Текст книги "Мне 10 лет, и я разведена"

Автор книги: Нуджуд Али

Соавторы: Дельфин Минуи
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Нуджуд Али
Дельфин Минуи
«МНЕ 10 ЛЕТ, И Я РАЗВЕДЕНА»

«Меня зовут Нуджуд, я родом из маленькой йеменской деревушки. Мне десять лет – во всяком случае, я так думаю. В стране, где я живу, у деревенских детей нет документов, никто не регистрирует их при рождении. Родители насильно выдали меня замуж за мужчину втрое старше меня. Я пережила насилие и побои. И однажды утром, выйдя за хлебом, я села в автобус и отправилась в суд, в надежде, что меня там выслушают…»

В этой книге описана реальная история маленькой йеменки, которая отважилась бросить вызов традициям, потребовав развода с навязанным ей насильно мужем. И она его получила!

В стране, где половина девочек выходит замуж еще до того, как достигнет восемнадцати лет, Нуджуд стала первой, кто на это решился. Ее поступок нашел отклик в сердцах людей по всему миру и взволновал международную прессу. Нуджуд решила открыто поведать людям свою историю. Она сделала это для того, чтобы помочь другим, чтобы показать им, как надо действовать, чтобы добиться развода.

Книга создана в соавторстве с Дельфин Минуи, известной журналисткой, специалистом по Среднему Востоку, в 2006 году получившей престижную премию Альберта Лондра за серию актуальных репортажей из Ирана и Ирака.

Нуджуд – современная героиня

Давным-давно [1]1
  Замечания и пояснения к тексту добавлены Дельфин Минуи для облегчения понимания смысла книги.


[Закрыть]были сложены легенды о волшебной стране, где дома похожи на пряники, покрытые тончайшей сахарной глазурью. Эта страна находится на южной оконечности Аравийского полуострова, где Красное море сливается с Индийским океаном. Страна с тысячелетней историей, где на вершинах гор возвышаются изящные глиняные башенки. Страна, где по мощеным улочкам беззаботно струится запах ладана.

И называется эта страна Йемен.

Но много лет назад великие люди решили дать ей другое имя и нарекли ее Arabia Felix– Счастливая Аравия.

Йемен наполнял сердца людей сладостными мечтами. Владение царицы Савской, славившейся своей красотой и непокорным нравом. Страсть к ней опалила сердце царя Соломона, образ которого запечатлен на страницах Библии и Корана. Это таинственный край, где люди никогда не покидают своих домов без изящно изогнутых клинков, гордо заткнутых за пояс, а женщины прячут свою красоту за непроницаемыми черными покрывалами. Страна, расположенная на древнем торговом пути, по которому на протяжении веков ходили караваны, груженные специями, корицей и драгоценными тканями. Купцы проводили в дороге долгие недели, а порой и месяцы. Ни дождь, ни ветер не могли остановить их. А те, у кого не хватало сил идти вперед, никогда не возвращались домой.

Если объединить вместе территории Греции, Сирии и Непала, добавить к этому еще немного земли и самый краешек окунуть в Аденский залив, то получится Йемен. У его берегов, в беспокойных морских водах, просоленные пираты из самых разных стран подстерегают грузовые суда, курсирующие между Индией, Европой и Америкой…

Века сменяли друг друга, и многочисленные завоеватели стремились овладеть этой прекрасной страной. Вооруженные луками эфиопы пересекли ее границы и расчертили стрелами небо, но были быстро изгнаны. За ними пришли густобровые персы, прорывшие в земле Йемена каналы, окружившие ее крепостями и принявшие на службу некоторые племена, чтобы те помогали им сражаться с другими захватчиками. Потом попытали счастья португальцы, опутавшие край торговой сетью. На смену им явились османцы, которые властвовали в стране более ста лет. Затем в южных портах обосновались белокожие британцы, а на севере – турки. А стоило уйти англичанам, как свой взор на юг обратили хладнокровные русские. Страна развалилась на две части, подобно пирогу, который дети-сладкоежки никак не могут поделить.

