Текст книги "Время легенд (сборник)"
Автор книги: Норма Бейшир
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Глава 11
Саутгэмптон, июль 1984 года
– Знаешь, я страшно волнуюсь, – призналась Андреа. – Так и вижу, как иду по проходу в церкви, спотыкаюсь и падаю со всего размаха.
Джейми захохотала и подошла к ней, чтобы поправить фату, украшенную шелковыми белыми цветами и мелким жемчугом.
– Успокойся, – сказала она убежденно, – люди каждый день венчаются.
Андреа встревоженно взглянула на нее.
– Но я-то первый раз! – вновь запричитала она. – А вдруг я наделаю каких-нибудь глупостей?
– Смотри на это иначе, – усмехнулась Джейми. – Если ты и совершишь глупость, то по крайней мере ты сделаешь это с помпой. А зная твою мать, можно быть уверенной, что она никому ничего не позволит заметить! – Джейми поправила длинную фату.
Андреа повернулась к ней, складки белого шелка взметнулись вокруг ее ног.
– Вот спасибо!
– Стой смирно, – приказала Джейми, закрепляя вуаль большими заколками, – не то потеряешь фату.
– Не потерять бы голову.
Джейми улыбнулась:
– Может, вам с Томом стоило сбежать?
– Я так и хотела, – вздохнула Андреа. – Но родители и слушать не стали, особенно мама. Весь этот цирк – ее рук дело.
Джейми оглядела свадебный наряд подруги – на двадцать тысяч долларов шелку, жемчуга и старинных кружев. Невиданное платье, которое, без сомнения, украсит страницы библии швейной индустрии – журнала «Женская одежда». Китти Марлер может гордиться – даже подвенечное платье ее дочери будет вынесено в газетные заголовки, мысленно забавлялась Джейми.
Андреа подошла к туалетному столику, надела тройную нитку жемчуга и серьги. Джейми, стоя перед зеркалом, отразившим ее в полный рост, придирчиво осматривала собственный туалет. Энди сдержала слово – ни единой розовой нитки. Темно-абрикосовое платье из шелка, простое, приспущенное с плеч, обрамленное широкой полосой гофрированных кремовых кружев. В широкополой шляпе из оранжевого вельвета она напоминала красотку с юга. Наряд для исполнительницы роли Скарлетт О’Хара, хмыкнула она без восторга. Определенно не ее стиль, но для данного случая сойдет.
Выглянув в окно, она увидела собирающихся на лужайке гостей. Образцовый сад, как на картинке, был разукрашен белыми широкими лентами, и кругом, куда ни кинешь взгляд – белые цветы. Белый ковер тянулся от дверей во внутренний дворик, куда должны были выйти невеста со своей свитой, до алтаря, где уже дожидались священник и жених. С противоположной стороны стояли стулья для приглашенных. Джейми вспомнились свадебные фотографии ее родителей.
«А это что такое, папочка?» – спросила однажды Джейми, вытаскивая из ящика толстую книгу в белом кожаном переплете. Ей тогда было всего шесть лет, и она с трудом удерживала тяжелый фолиант.
Отец какое-то мгновение молча смотрел на него, и странное выражение появилось на его лице.
– Это наш свадебный альбом, принцесса, – сказал он наконец. – Фотографии из тех времен, когда мы с твоей мамой были женаты.
– Были? – Джейми склонила голову набок, глаза ее заблестели от любопытства. – А разве сейчас вы не женаты?
Отец засмеялся.
– Ну, разумеется, принцесса, – потрепал он ее по волосам. – Я лишь хотел сказать…
– Можно посмотреть? – нетерпеливо попросила она.
– Если хочешь, давай, посмотрим вместе.
Она радостно кивнула. Посадив ее к себе на колени, он открыл альбом с большими фотографиями чудесной, романтической свадьбы. Для Джейми они были как картинки из книжки волшебных сказок – принцесса и ее великолепный принц.
– Какая мама была красивая, правда? – завороженно произнесла Джейми.
– Она и сейчас красивая, солнышко, – возразил он очень мягко.
– Она гораздо симпатичнее, когда улыбается, – решила Джейми и для убедительности ткнула маленьким пальчиком в одну из фотографий. Потом, нахмурившись, посмотрела на отца: – Но теперь она почему-то не улыбается.
