Текст книги "Любовь Лилы"
Автор книги: Нора Робертс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
Глава 6
Учитывая размеры Башен, совсем нетрудно при желании избегать кого-то, и Макс заметил, что Лила не попадалась ему на глаза уже пару дней, в чем не мог обвинять ее, только не после того, как по-глупому все испортил.
Хотя немного злило, что она, скорее всего, не примет простых и искренних извинений; вместо этого превратит ситуацию в… черт, если бы знать, что она думает по этому поводу. Единственное, в чем он абсолютно уверен, – Лила перевернула его слова и их значение, затем раздраженно умчалась прочь.
А еще он тосковал по ней, как безумный.
Макс заставил себя напряженно трудиться, закопался в штудировании книг, детально анализировал старые семейные бумаги, которые Аманда аккуратно рассортировала по датам и содержанию. Ему удалось найти последнее публичное упоминание ожерелья в газетной заметке, описывающей ужин с танцами в Бар-Харборе 10 августа 1913 года. За две недели до смерти Бьянки.
И хотя считал это просто авантюрой, Макс принялся выписывать имена прислуги, работавшей в Башнях летом 1913 года, которые сумел обнаружить. Некоторые из них вполне могли быть еще живы. Разыскать этих людей или их семьи трудно, но не невозможно. Он задумал попросить пожилых служащих вспомнить молодость. Часто именно воспоминания стариков о давно прошедших днях были кристально ясными.
Идея поговорить с кем-то из тех, кто знал Бьянку и видел ее – или ожерелье, – возбуждала. Прислуга наверняка знала привычки своих нанимателей, и он, без сомнения, раскопает все семейные тайны.
Воодушевленный своей затеей, Макс склонился над бумагами.
– Вижу, трудитесь изо всех сил.
Он оторвался от документов, моргнул и уставился на Лилу в дверном проеме кладовой. Не требовалось особой сообразительности, чтобы по отрешенному совиному взгляду, брошенному на возмутительницу спокойствия, понять, что она выдернула профессора из прошлого, и ей тут же захотелось обнять его. Вместо этого Лила лениво прислонилась к косяку.
– Помешала?
– Да… нет. – Черт побери, рот пересох. – Просто… э-э-э… работаю со списками.
– У меня есть сестра с теми же проблемами.
На ней был свободный белоснежный хлопковый сарафан, волосы, как у цыганки, струились вниз, словно всполохи огня, длинные серьги из малахита покачивались в ушах, пока она пересекала комнату.
– Аманда… – ладони повлажнели, и Макс отложил карандаш в сторону, – проделала колоссальную работу по систематизации всей этой информации.
– Она просто монстр организованности.
Лила небрежно оперлась бедром на стол, за которым он сидел.
– Симпатичная рубашка.
Сорочку с карикатурными корчащимися человечками она сама выбрала для него.
– Спасибо. Я думал, вы на работе.
– Сегодня у меня выходной.
Она обошла стол кругом и склонилась над его плечом:
– А у вас когда-нибудь такое бывает?
Хотя Макс осознавал, что это нелепо, но почувствовал, как напряглись мускулы.
– Бывает что?
– Выходной.
Отбросив в сторону волосы, Лила повернулась к нему лицом:
– Чтобы поразвлечься.
Макс не сомневался, что она специально проделывает все это. Возможно, со злорадным удовольствием наблюдает, как рядом с ней он превращается в полного идиота.
– Я занят.
Профессор сумел оторвать пристальный взгляд от лукавого рта и упрямо глянул на лежащий перед ним список, но не смог разобрать ни слова.
– Действительно занят, – почти отчаянно добавил он. – Пытаюсь выписать имена всех людей, которые работали здесь в то лето, когда умерла Бьянка.
– Прекрасная идея.
Лила склонилась еще ниже, восхищаясь его откликом на себя. Это, должно быть, больше чем простая похоть. Мужчина не стал бы так неистово сопротивляться примитивным желаниям.
– Хотите помогу?
– Нет, нет, это работа для одного.
Макс безумно мечтал, чтобы искусительница ушла, пока он еще в состоянии держать себя в руках.
– Наверное, здесь ужас что творилось после смерти Бьянки. Но хуже всего пришлось Кристиану – услышать об этом или прочитать, и ощущать себя совершенно бессильным. Думаю, он очень любил ее. А вы когда-нибудь были влюблены? – спросила Лила, снова пристально посмотрев на него.
