355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Нина Карноухова » Жестокое сердце » Текст книги (страница 8)
Жестокое сердце
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 09:10

Текст книги "Жестокое сердце"


Автор книги: Нина Карноухова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Душа Джона же тоже, как ни странно, заполнилась мыслями о ней, не покидающих его ум: "Женщине не подобает быть политиком, потому что она женщина Ощетиниться так можно, окаменеть и не растаять от любви. Хороший человек, эта Кассандра, у нее прекрасная душа, только вот зарыли у нее душу, не докопаешься. Но я сделаю это. Мне нужно помочь человеку, я добьюсь, чтобы она сказала мне те давно забытые ею слова. Я ей устрою суд. Это будет не земной процесс, она пожалеет еще, что решила поспорить со мной, она об этом горько пожалеет!"

С этого дня они оба начали искать друг на друга компраматы, свидетелей, ахиллесовы пяты своих оппонентов и многое другое, так что у Джона через пару дней была уже набрана целая папка про Кассандру, ее прошлое, ее интрижку и Норрисом, про машину времени, Джеффри и многое-многое другое, даже железный свидетель. У Кассандры же, наоборот, ничего не было, и она тянула и тянула с процессом настолько, насколько могла. Вот психология-то намечается! Горе тому недалекому присяжному, который случайно забредет на этот суд!

14. СУД

Было дано начало процессу против Джеффри. Две недели прошло после последних событий. Джон и Кассандра были в эти дни, словно два петуха, и ни один из них, видя в противнике достойного соперника, не собирался сдаваться. Они смотрели друг на друга дружескими взглядами, словно Гитлер и Сталин перед войной.

Кассандра чувствовала, что ее силы куда-то уходят, и пришла к Аннет за советом. Она долго молча сидела рядом с ней, но все же решила заговорить. Она знала, что была повержена Джоном и старалась собрать в себе последние силы, чтобы победить его.

– Ты, Касси, какая-то забитая стала. Ну не убийство же какое расследуешь, не ограбление века, да и преступник-то мелкий, что ты так убиваешься. В деле все ясно, адвокат здесь для мебели.

– Нет, Энни, не смогу, чем меньше дело, тем оно сложнее, чем неизвестней и таинственней мне адвокат, тем у него защита сильнее.

– Ты что, этого адвоката в первый раз видишь? Странно... Я думала ты всю Америку знаешь.

– Я знаю многих обыкновенных... Но этот... Он знает нечто, что я не знаю, он какой-то странный, может, он из-за меня за дело взялся. Может, он знает меня.

– Из Мичигана, что ли?

– Не знаю, дорогая, я его, кажется, где-то видела, но уж точно не в Честерфилде. Это, Энни, гений, уникум, у него дар убеждать людей.

– И у тебя дар.

– Да, но мой дар с даром Джона не сравнить. Я не такая, как он. Я не естественная, а серьезный докладчик, а он положит руки в карманы брюк, ухмыльнется, посмотрев мне в глаза, и скажет такое, что я чувствую, что мой язык отрезали. Он говорит истины, такие как Земля – шар, и спорить бесполезно.

Аннет недолго, но пристально смотрела на Кассандру и сказала наконец:

– Касси, а ты не влюбилась в него?

– Нет, Энни, я никогда не влюблюсь.

– Ты человек или нет? Человек! Значит тебе это не чуждо!

– Но в этого Джона с его самодовольной мордой? Откуда он взялся, во-первых? Я в Интернете про него не найду ничего. Будто бы он из психбольницы смотался. Энни, я не могла влюбиться в такого...

– Скажи, Касси, у тебя разум или чувство па первом месте? Похоже, разум, но только потому, что ты боишься снять свою канцелярскую маску, крикнула ей в лицо Аннет.

Кассандра молчала.

– Ты бы делом помогла, Аннет, а у тебя все чувства, совсем будто весь мир – чувство. А это не так, моя девочка. Власть есть над чувством.

– Не смей так о святом. Ты просто не можешь в чувствах разобраться. Ты влюбилась и всем кости перемываешь своим Джоном. Ты словно неопытная девочка боишься сказать мальчику три слова. Ты боишься, что растаешь на процессе так перед своим Джоном, как его там, Смитом или Брауном. Но ты, я знаю, не из таких нюнь, ты сможешь себя взять в руки и как всегда вытерпеть. А после все расскажи своему Джону. Я не думаю, что и ему легко.