Отец покачал головой.
– Да, принцесса, – ответил он, покачивая ее на колене. – Твоя мама заболела и поэтому перестала улыбаться.
– И теперь она умрет, да, папочка? – спросила она, и ее мордашка сморщилась от огорчения.
Он был ошарашен ее вопросом.
– Нет, солнышко, ну, конечно же, нет!
Но он ошибся. Мамы не стало ровно через две недели.
Уже смеркалось, когда Джейми улизнула со свадебного пиршества, с облегчением влезла в джинсы и майку и полетела на своем «джипе» обратно на Манхэттен. Выруливая по скоростному Лонг-Айлендскому шоссе, она поймала себя на мысли, что думает о доме на Саунд-Бич, где она выросла. Когда она ушла оттуда? Лет шесть назад? Несмотря на все, что там случилось и стало причиной ее внезапного отъезда, она скучала по старому, беспорядочно выстроенному дому. Там прошли лучшие годы ее жизни. Интересно, изменилось ли там что-нибудь после ее отъезда?
Повинуясь безотчетному порыву, она свернула на 21-ю дорогу и покатила на Саунд-Бич. Крутясь по спиралям шоссе, идущего по Лонг-Айленду вдоль залива, она решила, что здесь ничего не изменилось. Да и дома те же, хотя, возможно, за это время они и сменили хозяев. Семьи многих детей, с которыми она когда-то играла, разъехались, да она почти и не встречалась с ними, поступив в 1974 году в Принстон.
Она оставила свой «джип» на стоянке недалеко от ворот во владения Линдов и вылезла, чтобы оглядеться. Взобравшись на белую ограду, она всматривалась в свой дом, стоявший отсюда всего в нескольких сотнях ярдах. Похоже, внешне он не изменился, хотя его было плохо видно. Там все еще жили Харкорты. В ее доме. Она могла бы выкинуть их, как только раскрылся их обман, но потом махнула на них рукой. Это было пустым вздором в сравнении с болью, которую она испытала в тот апрельский день и которая не оставляла ее до сих пор. Главным тогда для нее было убраться от них как можно дальше.
Но почему они так вцепились в этот дом? Вот что ее интересовало. Они всегда уверяли, что приехали сюда только затем, чтобы присматривать за ней после «смерти» ее отца. Но ведь отец не умер, размышляла Джейми, и давний гнев снова захлестнул ее душу. Она вспомнила тот день, когда нашла на чердаке походный рундук отца, битком набитый письмами и подарками от него. Они не позволяли ей даже взглянуть на них. Если он жив, почему они хотели заставить ее поверить в его смерть? И ради чего они с такой дьявольской изощренностью пресекли все его попытки связаться с ней?
Ее всегда волновали вопросы, на которые она не находила ответа. Так ее мучало, что Джозеф и Элис Харкорты не доводились ей тетей и дядей. Почему она все время чувствовала это? Что же, может, и жаль, что так. Джозефа она всегда любила, да и он хорошо к ней относился в отличие от Элис. Он хоть старался понять ее и даже, как ей казалось, раскаивался в том горе, которое они ей причинили. Но Элис она никогда не доверяла, и тогда, на чердаке, поняла почему. Она врала всегда и во всем – так почему Джейми должна ей верить, что они состоят с ней в родственных отношениях?
Вспоминая прошлое, Джейми понимала, что Джозеф иногда пытался что-то объяснить ей, правда, не называя вещи своими именами, убеждал ее не забывать отца, верить тому, что подсказывает ей сердце. Может быть, он не решался ей сказать главное, думала она. Ни в чем не было смысла. Кто другой, глядишь, и поверил бы всем этим байкам, но Джейми знала своего отца. Она знала, что ее отец никогда не покинул бы ее, если бы предполагал, что больше не вернется. Никогда!
У самого дома внезапно вспыхнули автомобильные фары, и она услышала, как заработал мотор. Машина двинулась к въездным воротам, и Джейми, не желая быть замеченной, соскочила с ограды, плюхнулась в «джип» и успела удрать на несколько минут раньше, прежде чем машина выехала за ворота. «Когда-нибудь я вернусь сюда», – пообещала себе Джейми.
Но только после того, как ноги их здесь не будет.