Говорят, правители всегда стремились властвовать над Счастливой Аравией, потому что она таит в себе тысячу и одно сокровище. Нефть заставляет иностранцев захлебываться слюной. Мед Йемена ценится на вес золота. Музыка околдовывает, от нежной утонченной поэзии сладко замирает сердце. Пряный аромат традиционной кухни пробудит чувство голода в любом человеке. Развалины прекрасных дворцов привлекают археологов со всего света.

Захватчики оставили земли Йемена много лет назад. Но с тех пор страна погрузилась в пучину гражданских войн, слишком страшных и сложных, чтобы рассказывать о них в этой книге. Объединенный в 1990 году, Йемен все еще страдает от ран, полученных в многочисленных сражениях.

Во главе страны стоит президент, чей портрет часто украшает витрины торговых лавок. Но помимо него есть еще старейшины племени в высоких тюрбанах. Эти люди обладают огромным авторитетом, и в деревнях именно они решают вопросы о продаже оружия, заключении брака или культуре qat [2]2
  Аравийский кустарник кат, Его листья, употребляемые с незапамятных времен, обладают галлюциногенным эффектом и позволяют забыть о голоде и усталости. Запрещенный в большинстве стран, где его причислили к категории наркотиков, в Йемене qat находится в свободной продаже и является главным продуктом сельскохозяйственной промышленности.


[Закрыть], старейшины всегда стремятся оставить за собой последнее слово. Создается впечатление, что, если кто-то откажется их слушать, они очень разозлятся. Не стоит забывать о взрывах, периодически гремящих в богатых кварталах Саны, где живут иностранцы, разъезжающие на больших машинах с затемненными стеклами. А в стенах домов вся власть сосредоточена в руках отцов и старших братьев…

Именно в этой неспокойной и удивительной стране десять лет назад родилась девочка по имени Нуджуд. От макушки до пяток – три ладони; она не была ни принцессой, ни королевой. Обычная девочка, окруженная множеством братьев и сестер. Подобно другим детям ее возраста, она любит играть в прятки и обожает шоколад. Нуджуд может часами смотреть мультики и хочет быть похожей на черепашку, потому что никогда не видела моря. Когда девочка улыбается, на левой щечке у нее появляется маленькая ямочка.

Но наступил холодный серый вечер февраля 2008 года, и озорные глаза Нуджуд наполнились горькими слезами: отец объявил, что отдает ее в жены мужчине, который в три раза старше девочки. Словно вся тяжесть мира разом обрушилась на ее детские плечи. Едва опомнившись после свадьбы, сыгранной на скорую руку через несколько дней, малышка решает собрать последние силы и изменить свою несчастную судьбу…

Дельфин Минуи

1. В суде

2 апреля 2008 года

Я верчу головой во все стороны – никогда еще не видела столько народу. Во дворе перед главным зданием суда люди толпятся, толкаются, куда-то спешат. Вокруг меня мужчины в деловых костюмах, с пожелтевшими документами в руках. Другие одеты в zanna, длинные традиционные туники, которые обычно носят в деревнях на севере Йемена. В невыносимый шум множества голосов вплетаются крики и рыдания женщин. Я хотела бы прочитать по губам, что они пытаются сказать, но niqab [3]3
  Платок, скрывающий все лицо, кроме глаз, который носят мусульманки в Йемене и других странах Залива (в Саудовской Аравии, Бахрейне, Катаре и др.)


[Закрыть], такой же черный, как и их платья, оставляет открытыми лишь глаза, совсем круглые от волнения. Во взгляде этих женщин такое отчаяние, будто их дом сровнял с землей яростный ураган. Я напрягаю слух изо всех сил, но до меня доносятся лишь обрывки слов: «опека над ребенком», «справедливость», «права человека»… Не очень понимаю, что все это значит. Рядом великан с квадратными плечами и натянутым на уши тюрбаном, потрясая пластиковой папкой с документами, рассказывает всем, кто хочет его слушать, что он намерен вернуть украденные у него земли. Ой! Из-за того что мне все время приходится прыгать туда-сюда, как испуганному зайцу, я в конце концов в него врезалась.

Что за бардак! Мне на ум приходят рассказы Aba [4]4
  «Папа» по-арабски.


