Текст книги "Время легенд (сборник)"
Автор книги: Норма Бейшир
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Он пощупал ее шею, железки, лимфатические узлы.
– Когда у вас в последний раз были месячные? – спросил он, берясь за офтальмоскоп и принимаясь за ее глаза.
– Кажется, шестого марта, – чуть поколебавшись, ответила Фрэн.
– Никаких нарушений цикла?
Она пожала плечами.
– Мой муж говорит, что по мне можно проверять Гринвич, – резко ответила она, припоминая, как разъярился Джим, когда, приехав, обнаружил, что любовь придется отложить на целую неделю.
– Ясно, – доктор записал еще что-то. – Скажите, а нет у вас в семье каких-нибудь наследственных болезней?
– Я не знаю – а что вы имеете в виду?
– Болезни сердца.
Фрэн подумала:
– У моего отца был сердечный приступ – после ангины, как сказал доктор, – два года назад. Его даже положили тогда в больницу, – припомнила она. – Но с тех пор он все время находится под наблюдением, и я не помню, чтобы его беспокоило сердце.
– А в семье вашего мужа?
Фрэн смутилась и, помедлив, призналась:
– Честно говоря, я так мало знаю о его семье. Он никогда не рассказывает о ней. Я видела лишь единственного его родственника – дядю Гарри, но он был всего однажды, на нашем венчании.
– Понятно, – доктор опять принялся писать что-то в карте.
– Вы болели корью, миссис Линд?
– Да.
– В каком возрасте?
– Мне было лет девять.
– А свинкой?
– Нет.
– А коклюшем?
– Тоже нет.
– Вас оперировали когда-нибудь?
– Нет… ах да. Мне вырезали аппендицит, когда мне было лет двенадцать или тринадцать – точно не помню.
– Были какие-нибудь осложнения?
– Не помню.
– А еще какие-нибудь заболевания?
– Да нет, кажется, больше ничего серьезного.
– Ясно. – Он опять записал что-то. – Думаю, вам надо сдать кое-какие анализы.
– Анализы? – занервничала Фрэн.
– Успокойтесь, миссис Линд, – сказал он. – Уверяю вас, вам совершенно не о чем беспокоиться. Обычные анализы – их все сдают время от времени, вот и вы сделаете анализы крови и мочи. Мне просто нужно кое-что уточнить.
Фрэн кивнула.
– Но что со мной, доктор Эллерман? – обеспокоенно допытывалась она. – То есть я хочу знать, какие у вас подозрения? Я уверена, вы чего-то недоговариваете…
Доктор терпеливо улыбался.
– Я предпочитаю не строить никаких догадок, пока не получу результатов анализов, – пояснил он. – Но могу вас заверить – у вас нет ничего серьезного.
– А когда вы будете знать точно?
Он выписал ей рецепт.
– Позвоните мне в четверг во второй половине дня, анализы должны быть готовы. А пока – вот, возьмите рецепт и принимайте эти таблетки, если почувствуете недомогание. Они помогут.
– Так в четверг?
– Да, если я получу их раньше, я сам вам позвоню, даю слово.
Фрэн ехала домой вдоль залива. Даже после визита к доктору Эллерману она не почувствовала облегчения. Почему он так и не сказал ей, что он подозревает? Она пришла в ярость, как будто у нее и без того мало огорчений!
Она притормозила у аптеки и протянула в окошечко рецепт. Бенедиктин. Название показалось ей страшно знакомым, и она постаралась припомнить, где она его раньше слышала. На всякий случай она купила не только таблетки – вдруг они не помогут, но и флакон желудочной микстуры. Вспомнив, что дома нет аспирина, она взяла знакомую ей упаковку, подошла к кассе, расплатилась и вдруг на другой стороне улицы заметила кафе-мороженое. Повинуясь какому-то безотчетному порыву, Фрэн решила побаловать себя мороженым, ощутить на зубах его прохладу и сладость. Бросив лекарства в машину, она перешла через улицу и вошла в кафе.
