Текст книги "По имени «Кассандра»"

Автор книги: О. Черных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Ольга Черных

По имени «Кассандра»

«Никогда ничего не проси, гордая женщина, особенно у тех, кто сильнее тебя…»

(М. Булгаков)

В Лондон Варвара летела первым классом. В салоне не было ни одного свободного места и ей пришлось несколько часов дышать отвратительным одеколоном, смешанным с запахом чужого мужского тела. От пряного сладковатого запаха кружилась голова и слегка подташнивало.

Не повезло, так не повезло. Женщина невольно поморщилась и перевела взгляд на белоснежные облака, проплывающие за окном иллюминатора. Откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Нужно подумать о чем-то приятном, вызвать на лице улыбку и поверить в то, что все хорошо. В ответ мир обязательно засияет новыми красками.

Обычно это помогало, но не сегодня. Она вздохнула и незаметно скосила глаза на соседа. Внутри все выражало протест даже против самого его присутствия рядом.

Нервы. Последнее время они все чаще напоминают о себе.

Рейс закончился. Самолет удачно приземлился в аэропорту Хитроу.

Небо было затянуто тяжелыми тучам и оттого казалось, что уже вечер, хотя большие часы на стене показывали время: 16.45.

Варвара на мгновение остановилась и посмотрела вверх – давящее небо серой Англии.

Мелкие капли дождя быстро покрыли лицо, руки, волосы. На удивление это оказалось приятным. Она глубоко вдохнула свежий сырой воздух. Похоже, дождь зарядил надолго. А, может, и навсегда, вернее, на весь период ее пребывания в туманном Альбионе. Это немного омрачало настроение, но не настолько, чтобы испортить его окончательно. В конце концов, «тучи – просто небо в облаках». Кажется, так поется в одной современной песенке? Так стоит ли обращать на них внимание?

Пассажиры торопливо спускались по ступенькам трапа, предусмотрительно раскрыв разноцветные зонтики.

Всего несколько часов полета… Она зажмурилась. Перед глазами, как на экране, побежали архитектурные ансамбли из красочных журналов и путеводителей. Их она старательно собирала несколько лет, складывая в объемную «папку желаний». Таких папок на полке было несколько. Каждая надежно хранила свою мечту. Похоже, мечты сбываются. Уже завтра можно будет бродить по галереям и старинным паркам, заглядывать в магазины сувениров и…

– Вы рискуете испортить прическу. Посмотрите, все спасаются от дождя бегством, – прозвучало у самого уха.

– Значит, я не такая, как ВСЕ, – ответила немного раздраженно, и подумала, что этого типа нужно прямо сейчас поставить на место. Не хватало еще поселиться с ним в одной гостинице или, что еще хуже, в соседнем номере. Тогда можно сразу вешаться. Как-то интересно начинается ее отдых.

Мужчина не понравился ей с самого начала. С завидной настойчивостью пытался завязать знакомство, и, кажется, даже пару раз назвал свое имя, но она его не запомнила. Вернее, не услышала, отчего не чувствовала никакой неловкости. Просто была уверена, что в будущем оно ей не пригодится.

– Вот с этим я готов согласиться, – спокойно ответил он несколько запоздало на ее недружелюбную реплику. – Вы во всем особенная и это заметно с первого взгляда.

Варвара остановилась и бросила выразительный взгляд на навязчивого спутника. Достойный ответ готов был сорваться с губ, но в последний момент мелькнула слабая мысль в его защиту. А, что если этот человек просто испытывает стресс от длительного перелета? Вот и хватается за соотечественницу, как за спасательную соломинку. Можно ли его за это винить? Или же впервые уехал так далеко от дома и его пугает предстоящая встреча с чужой страной?

Нет, не стоит себя уговаривать. Этот прилипала с первого взгляда определенно не понравился. И это необъяснимое чувство все больше укреплялось в сознании. Все в нем было немного «слишком» и оттого казалось фальшивым, неестественным и раздражало особенно.

Она незаметно скосила глаза. Несколько худощавое загорелое лицо имело очень правильные черты. В определенном смысле это большая редкость. Вокруг рта и глаз морщинки, но они его почему-то не старили. Впервые в жизни она видела лицо человека без возраста. Ему могло быть 30 или 50, а, возможно, и больше. От этого вдруг стало немного не по себе.