А в это время Джон, сидя у себя в номере, держал в руках уже довольно измятую фотографию из Белого Дома, где были он и сынишка. И история фотографии в какой уже раз за последние две недели всплывала в его голове:

"Джон Фицджеральд Кеннеди Младший! Постой!" – крикнул весело Джон и побежал вниз по лестнице за сыном.

"Ну папа, почему ты меня как большого называешь? – звонким голосом спросил его маленький Джон плюхнувшийся на диван в гостиной, – Почему все остальные просто Джони, Билли, Динни, Лиззи, а я Джон Фицджеральд Младший. Вот сам и выговаривай. Тебя мистер Линдон Джонсон, просто Джони, а я..."

"Ты должен гордиться, что ты сын президента, а все твои Бобби да Лиззи никогда не будут жить в Белом Доме".

"Ну папа, хоть ты называй меня Джони, я ведь маленький", – и маленький Джон надулся.

Джон обнял своего насупившегося сынишку, они посмотрели друг на друга и улыбнулись. В этот момент их и сфотографировала Жаклин.

– Джон Фицджеральд Кеннеди Младший.... Где ты сейчас, жив ли, а если жив, то где живешь. Тебе сейчас за сорок, ты мне ровесник. Странно... Отец и сын... Ох уж этот непредсказуемый двадцатый век, – сказал Джон сам себе под нос.

Джон не мог найти свой пятый угол в маленькой каморке, называемой гостиничным номером... Но эти поиски прошли небезуспешно выводом, что этот угол равен 180 градусам, и что больше не нужно убиваться что-либо искать. Дело Джеффри Норриса лежало на столе рядом со старой фотографией, с документом, откуда-то вывалившемся с надписью "Карибское соглашение, октябрь 1962 года", и книгой "Преступление и наказание". Джон был больше чем когда либо не в духе, он сидел на диване, дергал руками и ничего земное его теперь не интересовало.

Этот Джон, казавшийся Кассандре эталоном спокойствия и жесткости теперь нервно сидел на диване. Мысли Джона, как всегда были об одном и том же: о Жаклин и детях, об потерянной карьере и будущем в Чикаго. Но сегодня они все стали какими-то острыми и раздирали душу Джона на мелкие кусочки, стараясь уйти из головы его навеки.

Джону не впервые за две последние недели представилось, как жена входит в пустой Белый Дом 23 ноября 1963 года. Она, ее дети и Линдон, его заместитель, и больше никого нет. Дом пуст и каждый шаг слышится глухо по всему дому. Одиночество и смерть теперь живут для Жаклин в этом доме. А его, Джона, там больше нет, он почему-то тут, в 2000 году, и поделать с этим ничего не может.

Но тут совершенно другие мысли переполнили его голову: "Восходит солнце из-за горизонта, а звезды по одной исчезают с утреннего неба. Солнце радуется своему отражению в океане и его лучи падают на все вокруг, даря всему жизнь. Медленно-медленно распускаются цветы. Пчелки и другие насекомые летят и садятся на них. Где-то раздается голос птички, а в небе, высоковысоко, летит орел. Это был тот же день, когда Жаклин вошла в пустой мертвый дом. Ей было горестно, а всем этим пичужкам, цветкам, облакам и даже солнцу все равно, кто живет, а кто умер. Им все равно, что не стало на земле президента Америки! Они такие же, как и всегда. Непосредственные, живые. Почему люди не научатся у природы этому? Я ничего не значу для них, я для них просто человек. Вот она, правда жизни! Человек остается человеком!"

И теперь все мысли о Жаклин сменились в нем мыслями о природе, все его прошлое казалось таким низким и бессмысленным на фоне этих распускающихся цветов, поющих птиц и восходящего солнца нового дня. Джон никогда не думал, что он посмотрит на свою жизнь как бы изнутри и будет в одно и то же время сидеть в гостиничном номере и зарыт на каком-то кладбище.