Фрэн заказала порцию потрясающего бананового мороженого с вишнями, орехами и целой шапкой взбитых сливок на верхушке. Усевшись в одиночестве за маленький столик у окна, она подумала, что вот это удовольствие осталось в далеком детстве. Тогда она была избалованной дочкой богатых родителей, выросшей на Манхэттене принцессой, все капризы и прихоти которой тотчас исполнялись. Она вспомнила, как отец частенько брал их с Кейт и вел сначала в «Мейсис», где покупал им все, чего они только ни желали, а потом в «Шрафт», где позволял заказывать все, что угодно. Но они всегда заказывали одно и то же – банановое мороженое, и объедались им так, что чуть не лопались. «Не слишком усердствуйте, – останавливал их отец, – а не то так растолстеете, что я вряд ли найду для вас подходящих принцев». Конечно же, он шутил, но, когда она встретила Джима, Фрэн показалось, что сбываются ее детские мечты. Он виделся ей воплощением ее девичьих грез: красивый, обаятельный, остроумный и такой романтичный. Она была ослеплена, буквально сражена наповал в тот субботний вечер в загородном клубе «У Лесного озера». Она влюбилась в него так сильно, что ей и в голову не приходило, что жизнь с ним не может быть прекрасной. Она и была прекрасна поначалу, грустно подумала Фрэн.
Она долго не могла разобраться, что же в его поведении заставляет ее предполагать, что на самом деле он вовсе не любит ее. Но сегодня в клинике доктора Эллермана… Признавшись гинекологу, что она ничего не знает о семье своего мужа, Фрэн поняла, что Линд никогда не был с ней откровенен, никогда не пытался поделиться с ней чем-то сокровенным, никогда не рассказывал ей ни о своей семье, ни о своем детстве, ни о своих мечтах и надеждах, никогда не позволял заглянуть себе в душу. Доскребывая ложечкой остатки мороженого, Фрэн почувствовала, как ее глаза наполняются слезами. Так вот оно что. Он был отличным мужем – но только внешне. Он говорил все необходимые слова и поступал, как следует поступать любящему мужу. Он был заботливым и внимательным, засыпал ее подарками и интересовался ее делами – но только внешне, внешне. Все это было чистой показухой.
Джим дал ей все, чего она ожидала, кроме самого важного и ценного: самого себя.
Линд позвонил Фрэн в среду вечером из Цюриха.
– Я приеду через несколько дней, – сказал он, – ситуация немного осложнилась.
«У него всегда все осложняется», – подумала она.
– Прекрасно, дорогой, – произнесла она ровным голосом. – Я понимаю.
– У тебя все хорошо, Фрэн? – спросил он. Было плохо слышно, она едва разбирала слова.
– Все отлично, – ответила она. – Завтра я иду к доктору Эллерману, я сдала анализы – так, ничего особенного, – и завтра он должен сказать мне результаты. Похоже, я слегка приболела.
– Ну, ты только береги себя. Если не сможешь приехать в аэропорт встретить меня, я возьму такси, – предложил он.
– Ну что ты, конечно же, к тому времени все обойдется, – заверила она. – Пожалуйста, не беспокойся.
– Но как же я могу не беспокоиться, Фрэнни? – удивился он. – Обещай мне, что как только повесишь трубку, сразу ляжешь спать, ладно? Ты сегодня на себя не похожа.
– Просто я устала, – сказала она. – Думаю, мне действительно надо лечь. Похоже, что сегодня я усну сразу, так я устала.
– Ну и отлично. Значит, до понедельника. Береги себя, ладно?
– Хорошо, – пообещала она.
– Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю, Джим.
Она медленно повесила трубку и поднялась в спальню. И пока она сидела у туалетного столика, расчесывая на ночь волосы, его слова эхом отдавались у нее в голове. «Я люблю тебя… я люблю тебя… я люблю тебя…» Как часто он повторял эти слова! Как часто он улыбался ей и твердил, что она все для него!
Она взглянула на фотографию, стоящую у зеркала, – Джим, счастливый, улыбающийся, в день свадьбы. «Что же ты хочешь от меня на самом деле, Джим? – думала она сейчас. – О чем же ты на самом деле думаешь, глядя на меня?»
Четверг тянулся так медленно, что Фрэн он казался нескончаемым. Уже к двум часам она была так взвинчена, что больше не в силах была ждать и позвонила доктору Эллерману. Ее попросили подождать, и минуты ожидания были, как вечность. Молоденькая ассистентка доктора представлялась сейчас Фрэн зловредной, неприятной особой…
Наконец доктор взял трубку.