Теперь она не улыбалась, дразнящий свет в глазах исчез. По каким-то неуловимым признакам Макс понял, что это самый серьезный вопрос, который она когда-либо ему задавала.
– Нет.
– Как и я. Как вы думаете, на что это походит?
– Не знаю.
– Но какие-то мысли у вас есть. – Она еще немного подалась к нему. – Гипотезы. Предположения.
Макс был почти загипнотизирован.
– Возможно, это похоже на обладание собственной вселенной. Как во сне, где все преувеличено, каждая частичка потеряла равновесие и все полностью в твоей власти.
– Мне нравится, профессор.
Он уставился на изгиб манящих губ, жаждая вновь испробовать их на вкус.
– Не хотите прогуляться, Макс?
– Прогуляться?
– Да, со мной. К утесам.
Он сомневался, что сможет хотя бы встать.
– Хорошая идея.
Ничего не говоря, Лила предложила ему руку. Когда он поднялся, она повела гостя через двери террасы.
Ветер гнал облака поперек синего неба, колыхал ее юбку и посылал в полет волосы. Лила беззаботно брела по дорожке, слегка сжимая ладонь Макса. Они пересекли лужайку, оставив позади шум стройки.
– Не очень люблю ходить пешком, – призналась она. – Потому что провожу большую часть времени на ногах, но обожаю бродить по утесам. Там ощущаются очень сильные, невероятно прекрасные воспоминания.
Макс снова подумал обо всех мужчинах, которые, вероятно, любили такую красавицу.
– Ваши?
– Нет, полагаю, Бьянки. И если не желаете верить в такие вещи, то просто насладитесь видом.
Он спускался по склону рядом с ней, чувствуя легкость, спокойствие, даже дружественность.
– Вы больше не сердитесь на меня.
– Сержусь?
Лила нарочито нахмурила брови. Она не собиралась облегчать ему жизнь.
– За что?
– За ту ночь. Понимаю, что расстроил вас.
– А, это…
Когда Лила больше ничего не добавила, он попробовал снова:
– Я думал об этом.
– Вот как?
Она взглянула на него непроницаемыми загадочными глазами.
– Да. Полагаю, что, скорее всего, не слишком хорошо справился с ситуацией.
– Хотите получить еще один шанс?
Он как вкопанный застыл на полпути, что заставило ее рассмеяться.
– Расслабьтесь, Макс.
Лила по-дружески поцеловала его в щеку.
– Просто поразмыслите над такой возможностью. Посмотрите, зацвела горная клюква.
Она нагнулась и дотронулась до россыпи розовых колоколообразных соцветий, цепляющихся за камни. Коснулась, но не сорвала, отметил он.
– Сейчас самое благодатное время для диких цветов. – Выпрямившись, отбросила волосы назад. – Видите, вон там?
– Сорняки?
– О, а я-то решила, что вы поэт.
Махнув головой, Лила взяла Макса под руку.
– Урок номер один, – начала она.
По дороге она указывала на крошечные скопления растений, выбивающиеся из щелей и расцветающие на скудной скалистой почве, учила распознавать дикую чернику, которая созреет в следующем месяце. Глубоко в траве жужжали пчелы, кое-где порхали бабочки. В ее присутствии все обыкновенное становилось волшебным.
Лила сорвала тонкий листик и растерла в пальцах, заполнив все вокруг острым ароматом, который напомнил Максу запах ее кожи.
Они стояли возле пропасти над водой. Далеко внизу бились и клубились волны в неустанной и бесконечной осаде. Лила показала, как найти птичьи гнезда, ловко пробираясь по узкой гряде и крепко цепляясь за трещины в камнях.
Именно это она проделывала каждый день для толп незнакомцев, да и для себя тоже. Но особенное удовольствие доставляла возможность разделить радость с Максом, знакомить его с чем-то совсем простым и одновременно изысканным, как крошечные белые песчанки и дикие розы, достигающие в высоту человеческого роста. Воздух походил на вино, настоянное на ветре, Лила присела на каменистый склон, впитывая его с каждым вдохом.
– Здесь просто невероятно.
А вот Макс не мог сидеть – слишком много впечатлений, слишком много эмоций переполняли его.
