Текст книги "Бесценный приз"

Автор книги: Нина Милн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Глава 11

– Когда мы будем на месте?

Адам притормозил, пропуская скутер, вылетевший с грунтовой дороги, и покосился на Оливию краем глаза.

– Через семь с половиной минут.

– Извини. Почему-то мне не терпится поскорее попасть в пещеру. Я прямо вся дрожу…

Прошло три дня; отдых проходил не совсем так, как ожидал Адам. По правде говоря, ему, человеку, объездившему весь мир и создавшему сеть отелей, не слишком нравилось просто отдыхать.

На сей раз он не просто проводил время в роскошном пентхаусе с очередной красоткой, наслаждаясь сексом. И дело не только в том, что никакого секса не было. Хотя из-за этого он испытывал досаду и неудовлетворенность, Адам все же наслаждался жизнью. Ему нравилось, что Оливия так живо всем интересуется, ест с аппетитом, говорит о музыке с Сару, превратив друга Адама в своего преданного поклонника. А еще ему нравилось ее отношение к покупкам и к деньгам. Она благосклонно улыбнулась, когда Адам пропустил ее вперед, но впала в ярость, когда он попробовал заплатить за ее покупки.

– Ты и так платишь за жилье, и ты привез меня сюда. Наш уговор на новую одежду не распространяется. Более того, я сама тебя одену… Если, конечно, уговорю тебя что-нибудь купить.

Итак, впервые с незапамятных времен… точнее, вообще впервые в жизни Адам позволил другому (вернее, другой) платить за него! Новое ощущение – и не из тех, что повторятся в ближайшем будущем. Трудно представить, чтобы его «девушки» платили за себя, не говоря уже о том, чтобы они платили за него! Адам точно знал, что никто из его красоток не купит ему футболки с разными слоганами – одну с изображением регги-группы, еще одну с надписью «Сохраняй спокойствие и играй на барабанах» и еще одну, синюю, с изображением подводного мира и подписью «Я плаваю с рыбами»…

Пока все шло неплохо. Ну а обычные развлечения и страстный секс он прибережет для следующего раза. Если, конечно, раньше не умрет от неудовлетворенности.

Он притормозил у обочины:

– Приехали!

– Ты точно знаешь, что мы можем идти туда сами?

– Точно. Я знаю семью, которая водит туда группы туристов. Как-то я целый сезон работал у них гидом; они знают, что я помню о технике безопасности. Я уже говорил с ними. Все нормально.

Адам задумался. Почему он не повел ее в группе с другими туристами? Может быть, потому, что он хотел увидеть изумление на ее лице, когда поведет ее в особое для себя место? Он от всей души надеялся, что дело не в этом.

Внезапно его кольнула тревога. Обходя машину, чтобы открыть Оливии дверцу, он сделал несколько глубоких вдохов. Легкие заполнил сосновый воздух. Он понимал, в чем дело. В его неудовлетворенности; он не привык проводить время с женщиной, с которой хочется стащить трусики, но нельзя. Вожделение не находит выхода и давит на мозг. Нечего сказать, отлично!

Как только она вылезла, он оглядел ее с ног до головы.

Она шумно выдохнула:

– На мне удобная, прочная обувь, футболка с длинным рукавом и свободные длинные брюки; я обрызгалась репеллентом. Ко мне смогут приблизиться только москиты без обоняния… Что маловероятно. Ну, идем?

Оливия вошла в лес и радостно оглядела нависшую над ними зеленую листву. Спектр зеленого менялся от светло-зеленого до темно-зеленого; сквозь листья просвечивало солнце, и солнечные зайчики играли на листьях и прожилках.

Тропинка была мягкой, извилистой, и Оливия испытывала покой и безмятежность, которые можно было нарушить только… если врезаться в широкую спину Адама. Проклятье! Она пыталась держаться вдали от него; последние несколько дней убедительно доказывали ей, что катастрофа близка. Но в своем искреннем восхищении матерью-природой она забылась – и вот, пожалуйста. Снова очутилась в опасной зоне.

С непроницаемым видом Адам показал Оливии на почти отвесный склон:

– Теперь наверх… Готова?

– Веди!