– Здравствуйте, миссис Линд, – радостно приветствовал он ее. – Как вы себя чувствуете?
– Кошмарно, – призналась она. – Вы получили результаты анализов?
– А вот они как раз у меня здесь, я держу их в руке, – сообщил он. – Но я же сказал вам еще во вторник, что ничего страшного нет.
– Вы сказали, что наверное нет ничего страшного, – поправила она.
– И я был прав, – ответил он весело. – То, что вас беспокоит, это весьма естественное состояние для такой цветущей молодой женщины, как вы. Миссис Линд, у вас будет ребенок.
Глава 5
Нью-Йорк, май 1956 года
Глядя, как его дочь пересекает зал ресторана, Гаррисон Колби вспомнил про их последний совместный ленч и поморщился при мысли, что Фрэн вновь будет давить на него, жаловаться на Джима Линда, что он чаще бывает за границей, чем в собственном доме. Но Фрэн благоразумна, рано или поздно она поймет, что значит быть женой бизнесмена; да и мать должна была повлиять на нее – так он, по крайней мере, думал. И все же Фрэн так безрассудно и упрямо стоит на своем, требуя разгрузить Джима, что Колби не могло это не беспокоить, ее состояние по-настоящему его волновало.
Он поднялся, когда она подошла. Выглядела Фрэн прекрасно, куда лучше, чем обычно, можно сказать, сияла. На ней был элегантный белый костюм и белая шляпа с широкими полями, золотистые волосы были собраны сзади в тяжелый пучок; подкрашена она была лишь слегка, и это только подчеркивало ее привлекательность, из драгоценностей на ней была лишь скромная нитка бирманского жемчуга, которую он когда-то подарил ей. Прежде чем сесть, она ласково обняла его.
– Спасибо, папа, что ты сразу согласился встретиться со мной, – сказала она. – Я ведь знаю, как ты занят.
Он тоже сел, улыбаясь.
– Для того, чтобы пообедать с тобой, у меня всегда найдется время, ты же знаешь.
– На прошлой неделе я получила длиннющее письмо от Кейт, – сказала она.
– Правда? – Брови его высоко поднялись. – Она все еще в Европе?
– Да, – кивнула Фрэн, – но скоро собирается вернуться.
– Я за нее тревожусь, – признался Колби.
Фрэн удивилась:
– Но почему? Ведь она уже взрослая!
– Я-то надеялся, что она наконец угомонится и выйдет замуж, – нахмурился Колби, – но она, похоже, сопротивляется этому изо всех сил.
– Мне кажется, ты преувеличиваешь, – возразила Фрэн.
– Возможно, конечно, но что-то здесь не то.
– А от Джима у тебя нет вестей? – спросила она.
– Представь себе, есть. Он сказал, что не смог тебе дозвониться, – объяснил Колби. – Ты ходила за покупками?
Она покачала головой:
– Я была у доктора.
– Разве ты нездорова?
– Нет, у меня все прекрасно, лучше быть и не может. Так, обычный осмотр.
Подошел официант, и Колби попросил еще мартини – один стакан он уже выпил, дожидаясь Фрэн. Но Фрэн от аперитива отказалась.
– А как же дайкири? – удивленно переспросил ее отец.
– Вряд ли мне сейчас стоит его пить. – Фрэн помедлила. – Потому я и хотела видеть тебя, папа. У меня будет ребенок.
Колби смотрел на нее с явным недоверием:
– Ты и вправду беременна? Солнышко, да это же прекрасно! А Джим уже знает?
Она отрицательно покачала головой:
– Я и хотела у тебя узнать, что ты знаешь о Джиме. Когда он собирается вернуться домой? – Какое-то время она колебалась, потом все же сказала: – Конечно, его не было всего четыре недели, но для меня они тянулись, как долгие-предолгие месяцы. И он опять не вернулся к нашей годовщине – это после всех моих приготовлений! – он отправился из Парижа в Лондон. Ах, папа, я знаю, что это необходимо, но я не могу, не могу смириться с этим. Вот теперь он должен стать отцом – а он даже не знает об этом. И я иногда думаю – да увидит ли он своего ребенка до того, как тот окончит колледж?