– Знаю.
Лила наслаждалась его удовольствием так же, как солнцем на коже и бризом в волосах. Легкие порывы ерошили густые пряди Макса, обаятельные глаза потемнели до цвета индиго, слабая улыбка изгибала губы. Рана на виске заживала, но, решила Лила, останется небольшой шрам, который добавит умному лицу немного беспутства.
Дрозд начал выводить трели, она обхватила колени руками.
– Хорошо выглядите, Макс.
Отвлекшись от созерцания окрестностей, он глянул на нее через плечо. Лила непринужденно устроилась на камнях, так же расслабленно, как на мягком диване.
– Что?
– Я сказала, что вы хорошо выглядите. Очень хорошо.
И засмеялась, увидев, как у него отвисла челюсть.
– Вам никто никогда не говорил, что вы привлекательны?
«И какую игру она затеяла теперь?» – задался он вопросом и неловко пожал плечами.
– Нет, насколько я помню.
– Ни одна из сраженных наповал знаменитым профессором студенток не говорила вам такого? Какие все невнимательные! Мне кажется, кое-кто из них пытался попасться вам на глаза – а может, и замыслил кое-что большее, – но вы были чересчур увлечены своими книгами, чтобы заметить.
Макс нахмурился.
– Я не веду монашеский образ жизни.
– Конечно, – улыбнулась Лила. – Я уже поняла.
Ее слова ярко напомнили о том, что произошло между ними двумя ночами раньше. Он касался ее, пробовал на вкус и едва удержался, чтобы не овладеть прямо на траве. И Макс помнил, как она умчалась, разъяренная и обиженная. А теперь насмехалась над ним, едва ли не провоцировала повторить ошибку.
– Никогда не знаю, чего ждать от вас.
– Спасибо.
– Это не комплимент.
– Еще лучше.
Лила зажмурилась против солнца, и, когда заговорила, голос звучал почти мурлыканьем:
– Любите предсказуемость, не так ли, профессор? Досконально понимать происходящее и точно знать, что случится потом.
– Вероятно, так же, как вы любите дразнить меня.
Смеясь, она протянула руку.
– Извините, Макс, иногда это желание непреодолимо. Присаживайтесь. Обещаю вести себя прилично.
Он осторожно опустился на камень возле насмешницы. Ее юбки дразняще трепетали вокруг ног. Жестом, по его мнению, почти материнским она погладила его бедро.
– Хотите, чтобы мы стали приятелями? – спросила Лила.
– Приятелями?
– Ага. – В ее глазах плясали чертики. – Вы мне нравитесь: глубокий ум, честная душа…
Он вздрогнул, заставив ее рассмеяться.
– Как начинаете ерзать, когда смущаетесь.
– Я не ерзаю.
– Властный тон, когда раздражены. А теперь, по идее, вы должны поведать, что вам нравится во мне.
– Собираюсь с мыслями.
– Придется добавить бесстрастное остроумие.
Макс невольно улыбнулся:
– Вы самый невозмутимый человек, которого я когда-либо встречал. И добрый, хотя никогда не кичитесь этим, и сильный к тому же, что тоже никогда не выпячиваете. Полагаю, вы вообще не любите суету вокруг себя.
– Слишком утомительно. – Слова разожгли пожар в ее сердце. – Значит, можно с уверенностью сказать, что мы теперь друзья?
– С достаточной уверенностью.
– Хорошо. – Лила нежно сжала большую руку. – Думаю, для нас обоих это важно – стать сначала друзьями, а уж потом любовниками.
Макс едва не свалился со скалы.
– Простите?
– Мы оба понимаем, что желаем друг друга.
Когда он начал заикаться, она подарила ему снисходительную улыбку. Лила очень тщательно все продумала и была уверена – ну, почти уверена, – что так правильнее для них обоих.
– Расслабьтесь, в этой стране секс не преступление.
– Лила, я понимаю, что был… то есть, я знаю, что делал авансы…
– Авансы…
Она погладила его по щеке, ощущая безнадежную влюбленность.
– Ох, Макс.
– И не горжусь своим поведением, – натянуто промямлил он, она отняла руку. – И не хочу…
Его язык завязался узлом.
Боль вернулась, комбинация отвержения и поражения, чего она терпеть не могла.
– Не хотите лечь со мной в постель?
