Текст книги "Сварливый роман (ЛП)"
Автор книги: Ния Артурс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)
Его глаза дрожат.
Его пальцы сжимаются вокруг меня.
Я беру себя в руки, хотя и знаю, что за этим последует.
– Я настоял. Сказал ей, что я с этим разобрался. Она предупредила меня, что я не спал. Что это опасно. Я сказал ей, что все будет хорошо. – Его адамово яблоко подпрыгивает.
Я прижимаюсь к нему, пытаясь отдать ему свое тепло. Свою силу.
– Я сожалею об этом выборе каждый день. Если бы я только послушал ее. Если бы я вылетел ранним рейсом, как она хотела, она все еще была бы здесь.
Наблюдение за тем, как этот сильный, способный мужчина разваливается на части, потрясает меня до глубины души. Я хочу слиться с ним и собрать его воедино любым доступным мне способом.
Алистер прерывисто дышит и обнимает меня, как будто я единственное, что поддерживает его рассудок. – Клэр была бы все еще жива, если бы не я. И я не могу отделаться от мысли, что я должен был умереть вместо нее.
– Алистер.
– Она была лучшим человеком, чем я когда-либо мог бы быть. Отдавая. Любя. Всегда готовая помочь. Они взяли не того.
Я чувствую, как слезы подступают к моим глазам.
Он прочищает горло и натягивает улыбку, которая едва скрывает его боль. – Мне снились кошмары об этом. Постоянно. Я бы продолжал переживать тот момент, когда она сказала мне остаться. Потом… – Он потирает затылок.
– Что?
– Однажды ночью появилась ты.
– Я?
Он кивает. Пристально смотрит на меня. – В моих снах.
Я моргаю в шоке. Я не знаю, как на это реагировать.
– Я думал, это было одноразово, но это было не так. Ты продолжала врываться и набросилась на меня. – Он хихикает и подносит мои пальцы к своим губам. – На свой, кенийский манер, ты напоминаешь мне, что я не застрял в том гостиничном номере.
Я задерживаю дыхание.
– Сначала это напугало меня. – Его голос повышается. – И это разозлило меня. Я хотел, чтобы ты ушла. Я хотел остаться в темноте, потому что это то, чего заслуживают убийцы.
– Алистер.
Он качает головой. – Но тебе было наплевать на то, чего я хотел. Ты продолжала появляться со своим нахальством, своими улыбками и своими безумными идеями, которые каким-то образом срабатывали. Той ночью, когда я сказал, что не могу выкинуть тебя из головы, это не было попыткой залезть к тебе в штаны. Я имел в виду именно это. Ты в моей голове, Кения. Ты, черт возьми, встроена в мой череп.
Мой рот образует букву "о".
– Я не показываю слабости. И я никого не подпускаю к своей дочери.
– Поверь мне, я знаю.
Он усмехается. – Но если я собираюсь открыться и показать этот бардак кому-нибудь, то это будешь ты. Только ты.
Потрясенная до глубины души, я поворачиваюсь у него на коленях и беру его за подбородок. – Холланд.
Его ресницы трепещут.
Удивление расползается по его точеному лицу.
Мое сердце бьется так сильно, что вот-вот выскочит из груди. Я прижимаюсь к нему и снова произношу его имя. – Холланд.
Он втягивает воздух.
Я понижаю голос и шепчу: – Даже если это больно, я хочу, чтобы ты знал, что я рада, что ты выжил.
ГЛАВА 18
ЖЕСТКИЕ ПРАВИЛА
ХОЛЛАНД
Она произносит мое имя, и я знаю, что собираюсь сводить ее с ума всю ночь напролет. Я знаю, что собираюсь утащить ее прямо на небеса и обратно. Я знаю, что буду держаться за нее всю оставшуюся жизнь.
– Ты строже относишься к себе, чем ко всем остальным. И это о чем-то говорит. – Ее голос мягкий. Ее руки еще мягче. – Потому что ты угроза для всех остальных.
– Я получаю результаты, – говорю я. – Ты не можешь этого отрицать.
– Ты можешь не быть высокомерным прямо сейчас? У нас есть мгновение.
– Это мгновение? – Я миновал это мгновение. Я обнажил все, что я есть. Все разбитые осколки.
Я отпустил это.
Это было то, что я отпустил – свою хватку за прошлое.
