Текст книги "Жестокое сердце"

Автор книги: Нина Карноухова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– Мистер, Ра-Хорахте, самый наиглупейший вопрос, но сейчас я не уверен и в этом. До обеда был 1963.

– А вот и не угадал, – крикнул новый русский из стоящей сзади машины, давайте, не философствуйте, а двигайте машину, я вас и по столбу могу размазать.

– Терпение, мистер! – подшутила над ним Кейти с китайским акцентом.

– Но, мадам, я же опаздываю, уже полпервого, у меня свидание.

– Спроси у Джеффри Норриса, пусть он тебе объяснит, почему мы остановились и опаздываем в аэропорт, – крикнул новому русскому Тутанхамон и изо всей силы дернул рычаг, но машина, словно по чьей-то воле, поехала очень медленно.

– Ну, ты еще быстрее поехать не мог, вы что, президента везете город осматривать...

Тутанхамон дергал за рычаг еще и еще, но машина никак не могла прибавить ход, словно кто-то свыше руководил ей. А Кейти, успокоившаяся и оправившаяся от первого шока, рассказывала Джону о том, что с ним скорее всего произошло.

– Итак, он сидит в тюрьме Чикаго, а вершит наши судьбы в Далласе. 37 лет – это еще не много, во власти этого Джеффри тысячи и миллионы лет. Я сама такая же жертва этого человека, мой муж тоже, теперь и...

Но Кейти не договорила. Раздался громкий выстрел и Кейти увидела как стальная пуля вонзилась в мягкую подушку сиденья прямо между ней и Джоном.

– О, Боже! – вскрикнула Кейти, – Еще и он... Ну, Джеффри, твое слоновое чувство юмора оправдало себя... Это совсем не смешно...

– Кто этот он? – не мог понять девушку из будущего Джон.

Но тут опять раздался выстрел, и пуля бы попала прямо в Джона, как и было ему предписано историей, если бы Кейти не толкнула его в спину и он бы не наклонился.

– Я не пойму, кто стреляет? – повторил свой вопрос Джон.

– Твой убийца, – сказала Кейти Джону совершенно забитым голосом, сильно побледнев. Теперь ей предстояло открыть Джону последнюю страницу его истории в 1963 году.

Тут опять раздался выстрел, а за тем звук битого стекла. Когда же Джон и Кейти обернулись, чтобы посмотреть, что случилось, то они увидели высунувшегося из окна нового русского, с красным от злости лицом смотрящего на разбитые фары своего Мерседеса. Невольный смешок разобрал их обоих, чем они и разозлили водителя Мерседеса. Он начал заводить мотор, и неизвестно, по какому бы столбу он бы размазал старый открытый лимузин, если бы не... Молодой человек, на вид лет 25, с винтовкой в руках выскочил из здания книгохранилища, сбив с ног двух мирно болтающих у входа женщин. Он выстрелил в сторону лимузина, но опять промазал и попал в ворону, сидящую на светофоре. Полицейский, прибежавший на выстрелы в мгновенье попытался его остановить, но был безжалостно застрелен из винтовки. Молодой человек, прыгнул в Ягуар, стоящий у обочины дороги и крикнул громко на все услышания:

– All the Kennedys must be dead!

Но тут Тутанхамон сделала над собой усилие и так сильно нажал на педаль, что лимузин его взвыл, подпрыгнул в воздухе и помчался с огромнейшей скоростью в сторону Стеммонз роад.

– Чертовщина среди бела дня! – крикнул новый русский, но его снес с дороги убийца на Ягуаре, и шестисотый Мерседес нового русского с силой врезался в столб со светофором.

На улице стояла настоящая катовасия. Кто-то подбежал к убитому Освальдом полицейскому, кто-то успокаивать нового русского, наконец-то со спокойной душой готового купить новую машину, кто-то просто бегал взад-вперед по Хьюстон стрит, спрашивая прохожих, что произошло.

