Текст книги "Притяжение противоположностей"
Автор книги: Нора Робертс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
Нора Робертс
Притяжение противоположностей
Глава 1
– Поднажми, Старбак!
Эшер усмехнулась, конечно же он выиграет, как всегда. Во всяком случае, у нее не было никаких сомнений по этому поводу. На большом крытом стадионе повисла напряженная тишина, характерная для критических моментов спортивных соревнований. В разогретом осветительными приборами воздухе пахло жареными орехами, потом, духами, и этот запах не казался неприятным тесно прижатым друг к другу зрителям, которые ощущали атмосферу товарищества и солидарности.
Сидевшая в середине центральной трибуны Эшер Вольф наблюдала за игрой Тая Старбака – чемпиона, солнечного мальчика и бывшего любовника. В который раз за последние два часа, что длился матч, она подумала, до чего же он изменился, хотя пока еще не сделала окончательного вывода, как именно. Прошло более трех лет с тех пор, как она видела его последний раз. Он не постарел, не потерял своей прежней неотразимой привлекательности, равно как и профессионального мастерства.
За последние годы она редко смотрела теннис по телевизору, слишком болезненны были воспоминания, мелькало слишком много знакомых лиц из прежней жизни в большом спорте. Особенно избегала смотреть матчи с участием Старбака. А когда натыкалась на его снимки в спортивных или светских журналах, немедленно закрывала и откладывала в сторону. Тай Старбак вычеркнут из ее жизни. По ее собственному решению. А Эшер всегда была крайне решительной женщиной.
Ее намерение пойти на чемпионат США для закрытых помещений было обдуманным. Она тщательно взвесила все за и против. Победила лотка. Дело в том, что Эшер возвращалась вновь в большой теннис. А это означало неминуемые встречи с Таем Старбаком на соревнованиях. Итак, она увидится с ним сегодня, и пусть все, включая друзей, прессу, коллег, сразу поймут, что связь, что была три года назад между ней и этим человеком, навсегда порвана и то время безвозвратно миновало. Это должно убедить и ее фанатов. Тай тоже должен понять. А главное, она очень надеялась, что наконец поймет это и сама.
Сейчас Тай готовился выполнить подачу. Его манера, поза, предельная сосредоточенность – все было знакомо до боли. Вот он подбросил мяч и отвел руку с ракеткой назад, готовясь провести сильнейший опасный удар – фирменную подачу Старбака.
Он шумно выдохнул, чем подчеркнул мощь удара. В этот момент Эшер сама почти перестала дышать. Если бы противник Тая был слабее, чем сегодняшний соперник – француз Грималье, он не смог бы принять мяч, выпущенный, как из катапульты. Но Грималье не только его взял – ответный удар последовал быстро, как молния. Сила против силы. И поединок продолжился. Мяч перелетал с одной стороны корта на другую так долго, что казалось, этому не будет конца.
Зрители на трибунах бурно реагировали, приветствуя прекрасную игру взрывами аплодисментов, криками одобрения. Каждый перелет и удар мяча вызывали шумную реакцию, зрители были восхищены мастерством и силой обоих игроков.
Представление с участием Тая нисколько не потеряло зрелищности и эффектности с тех пор, как Эшер видела его игру три года назад, когда сама прекратила играть. Фанаты обожали своего кумира. Поклонники тенниса делились на две группы – или обожали, или ненавидели Старбака, но никто и никогда не был к нему равнодушен. Как и она сама. Хотя не была уверена теперь, к какой группе себя отнести.
Каждый мускул его тела был ей знаком, каждое движение, каждое выражение лица. В ней поднялась буря чувств, в которой смешалось все – невольное уважение, восхищение, желание. Как и раньше, этот водоворот страстей закружил и отозвался сердечной болью. Тай Старбак требовал отдачи всех эмоций, не важно, было это любовью или ненавистью.