Теперь и живот свился в узел.
– Конечно, хочу. Любой мужчина…
– Я говорю не о каком-то мужчине.
Макс не смог бы подобрать более неудачные слова, потому что ее-то волновал только он. Она должна услышать, как он признается, что хочет ее, если уж не может принять ничего другого.
– Черт побери, я говорю о вас и о себе – прямо здесь и прямо сейчас.
Характер Калхоунов заставил Лилу оттолкнуться от скалы.
– Я хочу знать о ваших чувствах. А если мне понадобится узнать, что чувствует другой мужчина, я возьму телефон или съезжу в городок и спрошу этого другого.
Макс внимательно смотрел на нее, не вставая с места.
– Для человека, который чаще всего действует медленно, у вас очень быстро меняется настроение.
– Не разговаривайте со мной этим нудным профессорским тоном.
Настала его очередь улыбнуться.
– А мне казалось, он вам нравится.
– Разонравился.
Смутившись от собственного поведения, Лила отвернулась и загляделась на воду. Главное – сохранять спокойствие, напомнила она себе, ведь она всегда обладала способностью без труда оставаться невозмутимой.
– Представляю, что вы там навоображали обо мне, – начала Лила.
– Не понимаю, откуда у вас такое убеждение, когда я и сам-то ни в чем не уверен.
Макс помолчал минуту, собираясь с мыслями.
– Лила, вы красивая женщина…
Она крутанулась назад с горящим взором.
– Если еще раз это повторите, клянусь, я вас ударю.
– Что?
Совершенно расстроенный, Макс всплеснул руками и поднялся.
– Почему? Господь всемогущий, вы рассердились.
– Так гораздо лучше. Не желаю внимать, что мои волосы цвета заката или мои глаза, как морская пена. Тысячу раз слышала все это. И ничуть не впечатлена.
Макс начал подозревать, что в монашеской жизни, начисто лишенной общества подобных непостижимых женщин, есть свои преимущества.
– А что вы желаете услышать?
– Не собираюсь рассказывать, что хочу услышать. Да и есть ли смысл тратить время попусту?
Переварив колкость, Макс провел обеими ладонями по волосам.
– Смысл… понятия не имею, есть ли смысл. Минуту назад вы показывали мне перлянку…
– Песчанку, – процедила она сквозь зубы.
– Прекрасно. Мы болтаем о цветах и дружбе, и вдруг вы спрашиваете, хочу ли я уложить вас в постель. И как, по-вашему, я должен реагировать на это?
Лила прищурилась.
– Вот и скажите – как.
Он лихорадочно перебирал в голове безопасные варианты и не нашел ни одного.
– Послушайте, я понимаю, вы привыкли к тому, что мужчины…
Ее суженные глаза вспыхнули.
– Что мужчины?
Если уж суждено пропасть, решил Макс, то можно сделать это с размахом.
– Просто замолчите.
Он схватил ее за руки, решительно рванул к себе и обрушился на ее губы.
Лила вкушала его расстройство, раздражение, неукротимую страсть. Казалось, его эмоции в точности отражают ее собственные. Впервые она боролась с ним, пытаясь сдержать свой отклик. И впервые он проигнорировал ее протест и предъявил права на нее.
Макс пальцами запутался в ее взъерошенных локонах, удерживая голову, чтобы, ни о чем не думая, наслаждаться сладостной атакой. Лила выгнулась, стараясь отпрянуть, но он притянул ее ближе, настолько близко, что даже ветер не смог бы проскользнуть между ними.
Все совсем по-другому, осознавала она. Никогда ни один мужчина не вызывал в ней таких чувств… Ей не нужна эта мука, эта потребность, это отчаяние. С последнего раза, когда они были вместе, она убедила себя, что любовь должна быть безболезненной, естественной и удобной, надо просто проявить благоразумие.
Но боль не уходила. И никакая страсть или желание не могли полностью утолить ее.
Разъяренный ими обоими, Макс оторвал от Лилы рот, но руки продолжали впиваться в ее плечи.
– Ты этого хочешь? – потребовал он. – Хочешь, чтобы я забыл все правила и нормы приличия? Желаешь знать, что я чувствую? Каждый раз, когда ты приближаешься ко мне, мне нестерпимо хочется коснуться тебя, а потом утащить куда-нибудь подальше и заниматься любовью до тех пор, пока ты не забудешь, что у тебя когда-либо был кто-то еще.