[Закрыть]о площади Аль-Ка в центре Саны, где собираются безработные. Как только лучи рассветного солнца освещают город и смолкает azan, призыв на утреннюю молитву, каждый становится сам за себя, ведь работа достается лишь первым. Голод превратил сердца этих людей в камень. Нет времени переживать за судьбу других. А мне так хотелось, чтобы кто-нибудь взял меня за руку, ласково посмотрел. Чтобы меня хоть раз выслушали! Но создается впечатление, что я остаюсь для всех незаметной. Я слишком маленькая для них. Большинству я едва дохожу до пояса – ведь мне всего десять лет, а может, и меньше, кто знает?

Я представляла себе суд по-другому… Казалось, что это чистое спокойное место. Огромный дом, где Добро торжествует над Злом и решаются все проблемы на земле. Я уже видела суды, когда смотрела телевизор у соседей, и помню судей в длинных мантиях. Говорят, что именно они могут помочь людям, попавшим в беду. Обязательно нужно найти одного из них, чтобы рассказать ему свою историю. Под покрывалом ужасно душно. Щеки горят от стыда, голова болит. Хватит ли у меня сил идти вперед? Нет. Да. Наверное. «Слишком поздно отступать!» – говорю я себе. Самое страшное уже произошло. Надо двигаться дальше.

* * *

Сегодня утром, выходя из родительского дома, я поклялась, что не вернусь туда, пока не добьюсь своего. На часах было ровно десять.

– Купи, пожалуйста, хлеба к завтраку, – сказала мама и протянула мне 150 риалов [5]5
  Сумма в 150 риалов соответствует 60 евроцентам (1 евро – 258 йеменских риалов).


[Закрыть].

Я практически машинально стянула волосы в узел и спрятала их под черный платок, завернулась в черное покрывало – все йеменские женщины одеваются так, когда выходят на улицу. Закрыла за собой дверь, на трясущихся ногах прошла несколько метров и села в первый остановившийся рядом автобус, который ехал по проспекту, ведущему в центр города. Вышла на конечной, а там… пересилила свой страх и первый раз в жизни одна села в желтое такси.

* * *

Очередь во дворе кажется бесконечной. К кому же мне обратиться? Внезапно в толпе я замечаю направленный на меня заинтересованный взгляд. Рядом с лестницей, которая ведет ко входу в здание из бежевого бетона, стоят три мальчика в пластиковых сандалиях и оглядывают меня с головы до ног. Их почерневшие от пыли щеки напоминают мне о младших братьях.

– Скажу твой вес за десять риалов! – кричит один из них, потрясая старыми помятыми весами.

– Чаю, чтобы утолить жажду? – предлагает второй, показывая корзинку, полную дымящихся стаканчиков.

– Свежий морковный сок? – обращается ко мне третий, нацепив свою самую любезную улыбку и протягивая правую руку, в надежде получить монетку.

Нет, спасибо, я не хочу пить. Ни тем более взвешиваться! Если бы они только знали, что привело меня сюда…

Окончательно растерявшись, снова вглядываюсь в лица суетящихся вокруг взрослых. Женщин в темных покрывалах невозможно отличить одну от другой. Но вот я замечаю мужчину в черном костюме и белой рубашке, который идет в моем направлении. Судья, может быть… или адвокат? В любом случае, надо попытаться.

– Простите, господин, мне надо поговорить с судьей!

– С судьей? Это там, надо подняться по лестнице, – отвечает он, едва удостоив меня взглядом, и снова растворяется в толпе.

У меня нет выбора. Нужно пройти по лестнице, которая лежит прямо передо мной. Это последний и единственный шанс что-то изменить. Я чувствую себя грязной. Придется протолкаться через толпу, которая ближе к главному входу становится совсем плотной, одну за другой пройти все ступени, чтобы рассказать свою историю. Я едва не падаю, но умудряюсь удержаться на ногах. Глаза сухие – мне пришлось слишком много плакать, больше не могу. Нет, я не могу сломаться. Не сейчас.

На белых, похожих на больничные, стенах я различаю надписи на арабском языке. Несмотря на все старания, не могу разобрать, что там написано. Во втором классе меня заставили уйти из школы – как раз перед тем, как жизнь превратилась в кошмар, поэтому я не умею писать ничего, кроме своего имени – Нуджуд. Чувствую себя очень неуютно. В конце концов взгляд падает на группу людей в зеленой униформе и беретах. Это явно полицейские. Или солдаты? У одного из них на плече висит автомат Калашникова.