– Уличные бандиты, – громко возвестила Джейми.
– Что? – Бен Роллинз, коренастый, лысоватый толстяк в очках с толстыми линзами, оторвал взгляд от желтого блокнота, в котором он неразборчивым почерком делал пометки перед предстоящей летучкой.
– Я напишу о них статью, – сказала она, беря кофейную чашечку. Кофе она никогда не пила, поэтому в ее чашечке всегда был либо фруктовый сок, либо «диет-кола». – Все как обычно – фотографии, комментарии полиции и люди, которые стали их жертвами…
– А кто на этот раз стал жертвой полиции? – влез в разговор Майк Тернер.
– Никто, – резко оборвала его Джейми, – ты, как всегда, слышишь звон, да не знаешь, где он.
– Нет, я слушал тебя внимательно, – возразил он. – Ты сказала, что собираешься проинтервьюировать полицию и людей, которые стали их жертвами.
– Сделай одолжение, – попросил его Роллинз. – Накатай «Историю восхождения на крышу Эмпайр-Стейт-Билдинг по наружной стене». – Потом он повернулся к Джейми. – Так что ты предлагаешь?
– Можно сделать потрясный материал, Бен, – горячо начала она. – Вдруг мне удастся поговорить с кем-нибудь из бандитов…
– Но ведь это, по-моему, опасно? – осведомился Роллинз.
На другом конце длинного стола для совещаний раздался сдавленный смешок.
– Хотите покончить счеты с жизнью, мисс Линд? – с обычной язвительностью спросил Тиренс Хильер. Хильеру было тридцать семь, но выглядел он на сорок семь, а уж вел себя на все восемьдесят семь, как частенько подтрунивал над ним Майк Тернер. Длинный, невообразимо худой, Хильер славился немыслимо прямым пробором и постоянным нерасположением ко всем и вся. Он был не прочь рискнуть, но только чужой шкурой.
– Ах, ты и это хочешь зарубить, да, Терри? – спросила возмущенная его сарказмом Джейми.
– Да как тебе сказать, – тотчас парировал он. – Если тебе надоело жить и ты решила пожертвовать рукой или ногой ради статьи в газете, я ничего не имею против. – Неприязнь возникла между ними с первых дней работы Джейми в газете, сразу после того, как она осмелилась оспорить его решение, ну а уж когда Хильера повысили, война между ними приобрела невиданные масштабы.
Вмешалась Кэрин Барнс, заместитель Тернера.
– А я считаю, что Джейми права! – Она метнула убийственный взгляд в сторону Хильера. – Это очень актуально, на такой материал читатель накинется с жадностью.
– Это может быть даже репортаж с места преступления, – подхватил Бен Роллинз. – А с талантом Джейми нащелкать неожиданных беспристрастных снимков ничего не стоит, и газета получит заряд, которого давно не хватает. – Он повернулся к Джейми. – Валяй. Считай, что тебе дали зеленую улицу.
– Спасибо, Бен, – улыбнулась Джейми.
Совещание закончилось на пятнадцать минут позже из-за споров о том, что писать о прогрессе, и о том, как оживить устаревшие рубрики. Когда Джейми собирала карандаши, блокноты и диктофон, к ней вновь прилип Майк Тернер.
– Счастливого пути, Рыжая, – широко осклабился он.
– Спасибо! – Она даже не подняла головы.
– Вот уж удивила так удивила! – тихо произнес он, не обращая внимания на то, что она явно не хочет с ним иметь дела.
На этот раз она взглянула на него:
– Это еще почему?
Тернер сунул руки в карманы.
– Ну еще бы – женщина и берется за такую тему!
Джейми спокойно отложила собранные ею вещи и резко повернулась к нему:
– И что же из того?
Да ладно, Рыжая, брось нападать на меня, – усмехнулся он. – Просто интересуюсь, вот и все. Почему девушка вроде тебя вдруг собирается гоняться за бандитами по сомнительным кварталам?
Джейми прикусила кончик языка, пытаясь взять себя в руки.
– Вроде меня? – переспросила она осторожно.
– Ну да.
Глаза ее сузились от гнева.
