Текст книги "Шторм"
Автор книги: Нора Хесс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)
– Ну так я уже вернулся назад. Я подумал, что тебе захочется сменить компанию. Для разнообразия, – ехидно сказал он.
– Мне не нужна твоя компания, – прошептала Шторм хрипловатым голосом, видя, что Уэйд встает с места и приближается к ней.
– Почему же? – он наклонился к ней, глядя на нее пристально и изучающе из-под полуприкрытых ресниц. – Я ведь тоже не прочь развлечь тебя и могу сделать это не хуже, чем Джеффри. Даже, пожалуй, лучше его, – добавил он негромко, окидывая жадным взглядом все ее тело, ясно вырисовывающееся под тканью халата.
Шторм, не выдержав, вскочила на ноги.
– Что это? – озабоченно спросил Уэйд, когда ее халат при резком движении распахнулся, и он увидел темные пятна на коленях девушки.
Шторм быстро запахнула полы халата.
– Ничего. Это просто синяки, которые я получила, когда помогала Джебу чистить одну из кобыл Кейна.
– А вот еще один, – сказал Уэйд, присев на корточки и беря в руки ее лодыжку.
Шторм вынуждена была вытянуть ногу.
– Это пустяки, – еще раз повторила Шторм, пытаясь освободить свою ногу и чувствуя, как знакомый огонь побежал по ее телу от прикосновений Уэйда.
Взяв обеими руками ее лодыжку, он медленно начал продвигаться вверх к колену, у которого Шторм, перехватив полы халата, судорожно сжимала руки.
– Мне не нравится, что на любимом мною теле появляются безобразные ссадины и синяки, – сказал он и, наклонившись вперед, поцеловал ее ногу в темно-синюю отметину.
– На этом «любимом тобою теле» ты сам оставил немало отметин, – произнесла Шторм, не соображая, что она говорит; ее начала колотить нервная дрожь от прикосновения его губ к ее.
– А, ну это же совсем другие отметины! – руки Уэйда начали продвигаться дальше по бедру, миновав колено Шторм. – Эти отметины оставила любовь.
– Послушай, что ты делаешь? – почти закричала Шторм, пытаясь вырваться из его ласкающих рук.
– Ты прекрасно знаешь, что я делаю, Шторм, – хрипло прошептал Уэйд, в его темных глазах зажегся угрюмый огонь желания. Руки Уэйда начали нежно, но настойчиво раздвигать ее бедра.
– Нет, я не знаю. И я хочу, чтобы ты прекратил.
– Я не могу прекратить, Шторм, – простонал Уэйд, и в его голосе послышалось искреннее сожаление. – С той нашей встречи прошло так много времени.
Он распахнул халат, и бессильные руки Шторм выпустили складки ткани. Когда же он наклонился и поцеловал внутреннюю поверхность ее колен, она задохнулась от охватившего ее отчаянного желания.
– Не делай этого, Уэйд. Я не хочу, чтобы ты делал это, – шептала она в забытьи.
– Нет, ты этого хочешь, – сказал Уэйд тихим, мягким голосом и снова коснулся губами ее шелковистой кожи на внутренней поверхности бедер, а затем увлек Шторм на софу.
Когда он полностью распахнул халат Шторм, обнажив ее тело и окидывая его жадным пылающим взглядом. Шторм закричала в изнеможении:
– Нет, я не хочу…
Однако ее неоконченная фраза так и повисла в воздухе, потому что горячий рот Уэйда, скользнув по внутренней поверхности бедра, впился нежным поцелуем в ее трепещущее лоно.
Вцепившись пальцами в плечи Уэйда и беспрестанно шепча его имя, она ощущала, как его жадный язык входит в ее лоно.
И в тот момент, когда ей уже казалось, что она не в силах больше вынести эту сладкую муку, Уэйд поднял голову и взглянул в ее исполненные желания глаза. Хозяйским том, как человек, имеющий на это право, Уэйд положил обе ладони на ее обнаженную грудь и спросил резким тоном:
– Руки Джеффри уже успели побывать здесь?
Шторм была не в состоянии ответить ему и только молча взглянула в его глаза, покачав головой. Тогда он склонился над ней и припал теплыми влажными губами к ее груди. Его зубы начали нежно мять и покусывать ее розовые соски. Когда они затвердели и набухли, он взял одну грудь в ладонь и начал жадно сосать, так что судорога пробежала по ее телу.