Игроки быстро перемещались по корту, приковав взор к маленькому белому мячику. Замах, удар. Пот заливал им глаза. Игра обострилась до предела, но зрители ждали от них именно такого накала страстей. Хотели слышать вскрики, шумное дыхание, видеть, как становятся мокрыми от пота лица и майки игроков. И хотя Эшер дала себе слово оставаться бесстрастной, она вдруг поняла, что, когда наблюдает за Таем, ее лицо выражает неприкрытое восхищение. Она любовалась его движениями, испытывала восторг, который невозможно было скрыть, как было всегда в течение последних десяти лет.
Он играл с кажущейся грациозной небрежностью, с блеском нанося свои фирменные удары левой. На первый взгляд небрежность и мастерство кажутся несовместимыми, они противоречат друг другу, но небрежность Тая скрывала высокий класс, и такая игра была свойственна только ему. У него было все – сила, подвижность, хитрость. Он находился в прекрасной форме. Длинное гибкое тело казалось эластичным, игра мускулов – то, как они перекатывались, вздуваясь и опадая, – впечатляла. Рост более шести футов давал ему преимущество над противником. Эшер подумала, что его движения напоминают движения фехтовальщика – выпад, отскок, атака. Он как будто хвастался своей ловкостью и силой, заставлял любоваться собой, во всяком случае, ей так казалось. Пружинистый шаг, напор, артистизм и обязательный демонический азарт в глазах. В знакомых до боли серых глазах.
Его лицо было лицом искателя приключений – узкое, худощавое, с волевым подбородком и на удивление нежным ртом. Как всегда, его волосы, намеренно длинные, были стянуты белой повязкой.
Тай уже оторвался от противника в счете и уверенно выигрывал, но играл так, как будто вся жизнь зависела сейчас от каждого мяча. Ничего не изменилось, думала Эшер, чувствуя, как у нее учащенно бьется сердце. Она полностью отдалась зрелищу, и теперь ей казалось, что это она сама мечется по корту с ракеткой в руке, обливаясь потом. Пальцы и ладони вспотели от напряжения, мышцы напряглись.
Тем временем страсти накалились до предела. Игра настолько захватила зрителей, что они вскочили со своих мест. Тай Старбак властвовал сейчас над их душами. Что ж, ничего не изменилось. Все как раньше.
И все же… Вот Тай с силой послал мяч через сетку, но тот улетел слишком далеко и, кажется, попал в заднюю линию. Тем не менее француз попытался в прыжке достать его, но не успел. У Эшер перехватило дыхание, скорость мяча была слишком высока для конца игры.
– Аут, – бесстрастно констатировал судья на линии.
И толпа сразу ответила шумным протестом. Эшер смотрела на Тая, ожидая обычного взрыва эмоций.
Он стоял, тяжело дыша, устремив взгляд на судью. Тот назвал счет с учетом аута, и трибуны разразились протестующим ревом и свистом. Эшер ждала. Медленно, не отводя взгляда от судьи, Тай вытер повязкой на запястье потный лоб. Он промолчал, хотя глаза сверкнули бешенством. Никаких ругательств и бросания ракетки. Эшер закусила губу. Итак, шумного протеста не последовало. Молча он подошел к тому месту, куда попал мяч, чтобы удостовериться в правильности судейства. И хотя мяч явно был спорным, не стал опротестовывать решение судьи.
Итак, он все-таки изменился, потому что такое поведение раньше было ему несвойственно. Эшер медленно перевела дыхание и расслабила напряженно поднятые плечи. Прежний Тай устроил бы целый спектакль для публики, призывая болельщиков поддержать его правоту. Но сейчас, явно контролируя свои эмоции, он лишь взглянул на то место, куда ударил мяч, и вернулся на заднюю линию. Только по глазам можно было прочитать все, что он думает о судье. Перед ней был новый, незнакомый Тай.
Он неторопливо подготовился к подаче. Медленный замах, удар. Мяч со скоростью выпущенной пули устремился на сторону противника. Это был эйс. Противник даже не пошевелился – такие мячи не брались. Толпа разразилась овациями. Судья терпеливо подождал, пока утихнет шум, и объявил счет. Снова Тай впереди. Зная его и таких, как он, Эшер понимала, что он уже готов к следующей атаке. Эйс уже забыт. Это потом он будет вспоминать его, перебирая в памяти лучшие моменты, и гордиться своим ударом. Позже. Сейчас он снова сосредоточен на игре.
