Текст книги "В зоне поражения"

Автор книги: Нина Макарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Сашка Суворов находит верных друзей

Приземлился Сашка довольно удачно, только колено содрал и штанину порвал. А парням крепко досталось. У всех расквашенные морды. Низкорослый даже встать не может. Дружки тянут с земли, а он только головой мотает…

Зачем было так нахально нарываться? И Сашке из-за них досталось…

Он огляделся – какая-то большая станция. На запасных путях в три ряда товарные составы. А вокзальчик так себе – деревянный, в желтый цвет покрашенный, и название «Ст. Степная».

Название Сашке понравилось, может, здесь-то ему и повезет, на этой станции Степной?

Чуть прихрамывая, он направился к вокзалу. Оглянулся: парням все-таки удалось низкорослого поставить на ноги. Ничего, идет сам. Обалдел, видно, сразу-то… Потянулись куда-то вдоль путей, на него даже не взглянули.

Да и у Сашки ноги здорово дрожали. Хотя ушиб коленку несильно, саднило только. Но тут он почувствовал, что и руки у него дрожат. Поднял их, а они сами по себе трясутся – не было еще с ним такого… даже когда плевательницу на голову насадили… Опять он об этом. Еще сильней руки трясутся и плечи вздрагивают…

Около деревянного вокзала – палисадник с обкромсанными тополями – кому это нравится так калечить деревья? А потом все лето эти тополя походят на ежики, какими моют в школьном химическом кабинете стеклянные пробирки…

Сашка опустился на длинную зеленую скамейку под тополями и с недоверием, как на чужие, посмотрел на свои руки и ноги. Все еще трясутся – вот припадочный-то!

– Ты упал, мальчик, ушибся? – Толстая тетка в вишневом плаще, со светлыми кудряшками – вылитая тетя Клава – жалобно глядела на него с дальнего конца скамейки – будто это она сама «ушиблась».

Рядом с ней чемодан и большая сумка в черную красную полоску. Если и учительница – не страшно от своих чемоданов никуда не побежит.

– Упал, – буркнул в ответ Сашка.

– Ты промой колено, за вокзалом колонка есть…

– Ладно… – Привязалась еще!

– Ты сейчас сходи, сразу надо, – настаивала женщина. – А то ведь заражение может быть.

Сашка поднялся – нигде человеку не дадут покоя. Он боялся, что ноги совсем перестанут его держать. Но когда встал, они, вроде, успокоились…

– Промоешь, приходи сюда, у меня бинтик есть.

Ну! Бывают же такие – забота прямо лезет из них. Как же, сейчас он и побежит – жди! Даже если бы она хлеба с колбасой обещала – он не придет… В животе у него давно урчало от голода. Может, и руки-то дрожали от голода?

Сашка обогнул деревянный вокзал с двумя дверями, на одних огромными буквами выведено: «Буфет». В буфет бы ему сейчас – прямая дорога…

За вокзалом открывалась широкая, с перемешанной грязью дорога. А вдоль нее двухэтажные одинаковые дома – деревянные и тротуары тоже деревянные.

Водопроводная колонка – прямо перед вокзалом, в центре небольшой заасфальтированной площадки. Порядок! А то наставят гипсовых физкультурников, а человеку даже напиться негде.

Сашка повернул холодную чугунную ручку. Из крана ударила тугая струя, она била в ладонь и вся выбрызгивалась. Тогда он привернул ручку, укротил струю, набрал в горсть холодной воды и хлебнул, еще набрал горсть и еще выпил, теперь уж желудок не был таким пустым, не казалось, что он слипается.

Полную ладошку воды Сашка плеснул на колено. У-уй! – он зажмурил глаза, покрутил головой – так защипало колено. «Самой бы так», – подумал о тетке, посоветовавшей промыть колено.

– Парень, а тебя-то за что турнули? – Рядом стояли те, которых выбросили из вагона.

Низкорослый совсем оклемался, сразу же сунул большую голову под кран. А спрашивал тот – длинноволосый. Кудри у него даже уши закрывали и чуть не до плеч спускались колечками. Завивает, наверное! И баки чуть не до самого подбородка.

Длинноволосый смотрел на Сашку с интересом.

– За компанию, – ответил Сашка парням.