– О Боже, Уэйд, – простонала она. – Ты так нужен мне. Иди сюда.
Уэйд молниеносно встал и скинул с себя одежду. Он постоял так несколько секунд над ней, совершенно обнаженный, глядя на распластанную перед ним женщину, великолепный в своей уверенности, что она принадлежит ему. Шторм раздвинула свои согнутые в коленях ноги чуть шире, как бы молчаливо признавая тот факт, что да, действительно, она принадлежит ему.
Уэйд правильно понял ее движение и бросился на софу. Шторм приняла его в свои объятия, и их губы слились в долгом страстном поцелуе. Ее руки исступленно гладили его плечи, и его поцелуй становился все более настойчивым и жадным. Язык Уэйда, раздвинув губы Шторм, проник внутрь и начал ласкать ее язык.
Шторм издала низкий гортанный стон и начала ласкать и пощипывать спину Уэйда. Наконец Уэйд взял ее руку и направил вниз своего плоского мускулистого живота. Когда ее ладонь достигла его твердой плоти, он сомкнул на ней пальцы Шторм.
– Да-да, дорогая, – простонал он, почувствовав, как она слегка сжала пальцы и начала медленно двигать рукой вверх и вниз, ритмично и размеренно.
– О Шторм! – прошептал он и перевернулся на спину, отдавая себя во власть ее чарующих рук.
И Шторм, которой понравилась такая власть над ним, осмелела. Она склонилась над ним и жадными быстрыми поцелуями начала покрывать все его тело: широкую грудь, плоский живот, спускаясь постепенно ниже, туда, где пульсировала в ее руке его напряженная плоть.
Тут она помедлила одно мгновение, как бы дразня своего любовника, и заметила, как застыло в напряженном ожидании все его тело: отважится она заменить свою руку губами?
Он умоляющим жестом погладил ее по голове, но она, прильнув ртом к его бедрам, начала целовать их, не переставая ласкать рукой его плоть.
. – Ах ты маленькая трусишка! – проворчал он и улыбнулся, убирая ее ласкающую руку и укладывая Шторм спиной на софу.
Шторм старалась поймать и удержать его взгляд, когда он раздвинул ее ноги и стал между ними на колени. Но выражение грубого чувственного желания в его свинцово-серых глазах заставило ее вспыхнуть до корней волос и прикрыть веки.
– Моя застенчивая девочка, – прошептал он хрипло и, слегка приподняв ее бедра, вошел в нее, прижавшись ртом к ее волосам, которые заглушили вырвавшийся из его груди стон наслаждения.
– Как я тосковал по тебе все это долгое время, – зашептал он, – каждую ночь я лежу в своей постели без сна и тоскую по тебе.
Шторм хотелось спросить: «Почему же ты тогда не останешься навсегда со мной?». Но она не могла в эту минуту произнести ни слова, потому что он крепко держал ее бедра и ритмично двигался между ними. А она, вцепившись пальцами в его плечи, страстно подавалась каждый раз вперед навстречу ему, стараясь не упустить ни слова из того, что он шептал ей. Их бедра при каждом его толчке сливались в одно целое. Их тела блестели от выступившей на коже испарины. И вот, наконец, они оба содрогнулись в последней конвульсии, достигнув одновременно высшей точки своей страсти. Моментально обоих охватила сладкая дрема. Расслабив влажные от пота тела, они восстановили дыхание, лежа в объятиях друг друга.
Шторм улыбнулась Уэйду, когда он оторвал голову от ее плеча и нежно погладил по голове, убирая влажные прядки волос с ее лба.
– Ты – самая славная, – прошептал он и мягко высвободился из ее объятий.
Шторм смотрела на него в недоумении, растерянно моргая глазами. «Неужели это все, что он собирался мне сказать?» – подумала она с горечью, видя, как он не спеша натягивает свою одежду, одежду, которую срывал с себя так нетерпеливо и поспешно всего полчаса назад. По ее спине забегали мурашки, и она на минуту почувствовала жгучую ненависть к самой себе, когда он сказал полушутя, полусерьезно:
– Ну, мне лучше побыстрее убраться отсюда подобру-поздорову, пока Кейн спит. Если он невзначай проснется и узнает, чем мы тут занимались, он шкуру с меня спустит.