Меня начинает трясти. Если они меня заметят, то, скорее всего, арестуют. Маленькая девочка убежала из дома – так не пойдет. На негнущихся ногах я подхожу к первой попавшейся женщине, скрытой под черным покрывалом, надеясь привлечь внимание незнакомки. «Давай, Нуджуд! – шепчет кто-то внутри меня. – Ты, конечно, девочка. Но ты еще и женщина! Настоящая женщина, хотя ты это еще до конца не поняла».

– Я хочу поговорить с судьей!

Удивленный взгляд глаз, заключенных в черную рамку. Женщина, стоящая впереди, не заметила, как я подошла.

– Что, прости?

– Я хочу поговорить с судьей!

Неужели она тоже сделает вид, что ничего не понимает, как поступали остальные?

– А какой судья тебе нужен?

– Я просто хочу поговорить с судьей!

– Но здесь много судей…

– Отведите меня к судье, все равно к какому!

Она молчит, удивленная моей настойчивостью. Если только не окаменела от моего пронзительного крика.

* * *

Я простая девочка из деревни, живущая в городе, которая всегда подчинялась мужчинам нашей семьи. С самого рождения я училась отвечать «да» на все приказы. Но сегодня скажу «нет». Моя душа осквернена. Никто не имеет права помешать мне встретиться с правосудием. Это последняя возможность – и я так просто не сдамся. Ни холодный, как мрамор стен, взгляд, ни эхо собственного крика, разносящееся по зданию, не заставят меня замолчать. Я уже три часа бессмысленно брожу по лабиринту суда. И хочу наконец поговорить с судьей!

– Хорошо! – отвечает женщина и делает знак, чтобы я следовала за ней.

* * *

Дверь открывается, и я оказываюсь в обитой войлоком комнате; на полу – коричневый ковер, по которому туда-сюда ходят люди. У дальней стены за столом сидит тонколицый усач и пытается справиться с потоком вопросов, которые обрушиваются на него со всех сторон. Судья! Наконец-то! В комнате шумно, но я почему-то чувствую себя в безопасности. Все получится. На стене висит вставленная в рамку фотография: это же « Amma Ali», «дядюшка Али», как нас учили говорить в школе, – президент нашей страны, Али Адаллах аль-Салих, избранный более тридцати лет назад.

Подобно другим людям в комнате, сажусь в одно из темно-коричневых кресел, стоящих вдоль стены. Снаружи доносится крик муэдзина [6]6
  Муэдзин – человек, в обязанности которого входит призывать мусульман к молитве по меньшей мере пять раз в день. Чаще всего он делает это с вершины мечети.


[Закрыть], призывающего к полуденной молитве. Постепенно начинаю замечать вокруг знакомые лица, точнее, глаза, с которыми я встречалась взглядом во дворе. Некоторые из посетителей недоуменно кивают в мою сторону. Неужели они наконец-то признали, что я существую? Как раз вовремя. Обнадеженная, прижимаюсь головой к спинке кресла и терпеливо жду своей очереди.

Если Бог существует, пусть Он придет мне на помощь. Я всегда прилежно молилась пять раз в день. Помогала маме и сестрам на кухне во время Аида, праздника, который отмечают в конце рамадана. Я послушный ребенок. Пусть Господь меня пожалеет…. В голове толпятся расплывчатые картинки. Вот я уже плыву. Море тихое, спокойное. Вдруг вода приходит в движение. Вдалеке мой брат Фарес, но я никак не могу до него доплыть. Зову его. Он не слышит. Начинаю выкрикивать его имя. Но порывы ветра гонят на меня волны и толкают назад, в бухту. Сопротивляюсь изо всех сил, руки работают, как пропеллеры. О том, чтобы сдаться, не может быть и речи. Волны зловеще ревут вокруг, берег совсем близко. Фареса уже не видно. На помощь! Не хочу возвращаться в Кхарджи, нет, нет, не хочу!

* * *

– Чем я могу тебе помочь?