Чем труднее, тем лучше. Чем больше она устанет, тем меньше будет желать Адама. Во всяком случае, теоретически. Но что-то в здешнем воздухе, в плодородии мангровой рощи так и намекало на интимную близость – у нее даже дыхание перехватило.

– Вперед! – сказал он, и на секунду она расслышала в его низком голосе отражение ее собственных чувств. – Я буду страховать тебя сзади.

Она, наверное, все придумала; по-другому и быть не может. Последние три дня она нарочно держалась от него на расстоянии, даже рукой боялась его касаться. Ну а Адам… Оливия не сомневалась, что он больше не испытывает никакого влечения.

Поднявшись на камень, Оливия с облегчением увидела веревку, свисающую сверху. Держась за нее, она стала подниматься по крутому склону, хватаясь за скользкие камни и за крепкие ветки деревьев, торчащие под самыми немыслимыми углами. Через двадцать минут, стоя у входа в пещеру, Оливия вытерла пот со лба. Адам назвал это входом?!

– Это не вход, а какая-то трещина! Я в нее не пролезу!

Неожиданно он ухмыльнулся:

– Еще как пролезешь. Неделю назад ты влезла в узкое окошко. Я за тобой наблюдал.

– Кажется, это было в другой жизни. – Она почувствовала себя виноватой и густо покраснела. Последние дни она почти не думала ни о Зебе, ни о своей матери, ни о ребенке. – Кстати, когда возвращается Зеб?

Адам отвернулся от нее и достал из рюкзака бутылку с водой.

– Гэн звонил. Его друзья встретились с Зебом. Завтра он должен быть здесь.

– Завтра? – разочарованно переспросила она, и ей тут же стало стыдно. Она летела сюда для того, чтобы увидеть Зеба, – неужели она огорчена из-за того, что его приезд означает конец их отпуска? Хуже того, при чем здесь вообще Адам? Она запретила себе думать об Адаме и делано улыбнулась: – Вот и замечательно! Просто чудесно.

– Конечно, – согласился он так беззаботно, что Оливия не знала, что и подумать. – Но, может быть, о Зебе поговорим потом? Спускаться в пещеру довольно трудно, так что будет лучше, если мы сейчас сосредоточимся на ней.

Она кивнула.

– Там очень темно, так что возьми… – Адам протянул ей налобный фонарь.

Закрепив его, Оливия стала смотреть, как он втискивается в узкую щель между двумя обломками скалы.

Вся подобравшись, она последовала за ним, радуясь фонарику: их окутала кромешная тьма. Фонарь осветил бамбуковую лестницу, ведущую вниз, в черные глубины.

– Там совсем нет света? – спросила она.

– Никакого. Но скоро ты привыкнешь. После того как спустимся, постарайся не отходить от меня.

– Не проблема.

Железное оправдание для того, чтобы сделать то, о чем она уже много дней мечтала, и сегодня она не будет бороться с собой. Потому что завтра приедет Зеб, и всей их идиллии конец; сегодня у нее последняя возможность оказаться рядом с Адамом. Завтра она уже не сможет действовать, повинуясь безумному, идиотскому влечению. Жизнь вернется в нормальное русло.

А ведь именно этого она хотела. Так? Она завершит то, ради чего сюда прилетела, позаботится о том, чтобы у ребенка был отец… Ведь это же хорошо?

– Лив! Ты как?

– Нормально. – Разумеется, нормально. – Мне просто нужно было привыкнуть.

Спустившись по лестнице, она огляделась по сторонам, преисполнившись благоговейного ужаса. Свет налобного фонарика высветил сырые стены пещеры, узкие проходы, заваленные камнями.

– Иди за мной, – велел Адам. – Сразу скажи, если станет страшно или не по себе. Местами тут трудновато, но я все время буду рядом.

Оливия прикусила губу и кивнула. Надо прекратить вкладывать в его слова двойной смысл… Пора взять себя в руки; Адам ведет ее по лабиринту пещер, а вовсе не в духовное или чувственное путешествие.

Нужно сосредоточиться, иначе она упадет в пропасть – как в прямом, так и в переносном смысле. Кроме того, ни за что нельзя упускать такое зрелище; в такие пещеры попадаешь раз в жизни… Почему же она превратно все истолковывает и все сводит к желанию переспать с Адамом?