Не говоря больше ни слова, Уэйд надел свои сапоги и направился к двери, натягивая на ходу теплую куртку. Шторм неподвижно лежала на софе, испытывая в душе ярость и досаду. Уэйд опять нагло попользовался ею и ушел. Он не любит ее.
Когда Уэйд мчался во весь опор на своем жеребце сквозь ночь по прибрежной дороге, колючий снег хлестал ему в лицо, но он не замечал этого, он был слишком занят своими горькими мыслями. Самобичеванием. Дело в том, что когда он вернулся на ранчо Рёмеров, у него и в мыслях не было соблазнять Шторм. Он намеревался только вернуть две пустые кастрюльки, которые отец попросил передать Марии и поблагодарить за вкусный обед. Эти кастрюльки были привязаны к его седлу, и он вспомнил о них, когда уже отъехал на порядочное расстояние от дома Рёмеров после ужина.
Но когда Шторм вошла в комнату такая свежая, благоухающая и прекрасная, он, как обычно, потерял над собой всякий контроль. Уэйд покачал головой. Каждый раз, когда жизнь сталкивает их лицом к лицу, он ведет себя, как последний осел, или тащит ее в постель.
Грязные ругательства вырывались из груди Уэйда, заглушаемые громким топотом копыт. И опять он действовал в постели так неосторожно, словно бык на случке, изливающий всю свою сперму внутрь самки.
Вороной жеребец свернул, наконец, с прибрежной дороги и остановился у маленькой конюшни позади домика Мэгэлленов. Расседлывая своего коня, Уэйд думал о том, сколько виски понадобится ему сегодня, чтобы успокоиться и погрузиться в спасительное забытье.
Глава 18
Зимнее солнце тускло сияло на серо-свинцовом небосклоне, с гор дул порывистый холодный ветер. Суровая зима снова пришла на земли Вайоминга. Глубокий снег покрыл равнины и пастбища, долины и пологие холмы. Он будет лежать всю зиму. За две недели до Рождества высота снежного покрова достигала уже десяти дюймов, а кое-где виднелись огромные рыхлые сугробы.
Шторм остановилась и оперлась на черенок лопаты, переводя дыхание, изо рта ее шел пар. Она наблюдала за тем, как Джеб с трудом открыл покрытые инеем ворота загона, вошел туда, утопая в рыхлом глубоком снегу и начал колоть корку льда в поилке для животных. Он хотел вывести в загон на пару часов кобыл Кейна, чтобы те подышали свежим воздухом и погрелись на зимнем солнышке.
Тяжело вздохнув, она покорно взялась обеими руками снова за лопату и принялась сосредоточенно чистить снег со двора. Примерно около часа она расчищала дорожки, ведущие от дома к уборной и конюшне. Узкие расчищенные пути выглядели как туннели или прямые русла среди высоких берегов – сугробов, возвышавшихся по обеим сторонам от тропинок. Они доходили Шторм почти до плеча.
Обычно расчисткой снега занимался Кейн, старику Джебу не позволял взяться за лопату его застарелый ревматизм. Но в последние дни брат Шторм не мог ничего делать, он только ворчал и злился, так что казалось, он сведет в конце концов окружающих с ума. Что же касается Рейфа, то он в эти дни редко заглядывал на ранчо. Почти все свое время он проводил с Бекки.
Шторм улыбнулась, и ее улыбка была исполнена одновременно счастьем и печалью. Шторм была счастлива за Бекки: та, конечно, заслужила, чтобы ее жизнь озарилась, наконец, светом радости. Но Шторм будет так ужасно не хватать Бекки, когда Рейф увезет свою жену в Орегону.
Однако, напомнила себе Шторм, после праздников ее самой здесь тоже не будет. Той бесконечной черной ночью, когда она лежала без сна, после того как Уэйд покинул ее, словно одну из своих случайных женщин после торопливой мимолетной близости, она приняла твердое решение: надо возвращаться в Шайенн. Она опять начнет преподавать в школе, но будет беречь себя, чтобы снова не заболеть. Теперь-то Шторм окончательно убедилась, что для нее здесь, в родных местах, нет будущего. Не может же она влачить здесь из года в год жалкую, никому не нужную жизнь.
