Текст книги "Сервис с летальным исходом"

Автор книги: Нина Васина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

СЛЕЖКА

– Промотай сначала, – попросил Поспелов. – С того места, где она говорит о профессиях.

“…не являюсь няней, приходящей домработницей, любовницей мужа, подругой жены, я не врач, не соседка, не медсестра из поликлиники, не сторож, не охранник, я – никто”.

– Почему мальчик спросил ее об убийстве? – остановил запись Петя.

– Не знаю, в этом разговоре все странно. Включи.

“Я не наемный убийца”.

“Если ты никто, то как сюда попала? Почему кормишь ребенка?”

“Потому что молоко течет”.

– Это не ее дети! – стукнул ладонью по столу Петя.

– Это не ее дети, она не хозяйка в доме, она не Ляля, кто такая – Ляля?.. Зачем появился подросток, почему он говорит о трупах, и так далее, так далее… Одни вопросы. Нужно ехать осматривать дом.

“Я что, похожа на Лялю, на Мими или на Диди? Нет, я Мадлена, а для близких людей – Мона. Ты мне кто?”

– Мадлена Сидоркина, в девичестве Мадлена Кашутка, отец – поляк, мать – русская. Замужем пять лет, домохозяйка. Но эта обритая кормилица младенцев не Мадлена Кашутка, понимаете?! – повышает голос Петя.

– Не кричи, – кривится Поспелов. – Мне два месяца до пенсии.

– И что?

– Грустно, вот что. Дело это плохо пахнет. Где эта Мадлена жила до замужества?

– Двойное гражданство. В Санкт-Петербурге у матери, в Гданьске у отца, была студенткой тамошнего университета.

– Тамошнего?

– Гданьского. Ушла со второго курса. Странная история, кстати.

– Потом. О гданьских студенточках – потом. Включи мне со слова “кстати”.

“Кстати, где они?”

“Они?..”

“Ну да, эти, которых я убила? Я их закопала, расчленила и выбросила в мусорный контейнер или растворила в ванне?”

– Надо ехать смотреть ванну, – обреченно кивает Поспелов. – Ничего не поделаешь, надо ехать. Вызывай группу, Петя.

– Вы же сами приказали не светиться! – вскочил оперуполномоченный. – Вы же обещали уволить каждого, кто хоть раз споткнется у дома?! А теперь хотите ворваться и осмотреть ванную комнату? Или загримируетесь и изобразите сантехника, вызванного охранником на въезде?!

– Вызывай. – Поспелов тоже встает, кряхтя. – Они должны выйти. Должны.

– Да почему вы думаете, что они уйдут из дома?

– У парня скоро начнется гангрена, пешком он до травмпункта не дойдет, значит, или такси вызовут к дому, или воспользуются “Вольво” из гаража. Кстати, в машине поставили “жучок”?

– Не к месту это было – телефонному монтеру лезть в машину!

– Ты не кричи, Петя, молодой еще, голос не бережешь. Пошли к ребятам, послушаем.

Они вышли из сарая, и Поспелов тут же угодил в жидкую коровью лепешку и так изумился, настолько не поверил этой нечаянной западне, что еще с минуту не вытаскивал ботинок из чавкнувшей слизи, а просто смотрел сопя, с недоумением и обидой. Потом он поднял голову и посмотрел в небо, надеясь, вероятно, найти объяснение такому наказанию, и замер, пораженный прозрачнейшей яркой синевой, кое-где проглянувшей сквозь тяжелые серые облака.

– Однако, весна, – констатировал Поспелов, вытащил ботинок из лепешки и поплелся за младшим лейтенантом Петей к фургону, затаившемуся среди деревьев.

Фургон был грязно-желтого цвета, с заляпанными номерами и тонированными стеклами. На правой дверце имел полустертую наклейку – слоненок в кепке с задиристо выставленным хоботом. Задняя дверца открылась, как только Петя подошел, изнутри пахнуло запахом хорошего кофе и плохих сигарет, с трудом забравшийся внутрь Поспелов добавил к этим запахам навозный душок. Он потянулся было к аппаратуре, но тут совсем рядом раздался странный стук, четверо мужчин в фургоне замерли и несколько секунд наблюдали сквозь тонированное стекло за промчавшейся совсем близко серой лошадкой. Лошадка веселилась вовсю, вскидывая зад и бросаясь из стороны в сторону, совершенно одурманенная запахами земли и незамутненной голубизной оттаявшего неба.