Француз ответил на подачу коротким стремительным смэшем. Это была игра равных соперников – жесткая, яростная схватка настоящих мужчин, мастеров своего дела и бойцов. Они сошлись, как два пирата, только вместо моря их разделяет сетка корта. Игра шла к концу, слышались удары, скрип резиновых подошв по дереву, шумное дыхание, да время от времени раздавались подбадривающие крики фанатов каждого из игроков. Вот и последний удар – мяч, сильно посланный Таем, низко пролетел над сеткой, и француз его не взял. Тай выиграл матч, длившийся два с половиной часа, со счетом 3:1.
Старбак стал вновь чемпионом Открытого чемпионата США по теннису и героем публики.
Эшер чувствовала, как волна восторга захлестывает ее вместе со всеми, когда он направился к сетке для традиционного обмена рукопожатиями с соперником. Матч ее взволновал больше, чем она могла вообразить и чего никак не ожидала. Но отнесла это на счет профессионального восхищения прекрасной игрой.
Как он отреагирует, увидев ее? Может быть, она сумела глубоко задеть его чувства, нанесла боль сердцу, он страдал? Нет, скорее это был удар по самолюбию, его гордость была уязвлена. Она достаточно хорошо его знает, чтобы принять последний вариант. Сердечные муки не для него, это из другой оперы, такие переживания – удел слабых. Разумеется, он злится на нее и ничего не забыл. Скорее всего, когда они встретятся, он не сумеет скрыть свою злость. Но она должна это выдержать и остаться спокойной. Как никто, Эшер Вольф умела сохранять внешнее спокойствие, всегда славилась этим, она с детства научилась держать удар. В те времена, когда они были вместе, ей удавалось укротить бурный темперамент Тая именно хладнокровием и невозмутимостью.
Сейчас Эшер внутренне собиралась, готовилась к первой после трех лет встрече с ним, невольно испытывая благоговейный страх, близкий к тому, что она испытывала при мысли, что возвращается снова в большой теннис. И ей нужна только победа.
Она подождет, пока он примет душ, переоденется и выйдет к прессе. Улучив момент, подойдет, легко объяснив причину своего появления – просто хочет поздравить его с очередным большим успехом. И этот мудрый шаг, очень правильный, она сделает первой, раз встреча неизбежна. Она не позволит захватить себя врасплох при случайном столкновении, что теперь вполне возможно. Так Эшер уговаривала себя, наблюдая, как Тай пожимает у сетки руку Грималье.
И вдруг он медленно повернул голову. Его взгляд не отыскивал никого в толпе. Он был устремлен прямо на нее. Как будто Тай не только знал, что она здесь, но знал даже место, где она сидела. От неожиданности она чуть не вскрикнула, когда их глаза встретились. Перехватило дыхание, во рту пересохло. Они смотрели друг на друга, и ей показалось, что прошла вечность. Потом на его губах появилась улыбка, не предвещавшая ничего хорошего – она означала открытый вызов.
Эшер застыла в шоке, пока толпа вокруг шумно скандировала его имя. «Старбак, Старбак!» – гулким эхом отражалось от стен, как заклинание. Он все не отводил взгляда, пристального, немигающего. Сколько прошло времени? Десять секунд, пятнадцать? Для такого живого темпераментного человека это было необъяснимо долго. Его глаза проникали в душу, расстояние между ними как будто исчезло. Улыбка не сходила с его губ. У нее стали мокрыми от сильного напряжения и волнения пальцы, и в этот момент он резко отвернулся и начал обходить трибуны, приветствуя зрителей поднятой в победном жесте ракеткой. Они сейчас боготворили его.