– Фрэнни, мы столько раз говорили с тобой на эту тему…
– У тебя одни и те же отговорки! – воскликнула Фрэн. – Папа, я не могу быть теперь одна, Джим должен быть рядом со мной. Я должна знать, что он будет в соседней комнате, когда сестра выйдет сказать, кто у меня родился – мальчик или девочка. Как бы ты ни был занят, но ты же был, когда мама рожала нас!
– Да, детка, – согласился он, – но у политиков жизнь не такая, как у бизнесменов.
– Я уже не знаю, что и думать, папа, – призналась Фрэн. – Ты только скажи мне – может, Джим не хочет жить со мной и сам просится в эти поездки на другой конец света?
– Фрэнсис! Надеюсь, ты и сама прекрасно знаешь ответ! – Казалось, его поразил ее вопрос.
– Я боюсь, папа, – продолжала она, – боюсь рожать одна, боюсь, что Джим давно разлюбил меня и только делает вид, что я нужна ему, что я разочаровала его, как жена. Я твержу себе, что мое дурное настроение из-за беременности, но, сказать по правде, все это я чувствовала уже давно.
Он перегнулся через столик и успокаивающе погладил ее по руке.
– Через несколько дней приедет Джим. Подожди, посмотри. Да он с ума сойдет от радости, узнав о ребенке, и все твои страхи рассеятся сами собой. Знаешь, рождение ребенка способно потрясти не только женщину.
– Надеюсь, ты прав, – попыталась она улыбнуться.
– Уверен, что прав, – убежденно сказал он. – Подожди и посмотри.
Предсказания Колби не сбылись – известие о беременности Фрэн не изменило Линда. Он попытался изобразить радость, когда Фрэн сказала ему о ребенке, но она почувствовала его безразличие.
– Разве ты не хочешь ребенка, Джим? – спросила она, лежа рядом с ним в ночной темноте.
– Ну, разумеется, хочу, – принялся уверять он. – Что это пришло тебе в голову?
– Не знаю. Просто ты совсем не кажешься счастливым, вот и все, – тихо сказала она.
– Я не умею шумно выражать свои чувства, – ответил он, – к тому же мне еще не доводилось быть отцом. Я даже не знаю, как нужно обращаться с детьми. Ведь это чертовски большая ответственность! Но я счастлив, правда, счастлив.
– Знаю. Просто мне казалось, что ты больше обрадуешься.
Он приподнялся в темноте и поцеловал ее.
– Ну что ты, конечно, я счастлив, – повторил он. – А скажи-ка… доктор не говорил тебе, можно ли… – Он запнулся и, просунув руку под ночную сорочку, начал поглаживать ее грудь.
– Он сказал, что до семи месяцев можно, если, конечно, не будет осложнений. – Фрэн не была расположена заниматься сейчас любовью – она устала и была сильно раздосадована тем, как он воспринял весть о ее беременности. Но ей так хотелось быть ближе к нему, как угодно, но только ближе. Лежа на спине, она вдруг с мучительным чувством обнаружила, что ей неприятны его ласки. Она пыталась ощутить хоть какое-то удовольствие от его прикосновений, но напрасно, он был уже сверху, нетерпеливо стягивал ее ночную сорочку, и она вздрогнула, когда он вошел в нее. Она хотела было сказать ему, что она еще не готова, но он уже овладел ею, с непреклонностью, которая была для нее совершенно неожиданна.
Хорошо, что он не видел в темноте ее лица, в ее глазах стояли слезы.
Ребенок должен был родиться в декабре, и несколько месяцев, оставшихся до родов, показались Фрэн Линд целой вечностью. Она считала, что Джим бывает дома еще реже, несмотря на ее настойчивые просьбы побыть с ней побольше. Хотя из своих поездок он всегда возвращался с подарками для будущего малыша, Фрэн была убеждена, что ребенок ему не нужен, что он поступает, как положено в таких случаях, не испытывая чувства радости. «И прекрасно, – уговаривала себя Фрэн, – у меня будет ребенок, и с ним я буду счастлива».