– Что-нибудь новенькое? – Поспелов кое-как пристроил большой зад на крошечном раскладном стульчике.

– Уезжать собираются.

– Это понятно, только вот есть маленькая проблема. Если они спросят у охранника на въезде в поселок, куда он их пошлет?

– Он их пошлет в поликлинику при больничке. Тут недалеко, сейчас ведь день, хирурги работают, есть даже приемное отделение для травмированных.

– Во-о-о-от! – многозначительно поднял указательный палец Поспелов. – А нам сколько времени требуется?

– Ну, – задумался пожилой мужчина, допивающий в фургоне кофе, – ежели без оглядки с усердием все обшмонать, минут за семьдесят справимся. А вот ежели сделать так, чтобы было незаметно и чисто после нас, то часа два.

– Давай-ка, Кирилыч, иди погуляй. – Поспелов снял вязаную шапку и утер ею вспотевший лоб.

– А ежели…

– А ты так погуляй, чтобы они притормозили возле тебя! И никаких “ежели” тогда не будет.

– Так ведь тогда разве что с Чукчей?..

Не получив ответа, пожилой вытер усы и тихонько свистнул. Из-под стола с аппаратурой вылез крошечный шпиц и выжидательно посмотрел на свистуна.

Через пару минут мужчина с собачонкой уже торопливо шли к ограде поселка, в известное им место-к дыре в сетке, которая была сделана вчера вечером оперативной группой именно для срочных входов и выходов из поселка. Шпиц был подхвачен под брюшко и во избежание всяческих неожиданностей (вроде той, стойкий запах которой теперь портил воздух в фургоне) перенесен на руках до самого новенького асфальта. Его поставили на дорогу, прицепили к тоненькому ошейнику металлическую захватку плетеного поводка, а между ушами торопливо приладили кокетливый красный бантик. Подсоединение к поводку шпиц перенес с гордым терпением, но бантик его возмутил ужасно.

– Что поделаешь? – посочувствовал ему хозяин. – Служба! Необходимая маскировка. Не обижайся, Чукча, я на прошлой неделе – ты не поверишь! – в казино сидел два часа. В смокинге, в липучей прическе и весь облитый одеколоном. А тут всего лишь бантик, надели-сняли, и все дела! Приготовься, Чукча.

Сгорбившись, шаркая подошвами ботинок, мужчина поплелся вдоль дороги и через несколько шагов превратился в полнейшую развалину, которую тащит на поводке крошечный шпиц.

Когда до подъезжающего темно-красного “Вольво” осталось метров шесть, строптивый шпиц выдернул поводок у присевшего от неожиданности нерасторопного хозяина и бросился через дорогу, почти что под колеса.

В фургоне услышали визг тормозов.

– Незаменимая собака этот Чукча, – уважительно заметил молодой парень с наушниками.

– Есть что интересное для меня? – Поспелов стащил пальто и теперь разматывал длинный шарф.

– Вот, послушайте, это минут двадцать назад накрутилось, еще в доме.

“Да нет же, Ляля вывалилась из шкафа! Она!.. Она была задушена, это точно!”

“Не падай в обморок! С ванной это, конечно, очень интересно, но следователь Поспелов вытащил из чемоданчика кислоту, которой, как он сказал, я воспользовалась для растворения какого-то Успендрикова. Так что, сам понимаешь, растворять было не в чем”.

Поспелов хмыкнул и покачал головой.

По двери фургона провели чем-то металлическим, Петя открыл.

Сначала пожилой мужчина забросил внутрь шпица.

– Порядок, – кивнул он. – Сразу пойдем или дождемся, когда на связь выйдет поворот?

– А ты куда их послал?

– В Серпухов, конечно, в “Семашко”, и подробно объяснил, какой поворот и что дальше. Но женщина, сами понимаете, даже такая спокойная и отшибленная, за рулем становится совершенно непредсказуемой.

– Тогда подождем поворот, – опять сел приподнявшийся было Поспелов.

– Отшибленная? – заинтересовался Петя.