– Тогда почему?..
– Потому что забочусь о тебе, черт бы все побрал. Потому что стремлюсь выказать тебе хоть немного уважения. Потому что слишком сильно тебя жажду, чтобы стать просто очередным партнером в твоей постели.
Гнев исчез из ее глаз, сменившись уязвимостью более трогательной, чем слезы.
– Ты и не стал бы.
Лила подняла ладонь к его лицу.
– Ты первый, Макс. Никогда не было такого, как ты.
Он промолчал, и сомнение в его взгляде заставило ее опустить руку.
– Ты мне не веришь.
– С тех пор как встретил тебя, не могу ясно мыслить.
Внезапно он понял, что все еще стискивает ее плечи, и ослабил захват.
– Можно сказать, ты ослепляешь меня.
Лила прикрыла веки, осознав, как близко подошла к раскрытию самого сокровенного. Унизила себя, смутила его. Если между ними существует только физическое влечение, то у нее хватит сил принять это.
– Тогда оставим пока эту тему.
Лила изобразила улыбку:
– Мы слишком серьезно все воспринимаем.
Чтобы успокоить себя, подарила ему мягкий ленивый поцелуй.
– Друзья?
Он глубоко вздохнул.
– Конечно.
– Прогуляйся со мной до дома, Макс. – Лила скользнула пальцами в его ладонь. – Чувствую, пора вздремнуть.
Час спустя Макс сидел на солнечной террасе, примыкающей к его комнате, с блокнотом на коленях, о котором, впрочем, уже забыл, и размышлял о Лиле.
Он и близко не подошел к пониманию этой женщины… и был уверен, что не сможет постичь ее, даже если на это уйдет несколько десятилетий. Но действительно тревожился, с достаточно ощутимым толчком страха, об остальных вызываемых ею эмоциях. Что он, ничем не примечательный профессор, относящийся к среднему классу, может предложить великолепной, экзотической и свободолюбивой красавице, которая дурманила источаемой сексуальностью, как другие женщины духами?
Он так прискорбно неловок, то заикается в ее присутствии, то в следующее мгновение ведет себя как неандерталец.
Возможно, самое лучшее – осознать, что ему гораздо комфортнее и, конечно, привычнее с книгами, чем с женщинами.
Как признаться ей, что хочет ее так сильно, что едва может дышать? Что боится дать волю своим потребностям, потому что прекрасно понимает – если уступит желаниям, то никогда не освободится от нее? Для нее – необременительный летний роман, для него – любовь, навсегда изменившая жизнь.
Он влюбился, что просто нелепо. Ему нет места в ее жизни, и Макс уповал на то, что у него хватит ума сдерживать эмоции, пока они не завели его слишком далеко. Через несколько недель он вернется к повседневной, упорядоченной рутине. Именно к этому он и стремится. Именно это и должно случиться.
Но это невозможно, если они будут так часто видеться.
– Макс? – Трент, направляясь к западному крылу, остановился. – Помешал?
– Нет. – Макс поглядел на чистый лист на коленях. – Нечему мешать.
– Выглядишь так, словно пытаешься разрешить особенно трудную задачку. Что-то связанное с ожерельем?
– Нет.
Макс искоса взглянул против солнца:
– Женщины.
– О. Удачи. – Трент поднял бровь. – Особенно, если это Калхоун.
– Лила.
Измученный Макс потер лицо руками.
– Чем больше думаю о ней, тем меньше понимаю.
– Идеальное начало отношений.
Ощущая самодовольство, Трент решил на минутку задержаться и присел.
– Она очаровательная женщина.
– Я бы сказал переменчивая.
– Красивая.
– Ей нельзя этого говорить. Она откусит тебе голову.
Макс заинтриговано взглянул на Трента:
– Кики угрожала ударить, если скажешь, что она красивая?
– Пока нет.
– А я-то решил, что это семейная черта.
Макс начал водить карандашом по блокноту.
– Я не слишком хорошо разбираюсь в женщинах.
– Что ж, могу поделиться всем, что знаю о них.
Сцепив пальцы, Трент уселся поудобнее.
– Они сводят с ума, возбуждают, озадачивают, восхищают и приводят в бешенство.
Макс подождал немного.