Он все-таки обрадовался, что парни вернулись. Ведь то, что их вместе выбросили из вагона, делало его уже почти своим среди них. И так захотелось Сашке все рассказать этим парням, чтобы хоть они поняли его.

– Видать, компанейский ты, – засмеялся длинноволосый и стал отмывать свою куртку, весь рукав ее был в мазуте.

Длинноволосый тер рукав пучками прошлогодней травы, споласкивал водой, но мазутное пятно не уменьшалось…

А низкорослый даже не смотрел на Сашку – у него все лицо было расквашено: он прикладывал мокрую ладонь то к рассеченной брови, то к распухшим, кровянившим губам и ругался – еще похлеще, чем в вагоне. Сашка знал, как ему сейчас щипало лицо, не так еще заругаешься…

Третий из парней – выше всех, плечи – дай бог, видать, сильнющий, а глаза добрые. Он напился из колонки и хотя под глазом у него тоже был синяк, не суетился и не ругался, стоял в сторонке, улыбаясь.

Молча, ни на кого не глядя, низкорослый двинулся от колонки, сразу же и кудрявый бросил пучок мазутной травы – нисколько не оттерся его рукав – и заторопился следом, по-прежнему, улыбаясь, потянулся за ними высокий.

На Сашку они больше не взглянули. Самому идти за ними теперь, когда знают, что из-за них попало, и все-таки не позвали с собой – нельзя. Навязываться он не станет. Конечно, у них своя компания, видать крепкая, и какое им дело до Сашки…

– Эй, парень, подойди-ка! – закричал длинноволосый. Все трое стояли на деревянном тротуаре и смотрели на Сашку.

Позвали! Но Сашка не побежал. Он медленно, вроде даже неохотно, подошел к ним и сразу напоролся на оценивающий, хмурый взгляд из-за кровавых век большеголового.

– Ты где живешь-то? – спросил кудрявый и указательным пальцем обтер губы.

– Да так… – Сашка не знал, как отвечать, чтобы они не потеряли к нему интереса. Человек без друзей и без дома – много ли он стоит? – Ушел из дому, – все-таки признался он, – и не вернусь больше.

– А что делать будешь? – допрашивал длинноволосый. – Бичом станешь?

– Каким бичом?

– Ну, бродягой! – засмеялся длинноволосый. – Русским же языком говорю.

– Нет. Я работать буду. На север пробираюсь, там работать буду.

– Зачем же так далеко? Работать и здесь можно…

– Пошли, – скомандовал низкорослый и опять первым двинулся по улице.

– Приваливайся к нам, мы тебя устроим на работу, – усмехнулся лохматый и тут же указательным пальцем обтер губы, будто снял усмешку. – Не отставай!

Сашка не стал расспрашивать: куда, зачем? Пусть знают, что не очень-то он любопытный. Главное, что шел теперь не один.

Они свернули с тротуара на боковую улицу. Летом она, наверное, зарастает ярко-зеленой ромашкой, а теперь только бурые стебли оплетают землю. По этой улице, видно, и ездят редко. И дома вдоль не маленькие, с разноцветными наличниками. Ворота у домишек распахнуты, низкое, уже вечернее солнце заглядывает во дворы, на кучки навоза, выброшенного из стаек. Около этих куч копошатся куры. Из какого-то двора, обиженно вскрикивая, выбежал желто-коричневый петух, гребень у него такой большой и налитый кровью, что свешивался на одну сторону, и бедный петух смотрел одним глазом, другой был закрыт гребнем. Вдогонку за петухом, громко вереща, выскочил поросенок.

И почти в каждом доме на этой широкой веселой улице топились печи, дым из труб разносил то запах жареного сала, то печеной картошки, то еще чего-то такого сытного, что Сашка не успевал проглатывать слюну…

Посреди улицы играли мальчишки – мелкота. Стукнув по чижику, они брызнули из круга, но, увидев Сашкину компанию, забыли про игру, вылупились на них, а кто-то крикнул испуганно:

– Эй, Мулат! Кто тебя?

Парни не ответили, свернули к воротам, на всей улице только эти ворота и были закрыты. И двор был пустой и затянут прошлогодней ромашкой.