Конечно, убийца Джона Кеннеди, Освальд, был прекрасным стрелком, но никто не мог и предположить, что он мог еще и стрелять, управляя машиной, правда, не попадая в цель.

Дело приняло довольно серьезный характер: выезжая то на встречную полосу, то опять возвращаясь на свою, Тутанхамон с трудом уходит от пуль Освальда, тем самым, сохраняя в своей машине ценный груз, который он вез в Чикаго.

Но Ягуар Освальда, выпущенный совсем недавно, был намного проворнее и быстрее машины противника, и вот-вот неприятель мог с легкостью догнать и расстрелять всех, ехавших в машине, не пожалев даже ребенка.

Тутанхамон протянул Джону свой револьвер:

– Стреляйте, коли мы в Техасе. Только не убей его. Ответственность, однако.

А теперь и Освальду пришлось несладко от пуль Джона: ему тоже приходилось вихлять по дороге туда-сюда на удивление и шок проезжающих мимо водителей.

И эта опаснейшая для жизни и здоровья погоня не была не замечена местными полицейскими.

Три типичных представителя полиции Далласа стояли на обочине Стеммонз роад и делали вид, что штрафуют превысивших скорость. Они рассказывали друг другу анекдоты и глупые стишки, чтобы весело провести всемя. И так спокойно они бы и простояли, если бы не погоня. Полицейские еще издали увидели две несущиеся с огромной скоростью машины.

Тутанхамон, как соблюдающий закон гражданин и полицейский, остановился, чтобы показать документы.

– Штраф за превышение скорости, – крикнул один из копов.

Да, не избежать бы было Тутанхамону штрафа и расстрела, если бы Джон не провернул одну блатную шутку.

– Президентский лимузин, – гордо сказал Джон, – о каких еще штрафах речь идет.

И он достал из кармана пиджака свой паспорт, где все трое копов прочли написанные черным по белому слова: "Джон Фитцджеральд Кеннеди, президент США, 1961-1965 годы".

Все трое, словно по какому-то приказу, отступили от машины с широко открытыми ртами. И Тутанхамон, резко сорвавшись с места поехал дальше, а за ним и нагнавший преследователь, чуть не сбивший с ног трех обалдевших полицейских. Джон вынул из-за пазухи пистолет и продолжал стрелять по машине убийцы.

И все же одна из пуль попала в переднее стекло машины Освальда и на некоторое время вывела его из смертельно опасной игры. За выигранное Джоном время Тутанхамон и успел довольно далеко увести машину.

– Экстренно нужны психиатры, – сказал Тутанхамон Джону и Кейти. – Вон, видите, супермаркет, Там спрячтесь, а я пока с этим... с винтовкой разберусь, по нему психушка плачет.

– А я? Меня тоже могут забрать, – сказал Джон, – по паспорту я родился в 1917 году, откуда-то взялась и пометка – президент – а еще я не знаю, какой сейчас год.

– Просто вы прекрасно сохранились, мистер президент, – сказала ему Кейти и они вошли в супермаркет.

Но тут за их спинами опять раздались выстрелы и в супермаркет вбежал растерянный Тутанхамон.

– Мистер Кеннеди, Кейти, быстрее отсюда, я его тут за нос повожу.

– Но, мистер Ра-Хорахте, я могу разобраться со своим убийцей. Это мои проблемы, а не ваши. – вступился за Тутанхамона Джон.

– Мистер Кеннеди, я вас прошу, уберегите Кейти и ребенка! – уже властно приказал ему Тутанхамон, словно непослушному подростку.

И тут Освальд вошел в магазин с винтовкой в руках, и все трое разбежались по магазину, кто куда мог придумать. Остановила безжалостного убийцу лишь кассирша, схватив его за рукав.

– Эй, мистер, с пушкой в супермаркет не пускаем!

– Чего лепишь, старая корга, скажи лучше, Кеннеди не видела?

– Кого?... – кассирша посмотрела на него, словно на чокнутого шизофреника, запущенного до крайности и, не ведая собой, завизжала во весь голос словно увидела привидение и в ужасе отскочила.