– Это все?
– Да.
Трент приветственно махнул рукой приближающемуся приятелю.
– Перерыв на кофе? – поинтересовался Слоан и, найдя идею привлекательной, достал портсигар.
– Обсуждаем женщин, – сообщил Трент. – Можешь добавить еще что-нибудь к моему короткому трактату.
Слоан взял паузу, раскуривая сигару.
– Упрямые, как мулы, хитрые, как бездомные кошки, и самая лучшая чертова авантюра на всем свете.
Он выдохнул дым и усмехнулся Максу:
– Я так понимаю, речь о Лиле?
– Ну, я…
– Не робей. – Слоан усмехнулся еще шире, попыхивая сигарой. – Ты среди друзей.
Макс не привык обсуждать женщин и тем более свои чувства к конкретной особенной женщине.
– Трудно не увлечься ею.
Слоан хмыкнул и подмигнул Тренту.
– Брат, если ты не увлекаешься женщинами, значит, уже умер. Так в чем проблема?
– Не знаю, что с ней делать.
Губы Трента изогнулись.
– Знакомая ситуация. А что ты хотел бы сделать?
Макс посмотрел на Трента задумчивым долгим взглядом, заставив того фыркнуть.
– Понятно. – Слоан удовлетворенно пыхнул сигарой. – А она… э-э-э… интересуется тобой?
Макс откашлялся.
– Ну, она дала понять… то есть… когда мы гуляли на утесах… да.
– Но? – подтолкнул Трент.
– Просто голова кругом идет.
– Значит, попытайся еще раз, – посоветовал Слоан, глядя на кончик сигары. – Но учти, если сделаешь эту леди несчастной, я набью тебе морду. – Он снова затянулся. – Потому что по-настоящему люблю ее.
Макс мгновение изучал его, затем откинул голову и рассмеялся.
– Их невозможно победить. Думаю, наконец-то понял это.
– Правильный первый шаг.
Трент подсел ближе.
– Поскольку мы тут одни без леди, считаю, вы оба должны знать, что я получил сведения об этом Хокинсе: Джаспер Хокинс, контрабандист из Майами, давний партнер нашего старого друга Ливингстона.
– Ну, ну, – пробормотал Слоан, попыхивая сигарой.
– Похоже, что Ливингстон и Кофилд – одно и то же лицо. Но никаких признаков яхты.
– Я думал об этом, – вставил Макс. – Возможно, они заметают следы. Даже если уверены в моей гибели, нетрудно предположить, что тело в конце концов выбросит на берег и его опознают. Возникнут вопросы.
– Так что они бросили судно, – размышлял Трент.
– Или перегнали. – Макс развел руками. – Они не отступят. Не сомневаюсь в этом. Кофилд, или кто он там еще, одержим ожерельем. Он сменит тактику, но не бросит эту затею.
– Как и мы, – пробормотал Трент.
Трое сообщников обменялись безмолвными взглядами.
– Если ожерелье находится в этом доме, мы найдем его. И пусть только этот ублюдок…
Трент резко прервался, увидев жену, выбегающую из двери в дальнем конце террасы.
– Кики. – Он быстро направился к ней. – Что случилось? Почему ты дома?
– Ничего. Ничего плохого.
Смеясь, она обвила мужа руками.
– Я люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя.
Но отстранил ее от себя, чтобы изучить лицо: щеки раскраснелись, влажные глаза сверкали, как бриллианты.
– Ну, значит, у тебя хорошие новости.
Трент отвел ее волосы назад, проверяя лоб, как делал в последнее время. Он знал, что всю прошлую неделю она чувствовала себя неважно.
– Лучше не бывает.
Кики оглянулась на Слоана и Макса:
– Извините нас.
Схватив Трента за руку, потащила его по террасе в их комнаты, где можно поговорить наедине. Но на полпути взорвалась:
– Ох, не могу ждать. Даже превысила скорость, возвращаясь домой с результатами анализов.
– Каких анализов? Ты заболела?
– Я беременна.
Кики затаила дыхание, вглядываясь в лицо Трента. От беспокойства к потрясению, от потрясения – к изумлению.
– Беременна?
Он глянул на плоский живот, потом снова на ее лицо.
– Ребенок? У нас будет малыш?
