Текст книги "Танец ее мечты"
Автор книги: Нора Робертс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)
Внимательно глядя на нее, он понял, что она вовсе над ним не смеется. Глаза его выразили досаду оттого, что она так легко его раскусила.
– Вы очень проницательны.
– Ой, простите, я не подумала! – так искренне сказала она, что его раздражение исчезло. – У меня ужасная манера делить людей на категории. Если бы кто-нибудь проделал это со мной, я бы так разозлилась! – Она умолкла, прикусив нижнюю губу. – А насколько точно я угадала?
– Довольно точно. – Против ее простодушия невозможно было устоять.
Она засмеялась, закинув голову, так что ее волосы взметнулись вверх, затем снова упали на плечи. Потом уселась на стуле в позе лотоса, подогнув под себя ноги.
– Вы не обидитесь, если я спрошу вас, почему вы решили финансировать пьесу о стриптизерше?
– А могу я поинтересоваться, почему вы играете в пьесе о стриптизерше?
Мадди улыбнулась ему, как учительница, довольная ответом своего ученика.
– Потому, что мне очень понравился этот мюзикл. Достаточно прочитать сценарий, даже без песен и танцевальных номеров. Музыка, конечно, расставляет свои акценты, но даже без нее история очень интересная. Мне нравится, как личность Мэри развивается, хотя по сути она остается верна себе. Ей приходится быть жесткой и резкой, чтобы выжить, но в итоге она добивается своей цели. Она стремится к успеху и борется за него, потому что этого заслуживает. Единственная проблема – это то, что она действительно любит героя пьесы. Он олицетворяет все, к чему она стремится в материальном отношении, но она буквально теряет из-за него голову. И тогда уже для нее становятся безразличными и деньги, и положение, но в конце концов она все равно выбивается в люди и становится богатой. Мне это по душе.
– И разумеется, в конце пьесы все счастливы, да?
– А вы не верите в счастливый конец?
По лицу его словно тень промелькнула. Любопытно!
– В пьесах – верю.
– Тогда мне стоит рассказать вам о моей сестре.
– О той, что пользуется у мужчин таким успехом?
– Нет, про другую. Кстати, вы любите эклеры? Я купила один для вас, и, может, вы поделитесь немного со мной. Мне будет трудно отказаться.
Черт побери, она все больше нравилась Риду. Определенно, она не его круга и стиля, слишком живая и непосредственная, но есть в ней что-то такое…
– С удовольствием полакомлюсь эклером, – улыбнулся он.
Мадди вышла в кухню, повозилась там и появилась с тарелочкой, на которой одиноко красовался эклер с шоколадной глазурью.
– Моя сестра Эбби, – начала она, – вышла замуж за Чака Рокуэлла, гонщика. Вы о нем слышали?
– Конечно. – Рид не увлекался автогонками, но это имя было ему знакомо. – Несколько лет назад он погиб.
– К сожалению, их брак оказался неудачным. Эбби пришлось очень тяжело. Она растила двоих детей на своей ферме в Виргинии. И после его смерти оказалась эмоционально опустошенной и практически без средств. Несколько месяцев назад она решила издать биографию Рокуэлла и наняла писателя. Тот приехал на ферму, намереваясь, как я думаю, выпотрошить Эбби до последнего цента, – продолжала Мадди, поставив тарелку на столик. – Так вы меня угостите?
Рид послушно отделил десертной вилкой кусочек эклера и протянул ей. Она положила его в рот и блаженно прикрыла глаза.
– Так что же произошло с вашей сестрой?
– Полтора месяца назад она вышла замуж за этого писателя! – Она радостно улыбнулась. – Так что счастливый конец встречается не только в пьесах.
– А почему вы думаете, что второй брак вашей сестры будет удачным?
– Потому что это подходящий брак. – Она наклонилась и глубоко заглянула ему в глаза. – Мы с сестрами – тройняшки и интуитивно чувствуем друг друга. Когда Эбби вышла за Чака, мне на сердце словно тяжесть какая-то навалилась. Я сразу поняла, что этот брак будет несчастливым, потому что знаю Эбби так же хорошо, как себя. Я могла только надеяться, что каким-то образом у них все устроится. А вот когда она стала женой Дилана, у меня было совершенно иное ощущение – я словно глубоко вздохнула и успокоилась.