"Жаклин, моя дорогая Жаклин, прости меня, пожалуйста, прости все мои чувства, все мои мысли, пойми, я уже не тот великий Кеннеди, гордый и самолюбивый, я стал другим и не нахожу во всей этой кутерьме самого себя. Я смог полюбить другую женщину через две недели после разлуки с тобой. Ты уж прости меня..."

Джон уже не соображал, что происходило вокруг него и все ему казалось мистикой. И тут он увидел в углу номера Жаклин. Она была такой же молодой, как и 37 лет назад, ее черные волосы развевались словно по ветру, и глаза ее, как и всегда сверкали черным огненным блеском, только лицо было мертвенно-белым.

– Жаклин, я... – было крикнул Джон, но видение прервало его.

– Я знаю все, что ты чувствуешь, все, что хочешь, кого ты любишь, я пришла к тебе, чтобы навсегда освободить тебя от прошлого, тяготящего твою душу. Тебе, Джонни, нужна новая жизнь!

– Но я тебя люблю, Жаклин!

– Нельзя любить трупа, Джонни, нельзя, – сказало видение и начало медленно исчезать, успев еще сказать ему, – женись на Касси, ты с ней будешь счастлив, у тебя есть возможности. Прощай... Джонни... Навсегда....

И видение исчезло. Джон оглянулся, но ее нигде не было, он был один. Он на мгновение закрыл глаза, но открыв их, он обнаружил, что Жаклин не было и быть не могло. Это был его внутренний голос.

Одна лишь ночь осталась до начала слушания, но ни прокурор, ни адвокат душевно не были готовы. Но с законом спорить сложно очень, и наутро все собрались в здании суда.

Все было совсем не так, как хотела Кассандра. Прозвучали как-то обыденно и жесткие слова судьи:

– Встать всем, суд идет!

Механически выпрямились колени Кассандры и приподнявшись со своего места на мгновение она вновь села. Она старалась не обращать внимания на Джона. После обыденных забитых фраз судьи она вышла вперед и начала свою речь:

– Итак, для начала и для определенности хочу заметить, что нужно обвинение, вокруг которого я и буду вести дискуссию с мистером Кеннеди. Итак, тема нашего заседания – Джеффри Норрис и его деяния, которые караются законом. Джеффри Норрис, двадцатилетний преступник, опасный для общества, сын недавно осужденного нами на 25 лет Майкла Норриса и его пособник. Кроме пособничества преступнику, Джеффри обвиняется в покушении на мистера Ра-Хорахте и в хищении его жены.

– Простите, мисс Армонти, – вмешался в ее монолог Джон, – но Джеффри не похитил миссис Ра-Хорахте, а увез ее в Даллас с ее же согласия.

– Замечание адвоката будет рассмотрено! – объявил судья, – Я бы вызвал свидетеля, миссис Кэтрин Ра-Хорахте.

Кейти медленно вышла к судье и поклялась на конституции говорить одну лишь правду. Ее взгляд упал на Джеффри, сидящего рядом с Джоном в первом ряду. Джеффри сидел словно забитая птичка и смотрел на нее, как на властителя судеб.

– Вы были при покушении на вашего мужа на месте преступления? услышала Кейти железный вопрос Кассандры.

– Была, – твердо ответила Кейти, – но я была без сознания. Мы втроем плыли на катере и начался шторм. Меня сильно ударило по голове и я потеряла сознание. Потом, по словам Джеффри, катер разбился, а моего мужа унесло в море.

– Затем он вас похитил.

– Не искажайте фактов, мисс Армонти. Я была забита, в шоке, я не знала, что делать, я ждала ребенка, а Джеффри предложил мне уехать куда-нибудь подальше от воспоминаний, чтобы заживить эту рану. Мы были в нескольких городах, а Даллас понравился Джеффри, и мы там остались. Я была тогда в его власти добровольно и подчинялась каждому его слову.

Тут Джон подошел к ней и спросил:

– Кейти, раз все было так, как ты описываешь, почему ты тогда предала его?

– Мистер Кеннеди, я решила вернуться в семью, я решила, что нечего бояться прошлого, хотя и жизнь в Джеффри была терпимой. Зов сердца, понимаете?

– Кейти, насколько я помню твои воспоминания о Джеффри, ты хотела его смерти, – безжалостно вертел Джон.