Когда Кики утвердительно кивнула, Трент подхватил ее на руки и начал кружить, она счастливо цеплялась за него.
– Что это с ними? – удивился Слоан.
– Мужчины… – Лила выскользнула из двери за спиной Макса. – Вы все такие тугодумы.
Фыркнув, она положила ладонь на плечо Макса, наблюдая за сестрой и Трентом затуманенными глазами.
– У них будет ребенок, недотепы вы эдакие.
– Будь я проклят! – воскликнул Слоан и направился к счастливой паре, чтобы хлопнуть Трента по спине и поцеловать Кики.
Услышав позади сопение, Макс поднялся.
– Ты в порядке?
– Конечно.
Лила смахнула слезинку с ресниц, но еще одна покатилась по щеке.
– Ведь она моя младшая сестренка.
И снова фыркнула, затем растроганно усмехнулась, когда Макс предложил ей носовой платок.
– Спасибо.
Приложив платок к глазам, высморкалась, потом вздохнула:
– Умолчим об этом какое-то время, хорошо? Мы все прольем реки слез, когда спустимся и объявим новость остальной части семейства.
– Хорошо.
Не доверяя сам себе, Макс сунул руки в карманы.
– Пойдем вниз и посмотрим, есть ли в холодильнике шампанское.
– Ну, наверное, мне стоит остаться здесь. Не хочу путаться под ногами.
Мотнув головой, Лила твердо взяла его под локоть.
– Не будь идиотом. Нравится вам это или нет, профессор, но вы теперь часть Калхоунов.
Макс позволил ей увести себя, осознавая, что ему действительно нравится быть частью этой семьи. Очень сильно нравится.
Все началось с беспризорного щенка. Бедный маленький оборванец. Бездомный и беспомощный. Не представляю, как он оказался на утесах. Возможно, кто-то избавился от нежелательного несмышленыша, или щенок потерял мать. Но мы нашли его, Кристиан и я, в один из наших золотых дней. Песик прятался в груде камней, голодный и скулящий, крошечный комочек костей и грязного черного меха.
Как терпеливо Кристиан подманивал его, нежным голосом и кусочками хлеба и сыра. Меня очень тронуло – увидеть эту мягкость в мужчине, которого люблю. Со мной он всегда чуток, но я замечаю жесткое нетерпение, когда он творит, и чувствую, как рвется на свободу могучая страсть, когда он держит меня в руках.
Однако со щенком, бедным маленьким сиротой, он был поистине добр. Возможно, ощущая это, песик облизал его руку и позволил гладить себя даже после того, как проглотил скудную пищу.
– Ах ты, смельчак, – засмеялся Кристиан, взяв в свои красивые руки художника грязный меховой шарик. – А ты стойкий малыш, верно?
– Его нужно отмыть, – сказала я и тоже засмеялась, когда запачканные лапы оставили следы на моем платье. – И по-настоящему накормить.
Восхищенный таким вниманием щенок лизнул мое лицо, все тельце затряслось от восторга.
Конечно, я в него влюбилась. Он такой домашний маленький питомец, такой доверчивый, такой несчастный. Мы играли с ним, очарованные, как дети, и завели шутливый спор на тему, какую кличку ему дать.
Мы назвали его Фредом. Казалось, ему понравилось имя, он тявкнул, подпрыгнул и шлепнулся в грязь. Никогда не забуду сладости такой безыскусной радости. Мой возлюбленный и я сидели на земле с крошечным потерявшимся щенком, представляя, как вместе отвели бы его домой, как вместе позаботились бы о нем.
В конце концов я забрала Фреда с собой. Этан просил какое-нибудь домашнее животное, и я понимаю, что он стал достаточно взрослым, чтобы ценить доверенное ему живое существо и ощущать ответственность. Какой поднялся шум, когда я принесла щенка в детскую. Дети широко распахнули глаза и заволновались, каждый по очереди тискал его и обнимал, пока я не удостоверилась, что юный Фред чувствует себя как король.
Его торжественно искупали и накормили. Поглаживали, ласкали и щекотали, пока он не заснул, устав от восторга.
Потом вернулся Фергус. Из-за беспокойства по поводу Фреда я совсем забыла о наших планах на вечер. Уверена, муж имел полное право разозлиться, потому что я не приготовилась к выходу на ужин. Дети, неспособные сдержать восхищение, помчались к Фергусу и только добавили раздражения. Маленький Этан, гордый, словно был его родителем, внес Фреда в комнату.