– Вы имеете в виду Дилана Кросби?
– Да. А вы его знаете?
– Он написал книгу о Ричарде Бейли. А Ричард работал с «Валентайн рекордс» целых двадцать лет. Мы сошлись с Диланом довольно близко, когда он готовил книгу о Ричарде.
– Как тесен мир!
– Да уж. – За окном стало совсем темно, небо окрасилось пурпуром, но Мадди и не думала включать свет. Танцовщик наверху давно уже прекратил заниматься, откуда-то снизу доносился плач ребенка.
– Почему вы живете здесь?
– Здесь? А почему нет?
– Да так… На углу у вас торчит какой-то разбойник, соседи кричат…
– И?
– Вы могли бы переехать в центр.
– Чего ради? Этот район я знаю, живу здесь уже семь лет. Отсюда легко добираться до Бродвея, рядом репетиционный зал и балетная школа. Наверное, половина жильцов этого дома – бродяги.
– Это меня не удивляет.
– Нет, я имею в виду бродячих артистов. – Она засмеялась, машинально теребя листочек азалии. – Танцоров, хористов, которые переходят от шоу к шоу, надеясь на тот самый большой прорыв. Мне повезло. Но это не значит, что я уже не бродяжка. – Она снова посмотрела на него, недоумевая, почему ей так важно, чтобы он ее понял. – Рид, изменить себя невозможно. Да это и не нужно.
Он и сам так считал. Он был сыном Эдвина Валентайна, одного из первых и ставших самым преуспевающим дельцом в индустрии звукозаписи, и вырос в атмосфере острой конкурентной борьбы, успеха и богатства. Как угадала Мадди, он был предан бизнесу, потому что с детства знал этот мир. С возрастом он стал требовательным и жестким, предпочитал внимательно и придирчиво изучить дело, прежде чем за него взяться. И для него было в новинку и даже дико оказаться за столом в сгущающейся темноте у женщины с безмятежным кошачьим прищуром и озорной улыбкой. Он просто не представлял себе, что может произойти, если он останется здесь до восхода луны.
– Вы погубите растение, – пробормотал он.
– Я уже к этому привыкла. – Почему-то у нее перехватило дыхание. Он как-то странно смотрел на нее. Странной была его интонация, поза. Лицо могло ее обмануть, но не тело. Его поза выдавала напряженность, да и сама она не чувствовала обычной легкости и простоты. – Я постоянно покупаю цветы, а они гибнут.
– Просто здесь для вашей азалии слишком солнечное место. – Неожиданно для себя он погладил ее руку. – И видимо, вы слишком обильно ее поливаете. Излишняя забота – это так же плохо, как ее недостаток.
– Об этом я не подумала. – По ее руке пробежала нервная дрожь, и по спине тоже. – Наверное, у вас дома растения прямо-таки блаженствуют благодаря правильному уходу. – Интересно, относится ли это к его женщинам. – Я могу предложить вам чай, а вот кофе у меня нет.
– Нет, спасибо, мне пора идти. – На самом деле у него не было назначено никаких встреч. Но он был борцом и знал, когда отступить. – Мне понравился ваш обед, Мадди. И ваше общество.
Она глубоко вздохнула, как будто только что совершила высокий прыжок.
– Я рада этому. Как-нибудь снова пообедаем вместе.
Как и всегда, Мадди произнесла это, подчиняясь внезапному импульсу. Она не привыкла долго раздумывать. С дружеской теплотой она положила руки ему на плечи и коснулась его губ своими. Поцелуй длился меньше секунды. Но огонь, словно ураганом промчался по жилам.
Он ощутил ее губы, мягкие и будто изогнутые в улыбке. Ощутил едва уловимый чистый аромат ее дыхания, какой-то простодушный и трогательный. Когда она отстранилась, он услышал быстрый удивленный вздох и увидел отражение этого удивления в ее глазах.
