Текст книги "Сервис с летальным исходом"

Автор книги: Нина Васина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

ОБМОРОК

Внизу, в кухне, кто-то ходит. Если перестать дышать, то можно проследить эти шаги… Вот этот кто-то подошел к лестнице. Поднимается. Где-то плачет ребенок или опять мерещится? Шаги совсем рядом, спокойные уверенные шаги, так не ходит маньяк-убийца!.. Опять крикнул ребенок, теперь это было слишком громко для привидения. Шаги… Плач ребенка… Шаги пошли в спальню, Коля приоткрыл дверь ванной, но ничего не увидел. Обнаружил этот кто-то детей или нет?.. Вот! Опять этот странный звук, от которого волосы становятся дыбом и в голову лезут мысли о вампирах, сосущих кровь!.. Лучше закрыть дверь… Коля отполз в угол комнаты и затаился за умывальником, выставив вперед больную ногу, которая к этому времени сильно распухла, затопив отечностью щиколотку.

Опять шаги… Почему так страшно? Чего я боюсь? В конце концов, это ведь может быть только человек, только люди так ходят!.. Ну, убьет он меня или высосет кровь, как только что высосал с причмокиванием из детей, ну и что?! Я тоже стану вампиром, не нужно будет больше ни о чем беспокоиться, и Ляля станет не нужна, и мама с отцом, что они смогут поделать, если я каждое утро буду укладываться в гроб в подвале!..

От жалости к себе и к родителям, Коля тихонечко завыл, уже не в силах громко кричать или плакать. Он опять услышал шаги совсем рядом с ванной, Коля от ужаса и боли настолько обессилел, что все, на что был способен его организм, – это представить в подробностях мерзкого полуистлевшего вампира – почему-то старого, с выступающими желтыми клыками. Ручка повернулась… Коля обреченно смотрел на дверь, уговаривая себя не сопротивляться укусу желтых клыков, но то, что появилось в двери, оказалось куда страшней самых отвратительных фантазий: в проеме образовалась странная особь, совершенно голая, с нелепо обритой головой и огромными грудями, явно превосходящими по размеру “самые большие сиськи клуба”, принадлежащие ночной стриптизерше Ульяне и приобретенные ею, как злословили другие ночные стриптизерши, не без помощи убийцы-силикона. Существо это приподняло свои груди обеими руками повыше и ласковым голосом пропело: “Не плачь, мальчик, сейчас я тебя покормлю, иди ко мне, ма-а-а-алень-кий…”

Дин-дон… Дин-дон… Стучит колокольчик, у пагоды опадают с веток цветки японской вишни, в розовой рассветной воде, засыпанной лепестками, стоят цапли и высматривают проплывающих под водой изумрудных лягушек… Стуча деревянными подошвами, бегут по мостику дети – друг за другом… бук-бук-бук… А колокольчик – дин-дон… подошвы – бук-бук-бук… как громко!..

Только приоткрыв глаза, Коля понимает, что нет ни пагоды, ни вишни, ни пруда, куда она осыпается, нет детей на мостике, это звонят и стучат в дверь.

Над головой вдруг возникает спокойное женское лицо в обрамлении белых волос, на грудь Коле кладут что-то теплое и мягкое – он, покосившись, видит, что это запеленатый спящий младенец, и отодвигает руку, чтобы младенец очутился под мышкой, потому что так Коле подсказывает собственная память нерожденного: удобней всего, если со всех сторон тебя охватывает теплый мир, держит, прижимает к себе… А потом вдруг между ног пробралась маленькая девочка и замерла, скорчившись, уложив свою головку на низ его живота, и Коля тоже замер, расставив ноги и боясь пошевелиться, почти счастливый от детского тепла, и невидимая ему рука натянула одеяло на голову, закрывая этот несносно громкий и яркий мир блаженной темнотой.