«Странный тип, будто замороженный. Достойный представитель легиона Мефистофеля, – Варвара уже совершенно беззастенчиво рассматривала попутчика, но это его нисколько не смущало. Скорее, напротив, придало смелости, и он широко улыбнулся, обнажив ряд белых ровных зубов. – Господи, еще улыбается. Какая противная улыбка. Вот привязался», – она резко ускорила шаг.

В памяти, словно в мутном зеркале, слабо отразилась улыбка любителя французского парфюма. Где-то она ее видела раньше. Но, где? Скорее всего, в одном из кошмарных снов, которые спустя много лет все еще приходят длинными темными ночами.

– Вас встречают? – как ни в чем не бывало, спросил мужчина, догнав ее в два счета.

Она не ответила и, чертыхнувшись про себя, свернула в зал, где выдавали багаж. Уже у двери незаметно оглянулась и удовлетворенно хмыкнула. Кажется, удалось сбежать.

Багаж получила быстро. Поискав глазами носильщика, подтащила к себе внушительного размера чемодан, по большей части заполненный сувенирами.

– А я вас чуть не потерял. Такая суматоха…

«Пожалуй, этого сейчас мне больше всего бы хотелось, – вяло подумала в ответ. – Откуда он только взялся на мою голову? Эх, дать бы ему разочек этим чемоданом по башке и одним движением решить все проблемы», – она посмотрела на свой неподъемный чемодан и, слабо усмехнувшись неосуществимому желанию, промолчала.

– Посмотрите, все-таки, вас, встречают. Наверное, это неплохо для начала визита в чужую страну, – он старательно не замечал ее раздражения.

«Варвара Афанасьева» – кричали неровные буквы на большой табличке, которая будто по чьей-то скрытой команде вдруг оказалась в руках незнакомой пожилой дамы. Она стояла у входа в аэропорт, надежно перекрыв дорогу.

Теплая встреча за океаном, подтвержденная красочным транспарантом, явилась полной неожиданностью. Варвара остановилась и поискала глазами другой выход. Она еще не решила, хочет ли встречаться с этой женщиной, и тем более, стоит ли садиться в ее дорогую машину темно-вишневого цвета с личным водителем? О поездке в Англию знали немногие…

– Ну же, смелее, идемте, – сказал «замороженный», с удивительной легкостью подхватив тяжеленный чемодан, и устремился вперед, чем окончательно лишил ее выбора.

Обреченно вздохнув, она артистично приняла вид мученицы и пошла следом. Наверное, это судьба, а от нее, как известно…

Навстречу с большим черным зонтом в руке спешил туго упакованный в новенькую униформу шофер. Со стороны могло показаться, что из России прилетела одна из его самых близких родственниц, отчегоего смуглое упитанное лицо расплывалось в добродушной улыбке.

– Зд-р-р-австуй-те. Дабро паж-жалавать, – радостно приветствовал он на ломанном русском языке.

Прошел год.

Пропыленный двухместный «Фиат», напоминающий божью коровку, подпрыгивал на ухабах грунтовой дороги. Ехать оставалось недолго, но путь проходил среди каменистых холмов, а это требовало предельного внимания.

Варвара уверенно нажимала ногой на газ и радовалась, что смогла избавиться от большого грузовика, за которым пришлось так долго тащиться. О том, чтобы обогнать его на узкой дороге, она даже не помышляла. Задыхаясь от выхлопов отработанного топлива, женщина от всей души желала громыхающей впереди колымаге счастливого пути и ближайшего поворота. Она так сосредоточилась на этом занятии, что не сразу заметила, как грузовик, натружено скрипя рессорами, все же куда-то свернул. Насладиться свободой движения уже не хватило времени. Кажется, приехала.

Машина легко выскочила на открытую местность. Вдали показались первые постройки. Слава Богу, добралась засветло.

В последний раз Варвара была здесь в детстве. Наверное, за это время все сильно изменилось. Увы, жизнь не стоит на месте. Каждый раз, возвращаясь в прошлое, мы начинаем в нем жить сначала.