– Кого это, черт возьми, вы притащили? – потребовал Фергус.
– Щенка… – Этан остановился и раскрыл извивающийся узелок, чтобы показать отцу. – Его зовут Фред.
Заметив выражение лица мужа, я забрала Фреда у сына и начала объяснять, откуда появился песик. Думаю, что надеялась воззвать к мягкой стороне Фергуса, к любви или по крайней мере к гордости, которую он ощущал по отношению к Этану. Но муж был непреклонен.
– В моем доме нет места дворняжке. Думаете, я всю жизнь трудился как вол, чтобы заработать все это только для того, чтобы обзавестись какой-то блохастой собачонкой, гадящей на ковры и пережевывающей шторы?
– Он будет хорошо себя вести. – Коллин с дрожащими губами обнимала мои юбки. – Пожалуйста, папа. Мы будем держать его в детской и следить за ним.
– Ничего подобного, юная леди.
Фергус отмахнулся от слез Коллин и обратился к Этану, глаза которого тоже были на мокром месте. Взгляд мужа тут же смягчился. В конце концов это его первенец, наследник, его бессмертие.
– Никаких беспородных домашних животных для тебя, парень, ты ведь сын не какого-то там рыбака, чтобы заводить дворняжку. Если хочешь собаку, мы рассмотрим это, когда вернемся в Нью-Йорк, и ты получишь прекрасную породистую особь с достойной родословной.
– Я хочу Фреда.
Этан умоляюще смотрел на отца с расстроенным видом.
Даже маленький Шон заплакал, хотя сомневаюсь, что он что-либо понимал в происходящем.
– Не обсуждается.
С явно возрастающим раздражением Фергус подошел к графину с виски и налил себе рюмку.
– Он нам совершенно не подходит. Бьянка, прикажи кому-нибудь из слуг избавиться от паршивца.
Я знаю, что побледнела так же, как дети. Даже Фред захныкал, прижимая мордочку к моей груди.
– Фергус, ты не можешь быть настолько жестоким.
В его глазах мелькнуло удивление, я совершенно уверена в этом. Никогда я не разговаривала с ним подобным образом, да еще в присутствии детей.
– Мадам, сделайте, как я приказал.
– Мама сказала, что мы можем оставить его, – вспылила Коллин, юный характер заставил повыситься голос. – Мама обещала. Вы не можете выбросить его. Мама вам не позволит.
– В этом доме хозяин я. И если не хочешь, чтобы я выпорол тебя, – смени тон.
Я сжала плечи Коллин, не столько чтобы утихомирить ее, сколько чтобы защитить. Он не поднимет руку на моих малышей. Бешенство при мысли об этом совершенно ослепило меня. Меня трясло, когда я нагнулась к дочери и отдала Фреда в ее руки.
– Иди наверх к няне, – спокойно сказала я. – И возьми с собой братьев.
– Он не убьет Фреда.
Есть ли гнев более неистовый, чем у ребенка?
– Ненавижу его и не позволю ему убить Фреда.
– Ш-ш-ш. Все будет хорошо, обещаю. Все будет хорошо. Иди наверх.
– Ты плохо воспитала детей, Бьянка, – начал Фергус, когда дети оставили нас. – Девочка достаточно взрослая, чтобы знать свое место.
– Свое место?
Ярость заполнила мое сердце, ревела в голове.
– Где же ее место, Фергус? Сидеть спокойно при гостях, сложив руки на коленях, оставить мысли и ощущения невысказанными, пока ты не избавишься от нее, устроив брак с подходящим человеком? Они дети. Наши дети. Как ты мог так обидеть наших детей?
Ни разу за все время нашего брака я не разговаривала с ним таким тоном. И была уверена, что никогда не посмею. На мгновение мне показалось, что он ударит меня. Насилие пылало в его взгляде. Но он с трудом сдержался, хотя пальцы побелели, как мрамор, на стиснутом стакане.
– Оспариваешь мое решение, Бьянка?
Его лицо побелело от гнева, а глаза почернели.
– Забыла, в чьем доме живешь, чей хлеб ешь, чью одежду носишь?
– Нет.
Теперь я почувствовала новую печаль, что наш брак свелся только к этому.