Следом за Адамом она пробиралась по узким проходам, перелезала через скользкие обломки скал и вглядывалась во мрак, куда не проникал солнечный свет. И все время теплое, большое тело Адама и успокаивало, и мучило ее. Весь путь был исполнен второго, тайного смысла. От духоты в пещере у нее закружилась голова. Оливия не сомневалась, что здешняя атмосфера действует не только на нее, Адам почти все время молчал, хотя не отходил от нее ни на шаг и помогал в самые трудные минуты.

– А-ах! – воскликнула Оливия, когда они вышли из узкого коридора в огромный подземный зал. Величественное зрелище; куполообразный потолок, похоже, был изваян каким-нибудь местным богом. Она с благоговением провела пальцами по холодному, сырому камню. – Ты только посмотри! – Она показала на почти невероятные сталагмиты. – Ничего подобного в жизни не видела. Они похожи… на часовых… на горгулий, которые охраняют вход. Наверное, они очень старые.

Адам кивнул:

– Раньше я, бывало, часами смотрел на них. Если будешь смотреть на них долго, они сожгут тебе мозги.

Оливия развернулась к нему:

– А я думала, ты водил сюда группы туристов.

– Да, водил. Но в первый раз попал сюда сам… – Он пожал плечами. – Без разрешения. Здесь… замечательно… – Он снова пожал плечами, переминаясь с пятки на носок. – Замечательно думается.

– Да, понимаю. – Оливия живо представила себе Адама-подростка, нескладного, с длинными темными волосами, который приходит сюда поразмышлять. Может быть, он мечтал подольше побыть с людьми, которые заменили ему родителей. С Гэном, Сару и его родителями. Она поняла это из обрывков фраз, которые обронил Сару в последние дни, – а еще узнала, что Зеб не слишком утруждал себя воспитанием сына. Он почти всегда был в отлучках, а Адама предоставлял самому себе до тех пор, пока в очередной раз не приходилось переезжать.

Оливия вдруг поняла, что пристально смотрит на него.

– О чем задумался?

– Тебе лучше не знать. – Он страдальчески улыбнулся и отвернулся. – Уж ты мне поверь.

Его слова эхом отдавались от стен пещеры, вошли в ее сознание. «Уж ты мне поверь…»

Расправив плечи, она вдохнула влажный воздух.

– А все-таки?

Он круто развернулся к ней и долго смотрел ей в лицо. Его карие глаза потемнели и посерьезнели; на лице она заметила полосы сажи и глины.

– Я думаю о том, как сильно я тебя хочу.

– Правда? – Она подняла брови.

– Правда, Лив. Хотя… ты, наверное, и сама догадалась.

Его бархатный голос ласкал, обволакивал.

– Я думала… – начала Оливия, но осеклась.

– Что ты думала?

– Что мы уже это проходили. Особенно после той ночи.

Адам нахмурился:

– А что было той ночью?

– Я заснула в одежде и, наверное, всю ночь храпела, а на следующее утро была похожа на растерзанную мышь, а с тех пор… мы ведь живем в одном доме.

– А если жить в одном доме, всякое желание пропадает? – Он с деланым ужасом покачал головой. – Наверное, все дело в том, что ты видела меня с веником и совком в руках! Теперь я уже не мачо!

Она невольно заулыбалась:

– Не говори глупостей. Дело не в тебе, а во мне. Последние несколько дней я расхаживала по дому в мятой пижаме, непричесанная… А сейчас понятия не имею, как я выгляжу!

Адам склонил голову, освещая ее фонариком.

– У тебя все лицо в полосах глины, словно в боевой раскраске. Даже веснушек не видно под слоем грязи.

– Отлично! Вот и я о том же. Вряд ли тебе нравится, что я так выгляжу.

– Ты, значит, ничего не поняла? – Он обвел рукой окружавшее их пространство. – Искра, которая проскочила между нами… ее не затушить ни спутанными волосами, ни мятой пижамой. Уж ты мне поверь.