Задумавшись, женщина чуть было не проехала нужный дом, отчего резко затормозила. Гравий полетел из-под колес во все стороны. Немного помедлив, решительно открыла дверцу. Назад дороги нет.

У соседнего забора стоял человек. Наверное, в молодости он был хорош собой, но теперь лицо его пожелтело и покрылось морщинами. Редкие волосы сильно посеребрила седина, а сгорбленная фигура выражала какую-то определенную трагичность.

Взгляды их встретились. Изучающий, молчаливый поединок продолжался несколько минут. После чего старик неторопливо достал из кармана пачку «Ватры» и принялся хмуро рассматривать машину. Приезжая его нисколько не заинтересовала. Давно уже прошли его времена, а к туристам, видно, все успели привыкнуть.

Варвара сладко потянулась. В позвоночнике что-то хрустнуло, но это вызвало у нее звук одобрения.

– Ох, как хорошо, – протяжно произнесла она и вежливо поздоровалась с дедом: – Добрый вечер. Скажите, я не ошиблась? Здесь живет Мария Трофимовна? – одернув кофточку, кивнула на соседний дом. На нем не было таблички с номером.

Казалось, он не услышал. Скрюченными, пожелтевшими от табака пальцами, медленно разминал папиросу, не отрывая взгляда от пропыленной «божьей коровки».

Недоуменно пожала плечами. Глухой или просто больной? Оглянулась. На пустынной улице больше никого не было. Пришлось подойти ближе.

– Я спрашиваю, в этом доме живет Мария Трофимовна? – громко повторила вопрос, чуть склонившись к его уху.

Дед даже не повернул в ее сторону голову.

Может, она перепутала адрес? И на улице, как назло, никого. Вздохнув, достала из сумочки блокнот. Нужно вступить в переписку. Читать-то он, наверное, умеет?

В стороне скрипнула калитка и в ее проеме возникла статная женщина. Цветастый платок, повязанный вокруг головы, придавал ей схожесть с цыганкой. С любопытством окинув взглядом незнакомку, она старательно вытерла руки о фартук и подошла к ним.

– А то, ейный это дом, Трохимовны. А вы, хто ж ей будете? Може, какая родственница? Так Трохимовна ничего ж не говорила…

Варвара радостно улыбнулась. Ну, наконец-то, хоть один нормальный человек.

– Нет, не родственница. Просто хорошая знакомая.

– Ага, понятно… А Трохимовна уехала, кажись, дня три назад. Лечиться собралась. Все жаловалась, шо ноги болять. Ноги-то у нее всю жисть болели, а собралась только сечас, на старости лет. Так шо опоздала ты, девонька, ее повидать. Никого дома нет, и ключ от хаты она не оставила, – женщина развела руками. – Это она недельки две – три, а, може, и больше, будет там. Не сказала, когда вернется. Как-то быстро собралась и уехала, – озадачено покачала головой общительная соседка. Похоже, ей до чертиков надоело днями сидеть дома с молчаливым дедом. – Где ждать-то ее будешь?

– Так у нее и буду. Мария Трофимовна разрешила мне остановиться в ее доме. Сама она все равно на курорте. А ключ – вот он, – Варвара разжала кулак и показала небольшой блестящий ключик.

Соседка на это ничего не ответила, продолжая с привычной деревенской простотой рассматривать приезжую модную дамочку.

– Как здорово здесь! Кому Альпы и Швейцария, кому загадочный Тибет, а мне – мои Карпаты, – гостья, раскинув руки, подставила лицо легкому ветерку, примчавшемуся из-за высоких седых вершин, достающих до самого неба. Ветер перемен. Он, как никогда появился кстати. – Давайте, знакомиться. Варвара меня зовут, а фамилия – Афанасьева. Вообще-то я писательница и приехала сюда работать. Надеюсь закончить последний роман. Книги мои, наверное, не читали?

Женщина покачала головой и оглянулась за поддержкой к деду. Тот все так же безучастно стоял у забора, изредка угрюмо посматривая на них из-под кустистых седых бровей.

– Это не страшно. Как сейчас многие рассуждают, книга – не колбаса, а в наше непростое время… В общем, я собираюсь провести в ваших краях отпуск, – она снова шумно вдохнула, наслаждаясь чистотой и свежестью, и, окинув взглядом красивые окрестности местного пейзажа, добавила на подъеме: – Господи, как хорошо! Бывают же такие места? Жить хочется.