Что это было, не поняла она. Она привыкла к легким дружеским поцелуям, мимолетным объятиям, небрежным прикосновениям. И у нее никогда не переворачивалось все внутри, как сейчас. В этом мгновенном контакте она почувствовала намек на все, о чем когда-либо мечтала. И ей захотелось снова это испытать. Но привыкшая к самоограничению, она легко удержалась от желания ощутить еще раз этот волнующий огонь.
– Я рада, что вы пришли. – Легкая дрожь в голосе изумила ее.
– Я тоже.
Ему не часто приходилось сдерживать себя, он не привык в чем-либо себе отказывать. Но в данном случае счел это необходимым.
– Спокойной ночи, Мадди.
– Спокойной ночи.
Она не стала провожать его, он вышел сам. А она постояла около столика, затем, прислушиваясь к себе, опустилась на стул. Нужно все хорошенько обдумать, сказала она себе. Очень серьезно обдумать. Через какое-то время взгляд ее упал на азалию, поникшие листья которой чернели на фоне темного окна. Странно, она и не заметила, что так долго просидела в темноте, не зажигая света.
Глава 3
После энергичной разминки Мадди занималась у станка в балетном зале, стоя в длинном ряду танцовщиц, но сегодня взгляд ее был рассеянным и мечтательным. Инструктор выкрикивал названия каждой позиции: plie, tendu, attitude. И тела девушек послушно реагировали, по многу раз отрабатывая каждое положение.
Утренние классы не давали телу забыть, что оно действительно в состоянии проделывать все эти неестественные движения. Без постоянных занятий это самое тело восстанет и откажется напрягаться, растягиваться, выворачивать ступни, вскидывать ногу резко вверх от самого бедра, будто для удара по мячу, откажется гнуться и изгибаться, то есть станет обыкновенным человеческим телом.
Натренированное тело Мадди автоматически исполняло команды, которые доносились до ее слуха сквозь дымку фантазий.
Grand plie. Она медленно присела, почти касаясь ягодицами пяток. Мышцы напряглись и задрожали, затем подчинились… Интересно, Рид уже сидит в своем офисе? Сейчас только начало девятого. Наверное, уже пришел. Наверное, является на работу первым, раньше секретаря и помощника. Вспомнит ли он о ней?
Attitude en avant. Подняв ногу, она задержала ее под углом девяносто градусов и не опускала, пока инструктор продолжал отсчитывать такты… Скорее всего, он и думать о ней забыл. Голова его настолько забита всякими делами и деловыми встречами, что у него нет времени подумать о чем-то постороннем.
Battement fondu. Она полуприсела на опорной ноге, поднялась на полупальцы, согнув свободную ногу в щиколотке, затем выпрямила ее на 45 градусов. Медленно, «тающим» движением она выпрямила обе ноги, чувствуя напряжение мышц, и встала на полупальцы… Пусть он весь день спокойно занимается своими бумагами, а вот вечером, когда сядет отдохнуть и расслабиться, может, его мысли унесутся к ней. Ей приятно было так думать.
Старенькое серое трико Мадди было уже мокрым от пота, когда она вышла работать в центр зала. Ей предстояло проделать все упражнения, которые они только что исполняли у станка. По сигналу она встала в пятую позицию и приступила к упражнениям.
Раз, два, три, четыре. Раз, два, три, четыре.
На улице шел дождь. Нагибаясь, растягиваясь, дотягиваясь руками до мыска ступни и по команде застывая в определенной позе, Мадди поглядывала на окошко, по матовому стеклу которого ручейками стекала вода. Дождик по-летнему теплый. Когда утром она бежала на занятия, было туманно и влажно. Хорошо, если бы дождик не перестал, когда она снова выйдет на улицу.
В детстве ей некогда было побегать под дождем, пошлепать босыми ногами по теплым лужам. Впрочем, она не жалела об этом. Вместе со всем своим семейством она много времени проводила в репетициях и в постоянных разъездах. А в часы досуга, например в ожидании поезда или во время поездки, родители развлекали детей разными веселыми играми, загадками и сказками. Особенно хороши были сказки – они открывали детям мир, полный чудес и волшебства. И мать, и отец были выходцами из Ирландии и обладали буйным воображением, что делало их прирожденными сказочниками.
