Текст книги "Мне 10 лет, и я разведена"

Автор книги: Нуджуд Али

Соавторы: Дельфин Минуи
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

* * *

На память от Фареса не осталось почти ничего, кроме цветной фотографии на удостоверение личности. Мохаммед хранил ее на дне своего портфеля, как драгоценное сокровище. Пропавший без вести брат на снимке был как живой: голову держит прямо, белый тюрбан плотно сидит на каштановых кудрях. Фарес явно хотел казаться взрослее, чем есть на самом деле, но глаза, устремленные в объектив, все еще полны озорства и лукавства.

Прошло два года с момента его побега, и вдруг в квартире раздался неожиданный телефонный звонок.

– Саудовская Аравия… У меня все хорошо… Пастух… Работаю пастухом… Не волнуйтесь за меня… – доносилось с того конца телефонного провода.

У брата начал ломаться голос, но я все равно его сразу узнала. Казалось, он стал еще более уверенным в себе. Трубка вскоре наполнилась помехами, на смену которым пришла тишина. Как Фарес оказался так далеко? В каком конкретно городе он остановился? Неужели он долетел туда на самолете, прямо сквозь облака? И где вообще находится эта Саудовская Аравия? Есть ли там море? Множество вопросов гудело в моей голове. Услышав обрывок разговора между родителями и Мохаммедом, я поняла, что Фарес стал жертвой торговли детьми [12]12
  Торговля детьми между Йеменом и Саудовской Аравией стала бедствием, коснувшимся множества детей из неблагополучных семей, которые побираются на улице, вместо того чтобы ходить в школу, или убегают из дома. Статистика, предоставленная некоторыми местными неправительственными организациями, говорит о том, что почти 30 % детей школьного возраста, живущих рядом с границей, каждый год отправляются попытать счастья в Саудовской Аравии. Там они живут и работают на птичьих правах; помимо прочего, хоть эта тема в семье и находится под запретом, нередки случаи сексуального насилия.


[Закрыть]. В Йемене это происходит довольно часто. Значит ли это, что у него теперь появились приемные родители? Наверное, теперь брат наконец счастлив и может купить себе конфеты и джинсы, о которых так мечтал. Но мне его ужасно не хватает…

* * *

Чтобы как-то заполнить пустоту после ухода Фареса, я замкнулась в своих мечтах. Мечтах о воде! Не о реке, а об океане… Я всегда хотела быть черепашкой, чтобы плавать под водой. Я никогда не видела моря. Цветными карандашами рисовала волны в своем маленьком блокноте, изображая их синими или зелеными.

– Они синие! – однажды поправила меня моя подруга Малак, взглянув через плечо на рисунок.

Мы с Малак были неразлучными друзьями. Я познакомилась с ней в школе, расположенной в нашем квартале, куда родители в конце концов согласились меня отдать. Во время перемены мы часто играли в шарики. Из семидесяти учениц – в нашем классе были только девочки – она была моей лучшей подругой. Я успешно отучилась первый гол в школе и совсем недавно перешла во второй класс. По утрам Малак заходила за мной перед уроками, и мы вместе шли на занятия.

– Откуда ты знаешь?

– На каникулах мы с родителями ездили в Хадейду. Там я видела море, – ответила Малак.

– Какое оно на вкус?

– Соленое!

– Песок тоже голубой?

– Нет, ты что, он желтый! И такой мягкий, ты себе не представляешь…

– А что ты видела в море?

– Корабли, рыбок, людей, которые там купались…

Малак сказала, что в Хадейде она научилась плавать. Я слушала ее с открытым ртом, потому что ни разу не была даже в бассейне. Подруга пыталась объяснить, как научиться держаться на воде, но для меня это так и осталось тайной. Помню, как в Кхарджи, стоило только подойти к реке, Ommaтут же начинала кричать:

– Осторожнее, Нуджуд, упадешь в воду – сразу утонешь!

Малак рассказывала, что мама купила ей красивый разноцветный купальник. На море она научилась строить замки из песка, с башенками и большими лестницами, которые быстро исчезали в волнах. Однажды подруга приложила к моему уху большую ракушку, привезенную из Хадейды.

– Прислушайся – и ты услышишь шум моря.

– Волны! Я слышу, как шумят волны! Невероятно! – воскликнула я.