Мужской голос разрушает мою полудрему. Незнакомец говорит удивительно ласково. Для того чтобы привлечь внимание, ему совсем не обязательно повышать голос. Достаточно прошептать: «Чем я могу тебе помочь?..» Наконец-то кто-то пришел мне на помощь. Тру ладонями лицо и вдруг понимаю, что этот мужчина – судья, тот самый, с усами. В комнате почти никого не осталось. Обеспокоенный моим молчанием, он задает вопрос по-другому:

– Что тебе нужно?

Мне не приходится долго размышлять над ответом.

– Развод!

2. Кхарджи

В Кхарджи, деревне, где я выросла, женщин не учат выбирать. Когда моей матери, Шое, было шестнадцать лет, она безропотно вышла замуж за отца, Али Мохаммеда аль-Ахделя. А когда он спустя четыре года решил расширить нашу семью и взял вторую жену, мама снова покорно подчинилась желаниям своего супруга. Свое замужество я восприняла с таким же смирением – еще не понимая, на что себя обрекаю. Девочки моего возраста не должны подвергать сомнению решения взрослых.

* * *

– Откуда берутся дети? – как-то раз невинно спросила я у Omma [7]7
  «Мама» по-арабски.


[Закрыть].

– Узнаешь, когда подрастешь! – ответила она, отмахиваясь от моего вопроса.

Хоть мне и не удалось удовлетворить свое детское любопытство, я послушно отправилась в сад к братьям и сестрам. Больше всего мы любили играть в прятки. В долине Вади Ла'а провинции Хадджа, расположенной на севере Йемена, где я родилась и прожила первые годы своей жизни, можно найти тысячу и одно укрытие, идеально подходящее для наших игр: расщелины в стволах деревьев, скалы, небольшие, изломанные временем пещеры. Устав от беготни, мы забирались в высокую траву и отдыхали, уютно свернувшись в гнездышке из свежей зелени. Солнце пользовалось моментом затишья и гладило лучами нашу кожу, делая ее еще более темной. Отдохнув, мы принимались носиться за курами или дразнили осликов, тыкая в них прутиками.

У матери было шестнадцать детей. Она столько выстрадала, молча переживая три выкидыша, что теперь воспринимает каждую беременность как вызов судьбе. Одного ребенка она потеряла практически сразу после рождения. Четыре брата и сестры, которых мне не довелось увидеть, стали жертвами врачебной ошибки. Им было от двух месяцев до четырех лет [8]8
  Уровень смертности новорожденных и детей раннего возраста в Йемене один из самых высоких в мире.


[Закрыть].

Мама родила меня дома, как и всех остальных детей, вытянувшись на циновке, обливаясь потом, мучаясь и моля Бога о том, чтобы Он защитил новорожденного младенца.

– Тебе потребовалось много времени, чтобы появиться на свет. Схватки начались поздно ночью, в два часа. Сами роды длились все утро и почти весь день, а ведь тогда было лето, стояла невыносимая жара. Ты родилась в пятницу, в праздничный день, – иногда рассказывает мама, чтобы удовлетворить мое любопытство.

Но даже если бы я родилась в обычный будний день, это ничего бы не изменило.  Ommaдаже не думала о том, чтобы ехать в больницу. Наша деревня, затаившаяся в глубине долины, находилась слишком далеко от каких-либо медицинских учреждений. Всего пять маленьких каменных домиков – ни мэрии, ни бакалеи, ни автомастерской, ни парикмахера. Даже мечети там нет! Добраться в деревню можно только верхом на муле. Лишь некоторые отчаянные водители грузовиков рискуют ездить по каменистой дороге, пролегающей по краю оврага, – из-за этого им приходится каждые два месяца менять колеса. А теперь представьте – как бы мама со схватками отправилась в больницу? Ей пришлось бы рожать под открытым небом! Ommaговорит, что даже передвижные клиники не решаются заезжать в Кхарджи.

– Но кто же тогда помог тебе? – допытываюсь я, когда Omma, устав от моих бесконечных вопросов, забывает рассказать конец истории о моем рождении.

– К счастью, рядом была твоя старшая сестра Джамиля! Как и прежде, она помогла мне перерезать пуповину кухонным ножом, потом искупала тебя и запеленала. А дедушка Жад решил назвать тебя Нуджуд. Говорят, что это бедуинское имя.