ЗАПАДНЯ

Последний взгляд в зеркало. Халат коротковат, парик набекрень, темные шпионские очки… Иду! Так, что я скажу?.. Как меня зовут?.. Сквозь рифленое стекло кухонной двери я вижу три силуэта. Кто-то уже стучит по двери ногой, придется открыть.

А на улице – снег!

Я смотрю поверх голов троих мужчин, я ловлю глазами ускользающий полет снежинки, потом обнаруживаю одну очень крупную и идеально вырезанную – на синем рукаве одного из гостей – и замираю, приказав им не дышать, но снежинка тает от нашего пристального внимания…

– Телефонный узел! – в третий раз настойчиво повторяет мужчина, чья темно-синяя куртка лучше всего притягивает снежинки.

– Мастера вызывали? – интересуется еще один обладатель такой же куртки, он с чемоданчиком.

– Это я вызвал телефонщиков, – с готовностью сообщает третий мужчина, на его лице озабоченность сменяется облегчением и готовностью все немедленно объяснить. А на бедре у него виснет напоминанием о грядущих неприятностях черная кобура. – Понимаете, ваш гость вчера показался мне странным, юноша был не в себе, а может быть, пьян, а я как раз дежурил, когда он искал телефон, а вы, оказывается, дома, это очень хорошо, вот, передайте, пожалуйста, мужу, мы с ним договаривались, это капли для горла.

Молча протягиваю ладонь и сжимаю пузырек темного стекла. Так, надо сообразить, где у меня муж…

– А муж уехал к родне, у него кто-то приболел, – говорю я шепотом и отхожу в сторону, чтобы пропустить троицу.

– Воняет тут у вас, однако! Жженой проводкой! Следите за проводами? – громко интересуется один из телефонных мастеров, накинувшись в кухне на розетку.

– Не, не проводкой это воняет, – успокаивает меня другой монтер. – Так воняет, когда на кабанчике щетину опаливают. А вы почему шепчете?

– Дети спят, – шепотом сообщаю я.

– А мои при любом шуме спят! – орет он в упоении, раскурочивая телефонный аппарат. – Мы с женой так договорились, что не будем приучать их к тишине. У нас с утра до вечера музыка орет, и телевизор, так что и поговорить не всегда удается, зато пусть привыкают! А потому что жизнь какая тяжелая! – кричит он, наклонившись ко мне. – Где разводка?

– Разводка?.. – Я приоткрыла дверь в ванную рядом с кухней и в ужасе ее захлопнула.

– Разводка у них в подвале, здесь во всех коттеджах так, – сообщает гость с кобурой. – Хозяин сам все сделал, он, не смотрите, что певец, – рукастый, на зависть любому монтеру!

Стуча ботинками, все трое спускаются в подвал.

Я бросилась к одежде на вешалке. Обшарила карманы мужской куртки, так, мелочь всякая, потом – женского пальто, вообще – ни копейки! Если я дам монтерам за усердие зеленую сотню (а других денег у меня нет), значит, в этот дом на днях пожалуют или грабители, или милиция… Так, стоп, а невменяемый юноша, которого я только что замаскировала под двумя одеялами? Точно помню, в ванной на нем была куртка… Куртка! Быстро поднимаюсь на второй этаж. Куртка валяется на полу в коридоре, посмотрим… Телефон и тысяча пятьсот рублей сотенными, какое счастье!

– Хозяйка! Сколько телефонов наверху?

От громкого крика снизу я дергаюсь, но потом уговариваю себя не паниковать, по ступенькам спускаюсь нарочито неспешно, останавливаюсь на предпоследней и ласковым шепотом сообщаю крикливому монтеру:

– Два.

А для лучшего усвоения информации еще показываю число пальцами.

– Так это… – опешил он немного, но потом быстро пришел в себя и вернул командный голос:

– Тогда проверьте! Трубочку снимите и послушайте – гудит или не гудит! А по делу, это должен проверить именно я. Так что, извините-подвиньтесь, но за свою работу я всегда отвечаю сам! – слегка оттолкнув меня в сторону, он идет по лестнице вверх.