– Он не совершал ничего противозаконного против меня, это были лишь моральные вспышки ненависти, которые совсем не связаны с тем, о чем здесь идет речь.

Дискуссия с Кейти была окончена. Кассандра же оказалась накауте, но она не сдавалась, а подошла к Джону и заявила:

– Похищение отбрасывается, но осталось у Джеффри еще два смертных греха: покушение и пособничество. Посмотрим, кто эти туры выиграет. Вызываю мистера Ра-Хорахте.

После стандартной клятвы на конституции Тутанхамону был задан естественный вопрос об Александрии, когда Джеффри столкнул его со скалы.

– Ну что, в ту ночь нас в море застал шторм, наше маленькое суденышко раскололось. Кейти сильно ударилась и я бросил все силы, чтобы спасти ее. О Джеффри я ничего не знал, куда он делся. Я подвернул ногу, но все тащил ее к городу. И тут передо мной встал Джеффри и сказал: "Дай ее мне!" я не понял, что он хотел, я посчитал, что он хочет забрать ее... Я оскорбил его очень гадким словом. И его реакция была естественной. Я был тогда лостоин только смерти. Джеффри поступил правильно, иначе забитой пташке нельзя было крылья расправить.

– Хватит! – вдруг крикнула Кассандра. – Я хочу услышать хоть одно нормальное мнение по этому вопросу. Я хочу выслушать мистера Уиндеграунда, который не приверженец этой дурацкой демократии, распыляемой этим Джоном.

– Кассандра, вот где твое больное место. Для тебя есть старость, вчерашний день, а в молодость ты не веришь, – сказал ей Джон.

Кассандра никогда никого не слушала и не обращала ни на чьи слова внимания, но теперь слова Джона задели ее, но она всеми силами старалась не выдавать своего смущения. Она влюбилась в Джона с первого взгляда, и он стал для нее Богом.

– Застрелиться и не жить! – сказала Кассандра такую модную сегодня фразу.

– Ты склонна к самоубийству, – заключил Джон, – а прокурор, склонный к страшному греху не может быть безупречен. Самоубийство, Касси, никого не красит. Терпеть не могу Ромео и Джульетту, которых все воспевают, потому что они самоубийцы. Шекспир воспевал самоубийство. Он грешник, а ты следуешь этим законам. Не стреляйся, я же дело выиграю.

Кассандра молча выслушала красноречивую философию Джона, пожалуй, даже не по теме. Кивнув головой, она вызвала своих следующих свидетелей. А Джон теперь старался не давить на этих людей и решил пустить дело на самотек, тем самым дать кассандре понять, что он якобы сдался, а после всех этих второстепенных свидетельствований нанести Кассандре последний удар и стать победителем.

Это была его проверенная, хорошо выверенная стратегия, после применения которой, Джон всегда выходил из огня победителем. Сначала он строил из себя непобедимого гиганта и некоторые очень слабые противники сразу же бросали с ним всякое дело, затем он притворялся очень слабым перед сильным противником, решившимся все же схлестнуться с ним, что расхолаживало в конце концов противника Джона, а под конец битвы Джон наносил свой последний удар, довольно сильный и свойственный только ему, и побеждал. Конечно, были и поражения, но это из-за непредусмотрительности Джона во второй части его игры.

Кассандра же всегда действовала прямо и раскрывала свои карты, не вихляя и не притворяясь как это делал Джон уже 46 лет его сознательной жизни.

И вот свидетели Кассандры кончились. Чувствуя себя победителем она вышла вперед и гордо, подражая Джону, заявила:

– И что есть по этому поводу у мистера Кеннеди?

– Неопровержимый и самый главный свидетель! – ответил с достоинством Джон. – Я прошу ввести в зал заседаний Майкла Норриса, отца и свидетеля.

У Кассандры не было слов, она не могла и не ожидала такого хода событий. Посчитав, что Джон признал дело безнадежным, она расхолодилась и выложила все, что у нее было. Теперь все обернулось явно не в ее пользу, ведь Майкл специально выдал невиновного сына под суд.

И вот полицейские ввели его, угрюмого преступника, знающего толк в зле. Он смотрел на всех изподлобья, бросая на каждого вражеский взгляд. Когда его подвели к Джону он спросил:

– И что мне за правду дадут?