– Да. Спокойная до отключки. Уж сколько я нервных дамочек, вытаскивающих Чукчу из-под колес, повидал, но такой спокойной еще не попадалось. Открыла дверцу, ни тебе ругани, ни испуга, наружу не выходит, смотрит на меня и спрашивает: “Сдохла?” Я, конечно, бросился к машине, кое-как присел, не забывая стенать и охать, и тащу Чукчу к себе за поводок, а он, артист, ну совершенно дохлый, и даже язык наружу. И тут она говорит… Запищала рация.

– И она говорит, бросайте, говорит, ее на заднее сиденье. Чего, почему?.. А она выходит и открывает дверцу сзади. Стоит, значит, ждет. Сзади у нее сидит малый с белым лицом и ребеночком на руках и девчушка, хорошенькая такая, сразу молча ручки протянула, чтобы собачку, значит, взять. Чукча почуял неладное, приоткрыл глаз и смотрит на меня, что, значит, я дальше делать буду. Прижал я его к себе, зачем, спрашиваю, песика моего в машину? А она говорит: “Все, – говорит, – одно к одному, дети, дом, теперь еще и собачонка, все, как полагается” – и спрашивает: “Она у вас поет?” Я сразу не сообразил, что это про Чукчу в бантике! Оглянулся на всякий случай, и знаешь, Петя, как-то мне не по себе стало. Вот первый раз так стало! Совершенно ведь забыл, зачем я на дороге стою. Тут Чукча голову приподнял и на всякий случай заскулил. Я, конечно, изобразил радость и веселье, жива, говорю, собачка, спасибо вам за заботу! Хорошая вы мамаша, говорю, что деток сзади возите, заботливая, наверное, по магазинам едете? Ну, тут уж она, наконец, спросила про травмпункт…

– Поворот докладывает, объект проехал, – доложил Петя и потянулся от души. – Когда-нибудь ведь задавят твою Чукчу!

– Сплюнь!

Сквозь дыру в сетке пролезали по старшинству: сначала – следователь Поспелов, за ним – усатый хозяин Чукчи, потому как дослужился до старшего лейтенанта и еще работает на пенсии, а за усатым – Петя.

ОБЫСК

У дома Сидоркиных их ждали трое молодых фактурщиков с отмычками.

Начали с гаража.

Молодые ребята то и дело отвлекались на дорогой электрический инструмент в мастерской, усатый оперативник работал быстро и как-то судорожно, бросаясь то в один угол, то в другой, выискивая ему одному понятные знаки, это он обнаружил и указал Поспелову на кучку одежды под полкой в углу – ватник и валенки. Поспелов только вздохнул, сказал: не трогать. Когда усатый нашел металлический чемоданчик и, предвкушая отменный улов, хищно стал к нему подбираться, поправляя резину перчаток, Поспелов даже досадливо крякнул и решил направить потенциал оперативника в нужное русло – отправил его наверх в кухню.

Сам он чемоданчик, однако, открыл, убедился, что женщина залезла в тайник и, совершенно не заботясь об аккуратности, небрежно раскидала внутри документы и деньги.

Он не понимал логики ее поведения и некоторых особенностей имиджа, таким словом, кажется, молодые сейчас объясняют рваную одежду и выбритые головы.

– Делим этажи? – поинтересовались фактур-щики, поднимаясь в кухню.

Поспелов отдышался, осмотрел кухню с остатками завтрака на большом столе, принюхался и молча ткнул пальцем в коридор.

Он сам открыл дверь в ванную комнату.

Выбрал из фактурщиков самого невозмутимого, с неизменившимся цветом лица. Занялся было поисками платка, чтобы закрыть нос, но фактурщик вытащил из кармана пиджака два маленьких медицинских респиратора, удобно закрывающих рот и нос и закрепляющихся резинками за ушами.

Сначала они осмотрели все на полках, полотенца, корзину для грязного белья, флаконы и тюбики. Потом склонились над ванной.

По границе изменившей цвет ванны было заметно, насколько она набиралась. Желто-коричневый осадок, похоже, совершенно испортил эмаль. Молодой фактурщик занялся изучением цепочки с металлической пробкой, а Поспелов склонился пониже, разглядывая на дне непонятные остатки чего-то, похожего на протухшие водоросли. Он достал из кармана ручку и осторожно пошевелил эту массу, а когда распрямился, фактурщик показал Поспелову на ручку. Следователь от неожиданности тут же бросил ее в раковину – ручка словно сплавилась тем концом, которым Поспелов трогал осадок, и продолжала изменяться на глазах, тягуче подтекая к носику стержня.

