Текст книги "Мне 10 лет, и я разведена"

Автор книги: Нуджуд Али

Соавторы: Дельфин Минуи
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Дверь закрылась. Слишком поздно что-то менять. За окном проплывали улицы Саны. Машины стояли в утренних пробках, просыпались подъемные краны на стройках, закутанные в черные покрывала женщины выходили из магазинов, а бродячие торговцы предлагали прохожим букетики жасмина, пачки жевательных резинок и бумажных салфеток. Еще утро, а на улицах столицы уже так много народу! Какая же она большая, наша Сана… Но если выбирать между пыльным лабиринтом города и тихой безлюдной Кхарджи, то столица нравится мне гораздо больше. В тысячу раз!

* * *

– Конечная! – крикнул водитель.

Итак, мы приехали! Дверь автобуса едва приоткрылась, а внутрь уже хлынул уличный шум. Пассажиры встали со своих мест и устремились к выходу. Я – следом за ними, вместе с толпой, протягивая водителю несколько монет, чтобы оплатить проезд. Я добралась до центра… и не имею ни малейшего представления, где находится суд. А спросить об этом других пассажиров было боязно. Меня охватила паника, ноги словно ватные. Я очень боялась потеряться. Посмотрела направо, потом налево. У неработающего светофора полицейский изо всех сил старался создать видимость порядка. Он стоял посреди яростно сигналящих автомобилей, так и норовящих обогнать друг друга. Лучи утреннего солнца, плывущего по чистому голубому небу, ослепляли, и приходилось все время щуриться. Да, в этом месте дорогу лучше не переходить, так и с жизнью расстаться можно. Прислонившись к столбу, я старалась собраться с духом, как вдруг взгляд упал на желтую машину. Спасена!

Это было одно из многочисленных такси, день и ночь разъезжающих но столице. У нас в Йемене, как только мальчик начинает доставать до педалей, отец покупает ему водительские права в надежде, что тот устроится работать водителем и поможет кормить семью. Мы с Моной как-то раз ездили на таком такси в Баб-аль-Йемен.

Водитель точно знает всю столицу как свои пять пальцев и без труда найдет суд. Я подняла руку, чтобы остановить машину, Конечно, девочке неприлично одной ездить в такси. Но в тот момент было плевать на то, что скажут другие.

– Отвезите меня в суд! – попросила я водителя, который посмотрел на меня с большим удивлением.

Жующий кат водитель не задавал мне никаких вопросов. Сам того не зная, он стал молчаливым соучастником моего побега. Прижав правую руку к груди и слегка прикрыв глаза, я старалась успокоить бешено колотящееся сердце.

* * *

– Приехали!

Аккуратно затормозив, водитель припарковался перед железными воротами, за которыми располагались полный народу двор и большое величественное здание. Суд! Регулировщик движения показал таксисту, чтобы он проезжал поскорее, так как его машина загораживала проход. Я отдала ему все деньги и торопливо вылезла наружу, чувствуя себя невероятно отважной. Если Господь этого захочет, моя жизнь скоро изменится целиком и полностью.

7. Развод

15 апреля 2008 года

Великий день наступил раньше, чем ожидалось. Сколько же тут народу! В зале судебного заседания не протолкнуться. Впечатляет. Неужели все эти люди, которые сейчас сидят на скамейках и пристально следят за судьей, пришли сюда только ради меня? Шада предупреждала об этом. Мы боялись, что приготовления к процессу займут слишком много времени, но упорство адвоката принесло свои плоды. И все же эта толпа в зале суда удивила ее не меньше, чем меня! С момента нашего знакомства прошла всего неделя. За это время она успела связаться с прессой, телевидением, женскими ассоциациями… И вот результат. Просто чудо! Я в жизни не видела столько фото– и видеокамер. Становится трудно дышать. Интересно, это от того, что вокруг меня толпа народу и не хватает воздуха, или я просто боюсь? Под черным платком с меня ручьями течет пот.

– Нуджуд, улыбнись! – кричит какой-то фотограф, расталкивая локтями журналистов, чтобы пробиться поближе.