* * *

Для меня вода – это прежде всего дождь, который в последние годы радует Йемен все реже. Но однажды в самый разгар лета пошел град. И это было так здорово! Мы с братьями и сестрами выбежали на улицу и принялись собирать маленькие льдинки в тазик. Я гордо их пересчитывала, потому что в школе научилась считать от одного до ста. После того как град растаял, мы брызгали друг на друга прохладной водой, чтобы освежиться. Мона, которая с момента переезда в Сану стала ворчливой и раздражительной, в подобных исключительных случаях даже веселилась вместе с нами. Она приехала через два месяца после нашего бегства из Кхарджи, вместе с супругом, в спешке вошедшим в ее жизнь.

Со временем к Моне стали возвращаться ее привычная улыбка, лукавый взгляд и чувство юмора, которое так часто раздражало Omma. Моя сестра выносила двух очаровательных детей, Мониру и Нассера, и буквально светилась от счастья, когда держала их на руках. Наша семья и семья ее мужа в конце концов даже сблизились. А для укрепления этого союза было решено женить Мохаммеда на одной из сестер моего деверя, в духе традиции sighar [13]13
  Sighar, или «замужество по обмену», – древний обычай, до сих пор распространенный в деревнях и среди городской бедноты; он состоит в том, что младшая сестра мужа становится супругой брата его жены вместо платы за невесту.


[Закрыть].

Казалось, что жизнь наладилась, но это было не так. И однажды муж Моны исчез из нашей жизни, причем одновременно с моей старшей сестрой Джамилей. Неужели они, как и Фарес, сбежали в Саудовскую Аравию, в надежде заработать много денег и привезти нам электронные игрушки? Или телевизор, который показывает цветные мультфильмы? Родители часто обсуждали между собой произошедшее, но детям было запрещено задавать какие-либо вопросы об этом. Помню, что после этого таинственного исчезновения, о причинах которого я узнаю гораздо позже, у Моны снова начались резкие перепады настроения. Большую часть времени она грустила и тосковала, а потом вдруг на нее нападало неудержимое веселье. Сестра начинала смеяться, и к ней возвращалась ее природная красота: большие темные глаза и нежные черты лица светились внутренним светом. Мона была очень симпатичной девушкой.

Но, независимо от настроения, ко мне сестра всегда относилась особенно ласково и даже покровительственно. Наверное, в ней говорил материнский инстинкт… Иногда Мона брала меня с собой разглядывать витрины на проспекте Хайл, известном своими роскошными магазинами одежды. Прижавшись носом к стеклу, я с завистью смотрела на расшитые блестками вечерние платья. Красные юбки, блузки из разноцветного шелка: алого, синего, фиолетового, желтого, зеленого… Я представляла, как превращаюсь в принцессу. На витрину также выставляли свадебные платья, которые были похожи на костюмы сказочных фей из заграничных фильмов. Невероятно прекрасные, они переполняли меня мечтами.

* * *

Однажды вечером, в феврале 2008 года, когда я только пришла из школы, Abaсообщил, что у него для меня есть хорошая новость.

– Нуджуд, скоро ты выйдешь замуж! – сказал он.

3. Разговор с судьей

Судья Абдо с трудом скрывает удивление:

– Ты хочешь развестись?

– Да!

– То есть… подожди, ты хочешь сказать, что ты замужем?

– Да!

У него тонкие черты лица; от белой рубашки смуглая кожа кажется более светлой. Но услышав мой ответ, судья темнеет – ему явно не верится, что я говорю правду.

– В твоем возрасте… Как ты можешь быть замужем?

– Хочу развестись! – решительно повторяю я, не обращая внимания на его вопросы.

Не знаю как, но мне удается сдержаться и не разрыдаться перед судьей. Словно весь запас слез уже закончился. Меня охватывает страшное волнение, но я твердо знаю, чего хочу. Навсегда избавиться от этого кошмара – и никаких больше страданий в тишине.

– Но ты ведь такая маленькая, такая хрупкая…

Качаю головой, не сводя глаз с судьи. Мужчина принимается нервно теребить усы. Только бы он согласился мне помочь! Ведь судья, в конце концов, обладает большой властью.

– А почему ты хочешь развестись? – Он снова начинает меня расспрашивать, на этот раз более спокойным тоном, словно пытается скрыть удивление.