Поспелов и сквозь респиратор почувствовал запах паленой пластмассы.

– Если предположить, что в этой емкости были растворены в кислоте несколько тел, – фактурщик кивнул на ванну, – а смесь на дне – органические остатки, то мы бы не смогли вообще дышать в этом помещении. – Он осторожно набрал немного осадка в колбу.

Поспелов поднял голову и осмотрелся. Указал фактурщику на вытяжку под потолком и вышел в коридор, поманив его за собой.

Он дал несколько указаний, отправил парня на улицу, сам прошел в кухню, сел за стол. Осторожно понюхал смесь в высоком бокале, потом попробовал ее. Подвинул поближе сковороду с остатками омлета и подобрал ближайшую вилку.

Ворвавшийся в кухню возбужденный Петя опешил, обнаружив московского следователя, флегматично подъедавшего омлет со сковороды, помогая его нагребать на вилку куриной ножкой.

– Вот! – Он положил на стол пистолет. – Мы сейф открыли. Мы аккуратненько. Там еще валюты – завались, с полета тысяч наберется.

– Пистолет в сейфе – это банально, – заявил следователь и скромно отрыгнул.

– Почему?

– Потому что он, скорей всего, официально зарегистрирован. – Поспелов отложил ножку и захрустел гренкой. – Петя, найди мне что-нибудь особенное, что-то удивившее тебя.

– Нет тут ничего особенного. Ребята уже перерыли все комнаты. Провода телефонные были кем-то перерезаны, это раз, – Петя выставил из сжатого кулака указательный палец. – В доме с непонятной целью находится юноша, это два, – теперь Петя выставил большой палец. – И в одной из комнат наверху в шкафах слишком небрежно спрессована одежда, а в других местах все висит аккуратно.

– Это все? – Поспелов оглядел стол.

– Остальные предметы в комнатах не представляют собой ничего особенного и совершенно не удивляют – все на своих местах. Но вы же знаете, Кузьма Ильич, как это бывает.

– Да?..

– Если при поверхностном осмотре не найдем ничего удивительного, можно будет разобрать стойки детского манежа, простучать паркет наверху, отвинтить ножки кресел, распороть матрацы…

– Хочешь попробовать? – перебил его Поспелов, протягивая высокий стакан. – Питательный коктейль для кормящих. Не хочешь? Зря. Очень вкусно. Зови всех ребят вниз, в мастерскую.

– Почему – в мастерскую?

– Потому что удивительные вещи могут быть только там. Мастерская, Петя, это универсальный сейф, потому что, какую странную вещь туда ни положи, между другими предметами, она не покажется странной.

В мастерской Поспелов сначала выслушал доклад фактурщика, отправленного им на осмотр дома снаружи. Как он и думал, дом построен основательно, с надежной системой вентиляции. И даже если химик, испортивший ванну, не воспользовался электрической вытяжкой, за сутки воздух в ванной очистился достаточно.

– А теперь – тихо! – Поспелов поднял вверх руки, надул щеки и многозначительно выпучил глаза. – Оглядываемся.

– А чего ищем? – шепотом спросил один из фактурщиков.

– Ничего не ищем! – рассердился Поспелов. – Просто оглядываемся. Это ваш гараж, ваша мастерская, все под рукой, посмотрим, может, чего-то не хватает, а может, и лишнее найдется.

Минут пять все бесцельно бродили туда-сюда, стараясь не натыкаться друг на друга.

– У меня вообще-то нет гаража, – сдался один фактурщик.

– А по мне, – задумчиво сказал усатый хозяин Чукчи, – так здесь не хватает банки для всякого мусора и тряпья, дюжины бутылок из-под пива, мангала для шашлыков и сломанной швейной машинки тещи, зато слишком много самых разных канистр для бензина.

– Слишком много?! – накинулся на него Поспелов. – А слишком – это сколько?

И все поняли, что у следователя тоже нет гаража.

– Сами гляньте, Кузьма Ильич. Вот две металлические, в одной еще что-то осталось, вон там, наверху, несколько старых… три? Четыре. Вот под полкой с инструментом еще две полные, вот еще две новые, пластиковые, а вон у ворот – еще три. Куда столько с одной машиной?