«Поверь»… Она никому не верит. И дело не в том, как она выглядит и чего хочет. Но здесь и сейчас, в этом неиспорченном месте, трудно понять, почему нельзя ответить на первобытное, естественное желание. Адам хочет ее, а она хочет его – о, как она его хочет! И все же…

– Придется нам об этом забыть, держать себя в руках, – сказала она, и ее слова исчезли в темных потоках воздуха, словно были недостойны даже самого тихого эха.

Адам шагнул к Оливии, уверенно ступая по скользким камням.

– Почему? – тихо спросил он. – Почему для тебя так важно держать себя в руках? – Еще шаг – и он так близко, что, если она поскользнется, он ее поймает. Ее яблочный аромат смешивается с запахом глины… – Скажи, Лив! Доверься мне.

Адам затаил дыхание.

– Я не хочу сдаваться… Ведь влечение – это борьба за власть. Двое пытаются выманить друг у друга то, что им нужно: секс, деньги или главенство.

– То есть ты изначально предполагаешь, что эти двое – соперники, – негромко ответил он. – А ведь так бывает не всегда. – Должно быть, в прошлом с ней что-то случилось. Почему она так считает? – Оливия, тебя кто-то обидел? Обманул? – Голова напряженно работала; он собирал по кусочкам то, о чем она обмолвилась ненароком. – Это как-то связано с деньгами? – При мысли о том, что какой-то мерзавец разбил ей сердце и бросил ради более новой модели, он сжал кулаки.

– Нет. – Она переступила с ноги на ногу, и он положил руку ей на плечо, удерживая на месте. Он заметил нерешительность в ее светло-карих глазах, как будто она не знала, можно ли ему довериться.

– Может, присядем? – предложил он и повел ее в угол. – Раньше я называл это место «карнизом». – Он снял рюкзак и расстегнул молнию. – Вот здесь я сидел и разглядывал сталагмиты, надеясь, что они окажут галлюциногенное действие. – Порывшись в рюкзаке, он достал кусок пленки, расстелил его на выступе. – Сядь и тоже попробуй, если хочешь.

Оливия плавно опустилась на пленку, и он сел рядом, явно следя за тем, чтобы не касаться ее. Очень долго она смотрела на огромные сталагмиты, а потом положила руки на колени и едва слышно вздохнула.

– Меня… никто не обижал. Зато мою маму… ей очень досталось. – Светло-карие глаза посмотрели на него; в них была грусть, от которой у него сжалось сердце. – Ее изнасиловали, когда ей было четырнадцать. Так называемый друг семьи. Она не посмела никому рассказать.

Адама охватила холодная ярость.

– Прости, Оливия.

– Потом ее жизнь покатилась под откос. В шестнадцать она познакомилась с моим отцом и забеременела мной.

Адам придвинулся ближе и мягко взял ее за руку; тихо вздохнув, она сжала его пальцы.

– У мамы не было никакой специальности, родные ей не помогали, зато она была красива и решила воспользоваться тем, что дала ей природа. На своих условиях. Много лет она вступала в связи… в основном с богатыми, женатыми мужчинами, которым нравилось, что у них красивая любовница. Так мы и жили. – Она замолчала и посмотрела на него. – И я поклялась, что со мной такого не случится. Что я никогда не буду зависеть ни от чьих денег и не позволю вожделению властвовать надо мной. – Ее передернуло.

Теперь все понятно… Имея перед глазами такой пример, как Джоди, Оливия, конечно, испытывает смешанные чувства по отношению к своей красоте.

Оливия всхлипнула и отпрянула от него, вытерла глаза.

– Не надо было тебе рассказывать. Я поступила нечестно по отношению к маме. – Она сжала кулаки. – Понимаю, что тебя мои слова не убедят, но даю слово, она не нарочно выбрала твоего отца. Адам, я знаю.

Где-то в глубинах подсознания зародилось удивление, и он напрягся. Ему и в голову не приходило подвергать слова Оливии сомнению; невозможно подозревать, что женщина, которую он так хорошо успел узнать, – обманщица.

– Лив, все в порядке, я тебе верю, – ответил он.

И если даже выяснится, что Джоди обманула ее – в конце концов, все они люди, а со старыми привычками трудно расставаться, – Адам не осудит Оливию. Откровенно говоря, сейчас его волновала совсем не Джоди, а Оливия. Как бы отвратительно это ни звучало, его влечение нельзя было назвать простой похотью; возможно, он не способен на любовь и долгую счастливую совместную жизнь, но он определенно хотел доказать ей, что секс может стать великолепным способом общения. Уж это вполне в его власти. У них осталась всего одна ночь. От одной ночи ничего плохого не будет.