Низкорослый покопался под углом дома и вытянул оттуда ключ. Дом был без всяких сеней: две ступеньки затоптанного крылечка и коричневая дверь…

Когда Сашка вместе со всеми перешагнул порог, табаком, водкой и еще чем-то кислым шибануло по носу и, казалось, даже по глазам…

– Ну, Мулат, и вонища у тебя! – хмыкнул волосатый и пошире распахнул дверь.

Солнце уже садилось и лучами било прямо на стол, на котором валялись хлебные корки, окурки и грязные стаканы.

– Не нравится, катись… – Низкорослый ни одного слова не мог произнести без ругани.

Он снял с простенка небольшое квадратное зеркало и стал разглядывать себя. Все молча ждали.

Выходит, это дом низкорослого. Один он живет, что ли? Сашке не хотелось бы оставаться с ним. Он так и не понял, как зовут низкорослого – какое-то нерусское имя.

Может, и этот, высокий, живет с ним? Лохматый не здесь: «вонища у тебя», значит, не здесь, «у тебя» – значит, низкорослый один…

Он повесил зеркало, прошел за печку. Там, видно, еще комната, оттуда раздался голос низкорослого:

– Чего ждете? Здесь милостыню не подают – печку надо растопить.

– Мулат, я пошел, – как-то неуверенно сказал длинноволосый и опять указательным пальцем вытер губы – привычка, что ли, у него такая? – А то искать будут. Немой тебе растопит…

За печкой молчали. Лохматый поглядел на Сашку:

– Жрать хочешь? Давно замечаю – слюни глотаешь. В подполе картошка, достань и начисть. Сейчас затопят печку, сварите. – И он, толкнув в бок высокого, вышел.

Высокий парень, все так же улыбаясь, вышел следом, у него от постоянной улыбки даже морщины вдоль губ. Немой! Верно. За все время не сказал ни слова.

Сашка стоял один в заплеванной кухне, не зная, что делать.

– Ты живой там? – раздалось из-за печи. – Картошку приходилось чистить?

– Приходилось.

– Ну так шуруй. Тут нянек нету. – Он, кажется, впервые не выругался.

И Сашка почувствовал себя бодрее. Он подошел к печке и заглянул туда, в комнату: хозяин прямо в сапогах и черной куртке лежал на постели. Странная это была постель: серая перина и серые подушки без наволочек. Ни одеяла, ни простыни. Под кроватью натолканы какие-то тряпки и пустые бутылки… И ничего больше не помещалось в закутке за печкой.

– А где картошка? – спросил Сашка.

– Сказано, в подполе. – Низкорослый разлепил заплывшие глаза, опять оценивающе оглядел Сашку. – Около стола в полу колечко… – Сашка обернулся – верно, торчит в полу колечко. – Детский сад прямо, – хозяин сплюнул даже не приподнимаясь. – Потяни за колечко, будет яма, в нее и лезь. Может, темноты боишься?

– Ничего не боюсь, – успокоил Сашка.

Конечно, парням досталось крепко… Поэтому они такие. Но Сашка-то на что? Он сейчас будет им здорово полезен. Если надо, он и пол им вымоет. Лишь бы на работу устроили…

Видать, не жадные: и в дом позвали, теперь есть где ночевать, и, пожалуйста, картошку бери.

Ему бы только на дорогу заработать. Он, конечно, у этого низкорослого не останется…

Вечерний дозор

«Никто, наверное, не подсчитывал, сколько людей с нетерпением ждет вечера: одни, чтобы посмотреть телевизор, другие – пойти в театр или в гости, а шпана всякая, чтобы заняться своими темными делишками…» – размышлял Андрей Кардашов, шагая рядом с командиром отряда Юрием Немытиковым.

Каждый вечер они вдвоем ходят по городу, надеясь натолкнуться на Сашку Суворова. Лейтенанту Турейкину об этих походах ничего не известно.

У обоих, и у Кардашова, и у Немытикова, были свои причины так упорно искать Суворова. Андрей считает, что он в первую очередь виноват перед Сашкой: какой же он – Кардашов – юдеемовец, если не пришел на помощь человеку, на которого напали среди бела дня, в классе!

А Юрий Немытиков еще хорошо помнил прошлогоднюю зиму, когда сам ночевал в теплушках у сердобольных сторожей, на чердаках, в котельных.

Оба не могут спокойно жить, раз Сашка еще не найден…

– А вдруг он совсем пропал? – Андрей постоянно впадает в уныние.