– К твоему сведению, мистер Развязный-заведующий-искусством, пока ты сидишь в своем роскошном офисе с кондиционером и что-то там такое кропаешь, за что тебе почему-то платят денежки, я из кожи вон лезу, чтобы раздобыть материал для очередной статьи. И к твоему сведению, я даю репортажи с места самых ужасных событий. Авиакатастрофы, политические манифестации, грабежи, разбои, убийства – вот моя специальность еще с тех пор, когда тобою здесь и не пахло! Так что нечего болтать: пристало или не пристало делать подобный репортаж «девушке вроде меня»!
– Да подожди же… Я никогда не говорил… – начал было он.
Она ожгла взглядом.
– Знаешь что? Мне всегда казалось, что твои выходки объясняются недостатком остроумия, – сказала она ледяным тоном, вновь берясь за свои вещи. – Но я ошиблась. Ты обыкновенный ублюдок. – Она вышла из комнаты, оставив его – и всех прочих – с раскрытыми ртами.
Дело в том, что они не принимают всерьез женщину-фотожурналиста – они меня не принимают всерьез, обиженно думала Джейми, пока шла по западной Тридцать четвертой улице к станции метро «Пенсильвания-стейшн»; большая сумка, висящая у нее на левом плече, била ее по бедру в такт быстрому, спортивному шагу. Они не видят в ней серьезного журналиста. Для них – во всяком случае, для большинства, – она всего лишь избалованная богатая девчонка, которая может позволить себе иметь хобби. Для них не важно, что она сирота, что у нее были опекуны, что она предоставлена самой себе с детства и научилась быть независимой, пусть в этом и не было большой необходимости. Она была для них внучкой Гаррисона Колби – человека не из самых богатых, но в свое время одного из самых влиятельных в Вашингтоне. Каких только преимуществ у нее не было, – так они думают, мрачно размышляла Джейми.
Ей приходилось работать в два раза больше, чем остальным, чтобы доказать, что и она чего-то стоит. Она знала, что преуспела в своей профессии, ее снимки чаще, чем чьи-либо, появлялись на страницах «Уорлд вьюз», за последние пять лет ей трижды присуждали премии. Одна манхэттенская галерея предложила ей даже сделать авторскую выставку своих лучших работ. И все же некоторые из ее коллег – вроде Тернера или Хильера – считали, что все ее успехи – лишь случайность или объясняются магическим именем и влиянием Колби. Джейми вновь заулыбалась: Тернер ни одну женщину не принимает всерьез, пока не переспит с нею. Да и тогда тоже, подумала она рассеянно.
Она почти бегом спустилась в подземку и оказалась перед турникетом как раз тогда, когда пришел поезд, и пассажиры вывалились из открывшихся дверей, как стадо, выпущенное на луг. Вынув из кармана жетон, Джейми опустила его в щель автомата и втиснулась в переполненный поезд. Свободных мест не было, теснота адская, так что она едва протолкалась в проход и встала между прилично одетым светловолосым мужчиной лет под пятьдесят, с пачкой газет под мышкой и черным медицинским чемоданчиком в руках, и женщиной средних лет с переполненной пластиковой сумкой, порвавшейся с одной стороны. Ее обтрепанной шляпке было по меньшей мере лет двадцать, судя по ее фасону и виду.
Бродяги, подумала Джейми, глядя через ее плечо на двух грязных, небритых оборванцев, стоявших у самых дверей. И где только они берут жетоны?
Поезд остановился на Таймс-сквер. Хотя часть пассажиров вышла, мест по-прежнему не было. Черт, подумала она, цепляясь за поручень, когда поезд тронулся. Может, на следующей станции.
Ее сдавили со всех сторон, вдруг она почувствовала, как чья-то рука медленно движется по ее спине. Отвратительный запах немытого тела и дешевого виски вызвал у нее приступ тошноты. Взглянув через плечо, она увидела оборванца, исподлобья глядящего на нее.
– Если ты не хочешь расстаться с рукой, то немедленно убери ее! – прошипела она яростно. Застигнутый врасплох, парень испуганно отшатнулся и затесался в толпу подальше от нее.
Джейми облегченно вздохнула. Голову даю на отсечение, он не мылся с позапрошлого Рождества, подумала она, так и не поняв, хотел ли он погладить ее или забраться в карман.
