Текст книги "Притяжение противоположностей"

Автор книги: Нора Робертс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Глава 7

Она боялась Лондона. Леди Уикертон жила там – хозяйка элегантного особняка на Гросве-нор-сквер, принимавшая гостей, посещавшая Королевскую оперу, театр на Друри-Лейн, магазины в Вест-Энде. Леди Уикертон играла в бридж с членами парламента, ее приглашали на чай в Букингемский дворец. Идеальная жена, спокойная, выдержанная, образованная. И никто не подозревал, что она задыхалась в Лондоне.

Если бы между дочерью Джима Вольфа и женой лорда Уикертона не стоял Тай, то Эшер, возможно, приняла бы роль леди Уикертон, во всяком случае легче ее переносила. Она пыталась, но потерпела поражение. До встречи с Таем она привыкла сдерживать эмоции, не показывать, что она чувствует, так воспитал ее отец. Но любовь все изменила. За те месяцы, что они были вместе, она постепенно освободилась от сковывавших ее условностей. Контролировать дремлющие чувства было гораздо проще, чем вспыхнувшую любовь. Это чувство не просто сдерживать, его не выплеснешь даже в игре, где можно выпустить пар.

Вернуться в Лондон для Эшер было очень трудным шагом. Она понимала, что столкнется не только со своими воспоминаниями, но и с тем призраком – подобием женщины, которой она притворялась, став леди Уикертон.

Все было таким знакомым – Вестминстерское аббатство, Трафальгарская площадь, запахи и голоса. Даже напряжение и ожидание турнира не могло приглушить воспоминания. Ей придется встретить людей, которые помнят ее как элегантную леди Уикертон, будет много расспросов и любопытства.

Ей следует быть предельно осторожной, чтобы не дать пищи для разговоров, никакой откровенности, по крайней мере она должна это Эрику. Ей помогут годы тренировок, железная дисциплина и правила, привитые отцом. Все это теперь сослужит свою службу. Эшер на правах профессионала, подтвердившего после длительного перерыва свой статус и даже упрочившего его, после двух трудных сражений имеет право отмести вопросы о личном и говорить только о предстоявшем турнире и о своих шансах. Она приехала, чтобы показать, на что способна в теннисе. Теперь, после успеха, став чемпионкой двух турниров, она может спокойно диктовать условия интервью. Сохраняя достоинство, удерживать чужих от вмешательства в личную жизнь и оставаться в рамках профессии. То, что вновь возникло между ней и Таем, было слишком хрупким, чтобы говорить об этом вслух.

Счастье. Она чуть не забыла, что такое искренность в отношениях и как жизнь может быть приятной и необременительной. Им было хорошо вместе. Неторопливые разговоры после обеда, сумасшедшие часы близости, прогулки. Они жили вместе в номере отеля, там был их временный дом. Она чувствовала себя почти цыганкой, свободной от обязательств, не имеющей постоянного дома. Ей нравилось это состояние. Она однажды уже искала стабильности, положения в обществе, готова была к этому. Но быстро поняла, что жизнь не имеет значения без любви. Она так соскучилась по взрывному темпераменту Тая, ее восхищала его непосредственность в чувствах. На этот раз она продлит эту радость как можно дольше.

– Ты еще не одета?

Эшер, сидевшая на кровати, глубоко задумалась. Тай стоял в маленьком коридоре между спальней и небольшой гостиной. Он был полностью одет для выхода и теперь, нетерпеливо хмурясь, смотрел на нее. Волосы, как всегда, спадали небрежно на лоб и были еще влажными после душа.

Она повернулась к нему, и ее залила горячая волна любви.

– Я почти готова. – Она нагнулась, чтобы завязать шнурок. – Не знаю, кто способен так быстро шевелиться с самого утра, особенно если спал всего шесть часов.

Хмурое выражение сменилось ухмылкой.

– И что тебя так рано подняло? – Тай ловко поймал кед, который Эшер швырнула в него. На нем совсем не отражались их бессонные ночи. Он выглядел всегда свежим, отдохнувшим и сейчас кипел энергией. – Можешь вздремнуть после утренней тренировки.

– Ты, кажется, сегодня очень доволен собой?