Даррел был прав. Я не могу цепляться за чувство вины и цепляться за любовь. Кто-то из них должен отдавать. И потери Кении Джонса не произойдет.
Я любил Клэр. Она была моей женой и матерью моего ребенка. Я всегда буду сожалеть о том, что я сделал с ней, и я собираюсь проложить путь для Белл, потому что я знаю, что это то, чего бы она хотела. Вот для чего она основала Belle's Beauty.
Но эта власть Кении Джонс надо мной никуда не денется в ближайшее время. Я ее пленник, а она ни о чем не догадывается.
Это неожиданно?
Черт возьми, нет.
Люди думают, что перемены драматичны, но на самом деле это не так. Это приближение к новому откровению. Это натыкание на другой образ мышления. Все встает на свои места, когда приходит время.
И время пришло.
Теперь я готов сорвать с нее одежду.
Она бросает на меня строгий взгляд. – Я хотела сделать тебе комплимент, но, похоже, твоему эго не нужна моя помощь.
– У меня есть другие вещи, которым нужна твоя помощь, – бормочу я.
Она прищуривает глаза. – Алистер.
– Назови мое имя, Кения.
Ее рот хмурится. Она – чистое отношение и совершенство. Она – мое самое большое искушение, втиснутое в узкие синие джинсы. Джинсы, которые я спускаю до ее лодыжек, как только она перестает смотреть на меня этими сердитыми глазами.
– Откуда у тебя такая уверенность? Она безгранична. Я поражена.
– Я признался. Теперь мне больше нечего терять. Ты знаешь все. Ты можешь уничтожить меня, если хочешь.
Ее взгляд смягчается. – Я не заинтересована в том, чтобы уничтожить тебя, Алистер.
– Слишком много работы? – Я поддразниваю.
– Я не боюсь работы.
Я знаю. Я видел, как она ведет себя в офисе. Честно. С гордостью.
Эта женщина может править империей, если у нее будет достаточно времени.
– Я хотел не торопиться. Подразнить тебя. – Мой взгляд опускается на ее губы. Мой голос становится прерывистым. – Но сегодняшний день все изменил для меня. Ты уже познакомилась с Белль. Она уже обожает тебя.
Ее губы приподнимаются. Это инстинктивно. Я вижу, что она тоже любит мою дочь.
Я медленно провожу рукой по ее спине.
Она отстраняется. – Дело не в том, что я… ничего не чувствую.
Что-то чувствуешь? Она настолько боится навесить ярлык на это?
– Ты знаешь, через что я прошла. – Ее взгляд отводится от моего. – Мой бывший…
– Был ублюдком, и я совсем на него не похож. Я бы не привел тебя домой и не познакомил со своей дочерью, если бы не был серьезен.
У нее перехватывает дыхание. Она ищет другое оправдание. – Офис. Что, если люди узнают?
– Пускай.
– Я не хочу, чтобы такие люди, как Хизер, неправильно поняли. Я усердно работала клерком. Я усердно работала, когда работала в штаб-квартире Belle's Beauty. И я чертовски уверена, что усердно работала, когда начала работать на тебя. Я не хочу это потерять.
– Хорошо. – Я выплевываю это слово. Я ненавижу прятаться, но если это то, чего она хочет… – Мы никому больше в офисе не скажем. – Мои пальцы скользят по ее щеке. – И кто знает? Нырять в кладовку, чтобы поцеловать тебя, может быть жарко.
Она закатывает глаза. – Я хочу избегать слухов так долго, как смогу.
– Прекрасно. Я буду насиловать тебя только в своем кабинете при запертой двери.
– Алистер.
– Что-нибудь еще? Это первое требование звучит достаточно просто.
Она прищуривает глаза. – Ты не можешь пялиться на меня на встречах. Или присылать мне кофе.
– Невозможно. Ты – все, что я вижу, когда ты входишь в комнату. И тебе нравится кофе Иезекииля.
– Алистер.
– Назови мое имя, Кения, – рычу я.
В ответ ее взгляд становится острее. – Ты продолжаешь смотреть на меня так, словно хочешь съесть живьем, и люди это заметят.
Я выдерживаю ее взгляд.
Она не моргает.
Я сдаюсь. – Хорошо. Есть еще пожелания?
– Ты на что угодно согласишься?
– В пределах разумного.
Ее пальцы касаются моего подбородка, стирая пространство между нами. – Тогда давай попробуем.