–  Omma, скажи, я родилась в июне или в июле? Или в августе?

В этот момент мама обычно начинает злиться.

– Нуджуд, когда же ты прекратишь задавать столько вопросов? – раздраженно отзывается она, чтобы наконец прекратить этот разговор.

На самом деле мама просто понятия не имеет, в каком месяце я родилась, потому что ни имя, ни фамилия новорожденной Нуджуд Али не были занесены в официальные документы. В провинции таких детей пруд пруди. Что касается года рождения, кто знает? Мама считает, что мне уже около десяти лет. Но может быть и восемь, и девять… Иногда мое упрямство переходит все границы, она сдается и начинает высчитывать, пытаясь разобраться, в каком порядке ее дети появлялись на свет. При этом она ориентируется по временам года, смертям стариков, свадьбам родственников и нашим переездам. Настоящая гимнастика для ума!

Закончив с подсчетами (думаю, в магазине все рассчитать и то не так сложно!), она каждый раз определяет, что Джамиля у нас самая старшая. После нее идет Мохаммед – первый сын и «второй мужчина» в доме, который имеет право голоса после отца. Потом родилась скрытная Мона и непокорный Фарес. Затем я, а после меня – моя любимица Хайфа, она почти такого же роста. Следом – Морад, Абдо, Ассиль, Кхалед и, наконец, Раудха, наша кудрявая малышка. Что касается Доулы, моей «тети», второй жены моего отца, которая к тому же является его дальней родственницей, то у нее пятеро детей.

– Мама у нас настоящая курица-несушка! – часто смеется Мона, когда хочет приласкаться к Omma. Я помню, как несколько раз просыпалась утром и обнаруживала в своей кровати нового братика или сестричку, о которых надо заботиться! Мама никогда не остановится…

Ommaпомнит, как однажды к нам пришла женщина из ассоциации «Планирование семьи». Она прописала маме таблетки, которые нужно принимать, чтобы избежать беременности, – мама так и сделала, правда, иногда она про них забывала. А месяц спустя, к своему великому удивлению, обнаружила, что у нее снова растет живот. Поэтому мама сказала себе, что так устроена жизнь и иногда мы ничего не можем сделать с природой.

* * *

Деревне Кхарджи очень подходит такое название. На арабском языке это означает «снаружи». Иначе говоря – на другом конце света. Большинство географов не утруждают себя нанесением на карту настолько маленького местечка. Гораздо проще сказать, что Кхарджи находится недалеко от Хайи (Хадджа), довольно известного города на северо-западе Йемена. Чтобы из столицы добраться до нашего затерянного поселения, нужно четыре часа ехать по асфальтированному шоссе, а потом столько же – по песку и камням. Когда мои братья утром отправляются в школу, расположенную в самой большой деревне нашей долины, на дорогу у них уходит целых два часа. Отец заранее позаботился о том, чтобы они получили образование. Но, как глава семьи и наш защитник, он полагал, что девочки слишком слабы и беззащитны, чтобы в одиночку ходить в школу по почти безлюдным дорогам, где за каждым кактусом таится опасность. Впрочем, отец с матерью не умеют ни читать, ни писать и думают, что дети тоже прекрасно без этого проживут [9]9
  В йеменских деревнях каждая вторая женщина неграмотна.


[Закрыть].

Поэтому я воспитывалась в школе полей: наблюдала за тем, как Ommaхлопочет по хозяйству, топала ножками, глядя вслед Джамиле и Моне, которые с желтыми канистрами отправлялись за водой к источнику и пока не брали меня с собой. Климат в Йемене ужасно сухой: нужно выпивать несколько литров жидкости в день, чтобы не допустить обезвоживания. Как только я научилась ходить, река стала для меня одним из самых любимых мест. Протекая в нескольких метрах от дома, она очень облегчала нашу жизнь. В ее чистой, прозрачной воде мама стирала белье и чистила кастрюли после каждого приема пищи. По утрам, после того как мужчины отправлялись в поля, женщины шли к реке, чтобы помыться в тени высоких деревьев. Когда налетала буря, мы бежали домой, чтобы спрятаться от молний и дождя. Но стоило солнечным лучам пробиться сквозь тучи, как все снова бежали к реке, вода в которой порой доходила мне до шеи. Чтобы она не вышла из берегов, братья иногда возводили невысокие дамбы и таким образом преграждали ей путь. Как нам было весело!