Так он знал. От этой мысли она пришла в ярость. Публика вокруг ликовала. Он знал все это время, что она здесь. Холодный, мстительный гнев душил Эшер, ее обошли, Тай опередил ее и лишил возможности взять инициативу в свои руки. В течение десяти секунд, без слов, он дал ей понять, что игра не окончена. И что он выиграл первый раунд. Как всегда.
Нет, пока еще не выиграл, одернула себя Эшер. Она тоже изменилась. Но ноги как будто приросли к полу, и, глядя на опустевший корт, она возвращалась мыслями к прошлым событиям, не замечая, как люди расходились, шумно обсуждая матч.
Она стояла теперь одна – высокая, гибкая, кожа покрыта золотым загаром от многих часов, проведенных на солнце. Волосы с короткой стрижкой, очень светлые, с легким пепельным оттенком. Она выбрала свой стиль, удобный и практичный для своей профессии, и за три года отсутствия в спорте не меняла его. Овальное лицо больше подошло бы для обложки глянцевых модных журналов, чем для теннисистки, которая мечется по корту, потная, взмыленная, разгоряченная. Внешне она была больше похожа на любительницу красивой жизни, свободную от забот. Трудно было заподозрить в ней спортсменку.
У нее был маленький прямой нос, небольшой красивый рот, губы она почти никогда не красила. Макияж на корте – это смешно, краска тут же потечет по потному лицу, так что это пустая трата времени. Глаза – большие голубые, с фиалковым оттенком, обрамленные длинными светлыми пушистыми ресницами, которые она слегка подкрашивала, чтобы подчеркнуть цвет глаз. Некоторые спортсменки, выходя на корт, украшали себя бантиками, ленточками, цепочками и кулонами. Эшер никогда этого не делала. И даже вне корта она не меняла своего стиля – простого и элегантного.
В восемнадцать лет ее выбрали Лицом Тенниса. Она ушла из профессионального спорта в двадцать три. Но не была забыта. Сочетание красоты и хладнокровия принесло ей популярность, она никогда не позволяла себе эмоций и срывов, и ни соперницы, ни зрители не видели ее волнения, не слышали от нее несдержанных слов. Никто не мог понять, что она чувствует. Она имела редкое качество, приносившее ей преимущество, – предельное спокойствие, столь редкое для такой эмоциональной игры, как теннис. Но и в личной жизни она сохраняла сдержанность и умение держать себя в руках в любой ситуации.
Она жила теннисом так долго, что демаркационная линия между женщиной и спортсменкой стерлась. Жесткие правила, строгое расписание, ограничения, установленные ранее ее отцом и въевшиеся в ее сознание навсегда, включали и защиту от вторжения посторонних в ее личную жизнь. Только однажды один человек смог перейти границу – это был Тай. Но Эшер дала себе слово, что этого больше никогда не случится, она не позволит ему снова завладеть своими чувствами.
Она долго стояла, глядя на опустевший корт, и на ее лице нельзя было ничего прочитать – ни гнева, ни смятения или боли, она была похожа в этот момент на статую. Лицо оставалось спокойным, даже равнодушным. Она так задумалась, что не заметила, как к ней приблизилась группа поклонников, и ее лидеру пришлось дважды окликнуть ее по имени, чтобы привлечь внимание.
Итак, ее узнали. Хотя она и понимала, что это произойдет, ее накрыло волной гордости и радости, когда она раздавала автографы, с удовольствием подписывая программки, которые ей подсовывали. Ее не забыли.
Посыпались вопросы, на которые она отвечала с легкостью, даже если они затрагивали ее отношения с Таем. Многозначительная улыбка и туманные намеки всегда прекрасно воспринимались поклонниками тенниса. Но Эшер не была настолько наивна, чтобы думать, что такие ответы удовлетворят спортивных репортеров. Впрочем, это пока подождет. Интервью с прессой еще впереди. Не сейчас. У нее есть время.
Раздавая автографы, она незаметно оглядывалась по сторонам и вскоре заметила бывших коллег – одну из соперниц, свою первую партнершу в паре, несколько лиц из прошлого. Поймала взгляд Чака Принса – лучшего друга Тая, он славился своими стальными запястьями и прекрасной подвижностью, что делало его сильным игроком. Они обменялись короткими приветствиями, и она увидела промелькнувший в его глазах вопрос, прежде чем склонилась, чтобы подписать очередную программку.