– Это заметно? – Не отрывая глаз от ее лица, он подошел ближе. – Может быть, это потому, что я так легко побил этого британского мальчишку в четвертьфинале вчера.

– О? – Она посмотрела на него, приподняв бровь. – И это единственная причина твоего хорошего настроения?

– Что же еще?

– Отдай мой кед, – потребовала она, – чтобы я могла снова швырнуть им в тебя.

– А ты знаешь, что твое агрессивное поведение просто несовместимо с таким прекрасным утром. – Он предусмотрительно отвел руку с кедом подальше от нее,

– А ты знаешь, что просто невыносим с тех пор, как выиграл во Франции? – притворно сладким голосом пропела она. – Ты забыл, что это всего лишь четвертая часть Большого шлема.

Эшер попыталась дотянуться до своего кеда, но Тай отодвинулся подальше.

– Для тебя тоже, Лицо, – напомнил он.

– Остальные игры на траве. – Она успела дотянуться и, схватив его за пояс спортивных брюк, подтянула к себе.

– Какая же ты ненасытная женщина, – вздохнул он и, поднырнув под ее руку, опрокинул ее на кровать и придавил своим весом.

– Тай! Прекрати! – Смеясь, она уперлась руками его в грудь. – Мы опоздаем на тренировку.

– Ты права. – Он быстро поцеловал ее и откатился в сторону.

– А ты не долго сопротивлялся, – заметила она, садясь на постели и поправляя волосы.

И вскрикнула от неожиданности, когда он внезапно схватил ее и заглушил протест поцелуем.

Долгим, нежным и полным страсти. По телу сразу прошла горячая волна, а потом оно стало плавиться. Эшер откинулась назад, приглашая взглядом к продолжению. Тай повторил поцелуй, испытывая приятное чувство полной власти над ней. Если продолжить, она не станет пассивно подчиняться, а будет в свою очередь требовательной. Они равны в поединке любви. И это его опьяняло и возбуждало. Он, улыбаясь, взглянул на нее. У них есть время. Вся жизнь.

– Ты, наконец, проснулась? – Он провел рукой по ее груди.

– М-м-м…

– Тогда пошли.

Он поставил ее на ноги и шутливо шлепнул по заду.

– Ах так? Я тебе сейчас отомщу. – Кровь еще шумела в ушах, ей трудно было остановиться.

– Я этого только и жду. – Он обхватил ее за плечи. – Пошли, тебе надо поупражняться в ударе с лета сверху, – продолжал он, пока они выходили из номера.

– О чем это ты? – Она строптиво вскинула голову.

– Если укоротишь свой свинг немного…

– Сам укорачивай свой свинг, – Эшер рассердилась, – а пока будешь этим заниматься, подумай вот о чем, тебя вчера нельзя было назвать мистером Скорость.

– Надо же сберечь что-то на финал.

Эшер фыркнула и нажала кнопку вызова лифта.

– Твоя самоуверенность впечатляет.

– Уверенность в своих силах, – поправил Тай. Ему нравилась она такой – спокойной, но готовой дать отпор. Мелькнула мысль – знает ли она, что еще более прекрасна, когда забывает о своей сдержанности? – Что у нас с завтраком?

– А что с завтраком?

– После тренировки предлагаю позавтракать.

Она лукаво взглянула на него, и в это время двери лифта перед ними открылись.

– Это твое лучшее предложение?

Он приподнял вопросительно бровь и последовал за ней в кабину. Эшер обменялась вежливым приветствием с пожилой парой англичан в твидовых костюмах.

– Может быть, ты хочешь начать с того, на чем мы остановились прошлой ночью? – Тай прислонился к стенке кабины, делая вид, что не замечает предостерегающего взгляда Эшер, хотя она с трудом сдерживала смех. – Как, ты сказала, твое имя?

Чувствуя, как ее спину буравят две пары глаз пожилой пары, замершей от ужаса и любопытства, Эшер ответила:

– Мисти. – Она придала акцент кокни своему английскому. – Мы снова закажем шампанское, мистер Старбак? Оно было просто восхитительным.

Он увидел в ее глазах вызов и ухмыльнулся:

– Как и ты, милая.

Когда двери лифта открылись в холле, пожилая пара неохотно покинула кабину, а Эшер ущипнула Тая за руку, прежде чем последовать за ними.