Родители многому ее научили помимо умения при помощи танца заражать своими чувствами, настроением прихотливую публику. Из-за частых переездов с места на место школьное образование не могло дать детям больших знаний. Но во время путешествий по стране они прекрасно изучили ее географию. Одно дело – когда ты собственными глазами видишь величественную Миссисипи, и совсем другое – читать о ней в учебнике. Английскую грамматику и литературу они усваивали по любимым книгам родителей. Математику познавали на практике, ведь умение считать помогало сводить концы с концами. Словом, детские годы Трейса и тройняшек проходили совершенно иначе, чем у обычных ребят, однако они оказались гораздо лучше многих подготовленными к жизни.
Мадди не тянуло в парк с игровыми площадками. Ее детство с постоянной переменой мест, окрестностей, людей и впечатлений само походило на веселую карусель. Но сейчас она старалась не упускать возможности спокойно пройтись под теплым летним дождем.
А вот Риду прогулка под дождем вряд ли пришлась бы по вкусу. Мадди вообще сомневалась, что он способен найти в этом удовольствие. Они происходили из разных миров – а это означало, что у них разные склонности, не говоря уже о выборе рода занятий… Правая нога ее скользила в chasse, назад, вперед, в сторону. Повтор, снова повтор… Он, конечно, рассудителен и немного суховат, возможно, даже жесток. С другой стороны, без этого не добьешься успеха. И конечно, такому человеку даже дико себе представить, что кто-то может по собственной воле изо дня в день заниматься утомительными репетициями, заставляя свое тело исполнять немыслимые, неестественные изгибы, повороты и наклоны. Что существуют такие люди, как прирожденные артисты, которые избрали своим уделом полную зависимость от прихоти публики, и не видят в этом ничего странного, потому что душой и телом преданы своей профессии. Она, Мадди, тоже бывает жестокой, но лишь в отношении требований, которые предъявляет к самой себе.
И почему она не перестает о нем думать? Она все вспоминала, как угасающий свет дня играл на его каштановых волосах, о том, как он смотрел на нее – прямо, заинтригованно и… недоверчиво. Глупо, наверное, что она, оптимистка, так увлеклась циником? Конечно глупо. Впрочем, даже если так, то это не первый ее глупый поступок.
У них был всего один поцелуй, да и тот не назовешь настоящим. Ведь он даже не обнял ее, не ответил на него. И все равно она снова и снова переживала этот мимолетный поцелуй. Почему-то ей казалось… Нет, она была положительно уверена, что поцелуй не оставил его равнодушным. И пусть это было глупо, но она снова и снова заставляла память оживлять тот поток необычных эмоций, который обрушился на нее, и снова его переживала. И на ее разгоряченном лице разгорался сияющий румянец, а ритмичный, в унисон движениям стук сердца внезапно ускорялся.
Она поразилась столь мощному воздействию на организм воспоминания о пережитых эмоциях и, приступая к пируэтам, снова его вызвала и исполнила их в стремительном ритме, порожденном биением сердца.
* * *
Волосы Мадди еще не успели высохнуть после душа, а она уже натягивала на себя ярко-желтый пятнистый комбинезон. Душевая репетиционного зала была наполнена запахами дезодоранта, духов и талька. В уголке сидела обнаженная по пояс девушка и энергично массировала себе икры, снимая судорогу.
– Я оценила то, что ты говорила мне об этих классах. – Ванда, стройная в узких джинсах и плотно обтягивающем торс свитере, небрежно стянула на затылке волосы. – Здесь занятия проводятся намного серьезнее, чем в моих прежних классах. И при этом на пять долларов дешевле.
– Мадам питает слабость к бродячим артистам. – Мадди уселась на длинную скамью, низко наклонила голову и стала сушить волосы ручным феном.
– Не каждая артистка твоего положения стала бы делиться советом.
– Да будет тебе, Ванда.
– Милая, в нашем кругу не часто встретишь дружеское отношение. – Ванда воткнула в свою курчавую гриву последнюю заколку и посмотрела на отражение Мадди в зеркале. Даже сквозь завесу рыжевато-золотистых волос Ванда видела, что та недовольно нахмурилась. – Ты же ведущая и не станешь отрицать, что новички дышат тебе в спину.