– За городом живет человек все-таки, – предположил Петя.

– Пятьсот метров до бензозаправки, – покачал головой один из фактурщиков и взял ближайшую к нему канистру – одну из трех у ворот.

– Не открывать!! – закричал Поспелов и бросился к фактурщику, начавшему было отвинчивать пробку.

– Пустая же, легкая, – объяснял опешивший фактурщик. – Я понюхать хотел…

– Не сметь нюхать! Кто из вас химик? Химик – один из фактурщиков – подошел поближе к Поспелову и неуверенно предложил:

– Я, конечно, могу понюхать запросто, только я мало чего на запах определяю, а бензин, его ведь каждый поймет…

– Осторожно отверните пробки у всех канистр, но не до конца, поворота на два-три и осмотрите бороздки.

Все канистры стащили на середину мастерской. Их оказалось тринадцать. Поспелов молча указал на ту, которую собирался открыть фактурщик.

Химик поскреб ногтем указательного пальца открывшиеся бороздки, но определить, что за слой на них находится (в сложных условиях отсутствия времени и совершенно нелабораторной обстановке), не смог.

– Позвольте, значит, мне, как старшему, Кузьма Ильич, – отстранил молодого человека усатый. – Наше дело, сами понимаете, стариковское, если и нюхну чего не того, так не страшно.

Это усатый предположил, что бороздки на головке канистры имеют тефлоновое напыление, и посмотрел на Поспелова таким тяжелым взглядом, что следователь решился и махнул рукой. Усатый, отвернув лицо в сторону, отвинтил пробку и показал всем присутствующим ее внутренность. И пробка, и сама канистра внутри имела второй металлический слой, а потом уже – защитный тефлоновый, и Поспелов так огорчился, что даже тихонько завыл.

– Что? – заметался Петя. – Что это значит? Все бросились отвинчивать пробки остальных канистр.

– Это значит, что три из имеющихся пустых канистр конкретно предназначались для перевозки ядовитых жидкостей либо сильных растворителей. В шести был бензин.

– Тридцать шесть литров, – задумался химик. – Маловато для быстрого растворения двух тел взрослых человеческих особей. Разве что если расчленить сначала на небольшие части…

– А сколько требуется для двух тел? – поинтересовался Поспелов.

– Литра по двадцать два на тело, если удастся его целиком прикрыть. Можно, конечно, предварительно расчленить на более мелкие части, и тогда…

Запищала рация.

– Уходим, – махнул рукой Поспелов. – Они едут обратно. Еще есть одна безопасная колба? Ну так накапай туда из канистры, если чего осталось, накапай, голубчик, осторожненько! – закричал он вдруг на фактурщика с колбой. – А вы чего стоите как зашибленные? Расставляйте все по местам и бегом на улицу.

Петя бросился наверх в дом, чтобы положить в сейф пистолет. В коридоре второго этажа он споткнулся о брошенную кроссовку Коли и упал.

Выстрел был слышен и в гараже.

Все замерли, боясь вздохнуть. Усатый вынул свое оружие и крадущимися шагами пошел к лестнице, показав жестами фактурщикам прикрывать его сзади. Поспелов посерел лицом и опустился на табуретку.

– Это не может быть она, – бубнил он, покачиваясь, – учительница пения в этом доме, во время обыска, вот так просто, этого не может быть, этого не может быть, зачем ей стрелять в опера… – и так далее, все время повторяя “этого не может быть”, пока в гараж не вбежал бледный Петя и не утащил Поспелова на улицу.

ШАНТАЖ

Как только мы вернулись в дом, зазвонил звонок, я долго не могла понять, что это и где. Коля сказал, что выходить на улицу, чтобы открыть калитку, необязательно, для этого его дядюшка пользовался пультом в коридоре, на котором, кстати, нужно включать сигнализацию, когда уходишь из дома.

Я бросилась искать парик, который только что с удовольствием стащила с головы и куда-то зашвырнула.

– Иди с детьми наверх и спрячься. – Я натягиваю парик, руки дрожат.

Смотрю, как Коля ковыляет по лестнице, волоча ступню в гипсе. Не выдерживаю, забираю у него маленького.

Звонок не умолкает. В окно лестничного пролета я вижу, что у калитки стоит женщина.