* * *

Вернувшись из школы, мальчики собирали хворост, чтобы разжечь огонь в tandour, традиционной печи, в которой пекли khobz, наш йеменский хлеб. Мои сестры – настоящие искусницы, когда дело доходит до приготовления этих хрустящих лепешек. Иногда мы поливаем их медом, «золотом Йемена», как называют его взрослые. В нашем регионе производят особенно вкусный и поэтому широко известный мед; у моего отца есть несколько ульев, за которыми он ухаживает с удивительной нежностью. А Ommaпостоянно твердит, что мед очень полезен для здоровья, он наполняет нас энергией.

Вечером, во время ужина, мы традиционно рассаживались вокруг sofrah [10]10
  В арабо-мусульманском мире sofrah часто заменяет обеденный стол.


[Закрыть], скатерти, расстеленной прямо на полу. Вот мама ставит в центр большую кастрюлю, полную горячего salta– рагу из говядины или баранины с ароматными травами [11]11
  Например, с тригонеллой. Эту траву часто используют в приготовлении блюд на Среднем Востоке, а также в африканской и индийской кухне.


[Закрыть], – и мы принимаемся торопливо выуживать оттуда кусочки мяса и рис, которые быстро исчезают во рту. Подражая родителям, мы научились есть руками из одной посуды. Ни тарелок, ни вилок, ни ножей. Именно так едят в йеменских деревнях.

* * *

Время от времени Ommaбрала нас собой на «субботний базар», который каждую неделю устраивали в центре долины. Мы всегда ждали этого с большим нетерпением. Добираться туда приходилось верхом на осле, запасясь едой на несколько дней. Если солнце светило особенно сильно, мама надевала соломенную шляпку поверх черного платка, скрывавшего большую часть ее лица, и становилась похожей на подсолнух.

* * *

Мы жили, подчиняясь солнечному ритму, и были счастливы. Простая, тихая жизнь, без электричества, без водопровода. Укрытый кустами туалет представлял собой обложенную кирпичами дырку в земле. Как только на долину опускалась ночь, главная комната нашего дома, украшенная всего лишь несколькими подушками, превращалась в спальню. Чтобы пройти из одной комнаты в другую, приходилось идти через двор. Летом именно он становился центром жизни и переделывался сообразно семейным нуждам. Ommaобустраивала кухню на открытом воздухе, где помешивала томящееся на огне saltaи одновременно кормила грудью малыша. Братья повторяли школьные уроки, а сестры отдыхали от жары на соломенных подстилках.

* * *

Папу мы редко видели дома. Он вставал с первыми лучами солнца и отправлялся пасти стадо. Ему принадлежали восемьдесят баранов и четыре коровы. Молока, которое давали последние, хватало и на масло, и на йогурт, и на творог. Отправляясь в гости к соседям, отец никогда не выходил из дома без коричневого пиджака (у нас он называется zanna) и заткнутого за пояс jambia. Говорят, что в йеменском обществе этот заботливо заточенный и украшенный вручную кинжал является символом власти, мужественности и авторитета. Действительно, с ним отец выглядел более уверенно и представительно, а роскошное убранство рукояти никогда не оставалось незамеченным. Я гордилась своим Aba, Позже я поняла, что jambia– это скорее парадное оружие. Большей чести удостаивается тот, чей кинжал красивее. Цена зависит от того, из чего сделана рукоятка: из пластика, слоновой кости или рога носорога. По законам нашего племени кинжал запрещено использовать для защиты или для нападения во время ссоры. Наоборот, jambiaможет послужить инструментом разрешения конфликта. Ведь это в первую очередь символ племенного правосудия. Отец не думал, что ему когда-то придется использовать кинжал – до того самого дня, когда нашей семье приказали покинуть деревню за двадцать четыре часа.