– Эх, девонька. Жить всем хочется. Господи, твоя воля, шо только людям не живется? Вон, сколько места на земле – на всех хватит. Одно оно, солнце, и всем греет, и звезды всем по ночам светят. Шо еще делить? За шо же, Боже, людей наказываешь? Какие испытания посылаешь… – она подняла к небу глаза, вслух проговаривая слова из собственной молитвы. Затем спустилась на землю, привычно поправила платок, сползающий с головы, и грустно покачала головой, нисколько не разделяя восторг приезжей. – Выходит, вы будете Трохимовны квартирантка? – полюбопытствовала, сменив тему. – Не пойму я, як это она хату бросила? И огород… Огород свой она никому не доверяла. Все сама и, шоб ни одной травиночки… Кажный день с самого утра на огороде пропадала. Все позарастает, не будет урожая… – запричитала, но, быстро спохватившись, спросила: – Значить, квартирантка?

– Ну, не совсем квартирантка… Моя мама когда-то дружила с Марией Трофимовной. Выходит, и я ей – не посторонняя, а хорошая знакомая. Вот и дом она мне бесплатно сдала на время своего отсутствия. Я обещала за всем присмотреть, – Варвара перевела взгляд на скромную усадьбу и добавила уже без энтузиазма: – За домом и за огородом особенно.

Соседка это заметила и с недоверием окинула взглядом стройную фигуру в обтягивающих джинсах. Задержалась на ухоженных руках с розовым маникюром и снова вздохнула:

– Дай-то Бог, дай Бог…

Варвара достала из машины вещи. Беседа с разговорчивой соседкой немного утомила.

– Все будет в полном порядке, не сомневайтесь, – она толкнула ногой калитку, так как руки были заняты чемоданом и дорожной сумкой, и оказалась во дворе.

Цветочки, чистые дорожки, поросшие спорыньей, несколько кустарников и небольшая беседка, вернее, даже не беседка, а легкий навес, где можно спрятаться от солнца или дождя, а то и просто посидеть за небольшим столиком и выпить чаю. Скромно и удобно. Во всем чувствовалась рука хозяйки. Однако гостья сразу отметила отсутствие мужской руки. Что поделать? В деревнях это обычное явление.

Медленно подошла к дому и остановилась у крыльца, нащупав в кармане ключ.

«Дом со ставенками», – не успела подумать, а сердце уже трепетно забилось, откликнувшись на милые воспоминания. Теперь редко увидишь на фасадах современных коттеджей обычные деревянные ставни. Чаще окна закрывают жалюзи, а то и всевозможные металлические решетки.

Поставив чемодан на крыльцо, Варвара обошла дом вокруг и решительно распахнула ставни. Так будет лучше.

Дом был просторный и светлый. Внутри все просто: две небольшие комнаты и кухня.

Гостья разулась и босиком прошлась по домотканым дорожкам. Разгоряченные ступни ощутили приятную прохладу.

Крутые ступеньки вели вверх на просторную мансарду. Из ее окон открывался вид на горный пейзаж и цветущую долину.

Варвара подошла к окну и внимательно осмотрелась.

– То, что надо. Лучшего и желать не стоит. Первый этаж оставим «Трохимовне», как говорит соседка, чтобы там не нарушать годами заведенный порядок, но мансарда – моя. Царская обстановка и, пожалуй, вполне располагает к серьезной и плодотворной работе. Здесь ее даже на первый взгляд больше, чем предполагалось. Кто бы сомневался? Один огород чего стоит, – она состроила гримасу полного ужаса и покачала головой. – Кажется, тут я влипла по самое – некуда.

Достала из сумки небольшой плоский чемоданчик и поставила на стол. Рядом разложила книги и бумаги, открыла ноутбук. Идеальные условия для творческой и вполне дачной жизни были созданы за короткий период времени. Что-что, а это Варвара делать умела. Она обладала поразительной способностью создавать домашний уют и одновременно рабочую обстановку в любых условиях. Этому научили частые командировки.