Наконец все дорожки были расчищены, и Шторм взглянула вверх на серое низко нависшее небо, надеясь, что снегопада не будет по крайней мере еще пару дней.
С лопатой, закинутой на плечо, она вошла в дом и, поставив ее в коридоре у стены, тщательно отряхнула ноги от снега, прежде чем пойти на кухню.
Шторм снимала сапоги, сидя на лавке и поставив ноги на коврик, предназначенный для этой цели, когда возившаяся у печи Мария повернулась к ней лицом и сердито сказала:
– Он сведет меня с ума!
– Что он еще такое натворил? – устало спросила Шторм, зная, что речь идет о Кейне. Он всех в доме сводит с ума. Хотя, по правде говоря, в первую очередь он сам малость тронулся от того, что так долго вынужден был находиться в четырех стенах.
– Он пытается учить меня готовить! Всю жизнь занимаясь лишь коровами и быками и ничем другим, он вдруг вообразил себе, что он повар, – жаловалась Мария в сильном волнении и негодовании, – мой соус «чили» показался ему вдруг слишком пресным, и он, не долго думая, встал и добавил туда красного перца. А теперь его в рот нельзя взять. Потому что он обжигает рот так, что кажется, глаза вылезут из орбит.
Слушая эту длинную сердитую тираду, Шторм сняла свой жакет и подошла к плите. Она взяла ложку и осторожно попробовала густую красно-коричневую жидкость в кастрюльке, стоявшей на краю плиты.
– О Господи! – охнула она и задохнулась.
Она тут же молниеносно бросилась к раковине и налила себе стакан воды, судорожно орудуя ручным насосом.
– Ну, что я тебе говорила? – спросила Мария, стоя посреди кухни и уперев руки в бока. – Тебе надо поговорить с ним, Шторм.
Шторм вздохнула и закрыла кастрюльку крышкой.
– Я просто не в состоянии сейчас спорить с ним, Мария, его надо проучить за то, что он нам испортил ужин. Подай ему его «чили» в самой большой миске, которая только есть у нас в доме, а мы возьмем себе по большому куску сочного мяса.
– Прекрасная идея! – заметила Мария удовлетворенным тоном. – А теперь садись и выпей чашку кофе с куском яблочного пирога. Ты заслужила это после такой тяжелой работы.
Шторм уже доедала последний кусочек Пирога, когда за дверью послышались шаркающие шаги и скрип сапог. Дверь распахнулась, и на кухню ввалился Джеб.
– Не становись на пол, стой, где стоишь, на коврике! – строго распорядилась Мария. – Я только что выскребла и вымыла полы.
– Я не собирался наступать на твой проклятый пол, – обиженно проворчал старик и взглянул на Шторм. – Шторми, сегодня выдался отличный денек для того, чтобы сходить за рождественской елкой. На дворе подмораживает, снег довольно плотный, и лошади не будут сильно вязнуть в сугробах.
Шторм чуть не послала старика куда подальше, с ее губ уже готовы были сорваться грубые обидные слова. Потому что ей была сейчас противна сама мысль, что надо ехать куда-то в лес и бродить там по глубокому снегу от дерева к дереву в поисках «великолепной ели». Сколько Шторм себя помнила, Джеб каждый год в это время носился с мыслью о «великолепной рождественской ели».
Но тут в доме что-то с грохотом упало, и послышался недовольный голос Кейна, извергающий ругательства и проклятия. Это изменило настроение Шторм, и она решила, что лучше уж шляться по лесу в поисках рождественской ели, чем сидеть за столом с осатаневшим от безделья братом.
Улыбнувшись старику, она сказала:
– Подожди, пока я допью кофе.
– Тебе бы только спорить со мной, Шторми, в тебе слишком силен дух противоречия, – прошамкал старик, увязая в снежном сугробе и сердито пытаясь выбраться из него. – Я же говорил тебе, что самые лучшие ели растут в долине.
– Джеб, я вовсе не упрямлюсь, – принялась спорить с ним Шторм, хлопая в ладоши, чтобы немного разогнать кровь и согреть озябшие в рукавицах пальцы.
– Мы уже битый час топчемся на одном месте, и я выбилась из сил и замерзла. Вон то дерево – вполне великолепное. А если мы срубим какое-нибудь более высокое, мы просто не сумеем довезти его домой.
– О чем ты говоришь? Мой конь способен дотащить до дома два таких дерева!