– Ты уверена, что нужно укрывать нас одеялами? – Коле не хочется ложиться в кровать. Толкаю его на покрывало, закидываю ноги. Мальчика он уложил сам, почему-то под мышкой, а девочка резво забралась на кровать к ногам Коли с готовностью затаиться и играть в прятки, сколько потребуется.

Наваливаю на них одеяла.

Выхожу из комнаты для гостей и закрываю дверь на ключ.

Бегу вниз.

Звонок.

Смотрю на пульт и наугад нажимаю несколько кнопок. Черт, я совершенно не помню, был ли на калитке микрофон!., и вдруг слышу из динамика: “…я знаю, что ты дома, открывай!”

– Кто? – я наклоняюсь пониже к пульту и слышу в ответ:

– Учительница пения.

Нажимаю две кнопки. Коля точно не помнил, какая от калитки, а какая от ворот. Слышен щелчок, женщина заходит в калитку, осторожно прикрывает ее за собой – опять щелчок – и идет к двери дома, громко напевая:

– “..Не плачь, не морщь опухших губ, не собирай их в складки… разбередишь присохший струп… (тут она подошла к двери, дернула ручку и легонько постучала ногтями по стеклу, и последние слова я услышала уже не из динамика, а стоя по эту сторону границы жизни) весенней лихорадки!” (Б. Пастернак). Ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля…

Я оцепенела. Я узнала ее голос. Я бросилась к кухонному столу, там, в одном из выдвижных ящиков среди таблеток, присыпок, зеленки, йода, градусников и ручек валялось несколько очков с затемненными стеклами.

– “Пройдут года, ты вступишь в брак! – не унималась женщина за дверью, теперь она почти кричала, – забудешь неустройства!..” Открываю.

– “Быть женщиной – великий шаг, – продолжает она речитативом, – сводить с ума…” – что?

– “Геройство”, – как примерная ученица, тут же отвечаю я шепотом (Б. Пастернак).

– Правильно! Образованная, да? А почему шепчем?

– Голос сорвала.

– Сорвала, значит, голос. А очки? Это что, светобоязнь?

– Это вообще-то маскировка. Не хочу, чтобы вы меня видели, – совершенно честно отвечаю я. – Но если хотите… Если вам это мешает, могу снять, – поднимаю одеревеневшую руку к лицу и слегка касаюсь указательным пальцем дужки. Интересно, она меня узнает без очков? Или я зря полчаса раскрашивалась и надевала парик?..

– Не надо. Не мешает. Желание клиентки – закон. Я только хочу взглянуть на ваш паспорт.

Это пожалуйста.

Она листает паспорт Мадлены Сидоркиной, тщательно изучая страницу за страницей.

– Поговорим? – Гостья усаживается за стол и разглядывает остатки завтрака и грязную посуду.

Я сажусь напротив, по другую сторону стола и вдруг замечаю, что высокий стакан, в котором – я точно помню! – оставался коктейль, теперь пуст.

Мы молчим и смотрим друг на друга так долго, что я не выдерживаю и интересуюсь:

– У вас проблемы?

Смешно. Интересно, какое у нее сделается лицо, если я начну сама перечислять эти проблемы? Вы, дорогая, неудачно потрахались в поезде с первым встречным, который оказался воришкой и стащил ваш чемоданчик… И вот вы выпрыгнули за воришкой из поезда, подрались с ним на берегу реки, и даже, наверное, в воде, и даже, наверное, перерезали ему горло, но чемоданчик так и не отняли. На мосту встретили самоубийцу, очень вежливо (очень!) попросили отдать одежду, раз уж она ей больше не понадобится, и…

– У меня нет проблем, – заявляет гостья. – Но я не люблю неожиданности.

– Неожиданности?..

– Конечно. Или вы считаете, что если вместо трупа меня ждет совершенно живой мужик – изрядно взвинченный и слегка не в себе, но живой! – это не должно быть неожиданностью? А в доме, который, как вы утверждали, будет совершенно пустым, оказывается посторонний, это как?

– Случайность?.. – на всякий случай предположила я и пожала плечами. – Но, я думаю, вы справились?..

– У меня едва хватило раствора на две порции. Что, по-вашему, я должна была делать с посторонним? Послушайте, как вас там?..

К этому вопросу я была готова, я к нему подготовилась сразу же, как открыла дверь, поэтому ответила быстро:

– Ляля.