– Найдется! – успокаивает его Юра. – Знаешь, как бывает…

– Юрка, смотри! – неожиданно толкает Андрей под бок командира.

– Да вижу…

Около ярко освещенной витрины гастронома какие-то два мазурика пристали к мальчишке с авоськой, из которой торчат бутылка молока и пакет с макаронами. Мазурики зеленые еще, наверное, остановили мальчишку у витрины, на свету, не дождались даже, когда в тень уйдет.

– Нету у меня денег. – Мальчишка с авоськой шагнул в сторону, чтобы обойти их.

Но один из них встал перед мальчишкой, загораживая дорогу:

– А вот это видел? – И вытащил из кармана металлический тросик с закрученной на конце гайкой.

– Сказал, нету! – Мальчишка свободной рукой оттолкнул этого, с тросиком.

Тот замахнулся и… Юрий перехватил руку с занесенным тросиком, Андрей схватил второго вымогателя.

Вообще-то, когда силы равные или превышают, юдеемовцам связываться не рекомендуется, должны немедленно позвонить в отдел, вызвать дружинников… Но разве могли они оставить без помощи мальчишку?

А он удивленно смотрел, как его врагов держат за руки. Все-таки испугался и не надеялся на такое легкое избавление.

Юрий улыбнулся ему:

– Ты, парень, иди домой, сестренка, наверное, молока ждет.

Мальчишка с авоськой еще смотрел на Андрея с Юрием. Наконец облегченно вздохнул:

– Мне, правда, некогда, а то и сам бы справился…

– Ладно, сочтемся! – еще шире улыбнулся Юрий: всегда приятно встречать нетрусливого человека, такого можно и в отряд взять.

– Ну, что ты крутишься? – сердился в это время Андрей на вихлястого хулигана, который пытался вырваться из его объятий.

А второй уже покорно разжал руку – Юрий умеет обезвредить противника, не зря же он самбо занимается. Одной рукой он держал парня, а другой вертел, разглядывал тросик.

– И давно промышляете с этой игрушкой? – Андрей, наконец, завел хулигану руки за спину.

– А тебе какое дело? – огрызнулся тот. – Будешь соваться, тебя обработаем. Чего лезешь? – Он дергался, пытаясь вырваться.

– Поговори еще! – Кардашов правой рукой перехватил парня за шею.

– Пусти… – прохрипел тот.

Андрей уже достал удостоверение ЮДМ.

– Это видел?

Парень мельком взглянул на серенькую юдеемовскую книжечку.

– Иди ты… – Он выругался и так рванулся, что Андрей еле устоял на ногах.

Хорошо, что Юрий схватил с другой стороны парня, он сразу стал смирным. Но неизвестно, чем бы все кончилось – двое на двое – силы почти равные, – если бы в это время не подошли дружинники. Они забрали хулиганов и тросик, что, конечно, неправильно, потому что тросик – трофей юдеемовцев. Да ладно, спорить было некогда…

И опять Юрий с Андреем идут по вечерним улицам. Вовсю пахнет тополевыми почками, смеются на бегу девчонки. К ним уже не прицепятся те двое, которых юдеемовцы только что обезвредили. Они ни к кому уж сегодня не прицепятся. И мальчишка, наверное, пьет сейчас свое молоко.

Юдеемовцы заглядывают в темные углы около телефонных будок, обходят с тылу освещенные киоски.

– Каждый раз боюсь, что среди таких и Суворова встречу, – говорит Андрей, когда они снова выходят на светлый участок проспекта, – от ярко освещенных витрин Дома моделей. Розовые манекены почти понимающе улыбаются им.

– Думаешь, со шпаной связался? – спрашивает Юрий. – Разве это обязательно? Я вот никогда бы не смог…

– Тебе Александр Александрович не дал, – напомнил Андрей. – А Сашка один.

– Александр Александрович мне помог – думаешь, не понимаю? Но я сам бы никогда шпаной не стал. Лучше убиться… Хотя они могут втянуть, если человек послабее. Я вот часто думаю – это здорово, что у нас есть отряд. Мне кажется, что из нашей школы таких вот, как эти с тросиком, ни одного не будет…

– Если он где-то в городе, должен хоть ночью выползать на улицу? А я не могу найти его!