Смотрю ему прямо в глаза:

– Потому что муж меня избивает!

Он дергается, будто я со всего размаху влепила ему пощечину. Лицо судьи каменеет. Он все-таки понимает: произошло нечто ужасное, и у меня нет никаких причин ему врать. Наконец собеседник напрямую задает мне чрезвычайно важный вопрос:

– Ты все еще девственница?

Я сглатываю подступивший к горлу комок. Стыдно говорить о таких вещах, это неприлично. В моей стране женщины должны держать дистанцию с незнакомыми мужчинами. А я этого судью вижу первый раз в жизни. Но в ту же секунду становится понятно: для того чтобы выбраться из ада, в который превратилась моя жизнь, нужно отбросить робость и стыд.

– Нет… у меня шла кровь…

Судья явно поражен. От меня не ускользает то, насколько его шокировали эти слова, хотя он и пытается скрыть свои чувства. Наконец мужчина глубоко вздыхает и решительно произносит:

– Я помогу тебе!

Наступает странное облегчение – хоть кому-то я смогла открыто во всем признаться. С моих плеч свалился тяжелый груз. Судья Абдо трясущейся рукой хватает телефонную трубку и обменивается парой замечаний с невидимым собеседником (наверняка со своим коллегой). В то же время его руки продолжают лихорадочно действовать. Он намерен покончить с этим кошмаром как можно скорее. Только бы все решилось в мою пользу! Если повезет, все произойдет быстро, очень быстро… и уже сегодня вечером я смогу вернуться в родительский дом, чтобы снова играть с братьями и сестрами. Через несколько часов будет оформлен развод. Развод! Ко мне вернется свобода. Никакого мужа. Никакого страха остаться ночью с ним наедине. И не нужно будет снова терпеть одну и ту же пытку…

Но я слишком рано радуюсь.

– Малышка, понимаешь, это может занять больше времени, чем ты ожидала. Дело очень щекотливое. И к сожалению, не могу гарантировать, что ты его выиграешь.

Второй судья, который вскоре к нам присоединился, окончательно разрушил мои надежды на быстрый успех. Его зовут Мохаммед аль-Гхази, и он выглядит очень смущенным. Господин Абдо объясняет мне, что это главный прокурор, начальник судей. И он утверждает, что за все время своей работы не сталкивался с подобным делом. Они в два голоса рассказывают мне, что в Йемене девочек очень часто выдают замуж до достижения пятнадцати лет, возраста, утвержденного законодательством [14]14
  Поправка к закону о браке, утвержденная в 1999 году, дает родителям право выдавать дочь замуж до пятнадцати лет, при условии, что муж обещает не прикасаться к супруге до достижения ею половой зрелости. Но это условие, слишком расплывчатое и допускающее различные толкования в суде, редко соблюдается.


[Закрыть]. «Это древний обычай», – добавляет судья Абдо. Но при огромном количестве преждевременных браков в стране не было еще ни одного такого развода, насколько он знает… потому что до сих пор еще ни одна маленькая девочка не дошла до суда. «Здесь затрагивается семейная честь», – говорят они. Эта проблема – из ряда вон выходящая… и очень сложная.

– Нам понадобится адвокат, – замечает растерянный Абдо.

Адвокат… но зачем? Зачем вообще нужен суд, если мне не могут сразу же дать развод? В этом случае нет ничего уникального. Законы нужны для того, чтобы помогать людям, разве не так? Эти судьи выглядят очень милыми, но они не понимают, что, если я вернусь домой без решения о разводе, муж придет за мной, и снова начнутся побои и издевательства. Нет, я не хочу возвращаться.

– Я хочу развестись!

Сердито хмурюсь, чтобы судьи наконец осознали – я не отступлюсь.

Эхо собственного голоса пугает меня. Наверное, я слишком громко крикнула. Или все из-за высоких белых стен?

– Мы обязательно найдем выход, обязательно… – бормочет Мохаммед аль-Гхази, поправляя тюрбан.

* * *

Но возникает новая проблема. Время близится к двум часам дня, значит, скоро все закроется. Сегодня среда, то есть завтра наступают мусульманские выходные. И суд не откроется до субботы. Абдо и Мохаммед тоже переживают по поводу того, что мне придется идти домой.

– Не может быть и речи о том, чтобы она возвращалась к родителям. Да и кто знает, что случится с девочкой, если она будет идти одна по улицам, – размышляет вслух Мохаммед аль-Гхази.