– Пусть будет Ляля. С вас, уважаемая, двойная оплата, и я хочу получить ее сейчас. Плюс дополнительные расходы, плюс моральный ущерб, плюс плата за молчание.

– Двойная оплата – это?.. – я решила начать выяснять с начала.

– Это за две порции вместо одной.

– Ага… А дополнительные расходы?

– Мне пришлось сделать две дополнительные поездки. Так как в доме появился посторонний, пришлось уехать, а потом вернуться опять.

– Моральный ущерб – это, конечно…

– Вы за кого меня принимаете? – взвилась гостья. – Я что, по-вашему, убийца какая-нибудь?!

– Нет, что вы, как можно!..

– А какого хрена я тогда нахожу ученика подвижным?! Невменяемый мужик выскочил на меня с вытаращенными глазами, я его еле узнала, потому что сравнивать в тот момент его физиономию с той, что на фотографии, было совершенно невозможно!

– Невозможно?

– Он рыдал и кричал одновременно, конечно, в такой обстановке это невозможно.

– Понятно… Но вы же… справились? – интересуюсь я осторожно и замечаю, что моя гостья напряглась.

– У меня всегда с собой отвертка и запасная канистра, – ответила она не сразу. – Вы почему задаете столько вопросов? Вы что, меня пишете?

– Да, на всякий случай, – отвечаю я наобум, совершенно не понимая, что значит – “пишете” и при чем здесь отвертка с канистрой.

– Вы в своем уме? – тут уже и моя гостья перешла на шепот.

– Но вы же угрожаете, требуете денег, – я пожимаю плечами, – почему бы мне вас не писать.

– Прекрасно. Вы – Сидоркина Мадлена, так?

– Ну да…

– Вы заказали своего мужа.

– Думаете? Ну ладно, заказала, а что это значит? Куда я его заказала?

– Вы хотели от него избавиться и сделали заказ. Хотели избавиться от мужа?

– Ах, это… Да, – кивнула я уверенно, потому что как раз в этот момент вдруг представила, что, кроме большого мальчика, маленького мальчика и девочки, в кровати под тремя одеялами прячется еще и большой нервный муж!.. Отвечаю решительно:

– Муж мне совершенно ни к чему.

– И все это вы пишете, да? – злорадно интересуется гостья.

– Пишу, – киваю я.

– Ну-ну. А почему вы хотели от него избавиться?

– Наверное, он мне изменял, или я ему изменяла, уже не помню, извините.

– Я вам напомню. Он вам изменял. С изящной блондинкой с длинными желтыми волосами. Она лежала задушенная на вашей супружеской кровати, еще тепленькая.

– А-а-а! Теперь я вспомнила.

– Прекрасно. А то держите меня за идиотку. – Гостья встает, открывает свою сумку и достает из него небольшой предмет, похожий на телефон с антенной.

– Вы теперь вызовете милицию? – интересуюсь я.

– Очень смешно.

– Тогда, может быть, чаю?

– Спасибо, не надо. Я все-таки проверю вашу кухоньку сканером, если позволите, вдруг это не шутка и вы действительно пишете.

Она встала и провела своим сканером в воздухе, а я подумала, что в моем (то есть в ее… то есть уже в моем) чемоданчике такого интересного приборчика почему-то не было. У телефона гостья почти минуту, не веря, слушала, как запищал ее сканер, потом достала из внутреннего кармана кожаной куртки отвертку. Надо сказать, что она разобрала телефонный аппарат куда быстрее и ловчее вчерашнего мастера. И собрала, кстати, тоже очень быстро. После ее сборки осталось несколько лишних деталей. Она сгребла их в ладонь и решительно направилась в ванную. Только я хотела было ее предупредить, а она уже сливала воду в унитазе. Вошла в кухню и смотрит на меня, как на редкую мерзость. Нечего тут изображать, я тоже так могу. Но для этого придется снять очки… Постояв, истекая злостью, гостья поинтересовалась:

– Ждете уборщицу?

– Нет.

Очень надеюсь, что в этот дом не приходит уборщица, садовник, повар, прачка и няня для детей. Очень!

– Тогда почему не вымоете ванну? У меня, как я уже говорила, не было времени тщательно заняться уборкой! Ваш гость вернулся! Еле успела убрать все в комнатах и уйти!

Она, похоже, злится.