Мое сердце пробивает ребра, ударяется в ее руки и начинает биться как сумасшедшее. Я свирепо целую ее пальцы.
Ее вздохи вырываются из нее, как зарытые сокровища, которые я хочу раскопать одно за другим.
Если бы мне пришлось выбирать кого-то, кто прошел бы сквозь мои кошмары и вытащил меня из моей тьмы, я не думаю, что мое сердце могло бы выбрать лучшего.
Я притягиваю Кению ближе. Она дрожит в моих объятиях, и мне нравится, что она не может скрыть, как сильно я на нее влияю.
– Мне нужно сказать тебе еще одну вещь.
– Хорошо, – шепчет она.
– Сазербург может прийти за тобой.
Ее глаза становятся большими. – Что? Почему?
– Просто держись от него подальше, хорошо? Если у него есть какие-то дела с Baby Box, они проходят через меня. Без исключений.
– Но…
Я прикладываю палец к ее мягким губам. – Никаких исключений.
Она смотрит мне в глаза и кивает.
Удовлетворенный, я обхватываю ее колени и разворачиваю так, чтобы у меня был лучший доступ к ее рту. Обхватив ее щеки руками, я опускаю голову и накрываю ее губы своими губами.
Она снова вздыхает, на этот раз дольше и тише. Ее тело наклоняется к моему, прижимаясь ко мне во всех нужных местах и дразня жар, уже разливающийся по моим венам, пока оно не становится горячее, чем когда-либо.
Желание в моем теле загоняет меня на стену.
Застонав, я атакую ее рот, пока она не приоткрывается, и углубляю поцелуй, прижимая ее достаточно близко, чтобы ее тело слилось с моим. Никаких сомнений. Никакой вины. Никаких отвлекающих факторов.
Ее руки скользят по моей шее сзади и запускаются в волосы, где она дергает меня, как в ночь нашего первого поцелуя. И снова мое тело реагирует ослепительным выбросом адреналина, который превращает меня в животное.
Ближе.
Она нужна мне еще ближе.
И она обязывает.
Ее пальцы царапают мою кожу головы и напоминают мне, что любовь может причинять столько же боли, сколько и исцелять.
Я не возражаю.
Она единственная, кому я доверил бы причинить мне боль.
Мой пульс учащается, и я обхватываю ее ноги вокруг себя, нуждаясь в ее теле так же сильно, как в кислороде. Она понимает, как я направляю ее, и поднимается на колени, оседлав меня.
Сквозь нашу одежду пылает жар поцелуя, дразня меня обещанием большего.
Кения выгибает спину и впивается ногтями в мое плечо, когда я усаживаю ее себе на колени.
Падающий с неба торнадо не удержит меня от нее сегодня вечером.
Я отстраняюсь от нее, хотя это убивает меня, и ворчу: – Спальня. Сейчас же.
Она скорее кивает, чем спорит, и я знаю, что ее мозг все еще не в порядке от наших ласк.
Поднимая ее, я обхватываю ее ноги вокруг себя и почти взрываюсь, когда она двигает бедрами. Я знаю, что мне следует переезжать, но у меня не хватает терпения.
Мои губы снова сливаются с ее шоколадным ртом, и я наслаждаюсь вкусом, который более декадентский, чем любой кофе, который я когда-либо пробовал. Ее пальцы впиваются в мой затылок, соответствуя моей страсти, умоляя заявить о себе целиком.
Я так чертовски рад побаловать себя.
С грубым стоном я отрываюсь от ее губ, оставляя за собой горячее дыхание и легкие покалывания поцелуями на ее шее. Я пробую на вкус каждый кусочек ее кожи, исследуя свой путь к ее уху.
– Кения, – рычу я.
– Д-да.
– Сегодня вечером ты будешь часто говорить ‘да’. – Я прижимаюсь губами к ее подбородку, там, где шея соединяется с костью, и она дрожит, борясь с неистовой потребностью внутри меня. – Ты собираешься выкрикивать мое имя.
Она уже на грани. Я могу сказать. Кудри рассыпаются по ее плечам, глаза горят, как два факела.
Мое тело почти сотрясается в конвульсиях от этого взгляда.
Я заставляю себя сосредоточиться. – Но когда ты произносишь мое имя, я хочу, чтобы ты стонала правильно.
– Из страны?
Мой разум бредит от желания, но это вызывает смешок.