Она вышла из подземки на Семьдесят второй улице и два квартала прошлась пешком. Она терпеть не могла подземку и пользовалась ею в самом крайнем случае. Но все же это проще, чем поймать такси или припарковать «джип», решила она, поднимаясь к себе домой.
Бросив вещи на диван, она машинально включила автоответчик и просмотрела почту. Но мыслями она еще была на редакционной летучке. Вспоминая о Майке Тернере или Терри Хильере и их самодовольных насмешках, она вновь и вновь ловила себя на огромном желании отхлестать их по щекам, стереть улыбочки чеширских котов с их физиономий.
В конце концов так и будет, подумала она упрямо.
Джейми проснулась и ошалело вскочила. Приготовившись обороняться, она оглядела темную спальню, сначала даже не соображая, где она. Разве она заснула? Ну конечно, и ей приснился отец. Что он жив и что он здесь, что ему грозит опасность, но он пытается добраться до нее.
Впотьмах она нащупала выключатель и зажгла настольную лампочку у кровати. Со сна свет показался ей слишком ярким, и она заслонила глаза ладонью. Ее била дрожь. Как часто за последние годы ее мучили подобные сны! Как много бессонных ночей пролежала она, думая об отце и о том, что же случилось с ним в то Рождество в Париже! Узнает ли она когда-нибудь правду?
Увидит ли она когда-нибудь отца снова?
Глава 12
Нью-Йорк, август 1984 года
Такси притормозило возле одного из длинных черных лимузинов, припаркованных напротив отеля «Плаза» на углу Пятой авеню и восточной Пятьдесят девятой улицы. Джейми выбралась с заднего сиденья и взбежала по ступенькам к парадным, отделанным бронзой дверям. Приветливо кивнув швейцару, любезно придержавшему перед ней дверь, она скользнула мимо него, пересекла многолюдный холл и поднялась в Эдвардианский зал – высокая, прямая, с болтающейся на боку фотокамерой. Метнув быстрый взгляд на часы, она обнаружила, что уже 11.15. Она опаздывала на целых четверть часа! Вероятно, уже началось, огорченно подумала она.
Подлетев к дверям и озираясь по сторонам, она столкнулась с господином, выходившим из зала. Вскинув голову, она наткнулась на взгляд таких небесно-голубых глаз, каких она никогда не видела. Да он и сам не так плох, решила она в ту же долю секунды, пробежав взглядом фигуру стоящего перед ней мужчины. Очень высокий – на добрых шесть дюймов выше ее самой, худощавый, наверное, даже чересчур для его сложения, с твердыми чертами лица и ослепительной улыбкой под густыми, аккуратно подстриженными усами. Темные, волнистые волосы, пожалуй, чуть длиннее, чем нужно. Но к чести его парикмахера, выглядело это довольно стильно. А он куда лучше в жизни, чем на экране телевизора, решила Джейми, узнав в нем Мартина Кэнтрелла, ведущего вечерних новостей Ти-би-си.
– Простите… – выдохнула она.
– Простите… – выпалил и он в то же мгновение.
И оба рассмеялись. Он сделал шаг назад, пропуская ее в зал, и пошел за ней, сопровождаемый телеоператором с аппаратурой.
– Здесь не получится хорошей записи, Марти, – услышала она голос оператора.
– Похоже, ты прав, – согласился тот.
– Вот что получается, когда опаздываешь, – шутливо посетовала Джейми.
– Я попал в пробку, – сказал он с улыбкой. – А вы почему?
– По той же причине, – призналась Джейми. – Вы, по крайней мере, приехали на телевизионном автобусе, а мне пришлось буквально оттолкнуть двух милых старушек, чтобы схватить такси! Вы себе представить не можете, как тяжело было сегодня поймать машину!
– Очень даже могу, – кивнул он. – Я битый час простоял утром на пороге своего офиса, прежде чем подрулила хоть какая-то машина, и решил, что ночью наверняка опять началась забастовка таксистов.
– Есть только один выход, – поделилась своим опытом Джейми, – подземка. Наверняка я не опоздала бы, если бы поехала на метро.
Он поднял брови.
– Подземка? – понимающе усмехнулся он. – Здорово! Вами нельзя не восхититься! На подземку отваживаются лишь самые мужественные женщины.
Джейми оглядела зал.