– Пожалуйста, подумай вот о чем, – продолжал он. – Завтра приезжает Зеб. Что случится потом, от нас уже не зависит. Но до завтра все решаешь ты, Оливия. Если ты хочешь раздуть эту искру больше, мы можем…

Она широко раскрыла светло-карие глаза.

– Почему? Почему ты передумал?

– Потому что я хочу доказать тебе, что ты красивая, желанная женщина и в этом нет ничего плохого. Я хочу доказать тебе, что иногда полезно дать себе волю, раскрепоститься.

Она вздрогнула; ее глаза загорелись желанием. Адам стиснул ее руку.

– Подумай, – повторил он, стараясь не выдать своего состояния, не показать ей, что он весь горит. – На одну ночь я в твоем полном распоряжении.

Она едва заметно усмехнулась:

– Ты просишь меня на одну ночь стать твоей женщиной?

– Ну да… И эту ночь ты никогда не забудешь.

Глава 12

Адам стоял на веранде и смотрел на мерцающий вечерний свет. Небо окрасилось ярко-оранжевыми полосами; солнце начало садиться.

Он обернулся.

– Лив, иди сюда! – позвал он. – Пропустишь закат!

А она любила закаты; как завороженная любовалась ими каждый вечер, как будто впитывала яркие краски, все оттенки и полутона.

– Адам!

Ее грудной голос вернул его в настоящее, и он отвернулся от розовых полос исчезающего солнца.

– Лив, ты выглядишь… – Он поднял руки вверх: – У меня нет слов!

Струящееся оранжевое платье напоминало закат. Простой покрой оттенял загорелую кожу; низкий вырез открывал верх упругих грудей. Юбка, доходившая до середины бедер, выгодно подчеркивала стройную талию.

Она улыбнулась, радуясь его неподдельному восхищению.

– Сначала мы пойдем ужинать, – объявила она. – Я угощаю. Знаю, ты можешь себе позволить тысячу ужинов… но для меня важно, чтобы платила я.

– Спасибо за приглашение, – ответил Адам, не сводя с нее взгляда.

Внутри все сжималось от предвкушения. Чутье подсказывало: наконец-то! Оливия решилась, и сегодня их фантазии наконец-то воплотятся в жизнь.

Ее овальное лицо обрамлял великолепный каскад светлых с рыжеватым отливом волос. Ее глаза сияли, а пухлые губы влажно поблескивали. Оливия нарядилась очень умело; он уже сейчас умирал от желания.

– Умираю с голоду! – воскликнул он и чуть не рассмеялся, уловив двойной смысл в своем простом восклицании.

В ее глазах зажглись ответные огоньки.

– Я заказала столик в «Хищной рыбе». А потом мы вернемся домой.

В постель – по крайней мере, он на это надеялся.

– Звучит неплохо, – сказал он. Мысли в голове путались; он задержался взглядом на ее платье. – Значит, когда мы вернулись, ты отправилась по магазинам?

Оливия кивнула:

– Мне хотелось выбрать новое платье на вечер. Чтобы отметить событие. – Она улыбнулась так, что сердце едва не выскочило у него из груди; ее полные губы так и манили к себе. – Ну что, пойдем? – спросила она.

Адам кивнул; Оливия все придумала, и он должен слушаться. Сегодня главная она. Не могло быть и речи о том, чтобы он поломал ее планы, превратившись в неандертальца. Ему очень хотелось схватить ее и утащить в спальню, но он сдержался.

Они покинули виллу. Молчание не тяготило их; они шли, наслаждаясь сумерками и вдыхая пряные ароматы. У обоих кружилась голова.

Весело освещенный ресторан вырос из сумрака; следом за официантом они прошли на крытую террасу. Им отвели столик в углу. На деревянной столешнице стояли плавающие свечи; на них косо падал свет янтарных и оранжевых бумажных фонариков.

– Добрый вечер, Оливия. Как вы и просили, мы поставили шампанское на лед.