Не зная, кто родится – мальчик или девочка, – Фрэн отделывала детскую в розовых и голубых тонах. Несколько раз она ездила на Манхэттен за покупками для новорожденного и однажды купила у Тиффани серебряную ложечку. «Разве плохо? – думала она, расплачиваясь. – Я сама родилась с серебряной ложкой во рту – пусть и у моего ребенка она будет». Она решила позднее выгравировать на ней имя и дату рождения ребенка.
Линд не проявлял никакого интереса к имени ребенка, и Фрэн решила обойтись без его советов. Если родится мальчик, она назовет его Джеймсом, в честь отца, а девочке даст имя Аманда. С этим именем у нее ничего не было связано – просто оно звучало красиво и всегда нравилось ей.
Как бы она хотела узнать, какие имена нравятся ее мужу!
Линд отправился в Рим в понедельник, теплым июльским утром, пообещав вернуться в пятницу. В четверг он позвонил Фрэн.
– Послушай, солнце мое, страшно не хочу огорчать тебя, но тут кое-что произошло, и я смогу вернуться лишь на следующей неделе.
– Хорошо, дорогой, – ответила она, безутешно борясь со слезами. – Но когда ты вернешься, мы устроим настоящий семейный праздник, ладно?
– Обязательно!
Звонил он ей из римского аэропорта Леонардо да Винчи. Через полчаса его самолет взял курс на Москву.
Через неделю он позвонил ей снова.
– Я обещал тебе быть дома завтра вечером, – сказал он извиняющимся тоном. – Знаешь что? Открой бутылочку «Дом Периньон», и мы устроим настоящее празднество – ты понимаешь?
Он звонил ей из аэропорта Даллеса в Вашингтоне, где у него была кратковременная остановка.
Так продолжалось все время, пока Фрэн была беременна. Линда никогда не бывало дома в назначенный срок, а едва приехав, он тут же уезжал снова. «Такое чувство, будто он меня избегает», – угрюмо думала Фрэн, сидя в своей машине в аэропорту и наблюдая, как взлетает лондонский самолет.
Приступы депрессии беременность только усилила. Когда Фрэн пожаловалась доктору, тот объяснил, что ничем не может ей помочь, никакие лекарства тут ничего не сделают. Он рассказал ей о гормональных изменениях, которые происходят в организме женщины, ожидающей ребенка, что для них характерны спады настроения и даже приступы жестокой депрессии. Он только посочувствовал ей и посоветовал набраться терпения до рождения ребенка.
К тому времени, когда она должна была ощутить себя счастливейшей женщиной на земле, Фрэн стала думать, что мир вокруг нее рушится. Она одинока и нелюбима, муж ее бросил – и душевно и физически – именно тогда, когда он был нужен ей больше всего на свете. Она сводила себя с ума страхами, что он не вернется к рождению ребенка, что он окажется в какой-то далекой стране, когда у нее начнутся роды. Мысль о том, что ей придется рожать в одиночестве, без мужа, который обязан поддержать ее в самую ответственную минуту ее жизни, казалась ей непереносимой.
Фрэн часто безо всякого повода плакала, расстраивалась от малейшего пустяка. Она рыдала подолгу, доводила себя до истерик, и напуганная и растерянная Сейди, экономка, бегала звонить Кейт или Коллин Колби, чтобы те приехали в Саунд-Бич как-то успокоить Фрэн. Коллин во всем винила Джима, хотя муж и доказывал, что Джим выполняет в Европе ответственное задание. Ведь не нарочно же, защищал зятя Колби, Джим покидает свою жену, просто он человек долга. Кейт, озабоченная состоянием сестры, по-прежнему уговаривала ее посоветоваться с психиатром. По ее мнению, он помог бы Фрэн справиться с необоснованными страхами и подозрениями.
Вот был бы для них удар, узнай они, что он делает в Европе на самом деле!
Фрэн почувствовала приближение родов в полночь шестого декабря, в четверг. Она испугалась и потому позвонила единственному человеку, который мог ей помочь в эту минуту, – своей сестре.
– Кейт, – сказала она прерывающимся голосом, – у меня начались схватки. Джим в Риме, и я не знаю, что мне делать.