– За чистосердечное признание я добьюсь скощения срока до 10 лет. Так что, судьба ваша в ваших же руках. Поклянитесь на конституции.

– Эх, мистер Кеннеди, конституция для заключенного, как Библия для атеиста. Просто фигня. Будучи свободным, я бы поклялся, а сейчас не могу, не для меня эта книга, а для вас, свободных.

– Ну если так, я знаю правду все равно, я подтвержу ваши слова, начинайте исповедь.

Майкл перевел дыхание, посмотрел наверх и, почувствовав в душе облегчение, начал рассказ:

– Ну, с чего начать... Все показания Джеффри – голая правда. Да, я хотел только лучшего для него, но я был идиотом, я просто невежда, прочитавший в своей жизни одну лишь бульварную книжицу и посчитал ее Библией, а это была просто пошлятина. Я хотел лучшего для Джеффри, понимаете, я украл его у матери, посчитав, что сделаю его настоящим мужиком. А он, оказывается, сопротивлялся. Этого я сначала и не простил и выдал его. Я знал о его любви к Кейти. Я делал все, чтобы их разлучить, но я увидел, что Джеффри страдает и прекратил. Потом он исчез куда-то, а потом появился дома тощий и слабый. Я ополчился против Уиндеграундов, моих давнишних врагов, Мэри была моей, а Том перехватил ее. Не вините гео, он маленький еще, а вы навалились на него, как на дьявола.

Тут Кассандра не выдержала и спросила:

– Майкл, никак не могу поверить, что в тебе проснулась человечность и ты обвинил во всем себя. Насколько я помню, ты эгоист. Ты сначала предал сына, а теперь выручаешь его? Что-то странно. Это не твой почерк. Объясни, что с тобой сделал этот Кеннеди?

– Душу не объяснишь, дура. Она хочет сначала одного, а потом другого. Был бы шанс, я бы высказал все раньше, да никто не предлагал. Да, я трус, признаю. Я жалкий трус, который, что велят, то и делает. Да и что мне, заключенному терять?

– И что тебе сказал этот Кеннеди, что ты согласился? – наезжала на Майкла Кассандра.

– Он обещал то, что ты только что от него и слышала.

Теперь Кассандра не могла ничего сделать, конституция не была нарушена и она не могла противостоять всему сказанному. Она теперь висела на волоске, и поняла, что она почти проиграла дело. Она это осознала. Но нужен был еще маленький толчок, чтобы сбить ее с пьедестала и этот толчок сделал Джон:

– Мистер Нлоррис, а теперь ваш секрет двадцатилетней давности. Теперь нечего скрывать, скажите, кто мать Джеффри...

– Это совсем не относится к делу, – попыталась сопротивляться Кассандра.

– Это относится к тебе, Касси, – грубым голосом сказал Майкл, – потому что ты судишь своего сына! Так что если ты опустилась до того, чтобы мстить мне, то Джеффри это не должно касаться.

Кассандра не чувствовала и не понимала, что происходило с ней в эти мгновения. Она плыла в тумане и, словно ватная, тяжело свалилась на свое место. Она не могла двигаться, она смотрела то на судью, то на Джона, стоящего в его любимой позе, то на Джеффри, сидящего в таком же, как и она, шоке, то провожала взглядом уводимого Майкла.

Она подозревала такой исход, но не хотела верить в него, она не хотела работать, а только мстить, а теперь она и мстить не могла. Что только она хотела, так это достойно завершить процесс. И вот через минуту шума и смятения в зале, она вновь нашла силы одеть железную маску.

Но никто ее не слушал, она с ее канцелярской болтовней не была никому нужна. Ее вера в конституцию Штатов, ее почитания Рейгана и Буша, последних республиканцев – все это не было нужно, как и она сама. Судья оглушительно стукнул молотком и она замолкла.

– Объявляю амнистию! – железным голосом сказал судья.

Это слово, амнистия, было для Кассандры, как и для Джона, победой. Никто не победил, но никто и не провалился. Они были достойными соперниками и победа одного из них могла закончиться лишь смертью второго. Кассандра подошла к Джеффри, с которого сняли наручники и сказала ему:

– Ты можешь жить у меня, сынок.