Оливия кивнула:

– Спасибо, Камон. – Она с улыбкой повернулась к Адаму: – Я решила, что шампанское безопаснее пива. Обещаю не опозориться. И надеюсь, ты не против, но я и ужин нам заказала. Надо же применять свои навыки на практике! – Она быстро улыбнулась. – Похоже, я слишком много болтаю.

– Я не против, – ответил он. – Мне нравится слушать тебя.

Удивленно подняв темные брови, она села на деревянную скамью.

– Правда не против? А я-то боялась, что от моей болтовни ты не знаешь, куда деваться.

– Ты напрасно боялась. – Звук ее голоса, неподдельное воодушевление и интерес к самым разным вещам в самом деле привлекали его.

Оливия потянулась к венку, висящему на краю стола, и улыбнулась:

– Это плюмерия, или франжипани. Очень интересные цветы! Ты знаешь, что в разных странах они обозначают разные вещи? Здесь, в Таиланде, они раньше были под запретом, потому что считалось, что они приносят горе. Но теперь в них видят особый, достойный дар Будде. Во Вьетнаме считалось, что на деревьях плюмерии живут духи, а в Индии эти цветы означают верность. – Она погладила лепестки; от невинной чувственности ее жеста Адам едва не задохнулся. – Наверное, это Камон придумал, – продолжала Оливия. – Я предупреждала его, что сегодня у нас особый ужин.

Надежда – и не только – вскружила ему голову.

– Есть какой-то повод? – спросил он, но Оливия не успела ответить. Камон принес бутылку шампанского, два узких бокала и жаренные в кляре креветки. За ним шел еще один официант; он нес другие блюда.

Долго, мучительно долго открывали бутылку, разливали игристое вино и обменивались любезностями. Наконец, заверив Оливию, что все только что приготовили, Камон направился назад, на кухню. Адам надеялся, что там он и останется.

– Ты, похоже, ни слова не слышал? – со смехом спросила Оливия.

– Точно.

– В таком случае в виде наказания тебе придется выслушать, из чего приготовлено каждое блюдо. Со всеми подробностями!

Она снова улыбнулась; ее губы – искушение; улыбка била его наповал.

– Ничего, – ответил он.

Особенно если она будет и дальше так же говорить – негромко, с хрипотцой.

– Итак, слушай. Сегодня у нас на ужин блинчики с крабами и креветками под фирменным тамариндовым соусом. Пряные маринованные куриные крылышки с лимонной травой. Ароматная говядина гриль в листьях бетеля. И наконец, маринованная в меду утиная грудка, зажаренная в листьях пандана. – Она намеренно низко наклонилась над столом, и Адам едва не прикусил язык.

– Вкусно, – прошептал он, бесстыдно любуясь ее грудью.

– Тогда наслаждайся, – распорядилась она.

– Надеюсь на это. – Он широко улыбнулся, заметив, как она слегка вздрогнула и поспешно начала накладывать себе еду. Адам последовал ее примеру. Приятно было какое-то время есть молча; в голове теснились разные картины продолжения вечера – одна другой заманчивее. И только когда Оливия тихонько вздохнула, показывая, что наелась, он поднял бокал.

– За остаток нашего отпуска!

Она, не колеблясь, чокнулась с ним; ее лицо мерцало в лунном свете. И тут висевшие у них над головами фонарики погасли.

– Ах! Значит, настало время огненного шоу! – воскликнула Оливия.

Сначала Адаму захотелось, чтобы участники шоу исчезли, растворились без следа, но потом ему стало стыдно. Оливии непременно нужно увидеть по-настоящему красочное зрелище; ведь сегодня их последняя ночь здесь.

Он мелкими глотками пил шампанское; ледяные пузырьки освежали. Вечер шел так, как он надеялся. Волшебный вечер. А если и дальше все пойдет так, как он ожидает, волшебство перенесется в спальню. Он покосился на Оливию; увидел, как на ее лбу появилась прежняя морщинка: может быть, она еще не приняла окончательного решения.

Оливия следила за представлением как завороженная.

– Как они это делают? – воскликнула она.

Два молодых тайца, голые по пояс, кружились и приседали, вертелись и исчезали во мраке. Ярко горящие факелы создавали невероятные узоры, освещавшие воздух оранжевыми сполохами.