– Значит, нужно работать еще усерднее, только и всего. – Мадди надоело сушить волосы, и она откинула их назад. – Где ты купила эти серьги?
Ванда вдела серьги в виде ярко-красных трехгранников на длинных подвесках, так что они едва не касались плеч. Она повернула голову, и серьги стали быстро вращаться. Обе девушки с одобрением смотрели на них в зеркало.
– В бутике на Грин-Виллидж. Заплатила пять семьдесят один.
Мадди встала и подошла к ней, прислонив голову, прищурилась, представляя эти серьги на себе.
– А у них есть такие же, только синие?
– Наверное. Тебе нравятся яркие украшения?
– Я их обожаю.
– Так давай поменяемся. Я тебе эти серьги, а ты мне свитер с павлиньими глазками.
– Идет, – сразу отозвалась Мадди. – Я принесу его на следующие занятия.
– Ты сегодня какая-то радостная.
Мадди улыбнулась и встала на мыски, чтобы ее уши оказались на уровне ушей Ванды.
– У меня и вправду прекрасное настроение.
– Я имела в виду, будто ты счастлива из-за мужчины.
Мадди рассматривала свое лицо в зеркале, слегка подняв брови. Кожа ее, без малейшего макияжа, сияла здоровьем. Ее полные губы красивой формы позволяли обходиться без губной помады. Она с обычным сожалением отметила, что ресницы у нее хотя и густые, но довольно светлые и короткие. У Шантел они темнее и намного длиннее.
– Из-за мужчины? – задумчиво повторила она. – Я действительно познакомилась с одним человеком.
– Здорово! Ну и как, он симпатичный?
– Потрясающе красивый! У него удивительные серые глаза. По-настоящему серые, без всякой прозелени. А на подбородке такая ложбинка, еле заметная. – Она показала на своем подбородке.
– А фигура?
Мадди расхохоталась и обхватила Ванду за плечи. Как быстро завязывается дружба!
– Он высокий, широкоплечий, худощавый и очень стройный. И по-моему, у него довольно развитая мускулатура.
– Только по-твоему?
– Я не видела его обнаженным.
– Скажите пожалуйста! А что тебе помешало?
– Мы только пообедали вместе. – Мадди привыкла к откровенным разговорам о сексе. Правда, больше к разговорам, чем к самому сексу. – Кажется, он мною заинтересовался, но не слишком.
– Значит, тебе нужно еще больше его заинтересовать. Он не танцовщик, случайно?
– Нет.
– Это хорошо. – Ванда в последний раз полюбовалась на свои серьги, потом стала их снимать. – Из танцоров получаются плохие мужья. Уж я-то знаю.
– Но я не собираюсь за него замуж, – сказала Мадди, затем удивленно округлила глаза. – Ты была замужем за танцовщиком?
– Пять лет назад. Мы вместе танцевали в кордебалете в постановке «Пиппина». И поженились в день премьеры. – Она протянула подруге серьги. – Но еще до того, как пьесу сняли со сцены, он уже забыл, что сам надел мне на палец обручальное кольцо.
– Бедная Ванда!
– Ничего, это был полезный урок. – Она пожала плечами. – Не завязывай серьезных отношений с парнем, который сладко поет и красив на вид. Если только он не богач. А твой богат?
– Мой? Э… – Мадди сделал гримасу своему отражению. – Кажется, да.
– Тогда не упускай его. Если брак развалится, в утешение получишь роскошную квартиру.
– Не думаю, что ты такая циничная, какой хочешь казаться. – Мадди притянула к себе Ванду. – Что, ты очень переживаешь свой развод?
– Сказать по правде, ужасно! – Ванда поразилась, что призналась другому человеку в том, что скрывала в глубине души. – Я поняла, что семейная жизнь сложится удачно только в том случае, если оба партнера играют по одним правилам. Может, перекусим вместе?
– Нет, не могу. – Мадди посмотрела под скамью, где она поставила свою увядшую азалию. – Мне нужно кое-что сделать.