Не прошло и часа, как оба были сконцентрированы только на игре, отрабатывая приемы и наращивая скорость, приноравливаясь к травяному покрытию.

Стала ли она играть лучше? Эшер думала об этом, успевая к резаному удару от Мадж. На корте она могла забыть о Лондоне и своих воспоминаниях. Ее уверенность в своих силах усиливалась с каждой игрой, она даже не мыслила о проигрыше.

Она вспоминала квалификационные матчи на Рохамптоне, где позволялось все: ругань, швыряние ракеток на землю. Контрастом был Уимблдон, где царили элегантность и светский лоск. Публика и игроки здесь уважали традиции и соответствующую обстановку: гортензии, окаймляющие роскошные газоны, увитые плющом стены, лимузины с шоферами, приглушенные цвета, как будто стертые самим временем, – ничего яркого и кричащего.

Зрители ведут себя сдержанно, имеют хорошие манеры – никаких криков и свиста, только вежливые аплодисменты после каждого выигранного очка. Даже на стоячих местах не шумят, иначе еудья быстро призовет к порядку. Никто не свисает с табло, как в Италии. На Уимблдоне царит такое же почтение к ритуалу, как при смене гвардейцев.

И в то же время никто не сомневается, глядя на безукоризненно бархатные лужайки, на ухоженные розы, на кукольные домики киосков и прилавки, которые могут собрать за день больше двадцати пяти тысяч, что Уимблдон – это настоящий теннис. Сюда едут великие в прошлом и будущие звезды. Эшер помнила, как Тай рассказывал ей, что когда-то одним далеким 4 июля поклялся приехать на Уимблдон и выиграть. И он сдержал слово. И не один раз, а целых четыре. Сильнее, чем когда-либо раньше, Эшер хотела, чтобы оба покинули центральный корт чемпионами.

Она подбросила мяч, готовясь к подаче.

– Разве мы не закончили? – крикнула Мадж.

Эшер обернулась. Мадж, широко расставив ноги и уперев руки в бока, смотрела на нее удивленно.

Эшер рассмеялась:

– Наверное, хватит. Прости, я задумалась.

И обе направились в конец корта, где оставили сумки и одежду.

– Можно и не спрашивать, счастлива ли ты, – сказала Мадж, – ты прямо паришь над землей.

– Что, так заметно?

– Я не буду притворяться, что не рада. Всегда считала вас прекрасной парой. Собираетесь объявить официально?

– Я… Нет, пока мы еще не готовы. – Эшер опустила глаза, застегивая чехол ракетки. – В конце концов, брак просто формальность, и не более того.

– Для некоторых, – согласилась Мадж и добавила: – Но не для тебя, Лицо. Почему ты терпела целых три года несчастливый брак? – И когда Эшер хотела ответить, подняла руку, не давая говорить. – Потому что брак – это обещание, клятва, а ты никогда не нарушаешь данного обещания.

– Но один раз нарушила.

– Наверное, в этом не ты одна была виновата? Мне кажется, ты немного преувеличиваешь. Смотри не лишай себя счастья из-за одной ошибки.

– Я и так счастлива. – Эшер дотронулась для убедительности до плеча подруги. – Мне никто не нужен, у меня есть мой Тай, он – все для меня, я не могу рисковать и потерять его вновь.

Мадж посмотрела на нее с изумлением:

– Но ты сама ушла от него, разве не так?

– Я уже теряла его, но это не повторится, – упрямо повторила она.

– Эшер, я не…

– Мы начали все сначала, – прервала ее Эшер и глубоко вдохнула утренний воздух, напоенный ароматом цветов. – Я поняла, какую ошибку совершила, и не собираюсь повторять. Раньше я считала приоритетом некоторые вещи, – она вытянула руку, внимательно рассматривая белый теннисный мяч, – и видела соперников не только в теннисе, но и в его семье. Это было глупо.

– Как странно, – заговорила Мадж, – в моей жизни было время, когда я считала, что для моего Дина главное – его работа. А он думал то же самое обо мне. И оба были не правы.

Эшер перекинула сумку через плечо.

– Тай никогда не забудет, что теннис вытащил его из трущоб. И это правильно. Сознание этого и вносит огонь в его игру.

Мадж подумала, что Эшер хорошо знает характер Тая. Но не до конца.

– А что вносит лед в твою игру?

– Страх. – Эшер ответила прежде, чем подумала. Посмотрела на Мадж ошеломленно, потом пожала плечами. – Страх проиграть или потерять лицо. – И, засмеявшись, пошла вперед, бросив через плечо: – Слава богу, ты не репортер.

Гравий хрустел под их ногами, этот звук Эшер ассоциировала всегда с английскими кортами.

– Напоминай мне иногда говорить тебе, о чем я думаю за пять минут до матча. – Вздохнув, Эшер взяла под руку старую боевую подругу. – Пошли скорее в душ.

Эшер спала глубоким сном, как ребенок, без снов, не испытывая ни тревог, ни страхов. Ставни были закрыты, и полуденное солнце фильтровало лучи сквозь прорези. Шум уличного движения доносился приглушенно, создавая равномерный негромкий фон. Она лежала поверх покрывала в коротком махровом халатике. Тай должен был разбудить ее, они собирались в город прогуляться перед ужином. У обоих была игра на следующий день, и надо было лечь спать пораньше.

Ее разбудил громкий стук в дверь. Она села на постели и провела рукой по волосам. Тай забыл ключ, подумала она, еще не окончательно проснувшись. Вышла из полумрака спальни в светлую гостиную и прищурилась от яркого света. Размышляя, который сейчас час, пошла к двери и, открыв, застыла, испытав настоящее потрясение.

– Эрик, – прошептала она.

– Эшер. – Он слегка наклонил голову в знак приветствия и, не ожидая приглашения, протиснулся в комнату. – Я тебя разбудил?

– Я вздремнула после обеда. – Она закрыла дверь, стараясь привести в порядок мысли.

Он не изменился. Что и неудивительно – Эрик не видел причин меняться. Высокая поджарая фигура с военной выправкой. Резкие черты лица, выражение немного высокомерное и отстраненное. Светлые волосы подстрижены аккуратно, в консервативном стиле. Бледное лицо и светлые глаза, их выражение одновременно романтическое и холодное. Она знала, что он может сжать губы в прямую линию, когда сердится. Как поклонник он был очарователен, как любовник – щепетилен, а как муж – невыносим. Она выпрямилась. Он больше ей не муж.

– Не ожидала тебя увидеть, Эрик.

– Разве? – Он едва улыбнулся. – Неужели ты думала, что я тебя не навещу, зная, что ты в Лондоне? А ты похудела, Эшер.

– Это все тренировки и соревнования. – Она вспомнила про манеры и предложила: – Присядь. Выпьешь что-нибудь?

Нет причин пока расстраиваться, уговаривала она себя. Почему она должна чувствовать вину или страх. Многие разведенные пары сохраняют цивилизованные отношения, а Эрик, напомнила она себе, сухо улыбнувшись, очень цивилизован.

– Как поживаешь, надеюсь, все хорошо? – вежливо поинтересовалась она.

Плеснула в стакан немного скотча, а себе «Перрье» поверх кубика льда.

– У меня все в порядке. А как ты?

– Тоже. Как твоя семья?

– У них все замечательно. – Он взял предложенный стакан с виски и поднес к губам, глядя на нее поверх стакана. – А как твой отец? – Он с удовлетворением заметил, как по ее лицу пробежала тень.

– Насколько мне известно, у него все хорошо. – Эшер старалась сохранять хладнокровие.

– Все еще не простил тебя за то, что ты бросила карьеру?

Она не дрогнула, голубые глаза остались холодны.

– Уверена, ты в курсе, что это именно так.

Эрик осторожно, чтобы не помять брюки, положил нога на ногу.

– Но теперь, когда ты снова играешь… – Он не закончил фразу.

Она смотрела, как пузырьки поднимаются со дна стакана, пытаясь держаться в рамках приличия.

– Он больше не интересуется моей судьбой, – наконец сказала она сухо, – я все еще плачу за ошибки, Эрик. – Она подняла на него глаза. – Ты удовлетворен?

Он сделал глоток виски, выдержав паузу.

– Это был твой выбор, моя дорогая. Твоя карьера в обмен на мой титул.

– На твое молчание, – поправила она, – у меня уже был твой титул.

– И ребенок другого мужчины в животе.

У нее так затряслись руки, что зазвенели кусочки льда в стакане с «Перрье». Эшер усилием воли подавила дрожь.

– Другой удовлетворился бы моим наказанием, когда я потеряла ребенка, – тихо сказала она. – Ты пришел специально напомнить мне об этом?

– Я пришел, – Эрик откинулся на спинку кресла, – навестить свою бывшую жену и узнать, как у нее дела. И поздравить. Ты одерживаешь победы, одну за другой, и ты, как всегда, прекрасна.

Она промолчала, а он осмотрелся по сторонам:

– И ты не теряла времени, заведя себе сразу любовника.

– Я ошиблась, когда покинула его, Эрик. Мы оба знаем, как я жалела об этом.

Он окинул ее ледяным взглядом:

– Твоей ошибкой было попытаться всучить мне его ублюдка.

Вспыхнув от ярости, она вскочила

– Я никогда не лгала тебе. И хватит об этом. Я не собираюсь больше просить прощения.

Эрик остался сидеть, покачивая в руке стакан с виски.

– Он уже знает?

Эшер так страшно побледнела, что это частично утолило его ненависть.

– А, вижу, что нет. Как интересно.

– Я сдержала слово, Эрик. – Она стиснула руки, но голос зазвучал твердо. – Пока я была твоей женой, я делала все, о чем ты меня просил.

Он согласился, слегка наклонив голову. Но ее искренности было недостаточно – как и три года ее брака, послужившего ей наказанием.

– Но теперь ты больше не моя жена.

– Но мы согласились оба, что брак стал невозможен между нами, невыносим для обоих.

– Почему ты боишься сказать ему? Что он сделает? – Эрик, кажется, наслаждался собой, размышляя вслух и возведя задумчиво глаза к потолку. – Он физически силен, насколько я помню, и весьма примитивного склада характера. – На его лице промелькнула язвительная улыбочка. – Думаешь, он тебя изобьет до полусмерти? Она засмеялась коротко и зло:

– Нет.

– Ты говоришь уверенно. Тогда чего ты боишься?

Она бессильно опустила руки.

– Он не простит мне, Эрик, так же, как не простил ты. Я потеряла ребенка, потеряла доверие отца. Я понесу вину в себе до конца. Тебе я ничего не сделала, может, ущемила твою гордость, но разве я не достаточно пострадала, чтобы ты простил?

– Возможно, да… А возможно, и нет. – Он встал и подошел к ней. Она хорошо помнила запах его дорогого одеколона. – Может быть, идеальным, с моей точки зрения, наказанием будет новость для него, когда он узнает о твоем поступке. Поэтому я тебе не обещаю хранить секрет в тайне, Эшер.

– Я поражаюсь теперь, как могла быть такой наивной, чтобы считать тебя порядочным человеком.

– Правосудие, вот чего я хочу.

– Месть мало общего имеет с правосудием.

Эрик усмехнулся:

– Это только твоя точка зрения, милая.

Эшер не могла позволить ему удовольствия видеть себя сломленной. Он не дождется, чтобы она стала умолять его о снисхождении.

– Если ты сказал все, что хотел, я прошу тебя уйти, – ледяным тоном сказала она.

– Конечно. – Он залпом допил виски и поставил стакан. – Приятных снов, дорогая. Не беспокойся, не провожай. – Он повернул ручку двери и лицом к лицу столкнулся с Таем. Кажется, эта встреча была для Эрика самым большим подарком за весь визит.

Тай сразу заметил его довольную улыбочку. Потом перевел взгляд на Эшер, ее спутанные волосы, короткий халатик, не прикрывавший стройные ноги. Она застыла посреди комнаты, в ее глазах он прочитал страх. Лицо было белым и неподвижным. Не зная еще, что ее так испугало, он окинул внимательным взглядом комнату, смятую постель и почувствовал закипающую ярость. Потом снова посмотрел на Эрика.

И если взглядом можно было убить, тот мгновенно был бы мертв.

– Убирайся отсюда к дьяволу!

– Уже в пути, – сказал тот весело и быстро, на всякий случай, проскользнул в коридор. Захлопнув за собой дверь, он с удовлетворением подумал, что сейчас этот дикарь отыграется на Эшер и уже одно это делало его приход не напрасным.

А в номере после ухода Эрика воцарилась напряженная тишина. Эшер не двигалась с места, ей казалось, что Тай так и будет сверлить ее подозрительным злым взглядом. Только большим усилием воли она сдерживала дрожь. Возможно, если она расскажет сама о визите Эрика, он поймет.

– Какого дьявола он здесь делал?

– Он просто зашел… Мне кажется, чтобы пожелать мне удачи. – Эшер саму резанула эта ложь.

– Мило. – Тай подошел к ней вплотную и схватил за воротник халата. – Ты всегда так принимаешь гостей, Эшер? В таком виде? Хотя что я говорю, ведь он твой бывший муж.

– Тай, не надо.

– Не надо что? – Хотя в нем кипели и хотели выплеснуться самые обидные слова, он понимал, что не выиграет битву в этом сражении. Но предпочитал сам перейти в атаку перед неизвестным. – Разве не приличнее было встретиться с ним где-то в другом месте? Здесь немного душновато, не так ли?

Холодный сарказм ранил еще больше, чем слепая ярость. Эшер только покачала головой:

– Тай, ты прекрасно знаешь, что между нами ничего нет.

– Откуда мне знать?! – Он почти орал, крепче сжимая воротник халата. – Не спрашивай Тай, не задавай вопросов. Ладно, не задаю. И вот я нахожу тебя принимающей неглиже этого мерзавца, к которому ты сбежала от меня.

– Я не знала, что он явится. – Эшер теперь схватилась за его руки, чтобы сохранить равновесие, потому что он почти оторвал ее от пола. – Если бы он позвонил заранее, я бы сказала, что не хочу его видеть.

– Но ты его впустила. – Тай снова яростно тряхнул ее. – Почему?

Отчаяние вытеснило страх.

– Тебе было бы легче, если бы я захлопнула дверь перед его лицом?

– Да, черт бы тебя побрал!

– Но я этого не сделала. – Эшер вдруг с силой попыталась освободиться, в ней тоже закипала злость. – Да, я его впустила и предложила выпить. А теперь поступай, как знаешь. Я не могу тебя переубедить.

– Он хотел вернуть тебя? – Тай не обращал внимания на ее попытку защититься. – За этим он пришел?

– Какое это имеет значение? – Она заколотила кулаками в его грудь. – Главное, этого не хочу я. – Она откинула назад голову, ее потемневшие глаза сверкали.

– Тогда скажи мне: почему ты вышла за него? – И когда она попыталась снова вырваться, Тай притянул ее ближе. – Я узнаю это, наконец, Эшер, и узнаю прямо сейчас.

– Потому что тогда я считала, что именно он мне нужен! – крикнула она в отчаянии. Сейчас ее одолевали те же чувства, которые недавно она испытывала к Эрику, – гнев и страх.

– И ты получила, что хотела?

Она замахнулась, но он перехватил ее запястье.

– Нет! – Она пыталась вырвать руку, но не преуспела в этом, отчаяние пересиливало ее ярость. – Нет, я была несчастна. Я оказалась в браке, как в ловушке, – заговорила она горячо. – Я заплатила за ошибку так, как и вообразить не могла. Не было ни одного счастливого дня. Ты удовлетворен?

И вдруг случилось то, чего Тай никогда не ожидал и никогда не видел, – Эшер заплакала. Он ослабил хватку и с глупым видом смотрел, как слезы катятся по ее лицу. Никогда еще, ни разу в жизни, он не видел, чтобы она так страдала. И тем более чтобы не могла сдержаться и выразила всю глубину этих страданий в слезах. Вырвав руку, она бросилась в спальню и захлопнула за собой дверь.

Ей надо было успокоиться и прийти в себя. Побыть одной и подумать. В полном одиночестве. Ее внезапно пронзило чувство вины и жалости к себе. Она проявила непростительную слабость и чуть не призналась ему во всем. Рассказала бы о ребенке. Слова уже готовы были вырваться, подталкиваемые гневом и отчаянием. Но слезы спасли, и она теперь могла выплакаться молча, сохранив все в тайне.

Тай долго смотрел на закрытую дверь спальни, откуда доносились приглушенные рыдания. Он был озадачен и расстроен. Даже поражен до глубины души. Сразу исчезли гнев и желание дознаться правды. Одно дело – видеть ее ярость в ответ на его ярость, это он мог понять. Но слезы… Они означали, что боль ее была нестерпима, надо знать Эшер, чтобы понять это. Тай сам воспитывался и жил в семье, состоявшей из одних женщин, и хорошо понимал женские слезы. Он многие годы был единственным утешителем и поддержкой матери и сестры. Но Эшер плакала по-другому – рыдала горько и безутешно, что особенно его потрясло.

Джесс плакала легкими слезами, тихо, по-женски. Мать плакала обычно от радости или печали. И он мог их утешить и знал, как справиться с этой задачей – подставленное вовремя плечо, несколько слов утешения и иногда шутка. Но он понимал сердцем, что такое горе, которое сейчас овладело Эшер, не утешить таким способом.

У него остались вопросы. Осталась злость. Но рыдания, доносившиеся из спальни, заставили об этом забыть. Он мог понять, когда слезы были защитной реакцией. Но сейчас он видел, что слезы у Эшер вырвались помимо ее воли. Он озадаченно запустил пальцы в волосы, задавая себе вопрос: чем они вызваны – приходом Эрика или его реакцией на этот приход? А может быть, причина осталась ему неизвестной. Тихонько выругавшись, он подошел к двери спальни и открыл ее. Эшер лежала на кровати, свернувшись клубочком, и ее тело сотрясалось в рыданиях. Когда он дотронулся до нее, она отшатнулась. Тогда он лег рядом и обнял ее. Сначала она отбивалась. Она хотела побыть одна. Никто не должен видеть ее в таком состоянии. Но он удерживал, не давая ей вырваться, крепко и нежно.

– Я все равно не уйду, – сказал он.

Тогда она перестала сопротивляться и просто лежала и плакала.

Стемнело, кажется, она ослабла от слез, выплакав их до капли. Он прижимал ее к себе, и она слышала, как бьется его сердце. Потом нежно погладил по шее.

Господи, ведь она чуть не рассказала ему. Закрыв глаза, Эшер лежала, обессилев так, что не способна была чувствовать больше ни боли, ни сожаления. Когда силы вернутся к ней, она будет благодарна этим слезам, которые спасли ее от признания.

Я потеряла твоего ребенка. Обнимал бы он ее так, как обнимает сейчас, если бы у нее вырвались эти слова? И зачем говорить ему, что это им принесет? Зачем ввергать его в печаль о том, чего не вернешь? Пусть лучше он никогда не узнает. Потому что, когда пройдет гнев, он станет страдать. Эшер вдруг поняла, что не только страх удерживал ее от признания. Она не перенесет, когда увидит, как он страдает.

Как она может ему объяснить историю с Эриком без того, чтобы не открылись старые раны. Ведь Тай не захотел ее больше, и Джесс ясно сказала об этом. А Эрик хотел быть с ней. И тогда гордость бросила ее к Эрику, а потом чувство долга удерживало рядом. Возможно, если бы не тот несчастный случай, она не связала бы себя обещаниями, которые дала ему.

И снова нахлынула волна боли, и ей захотелось уснуть и никогда не просыпаться. Спать, спать. Пусть сон приносит облегчение.

Она помнит свой крик, падение и потом объявшую ее темноту. Ребенок. Ребенок Тая. Паника пронзила ее, вывела из летаргии. Веки были налиты свинцом, но она заставила себя их открыть и положила руку на живот. Перед ней появилось лицо Эрика – с холодным и чужим выражением.

– Ребенок… – прошептала она, разлепив пересохшие губы.

– Мертв.

Жгучее чувство утраты вытеснило физическую боль.

– Нет, – простонала она, – нет, – и закрыла глаза. – Тай…

– Послушай меня, Эшер, – сухо и отрывисто заговорил Эрик.

Он три дня дежурил около ее постели и ждал, когда она придет в себя. Она потеряла ребенка и много крови. Был момент, когда она почти умерла, чуть не ускользнула от него навсегда, но он не дал ей уйти. Его любовь, которую он раньше чувствовал к ней, превратилась в презрительную ненависть. Она обманула его, сделала из него дурака. И он заставит ее заплатить за свое унижение.

– Мое дитя…

– Ребенок мертв, – сказал он лаконично и взял ее руку. – Посмотри на меня. – И когда она повиновалась, продолжил: – Ты находишься в частной клинике. Причина, по которой ты здесь оказалась, никогда не выйдет за двери этого заведения. Если ты сделаешь так, как я скажу…

– Эрик… – У нее блеснула искорка надежды. Собрав силы, она сжала его пальцы. – Это точно? Нет ошибки? Прошу…

– У тебя случился выкидыш. Слуги будут молчать. Для всех остальных мы уехали на несколько дней.

– Но я не понимаю. – Она прижала руку к животу, как будто хотела удостовериться, что это не обман. – Помню, что упала… Упала с лестницы. Но…

– Несчастный случай, – повторил он таким тоном, как будто речь шла о разбитом стекле.

И сразу боль нахлынула с новой силой.

– Тай… – простонала она и закрыла глаза.

– Ты моя жена, и останешься ею, когда я не решу иначе. – Он подождал, пока она снова откроет глаза. – Ты хочешь, чтобы я позвонил твоему любовнику и сказал, что ты вышла за меня, нося его ребенка?

– Нет.

Тай. Она так тосковала по нему. Но теперь он потерян для нее, как и ребенок, которого они зачали вместе.

– Тогда ты сделаешь, как я скажу. Ты уйдешь из профессионального тенниса. Я не потерплю, чтобы пресса спекулировала на слухах о ваших отношениях с этим негодяем и вываляла мое имя в грязи. Ты будешь вести себя так, как я ожидаю от моей жены – леди Уикертон. Я тебя не стану трогать, – его лицо исказила гримаса отвращения, – мое физическое влечение, которое я раньше к тебе испытывал, исчезло. Мы будет вести жизнь под мою диктовку, иначе твой любовник узнает от меня об игре, которую ты вела с ним, и со мной. Это понятно?

Какое значение для нее имело теперь, какой станет ее жизнь. Она уже была мертва.

– Да. Я сделаю все так, как ты хочешь. А теперь прошу, оставь меня одну.

– Как угодно. – Он поднялся. – Когда ты окрепнешь, ты дашь официальный пресс-релиз о своем уходе из спорта. Причина – ты не сможешь уделять столько времени теннису, как раньше, и карьера не имеет значения, потому что ты хочешь жить с мужем на своей новой родине.

– Ты думаешь, мне не все равно… – прошептала она. – А теперь уходи, я хочу спать.

– Дай мне слово, Эшер.

Она долго смотрела на него, потом закрыла глаза и прошептала:

– Даю слово, Эрик.

И она его сдержала. Эрику доставило мстительное удовольствие, когда ее отец отвернулся от нее. Она не обращала внимания на частые измены мужа. Эшер месяцами жила как зомби и механически выполняла обязанности хозяйки дома. Делала то, что обещала. Когда боль постепенно отступила и она стала оживать, ей захотелось свободы. Эрик не стал удерживать ее угрозами и шантажом. Ее удерживало чувство вины. Но, вновь обретя жизнь, она стала сопротивляться и искать пути на свободу.

Для Эрика не было ничего важнее его репутации. Она держала против него свидетельства его измен, а он – тайну о ребенке Тая. Таков был их нелегкий компромисс.

И вот он вернулся. Она с иронией подумала, что причина может быть в ее новом успехе. Зная Эрика, она понимала, что он будет молчать, только сохранив над ней власть. Как только он откроет рот, она пропала. А если она сама все расскажет…

Она вспомнила выражение лица Тая, когда он увидел ее с Эриком. Она не сможет ничего ему объяснить. Может быть, этот день настанет, когда они настолько будут доверять друг другу, что память о предательстве потускнеет…

Эшер молчала, и по ее ровному дыханию можно было подумать, что она спит, хотя Тай знал, что это не так. Какие секреты она таит от него? И сколько времени пройдет, прежде чем они откроются и между ними воцарится согласие. Он хотел задать ей этот вопрос, но его удержала ее ранимость. Меньше всего на свете он хотел, чтобы она вновь ускользнула или воздвигла между ними непробиваемую стену.

– Тебе лучше? – тихо спросил он.

Эшер вздохнула и кивнула. Но она должна была обязательно прояснить одно возникшее между ними недоразумение.