Я провожу руками по ее позвоночнику. Мой голос грубый. Предупреждение. Голосовые связки ударяются о наждачную бумагу. – Ты понимаешь?
– Ты выкрикиваешь приказы днем и ночью, да? – Ее голос тяжелый. Такой же тяжелый, как ее грудь, которая прижимается ко мне.
Мои губы снова атакуют ее, на этот раз с необузданным голодом, с укусом, с обещанием всех тех порочных вещей, которые я планирую сделать с ней сегодня вечером.
Затем я тащу ее в спальню и дразню, пока она не усвоит свой урок.
– Холланд. – Она мурлычет. С потребностью. С отчаянием.
Тогда, и только тогда, я даю ей то, что она хочет.
Я целую ее.
Я мучаю ее.
Я поклоняюсь ей.
А потом я обнимаю ее, как будто она самый дорогой человек в моем мире.
Ее нога обвивается вокруг моей, дыхание ровное.
Я никогда не думал, что у меня хватит духу отдать всего себя другой женщине. Я был так уверен после Клэр, что больше не потеряю свое сердце.
Затем ворвался Кения Джонс и забрала его.
И она не была удовлетворена. Эта женщина. После того, как она выстрелила в мое сердце, она завладела моим разумом. Моей душой. Моим телом.
Поэтому я наказал ее за это.
Я разбил ее вдребезги.
А потом я собрал ее обратно, чтобы снова разбить вдребезги.
Она была липким месивом, когда я повел ее в душ, чтобы отмыться. И теперь ее тело вялое. Жидкое тепло. Она обволакивает меня, как будто мы одно целое. Как нечто, что не может отделиться. Не без разрушения.
Ее волосы в диком беспорядке. Она пробормотала что-то о шляпке, прежде чем я притянул ее к своей груди и заглушил остальные ее слова медленным, извилистым поцелуем.
Теперь она почти вышла.
Бедняжка.
Я действительно не дал ей возможности перевести дух сегодня вечером. Слишком много сдерживаемого желания. Слишком много дней наблюдал, как она гарцует по офису в этих обтягивающих юбках и на этих каблуках. Слишком много ночей мечтал о том, чтобы она была в моих объятиях, когда я проснусь.
Я наматываю гипнотические круги на ее бедро, нуждаясь в ее близости, несмотря на то, что всю ночь искал новые и креативные способы услышать, как мое имя срывается с ее губ.
Ее дыхание обдает меня. Ее глаза закрываются, но я все еще вижу полоску полуночной черноты. Драгоценные камни из оникса. Такие темные, что поглощают ночь.
Наши губы соприкасаются, потому что мне нужно снова почувствовать ее, даже если я знаю, что она слишком устала для следующего раунда.
Теперь она поднимает взгляд, более бодрая, чем была раньше.
Мой взгляд не смягчается. Он усиливается. Мой палец поглаживает ее бедро более решительно. – Кения.
– Мм? – Ее голос мягкий. Доверчивый.
Это находит отклик во мне. Этот тон. Эти глаза.
– Я хотел спросить. – Я провожу губами по ее лбу. – Как все прошло сегодня на позднем завтраке?
Она напрягается, и я задаюсь вопросом, не следовало ли мне приберечь этот вопрос для другого раза. Может быть, когда мы не были обнажены. Когда я только что не выбивал из нее жизнь, как будто я едва ли гребаный человек.
Сделав глубокий вдох, она перекатывается на спину и смотрит в потолок. Одеяло идет вместе с ней, обволакивая ее потрясающее тело так, что у меня болят пальцы.
Я решаю, что ревность мне не идет. Схватившись за простыню, я тяну ее, пока она снова не перекатывается в мою сторону. Я прижимаюсь губами к ее щеке, вдыхая исходящее от нее дыхание.
– Если ты не хочешь говорить, тебе не обязательно ничего говорить, – хриплю я. – Но твое место здесь. – Мой тон становится жестче. – Твое место рядом со мной. Не скрывай свою боль… потому что я этого хочу. Я освободил для нее место. Хорошо?
Печаль в ее глазах вонзает нож мне в живот. Она прикусывает губу. Я хочу убрать ее обратно, чтобы я мог ее видеть. Предпочтительно своим ртом, но я оставляю ей ее личное пространство.
Наконец, она опускает взгляд. – Фелиция была там.
– Твой отец предупредил тебя?
– Нет. – Ее брови сошлись на середине лба. Что бы ни случилось, это съело ее изнутри.