Медленно поднимаюсь за ним. Почему я сказала – два?..

Телефонов тем не менее обнаружилось именно два. В кабинете и в спальне.

Этот мастер оказался на редкость исполнительным, ему было недостаточно услышать гудок в трубке, он решил проверить, все ли в порядке с мембраной, для чего раскрутил по очереди трубки у обоих телефонов, дул в них, разглядывал внутренности на свету и ковырялся там отверткой.

– Порядок! – совершенно удовлетворенный, он осмотрелся (это было в кабинете) и, уходя, поправил криво висящую картину на стене.

Медленно спускаюсь за ним вниз, останавливаюсь на предпоследней ступеньке и изображаю радость, насколько это возможно шепотом:

– Порядок?

При этом протягиваю монтеру сотню.

– Я уже обратил внимание вашего охранника, – пряча сотню в нагрудный карман форменной куртки, озадаченно сообщает монтер, – что провода были аккуратно отрезаны. Понимаете?

– Понимаю. Провода были аккуратно отрезаны.

– Нет, я же вижу, что вы не врубились! У вас в подвале кто-то перерезал телефонный провод.

– Да врубилась я, врубилась! Когда же они уйдут?..

– Тогда обратите внимание, так бывает при попытке ограбления! И ворота у вас в гараже открыты! Распишитесь вот тут два раза, что без претензий.

Черкаю, не глядя. Никаких претензий.

– А если нам где надо написать, насчет отрезанных проводов или чего…

– До свидания!

Закрываю дверь и смотрю в окно. Снег валит уже тяжелыми крупными хлопьями, мужчины во дворе топчутся, вероятно обсуждая, как удобно было бы ограбить такой открытый в разных местах дом и как бы каждый из них поступил со мной, будь он мужем в частых отъездах… Снег закрывает их от меня пеленой, и покой пушистым белым мехом опускается на сердце, не давая вздохнуть глубоко. Раскрываю пальцы левой руки. Пузырек. Отвинчиваю пробку и нюхаю. Пахнет анисом. Это – мужу для горла, муж поет!

Куда ни плюнь – все поют!

Посмотрим, что это такое отмокает в ванне и пахнет жженой проводкой и паленым кабанчиком! Наклоняюсь над ванной, задерживая дыхание, и дергаю металлическую цепочку. Не идет. Дергаю посильней. Ну, дорогая, ты постирала так постирала! Не иначе как муж пришел с охоты… На мамонта… Получилось! Странная жидкость потихоньку вытекает, оставляя на стенках ванны неистребимый налет. Медленно вытекает. Схожу-ка я пока вниз.

Спускаюсь в подвал. Захлопываю ворота гаража и еще закрываю их на защелку. Поднимаюсь наверх, в спальню, приподнимаю одеяла. В норке темно и тихо, слышно вкусное дыхание троих детей, и я бросаю на ковер парик, и для меня нашлось теплое местечко под правой рукой большого мальчика, который категорически отказался от моего молока…

– Ты – няня? – спросил большой мальчик, когда проснулся.

Мы все проснулись от крика маленького мальчика, я встала, распеленала его и понесла в ванную помыть. Пока подмывала, думала: кто я?

– Как тебя зовут? – мальчик сел, скривился и осторожно опустил на пол распухшую ногу. У него, бедного, ножка болит.

– Ты подруга Ляли?.. Дяди Антона? Что здесь произошло?

Раскрываю халат на груди и устраиваюсь кормить маленького мальчика. Большой резко отворачивается, замечает парик на полу, поднимает его.

– Кто приходил?

– С телефонной станции.

– А! – обрадовался большой мальчик. – Ты все-таки разговариваешь!

Чтобы он не перевозбудился от радости, я сразу же сообщила, что не являюсь няней, приходящей домработницей, любовницей мужа, подругой жены, я не врач, не соседка, не медсестра из поликлиники, не сторож, не охранник, я – никто.