– Послушай, Кардашов, – насмешливо заговорил Юрий. – А почему обязательно ты? И что ты все «я» да «я»?

– Ну тебя, Юрка, я с тобой, как с человеком. Я не переоцениваю себя. Я, например, трус. Да погоди ты, не перебивай, – остановил он Юрку. – Я вчера нарочно в полночь один поднимался на чердак девятиэтажки. Помнишь, мы там кучу половиков нашли. Думаю, ночует кто-то, засеку! Так у меня даже зубы от страху чакали. Двери вокруг. За дверями – люди, а я поднимаюсь и трясусь…

– Ну и что? – нисколько не удивился Юрий. – Думаешь, лейтенант, когда брал бандита, не боялся? Тоже, наверное, «зубы чакали»… В том-то и особенность – надо каждый раз преодолевать страх. Это главное!

– Послушай, Юрка, а тебе не скучно со мной ходить? – вдруг спросил Кардашов.

– Вот трепач! – засмеялся Юрий. – Во-первых, я хожу с тобой не для веселья, во-вторых, ты стоющий парень. И то, что у тебя голова работает, это факт!

– Юрка, если тебе будет еще когда-нибудь лихо и тебе потребуется помощь, приходи ко мне.

– Ладно. Хватит объяснений. Слушай мой приказ: одному ни на какие чердаки, в подвалы и другие подозрительные места не соваться. Можешь меня позвать, я всегда пойду…

У Кардашова был свой ключ от квартиры. Днем он всегда звонил, а сейчас старался как можно тише поворачивать его в замочной скважине – сегодня они с Юрием опять проходили дольше, чем положено. Хорошо, если бабушки уже спят…

Но в кухне зажжен свет – баба Катя с папироской в руке читает какой-то толстый том.

А когда Андрей очень тихо, осторожно снимал башмаки, раздался бабы-Тасин голос:

– Андрюшенька пришел?

И всё – никто его не упрекнул, что поздно пришел. Но он же чувствовал: они обе только его и ждали. Баба Катя вот так бы и курила, хоть всю ночь, пока бы он не пришел. А баба Тася притворялась бы, что спит, а сама, наверное, ко всем шагам в подъезде прислушивалась. Горе ему с бабушками…

Поиски продолжаются

– Андрюшенька, я тебя никак не могу добудиться, – гладила его утром по плечу баба Тася. – Будильник уже прозвенел. Ты не слышал? – Андрей не пошевелился. Баба Тася продолжала уговаривать: – И что уж это такое – сплошь и рядом не досыпаешь. Вчера поздно пришел, теперь бы спать да спать. Брось ты эти тренировки…

Слово «брось» моментально подняло Андрея. Он мигом оделся, умылся, на ходу проглотил какой-то пирожок, запил глотком чая и хлопнул дверью: за малейшее опоздание тренер не пустит на занятия.

Борцы «в весе мухи» – к этой категории относился и Андрей – занимались на втором этаже. Желающих тренироваться в эту зиму было столько, что, например, группа Андрея начинала работать в семь утра.

Ну и столпотворение у них бывает перед началом занятий! Полуголые ребята кувыркаются на толстых тренировочных матах, крутят сальто, делают мостики, тут же вспыхивают молниеносные турниры, кто-то зажал у кого-то голову, кто-то придавил противника к ковру. И все это почти молча, только некоторые в боевом запале выдыхают хрипло – «кха»!

– Разминку прекратить! Быстро на взвешивание! – это в дверях появился тренер.

Возня мгновенно прекращается, цепочка борцов выстраивается к весам.

Сегодня Андрей встречается с Киреевым. У них одинаковый возраст и рост, а весит Андрей на полкилограмма больше. Чертовы полкилограмма! Киреев – самый опасный противник. У него очень крепкие ноги. Даже если удается повернуть его на спину, он тут же сгибает колени, приподнимает, отрывает туловище от ковра, и ноги у него, как бетонные, застывают. Ни за что его тогда ни придавить, ни положить на лопатки. Если и побеждает его Андрей – только по очкам. Скоро городские соревнования, а у него ни одной чистой победы – хоть убейся, как говорит Юрка Немытиков.

На будущий год Андрей будет заниматься самбо с лейтенантом Турейкиным, а нынче он должен положить этого Киреева.