– Просто невероятно, – прошептала она.

– Они уходят на пляж, – пояснил Адам. – Если захочешь, попозже мы еще посмотрим на них.

– Решающий момент, – сказала она и подняла бокал. От предвкушения у него все сжалось; сердце забилось учащенно.

– Я все думаю о том, что ты сказал в пещере, – начала она. – О том, что на всю ночь ты в моем распоряжении… – Она нервно усмехнулась: – Все равно что объявление о распродаже в супермаркете: «Купите один товар, второй получите бесплатно».

Адам поднял руки вверх:

– Я вовсе не это имел в виду.

Он не подозревал, как важно для него, оказывается, что решит Оливия. Речь всего об одной ночи. Это важно? Да. Имеет значение для всей его жизни? Нет. Правда, для определенной части тела ее решение с каждой секундой делалось все важнее.

Она прищурилась, и на ее губах заиграла приветливая улыбка.

– Я и забыла, что ты выше толп обычных людей и, наверное, в супермаркеты не ходишь. Ты, наверное, и не знаешь, что такое «Возьми один товар и получи второй такой же бесплатно!».

Адам ухмыльнулся:

– Детка, я живу один.

– А то я не знаю! Я потому и решила принять твое предложение.

Облегчение накрыло его теплой волной, но он старался не забывать о правилах игры.

– Добро пожаловать на борт! – Он глубоко вздохнул. Похоже, ему не хватает воздуха. – Но запомни одно, Лив. Ты уникальна. Ты незаменима. И сегодня ночью будем только ты и я. Согласна?

Она едва заметно кивнула; похоже, она обдумала его слова и одобрила их. Потом застенчиво улыбнулась:

– Что же дальше?

Адам ответил ей улыбкой, изо всех сил сдерживая внутреннего волка:

– Лив, мы будем делать все, как ты захочешь. Что ты решишь. Командуй – и все будет по-твоему.

Оливия постаралась утихомирить радостный гул в голове, вибрацию во всем теле, превращавшую ее в проволоку под током. У них все получится – они укротят безумное влечение. Как она пожелает…

– Все будет, как я захочу? – переспросила она.

Он кивнул.

– Хорошо. Не смейся, но я хочу вернуться домой, посидеть под звездами и подумать, – выпалила она. Улыбка тронула его губы; в уголках глаз появились крохотные морщинки. – Послушай! – воскликнула она. – Я же просила, чтобы ты не смеялся!

– А я и не смеюсь. По-моему, все будет идеально.

Когда они вместе встали, у нее закружилась голова; ей стало легко. Адам машинально потянулся за бумажником, но Оливия покачала головой:

– Я угощаю, помнишь? За все уже заплачено.

– Значит, здесь нас ничто не держит?

– Точно.

– Тогда вперед!

Сердце Оливии екнуло, когда она увидела широкую улыбку на лице Адама. Он протянул руку, и она приняла ее.

Они не столько шли, сколько бежали, и оба смеялись; им вдруг стало весело. Они возвращались на виллу. И только когда они остановились на пороге, Оливии вдруг стало страшновато. Ее сковала странная застенчивость.

Все прошло, как только Адам снова взял ее за руку и повел на террасу. Не отходя друг от друга, они сели в плетеную бамбуковую качалку.

Оливия села на белую подушку и подобрала под себя ноги; диванчик покачивался под их тяжестью. Странная робость вернулась. Тогда, в лифте, и потом, в лимузине, было легче – их просто охватила страсть и не оставалось времени подумать. Сейчас все по-другому. Адам предоставил право решать ей.

Она посмотрела в чернильное небо, на сверкающие звезды, а потом повернулась к Адаму. Его профиль высвечивался в лунном свете.

– Как красиво, – сказала она, имея в виду: «Ты красивый». Но, может быть, так не говорят мужчине?

Она глубоко вздохнула, впитывая опьяняющий аромат франжипани, и, привстав босой ногой на пол, пересела к нему на колени. Обхватила коленями его узкие бедра, прижавшись к нему всем телом и радуясь его немедленной реакции. Она нарочно повторяла то, что сделала в лимузине, только на сей раз она точно знала, что не передумает.