Невесело подумала о том, что слова сказаны, новость уже вырвалась – Эшер Вольф снова берет ракетку в руки. Улыбнулась подростку, теннисному фанату. Скоро ей зададут неизбежный вопрос: вернулась она только в теннис или к Таю Старбаку тоже?
– Эшер! – Чак приблизился к ней своими упругими шагами, которыми обычно пересекал корт. В своей экспрессивной манере схватил ее за плечи, крепко обнял, так что у нее перехватило дыхание, и поцеловал прямо в губы. – Эй, потрясающе выглядишь!
Она со смехом освободилась, приводя в порядок дыхание:
– Ты тоже.
Описать его внешность было просто: нормальный – вот подходящее слово – нормальный рост, вес, весь облик. Но в нем был тот внутренний огонек, та искорка, которая, несомненно, прибавляла ему привлекательности, в том числе и сексуальной. Чем он и пользовался, но вполне добродушно и открыто.
– Никто не знал, что ты вернулась, – сказал он с легкой укоризной, обнимая ее за плечи и ведя сквозь поредевшую толпу. – Я и не видел тебя здесь, пока… – Он замялся, и Эшер поняла, что Чак имел в виду. Ее десятисекундный обмен взглядами с Таем не остался незамеченным. – Пока матч не закончился, – вышел он из трудного положения и коротко сжал ее плечи. – Почему никому не позвонила, что придешь?
– Я и сама не была уверена, что решусь на это. – Эшер позволила ему увлечь себя в глубину прохода. – Хотела незаметно затеряться в толпе. Было бы нечестно мешать соревнованию своим появлением и отвлекать внимание зрителей от игры, вызывая любопытство и вопросы о возвращении в большой теннис.
– Игра была просто потрясающей. – Чак сверкнул улыбкой. – Никогда еще не видел Тая в таком ударе. Как он провел последний сет! Три эйса!
– У него всегда была сильная подача, эйсы – его конек.
– Ты уже виделась с ним?
В ответ на такой вопрос от кого-то другого немедленно последовал бы холодный взгляд. Но это был Чак.
– Нет, – отозвалась Эшер с небрежной гримасой. – Но, разумеется, я с ним встречусь, просто не хотела отвлекать его внимание перед матчем. – Она переплела пальцы – старая привычка, говорившая о том, что она нервничает. – Понятия не имела, что он знает, что я здесь.
Отвлечь внимание Старбака от игры… Ей самой стало смешно от таких слов. Никто и ничто не может отвлечь его внимание, когда он берет в руки ракетку.
– Он сходил с ума, когда ты его бросила, – сказал тихо Чак, и его серьезный тон вернул ее в реальность. Она разжала пальцы, возвращая спокойствие.
– Уверена, что он недолго горевал! – Ей самой не понравилась резкость тона, каким она это сказала. Эшер постаралась уйти от мыслей о Старбаке. – Расскажи лучше о себе. Я видела, как ты рекламируешь новую линию теннисной обуви.
– Как я выглядел?
– Ты был очень искренним. – Она по-доброму усмехнулась. – Я чуть не побежала покупать себе такую же пару.
Он вздохнул:
– Я старался выглядеть как мачо. Чувствуя, как напряжение покидает ее, Эшер расхохоталась.
– С таким выражением? – Она протянула руку и повернула его лицо в профиль и обратно. – Да у тебя физиономия добряка, которому матери могут доверять своих детей.
– Ш-ш-ш, – Чак оглянулся по сторонам в шутливой тревоге. – Не так громко, ты погубишь мою репутацию!
– Твоя репутация была потрепана в Сиднее, – отозвалась она, – три сезона назад. Помнишь? Стриптиз.
– Экзотический танец, – поправил он, – культурный обмен, только и всего.