– Главное успокойся, – посоветовала Кейт, – я уже выхожу. А ты позвони доктору Эллерману и скажи ему, что я сейчас привезу тебя в клинику. Пусть он встретит, ладно?
Фрэн молча кивала, потом едва выговорила:
– Я позвоню.
Кейт приехала довольно быстро.
– Хорошо, что на дороге не было полиции, – сказала она легкомысленно, спускаясь по лестнице с сумкой Фрэн. – Ах, если бы было можно, я ездила бы куда быстрее!
– Ты сказала папе с мамой? – спросила Фрэн.
– Ну конечно, – ответила Кейт, – и когда уходила, отец как раз пытался дозвониться Джиму в Рим.
– Он не вернется раньше следующей недели, – мрачно заметила Фрэн.
– Да что ты говоришь, он сразу вернется, как только услышит о ребенке, – уверенно сказала Кейт, усаживая Фрэн в машину.
– Сомневаюсь, – покачала головой Фрэн. – Не думаю, чтобы он хотел ребенка.
– Чушь! – Кейт захлопнула дверцу и повернула ключ зажигания. – Даже если сейчас он не проявляет большого интереса, то все переменится, стоит ему впервые взять ребенка на руки. Вот увидишь.
– Джим не похож на других мужчин, – возразила Фрэн. – Он никогда не выказывает своих чувств.
– Но он же всегда был с тобой, ты должна его знать, – сказала Кейт, заводя мотор.
– И я так думала. Но видишь ли, что я вдруг поняла? Он никогда не рассказывал мне о своей семье, о своих родственниках, я даже не знаю, живы ли они…
– А может, и рассказывать нечего? – предположила Кейт, и, видя изумление Фрэн, пояснила: – Ну, ты же сама говорила, что он никогда не встречается с ними – кроме того дядюшки, который был на твоей свадьбе. Может быть, он хочет забыть о них.
– Может быть, – угрюмо отозвалась Фрэн. – Я только хотела бы знать, что он на самом деле чувствует.
Фрэн пробыла в клинике почти четырнадцать часов, когда в час сорок пять у нее родилась девочка, весом в семь фунтов три унции. Девочка, вступив в этот мир, тотчас закричала и тут же начала засовывать свой крошечный кулачок в рот.
– Она хочет есть, – сказала Кейт нянечке родильного отделения.
– Ну что вы, это невозможно, – возразила нянечка. – Новорожденные не испытывают чувства голода почти шесть часов после рождения.
Кейт лукаво улыбнулась:
– Ну, это вы расскажите ей. Моя племянница хочет есть.
Первый раз Фрэн позволили подержать девочку только вечером. Хотя она и собиралась назвать малышку Амандой, но, увидев дочку, передумала.
– Вылитый Джим, – сказала она, вглядываясь в ее крошечное личико.
– Действительно, – поддакнула Кейт.
Фрэн долго-долго смотрела на дочку.
– Я назову ее в честь Джима, – решила она наконец.
– Джимми? – обескураженно спросила Кейт.
– Нет, – улыбнулась Фрэн, – Джейми Виктория Линд.
Гаррисон Колби встретил Линда в аэропорту и повез в клинику.
– Хорошо, что ты успел на ранний рейс, Джим, – облегченно вздохнул он. – Ты же знаешь, что творилось с Фрэн последнее время. Она убедила себя, что раньше следующей недели ты не вернешься, что ребенок тебя не интересует.
Какая ерунда, – поморщился Линд. – Я пытался втолковать ей, пытался убедить ее, что и мне самому не хотелось бы оставлять ее в такое время, но что поделаешь? Я говорил с доктором, он сказал мне, что так часто бывает при беременности. Я, право, не знаю, что и делать, – остается только бросить фирму, не ходить на службу и сидеть дома.
– В этом нет никакой необходимости, Джим, – доверительно сказал ему Колби. – Теперь, когда родился ребенок, Фрэн успокоится и будет заниматься им с утра до вечера. За это я ручаюсь. Нет менее домашней женщины, чем Коллин, но и она оказалась превосходной матерью.
– Может быть, когда она придет в норму – физически, я хочу сказать, – депрессия перестанет ее мучить, – вслух подумал Линд. – Доктор Эллерман говорит, что это все из-за гормонов.