Заходящее солнце выкрашивало горный пейзаж в фантастические цвета. Сгущались сумерки. Внизу в долине один за другим стали появляться огни. Неожиданно перед глазами всколыхнулось море цветов. Среди них они гуляют с мамой. Маленькая Варенька собирает букет из ромашек. Мама смеется, и глаза ее излучают особенный свет.

Варвара нервно сглотнула и вытерла ладонью большую соленую слезу, скатившуюся по щеке. Это нехитрое детское счастье безвозвратно ушло в прошлое, но его яркие картинки надежно хранятся в тайниках памяти.

Теперь все не так. Пустующие земли давно распределили под дачи. Поселок разросся и превратился в большой жилой массив с добротными коттеджами. А вместо ромашек растут красивые цветы и кустарники, привезенные из Голландии или какой-то другой далекой страны…

Хлопнула входная дверь, и внизу зажегся свет.

– Шо у тебя в доме темно, а, Варька? Ты где? И дверь не заперта… – послышался знакомый голос. – Заходи – не хочу. Ты шо ж никого не боишься?

Варвара спустилась вниз, на ходу привыкая к крутым ступенькам. Соседка уже хозяйничала на кухне, разговаривая сама с собой.

На столе стояла литровая банка молока, а в глубокой миске возвышались горкой румяные и пышные оладьи.

– Небось голодная? – спросила, а, скорее, уверенно сказала женщина. – Садись к столу. Я вот корову подоила. Парного тебе принесла. Ты хоть вкус его знаешь? Где в городе такого молочка попьешь? И оладики поешь свеженькие, – добавила заботливо, пододвигая миску. – Оно-то, правда, сечас на кажном километре стоят забегаловки, но там все дорого и не то, шо дома. И кормят там, чем ни попадя. Знаю я эту дорожную кухню. Понюхаешь, вроде пахнет едой, а в рот возьмешь – не знаешь куды выплюнуть. А то еще, слышала, стали делать какие-то габургеры чи чибургеры, прости Господи, не выговоришь. Придумали какие-то ланчи… Говорять, даже целые рестораны открыли под это дело. Тю, як будто в России уже совсем еды нормальной нет, шо ее из-за границы нам поставляют, – рассуждала она между делом, наливая в большую кружку молоко. – А тут все свое, свеженькое. И никаких тебе добавок, красителей и консервантов.

Варвара незаметно подавила улыбку. Устойчивая психология старшего поколения была ей хорошо знакома.

– Ты, давай, вечеряй, не смотри на меня, – соседка тяжело опустилась на табурет. Притихла, подперев щеку рукой, с умилением наблюдала, как Варвара управляется с молоком и оладьями. – Меня можешь называть тетей Катей, а дед мой – Митрий, – сказала как-то буднично, но вдруг встрепенулась и резко выпрямилась. – Постой, а не Зойкина ли ты дочка? Шо-то я в тебе ейное угадываю.

– Похожа? – тихо спросила Варвара и перестала жевать.

– Я смотрю, страсть как похожа, – тетя Катя молитвенно сложила руки. – А я когда-то с твоей мамкой и с Трохимовной в школу бегала. Правда, они чуть постарше были. Вот оно как? Я сразу-то и не поняла, о какой подруге ты толковала, когда приехала? Ишь, не признала… – она задумалась. – И, шо ж мамка твоя… – не договорила и подняла робкий вопросительный взгляд на Варвару.

– Уже прошло восемь лет, – грустно ответила та и отодвинула от себя кружку. – Никак не могу привыкнуть. Не верится…

Соседка горько вздохнула и перекрестилась.

– Все мы под Богом ходим. Царствие ей Небесное. Упокой, Господи, ее светлую душу. Хорошая она была женщина. Хотя, молодая еще, жить бы да жить, внуков нянчить. А меня ты помнишь? – спросила неожиданно.

Варвара неопределенно пожала плечами. На самом деле она не помнила эту подружку мамы из далекого их детства, но не хотелось обижать ее категорическим ответом.

– Може, и помнишь, да не узнаешь, – ответила тетя Катя вместо нее. – И то, сказать, я и сама себя сейчас не узнаю. Смотрюсь в зеркало и думаю: неужто это я? Як будто хто враз смыл все краски с лица и контуры размазал. И не заметила, когда такая стала, совсем уже бабка и не жила вроде. А еще недавно… Э, да шо там говорить, – она безнадежно махнула рукой, так и не рассказав, что же было недавно.