Но приблизиться ему не удалось – передо мной стоит стена репортеров с камерами. Снимают даже на видео! От этих вспышек я смущенно краснею. К тому же никак не удается отыскать в толпе знакомые лица. Зато на меня смотрит столько чужих людей… Я прижимаюсь к Шаде. Знакомый тонкий аромат жасмина, окружающий адвоката, успокаивает. Шада – моя вторая мама, она не даст меня в обиду!

–  Khaleh [33]33
  «Тетя» по-арабски.


[Закрыть]Шада!

– Да, Нуджуд?

– Мне страшно.

– Не волнуйся, у нас все получится. У нас все получится, – шепчет она.

Нельзя было представить, что моя история вызовет у людей такой интерес. И теперь я, маленькая девочка, которая на протяжении долгих месяцев была молчаливой жертвой, вдруг оказываюсь в центре внимания толпы журналистов. А ведь Шада обещала, что их не будет и заседание пройдет в спокойной обстановке. Вдруг они начнут задавать вопросы? Меня никогда не учили давать интервью.

– Шада?

– Что такое, Нуджуд?

– Все эти камеры, вспышки… Знаешь, я чувствую себя похожей на Джорджа Буша. Это такой американский президент, его по телевизору часто показывают.

Шада улыбается.

– Не волнуйся… – повторяет она.

Пытаюсь улыбнуться в ответ. Но внутри меня все словно застыло. Я не могу двигаться, такое чувство, будто ноги приросли к полу. Но я понимаю, чем вызван этот страх, так как слабо представляю, что ждет меня в будущем. Как проходит бракоразводный процесс? Я забыла спросить у Шады, а в школе никогда о таких вещах не говорили. Мы с Малак, моей лучшей подругой, рассказывали друг другу обо всем на свете, но ни о чем таком даже не думали. Наверное, нам казалось, что эти темы касаются только взрослых, а мы пока еще слишком маленькие, чтобы интересоваться их проблемами. Теперь я понимаю, что даже не знала, замужем мои учительницы или нет… Так что теперь сложно сравнивать свою историю с жизнью других знакомых женщин.

* * *

И тут в голове, будто молния, проносится страшная мысль, от которой мучительно сжимается сердце: а если это чудовище просто скажет «нет»? Действительно, что делать, если муж решительно выступит против нашего развода и примется угрожать судье своим кинжалом– jambia, а за ним встанут его братья и все мужчины деревни? Что делать?..

– Поверь, все будет хорошо… – успокаивающе шепчет Шада, поглаживая меня по плечу.

Поднимаю голову вверх, чтобы получше рассмотреть свою защитницу. Кажется, сегодня ночью она почти не спала: под глазами мешки, да и вид очень усталый. Я чувствую себя неловко, ведь она старается ради меня. Но даже сейчас адвокат выглядит собранно и элегантно. Сегодня на Шаде длинная серая юбка и туфли на каблуках. На судебное заседание она надела розовый платок – в тон тунике. А ведь розовый – мой любимый цвет! Шада – настоящая деловая леди. Какое счастье, что она рядом!

Внезапно я замечаю, как кто-то в толпе настойчиво пытается ко мне пробиться. Да это же Хамед Тхабет, репортер «Йемен таймс»! Он – мой новый друг. Настоящий старший брат, совсем не такой, как Мохаммед. Нас познакомила Шада. Хамед высокий, темноволосый, у него приветливое круглое лицо и широкие плечи. Меня сразу подкупила его доброта. Я не знаю, сколько ему лет, а спросить не решаюсь. Мы встретились всего несколько дней назад во дворе перед зданием суда, через некоторое время после того, как ко мне подошла Шада.

Сначала Хамед спросил, можно ли ему меня сфотографировать, а потом мы отправились в расположенный поблизости маленький ресторан. Репортер достал ручку, блокнот и начал задавать вопросы: о родителях, о замужестве, о жизни в Кхарджи, о первой брачной ночи… Я рассказывала свою историю с пылающими от стыда щеками. Но, увидев, как исказилось его лицо при описании испачканной кровью простыни, стало понятно, что мужчина мне сочувствует всей душой. Я даже заметила, как он непроизвольно стучит по столу ручкой, пытаясь скрыть охватившую его злость.