– Ты про цветок? – Ванда насмешливо улыбнулась. – Да его давно нужно достойно похоронить!
– Что ему нужно, – пробормотала Мадди, вдевая в мочки ушей новые серьги, – так это нормальный уход.
Рид не переставал думать о Мадди. Он не привык к тому, чтобы что-то мешало его работе – тем более легкомысленная особа со странными вкусами. Надо же додуматься – установить в своей квартире неоновую вывеску со своим именем! Между ними нет и быть не может ничего общего. Ночью, когда он никак не мог уснуть, он непрерывно вдалбливал это себе. В ней ничего привлекательного… если не считать глаз цвета золотистого виски. И внезапного звонкого смеха, который так трудно оказалось забыть.
Он предпочитал женщин с классическим вкусом, с элегантными манерами. Люди его круга не появились бы в ее районе даже на машине с вооруженным охранником, не говоря уже о том, чтобы жить в нем. И определенно никогда не решились бы отведать ее стряпню. Женщины, с которыми он встречался, посещали театр, а не играли в нем. И никогда не позволили бы себе предстать перед мужчиной взмокшими от пота.
Неужели достаточно было нескольких коротких встреч с Мадди О'Харли, чтобы его знакомые показались ему пресными и скучными? Глупость какая-то, возмутился Рид и углубился в изучение данных о продаже дисков. В женщинах его привлекала не столько красивая внешность, сколько способность поддерживать умный, содержательный разговор, остроумие, вкус в одежде, изящные манеры. Он любил за обедом поговорить о выставке импрессионистов в Метрополитен-музее, за бокалом бренди – о погоде в Санкт-Морице.
Чего он избегал – и очень старательно – это женщин, связанных с индустрией развлечений. Он уважал артистов, восхищался ими, но держал с ними дистанцию. Как глава компании «Вален-тайн рекордс» он постоянно имел дело с певцами, музыкантами, агентами, торговыми представителями. «Валентайн рекордс» была не просто бизнесом, каким воспринимал его отец. Эта компания предоставляла слушателям записи лучших музыкальных произведений, от гениального Баха до создателей современного рока, и высоко ценила талантливых исполнителей, которых выискивала и популяризировала.
Рид с самого детства общался с музыкантами и певцами и считал, что понимает их нужды и запросы, был снисходителен к их слабостям: тщеславию и ранимому самолюбию, неуемной жажде славы. Однако в свободное от работы время предпочитал общаться с людьми более уравновешенными, не озабоченными вечным стремлением немедленно оказаться на музыкальном олимпе. Ему хватало и своих проблем. «Валентайн рекордс» завоевала первое место среди звукозаписывающих компаний, и он прилагал все силы, чтобы никому его не уступить. Он желал этого не только ради отца, но и ради удовлетворения собственного честолюбия. И если, как это часто происходило, он вынужден был работать с артистами по десять часов подряд, то в конце дня ему требовалось отдохнуть, отвлечься от них.
А Мадди никак не идет у него из головы!
Почему, ну почему? Рид с досадой отшвырнул листок с цифрами и развернул кресло к окну, откуда открывалась захватывающая панорама огромного города. Теплый дождь и поднимающиеся от земли испарения заволокли ее туманом, сквозь который проблескивали разноцветные огни, сообщая виду атмосферу радостного праздника, как это бывает в детстве на Рождество… Похоже, Мадди так и не обзавелась защитной броней, чего, казалось бы, требует ее профессия. Ее карьере сопутствует успех, но такое впечатление, что она не слишком это ценит. Неужели она действительно такая естественная и открытая, какой кажется?
Чем же она его зацепила?
Один раз он побывал у нее в гостях. За обедом у них состоялся разговор, довольно интересный, можно даже сказать, разговор по душам. Они обменялись дружеским поцелуем. В результате он почему-то лишился покоя и уже который день не находит себе места.