– Обязательно все уберу, – на всякий случай, насколько это возможно шепотом, я изображаю готовность к подвигам, – вот только посуду вымою после завтрака…

– Деньги! – вдруг категорично потребовала гостья.

– Э-э-э… Как вас зовут?

– Деньги!

– Сколько? – сдалась я, прикидывая, сколько может быть зеленых бумажек в чемоданчике.

– Я уже сказала. То, что мне полагалось, плюс три раза по столько. Как все это сложно!..

– А можно назвать сумму? – интересуюсь я устало.

– Сорок тысяч. Это была не просто уборка. Мужчина на меня набросился, и его пришлось убить, – она почему-то показывает отвертку. – И, таким образом, трупов оказалось два.

– Конечно…

– Если вы не прекратите издеваться, я возьму деньги сама.

– Очень хорошо! – вздыхаю я с облегчением. – Пожалуйста, возьмите, сколько вам надо, и уходите, я устала.

Не объяснять же ей, что вот-вот проснется маленький мальчик и потребует есть.

Гостья решительно направляется к лестнице наверх. Этого только не хватало!

Бегу за нею по ступенькам и закрываю собой дверь в комнату для гостей, стараясь на ощупь вытащить ключ из замка. Но ее совершенно не интересует эта комната, ее интересует кабинет. Иду в кабинет. Гостья уверенно достает с полки несколько книг, после чего я вижу в стене дверцу сейфа. Она поворачивается и смотрит на меня. Я развожу руками.

– Извините, пожалуйста, я совершенно не помню шифр, я даже не представляю, что там может лежать, это сейф мужа, понимаете, я не имею к нему никакого отношения, мне очень жаль.

– Прекратите ломать комедию. Вы сами при заказе указали мне и шифр, и где находится сейф. Заткнитесь и станьте так, чтобы я вас видела, – приказывает блондинка и начинает тыкать пальцем в кнопки.

Я сажусь в кресло и закрываю глаза. “Ломать комедию…” Хорошо бы подремать рядом с детишками, послушать их дыхание. Зря я тогда потрогала через стекло ее ладони. Эта женщина мне уже надоела своей жизнью до тягучей тоски. Сейчас она ограбит сейф Сидоркиных и уйдет, и зря трепыхнулось мое сердце, когда я ее увидела, ничего интересного больше не будет, хотя… Она достала из сейфа пистолет и зачем-то нюхает его.

Интересно, чем пахнут пистолеты?.. По крайней мере, этот пахнет чем-то совершенно невероятным, раз она уставилась на меня застывшими глазами. Ну что, стреляй! Удобно даже, не придется падать на пол. Расслаблюсь, так сказать, в кресле.

– Не двигаться, – тихо приказывает гостья.

И не собираюсь.

Она думает несколько секунд, потом кладет пистолет обратно. Не придумала ничего подходящего для этой игрушки. Действительно, зачем ей пистолет, если есть отвертка…

Скука, да и только. Достает пачки денег, одну листает и по ходу интересуется:

– В кого стреляли?

– А-а-а?…

– Из пистолета недавно стреляли.

Молчу, потому что совершенно ничего не приходит в голову. Сказать, что в любопытных гостей? Сколько, однако, денег у этих Сидоркиных в сейфе, надо же, еще что-то осталось… Ее действительно зовут Марина или это только в паспорте так написано?.. В другом, кстати, ее звали как-то странно… Милисия?.. Летисия… Я зеваю. Это совершенно выводит из себя гостью, запирающую сейф.

– Закрой зевало, – грубо приказывает она.

– Марина, – прошу я, проявляя чудеса терпения, – пошла вон, ты мне надоела. Мало того, что ты теряешь реквизит, так еще и хамишь у меня в доме. Убирайся.

Она застывает у книжных полок. Интересно, будет опять набирать шифр, чтобы достать пистолет? Нет, похоже, не будет. Неуверенно делает шаг ко мне, потом вдруг переходит на жесты глухонемых. Это что-то новенькое! Манит за собой по лестнице вниз. Пачки денег она засунула в куртку за пазуху и одной рукой придерживает полу снизу, чтобы не вывалились. Пнуть ее в спину ногой, что ли?.. Представляю, как она падает, на ступеньки вываливаются деньги, отвертка, нож… Как это все уныло, и почему мне сейчас разрешено идти сзади?