– Но ты же совсем маленькая! Как он мог? – прошептал Хамед.

Странно, но в тот раз я не плакала. Помолчала несколько минут, собираясь с мыслями, а потом продолжила:

– Хотелось поиграть на улице с другими детьми. Но Фаез бил меня и заставлял идти в комнату, где требовал, чтобы я снова делала все эти ужасные вещи… А в разговорах использовал очень грубые слова…

Когда пришло время прощаться, страницы блокнота почернели от записей. Хамед не упустил ни одной детали. Потом ему удалось пробраться в тюрьму и сфотографировать на мобильный телефон отца и это чудовище. А через несколько дней Шада рассказала, что статью Хамеда напечатали в газете и она наделала много шуму в Йемене. Он стал первым журналистом, открыто рассказавшим мою историю. В тот момент это скорее встревожило, чем обрадовало. Но теперь я знаю, что без Хамеда у нас бы ничего не получилось.

* * *

На входе в зал заседаний нас встречает щелканье камер. По спине бегут мурашки. Я вижу, как двое солдат в черных кепи и зеленой униформе вводят отца и… чудовище. Они оба не в лучшем настроении. Проходя мимо нас, онопускает глаза, а потом вдруг поворачивается к Шаде.

– Ну что, гордитесь собой, да? На свадьбе у меня нормального праздника не было. Но вы, я вижу, позаботились, чтобы тут устроить пышное торжество! – бросает он.

Да как он смеет разговаривать с ней подобным образом? Произошло то, чего я так боялась. Но Шада, как ни странно, остается совершенно спокойной. Она даже не опускает глаз. Меня в который раз поражает сила характера этой женщины. Ей не нужны слова или действия, чтобы выразить свои чувства. Хватает одного взгляда, чтобы передать то, как она презирает этого человека. Одного взгляда. За последние дни я многому у нее научилась, но она не устает меня удивлять.

– Не слушай его, – говорит Шада.

Я бы очень хотела так же владеть своими эмоциями, но ничего не получается. Во всяком случае, пока. Что делать, если сердце дрожит от страха? После того, что сотворил со мной этот монстр! Поднимаю голову и встречаюсь глазами с Aba. Он выглядит очень недовольным. У меня не было выбора, и все сделано правильно, но вдруг он никогда меня не простит… «Честь», – говорил отец. Честь. Я вглядываюсь в его лицо и начинаю понимать, что же значит это сложное слово. В его глазах злость смешалась со стыдом. На папу устремлено столько камер… Я все еще сержусь, но в этот момент становится его жалко. Это сильнее меня. В Йемене уважение людей значит очень много.

– Ну и толпа! – бормочет солдат, которого назначили следить за порядком. – В первый раз вижу, чтобы на суд пришло столько народу.

Вновь засверкали вспышки фотокамер. В зале появился кто-то очень важный. Это Мохаммед аль-Гхази, главный судья на сегодняшнем процессе. Я узнаю его по белому тюрбану, плотно сидящему на голове. У судьи тонкие усы и аккуратная бородка. Поверх белой туники он носит серый пиджак. А за пояс гордо заткнута jambia, традиционный изогнутый клинок его племени.

Я смотрю на господина аль-Гхази во все глаза. Ловлю каждое его движение. Наблюдаю за тем, как он проходит за свой стол, заставленный микрофонами различных теле– и радиоканалов. Смотрю, как судья усаживается, как раскладывает перед собой документы. Можно подумать, что это президент республики готовится к торжественному выступлению перед всей страной. К Мохаммеду аль-Гхази присоединяется судья Абдо – он садится в соседнее кресло. Как хорошо, что они здесь – я могу рассчитывать на их поддержку! До сих пор не верится, что нам удалось дойти до суда.

– Во имя Господа Всемогущего и Всепрощающего объявляю заседание открытым, – громко произносит господин аль-Гхази, жестом приглашая нас подойти к своему столу.