Конечно, одному убийце нелегко искать в огромном супермаркете трех своих жертв: погонится за Джоном, а в него Кейти пиццу свежую, еще мягкую, кинет, погонится за Кейти во имя мести, а Тутанхамон веревку на пути протянет, тогда бедный Освальд погонится за Тутанхамоном, но Джон, наученный своими маленькими спасителями, разольет на пути Освальда целую банку жидкости для мытья унитазов, довольно скользкую и мерзкую. Освальд, наступив на нее, поскользнулся и растянулся на полу, выронив свою винтовку, которую Тутанхамон смог схватить ловким движением руки и довольно далеко убежать.

Тутанхамон унес винтовку в охотничий отдел, где и подменил все крупные патроны, на дробь для охоты на мелкую птицу. Когда же он возвращался с винтовкой назад, то увидел довольно странное зрелище: Освальд стоял посреди зала и раздавал какие-то предвыборные листки, прекрасно вписыающиеся в последние дни агитации перед президентскими выборами, с фотографией Джона. Некоторым отказывающимся он даже клеил эти листки на спины: надо же было от них как-то избавиться.

– Идиотство! – вслух высказал Тутанхамон свое мнение обо всем этом.

– Как тебе агитатор? – сказала подошедшая сзади Кейти с коляской.

Рядом с ней стоял Джон, явно недовольный ее выдумкой.

– Мы размножили фотографию Джона в 500 экземплярах, и Освальд под страхом смерти сорит этой мукулатурой, это мы чтобы тебя задержать.

– Твоя жена далеко пойдет, – успокоил Тутанхамона Джон. – Правда не всегда умно придумывает, но у нее прекрасное спонтанное мышление. Она себя и ближнего защитит всегда. А самое главное то, Тутанхамон, что спонтанное всегда лучше проходит, чем надуманное. Время умеет Кейти тянуть.

– Но это ненадолго, расходимся, а то винтовку скоро пойдет искать.

Тутанхамон воспринял слова Джона, но теперь он не мог думать о философии и смысле жизни, когда над ними висела опасность смерти. Тутанхамон всегда отличался тем, что в подобные минуты он никогда ни о чем не думал, как только о спасении всех, кто был в опасности.

Освальд же, увлеченный своей глупейшей работой, ничего не говоря, без коментариев, взял у Тутанхамона свою винтовку как саму собой разумеющуюся вещь и продолжал раскидывать бымагу.

И тут вдруг он вспомнил о своей незаконченной миссии. Бумага теперь не имела для него значения и была разбросана по полу, а сам он бежал по магазину в поисках своих жертв. Опять разлитая Джоном жидкость сделала свое дело.

Освальд, сидя на полу с винтовкой, смотрел по сторонам. С одной на него шел Тутанхамон с кухонным ножом, а с другой – его жертва, Джон, в револьвером. Освальд, недолго думая, начал медленно наводить винтовку на Джона. Теперь никто не мог изменить хода событий, все решали секунды, даже миллионные доли секунды.

– Нет!!! – крикнула увидевшая все это Кейти, стараясь как-то еще противодействовать неизбежному.

Но уже было поздно. Гулкий выстрел раздался на весь магазин. Пуля, горячая стальная пуля, неслась с огромной скоростью прямо на Джона, как будто вертясь в воздухе своей головкой и тонко свистя. Плазматический огонь расходился от нее во все стороны, она неслась, все ближе и ближе подлетая к своей жертве.

Джон видел, как медленно летела пуля, но ничего не мог с собой поделать. Он рванулся. И тут все замедленные доселе события потекли для него с необычайной быстротой. Он схватился обеими руками за шею, куда попала дробь, но не удержал равновесия и упал на свою правую руку. Вдруг адская боль поднялась в руке, боль сильнее той, которая была в его шее, поцарапанной дробью. Джон стиснул зубы и попытался подняться, но ему не удалось.