– Ты не обязана говорить об этом.
– Ты освободил место, не так ли? – Она смотрит на меня снизу вверх, ее большие карие глаза излучают больше света, чем луна. – Ты предложил, так что можешь взять это.
Я глажу ее по спине и киваю.
Ее губы сжимаются в легкой гримасе. – Они сказали мне, что я веду себя эгоистично.
Мое тело сжимается от разочарования. Для меня безумие, что кто-то может сказать такое о Кении. Она твердолобая и упрямая. Конечно. И из-за этого я одержим ею. Сексуально видеть, как она берет под контроль свою работу. Она знает, когда нужно быть твердой. Когда переходить к делу. Когда нужно кого-то оборвать и пронзить ножом оправдания.
Она удивительная. Но она не холодная. Никогда не бывает резкой. И всегда готова броситься в окопы, чтобы чего-то добиться. Если эта женщина эгоистична, у мира нет надежды.
Кения быстро моргает, как будто пытается сдержать слезы. – Папа думает, что я должна преодолеть себя и начать участвовать в подготовке к свадьбе.
– Ты шутишь. Они что, настолько потерялись без тебя?
– Я думаю, Фелиция раздражена тем, что ей приходится делать все это в одиночку. Саша никогда не была хороша в планировании вечеринок. Это я всегда беспокоилась о деталях и собирала все воедино.
Я легко могу это понять. С самого первого дня Кения облегчала мне жизнь в офисе. И она делала это назло. Я не могу представить, насколько она продуктивна, когда работает из любви к своей семье.
В ее глазах появляется яростный блеск, когда она говорит: – Фелиция, прыгающая на мне, не причиняет такой боли. Я имею в виду, причиняет. Но я также понимаю это. Саша – ее плоть и кровь. Конечно, она встанет на ее сторону.
– Это не оправдание, – рычу я. – Ты не причиняешь боль людям, которых любишь, и не оправдываешь свое поведение, утверждая, что вы родственники. Семья – это не из плоти и крови. Черт возьми, Даррел для меня больше семья, чем кто-либо из моих родственников.
– Тем не менее, это понятно.
Я допускаю это, потому что вижу, что ей не нравится, когда ее прерывают.
– Но мой отец… он… Я всегда думала, что он прикроет мою спину. Я подумала, если кто-нибудь скажет… – Крупная слеза скатывается по ее щеке. – Если бы кто-нибудь сказал, хотя бы раз, что Саша была неправа. Что она причинила мне боль. Что это было не круто – возможно, я смогла бы двигаться дальше. Может быть, я могла бы заткнуться и попытаться быть там.
Пораженный, я провожу пальцем под ее глазом и смахиваю слезу. – Кения.
– Но я думаю, что это было принятие желаемого за действительное. – Она фыркает.
Мой взгляд опускается на ее дрожащие губы. Я успокаиваю ее, как могу, изо всех сил стараясь сдержать свои резкие мысли о ее семье. Женщины коварны. Им разрешено критиковать своих родственников, но никто другой не может указать на недостатки.
Я решаю держать рот на замке и просто слушать.
– Когда Саша впервые заболела, мой отец был тем, кто попросил меня бросить все кружки после школы, в которых я была. Это он попросил меня больше помогать по дому, поскольку Фелиция так часто уезжала с Сашей в больницу. Я никогда не говорила "нет". Я никогда не говорила им, что устала. Что мне одиноко. Что я хотела, чтобы кто-нибудь обнял меня и сказал, что все будет хорошо. Я знала, что должна быть сильной, потому что Саша проходила через что-то ужасное. И у них не было времени на нас обоих.
Черт. Я хочу врезать кому-нибудь. Она была ребенком. Как они могли ожидать, что она сможет постоять за себя, когда они должны были быть там?
– Я отрабатывала больше часов и едва не закончила школу. Я проводила все свое свободное время в больнице. Я отдавала все, не ожидая никакой благодарности. Потому что это семья. Это то, что ты делаешь, когда любишь кого-то.
– Они осушили тебя и ничего не влили обратно, – шепчу я. – И ты все еще находила, что отдать. Конечно, больно, когда тебя обвиняют в эгоизме. Семья должна была вспыхнуть, когда они узнали, что твоя сестра изменила с этим сопляком. Там должен был подняться такой шум, что свадьба даже не состоялась бы.