– А кто же тогда их убил? – с удивлением спросил мальчик.

– Я не наемный убийца, – тут же добавляю в список предположений самое, оказывается, с его точки зрения, реальное. – Что с ногой?

– Нога скоро отвалится, – спокойно заявляет старшенький и уточняет:

– У меня с левой ногой всегда были проблемы. Я ее уже ломал в двенадцать лет вот тут, у щиколотки. А потом мне на тренировке повредили мизинец, врач сказал…

Я закрыла глаза, приготовившись выслушать подробности его детства, но мальчик замолчал, еще раз осмотрел меня и продолжил допрос:

– Если ты никто, то как сюда попала? Почему кормишь ребенка?

– Потому что молоко течет.

Мы некоторое время молчим и слушаем, как сосет маленький. Девочка спит, раскинувшись на кровати, старший заметил, что я смотрю на нее, и прикрыл ее голые ножки одеялом.

– А почему ты не спрашиваешь, кто я? – поинтересовался он после этого.

– Какая разница… Если хочешь, я могу и тебя покормить грудью.

Не хочет. Так не хочет, что даже покраснел.

– Как ты думаешь, через сколько времени при гангрене отвалится нога? – поинтересовался он, когда я покормила.

– Лучше сразу отрезать, не ждать. Раз уж тебе так не везет с левой ногой. Подвинься, я возьму девочку. Пусть и она поест.

– Ты что, с ума сошла?! Ей почти три года! Она уже давно ест нормальную еду!

Я смотрю на него и понимаю, что, действительно, если почти три года, то можно есть просто еду…

– Думаешь?..

– Не трогай Сюшку! – он отталкивает мою руку.

– Ладно. Если ты такой заботливый братишка, сделай ей поесть, а я поищу какую-нибудь одежду.

Он молча ковыляет вниз, и я слышу, как на кухне звякает посуда.

В детской комнате на отдельной полочке лежат вещи девочки. Бужу ее, дуя на веки. Одеваю. Веду в туалет. Она еще сонная, трет глаза, но покорно устраивается на маленьком детском унитазе.

Мы умываемся и спускаемся вниз, мальчика я несу, прижимая к себе правой рукой, а девочку веду левой. Для третьего ребенка нет руки, как хорошо, что он такой большой, может сам ходить. Пока нога не отвалилась…

В дверях кухни мы останавливаемся. Стол накрыт. На сковороде вспучился румяным солнцем самый настоящий омлет, на тарелке лежат гренки и куски курицы, в миксере сбивается что-то из молока. Девочка отпускает мою руку и залезает на высокий стульчик – вероятно, это ее предмет мебели.

– Прошу! – юноша галантным жестом предлагает сесть и мне. – Ничего на ум не приходит? – он многозначительно кивает на сковороду.

– Омлет… – я пожимаю плечами и усаживаюсь. – С сыром? – нюхаю омлет и утвердительно киваю:

– С сыром!

– А сковорода? – скалится в притворной улыбке юноша. – Сковорода ничего не напоминает?

Смотрю на большую сковороду, потом на мальчика, и в этот момент он многозначительно тычет пальцем себе в лоб.

– Как тебя зовут?

– Меня?.. Вася!., нет, я хотел сказать – Коля. Да, меня зовут Коля, а тебя?

– Коля, выключи миксер и скажи, почему ты так странно скалишься и показываешь себе на голову?

– Миксер?.. Ах да, это же коктейль для тебя.

– Спасибо, – осторожно нюхаю желтоватую смесь в высоком бокале.

– Молоко, желтки и морковный сок. Настоящий коктейль для кормящих матерей.

– Грандиозно. Как тебя отблагодарить? Знаешь что, я тебя отвезу к врачу. Пусть посмотрит ногу.

– Ты меня отвезешь к врачу? А ты кто, вообще?!