Абдо приходит в голову идея: почему бы мне не укрыться у него дома? Страшное признание до сих пор не укладывается у судьи в голове, и он готов на все, чтобы вырвать меня из когтей мужа. Но Абдо быстро передумал, вспомнив, что жена и дети уехали за город на несколько дней и он остался дома совсем один. А по исламским традициям женщина не должна оставаться наедине с мужчиной, не являющимся ее mahram, то есть не связанным с ней родственными узами.

Что же делать?

На помощь приходит третий судья, Абдель Вахед. Его семья рядом, и в доме достаточно места, чтобы я смогла у них немного пожить. Это спасение! По крайней мере, на какое-то время. У господина Абделя тоже есть усы, но он не такой худой, как Абдо, более коренастый. Очки в железной оправе, деловито сидящие на носу судьи, придают ему чрезвычайно серьезный вид. В строгом костюме мужчина выглядит очень импозантно, и я немножко побаиваюсь с ним разговаривать. Но придется взять себя в руки и спрятать свою стеснительность в самый дальний уголок своей души – одним словом, сделать все, чтобы не возвращаться домой…

Успокаивает то, что Абдель с первых минут общения производит впечатление любящего отца, который заботится о своих детях. Не такого, как мой…

У него большая и очень удобная машина. Внутри чисто и свежо, из кондиционера дует холодный воздух, который приятно щекочет лицо. Так здорово. На протяжении всего пути к дому господина Абделя я почти все время молчу. Не знаю, в чем причина: может, стесняюсь или слишком переживаю, а может, просто чувствую себя очень хорошо в присутствии взрослых, которые заботятся обо мне. Абдель Вахед первым нарушает молчание:

– Ты очень храбрая девочка! Браво! Ни о чем не волнуйся. Ты имеешь полное право требовать развода. Множество девочек сталкиваются с подобными проблемами, но, к несчастью, они не решаются говорить об этом вслух. Мы сделаем все возможное, чтобы не позволить тебе вернуться к мужу. Никогда! Обещаю!

Мои губы начинают медленно принимать форму полумесяца. Как давно я не улыбалась!

– Ты просто уникальная девочка! – продолжает нахваливать меня Абдель.

Я краснею.

Добравшись до дома, Абдель Вахед спешит представить меня жене Сабе и детям. Его дочь Шима моложе меня на три или четыре года. Ее комната буквально завалена куклами из серии «Fulla» – восточной версии американской Барби – с блестящими белокурыми локонами. О таких игрушках мечтают все девочки Йемена.

–  Haram [15]15
  Термин «haram», который обычно означает «запрещено» или «незаконно», также часто используется в качестве восклицания для выражения удивления или сочувствия. Здесь: «бедняжка».


[Закрыть]!

Реакция Шимы на рассказ матери о том, что меня избивал злой господин, не может быть более естественной. Девочка старательно хмурит брови, подражая взрослым, когда они собираются кого-то отругать. Меня глубоко трогает ее сочувствие. Тепло улыбаясь, Шима зовет меня играть к себе в комнату, потом берет за руку.

Четыре мальчика (очевидно, братья Шимы) смотрят мультики. У судьи Абделя в доме два телевизора, какая роскошь!

– Чувствуй себя как дома, – ласково и радушно улыбается мне Саба.

Вот она какая, жизнь в семье… Опасения не оправдались, меня приняли как родную. Здесь так хорошо! Уверена, что теперь меня обязательно выслушают. И не осудят. И не накажут. Сегодня вечером, сидя по-турецки в гостиной, я впервые нашла в себе силы рассказать свою историю…

4. Свадьба

Февраль 2008 года

Когда я с Моной гуляла по проспекту Хайл, то не замечала, как летит время. Иногда мы так сильно прижимались мордашками к витрине любимого магазина, что вечерние платья исчезали за запотевшим перед нашими глазами стеклом. Можно было часами смотреть на белый свадебный наряд манекена. Настоящее бальное платье! Как сильно оно отличалось от черных покрывал, в которые кутались с головы до ног женщины на улицах.

–  Inch'Allah [16]16
  В буквальном переводе: «Если будет на то воля Господа».