– Все будет в порядке, Джим, вот увидишь.
Линд приехал в клинику, когда Фрэн отдыхала. Он тихонько подошел к кровати и коснулся губами ее лба. Она открыла глаза:
– Джим… А я думала, что ты не вернешься раньше…
– И я пропущу появление на свет моего первенца? – усмехнулся он, стараясь говорить с тем энтузиазмом, которого она от него ждала и которого он совершенно не испытывал. – Тут уж ничто не могло меня задержать. – «Кроме КГБ», – подумал он подавленно.
– Ты уже видел ее? – спросила Фрэн.
– Я только что приехал, – покачал он головой. – Твой отец встретил меня в аэропорту.
– Она так похожа на тебя – ну, просто вылитый ты, только крохотный. Надеюсь, ты не будешь возражать – я решила назвать ее в твою честь. Джейми Виктория. Ну как, ничего звучит? – спросила она обеспокоенно.
– Потрясающе, – признал он. – Я польщен.
– Ну, в конце концов, это твоя дочь, – сказала Фрэн. – Да и похожа она на тебя.
Он слегка взъерошил ей волосы.
– Вот ведь ужас, а?
– Мало того, – улыбнулась она, – Кейт говорит, что она закричала во все горло, увидев свою тетку. И родилась она голодной.
– Ну тогда, – усмехнулся он, – это точно моя дочь.
В дверь заглянула нянечка.
– Миссис Линд, вам сейчас принесут дочку. – Она увидела Линда: – А это ваш муж?
– Да, – широко улыбнулась Фрэн.
– Мистер Линд, если вы собираетесь остаться, вам нужно надеть халат и хирургическую маску. Таковы требования в нашей клинике, – сказала она извиняющимся тоном.
– Ладно – я могу подождать за дверью… – начал было Линд.
– Ах, нет, только не это! – быстро перебила его Фрэн.
Ты должен познакомиться с дочкой. – Она повернулась к нянечке: – Принесите ему халат и маску.
– Хорошо, мэм.
Линд чувствовал себя нелепо в хирургической маске и в мешковатом халате, с завязочками на спине, но ему хотелось доставить Фрэн удовольствие. Он подержит ребенка, если ей так уж этого хочется, сейчас он готов был повиноваться всем ее капризам. «Главное не уронить ребенка», – думал он с беспокойством. Дети всегда раздражали его.
Минут через пятнадцать нянечка внесла маленький розовый сверток, подала его Фрэн, а затем повернулась к Линду.
– Теперь понятно, чей это ребенок, – весело произнесла она.
– Это мне уже говорили, – усмехнулся Линд.
Фрэн кивнула ему, чтобы он сел рядом, и отвернула край одеяльца. Он взглянул на крошечное личико. «О Господи, подумал он, – как она похожа на меня!»
– Можно я подержу ее? – услышал он свой голос.
– Разумеется, – Фрэн передала малютку ему, показав, как надо ее держать. – Не бойся, – сказала она, – не уронишь. Она куда крепче, чем кажется; к тому же вспомни, она переживет нас с тобой.
Но Линд не слушал. Он смотрел на крошечное, сморщенное личико, которое бессмысленно таращилось на него с абсолютной доверчивостью. Это было его лицо, с твердыми чертами, его темно-зеленые глаза, похожие на еловую чащу, его волосы. Маленькая головка была покрыта каштановыми завитками. До этой минуты Джима Линда не занимали мысли о смерти и о продолжении рода. У него не было потребности в семье и детях. Но сейчас, глядя на личико своей новорожденной дочки, он был преисполнен чувств и сам был потрясен силой собственной любви, любви, на которую, ему всегда казалось, он был не способен. Все, что накопилось в его душе за долгие годы замкнутой жизни, вдруг вылилось сейчас на крохотное создание, которое он держал на руках. На какое-то мгновение для него перестал существовать весь мир – Фрэн, Колби, персонал клиники, Гарри Уорнер, ЦРУ, КГБ. Все для него исчезло – кроме крошечного существа, которое он с бесконечной нежностью держал в своих руках. Ни за что на свете он не хотел бы его теперь выпустить.
Джейми, думал он, смогу ли я рассказать тебе когда-нибудь, как сильно я тебя люблю?