Она шмыгает носом. Ее слезы льются мне на грудь, как кислотный дождь, и капают на подушку.
Я глажу ее плечо, целую волосы и ищу что-нибудь, что угодно, чтобы это исправить. Когда ломка голову ни к чему не приводит, я спрашиваю прямо. – Что ты хочешь, чтобы я сделал?
Она поднимает взгляд.
– Где работает твой бывший? Чем он занимается? Я могу все испортить. Я знаю всех. И любой, кого я не знаю, обязательно кого-нибудь узнает. Скажи мне, как ты хочешь, чтобы я их уничтожил. Я прикоснусь только к тем, которые тебе нужны. Я оставлю остальные. Просто скажи слово.
Она хихикает.
Я моргаю, глядя на нее сверху вниз, потрясенная. Неужели разбитое сердце привело ее к временному помешательству?
Кения закрывает лицо руками и смеется еще громче.
– Что?
– Ты сказал это так серьезно.
– Потому что я серьезно.
– Алистер, – она опускает руки, – это касается меня и моей семьи. Что бы я ни решила сделать, отрежу ли я их или смирюсь с этим и приду на свадьбу, они все равно мои люди.
– Не для меня. Ты относишься ко мне как к дерьму, я буду относиться к тебе как к дерьму. Тебе не обязательно быть в моей жизни, если ты только вносишь в нее беспорядок.
– Может быть, я другая.
– Возможно, столь долгая забота о твоей сестре превратила оправдание ее поведения в привычку.
Ее губы опускаются вниз.
Я знаю, что мне не следует туда лезть, но все же не могу остановиться. Я обходил это на цыпочках, сколько мог, но мне неприятно видеть, как страдают люди, которые мне дороги. Особенно когда порез становится таким глубоким.
– Я не собираюсь указывать тебе, что делать. Как ты и сказала. Они твоя семья. Но я действительно думаю, что твоей сестре нужно принести тебе надлежащие извинения. Что-то подсказывает мне, что она еще этого не сделала.
– Она извинилась. – Кения отводит глаза.
– А потом она попросила тебя присутствовать на ее свадьбе, закатила истерику и послала за тобой твоих родителей, когда ты не запрыгала от радости. – Я бросаю на нее сухой взгляд.
Она возвращает его с хмурым видом.
Я прижимаюсь своим лбом к ее лбу, и ее суровый взгляд смягчается. – Кения, ты сама решаешь, что ты позволяешь и кого ты впускаешь в свою жизнь. Никто не может заставить тебя принять их плохое поведение. Если они заботятся о тебе, если они любят тебя, они покажут это. Это не будет улицей с односторонним движением. А если и так, то это не семья. Это манипуляторы.
Она вздыхает. – Ты теперь терапевт?
– Мне не нужна ученая степень, чтобы поставить этот диагноз. Я бизнесмен. Я вижу степень бакалавра за милю.
Она прижимается ко мне. Ее взгляд снова становится тяжелым. – Кто знал, что Холланд Алистер может заботиться о ком-то, кроме себя?
– Я не настолько плох, – бормочу я, зарываясь щекой в ее волосы.
– Ты довольно ужасен.
– И все же ты умоляла меня о…
– Ш-ш. – Она прикладывает палец к моим губам. – Я устала.
Я целую ее в висок. – Тогда спи, Кения.
Она кладет голову мне на грудь, и я обнимаю ее.
Время останавливается.
Мое тело гудит от удовлетворения, и я притягиваю ее ближе к себе.
Она идеально помещается в моих объятиях. Там ей и место.
– Мисс Джонс прислала обед, – говорит Иезекииль, пыхтя, врываясь в мой кабинет и ставя контейнер на стол.
Я прекращаю составлять электронное письмо адвокату по лицензированию Fine Industries и улыбаюсь пакетикам с ланчем. Запах пикантного соуса наполняет мои ноздри.
– Она все еще на фабрике? – Спрашиваю я, хватая одну из сумок. Она расстегивается с громким металлическим звуком.
– Да. Бернард принес это. – Иезекииль бросает на меня неодобрительный взгляд.
– Ты хочешь что-то сказать, Иезекииль?
– Ты поставил нас обоих на службу своему купидону.
– Кения хочет сохранить это в секрете. – Я замечаю сообщение от нее и беру свой телефон, рассеянно бормоча: – Тебе придется смириться с этим, пока она не перестанет хотеть, чтобы я встречался с ней на темных лестничных клетках.