– Я – Мадлена Сидоркина, двадцати шести лет, – невозмутимо докладываю я и осторожно пробую кусочек гренки. – Так написано в паспорте, который лежит в кармане пальто в коридоре, можешь посмотреть.

– Мадлена?.. То есть ты хочешь сказать, что ты – Ляля?!

– Я что, похожа на Лялю, на Мими или на Диди? – строго спрашиваю я, уставившись в растерянные глаза мальчика. – Нет, я Мадлена, а для близких людей – Мона. Ты мне кто?

– Я?.. Я Коля Сидоркин, я…

– Вот видишь, – перебиваю юношу, пока он не захлебнулся негодованием и не подавился. – Ты тоже Сидоркин, это значит, мы – родственники. Сколько тебе? Шестнадцать? Семнадцать? В любом случае ты не можешь быть моим ребенком, слишком большой, значит… Ты мой брат? Нет, постой. Сидоркин… Ты брат моего мужа?

– Ты пробралась в этот дом, ты ударила меня сковородой по голове, а перед этим убила дядю Антона и Лялю!

– Дядю Антона? Подожди, дай подумать, получается, что ты племянник моего мужа? Вот и разобрались. Доедай, поедем к врачу. Кстати, где они?

– Они?..

– Ну да, эти, которых я убила? Я их закопала, расчленила и выбросила в мусорный контейнер или растворила в ванне?

Ну вот, доболталась!.. В этой чертовой ванне действительно мокло что-то весьма подозрительное… И юноша застыл, бледнея с каждой секундой все больше и больше, сейчас свалится в обморок.

– Не падай в обморок! – предупреждаю я его. – С ванной это, конечно, очень интересно, но следователь Поспелов вытащил из чемоданчика кислоту, которой, как он сказал, я воспользовалась для растворения какого-то Успендрикова. Так что, сам понимаешь, растворять было не в чем…

Маленький у меня на коленках повертелся и обмочил халат Мадлены Сидоркиной, после чего удовлетворенно вздохнул.

Коля Сидоркин встал из-за стола, начал было собирать грязную посуду, потом, потоптавшись, направился к ванной.

– Стой.

Остановился и ждет, не поворачиваясь.

– Пойдем вместе, только ребенка положу, подожди, я видела маленький манеж в гостиной.

Коля пошел за мною, это он сообразил, что боковую стойку манежа можно открыть, чтобы не нагибаться над нею.

– Полный дом памперсов, а ты его держишь в пеленках, – заметил он и показал на открытую пачку у манежа.

Я пожала плечами, достала маленького, положила на ковер и кое-как приладила памперс.

– Первый раз, что ли? – поинтересовался Коля, поправляя застежку.

– А ты когда успел?

– Я с маленькой Сюшкой сидел пару раз, ее к нам привозил… дядя Антон…

Мы сидим на ковре рядом, между нами – ребенок в неуклюжем памперсе, и я спрашиваю, деиствительно ли Коля хочет посмотреть, что там в ванной?

– А вдруг, – задумывается он, – вдруг от нее что-то осталось…

– От нее?..

– Я видел, как волосы потонули.

– Я хочу тебе кое-что сказать, – беру Колю за руку и слегка сжимаю ее. В этот момент я замечаю, что на моих пальцах нет ни одного художественно оформленного искусственного ногтя. – Что бы в этой… – смотрю на другую руку. Ни одного… – Да, о чем я?.. Что бы в этой проклятой ванне ни плавало, не обращай внимания. Нам должно быть все по фигу. Мы с тобой мертвы. Я утонула, а ты…

– А я умер от удара сковородкой по голове, – покорно кивает он. – Или нет, я умер от разрыва сердца, когда она вывалилась на меня из шкафа…

– Сковородка? – не понимаю я.

– Да нет же, Ляля вывалилась из шкафа! – он выдергивает руку и смотрит на меня со злостью. – Она!.. Она была задушена, это точно.

– Ты не находил здесь где-нибудь ярко раскрашенных ногтей? Все ногти растеряла… Ладно, пошли, если хочешь.