Она зарылась пальцами в его густую шевелюру и прижалась губами к его губам.

С тихим вздохом он разомкнул губы, подчиняясь ее натиску.

– Еще! – прошептала она.

Зарычав, он схватил ее за талию и притянул к себе. Низ живота обдало жаром; она извивалась, стараясь потеснее прижаться к нему.

Чуть наклонив голову, он снова впился в нее губами; руки двинулись от талии вниз; он гладил ее бедра под юбкой. Она изогнулась, чтобы ему было удобнее; когда пальцы коснулись нежной плоти, она затрепетала от наслаждения. Внутри бушевал пожар. Адам вдруг отстранился.

– Лив, – хрипло сказал он, – сама решай, что дальше. Потому что скоро мы преодолеем точку невозврата, и я уже не смогу остановиться.

Его потрясающие глаза цвета молочного шоколада потемнели и расширились от чистого, первобытного желания. А ей хотелось забыться. И не на один миг. Она стала безрассудной, опрометчивой.

Уголки ее губ дернулись; она прижала ладони к его груди, почувствовала, как сильно бьется его сердце.

– Вот и хорошо, – шепнула она. – Я не хочу, чтобы ты останавливался.

Он встал, она обвила ногами его талию, обхватила его руками за шею. Не выпуская ее, он шагнул к раздвижной двери.

Она прижалась губами к его губам, страстно желая испытать такой же долгий, блаженный поцелуй. Их языки сплелись; забыв обо всем, они пробирались по гостиной.

Раздался грохот, когда Адам налетел на стол, заставленный безделушками. На пороге спальни Адам остановился, Оливия скользнула на пол и посмотрела на него снизу вверх. Шагнула назад, краем глаза заметила свое отражение в зеркале в резной раме. Глаза огромные, зрачки расширены, на лице испарина. Она охвачена желанием.

Она сбросила с себя платье, лужицей мандаринового цвета растекшееся по полу у ее ног. Она показывала ему себя во всей красе. Вот она, Оливия Эванс. Совершенно раздетая.

– Адам…

Ответом ей послужил хищный блеск его глаз: он жадно оглядывал ее с ног до головы. Ей стало жарко; снова накатило возбуждение.

– Лив… ты великолепна.

Он легонько провел пальцем по ее ключице, спустился к груди, нашел сосок. От его нежного прикосновения ее всю обдало жаром, ноги у нее подкосились.

– Ты такая красивая, – прошептал он, и впервые в жизни она радовалась этим словам. Ей хотелось быть красивой, хотелось доставлять удовольствие. – Скажи, чего ты хочешь, – хрипло попросил Адам.

Внезапно все стало так просто!

– Я хочу тебя, – сказала она, наполняясь радостью при виде того, как на его губах заиграла греховная улыбка, осветившая его глаза. – Без одежды!

– Это легко устроить. – И быстро стянул через голову футболку. Он был само совершенство: четко очерченные мускулы с порослью волос на груди, накачанный брюшной пресс… Она посмотрела ниже, где намечалась заметная выпуклость.

– Не останавливайся, – прошептала она.

– Терпение! – Он улыбнулся и ловко снял шорты, бесцеремонно отшвырнув их в сторону.

Боже! Адам был… великолепен, по-другому не скажешь. «Какой он огромный!» – подумала Оливия. Потом в голову закралась еще одна мысль: «Мой!»

Ей безумно хотелось, чтобы он трогал ее, но ее жадные пальцы тянулись к нему, ей хотелось гладить и ласкать его мускулистое тело.

Грудь Адама была словно каменная; когда она провела ладонями по его горячей коже, он охватил ладонью ее грудь и провел большим пальцем по соску. Оливия прильнула к нему, требуя продолжения.

Неожиданно ее ноги коснулись кровати; Адам бережно уложил ее спиной на атласное покрывало и склонился над ней, поставив руки на кровать; он так пристально смотрел на нее, что ее пробила дрожь с головы до ног. Потом он лег на бок и провел пальцами по ее животу вниз; не сводя с нее пытливою взгляда, он стал ласкать, гладить и дразнить ее в самых нежных местах. Она все больше загоралась. Когда наконец его пальцы вошли в нее, ее мышцы сжались, обхватывая их.