Шада делает мне знак, чтобы я не отставала. Слева от нас встают отец и он. Я чувствую, как волнуется толпа позади нас. Часть меня ощущает удивительный прилив сил. Но другая часть – у меня никак не получается с ней справиться – готова на все, чтобы в эту же секунду превратиться в маленькую серую мышку. Сжав кулаки, заставляю себя смотреть вперед.

Настала очередь судье Абдо взять слово:

– Суд рассматривает дело девочки, выданной замуж без ее согласия. После подписания брачного договора она была против ее воли увезена в провинцию Хадджа. Там Нуджуд подвергалась сексуальному насилию со стороны мужа, несмотря на то что еще не достигла половой зрелости и была слишком маленькой для подобных действий. Более того, он не только насиловал ее, но также избивал и оскорблял. И сегодня эта девочка пришла сюда, чтобы требовать развода…

Настал тот великий момент, которого я так ждала. Момент, когда восторжествует справедливость и виновные понесут наказание. Совсем как в школе, когда учительница ставила нас в угол… Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы я выиграла, чтобы это чудовище согласилось на развод!

Мохаммед аль-Гхази несколько раз стучит по столу маленьким деревянным молоточком.

– А теперь послушай меня, – обратился он к отвратительному существу, которое я ненавижу больше всего на свете. – Два месяца назад ты взял в жены эту девочку. Ты принуждал ее к сексуальным отношениям и избивал, это так?

Чудовище моргает, осмысливая слова судьи, потом отвечает:

– Нет, это неправда! Она и ее отец были согласны на брак.

Я правильно расслышала? Да как… как у него совести хватило? Ну и врун! Ненавижу его!

– Ты вступал с ней в сексуальные отношения? Ты спал с ней или нет? – повторяет свой вопрос аль-Гхази.

В комнате воцаряется звенящая тишина.

– Нет!

– Ты избивал ее?

– Нет… я никогда не был с ней жесток.

Я судорожно цепляюсь за юбку Шады. Как Фаез может быть настолько уверен в себе, как он может стоять тут и криво усмехаться, выставляя напоказ свои желтые зубы? Так спокойно врать? Ну уж нет, не позволю. Нужно и мне кое-что сказать.

– Он лжет!

Судья царапает на листке несколько слов. Потом поворачивается к моему отцу:

– Вы были согласны с замужеством своей дочери?

– Да.

– Сколько ей лет?

– Тринадцать.

Тринадцать? Никто не говорил, что мне тринадцать лет! Я думала, что мне девять, максимум десять! Я переплетаю пальцы, чтобы успокоиться, и слушаю, что говорит отец.

– Я выдал Нуджуд замуж, потому что боялся за нее, – объясняет он. – Потому что боялся…

Его глаза налиты кровью. Боялся? Боялся чего?

– Я согласился на этот брак, потому что боялся, что ее постигнет судьба старших сестер… – продолжает папа, поднимая руки к небу и потрясая кулаками. – Один мужчина уже забрал у меня двух дочерей! Он похитил их честь. Этого достаточно. Теперь он сидит в тюрьме.

Я не понимаю, о чем говорит отец. Расплывчатые, сумбурные ответы… Что он хочет сказать? И вопросы, которые задает судья, становятся все более и более непонятными. В десять лет трудно разобраться в юридической тарабарщине. Слова сыплются, сыплются, сыплются. Сначала тихие, спокойные, потом жесткие, похожие на камни, которые швыряют в стену – и они с треском разбиваются. Мало-помалу темп разговора ускоряется. Голоса становятся громче. Обвиняемые явно не собираются сдаваться так просто. Обстановка в зале накаляется, толпа бурлит. Сердце бьется все сильнее и сильнее. И тут муж что-то говорит Мохаммеду аль-Гхази – не могу разобрать его слов, – и судья снова несколько раз стучит молотком по столу.

– По просьбе мужа заседание продолжится при закрытых дверях, – объявляет он.

Нас переводят в другую комнату, где нет репортеров и посторонних зрителей. Вдали от толпы я чувствую себя гораздо спокойнее. В конце концов, моя история слишком личная, чтобы выставлять ее напоказ. Но и здесь судья продолжает задавать вопросы:

– Господин Фаез Али Тхамер, вы подтвердили факт заключения брака?

Мое сердце замирает.

– Да, – отвечает он. – Но я был очень нежен с Нуджуд… И осторожен… Я не бил ее.

От его ответа я вспыхиваю, перед глазами проносятся все издевательства и страдания, которые пришлось пережить по вине этого чудовища. «Что значит не бил? А синяки на руках, а слезы, пролитые от боли? Пора действовать, Нуджуд!» – просыпается мой внутренний голос. Меня всю колотит от злости.

– Это неправда!

Все взгляды устремляются на меня. Я сама поражаюсь этому внезапному порыву, однако не могу сдержать свои эмоции.

С этого момента процесс начинает двигаться куда быстрее. Фаез чернеет от злости. Кричит, что отец предал его и соврал по поводу моего возраста. Abaне остается в стороне. Говорит, что муж пообещал не притрагиваться ко мне, пока я не вырасту. И тут чудовище заявляет, что согласится на развод при одном условии – отец возместит ему плату за невесту! Abaотвечает, что никогда не видел этих денег. Можно подумать, что мы на рынке, а не в суде! Сколько? Когда? Кто говорит правду? Кто лжет? Кто-то предлагает заплатить ему пятьдесят тысяч риалов [34]34
  Сумма в пятьдесят тысяч риалов (около 194 евро) составляет заработную плату йеменского рабочего за четыре месяца.


[Закрыть]и покончить со всем этим. Я не понимаю, что происходит. Когда же все это кончится? Пусть меня наконец оставят в покое… Хватит раздоров между взрослыми, от которых страдают дети. Довольно!

* * *

После длительных обсуждений судья выносит окончательное решение – и спасает меня.

– С настоящего момента брак объявляется расторгнутым! – сказал он.

Расторгнутым! До сих пор не верю в это. Меня переполняет неудержимое желание бегать по комнате и кричать от счастья! Я так рада, что не обращаю внимания на следующее заявление судьи: мой отец и этот монстр будут отпущены на свободу. Их даже не заставят заплатить штраф или подписать обещание хорошо себя вести!

Сейчас я просто хочу всласть насладиться долгожданной свободой. Выхожу из комнаты, куда перенесли заседание, и обнаруживаю, что толпа все еще на месте. Более того, люди взбудоражены еще сильнее, чем прежде!

– Скажите что-нибудь для наших телезрителей! – кричит репортер, проталкиваясь ко мне с микрофоном.

Все вокруг толпятся, пихаются, даже аплодируют. На меня со всех сторон обрушивается шквал « Mabrouk!». А позади кто-то бормочет, что я точно самая юная разведенная в мире.

Потом приходит очередь подарков. Растроганный этой историей незнакомец протягивает мне пачку денег – там сто пятьдесят тысяч риалов! Он говорит, что представляет спонсора из Саудовской Аравии. В жизни не держала в руках столько денег…

– Эта девочка – настоящая героиня! Она заслуживает награды! – заявляет мужчина.

Другой говорит что-то о женщине из Ирака, которая хочет подарить мне золотые украшения. Вокруг без конца щелкают камеры. Журналисты обступают меня плотной толпой. Но вдруг за их спинами появляется один из братьев моего отца – он встает и кричит Шаде:

– Вы очернили репутацию нашего рода! Запятнали честь нашей семьи!

Шада поворачивается ко мне.

– Не слушай его, он говорит глупости, – шепчет она.

А потом берет за руку и тянет за собой. Не нужно бояться своего дядю – я же выиграла, в конце концов! Выиграла! Теперь я разведена! Никогда больше не выйду ни за кого замуж. Как странно и удивительно приятно вновь ощущать забытую легкость – слова судьи мгновенно вернули меня в детство…

–  KhalehШада!

– Да, Нуджуд?

– Я хочу новые игрушки! Хочу есть шоколадные конфеты и пирожные!

Вместо ответа моя защитница широко улыбается.

8. День рождения

Так вот оно какое – счастье… С того момента, как я вышла из здания суда, прошло всего несколько часов, но меня до сих пор переполняют странные чувства. Шум стоящих в пробке машин никогда прежде не казался мне таким нежным и мелодичным. Проезжая мимо бакалеи, я подумала о большой вазочке мороженого и сказала себе: «Съем не одну, а целых две! Или три…» Увидела сидящую на пороге магазина кошку – и сразу захотела взять ее на руки и гладить, пока она не замурчит. Мои глаза сверкали от счастья, будто заново открывали для себя маленькие прелести нашего мира. Господи, как хорошо. Сегодня лучший день в моей жизни.

– Шада, скажите, как я выгляжу?

– Ты очень, очень красивая, Нуджуд!

В честь нашей победы в суде Шада подарила мне новую одежду. Теперь я сижу в розовом свитере и синих джинсах, расшитых разноцветными бабочками. Мне кажется, что теперь я тоже совсем новая Нуджуд. Длинные кудрявые волосы заплетены в косу и украшены зеленой лентой. Ненавистный черный платок остался в прошлом, и все делают мне комплименты по поводу прически.

* * *

У нас назначена встреча с Хамедом и другими журналистами в редакции «Йемен таймс». Четырехэтажное здание выглядит очень впечатляюще. Охранник у дверей внимательно следит за всеми, кто входит и выходит. Совсем как на виллах из богатого квартала Саны, которые я раньше так любила рисовать в своем блокноте. Немного сбитая с толку, поднимаюсь по широкой мраморной лестнице, держась за деревянные перила. Краем глаза замечаю, что сквозь кристально чистые окна свободно проникают лучи солнца и разрисовывают белые стены желтыми пятнами. Воздух в здании наполнен приятным ароматом воска.

* * *

На третьем этаже меня встречает Надия, главный редактор «Йемен таймс», – встречает и сразу же крепко сжимает в объятиях. Никогда не думала, что женщина может управлять целой газетой. Как же ее муж с этим согласился? Надия весело смеется, видя мою удивленную мордашку.

– Пойдем со мной, – говорит она.

Женщина открывает дверь по соседству со своим большим, залитым светом кабинетом, и мы оказываемся в детской комнате. Пол усыпан маленькими разноцветными подушками вперемешку с мягкими игрушками.

– Это комната моей дочери, – объясняет Надия. – Иногда я привожу ее в редакцию. Так я могу быть мамой, не отрываясь от работы.

Целая комната для одной девочки! Мир, открывающийся передо мной, очень сильно отличается от того, в котором я жила прежде. Возникает ощущение, что теперь все происходит на другой планете. Это зачаровывает, но вместе с тем немного пугает.

Однако сюрпризы только начинаются. Когда Надия приводит меня в большую комнату, полную народа, я с удивлением обнаруживаю, что большинство журналистов – женщины. Некоторые с ног до головы одеты в черное. Лишь изредка они приподнимают края своего niqab– чтобы сделать глоток чая. Другие покрывают голову яркими оранжевыми или красными платками, из-под которых выглядывают светлые пряди, и с гордостью демонстрируют голубые глаза и молочно-белую кожу. Длинные накрашенные ногти совершенно не мешают им делать заметки в блокнотах. Эти женщины говорят по-арабски со странным акцентом. Думаю, они приехали из-за границы – из Америки или из Германии? – и вышли замуж за жителей Йемена. Наверное, им пришлось долго учиться в университете, чтобы работать здесь. Скорее всего, эти женщины, как и Шада, ездят на работу на своих собственных машинах.

Их легко можно представить в ресторане с чашечкой кофе и сигаретой, совсем как в телесериалах. А может быть, они даже красят губы, когда отправляются ужинать в город. Одна из них в данный момент что-то быстро говорит в телефонную трубку. Это явно очень важный звонок. Прислушиваюсь к мягкому журчанию иностранного языка. Наверное, это английский. Однажды я тоже смогу разговаривать по-английски.

Не устаю наблюдать за журналистками. Меня поражает их способность быстро перебирать пальцами по машинкам с буквами, не отрывая глаз от телевизоров, стоящих на каждом столе из светлого дерева. Работать и одновременно смотреть «Том и Джерри» – вот бы мне так!

– Нуджуд, это компьютеры! – восклицает Хамед, замечая мое удивление.

– Что?