– Кажется, мы не самые последние. Даже почетных гостей еще нет, – сказала она.
– Сенатор попал в пробку по дороге из Ла-Гуардии, – отозвался репортер, стоящий справа от Джейми. – Говорили всего о «нескольких минутах», но, откровенно, я что-то начинаю в этом сомневаться.
– Это ужасно! – Джейми завела глаза в притворном расстройстве.
Мартин Кэнтрелл хмыкнул.
– Не знаю, приезжает сенатор ли Марлоу вовремя хоть когда-нибудь, независимо от того, есть ли пробка на дороге или нет, – доверительно сказал он Джейми. – Во время последних выборов о нем даже ходила шутка – дескать, сенатор Марлоу приходит поздно, но не в последнюю минуту. Все еще гадали, успеет ли он выставить свою кандидатуру.
– На выборы политики никогда не опаздывают, даже если они способны опоздать на собственные похороны, – умудренно заметила Джейми.
– У вас что, есть опыт в подобных делах? – спросил он с некоторым любопытством.
– Пустяки, – качнула она головой. – Мой дедушка занимался политикой.
– И кто же это? – заинтригованно спросил он.
– Гаррисон Колби.
Толпа беспокойно зашевелилась, когда один из помощников сенатора Марлоу вышел на сцену и подошел к микрофону.
– Сенатор уже здесь, – возвестил он. – Через минуту он к нам присоединится.
– Эту песню мы уже слышали, – буркнул какой-то репортер с дальнего конца зала.
Джейми снова повернулась к Кэнтреллу.
– Может быть, день и не будет вовсе потерянным.
– Для меня-то во всяком случае, – улыбаясь, заявил он. – По крайней мере, я надеюсь на это, если вы, конечно, не откажетесь поужинать со мной сегодня.
– Поужинать?.. Но ведь мы не знакомы! – Она сделала вид, что шокирована его приглашением.
– Ну, это можно легко исправить! – Он немедленно протянул ей руку. – Я Мартин Кэнтрелл, Ти-би-си, программа новостей.
– Вы всегда так представляетесь? – засмеялась она. – Как в концовке телепередачи?
– Только когда хочу произвести должное впечатление, – сказал он.
– Ах так. – Она медленно кивнула. – В таком случае должна признаться, что я вас узнала: каждый вечер вижу вас на экране. А я Джейми Линд, еженедельник «Уорлд вьюз».
Он усмехнулся:
– А вы всегда представляетесь подобным образом?
– Ну нет, – засмеялась она. – Только когда пытаюсь произвести впечатление. Кстати, об ужине…
Джейми редко назначали свидания. Ее чувства еще в детстве были подвергнуты испытаниям, о которых нельзя забыть, и она неохотно сближалась с кем бы то ни было. У нее было лишь несколько близких друзей, вечера она предпочитала проводить в дружеском трепе со своими коллегами. Она уверяла себя, что ей безразлично, если товарищ по профессии вдруг окажется привлекательным мужчиной, – вот таким, например, как Марти Кэнтрелл. Он ей очень понравился, и, по крайней мере, от себя она не стала этого скрывать.
– Скажите, пожалуйста, мистер «Новости», – почему ведущий такой известной и обширной программы, как ваша, вдруг заинтересовался такими незначительными сюжетами, как выступление сенатора Марлоу?
– Наверное, это дань моему прошлому, – усмехнулся он. – Я начинал диктором на маленькой радиостанции в родном городе, – ответил он, потягивая светлое канадское пиво.
– А откуда ты?
– Браунсвил, Техас, – с этого все началось, – сказал он. – А потом Бока-Ратон. Флорида, Майами и Атланта – по порядку.
– Цыган! – подытожила Джейми. – Вроде меня.
Глаза их встретились.
– Мы одной крови.
Когда официант принес заказ, Джейми не смогла удержаться от гримасы. В отличие от большинства коренных ньюйоркцев пища в первозданном виде ее совершенно не прельщала. Ей не нравилось непрожаренное мясо, не говоря уж о сырой рыбе. «Вот влипла!» – сокрушенно подумала Джейми. Марти хмыкнул, как будто прочел ее мысли.
– Это тунец, – кончиком палочки он ткнул в темно-красные кусочки на ее тарелке. – Здесь все подают в натуральном виде и холодное. А не тепловатое и не в желе, как в иных местах.