– Не надо, мисс Армонти. Я ненавижу двуликих людей. Если бы мне предложили, я бы жил лишь с мистером Кеннеди, да он сам в отеле живет. Я никогда не буду жить у вас, я поступлю в иллинойский университет и поселюсь в общежитии, мне не нужны услуги двуликих людей. Так что, прощай, ма-ма.

Никто не смог остановить Джеффри, выходящего из здания суда. А когда все разошлись, Джон подошел к Кассандре:

– Ничего, Касси, ничего, он все обдумает и к тебе же вернется.

– Тебе все ничего, все, Джон, все пройдет, ты считаешь, но это не так!

Она не могла смириться теперь ни с чем, ей было все равно, что ей скажет Джон, она просто повернулась и пошла к выходу. Но вдруг прямо из-за угла у входа кто-то схватил ее, посадил в машину и увез в неизвестном направлении. Джон успел записать лишь номер машины и сам отправился на поиски Кассандры.

15. ДОЛОЙ ВСЯЧЕСКИЕ СТЕНЫ!

Несколько дней Джон работал в кабинете Кассандры с переменным успехом и наконец-таки нашел то, что искал: Кассандру похитил мистер Тайлер, изобретатель, как ни странно, а потом Джон добыл еще много интересного и про самого Тайлера. Конечно, Джон мог и забросить все это дело, но отсутствие Кассандры тревожило его и он осознавал, что чем быстрее он покончит со всем этим, тем лучше, ведь могли вмешаться в дело и свыше... Все, открытое Джоном о мистере Тайлере, было довольно внушающим и дело против ученого можно было бы заводить немедленно, но Джон боялся страшного открытия о его и Тутанхамона прошлом и сам решил разобраться во всем.

Дело было 18 декабря. Джон медленно ехал по улицам зимнего Чикаго прямо к дому ничего не подозревающего мистера Тайлера. Это дело мог вести только он, лично, и постороннее вмешательство даже самых близких людей могло вызвать для него нежелательные последствия.

Дом мистера Тайлера был не из бедняцких: это была роскошная вилла, огороженная высоким забором в готическом стиле.

Джон надел темные очки, потому что знал, что мистер Тайлер непременно узнает его с первого же взгляда и позвонил в калитку. Ему открыл невысокий человек довольно приятной наружности в очках, с лысиной на затылке и маленькими шустренькими глазками

– Мистер Тайлер к вашим услугам, – представился он.

Тайлер вел себя подозрительно открыто с Джоном и довольно приветливо пригласил его войти.

– А я Джон, – представился гость Тайлеру.

– Ну, Джон так Джон, очки можете снять.

– Не могу. Это мой стиль., как у Яузельского, – объяснил Тайлеру Джон.

– Ну стиль так стиль...

Он говорил одну и ту же фразу, подбирая ее к разным ситуациям, чем производил о себе нелестное представление просточка и дурачка.

Дом Тайлера внутри выглядел так же богато, как и снаружи, а лабораторий и следов опытов вовсе не было видно, как не слышно было угарного запаха.

– Вот моя жена, Жанна, – представил Тайлер Джону Жанну Д'Арк, – она француженка и говорит, к сожалению только по-французски.

– Mercy, Je ne pas parle Frances, – еле-еле сказал Джон, чтобы скрыть свои возможности в иностранных языках, чтобы не расходовать силы на болтовню с дамой, будь она даже Жанной Д'Арк.

– Печально, но не знаете, так не знаете, – сказал Тайлер.

– Я к вам, вообще-то по делу, – начал Джон, – я узнал тут из газет, что вы изобрели машину времени и...

– Вы зря тратите время, Джон. Ее у меня украли очень давно, а вам информация запоздала.

– Но я же из Чикаго. Я просто ...

– Просто, не просто, а вам тут делать нечего, совсем нечего!

Теперь Джон начал выкладывать свои карты довольно неосторожно:

– А Кассандра Армонти к вам не заходила?

Тайлер понял, к чему идет дело, он взял Джона за больную руку, с которой Джон недавно снял гипс, провел его к выходу и закрыл за ним дверь.