[Закрыть], у тебя будет такое, когда наступит день свадьбы, – шептала Мона, не отрывая от витрины сверкающих глаз, обрамленных платком. Она всегда прятала за ним лицо, когда выходила из дома.

* * *

Мона редко улыбалась. Ей не довелось испытать радостей свадебной суматохи. Сестру выдавали замуж на скорую руку, так что единственной праздничной деталью стало голубое платье. О других обстоятельствах своего замужества Мона предпочитала молчать. С тех пор как ее муж неожиданно исчез в неизвестном направлении, я ни разу не слышала, чтобы она о нем говорила. Наверное, он уехал куда-то далеко от Йемена, но у меня хватало ума не расспрашивать родных о его судьбе. Мона не любила, когда к ней приставали по этому поводу. Сестра ограничивалась тем, что шептала мне на ушко: «Все, чего я тебе желаю, это быть счастливой и найти доброго и заботливого мужа».

Я и представить себе не могла, что этот день наступит так скоро.

* * *

Впрочем, я вообще слабо представляла себе, что такое замужество, и воображала, что на свадьбу обязательно устраивают большой праздник, с кучей подарков, шоколада и драгоценностей. Новый дом, новая жизнь! За несколько лет до этого мне довелось принять участие в некоторых церемониях, когда замуж выходили дальние родственницы. Помню, было много музыки и танцев. Одетые в balto– праздничные черные одежды, – женщины двигались невероятно изящно. На лице – искусный макияж, волосы уложены в парикмахерской, совсем как у моделей, которые изображены на этикетках от шампуня. А у самых кокетливых челка была украшена маленькой заколкой в форме бабочки. На этих праздниках всегда было так весело! Помню, как руки и запястья молодоженов украшали узорами из хны, в основном используя цветочный орнамент. Это выглядело невероятно красиво. Я говорила себе, что однажды и мои руки будут украшены хной.

* * *

Папины слова прозвучали как гром среди ясного неба. Когда Abaобъявил, что настал мой черед, я не сразу поняла, о чем он говорит. И вначале даже восприняла эту новость с некоторым облегчением, словно наконец-то появилась надежда на спасение: жизнь дома стала просто невыносимой. С тех пор как отец потерял работу в муниципалитете, он так и не смог устроиться на постоянную службу. Мы всегда были должны хозяину квартиры, который регулярно угрожал нас выселить.

Чтобы хоть как-то сэкономить,  Ommaготовила только рис и овощное рагу. Я стала учиться помогать ей по хозяйству. Мы вместе готовили shafout, большие блины, которые поливают ароматным йогуртом с луком и чесноком, и bin al sahn, восхитительный десерт с медом. Когда отец приносил домой достаточно денег, мама отправляла одного из братьев купить курицу, которую готовили специально для пятницы, священного дня недели по мусульманскому календарю. О мясе мы даже и не думали: оно стоило слишком дорого. Наверное, в последний раз я ела fatah– рагу из говядины – в ресторане, куда нас пригласили родственники, чтобы отметить Аид, конец рамадана. Тогда нам даже разрешили пить «Pepsi», черную газированную воду, которую привозят из Америки. А когда мы уходили, официант побрызгал мне на руки духами, совсем как взрослой. После этого ладошки пахли так здорово!

Ommaтакже научила меня печь лепешки. Мама разжигала огонь, я тем временем месила тесто; потом мы вместе выкладывали плоские лепешки в форме полной луны на tandour, традиционную печь. Но однажды нам пришлось отдать tandourв обмен на несколько купонов с черного рынка. Каждый раз, когда деньги заканчивались, мама продавала что-то из своих вещей. Она уже перестала рассчитывать на отца.

А потом настал день, когда продавать было уже нечего. Чтобы заработать хоть немного денег на еду, братья присоединились к толпам маленьких бродячих продавцов. Они стучатся в окна машин, стоящих на светофоре, и за несколько монеток предлагают пассажирам упаковку жвачки или пачку бумажных салфеток. В конце концов Мона тоже стала одной из них. Но попрошайничество сыграло с ней злую шутку. Буквально через двадцать четыре часа сестру схватила полиция и отправила на несколько дней в специальное место для людей, совершивших глупости. Вернувшись домой, Мона рассказала, что там она встретила женщин, которых обвиняли в том, что они встречались с несколькими мужчинами сразу, и охранники в тюрьме таскали их за волосы. Оправившись от потрясения, Мона снова отправилась просить милостыню – и опять нос к носу столкнулась с полицией. После второго заключения сестра решила отказаться от этой рискованной затеи. Значит, пришла наша с Хайфой очередь идти на улицу. Взявшись за руки, мы тихо скребли ногтями по окнам машин, едва осмеливаясь смотреть в глаза водителям. Очень часто они делали вид, что не замечают двух бедно одетых девочек. Это был не лучший способ заработка, но у меня не было выбора.