– Ну допустим, однако поместится ли такая громадина в комнате? Ты же знаешь, что высота наших потолков – не более десяти футов.
Она передала топор Джебу и тот, бормоча себе что-то под нос, заковылял за ней.
Джеб уже до сердцевины дорубил ствол, составлявший в диаметре примерно четыре дюйма, когда у Шторм появилось неприятное ощущение, что за ними кто-то наблюдает. Мурашки забегали у нее по спине, и она зябко передернула плечами.
Она резко повернулась и задохнулась от страха.
– Джеб! Смотри!
Джеб взглянул в ту сторону и затаил дыхание.
– Дикий жеребец! – только и сумел выдавить он чуть слышно из себя.
Дикий жеребец стоял примерно в двадцати ярдах от них. Его шкура была неухожена, шерсть висела клочьями, однако мерцала безупречной белизной, сливаясь со снежным покровом.
Резкий порыв ветра тронул его длинный хвост и гриву, которые на мгновение пришли в движение, взметнувшись в воздух. Он был слишком далеко, чтобы можно было разглядеть его глаза, но Шторм знала, что они были красными от ярости. Она и Джеб вторглись на его территорию, и теперь он стоял между чужаками и их лошадьми, привязанными в нескольких ярдах от него.
– Что же нам делать, Джеб? – произнесла Шторм дрожащим голосом.
Джеб быстро смерил своими слезящимися глазами расстояние до лошадей. Нет, им не удастся добраться до них, дикий жеребец помешает это сделать. Старик лихорадочно начал шарить взглядом по округе в поисках хоть какого-нибудь выхода, хоть какого-то убежища. Но вокруг расстилались только голые равнины, занесенные снегом, да пологие холмы, на которых кое-где росли одинокие ели, невысокие, не больше той, которую только что рубил Джеб и в которой до сих пор еще торчал его топор.
Джеб вытащил острое топорище, глубоко вошедшее в древесину, и взвесил тяжелый топор в руках, как бы примериваясь.
– Если он набросится на нас, – произнес старик голосом, в котором было не больше твердости, чем в дрожащем голосе Шторм, – я его сумею задержать, а ты беги к лошадям.
– А как же ты? – испуганно прошептала Шторм. – Я не хочу оставлять тебя один на один с этим зверем.
– Послушай меня, безмозглое дитя, – яростно зашептал Джеб, кривя свое сморщенное, покрытое старческими пигментными пятнами, лицо, – ты сделаешь все так, как я тебе сказал. Если этот жеребец нападет на нас, ты усадишь свою маленькую задницу в седло и ускачешь отсюда без оглядки.
Девушка и старик стояли на маленьком пятачке утоптанного снега и напряженно с вызовом глядели в глаза друг друга. Секунда сменяла секунду, они больше не произнесли ни слова. Даже ветер утих на это короткое время, и на равнине воцарилось торжественное безмолвие.
И в тишине, за ближайшим невысоким бугром, внезапно отчетливо раздался вой голодной волчьей стаи. Джеб моментально повернул голову в ту сторону, и тут же послышалось испуганное ржанье лошадей, привязанных к дереву. Взглянув снова на жеребца, Джеб с облегчением вздохнул: дикий конь повернул морду к бугру, откуда доносился волчий вой. Все его могучее, стройное тело напряглось, из раздутых ноздрей валил пар и раздавался предостерегающий храп.
– Шторми, – запинаясь, проговорил Джеб, – мне кажется, наши шкуры спасены. Эти волки угрожают его гарему. И мы больше не интересуем его.
Шторм едва могла кивнуть ему, у нее подкашивались ноги от пережитого страха, и все тело было словно парализовано. Они смотрели вслед жеребцу, который с трудом торил себе дорогу по глубокому снегу, храпом и громким фырканьем выражая свое недовольство.
Взобравшись на косогор, он замер на мгновение, красуясь горделивой осанкой на фоне свинцового неба, как будто стараясь разглядеть своих врагов или намечая обходные маневры предстоящей битвы.
Неожиданно он взвился на дыбы, издал пронзительный воинственный клич и, бросившись вперед, исчез за гребнем холма.
– Почему он ведет себя так странно? Почему он удалился на значительное расстояние от своих излюбленных мест в долине? – Шторм вопросительно взглянула на Джеба, переводя дыхание. – Я думала, что он всегда держится вблизи гор.