Девочка все еще сидит за столом на своем высоком стуле. Коля достает ее и держит над раковиной, пока я мою маленькие жирные ладошки и мордочку. Но при попытке посадить девочку в манеж к братику она оказала сопротивление: вцепилась обеими ручонками в халат, а когда я взяла ее на руки, обхватила меня за шею со всей силой, на какую была способна.

– Эй! Не бойся, я не буду накрывать тебя одеялом, ну хочешь, просто посиди в кресле? Девочка молча сжимает мою шею.

– Она умеет разговаривать? – спрашиваю я Колю.

– Не знаю. Я ее видел последний раз в восемь месяцев. Не скажу, что тогда она много болтала. Давай отцеплю, не идти же с Сюшкой смотреть ванну!

При отцеплении девочка разжала руки, но только на секунду, чтобы с такой же силой обхватить шею Коли.

– У меня предложение. Давай возьмем детей и поедем к хирургу. Покажем твою ногу, развеемся слегка, а когда вернемся, уложим детей спать и спокойно осмотрим ванну.

– Я никуда не поеду, она уже не болит.

– Но она уже синяя.

– И что тут странного, если я мертвец? – не сдается Коля.

– Делай как хочешь, мне все равно, я повезу детей гулять.

– Почему это – повезешь? Почему не погулять возле дома?

– Потому что я сейчас раскрашу физиономию, надену парик, и сквозь стекло машины никто в этом поселке не рассмотрит меня настолько хорошо, чтобы поинтересоваться, что это за тетя гуляет с детьми!

Маленького было достаточно засунуть в комбинезон, а вот девочку пришлось долго уговаривать одеться, этим занимался Коля, пока я делала из своих век крылья махаона, а из губ раздавленный судьбой, кровоточащий яркой помадой перезревший плод. Благо, косметики в туалетном столике спальни оказалось столько, что ею можно весь сезон раскрашивать небольшую театральную труппу. Парик я выбрала тот самый, утренний – чуть поблекшая платина. Потом пришел черед гардероба. Открываю шкаф, жду несколько секунд. Никто не вываливается, и я без стеснения роюсь в вещах с легким ароматом чужого тела и дорогих духов.

– Ты умеешь водить машину? – спрашивает Коля, осмотрев меня с кончиков кожаных обтягивающих брюк до парика.

– Умею.

– А если она не заправлена?

– Заправим.

– А если не найдем ключей?

– Найдем. – Иду к вешалке в коридоре и уверенно лезу в карман мужской куртки. Достаю связку ключей. Потом уверенно лезу в боковой карман женского пальто и достаю паспорт. Осматриваюсь.

– Еще что? – с укоризной спрашивает Коля.

– Когда я сюда пришла, у меня были валенки, ватник и металлический чемодан.

– Я видел какой-то металлический ящик с ручкой внизу в мастерской.

Это он, заветный чемоданчик. Достаю деньги, рассовываю по карманам, несколько бумажек отдаю Коле:

– Вот, возьми, я у тебя порылась в куртке, взяла рубли.

Коля смотрит мимо протянутой руки в чемоданчик на конверт с адресом: Московская, 22. Потом он берет один из паспортов, открывает. Я опускаю пониже его руки, чтобы тоже заглянуть. Итак, блондинку, которая раздела меня на мосту, зовут Марина Крайвец. Коля сравнил мое лицо с фотографией в паспорте, потерял к документу интерес и взял конверт.

– Ты была его любовницей? – спрашивает он тихо, глядя на фотографию мужчины.

– Все мы чьи-то любовники или любовницы. Неси детей. Поехали.

– Я хотел сказать, твоя попытка не привлекать внимания… Короче, кое-что нужно отмыть на лице, а то ты похожа на стриптизершу, отработавшую полную смену и не успевшую оттереть боевую раскраску.

– Да что ты можешь знать о стриптизершах, мальчик?!