Джон, конечно, не ожидал такого хамоватого поведения от профессора, но делать было нечего. Он знал лишь, что Кассандра была в этом доме наверняка.

Джон прислонился легко рукой к стене дома и перевел дыхание. Теперь он никак не мог попасть к Тайлеру в дом и только чудо могло спасти его репутацию и жизнь Кассандры.

И чудо свершилось! Совершенно неожиданное чудо. Джон вдруг обнаружил, что рука, которой он прислонился к стене, провалилась в стену по локоть. Он с ужасом выдернул руку и некоторое время стоял в шоке, но потом ему в голову пришла гениальная идея. Джон засунул в стену обе руки, ногу и голову. О, это было грандиозно! Он мог ходить сквозь стены, это были его козырные карты, с помощью которых он мог победить не только Тайлера, он, пришелец из прошлого, виртуальная реальность.

Джону удалось в темноте проникнуть в комнату, где Тайлер допрашивал Кассандру:

– Я никогда, ничего не слышала, я не могу вам помочь, я не видела вашего заявления, – говорила Кассандра Тайлеру.

– Ты все знаешь, ты сама...

Но Тайлер не договорил, потому что вдруг его прервал Джон:

– Я же спрашивал вас о мисс Армонти. Значит, не заходила!

Тайлер даже отскочил от Кассандры, он не верил своим ушам, глазам и другим органам чувств, что Джон мог проникнуть в его защищенный дом не через человеческий вход, ведь Джон появился у окна.

– Джон, но у меня же нет черного входа, как вы оказались у окна, я не знаю, что и думать, вы маг?

– Нет, я Джон, просто Джон.

– Нет, вы не просто Джон, я вас откуда-то помню, только откуда? Да и Касандра – не Кассандра. Это принцесса Диана под чужим именем скрывается.

– Спасибо за комплемент! – сказала Кассандра, – только вы, мистер Тайлер, очень не правы. Я с рождения Кассандра, а он Джон.

Мистер Тайлер стоял не в понятках, ведь жил он в совершенно безопасном доме с одной входной дверью и законопаченными окнами. Вскоре вошла Жанна и сказала, что все в доме цело.

– Это мой маленький секрет, мистер Тайлер, – объяснил ему Джон, – от вашего дома это не зависит.

Но на все просьбы мистера Тайлера открыть свой секрет, Джон просто отказался и перевел разговор на машину времени.

– Вы похитили ее, чтобы узнать о машине времени, и она ничего не знает, а вот я знаю, и очень много интересного.

– Ну, говорите, спасатель, – сказал мистер Тайлер и поудобнее устроился в кресле.

– Машина времени самоуничтожилась...

– Что?! Мое гениальное изобретение? Этого быть не может!

– Может, если ее перегрузить...

– Но у меня же ни черновых записей, ничего, как я ее восстановлю... Один лишь закон, который я опубликую. Слушайте! Это о виртуальной массе: Синус и дальность полета дедуктивного индуктора лежит вне сферы воздействия магнитного поля пятиугольной тангенсальной призмы с интегралом лунной дисперсии в величину, равную самогенерации трансформаторного диода... Не гениально ли?

– Это все чушь! Вы, мистер ученый, не одурачите адвоката с Гарвардским образованием. Вы меня не надуете этим бессмысленным набором слов. Ваше адское изобретение...

Тайлер, ничего не поняв посмотрел на Джона.

– Я бы на вашем месте помолчал, мистер Тайлер. Мало того, что из-за вашей машины загублены жизни четверых ни в чем не повинных людей, но я обнаружил на вас маленький компроматик. Вы не сами изобрели машину времени, поэтому и не можете воспроизвести ее.

– Как так, да вы посягаете на мою интеллектуальную собственность! Я и в суд могу подать!

– А вот русский ученый Иванов не может! Он не лезет в твои дела. Он настоящий изобретатель, а ты просто покупатель чужих талантов. Тебе нужна карьера, как и любому другому американцу. Я стыжусь своей национальности из-за тебя, который может все купить и продать. Отпусти ее, ее ты не купишь. Я не дам! Отпусти! Я и дело завести могу!

И Тайлер с неохотой развязал руки Кассандры. Но только в гостиной Джон смог сказать Кассандре пару слов:

– Ты, Касси, наговорила бы ему всякой ерунды, спугнула бы, как ты всегда это делаешь, и без усилий бы, и без правды бы...