– Ты выглядел просто милашкой в этих перьях. – И, снова рассмеявшись, она поцеловала его в щеку.
– Мы скучали по тебе, Эшер. – Чак потрепал ее по худощавому, но сильному плечу.
Она посерьезнела.
– О, Чак! А я так соскучилась по тебе. И по всем остальным. Даже не представляла, как сильно, пока не пришла сюда сегодня. – Она немного задумалась и медленно произнесла: – Три года…
– Но ты теперь снова с нами.
Она отвела глаза и согласилась неохотно:
– Да, вернулась, вернее, вернусь через две недели.
– На Форо Италико. – Она одарила его короткой улыбкой, в которой была безрадостная решимость. – Никогда не выигрывала на этом проклятом итальянском турнире. Но на этот раз собираюсь это сделать.
– Это все твой темп, – раздался голос позади нее, и ее плечи напряглись.
Чак смог увидеть на мгновение в глубине ее глаз всплеск страха, но она тут же взяла себя в руки. И когда повернулась к Таю, глаза были равнодушно-спокойны, а он мгновенно заметил, что ее красота, которую он хранил все это время в своей памяти, осталась такой же, нисколько не померкла, а умение сохранять хладнокровие так же сильно, как и раньше.
– Да, ты всегда это говорил, – отозвалась она как ни в чем не бывало. Критическая точка была пройдена еще в момент их безмолвного сражения взглядами на корте. Но вдруг свело желудок. – Ты прекрасно играл, Тай, после второго сета.
Их разделяло теперь не больше фута. Они внимательно разглядывали друг друга, теперь на близком расстоянии, и оба не находили изменений. Как будто не было этих трех лет. И вдруг Эшер подумала, что и двадцать лет не имели бы значения. Сердце колотилось, кровь шумела в ушах. Как всегда при встрече с ним. Все как прежде. Она постаралась отбросить эти мысли. Чтобы сохранить невозмутимость под этим взглядом, надо заставить умолкнуть воспоминания.
А в это время их обнаружили. Пресса не оставляла Тая в покое, репортеры, которые следовали за ним по пятам, теперь почувствовали поживу, увидев их вместе.
Толпа напирала, посыпались вопросы, их почти прижали друг к другу. Не говоря ни слова, он схватил ее за руку и, открыв первую попавшуюся дверь, втащил внутрь. Это оказалась женская комната отдыха, но его это не остановило. Заперев дверь, он прислонился к ней спиной и пронзил Эшер взглядом, в то время как она стояла перед ним, напряженно выпрямившись.
Как и тогда, на корте, полчаса назад, они молча смотрели друг на друга. В глазах Тая не было спокойствия, впрочем, оно вообще было ему несвойственно, в отличие от Эшер. Но она не могла определить по их выражению, что он сейчас чувствует. Даже в ленивой расслабленной позе таилась сила, приближение шторма. Она бесстрашно и спокойно смотрела ему в глаза, зная, что его бесит ее хладнокровие. Он, кажется, готов был ее задушить за это спокойствие.
– А ты не изменилась, Эшер.
– Ошибаешься.
Ну почему в его присутствии ее сердце так бешено колотится, что становится трудно дышать?
– Разве? – Он удивленно вздернул брови. – Посмотрим.
Он был очень несдержан в проявлении эмоций – разговаривая, жестикулировал, дотрагивался до собеседника. Она помнила его прикосновения – на своих руках, волосах, плечах. Именно его живость, темперамент влекли к нему неудержимо. Но и одновременно отталкивали. Сейчас, стоя так близко к нему, она удивилась, что он еще ни разу не дотронулся до нее, просто стоял и смотрел, как будто изучал.
– А ты изменился, – сказала она, – ты не спорил с судьями, не орал. Ни разу не бросил ракетку. – Ее губы изогнулись в легкой улыбке, и она добавила: – Даже после ошибки судьи.
Тай улыбнулся, немного иронически:
– Я завязал с этим уже давно.
– Вот как? – Она чувствовала смущение и неловкость от его близости и, чтобы скрыть волнение, передернула плечами. – Я не следила за твоими успехами.
– Полное забвение, так, Эшер? – тихо спросил он.
– Если хочешь. – Она бы ушла, но он загораживал выход, поэтому идти было некуда. Зеркала, висевшие над рядами раковин слева, отражали их обоих. Она повернулась так, чтобы не видеть их вместе, и повторила: – Так было надо.
– А что сейчас?
– Я снова собираюсь играть, – ответила она, чувствуя его запах, такой знакомый, от разгоряченного после игры тела – запах пота, победы и… секса. Ей было очень трудно сохранять выдержку, в ней поднялся вихрь запретных воспоминаний и желаний.
Она не смогла забыть их ночи, дни, дождливые утра. Он распахнул перед ней двери в запретный до этого мир и показал, что может быть в отношениях мужчины и женщины. Он сломал, усыпил ее бдительность. И она молилась про себя: «О, Боже, не позволяй ему дотронуться до меня сейчас». Она нервно сплела пальцы, и он, хотя и смотрел ей в глаза, сразу заметил и узнал этот жест. На его губах снова появилась улыбка.
– Начнешь с Рима?
Она с трудом удержалась от того, чтобы не сглотнуть ком в горле, и подтвердила:
– С Рима. Это будет начало. Без предварительных соревнований. Хотя прошло три года.
– Как твой коронный удар?
– Хорошо, – она вздернула подбородок, – никогда не было лучше.
Он неожиданно взял ее руку, и ее пальцы сразу стали влажными.
– Меня всегда поражала сила в столь хрупких руках. Качаешь руки?
– Да.
Пальцы его спустились к внутренней ложбинке локтя. Ему было приятно чувствовать бешеный ритм ее пульса, приятно, но с примесью горечи.
– Итак, – пробормотал он, – леди Уикертон снова покорит грацией зрителей.
– Миссис Вольф, – поправила Эшер. – Я вернула девичью фамилию.
Он остановил взгляд на ее руке, где не было кольца.
– Когда произошел окончательный развод?
– Три месяца назад.
– Жаль. – Его глаза потемнели от гнева. – Титул тебе очень шел. Мне казалось, ты прекрасно впишешься в роль хозяйки английского поместья. С дворецким, слугами и картинной галереей с портретами предков. – Он внимательно вглядывался в ее лицо, как будто искал подтверждение своим словам. – Ты рождена для этого.
– Тебя ждут репортеры. – Она сделала попытку его обойти, но он сжал ее пальцы.
– Почему, Эшер?
Он не сдержался, хотя и поклялся себе, что если встретит ее когда-нибудь, то не задаст этого вопроса. Но его гордость смыло волной эмоций, и вопрос вырвался, больно ранив обоих:
– Почему ты оставила меня таким образом? Почему сбежала и вышла замуж за этого проклятого англичанина, этого фата, не сказав мне ни слова?
Она не поморщилась, хотя ей было больно от его хватки, даже не сделала попытки вырваться.
– Это мое личное дело.
– Твое дело? – Она не успела ответить, как вдруг он схватил ее крепко за обе руки. – Твое дело? Мы были вместе уже несколько месяцев, как всегда, ты была ночью в моей постели, и вдруг новость – ты от меня сбежала с каким-то английским лордом! – Он с силой тряхнул ее, его благоразумие улетучивалось с каждой секундой. – Я узнал все от своей сестры. Ты даже не удостоила меня объяснением. У тебя не хватило совести объяснить мне все лично.
– Совести? – Она отпрянула от него, насколько это было возможно. – Я не стану обсуждать с тобой вопросы совести, Тай. – И замолчала, боясь, что у нее вырвутся слова, которые она поклялась себе не произносить. – Я сделала свой выбор, – отчеканила она, – и не тебе меня судить!
– Но мы были любовниками, – напомнил он сдавленно, – мы жили вместе почти полгода.
– Я была не первой, очутившейся в твоей постели.
– Ты прекрасно об этом знала с самого начала.
– Да, знала. – Она с трудом удерживалась от желания ударить его от бессильной ярости, которая росла в ней. – Я тогда сделала свой выбор. Как и еще один позже. А теперь позволь мне уйти.
Самообладание Эшер всегда восхищало и бесило Тая. Он знал ее лучше, чем кто-либо, даже ее отец, – и, уж конечно, лучше, чем ее бывший муж. У нее внутри могло все трястись от волнения, но внешне она оставалась невозмутимой и холодной. Ему захотелось трясти ее до тех пор, пока с нее не слетит напускное безразличие. Но еще больше, о, гораздо больше ему хотелось снова почувствовать ее вкус, смыть три года разлуки одним длинным и жадным поцелуем. В нем кипели желание и злость. Он понимал, что, если поддастся им, ему уже не остановиться. Рана еще кровоточила.
– Мы еще не закончили, Эшер. – Он ослабил хватку. – Ты в долгу передо мной.
– Нет. – Она яростно стряхнула его руки, освобождаясь. – Нет. Я ничего тебе не должна.
– Три года, – сказал он и дерзко, с вызовом улыбнулся, – ты должна мне три года. И видит бог, ты мне заплатишь.
Он отступил от двери, открыл ее, посторонился, и Эшер пришлось выйти первой, чтобы встретиться лицом к лицу с толпой репортеров, нетерпеливо поджидавших их в коридоре.
– Эшер, что ты чувствуешь, вернувшись в Штаты?
– Приятно очутиться дома.
– Ходят слухи, что ты собираешься вернуться в большой спорт?
– Я возвращаюсь в профессиональный теннис. Начну с европейского турнира в Риме.
Посыпались новые вопросы. Она отвечала. Глаза слепили вспышки, все камеры были направлены ей в лицо. Пресса всегда ее пугала. Эшер помнила слова отца: «Никогда не говори больше, чем это необходимо. Не давай им увидеть, понять, что ты чувствуешь. Иначе они тебя проглотят».
Хотя внутри у нее все кипело, она приветливо отвечала на вопросы, и голос ее был спокоен и уверен. Только нервно переплетенные пальцы говорили о внутреннем напряжении, а взгляд невольно искал пути к освобождению. Хотелось убежать, но приходилось терпеть. Тай прислонился к стене с безразличным видом и не делал попытки ей помочь.
– Эшер, твой отец тоже будет в Риме?
– Скорее всего. – Небрежный тон скрыл боль и печаль, глубоко запрятанные в душе от посторонних глаз.
– Ты развелась с лордом Уикертоном, поэтому снова вернулась в профессиональный спорт?
– Мой развод не имеет никакого отношения к профессии.
Это было полуправдой. Эшер была возмущена бесцеремонностью репортеров, но умело скрывала свои чувства и держалась стойко.
– Но тебя беспокоит, что придется скрестить ракетки с таким юным дарованием, как Кингстон? Или старыми соперницами, например Мартинелли?
– С нетерпением жду этого момента.
Страх, сомнения – все осталось внутри. Они ничего не заметили.
– Вы снова встречаетесь со Старбаком?
Эти люди все-таки вывели ее из себя. Она сделала паузу, чтобы гнев не вырвался наружу.
– Старбак – игрок-одиночка, – прозвучал лаконичный ответ.
– Вам, ребята, надо держать глаза открытыми, стоит понаблюдать за нами. – Тай наконец пришел ей на помощь, с обычной самоуверенностью обняв за плечи. – Никто не знает, что может произойти. Верно, Эшер?
Она ответила ледяной улыбкой.
– Ты всегда был более непредсказуемым, чем я, не так ли, Тай?
Он ответил улыбкой на улыбку.
– Вот как? – И, наклонившись, легко коснулся губами ее губ. – Вспышки фотокамер с яростной силой обрушились на них, репортеры были в восторге. Он увидел близко ее глаза, полные немой ярости, выпрямился и весело сказал: – У Лица и у меня есть планы.
– В Риме? – хохотнул репортер.
Тай усмехнулся и привлек к себе Эшер.
– Именно там мы и начнем выполнять их.