Джон почувствовал, что кто-то подошел к нему и подвел к виску холодный ствол оружия. Это был Освальд. Джон уже чуял, как пуля проходит сквозь его голову и он перестает чувствовать. Да, свершилась бы трагедия истории. Но сзади к Освальду подкрался Тутанхамон и в с силой ударил его утюгом по голове, что убийца без чувств упал на пол.

– Мистер Кеннеди! Что с вами! – взволнованно и в то же время жалостливо крикнула Кейти, в момент очутившись рядом с Джоном.

– Не смертельно, миссис Ра-Хорахте. Вот руку, похоже, сломал, да царапина на шее.

Но этот их жалостливый разговор прервал Тутанхамон:

– Быстрее, сюда кто-то психиатров вызвал. Они сюда, похоже, идут. Кейти, отведи его в поликлинику за углом, быстрее... Джону не нужны неприятности...

Кейти помогла Джону подняться, обвязала его шею шарфом, чтобы никто не заметил его раны, взяла его за здоровую руку и повела к выходу, везя между тем и коляску с сынишкой.

Джон шел словно в полутьме. Нет, не полученные телесные травмы действовали на это, его душа не могла смириться. Рана его в душе была огромнейших размеров и никто не мог остановить кровотечения, только Кейти своими словами легко прижигала ее. Он был разумом еще в 1963 году, а уже сильно влип в действия 2000 года. Многое вокруг него так резко изменилось, так все модернизировалось, что казалось Джону чудовищным. Лишь вспомнив рассказ Кейти о Тутанхамоне, Джон понял, что ему еще крупно повезло.

Что касается Освальда, то он стал уникальным экспонатом в одной из местных психушек.

Джона же подлечили в одной из клиник Далласа под местным наркозом, вправив ему вывихнутую руку, а в душу его Кейти вливала лечащий бальзам всю дорогу на пути в Чикаго, где ему суждено было начать свою новую жизнь.

Лимузин с огромной скоростью несся по дороге, оставляя Даллас, ковбойский южный город, который оставил не лучшие впечатления в памяти Тутанхамона, Джона и Кейти. Для одного это было место его заключения, для другого путешествие сюда закончилось гипсом на руке и потерей жены, детей и карьеры, а для третьего в памяти осталась лишь пренеприятнейшая авантюра. Что такое Даллас? Обычный город, каких на земле тысячи. Кому-то он нравится, а кому-то ненавистен. Суд здесь неуместен. Что же, жизнь бежит как дорога, ничего с этим не поделаешь. К Кейти снова вернулась радость жизни и любви, и глаза ее сияли прежним блеском, Джону нужно начинать новую жизнь, постигать заново непознанное, неведомое раньше, которое несомненно будет удачным... На это они и люди, чтобы жить, терять и начинать сначала. Свобода даст все. Дорога бесконечной лентой легла по американской земле, свободный воздух, свободная жизнь, свободная душа, как у орла, летящего высоко в небе с бегущими куда-то свободными белыми облаками.

13. ДЖОН ПРОТИВ КАССАНДРЫ

24 ноября... Ровно месяц остался до Рождества, а ничего толком еще не продвинулось. Мистер Уиндеграунд уже вторые сутки не выходит из кабинета прокурора Кассандры Армонти, которой уже давно надоело присутствие Тома.

– Сколько раз вам еще говорить, я не знаю, где ваши дочь и зять, кроме того, у меня и без ваших родственников по горло работы.

– Но вы же проверили только Вашингтон и Нью-Йорк. Они же не будут скрываться от нас в Белом Доме. Проверь Филадельфию, Майами, Лас-Вегас.

– Вы, видно, спали, мистер Уиндеграунд, когда я отправляла запрос.

– Ну спроси Джеффри, он оттуда, он скажет.

– Он ничего и никогда мне не скажет, ему зачем-то нужен адвокат, но я никогда не обеспечу ему такую роскошь. Ни один адвокат не согласится защищать его.

Но Кассандра взяла трубку телефона и все же велела привести Джеффри.