Джейми попробовала и была приятно удивлена.
– А это что? – спросила она, показывая на коричневый шарик, окруженный ожерельем из морской травы.
– Дары моря.
– Нет, а что именно?
– Осьминог.
Она сморщила нос, брезгливо отставляя тарелку.
– Нет уж, спасибо.
Мартин заливался смехом, глядя на ее гримасы.
– Да ты попробуй, – уговаривал он. – Очень вкусно. Правда.
Но Джейми только непреклонно трясла головой.
– Ну нет, у меня принцип – не есть того, кто может съесть меня, – отрезала она, холодея от самой мысли, что это берут в рот.
– Но как же он тебя съест? – развлекался Марти. – Ведь он неживой.
Поставив локти на стол, от чего ее в детстве так и не сумели отучить и подперев рукою подбородок, она посмотрела на него испытующим взглядом.
– А чтобы потом, – осторожно начала она, – мне не пришлось бороться с желанием придушить кого-нибудь самой.
Позже она решила, что, несмотря на осьминога, вечер был чудесным. Марти настоял на том, чтобы проводить ее домой, хотя она горячо уверяла его, что в этом нет никакой необходимости. В спорах и разговорах он довел ее до самых дверей.
– Лучше поторопись, – сказала она, вставляя ключ и открывая дверь. – Уже поздно.
– Ну и что? – Он вошел вслед за ней. – Какая разница.
– Вряд ли ты что-нибудь выиграешь. – Она чувствовала себя не в своей тарелке.
– Не важно. – Он слегка прижал ее к стене. – Я занесу это в статью расходов. Расписание уместно только на железных дорогах. – В темноте он коснулся ее губами.
– Без этого не можешь уйти? – пролепетала она, когда он слегка ослабил поцелуй.
– Ммм… конечно, могу. – Его язык властно коснулся ее языка. Руки обвились вокруг ее талии, и к своему ужасу она ощутила, как набухают у нее соски под шелковой блузкой; она не сомневалась, что он тоже чувствует это. Он просунул руку под тонкую ткань блузки, пальцы его проворно расстегнули застежку лифчика, теплая ладонь легла на грудь. Стены закружились перед глазами Джейми от его настойчивых прикосновений, а он прижимался к ней все откровеннее, не оставляя никаких сомнений в своем намерении. Его пальцы нежно теребили ее сосок. Набрав побольше воздуху, она внезапно оттолкнула его.
– Марти… – прошептала она.
Он пытался разглядеть ее в темноте.
– Извини, – вздохнул он. – Я не хотел тебя обидеть… Просто я подумал…
– Я к этому не готова, – сказала она, глядя в пол.
Он кивнул и почесал затылок с видом не то разочарования, не то недовольства, а может быть, и того, и другого.
– Что же, пора убираться.
Она лишь кивнула.
– Начало обескураживающее, – улыбнулся он. – А может быть, попробуем еще раз – с самого начала?
– Конечно, – она попыталась улыбнуться. – Почему бы и нет?
– Завтра вечером.
Она вновь кивнула.
– Куда ты хочешь пойти? – Он заметно нервничал.
– Ну, если ты мне предоставляешь выбор, то туда, где французская или итальянская кухня. – Она улыбнулась. – Осьминогов с меня довольно.
– Больше никаких осьминогов, – пообещал он. – Я знаю отличный итальянский ресторанчик в восточной части Манхэттена.
– Обожаю итальянские блюда.
Он ушел, дверь захлопнулась, и лифт отвез его вниз. Только тогда она перевела дух с облегчением. Как давно она не позволяла себе никаких увлечений, а тем более близости! Как давно ей никто по-настоящему не нравился, – хотя кое с кем она изредка встречалась. Сила ее чувственного влечения к Марти Кэнтреллу удивила ее гораздо больше, чем его интерес к ней. Пока речь идет только о чувственном влечении, это не опасно, заверила она себя. Пока оно не перерастет во что-то большее.