– Начинаем! – Командует тренер. – Освободить ковер. Быстро! Киреев и Кардашов – на ковер!

Противники еще на расстоянии, но уже – глаза в глаза. Андрей знает этот пристальный, настороженный взгляд Киреева – один глаз у него серый, а другой чуть зеленоватый… Схватка! – раздается команда.

И вот уже Андрей не видит глаз, только мышцы, под руками напряженные бицепсы Киреева.

Захват! И уже кричат болельщики:

– Кидай! Кидай! На ковер, Андрюха, на ковер!

Но точно приросли к матам ноги Киреева. И он навязывает свою волю.

– Не пускай, не пускай за ковер! – кричат болельщики.

– Кардашов, смелее! – слышит он приказ тренера.

И тут же срабатывают мышцы, он перебрасывает противника через себя. Но… опять ноги Киреева окаменели.

– Еще немножко! Андрей! – кричат ребята. – Коленку под него, коленку! Правую, балда!

Но тренер уже сообщает:

– Счет баллов шесть – два в пользу Кардашова.

Опять нет чистой! А на соревнования собирается прийти лейтенант…

– Что нужно сделать после схватки? – еле доходит до Андрея недовольный голос тренера.

Андрей возвращается и опять видит разноцветные, хитро улыбающиеся глаза Киреева. Они пожимают другу другу руки.

И все-таки ничто не может сравниться с ощущением легкости и свободы, которые наступают после тренировки и душа! Андрей бежит через пустую по-утреннему улицу. Асфальт рябой, расплющиваются об него первые капли дождя. Опять дождь! Небо затянуто тучами. И уже по привычке он думает, неужели все это время Суворов на улице ночует?

Вечером сбор отряда у Турейкина. Пусть лейтенант расскажет, как дальше искать Суворова. Нет его в городе – это же ясно!

В последние дни Андрей попал в цейтнот: скоро соревнования, конец учебного года и поиски Суворова!

Ни о каких Курилах он старается не думать. Пока не найдется Суворов, он никуда не поедет…

И ребята в классе теперь будто стыдятся друг друга. Гера Ивановна проведет урок – и в учительскую, а раньше каждую перемену в класс приходила.

Скучные они стали и какие-то насмешливые. И ссорятся часто. Скорей бы уж кончался этот учебный год.

На большой перемене Ольга Кныш вдруг сообщила:

– Ой, девочки, какие я записи битлзов достала!

Тут же Сережка Колесников крикнул:

– От Ольги всё, как от стенки горох!

После уроков в класс пришла старшая вожатая.

– Ребята! – объявила она. – На дружинный сбор, посвященный окончанию учебного года, вы должны явиться нарядные, в праздничной форме, обязательно с цветами, чтобы вы были счастливыми!

Андрей подумал, что она шутя говорит про «счастливых», но у нее был такой серьезный вид, что пришлось отвернуться. И он случайно встретился с взглядом Назаровой. Татьяна, наверное, тоже что-то такое чувствовала, потому что покраснела.

Когда спускались на вешалку, Татьяна громко спросила, знала, что вожатая услышит:

– Ты будешь, Кардашов, на сборе счастливым?

– Раз велят! – ответил он…

Все ждут не дождутся конца учебного года. И раньше радовались каникулам, но жалко было расставаться, а теперь – скорей бы!

Вечером, собираясь в отряд, Андрей долго разглядывал себя в зеркале, в бабушкиной комнате. Ну и морда! Взгляд бессмысленный, губы толстые… И вообще – жирный. Он задрал майку и оттянул на животе кожу – убиться, сколько жира! Поэтому и не мог положить Киреева! Больше он не съест ни одного бабушкиного пирога. Раскормили!

Надо еще решительнее браться за свое перевоспитание. Если честно, даже там, на лестничной площадке, у школьного чердака, Андрею казалось, что Суворов старше его, хоть и меньше и взгляд какой-то зажатый. Но все равно умнее, чем у Кардашова. Хорошо, что он все это понял, пока не поздно…

Когда Андрей вошел в комнату, где собирался их отряд, лейтенант Турейкин, сидя за столом у окна, слушал парня лет двадцати: белобрысый, поверх тренировочного костюма наброшен светлый плащ.

Обращать внимание на внешний вид людей Андрей научился уже в отряде.

– На сборах же я был… – говорил, волнуясь, парень. – Месяц не подходил к гаражу… и замок, и все – цело, а мотоцикла нет…

Лейтенант торопливо записывал:

– Следы какие-нибудь остались? Хоть время определить – давно это случилось?

– Давно, наверное, никаких следов. И соседи ничего не заметили. Там же гаражи впритирку, постоянно кто-нибудь возится. Никто ничего не видел… Наверное, ночью! Главное, на замок аккуратно закрыто…

Юра поманил пальцем Кардашова к себе:

– Представляешь, – зашептал Юрий. – У парня «яву» свистнули, новенькую! Кто-то завелся у нас в районе. Лейтенанту теперь работы прибавится!

– Лады! – сказал лейтенант, собирая в стопку исписанные листы. – Это я передам оперативникам. Вас вызовут…

– Найдут или нет? – беспомощно спросил парень.

– У нас в районе нет ни одного нераскрытого преступления, – успокоил лейтенант.

Парень обрадованно закивал, пожал Глебу Константиновичу руку и торопливо ушел.

Лейтенант спрятал бумаги в планшет и оглядел юдеемовцев:

– Ну, ребята, подежурим сегодня в «Пионере»?

– Там теперь пусто, – махнул рукой Юрий. – Я заходил, десятка два зрителей!

– Глеб Константинович! – вмешался Андрей. – Суворова в городе нет. Это точно. За неделю мы бы обязательно на него вышли. Что дальше делать?

– В городе или не в городе – далеко не точно. Мог несколько дней проболтаться где-то, а потом вернуться. Что делать? По-прежнему приглядываться ко всем парнишкам. Вчера город дал ориентировку по области. Теперь в каждом поселке, каждой деревне каждый участковый знает приметы нашего Суворова. – Лейтенант посмотрел прямо в глаза Андрею. – Видел я вчера сводку за неделю – смертных случаев в области не зарегистрировано. А драка была. В городе, на нашем участке. Климов опять собирает около себя теплую компанию. После драки исчез. Сколько уж он обещаний давал! Буду оформлять в колонию. Суворова в этой компании нет, я проверял. Климовым я сегодня и занимаюсь… Так что, ребята, у меня дел по горло. А ваше место в «Пионере».

– Глеб Константинович, можно, я буду заниматься только Суворовым? Мы с Юрием еще раз обойдем все подвалы и чердаки… Иначе я не могу…

– Ясно, – неожиданно согласился с Андреем Турейкин. – Обсудим это. Придешь завтра. – Лейтенант по привычке посмотрел на часы. – В восемнадцать ноль-ноль. Командир тоже пусть придет. А сегодня все в «Пионер». Минутку! – в последнее мгновение остановил Турейкин ребят. – Внимательно посмотрите вот на эту фотографию, – лейтенант достал из планшета фотографию и протянул Юре.

Круглолицая, курносая девчонка с длинными прямыми волосами весело взглянула на юдеемовцев.

– Обратите внимание – над верхней губой шрам, давний, бледный. Одета в зеленое пальто, коричневые туфли. Объявится в «Пионере» – немедленно звоните.

– Кто она?

– Не преступница. Не вооружена. Отправилась путешествовать!

Из отдела вышли вместе. По асфальту уже текли, пузырились ручьи: дождь льет с утра.

– Я через часок постараюсь заскочить в «Пионер», – пообещал на прощание лейтенант Турейкин и, разбрызгивая пенящиеся лужи, пошел от ребят.

Значит, лейтенант согласился с Андреем? Может быть, завтра они поедут куда-нибудь искать Суворова? Может быть, собаку возьмут с собой – Оскара?

– Андрюха, ты смотрел матч? – сбившись тесной группой, они шагали под дождем.

– А кто играл?

– «Кто играл!» – передразнил спросивший. – Жаирзиньо забил такой гол с подачи Пеле…

– Один – ноль, – вмешался еще кто-то из ребят. – Англия вылетела теперь. Я до трех ночи смотрел!

Андрей только усмехнулся: бабушки у него совсем спать перестанут, если он всю ночь футбол будет смотреть.

– Нам с Кардашовым не до футбола! – это Юра Немытиков пришел Андрею на выручку.