– Он зашел сюда в поисках пищи. Если приглядеться к тому месту, где он стоял, можно увидеть разрытые копытами участки, где из-под снега выглядывают клочки травы. Этот дьявол очень сообразителен. Он вспомнил, что прошлым летом здесь росла сочная трава.
Джеб подошел к ели, чтобы закончить прерванную работу. Но тут же замер, потому что из-за бугра, за которым исчез жеребец, послышался яростный визг, громкое рычание и жалобный лай.
– Поедем-ка домой, Шторми – сказал Джеб и несколькими ударами топора срубил ель. – Когда этот озорник управится с волками, он, пожалуй, снова возьмется за нас.
Когда Шторм и Джеб въехали на двор перед конюшней, уже спустились густые сумерки и в кухонном окне весело горела лампа.
– Иди в дом и обогрейся, Шторми, – сказал Джеб, когда они спешились. А я затащу пока елку в сарай, пусть полежит там до субботы, а в субботу мы ее установим в доме.
«Ну, конечно, – думала Шторм, улыбаясь про себя и спеша по расчищенной тропинке к заднему крыльцу, – теперь он будет решать, когда именно нам устанавливать елку!»
Вместе со Шторм в кухню ворвался поток ледяного воздуха.
– Закрывай быстрее дверь, – озабоченно воскликнула Мария, – иначе хлеб не подойдет.
– Прости, – отозвалась Шторм и взглянула на кухонный стол, где лежали в ряд три буханки хлеба, покрытые льняным полотенцем. Судя по восхитительному запаху, витающему в воздухе на кухне, в печи стояло еще несколько ковриг.
У Шторм слюнки потекли от аппетитного духа свежеиспеченного хлеба. Она сняла промокшие насквозь рукавицы и положила их у огня на просушку. Сняв с головы шаль и стащив с себя теплый жакет, она взглянула на Марию и увидела, что та кладет три больших куска мяса на сковородку.
– Шторм, – раздраженно сказала экономка, – убери, пожалуйста, эти мокрые шерстяные вещи из кухни. Они ужасно воняют.
– Ты что, не в духе, Мария? – Шторм подошла к хмурой экономке.
– Нет, Шторм, – Мария покачала головой. – Я просто озабочена и занята делами. Этот твой брат попробовал испорченный им «чили», а затем мило сообщил мне, что будет есть мясо вместе с нами. Я хочу, чтобы ты остепенила его, вернула в рамки! Он постоянно путается у меня под ногами и сводит меня с ума. У меня просто все валится из рук.
Шторм похлопала Марию по плечу.
– Ты сама испортила его, ты его всегда баловала. И я думаю, что теперь уже слишком поздно что-то исправить или вразумить его.
Когда Джеб открыл дверь и вошел на кухню, мясо уже было съедено, а Мария разливала кофе. Джеб поспешно снял сапоги – прежде чем Мария успела открыть рот и приказать ему сделать это – и прошел к столу. Он с вожделением взглянул на чашки с дымящимся горячим кофе, и Шторм, улыбнувшись, налила ему большую кружку.
– Шторм уже рассказала вам о нашей встрече с диким жеребцом сегодня, когда мы ездили за рождественской елкой? – спросил Джеб, кладя себе сахар в кружку.
Кейн взглянул на Шторм, а затем вспыхнувшим гневным взглядом уставился на старика.
– Почему, черт возьми, вас понесло на его территорию? – грозно спросил он.
– Прекрати нападать на Джеба, – возмущенно сказала Шторм, сверкнув глазами. – Мы отъехали от дома не более чем на три мили и находились на значительном расстоянии от тех мест, где он обычно пасется.
– Кейн, когда ты наконец предпримешь решительные действия в отношении этого дикого жеребца? – нахмурившись, спросила Мария. – Или ты ждешь, покажи убьет кого-нибудь? Он будет все ближе и ближе подбираться к дому, пока на дворе стоят холода и его кобылы голодают. Я не переживу, если он сломает двери в амбаре и поест наше зерно.
– Я все это знаю, – произнес Кейн, нервным движением проведя рукою по волосам, – но когда я гляжу на него, я не могу оторвать восхищенного взора от его горделивой осанки и не могу приказать, чтобы кто-нибудь застрелил его, убил этого прекрасного зверя! – Кейн взглянул на Джеба. – А что произошло сегодня? Насколько серьезной была та ситуация, в которой вы оказались? Он напал на вас?