– Хм.
Кения: Съешь что-нибудь. Или ты будешь еще сварливее, чем обычно.
Холланд: Как ты узнала, что я думал о тебе?
Кения: Не думай, что я делала то же самое.
Холланд: Признай это. Ты одержима мной.
Кения: Я помогаю тебе, потому что ты отец Белль. Другой причины нет.
Я ухмыляюсь и кладу телефон на стол. Она великолепно танцует вокруг своих чувств ко мне, но за последние несколько недель ее губы произносили очень много признаний. В основном в тени, с моими руками у нее под юбкой и моим языком…
– Алистер, – Иезекииль стучит по моему столу, – есть что-нибудь еще?
– Почему ты так спешишь уйти?
Довольная улыбка мелькает на его обветренном лице. – Мисс Джонс также приготовила для меня еду.
Я мгновенно хмурюсь. – Что? Почему?
– Может быть, потому, что ей жаль меня? – Он бросает на меня острый взгляд. – И что я вынужден терпеть каждый день.
Мои глаза сужаются.
Его суженый в ответ. Черт. Кения действительно передалась ему.
Я отмахиваюсь от него. – Иди, наслаждайся своим обедом.
– Знаешь, – говорит Иезекииль, пятясь из комнаты, – я действительно наслаждаюсь изменениями, которые мисс Джонс вызывает в тебе. У меня никогда раньше не было настоящего обеденного перерыва.
– Должен ли я это исправить? У меня много задач, которые требуют вашего немедленного внимания.
Его лицо остается непроницаемым, но губы слегка поджимаются. – Я буду снаружи, если понадоблюсь.
Я смеюсь, когда он уходит. Это так похоже на Кению – готовить обед и для Иезекииля тоже. Меня бы не удивило, если бы Бернард тоже пообедал.
Какая часть ее эгоистична? Ее родители сумасшедшие. В теле этой женщины нет ни капли эгоизма. Она предпочла бы готовить на троих, только чтобы доставить обед мне. Она принимала близко к сердцу, если другие чувствовали себя обделенными. Это признак женщины, которую нужно лелеять, а не унижать.
Я ем приготовленную ею еду, смакуя каждое зернышко подгоревшего риса и резиновую курицу. Кения не шутила, когда сказала, что готовит нечасто, но для меня большая честь, что она готовит для меня. Это что-то значит, даже если по вкусу напоминает переработанный пластик.
После обеда я возвращаюсь к работе и выхожу только тогда, когда Иезекииль сообщает мне, что Кения вернулась.
Я вскакиваю со стула, как ракета, и выбегаю на улицу. Она становится все хитрее. Я сказал ей доложить мне, как только она войдет в здание. Почему ее не было в моем офисе, у меня на коленях, на моем столе, в ту секунду, когда она вернулась с фабрики?
Я хочу ворваться в ее офис и преподать ей урок. Такой, от которого у нее поджмутся пальцы на ногах, когда она произнесет мое имя. Но Кения полна решимости держать нас в секрете, и будет подозрительно, если сотрудники услышат низкие, гортанные стоны через две секунды после того, как я ворвусь в ее комнату.
Холланд: Лестничная клетка. Сейчас.
Я нажимаю отправить и отправляюсь в путь.
Приветствия поднимаются, как пыль, когда я крадусь по коридору. Как обычно, я едва удостаиваю кого-либо взглядом и киваю, что, я надеюсь, является подобием признания.
Я врываюсь в дверь аварийной лестницы и оглядываюсь. Кении еще нет. Мой взгляд скользит к винтовой лестнице наверху. Ни движения, ни звука.
Дверь на лестничную клетку внизу открывается. У Кении есть привычка пользоваться лифтом, а затем подниматься по лестнице пешком, чтобы ‘избежать подозрений’. Она действительно продумала это. Что я ценю, потому что мой разум становится пустым всякий раз, когда я вижу ее.
Медленно ее тело становится четким, и мои пальцы сжимаются вокруг перил. От темно-бордового брючного костюма, облегающего ее соблазнительное тело, до тугих кудрей, смуглой кожи и загадочных темных глаз, она великолепна.
Разум, тело и душа.
Мне пришлось бы проткнуть себе глаза ножами, чтобы оторвать их от нее.
Пристальный взгляд Кении врезается в мой. Мы оба начинаем улыбаться, как идиоты.
– Что тут смешного? – Она останавливается на несколько ступенек ниже.
– Ничего. – Я качаю головой.
– Ты улыбаешься без причины?
– У меня есть причина.
Она наклоняет голову, ожидая.
Я просто продолжаю смотреть на нее.
– У меня что-то на лице? – Она морщит нос.
– Нет, от тебя просто захватывает дух.
Растерянное выражение лица сменяется улыбкой. Счастливый выдох слетает с ее губ. – Спасибо за комплимент. Теперь чего ты хочешь?
Я спускаюсь по лестнице, пока не оказываюсь рядом с ней. Обнимаю ее за талию, притягиваю к себе и глубоко вдыхаю. Она обвивает руками мою шею и обнимает меня в ответ.
Нельзя отрицать, что эта женщина была создана для того, чтобы поместиться в моих объятиях. Она мягкая. Податливая. Непринужденная. Она не потеряла своей силы. Ей просто не нужно поднимать щиты передо мной.
Мне нравится, что она убирает свои маленькие иглы дикобраза, когда я прикасаюсь к ней. Ее доверие ниспадает на меня, как шелк. Гладкая и драгоценная.
Я провожу поцелуем по ее волосам, вдыхая ее потрясающий аромат.
Она медленно поднимает взгляд. Полуночно-черные глаза встречаются с моими.
– Ты чего-то ждешь? – Я поддразниваю, отмечая, как она вздергивает подбородок и поджимает губы.
Выражение ее лица искажается раздражением. Она отталкивает меня. – Ты прав. У нас обоих много дел. Мы не должны были ускользать из – за…
Я хватаю пальцами ее за запястье и притягиваю обратно к себе. Мой язык скользит по ее нижней губе, заставляя ее рот открыться. Она вздыхает в ответ на мой поцелуй, и это превращает мое тело в жидкое тепло.
Клянусь, я мог бы обнимать эту женщину вечно.
Я настолько подсел на нее.
Отстраняясь, я глажу ее по щеке и провожу другой рукой по ее шее, наслаждаясь тем, как свет играет на ее лице.
– Расположение язмитов прислало свой отчет. Они были благодарны за дополнительную пару рук из штаба. Повышение чуть не вызвало паническое бегство. К счастью, никто не пострадал, но это могло быть дико.
– Мм. – Я соединяю ее бедра со своими. Мои руки обвиваются вокруг нее, как мясистые веревки, и я провожу губами по ее шее.
– Я поговорю с ними о последующих продажах. – Она прерывисто выдыхает. – Если я смогу хотя бы сделать перерыв в производстве Бэби Боксов. Мы носимся повсюду, пытаясь уложиться в срок.
– Я назначу больше людей из команды администраторов, чтобы помочь. Если у тебя будет больше рук, это будет… – мои губы касаются ее губ, – легче, правда?
Она выглядит ошеломленной. – Еще руки? Если ты прикоснешься ко мне еще хоть немного, Алистер, я могу умереть.
Мое тело твердеет. С ума сойти, как быстро она заводит мои двигатели. Не имеет значения, что она делает или где я нахожусь. Стоит мне хотя бы понюхать намек на ее духи, и я уже там.
Наши губы снова встречаются. Мягкий, скользкий жар ее языка, скользящего по моему, превращает мое желание в ревущий ад. Потребность давит на меня, сильнее, дольше, все отчаяннее требуя освобождения.
Я хотел ее весь гребаный день.
Она улыбается мне в губы, отчего мой сморщенный рот ударяется о ее зубы. Ее руки смыкаются на моей спине, разминая пальцами напряженные мышцы.
Прижимаясь своими бедрами к моим, как будто точно знает, как сильно я в ней нуждаюсь, она вздыхает. – Я решила поговорить с Сашей.
Мое дыхание касается ее лица. Я внимательно изучаю ее. – Тебе нужна поддержка?
– Разве тебе не интересно, о чем я буду с ней говорить?
– Я знаю, что какое бы решение ты ни приняла, оно будет правильным, – шепчу я, испуская свой собственный тяжелый вздох, когда она царапает ногтями мою кожу головы. – И, – выпаливаю я, – я знаю, что буду рядом с тобой. Где бы ни упали фишки.
– Хм.
Я впиваюсь пальцами в ее щедрый зад. – Ты не хочешь объяснить этот взгляд?