Значит, он увлекся. Не устоял перед ее живым веселым взглядом и крепкой ладной фигуркой. Что ж, вполне естественно, что его заинтересовала эта женщина, ее непривычные взгляды и самостоятельные суждения. И ничего страшного, если он пожелает снова с ней повидаться. Для этого просто нужно снять трубку и позвонить ей. Они могут снова пообедать… только теперь на его условиях. И он быстро поймет, что в ней так задевает и интересует его…
Когда дверь его кабинета открылась, он раздраженно повернулся, но лицо его сразу осветилось теплой улыбкой, которой редко кто удостаивался.
– Что, мокровато для гольфа?
– Да клюшка от дождя стала просто неподъемной. – Эдвин вошел в кабинет крупными шагами высокого человека и тяжело опустился в кресло. – К тому же я начинаю чувствовать себя дряхлым стариком, если хоть раз в две недели не загляну к тебе.
– Да уж, отец, ты у меня совсем одряхлел, – с шутливым сочувствием усмехнулся Рид, глядя на покрасневшее от загара лицо Эдвина с крупными правильными чертами и сильные плечи. – Какую фору ты даешь сейчас своим сверстникам на поле?
– Четыре подачи. – Эдвин улыбнулся, довольный, как ребенок. – Не бойся, у меня все под контролем. Кстати, до меня дошли слухи, что ты почти переманил у «Галлоуэй рекордс» Либби Барлоу.
Всегда осторожный, Рид слегка наклонил голову:
– Кажется, да.
Эдвин одобрительно кивнул. Около двадцати лет он работал в этом кабинете. Тогда он сам принимал решения. А теперь не испытывал сожалений и зависти при виде своего сына, сидящего за этим столом. Ради этого он и работал.
– У этой малышки потрясающий голос. Хотелось бы мне видеть, как Дорси сделает с нами ее первый альбом.
Рид слегка изогнул губы в улыбке, доверяя его безошибочному инстинкту.
– Мы обсудим это. А пока что, думаю, тебе нужно выделить здесь отдельный кабинет. – Подняв руку, он предупредил возражения отца: – Я вовсе не хочу сказать, чтобы ты связывал себя определенными часами работы.
– Чего я в жизни не делал! – с усмешкой вставил Эдвин.
– Приходи, когда сможешь, когда появится желание. «Валентайн рекордс» нуждается в Эдвине Валентайне.
– Ей достаточно и тебя. – Они обменялись понимающими взглядами. – И хотя время от времени ты готов прислушаться к советам своего старика, теперь ты сам стоишь у руля, и я вижу, что наш корабль прочно держится на волнах.
– И я не подведу тебя!
Эдвин почувствовал в его голосе энергию и преданность делу.
– Я это знаю, Рид. Нечего и говорить, как я тобой горжусь.
Рид испытал горячий прилив любви и благодарности к отцу.
– Пап…
Его прервала секретарша, вкатившая сервировочный столик с кофе и тарелкой, на которой лежали аккуратно нарезанные рулеты с джемом.
– Право, Ханна, вы сообразительны, как всегда! – одобрительно кивнул ей Рид.
– Как и вы, мистер Валентайн. Похоже, вы немного похудели. – Ханна приготовила кофе, как он любил, и едва заметно подмигнула ему. Она работала в компании уже двенадцать лет и была единственной из служащих, кто мог позволить себе подобную фамильярность.
– Вы, Ханна, соблазнительница! А ведь я поправился на целых пять фунтов! – улыбнулся Эдвин, однако положил себе на тарелку два ломтика рулета.
– Но вы прекрасно выглядите, мистер Валентайн. – Она поставила Риду на стол чашку кофе и сказала: – В половине двенадцатого у вас встреча с Маккензи из отдела продаж. Мне перенести ее?
– Только не из-за меня, – поспешно вставил Эдвин.
Рид взглянул на часы и прикинул время.
– Я приму его в это время, Ханна. Благодарю вас.
– Чудо что за женщина, – с полным ртом проговорил Эдвин, когда за ней закрылась дверь. – Ты поступил разумно, что взял ее секретарем, когда я ушел от дел.
– «Валентайн рекордс» трудно пришлось бы без Ханны. – Думая о другой женщине, Рид снова взглянул на усыпанное бисеринками дождя окно.
– Рид, о чем ты задумался?