– Думаю, он обязательно напал бы на нас, но его отвлек вой волков, выслеживающих, вероятно, его кобыл. – Шторм даже вздрогнула, припомнив ту воинственную, полную угрозы, позу, в которой застыл этот дикий красавец, глядя на них с Джебом. – Боюсь, что топор Джеба был бы бессилен против разъяренного жеребца.
– А где, черт возьми, в тот момент находилось твое ружье? – сердито спросил Кейн, обращаясь к старику.
– Оно осталось на спине его лошади, – резко сказала Шторм, не желая давать старика в обиду, потому что в случившемся не было его вины. – Мы не могли и предположить, что этот дьявол подойдет так близко к нашей усадьбе.
– Это совершеннейшая правда, – произнес Джеб, посылая Шторм взгляд, исполненный благодарности. – Мы совсем не ожидали встретить его в тех местах.
– Ну хорошо, – произнес Кейн, откидываясь на спинку стула, – передайте всем нашим людям, что куда бы они не направлялись, они должны обязательно иметь с собой ружья.
– Значит, смертный приговор дикому жеребцу еще не вынесен, так я полагаю, – сказала Шторм.
– Я хочу еще немного понаблюдать за ним, – коротко ответил Кейн и, подхватив свои костыли, вышел из кухни.
– Надеюсь, это наблюдение не продлится слишком долго, – проворчала Мария и в сердцах с громким стуком поставила кастрюлю на плиту, а затем заворчала, обвиняя всех и вся в том, что одна буханка хлеба все же села, потеряла свою пышность и превратилась в бесформенную массу.
Шторм и Джеб тоже выбрались из-за стола и поспешили вслед за Кейном, им вдогонку понеслись длинные испанские слова, о значении которых можно было легко догадаться. На пороге гостиной Джеб остановил Шторм, положив ей ладонь на плечо. Она вопросительно взглянула на старика. Избегая глядеть Шторм прямо в глаза, он смущенно зашептал:
– Я подумал, Шторми, почему бы тебе вместе с Марией не съездить к Бекки и не пригласить ее к нам в гости завтра в послеобеденное время? А в назначенное время оставить Кейна в доме одного на пару часиков?
– Но…
– Таким образом, он получил бы разрядку и все такое прочее.
– Он получит хорошую разрядку и в нашем с Марией присутствии, – заявила Шторм и хмуро взглянула на старика.
В глазах Джеба вспыхнули сердитые огоньки.
– Ты упряма до тупости, Шторми, ты не можешь не спорить, что бы я ни сказал, что бы ни предложил.
Наконец до Шторм начало доходить, о чем именно просил ее Джеб: они с Марией должны были на время покинуть дом, чтобы Кейн мог… заняться в постели любовью с женщиной.
На мгновение она оторопела. Конечно, она всегда понимала, что ее братец – далеко не ангел в этом смысле, что у него в жизни было много женщин. Но она никогда не могла заставить себя вообразить брата в постели вместе с какой-нибудь женщиной, крепко обнявшихся, занимающихся любовью. Нет, ее мозг решительно отказывался рисовать такие сцены!
Джеб торопливо отвел глаза от вспыхнувшего до корней волос лица девушки:
– Я не могу просить Марию поехать вместе со мной к Бекки, – сказала она после небольшой паузы, – она ведь не знает…
– Что ты ездишь в гости к Бекки по три раза на неделе? Это ты хотела сказать? – перебил ее Джеб.
– Да, но…
– Иногда ты бываешь до смешного простодушной, Шторми. И я, и она, и Кейн – мы все давно знаем, что ты постоянно общаешься со своей подругой.
– Но почему вы мне никогда ничего об этом не говорили? Почему не запретили видеться с ней?
– Мы считали, что это бесполезно. И поскольку ты не показывалась особенно часто на людях в городе вместе с Бекки, то мы считали, что это к тому же не принесет тебе никакого вреда.
Когда Шторм вернулась на кухню и довольно нервным тоном спросила у Марии, сможет ли та завтра поехать вместе с ней к Бекки, экономка сразу же дала свое согласие и добавила:
– Тем более что я не видела Бекки с начала зимы.