– Ну что вы? Какая же вы бабка? Вы еще хоть куда… – попыталась успокоить ее Варвара, заметив искреннее огорчение на лице женщины. Та и на самом деле выглядела еще совсем не старой.

Однако тетя Катя в ответ лишь грустно покачала головой.

– Тоже мне сказала. Куда-то куда? А осталось совсем недалеко. Вон, в посадке новое кладбище открыли. На старом уже места не хватает.

– Ну, что за глупости вы говорите. Вам еще жить и жить. Кажется, так вы только что сказали о моей маме?

Погрустневшая женщина благодарно посмотрела на нее, оценив поддержку, и неожиданно разоткровенничалась.

– А я, Варя, сама-то не здешняя. Так до сих пор и не признали меня тут за свою, хоть и родилась я уже в этих краях и всю жизнь тут живу. Все из-за моей мамки. Она у меня грамотная была. Техникум метерологический закончила с серебряной медалью. И направили ее в этот район на работу. Потом и замуж тут вышла за местного парубка. Я родилась. А все одно к жизни она здесь так и осталась не привыкшая. И умерла чужачкой. До последнего дня по-русски говорила, и меня поправляла, когда я на местный язык переходила. Не любили ее люди, ох, не любили, – вздохнула тетя Катя и в подтверждение своим словам покачала головой. – Бывало, идем на Паску всей семьей по улице, а старухи из церкви – нам навстречу. Посторонятся, поклонятся. Папке – «Христос воскреси», скажуть, а мамке сухо кивнут, утеревшись краем платка: «Здравствуйте» – вот тебе и весь сказ. И меня сильно не жаловали, всегда помнили, чья я дочка. Так и выросла. А потом Митрия встретила. Немного мы с ним дружили. Он сразу посватался. Красивый был парубок. На всю округу один такой. Высокий, статный, широкоплечий. Многие девки по нему сохли, а он меня выбрал. Бывало, посмотрит в глаза, а у меня и сердце в пятки уходить. А глаза у него были ну… чистые васильки, синие, як небо ясное. По ночам они мне снились. Да только мать его, свекровь моя покойная, царство ее душе, – перекрестилась тетя Катя, закатив кверху глаза, – ни в какую. Не такую невестку она для своего единственного сына ждала. Не по нраву я ей была. Кроме того, что чужачка, так еще и в церкву не ходила. А у них с этим всегда строго было. Народ все равно оставался верующий, хоть и власть другая была. Хто прятался, а, хто и открыто верил, но иконы в кажном доме в красном углу всегда, помню, были. В рушниках вышитых и цветами украшеные. Как празник какой, или просто воскресенье, всем селом с утра в церкву нарядные идут. А мамка моя в огороде – радуется, шо выходной день выпал. Грех это был, ой, грех большой – на святой праздник, – она снова покачала головой. – Не верила она в Бога и меня так воспитывала. Говорила, шо работать никогда не грех. Это уже потом, после ее смерти я в церкву ходить стала и Богу молиться. Все якось само собой пришло, – задумалась она и, словно очнувшись, продолжила рассказ: – А Митрий мой, – мечтательная улыбка коснулась губ, и лицо посветлело, помолодело прямо на глазах, – все равно никого не послушал. Пошел против воли родителей, на мне женился. Расписались в сельсовете и пришли к нему домой. Правда, сильно я боялась первый раз через порог шагнуть. А шо им после этого оставалось? Хоть и не ко двору и не по нраву невестка, но сына все одно жалко. Так и жили все вместе, мирились, да друг к дружке привыкали. Это потом уже свекровь стала «дочкой» меня называть. А я ей ни в чем не перечила, старалась угодить, шоб не обижать Митрия. Все ж мать родная. Все постепенно наладилось. А муж никогда меня не обижал, всегда рядом был. Грех жаловаться, счастливая я была в замужестве. Ты не смотри, шо он сейчас такой, як жердь – худой да безмолвный. Глаза у него, васильки полевые, от слез выцвели да вылиняли. Молчит, все время курить и по ночам плачет, як дитя малое, да так, шоб я не слышала. Жалеет меня, – тетя Катя тяжело вздохнула и сама незаметно всхлипнула. – Это он от горя согнулся. С сыном у нас беда. Дал Бог одного сыночка, вырастили его и не уберегли. Да ты его помнишь, наверное? Он помладче был, кажись, годика на два, но с вами всегда на улице бегал. Эх… – вздохнула она снова. – Это когда же было? Я тогда и подумать не могла, шо такая беда на нас свалится. За шо мы так Бога прогневали?