– Что? – Заставив себя вернуться к разговору, Рид взял свой кофе. – Я тут просматривал цифры продаж, они довольно приличные. Думаю, ты будешь доволен итогами года.
Эдвин в этом не сомневался – Рид был плодом работы его мозга и сердца. Правда, порой его тревожила мысль, не сказался ли на сыне его не очень удачный опыт личной жизни.
– Лично мне кажется, что сейчас у тебя на уме вовсе не итоги продаж.
Рид кивнул, решив ответить так, чтобы отец ни о чем не догадался.
– Я размышлял о мюзикле, постановку которого мы финансируем.
Эдвин усмехнулся:
– Все еще переживаешь, что я нажал на тебя?
– Нет, нисколько. – Это он мог сказать абсолютно честно. – Я несколько раз встречался с продюсером и директором, даже пару раз заглянул на репетицию. У меня создалось впечатление, что пьеса будет иметь большой успех. Шансы на хорошие сборы, что нас и волнует, прекрасные. Сейчас мы работаем над рекламой и маркетингом альбома с записями музыкальных номеров из мюзикла.
– Если ты не возражаешь, я могу немного с этим помочь.
– Тебе незачем спрашивать моего согласия.
– Ну почему же, – возразил Эдвин. – За дело отвечаешь ты, Рид. Я оставил его на тебя не фигурально, а буквально. Хотя для меня этот проект – любимое детище. У меня к нему отчасти личный интерес.
– Но ты никогда об этом не говорил.
Улыбнувшись, Эдвин отломил кусочек второго рулета.
– Это дело давнее, даже очень. Ты уже видел Мадди О'Харли?
Рид невольно вскинул голову. Неужели отец так легко догадался о его мыслях?
– Вообще-то… – На столе зажужжал сигнал, и он обрадованно нажал на кнопку. – Слушаю, Ханна.
– Извините, что беспокою вас, мистер Валентайн, но тут пришла одна молодая женщина Ханна умела быть жесткой и даже свирепой, но не в силах была удержаться от улыбки, глядя на промокшую до нитки фигуру.
– Она говорит, что принесла что-то для вас.
– Будьте добры, Ханна, заберите это у нее.
– Она предпочитает передать это вам лично. Ее зовут… Ах да, Мадди.
Рид помедлил, готовый отказать ей, затем передумал.
– Мадди? Пусть войдет, Ханна.
Мадди, с которой буквально текло, вбежала в кабинет со своей сумкой и умирающей азалией.
– Простите, что беспокою вас, Рид. Просто я подумала и решила, что лучше я принесу цветок вам, а то у меня он непременно погибнет. Когда мои цветы погибают, меня всегда терзает чувство вины, и я надеюсь, вы избавите меня от нее.
При ее появлении Эдвин встал и приветствовал ее кивком. Мадди дружелюбно улыбнулась ему и поспешно отвела взгляд от сладких рулетов.
– Я помешала вам, но речь и вправду идет о жизни и смерти. – Она поставила горшок с мокрым растением на полированный дубовый стол. – Только не говорите мне, если он погибнет, хорошо? А если выживет, тогда дайте мне знать. Спасибо.
Радостно улыбнувшись, она пошла к двери.
– Мадди! – Поймав момент, когда она умолкла, Рид тоже встал. – Позвольте мне познакомить вас с моим отцом. Эдвин Валентайн – Мадди О'Харли.
– О! – Мадди протянула было руку, но быстро опустила ее. – Я вся мокрая, – улыбнувшись, пояснила она. – Рада познакомиться.
– И я тоже. – Эдвин улыбнулся. – Пожалуйста, присядьте.
– Но я и правда не могу, я промокла насквозь.
– Немного влаги не испортит хорошую кожу. – Не слушая ее возражений, Эдвин взял ее за руку и подвел к большому кожаному креслу. – Я восхищаюсь вашим талантом.
– Благодарю вас.
Ей не пришло в голову выразить благоговейное почтение, хотя она оказалась лицом к лицу с одним из самых богатых и влиятельных людей страны. Ей понравилось его широкое красноватое лицо, хотя она не обнаружила в нем ни малейшего сходства с сыном.