* * *

Мне было два или три года, когда разразился скандал. Omma, против обыкновения, отправилась в Сану, столицу Йемена, из-за проблем со здоровьем. Причина, по которой против нас ополчились все жители деревни, была как-то связана с отъездом матери, но в тот момент я слабо понимала, что происходит вокруг. В разговорах часто упоминалось имя Моны, второй дочери отца. В конце концов рассудить противников решили по обычаю племени, то есть положив между ними кинжалы и пачки риалов. Но ссора не утихла, и острые лезвия покинули свои ножны. Жители деревни обвиняли нашу семью в том, что мы запятнали честь Кхарджи и опорочили репутацию селения. Отец был вне себя от гнева. Он чувствовал себя одураченным и оскорбленным теми, кого считал своими друзьями. Мону выдали замуж буквально на следующий день. В то время ей едва исполнилось тринадцать лет. Что же произошло на самом деле? Я была слишком маленькой, чтобы понять. Но однажды я обязательно все узнаю. Нам пришлось уезжать второпях, оставляя позади все – баранов, коров, кур, пчел – и забирая с собой лишь воспоминания о том, что казалось мне раем на земле.

* * *

Переезд в Сану дался нам довольно тяжело. После тихой Кхарджи было трудно привыкнуть к пыльной, шумной столице.

Огромная разница между зеленой долиной Вади Ла'а и засушливым многолюдным городом была видна сразу. Старинный центр с красивыми глиняными домами в традиционном стиле, окна которых выкрашены белой краской, остался позади. На смену ему пришел суровый урбанистический пейзаж, представляющий собой путаницу грубых и бездушных бетонных зданий. Из-за моего маленького роста выхлопные трубы проезжающих мимо автомобилей находились примерно на уровне лица, поэтому от паров бензина постоянно першило в горле. Крайне редко нам попадались муниципальные парки, где можно походить по траве и размять ноги. Чтобы попасть в большую часть парков с аттракционами, нужно было платить деньги, поэтому там развлекались только богачи.

Мы переехали в трущобы, прилегающие к кварталу Аль-Ка. Квартира находилась на первом этаже, так что до заваленной мусором и отбросами улицы в буквальном смысле рукой подать. Abaбыл подавлен. Он почти все время молчал, потерял аппетит. Как простой крестьянин без образования, не умеющий лаже читать, может прокормить семью в столице, которая и так уже стонет под наплывом безработных? Множество людей из деревни пытались обосноваться в городе, но все они столкнулись с огромными трудностями. Некоторые дошли до того, что отправили своих жен и детей просить милостыню на улицах Саны. Однако отец не собирался быстро сдаваться: он обивал пороги разных учреждений, пока наконец не получил место дворника в местном муниципалитете. Его заработка едва хватало на то, чтобы платить за жилье. Стоило хотя бы на день задержать ежемесячную оплату, как хозяин квартиры тут же начинал злиться и кричать. Мама часто плакала, но никто не мог помочь ее горю.

Когда Фаресу, моему второму старшему брату, исполнилось двенадцать лет, у него появились потребности, свойственные всем мальчикам его возраста. Каждый день он требовал у родителей деньги на конфеты, модные штаны и новые ботинки, которые видел на рекламных плакатах. Порой эти вещи стоили больше, чем отец получал за месяц работы! В силу своего буйного юношеского характера, Фарес с каждым разом просил все больше и больше. Иногда он даже обещал родителям, что сбежит из дома, если они не будут потакать его капризам. Но, несмотря на это, он был моим любимым братом. По крайней мере, Фарес не лупил меня, как старший, Мохаммед, который считал себя самым главным после отца. Я восхищалась целеустремленностью Фареса, его упрямством, тем, как смело он бросает вызов всему миру, не заботясь о том, что подумают окружающие. Он делал выбор и не отступался от него. В конце концов брат восстановил против себя всю семью. Однажды, после очередной ссоры с отцом, он ушел из дома, и больше мы его не видели.

Вскоре после этого я первый раз в жизни видела, как Abaплачет. Всего несколько слезинок, в которых было столько горя! Чтобы успокоить сердце, отец стал надолго уходить из дома. Все дни напролет он жевал листья ката в компании своих старых знакомых. Из-за этого папа вскоре потерял работу. Ommaначали сниться кошмары. По ночам – мы все спали в главной комнате на небольших матрасах, которые клали прямо на пол, – меня часто будили ее рыдания. Мама страдала, и мы все это видели.