– А ты, Кеннеди, больше не вмешивайся в мою личную жизнь, ты мне не муж, чтобы бегать по пятам за мной. Я самостоятельная, я не потерплю ухаживаний. Ты мне не нужен.

И Кассандра повернулась и быстро вышла из дома Тайлера. Джон вообще-то уже привык оставаться без благодарности Кассандры за сделанное им, ему не раз приходилось подобное терпеть и раньше, но теперь что-то ныло в его душе и терзало его изнутри. Попрощавшись как джентельмен с джентельменом Джон тоже покинул дом мистера Тайлера, оставив ученого в грустном раздумии, не оставив ему иного выхода, кроме как смириться, ведь машина Тайлера противоречила законам души.

Все законы о виртуальной массе теперь ушли в вечность и, может быть, какой нибудь деспот лет через сто и придумает то, чего лишился Тайлер. Но теперь нет машины времени, надеяться остается, что и не будет больше! Только даживут свой век 4 героя истории: Жанна Д'Арк, Тутанхамон Ра-Хорахте, Джон Кеннеди и Ли Харви Освальд, люди, выброшенные на рубеж тысячелетий адской машиной.

Массовое сумасшествие доказано

Ли Харви Освальд... Неутомимая личность, не остановился он в психушке надолго... Этот молодой, хотя и неумный guy с антикоммунистическими наклонностями скоро нашел выход и из больницы.

Наш Освальд (известного происхождения) попал в одну палату с Джорджем Вашингтоном, Томом Джефферсоном и одним из многочисленных Сникерсов (в этой больнице как и везде было много жертв рекламы). Так вот, эти четверо решили как и любые нормальные психи сыграть в жмурки. Галил новенький, Освальд, но ему было не суждено поймать ни одного больного. На удивление трех психов Освальд прошел сквозь стену прямо в кабинет к медсестре. Бедная девушка чуть не лишилась дара речи и чувств, когда ее обхватил обеими руками молодой симпатичный псих с завязанными глазами, да и вошедший к ней не через дверь, а сквозь стену, словно привидение.

– Господи, работа в этой больнице меня доведет! – крикнула симпатичная медсестра и нажала на красную кнопку.

Освальд стоял, не понимая ничего: ни кто эта девушка, ни как он здесь оказался.

– Этот псих, кажется, уже довел меня, – сказал вошедший врач медсестре.

– И меня, – сказала она, – Этот псих вошел ко мне в кабинет через стену.

– Как?! Через стену?! Этого быть не может! У тебя расшаталась психика, Челси, он вошел только через дверь.

Но тут на удивление Челси и врача Освальд прошел сквозь дверь, не бравшись даже за ручку и исчез в коридоре.

– Эх, – воскликнул психиатр, – Массовое сумасшествие доказано в нашей больнице. Двое одну и ту же чушь не могут видеть. Это наша с тобой общая галлюцинация. Челси, ты молчи про это, я это запотентую. А потом докажу, что это был постергейт и получу еще больше денег за опровержение теории массового сумасшествия.

А тем временем Освальд смог почти беспрепятственно выбраться из психиатрической больницы, оставшись незамеченным. Он нашел свой транспорт у входа в злополучный супермаркет в целости и сожранности, и отправился в путешествие по Далласу в поисках своих жертв. Правда, теперь он был уже наученный опытом и знал, что какой-то потусторонней силой он попал в 2000 год и что его враг, Джон, оказался просто в лучших условиях. Не называя имен, Освальд показывал фотографию Джона во всех больницах и на всех проходных, дабы узнать, куда делась его жертва за 2 недели его безуспешного пребывания в лечебнице.

После нескольких дней таких скитаний в пустой голове Освальда сложилась довольно ясная картина: Джон теперь жил, скорее всего, в Чикаго, потому что отправился туда с двумя жителями этого города, но где, как, еще предстояло выяснить Освальду, и он отправился в Чикаго и нашел, где все-таки жил Джон. Он поджидал Джона в его же номере. А ничего не подозревающий Джон, правда с разбитой Кассандрой душой, возвращался домой от мистера Тайлера.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю