спросил Энгельбах.

– Конечно, – ответил Шарма. – По предварительным данным – второй, третий век до нашей эры.

– Все-таки это очень похоже на замурованные двери в гробницах фараонов, – настаивал Дэн.

– Здесь, в Непале, нет захоронений, – напомнил Бехал. – Испокон века покойников сжигают. И буддисты, и индуисты.

Дэн развел руками.

– Теперь взгляните вот на это… – продолжил Шарма.

На экране возник еще один слайд. Это было укрупнение. На бороздке виднелось небольшое белое пятно в виде нашлепки.

Секунду длилась пауза, потом Бехал, Игорь, Дэн одновременно ахнули:

– Неужели… печать?!

Энгельбах приблизился к экрану и прищурился.

– Печать, – подтвердил он. – Нет сомнений. Видимо, из гипса.

– Значит, все-таки вход! – вскочил на ноги Дэн. – Запечатанный вход!

– Не спешите, Дэн. Все это требует тщательной проверки. Шарма-ба, есть укрупнения печати?

– Да, конечно. – Шарма поменял слайд.

Снова на мгновение повисла тишина, и тут же быстро поднялся с места доктор Бехал. Обычно сдержанный и медлительный, он быстро шагнул к экрану.

– Трудно поверить… Вы знаете, чей знак на печати?

Никто не ответил.

– Императора Ашоки. Его личный знак, известный по наскальным текстам. Правда… тут какая-то дополнительная надпись…

– Ашоки? – после некоторого молчания переспросил Энгельбах. – Но откуда здесь его знак?

Ведь, кажется, император Ашока не бывал в здешних краях?

– Это еще вопрос, – возразил Шарма. – Хочу вам напомнить: монастырь принадлежал принцессе Чарумати, дочери Ашоки. Она основала этот монастырь и прожила в нем до конца жизни. Это доказано.

– Так это дочь, а сам Ашока побывал лишь в Лумбини, – заметил Бехал. – Это тоже достаточно твердо установленный факт.

Они заспорили, перебивая друг друга, называя имена и даты, втягивая в свой спор Энгельбаха и Игоря.

– А может, именно она, принцесса Чарумати, и поставила этот знак? – спросил Дэн.

– Исключено, – отрезал Бехал. – Личные императорские знаки не доверялось ставить никому.

И снова все смолкли. Пять человек не отрывали взглядов от маленького бумажного экрана, пытаясь понять что-то близкое и ускользающее.

Энгельбах вдруг отвернулся от экрана.

– Скажите, – его глаза блестели, – она одна, эта печать?

– Нет. – Шарма стал перебирать слайды. – Сейчас… Их всего…

– Девять. Не так ли? – спросил Энгельбах.

– Да, – подтвердил Шарма. – Но каким образом вы…

– Они не повреждены? – перебил его Энгельбах.

– Почти нет. На двух из них чуть осыпались края, и только.

– Так… – Энгельбах шагнул к Шарме. – Доктор Шарма, я должен поздравить вас.

– С чем?

– С вашей находкой. – Энгельбах крепко пожал Шарме руку и повернулся к остальным. Старика было не узнать. Он весь подобрался, как перед прыжком. Загоревшимся, помолодевшим взглядом он обвел коллег: – Друзья мои! Не могу сказать вам со всей определенностью, что мы найдем за этой дверью, но одно несомненно: нам предстоит такое серьезное дело, с которым никто из нас еще не сталкивался и вряд ли столкнется в будущем. В этой ситуации совершенно недопустимы ничье вмешательство, спешка или что-либо подобное. Единственное, что нам необходимо, это время и спокойная, сосредоточенная работа…

– К сожалению, именно времени и спокойной работы я вам обещать не могу, – мрачно заявил Шарма.

– То есть?

– Видите ли, здесь целый клубок проблем. И самая главная та, что, по всем данным, вскрыв дверь, мы выходим прямо под Большую ступу…

Ученые переглянулись.

– Вот как… – растерянно произнес Энгельбах.

– Увы, да. Измерения показывают, что за время наших работ мы продвинулись прямо к ней и находимся сейчас уже почти под ее левым скатом.

– Вы не могли ошибиться?

– Исключено. Я проверял измерения и расчеты несколько раз.

Все замолчали, и Игорь хорошо понимал почему. Большая ступа Ташинатх, находившаяся неподалеку от монастыря принцессы Чарумати, считалась величайшей святыней буддизма. Игорь много раз читал о ней и видел ее на фотографиях. Огромная каменная полусфера, увенчанная кубом с нарисованным на нем всевидящими глазами Будды и позолоченным зонтом как символом абсолютной власти Божества, была и памятником, и храмом под открытым небом. Что скрывала под собой эта монолитная беленая глыба, невесть когда и кем вознесенная на одну из террас в Больших Гималаях, не знал никто. Говорили, что эта ступа была здесь всегда и ее тайна есть недоступная человеку тайна вечности; говорили, что в ней могут быть замурованы частички сожженного тела самого Гаутамы Будды; говорили даже, что под ступой скрыт вход в легендарное царство Добра и Света – Шамбалу. Ученые от подобных предложений только кривились, но и сами никакой ясности внести не могли, так как за всю историю буддизма, за все две с половиной тысячи лет ни одна из великих ступ не вскрывалась и не была никем исследована. Ступы неприкасаемы.

– Буддизм Непала и Индии стоит на ступах как на вечном фундаменте, – продолжал Шарма. – А разрушать фундамент не позволит никто. Вот почему в нашем правительстве принято принципиальное решение – замуровать расчищенный коридор и ликвидировать все подходы к нему.

Ученые подавленно молчали. Энгельбах отвернулся к окну, его плечи поникли.

– У нас только один шанс, – помолчав, заключил Шарма. – Если мы успеем быстро и без особого шума проникнуть за дверь до сезона дождей, правительство может как бы не заметить этого. Если нет, то второго такого случая не будет. К началу сезона дождей подвалы монастыря замуруют и забьют высококачественным бетоном наглухо. И, видимо, навсегда.

– Почему все связано именно с сезоном дождей? – повернувшись от окна и, кажется, вновь оживая, спросил Энгельбах.

– Дожди заливают все подвалы и галереи монастыря доверху, так как старая система гидроизоляции давно разрушена, – объяснил Шарма. – Так что с началом дождей мы все равно работать не сможем. Да к тому времени и скрывать нашу деятельность вряд ли удастся. Богомольцы, паломники, монахи – летом вокруг ступы очень много людей. Если они хоть что-то заподозрят… Так что в любом случае нам дан месяц, от силы полтора… Теперь вы понимаете, почему мы вас так торопили и настаивали на сохранении конфиденциальности.

– Ну что ж… – Глаза Энгельбаха снова заблестели. – Все эти сообщения очень важны, но они не меняют сути дела. Когда выезд?

– Послезавтра в восемь утра, – сообщил Шарма. – До монастыря два часа на автомобиле.

– Нам необходимо докупить кое-что. – Энгельбах быстро набросал несколько строк на листке бумаги. – У нас маловато надежного упаковочного материала и, главное, активных препаратов закрепления и консервации. Вот список всего, что необходимо, и примерные адреса, где все это можно добыть. Кто возьмется?

– Очевидно, придется мне, – подал голос Тарновски. – Кажется, это по моей части.

– Благодарю вас, Дэн! – Энгельбах передал ему список и повернулся к Шарме: – Есть ли полевые дневники вашей работы?

– Да, конечно. Все здесь.

– Значит, распределяемся так, – заключил Энгельбах. – Мы с доктором Шармой садимся за полевые дневники. Доктор Бехал анализирует и дешифрует по фотографиям надписи на печатях. Что же касается мистера Сабашникова, то мы командируем его в город, который ему так не терпелось увидеть. Заодно он поможет мистеру Тарновски. Вопросов нет? Действуйте.