* * *

В те дни, когда отец не залеживался в кровати допоздна, он вместе с другими безработными слонялся по главной площади квартала, в надежде устроиться хотя бы на один день чернорабочим, каменщиком или даже мальчиком на побегушках, чтобы заработать тысячу риалов [17]17
  4,5 евро.


[Закрыть]. А послеполуденные часы папа все чаще проводил у соседей, жуя кат. Abaговорил, что это помогает ему забыть о проблемах. Такое времяпрепровождение стало для отца своеобразным ритуалом. Сидя по-турецки вместе с другими мужчинами нашего квартала, он выбирал лучшие листья из маленькой пластиковой сумочки и один за другим отправлял их в рот. Чем меньше оставалось в сумке, тем больше раздувались его щеки. Листья в конце концов превращались в шар, который он пережевывал часами.

Именно во время одного из таких сеансов к папе подошел молодой тридцатилетний мужчина.

– Я хотел бы, чтобы наши семьи объединились, – сказал он.

Мужчину звали Фаез Али Тхамер, он работал курьером и развозил товары по домам на своем мотоцикле. Как и мы, Фаез родился и вырос в деревне Кхарджи, и теперь он искал себе жену. Отец практически сразу принял его предложение. По логике вещей, отец собрался отдать замуж меня, ведь я самая старшая после Джамили и Моны. Когда Abaпришел домой, решение уже было принято и никто не мог его изменить.

В тот же вечер я стала свидетельницей странного разговора между отцом и Моной.

– Нуджуд еще слишком маленькая, чтобы выходить замуж, – резко произнесла сестра.

– Слишком маленькая? Когда пророк Мохаммед взял в жены Аишу, ей было всего девять [18]18
  Подобные ссылки на женитьбу Пророка вызваны непониманием того факта, что причиной его брака с Матерью Верующих стало Божественное повеление (см. «Слова и деяния Пророка»).


[Закрыть], – ответил отец.

– Да, но то было во времена пророка. Теперь все изменилось, – настаивала Мона.

– Послушай, замужество – лучший способ ее защитить! – попытался успокоить сестру Aba.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать. Это позволит ей избежать того, что случилось с тобой и Джамилей… Незнакомец не лишит ее чести, и о ней не станут распускать грязные сплетни… По крайней мере, этот мужчина похож на достойного, честного человека. В квартале его знают. Фаез приехал из нашей деревни. И он пообещал не прикасаться к Нуджуд, пока она не подрастет.

– Но…

– Я уже все решил! К тому же ты знаешь, что у нас недостаточно денег, чтобы прокормить такую большую семью. Так у нас будет одним голодным ртом меньше…

За все время разговора мама не произнесла ни слова. Решение отца ее опечалило, но она безропотно приняла его. Ее брак тоже устраивали родители, так происходит практически со всеми йеменскими девушками. И Ommaхорошо усвоила, что в нашей стране женщины подчиняются, а мужчины отдают приказы. Поэтому, даже если бы она и встала на мою защиту, это все равно ничего бы не изменило.

* * *

Слова отца звенели в моей голове. Одним голодным ртом меньше… Получается, в его глазах я была только лишним грузом, и папа воспользовался первой подвернувшейся возможностью, чтобы от меня избавиться… Я, правда, не всегда была маленькой послушной девочкой, о которой он мечтал. Но ведь детям свойственно совершать глупости, такова их природа! А я любила отца, несмотря на все его недостатки, отвратительный запах ката, несмотря на то, что он заставлял нас идти на улицу и выпрашивать у прохожих кусок хлеба.

«Избежать того, что случилось с тобой и Джамилей…» Что папа хотел этим сказать? Я знала лишь, что недели сменяли друг друга, а моя старшая сестра так и не возвращалась домой. Как и муж Моны, она исчезла внезапно. Джамиля часто приходила к нам в гости, перед тем как пропала. Скрытная и сдержанная от природы, сестра мало говорила, но всегда была заботливой и щедрой. Иногда она приносила мне сладости. О муже Моны также не было ничего слышно после его загадочного исчезновения. Куда же он уехал? Ребенку тяжело разобраться во всех этих взрослых историях…

После того как муж Моны исчез, его мать потребовала, чтобы ей отдали внуков, трехлетнюю Мониру и полуторагодовалого Нассера. Разлука с детьми разрывала сердце Моны, она была готова на все, чтобы не расставаться с ними, но добилась своего лишь отчасти. В конце концов ей удалось оставить у себя младшего – ему было необходимо грудное молоко. Страх потерять сына постоянно преследовал Мону, она ни на секунду не выпускала его из виду. Стоило Нассеру только отойти от матери, как она неслась за ним, хватала на руки и сжимала так, будто он – сокровище, которое необходимо как можно скорее спрятать.

* * *

Приготовления к свадьбе не заняли много времени. Я быстро поняла, что ничего хорошего от нее ждать не стоит. Семья моего мужа решила за месяц до церемонии, что мне не следует больше ходить в школу. С тяжелым сердцем я обняла Малак и пообещала ей, что скоро вернусь.

– Однажды мы вместе отправимся к морю и будем гулять по берегу, – прошептала подруга, уткнувшись носом мне в плечо.

Я еще не знала, что замужество лишит меня возможности вновь ее увидеть.

Мне также пришлось попрощаться с двумя любимыми учительницами – Самией и Самирой. Благодаря их урокам, я умею писать свое имя арабскими буквами, справа налево: сначала изгиб « noun», за ним – завиток « jim», петелька « waou» и уголок « del»: Nojoud! Нуджуд! Впереди еще столько всего интересного, а мне приходится все бросать…

Математика и уроки Корана были моими любимыми предметами. В классе мы старательно запоминали пять столпов ислама: chadada, или символ веры; пять ежедневных молитв; had, повествующий о великом паломничестве в Мекку; zakat, то есть деньги, которые раздают в помощь самым бедным; а также рамадан, в течение которого мусульмане не должны ни есть, ни пить от рассвета до заката. Самия рассказывала, что когда мы вырастем, то тоже будем соблюдать рамадан.

Но больше всего мне нравились уроки рисования. При помощи цветных карандашей я изображала на бумаге фрукты и цветы. А еще виллы с голубыми крышами, зелеными ставнями на окнах и красными трубами. Перед воротами иногда были нарисованы охранники в форме. Говорят, что дома богатых людей обязательно охраняют солдаты с оружием. В саду вокруг вилл у меня всегда росли высокие фруктовые деревья, а в самом центре был маленький бассейн.

На переменах мы играли в прятки и рассказывали друг другу разные считалки. Я обожала школу. Она была настоящим укрытием от домашних бед, маленьким кусочком счастья.

* * *

Мне также пришлось забыть о походах к соседям, которые жили в нескольких метрах от нас. Они были счастливыми обладателями проигрывателя, и мы с Хайфой часто наведывались к ним, чтобы послушать записи Хайфы Вехбе и Нэнси Аджрам, ливанских певиц с роскошными длинными волосами и ярким макияжем. Огромные глаза, идеально прямой нос – настоящие красавицы! Мы часто развлекались, подражая им: кокетливо хлопали ресницами и трясли бедрами. Не уступала им в красоте и йеменская певица Джамиля Саад. «Ты так гордишься собой… Думаешь, что ты лучше всех…» – говорилось в одной из ее песен о любви.

Наших соседей в квартале считали редкими везунчиками – у них помимо проигрывателя был еще и телевизор. Благодаря ему я могла путешествовать. Можно было часами смотреть «Тома и Джерри» – это был мой любимый мультфильм – и «Путешествия Аднана и Лины», в которых рассказывалось о приключениях двух друзей в далекой азиатской стране. У них обоих были раскосые глаза, словно действие мультика происходит в Японии или Китае. Но больше всего удивляло то, что они говорят по-арабски так же хорошо, как я, совершенно без акцента! Аднан – смелый мальчик, который всегда готов прийти на помощь Лине. Он множество раз буквально вырывал героиню из лап злодеев, намеревавшихся ее похитить. Как же ей повезло! Временами мне очень хотелось оказаться на ее месте.