– Компьютеры! Специальные машины, состоящие из экрана и клавиатуры. С их помощью можно набирать текст, отправлять письма и даже обрабатывать фотографии.

Машины, которые могут отправлять письма и обрабатывать фотографии… Эти женщины не просто великолепно выглядят, но еще и виртуозно обращаются с современной техникой. Пытаюсь представить себя на их месте лет через десять – двадцать. С накрашенными ногтями и ручкой в руке. Хм, здорово быть журналисткой. Или все-таки стать адвокатом? Или и тем и другим сразу? При помощи компьютера я смогу писать письма Хамеду и Шаде. Обязательно буду упорно трудиться! И получу профессию, которая позволит мне помогать людям, попавшим в беду, и делать их жизнь лучше.

* * *

Общение с журналистами будет проходить в конференц-зале, предназначенном для «важных событий», объясняет Шада.

– Браво, Нуджуд! – слышу я мужской голос.

– Нуджуд выиграла, Нуджуд выиграла! – кричат со всех сторон, перекрывая общий гомон.

Едва переступив порог, я оказалась перед толпой из тридцати человек, взволнованно рассматривающих меня. Комнату оглашают аплодисменты. Все вокруг подмигивают мне, ободряюще улыбаются, посылают воздушные поцелуи… Щипаю себя за левую руку, чтобы убедиться, что не сплю. Нет, все происходит на самом деле! И сегодня именно я – «важное событие»…

Мне начинают дарить подарки! Хамед – первый, он протягивает огромного плюшевого медведя красного цвета – такого большого, что я оказываюсь выше него всего на голову. На круглом животе у него сердечко с вышитыми незнакомыми символами.

– Здесь написано «I love you», – объясняет Хамед. – По-английски это значит «я люблю тебя».

Мне со всех сторон протягивают яркие коробки, и я не знаю, за какую хвататься. Развязываю ленточки одну за одной, а там… маленькое электронное пианино, цветные карандаши, альбомы для рисования, кукла «Fulla» – такую же я видела у дочери судьи Абделя Вахеба…

Пытаюсь найти слова, чтобы отблагодарить всех этих добрых людей, но произнести удается лишь скромное:

– Shokran! [35]35
  «Спасибо» по-арабски.


[Закрыть]

Надеюсь, моя улыбка красноречивее любых слов.

Надия зовет меня резать торт. М-м-м, пахнет шоколадом – как же я люблю этот сладкий аромат! Сверху – пять красных вишенок в кремовых розочках. Внезапно вспоминаю наши с Моной прогулки по улице Хайл. Сколько раз, прижавшись носом к витрине дорогого магазина, я мечтала о пышной свадьбе с подарками и вечерними платьями? Ничего подобного у меня не было.

В сравнении с мечтами, реальность подчас куда более жестока. Но она также нередко преподносит нам замечательные сюрпризы.

* * *

Сегодня я наконец понимаю значение слова «праздник». Если представить его в виде десерта, то это будет что-то сладкое, хрустящее, с мягкой начинкой. Как мои любимые конфеты с кокосовой стружкой.

– Праздник по случаю развода гораздо лучше, чем праздник по случаю свадьбы! – говорю я, обнимая своего плюшевого медведя.

– А что бы нам тебе спеть в такой чудесный лень? – с улыбкой спрашивает Надия.

– Я не знаю…

– Какую же песню?

Но Шаде первой приходит в голову замечательная идея.

– А давайте споем «С днем рожденья тебя!» – предлагает она.

– «С днем рождения»? А что такое день рождения? – недоуменно спрашиваю я.

– Это такой день, когда празднуют появление человека на свет.

– Х-м-м, тогда есть маленькая проблема.

– Что такое, Нуджуд?

– Проблема в том, что я не знаю… когда родилась…

– Ну что ж поделаешь… С сегодняшнего дня это будет твой день рождения, согласна? – восклицает Надия.

Комнату снова оглашают аплодисменты и радостный смех.

– Поздравляем с днем рождения, Нуджуд! С днем рождения!

Мне хочется смеяться во весь голос. Как же просто быть счастливой, когда тебя окружают хорошие люди.