Они виделись каждый день. Если удавалось выкроить свободную минуту в жестких графиках работы обоих, вместе обедали. Побывали в лучших ресторанах: «Манхэттенском базаре», «Фонда ла Палома», «Глочестер Хаус». А иногда покупали сосиски прямо на улице или с сумкой бутербродов отправлялись в Центральный парк. Ужинали они теперь всегда вместе, а по выходным обошли все художественные галереи, от Мэдисон-авеню до Сохо. Исходили весь Манхэттен вдоль и поперек, облетели вокруг статуи Свободы, хотя она ремонтировалась и была в лесах. Они шли то на балет, то на открытый концерт в парке, явно наслаждаясь обществом друг друга, но попыток затащить ее в постель Мартин больше не предпринимал. «Подожду, пока ты будешь готова», – пообещал он.
Я-то готова, думала она, задумчиво глядя, как он расстилает одеяло на лужайке, недавно названной ими «Земляничной поляной», в Центральном парке. В желтой футболке и оливкового цвета брюках он был неотразим и казался еще более привлекательным, чем в итальянском костюме, в котором он водил ее на балет. Да разуй же ты глаза, думала она с досадой.
– Позвольте спросить, о чем это вы задумались? – поинтересовался Марти, извлекая всякие вкусности из сумки с припасами. – Судя по твоему лицу, это что-то весьма соблазнительное.
– Так, всякая ерунда, – улыбаясь, отмахнулась она.
– Нет, ерундой это не кажется, особенно с того места, где я сижу. – Он откупорил бутылку и, достав из сумки стаканы, разлил вино и протянул ей стакан. – Итак, будешь признаваться?
– Но в чем? – засмеялась она.
– А во всяких неприличных мыслишках, которые вертятся в твоей прелестной головке, – подшучивал он над ней, не забывая потягивать вино.
Она тоже сделала глоток.
– Откуда тебе известно, какие у меня мысли – приличные или нет?
– По лицу видно. На нем написано абсолютно все, хотя ты и витаешь в облаках. – Он растянулся на одеяле, опершись на локоть. – Для опытного телеведущего понять язык мимики и жестов проще простого. А у тебя, дорогая моя, самая непристойная улыбка, какую мне только доводилось видеть.
– Ну уж благодарю!
– А я-то считал это комплиментом, – оскорбился он. – Страшно люблю порочные улыбки – особенно на таком хорошеньком личике. – Он допил свой стакан и взял стакан из ее рук. Там было еще вино, и он, не рассчитав, расплескал его на одеяло, но даже не заметил этого. – Ну-ка, поди сюда, – сказал он вдруг охрипшим голосом, привлекая ее к себе. Он поцеловал ее долгим-долгим поцелуем, и Джейми, обвив его шею руками, ответила ему с неменьшей горячностью. Она хотела его – она это уже очень хорошо знала, и он хотел ее тоже. Но едва его руки скользнули вдоль ее тела, она мгновенно протрезвела.
– Лучше давай подкрепимся, – вздохнула она, оттолкнув его.
– Потом. – Он вновь потянулся к ней.
Она резко отпрянула и развела его руки.
– Ты что? Ведь мы тут не одни, вдруг кто заметит, – протестующе покачала она головой. – Зайди мы чуть дальше, ты непременно появился бы в сегодняшних вечерних новостях, но не в качестве ведущего!
– Ну и прекрасно. Я так люблю привлекать внимание! – посмеивался он с видом искусителя.
– Да? А я нет! – отрезала она, вытряхивая из сумки все, что там еще оставалось. – Ну-ка, несчастный развратник, давай ешь!
– Славно прогулялись, правда! – возбужденно говорила Джейми, входя вместе с Марти в свою квартиру. – Как-нибудь еще раз выберемся туда же, хорошо?
Он опустил сумку на пол.
– Знаешь, у меня есть кое-какие планы на самое ближайшее время, – сказал он, захлопывая дверь.
– Правда? – Она повернулась к нему с понимающим видом. – Что же пришло тебе в голову, мистер Распутный телеведущий?
В глазах его вспыхнуло желание.
– Можно подумать, что ты до сих пор не знаешь, – мрачно ответил он.
– Ну… кажется, знаю, – произнесла она едва слышно, слегка кивнув головой.
– Я терпеливо ждал, – произнес он, медленно приближаясь к ней, – я не торопил тебя. – Он подошел совсем близко. – Сколько месяцев, Джейми! Я сдержал свое слово…