Когда я смотрела на Аднана, то всегда вспоминала Эймана, мальчика из квартала Аль-Ка, которого никогда не забуду. Однажды мы с друзьями шли по улице, и на углу нам преградил дорогу какой-то хулиган. Он кричал разные злые слова, очень похожие на оскорбления. Видимо, наши перепуганные мордашки его изрядно веселили, и мальчик время от времени заливался издевательским смехом. Тут, неожиданно для всех, Эйман вышел вперед и посмотрел хулигану прямо в глаза.

– Вали отсюда, а не то получишь камнем в лицо! – пригрозил он.

Перепуганный мальчишка побежал так, что пятки засверкали! Я вздохнула с облегчением. Это был первый и последний раз, когда кто-то встал на мою защиту. С тех пор Эйман стал моим воображаемым героем. Я часто мечтала о том, что, может быть, когда вырасту, мне посчастливится найти мужа, похожего на него.

* * *

– Ююююююююююю!!!

Едва завидев меня, родственницы принялись неистово хлопать в ладоши. А я почти не различала их лиц, потому что слезы заливали глаза. Я медленно шла вперед, изо всех сил стараясь не запутаться в платье, которое было слишком большим и волочилось по земле. Буквально несколько минут назад меня наскоро нарядили в полинявшую тунику шоколадного цвета, принадлежавшую жене будущего деверя. Волосы были убраны под платок, который теперь больно сдавливал голову. Меня лишили даже такой маленькой радости, как возможность накрасить глаза тушью. Встретившись взглядом со своим отражением в маленьком зеркале, я разглядела круглые щеки и темно-карие, чуть раскосые глаза миндалевидной формы. Гладкий лоб, розовые губы. Сколько ни вертись, сколько лицо ни щупай – не найдешь ни одной морщинки. Я слишком молода.

С того момента, как отец договорился о моем замужестве, едва ли прошло больше двух недель. По местному обычаю, женщины устроили свой собственный праздник в крохотном жилище моих родителей. В квартиру набилось человек сорок – не протолкнуться. Мужчины тем временем собрались у одного из моих дядь, чтобы в очередной раз пожевать кат. Позавчера – опять же между мужчинами и при закрытых дверях – был заключен брачный договор. Ни я, ни мама, ни сестры не имели права лезть в их дела. Только благодаря младшим братьям, которых во второй половине дня отправили на улицу попрошайничать, чтобы накормить Aba, его брата и моего мужа (он также прибыл со своим отцом и братом), мы узнали: что-то намечается. Собрание прошло по всем правилам племени. Будущий зять моего отца, единственный, кто умел читать и писать, исполнял обязанности нотариуса. Именно он занялся составлением договора. Было решено, что dot [19]19
  Dot – плата за невесту, имеющая исключительное социальное и экономическое значение в Йемене. Сумма оговаривается мужчинами обеих семей на предварительной встрече, которая проходит в виде торга.


[Закрыть]повысят до ста пятидесяти тысяч риалов [20]20
  675 евро.


[Закрыть].

– Не волнуйся…

Вечером отец шепотом успокаивал мать:

– Не волнуйся, мы заставили его пообещать, что он не прикоснется к Нуджуд, пока не пройдет год с прихода ее первых месячных.

Я внутренне содрогнулась.

* * *

Свадьба началась в полдень. Не было никакого белого платья. Не было рыжих цветов хны на запястьях. Не было даже любимых конфет с кокосовой стружкой, наполненных вкусом счастливых дней. Несмотря на то, что торжеству уделили не так уж много времени, мне казалось, что это никогда не кончится. Я забилась в уголок и отказывалась присоединиться к танцующим женщинам. Было очевидно, что в моей жизни происходят большие перемены. И отнюдь не в лучшую сторону. Самые юные гостьи принялись выставлять напоказ пупок и колыхаться всем телом, совсем как в слащавых видеоклипах, исполняя танец живота. Старшие, взявшись за руки, кружились в традиционном народном танце, который так часто можно увидеть в деревнях Йемена. Когда музыка стихала, чтобы вскоре заиграть с новой силой, они подходили с поздравлениями, а я целовала их в ответ, как того требовали приличия. Но несмотря на все усилия, у меня не получалось хотя бы чуть-чуть растянуть губы в улыбке.