Варвара не стала ни о чем расспрашивать. Она и так знала, что соседка сама расскажет о сыне и обо всем остальном, что так угнетает. Однако тетя Катя, вдруг махнула рукой и, промокнув слезинку краем платка, резво поднялась из-за стола.

– А ну, идем наверх. Ты там устроилась? На масандре?

Они поднялись по лестнице. Соседка остановилась у двери, переведя дух, потом взяла ее за руку и, как маленькую, подвела к окну.

– Вон там, вишь, большой дом с крышей из черепицы? Смотри, там и вечером столько света, шо все, як днем видать. Смотри-смотри, на том месте раньше стояла ваша хата, – она вздохнула. – Неужели не помнишь? А теперь там живет какой-то важный пан, здоровый такой, молодой еще, только не наш он – приезжий откуда-то издалека. И такие же к нему приезжают, важные да гордые. Все на красивых машинах. Говорять военные, но пагоны я на них не видела. Раньше, если хто чужой в деревне появился, все тут же об этом узнавали, потому шо люди на виду друг у друга были и жили открыто. А теперь понаехало… и никого мы не знаем: хто и откудова? Порой, кажется, шо приезжих и чужих уже больше чем местных. Мы им и счет потеряли. Як-то дед мой заметил, шо, вроде, теперь не они у нас, а мы у них в гостях живем. Хозяевами себя чувствуют. Места тут красивые и для здоровья полезные, то все знают. Шо ни на есть, настоящий горный курорт с чистым лечебным воздухом. А яка зимой красота? Ты бы посмотрела. В общем, круглый год дыши бесплатно, сколько хочешь. Вот они и дышуть. Только и видим, як на машинах ганяють: туды-сюды, сюды-туды. Все дела у них. Колька, сосед, верно говорит, шо теперь у нас живут одни «деловые».

Тетя Катя замолчала. Она, уперевшись руками в подоконник продолжала смотреть вниз – на мерцающие огоньки в долине.

– А хату вашу старую враз бульдозером снесли, я и глазом моргнуть не успела, – вдруг вспомнила она. – И на ее месте вон особняк построили, да як быстро. Видать, не бедный, есть за шо. Эх, Варька, ты хоть помнишь, когда с мамкой у бабушки гостила? Ваш двор был весь в саду… Груши помнишь? Сладкие, як мед. Мы их «дулями» называли. Хотя нет, ты тогда еще совсем маленькая была. Где тебе помнить? – добавила разочаровано.

Варвара неуверенно кивнула. Какие-то смутные воспоминания обрывками всплывали в памяти, как будто кто-то крутил на большом экране старую и сильно подпорченную киноленту. Но эти затертые и обрывочные эпизоды она, как ни старалась, не могла объединить в одну цельную картину.

– Да и жизнь-то тогда совсем другая была, с нынешней не сравнить, – рассуждала соседка. – Хотя, кому как? Другим, так и сейчас – уже рай на земле. И все безнаказанно. Вон, какие дела в округе творятся, не приведи Господи. Милиция везде рыщет, ищут кого-то день и ночь, а толку все одно никакого нет и порядку тоже нет. Того обокрали, того убили, другого просто сгубили. Да если бы одного, а то стали убивать всех подряд. Тут такое творится… – с таинственным видом сообщила она, понизив голос, а потом и вовсе перешла на шепот, оглянувшись назад. – А еще, кажуть, шо вроде як воскрес Черный человек, – женщина несколько раз усердно перекрестилась, поискав глазами икону. – Не к ночи, Господи, его вспомнить. А все потому, шо люди совсем совесть потеряли. Вон и в Библии пишут: «… придет и настанет конец света…» А я так думаю, он уже пришел, этот конец света. Куда уж хуже ждать? Вроде и войны нет, и мировой коммунизм больше не строим. Да и голодных негров уже не подкармливаем, а все одно ничего не лучшает для простого человека. Дожились, обноски, собранные со всего миру носим. И название им придумали, шоб суть подачек скрыть – секонхент. Тьфу, прости Господи. Раньше хоть стабильность яка-то была. А теперь? Принесуть тебе, – заслуженную всей трудовой жизнью пенсию раз в месяц и загадку при этом подбросят, як эти копейки на целый месяц рассчитать? – она вздохнула. – Крути – не крути, а все одно плохо. Кому жизть, а кому, як в той песне поется «… и вечный бой, и вечный бой» и никакого нет тебе покоя. Так, о чем это я? – вдруг спохватилась она, оборвав невеселые размышления.

– Вы говорили, что воскрес Черный человек, – подсказала Варвара, искренне заинтересовавшись этим сообщением. Наконец-то. Она терпеливо ждала, когда соседка выговорится и перейдет к более интересной теме.

– Да-да. Явился он снова в наши края – дождались. Видно, уже невмоготу смотреть на все, шо тут творится, – тетя Катя замолчала и горестно покачала головой. – А ведь я еще в детстве о нем слыхала. Давно это было. Може, и тебе мамка чего рассказывала? Мы тогда еще совсем маленькими были. Соберемся, бывало, зимой в нашей хате – все ребятишки с улицы. Она вроде, як побольше других была и просторнее. За окном снег, холодно, ветер лютует и в трубу так страшно завывает, а нам на печке тепло. Лежим, друг к дружке прижавшись, бабкины сказки слушаем. Мастерица она была рассказывать. Много чего знала, а, може, и сама чего придумывала. У нее это хорошо получалось. Но больше всего мы любили слушать про Черного человека. Сидим, от страха не дышим, боимся, но все равно просим еще рассказать. Вот ведь оно как, давно он жил в наших краях, а народ его все не забывает, хоть и времени много прошло с тех пор. Помнят его люди, и друг дружке о его делах рассказывают. Как сейчас слышу бабкин голос. Кажись, все вчера было… – она в задумчивости туже затянула концы платка.

– А что за история такая? – спросила Варвара, теряя терпение. – Никогда раньше не слышала о Черном человеке. Сказка местная или легенда? Расскажите. Может, напишу о нем в своей новой книге, кто знает? – добавила чуть тише.

– Ну, придумала. Тоже, к ночи такое просишь, – перекрестилась соседка, но, видно, ей и самой хотелось с кем-то поделиться или просто поговорить. Когда еще такой случай представится? Она придвинулась ближе и таинственно зашептала: – Ладно, уж, куды деваться, раз заинтересовалась? Давай хоть на кровать присядем, а то ноги к вечеру сильно болять, – она опустилась на край кровати и блаженно откинулась на ее спинку. – Ну, совсем другое дело. Так про шо я там говорила?

– Про Черного человека.

– Ну, да-да. Давно это было. Ой, как давно. Никто теперь и не скажет, в каком году и, в какое время? Было и все тут. Только стали люди замечать, что появился в этих краях один очень странный человек. А, може, и не человек он был, а так, лишь обличие принимал человеческое, когда это требовалось? Никто тебе про это правду не скажет, потому шо никто с ним знакомый не был. А жил он, кажуть, в пещере у Белой горы. Сколько он там жил? Этого тоже никто не знал. Днем его не видели. Видать, не выходил он днем. Зато ночью, когда все отправлялись на покой и отдых, наступало его время. Выбирался он из своего убежища и одиноко бродил в округе, нагоняя страх на все живое. Даже собаки на него не лаяли, а чуток подвывали, забившись со страху в свои будки. Одет он был во все черное: большая черная шляпа, длинный плащ и даже черные перчатки скрывали его руки. Лица его тоже никто не видел, потому шо оно всегда оставалось в тени. Ну, чистый тебе человек-невидимка, як в кино. Но глаза его выдавали. Они так и сверкали из-под шляпы, як две молнии. Особенно страшен он был, когда сердился. За черные одежды и тайную, неведомую никому жизнь, прозвали его люди Черным человеком и боялись его больше кары Божей.