Джеффри начал свой монолог, сразу же войдя в двери:

– Сколько раз вам еще говорить, что я никому не скажу ни слова, пока мне, как и любому нормальному американцу, не предоставят адвоката.

– Ни один нормальный адвокат не станет губить свою карьеру твоим делом, – с язвой в голосе сказала Кассандра.

– Вы ничего не сделаете, пока я не получу возможность работать с адвокатом.

– Скажи, где моя дочь? – разъяренно спросил Том.

– Адвоката! – крикнул Джеффри, будто его собирались резать.

– Никогда! – провизжала Кассандра.

И тут со стороны двери все услышали звонкий голос:

– Я буду защищать его в суде, коли вокруг него камни, а не сердца.

В дверях стоял Джон, а за ним Тутанхамон и Кейти с ребенком на руках.

Джеффри сидел в кресле белее полотна и с ужасом смотрел на вошедших. Он не мог и предположить о таком исходе дела. Джеффри просто был уверен, что никто и никогда больше не увидит ни Кейти, ни Тутанхамона, ни, тем более, Джона. Он теперь сидел как провинившийся ребенок, каждую секунду ожидая, что Тутанхамон с яростью его спросит: "Что ты натворил в Далласе?" Но этого вопроса не следовало, будто бы все его разом простили и забыли его подлости. Том с радостью отца обнимал Кейти, своего внука, Тутанхамона, и его радости не было и конца. Кассандра смотрела на Джона, так неожиданно появившегося в ее кабинете, с ненавистью противника, похоже, не узнавая в нем президента Америки.

Том все же решил оставить Кассандру наедине с Джоном и Джеффри. И они всем счастливым теперь семейством покинули ее кабинет.

– Значит, нашелся-таки адвокатишко для этого маленького преступника, с язвой в голосе сказала Кассандра, когда все ушли.

Но Джон умел держать свое достоинство и защищать свое "я", он прекрасно знал уязвимое место любого зазнавшегося политика – власть свыше – и он пригрозил ей тем, что напишет прокурору штата о оскорблении его персоны Кассандрой.

– А я бы на вашем месте прошла и села, не стояла бы в дверях...

– Прекрасно, – сказал Джон, сняв свой плащ и отдав его Кассандре повесить на вешалку, после чего он прошел в кабинет, сел в ее кресло и, все еще показывая свое президентское превосходство над ней, поправил сдвинувшиеся га его шее бинты.

– Вы меня, похоже, недооцениваете, мистер...

– Кеннеди...

– Не так ли? – спросила Кассандра.

– Мисс...

– Армонти... – ехидно сказала Кассандра.

– Так вот, мисс Армонти, за свою жизнь я встретил немало тщеславных и самолюбивых прокуроров, нарушавших конституцию.

– Но я же честная американка! – крикнула Кассандра, – я лучший адвокат Иллинойса! Я не хочу, чтобы вы портили свою карьеру ради этого подонка!

– Во-первых, у меня карьеры нет, а во-вторых, какой же это подонок? Он подонок, потому что какой-то самоуверенный прокуроришко убедил в этом всю Америку.

После этих слов, сказанных Джоном, Джеффри немного подскочил на своем кресле и с горящими надеждой глазами посмотрел на Джона.

– Ты ничего не знаешь об этом сосунке, – начала заново нагнетать обстановку Кассандра, – ты никогда не жил в Чикаго, ты не знаешь, что здесь и новорожденный убийцей быть может.

– Знаете, мисс Армонти, – тверда стоял на своем Джон, – более самодовольного прокурора я не встречал никогда. Я старше вас, я имею богатый жизненный опыт и знаю человека по его глазам. Мне не наврешь, не обманешь. Я знаю, кто такой Джеффри и кто такая ты, и я готов к битве между гордым адвокатом и самолюбивым прокурором.

– Посмотрим, кто победит! – ехидно, как бы предопределяя свой успех ухмыльнулась Кассандра.

– Посмотрим, посмотрим, – сказал Джон, а потом добавил, – оставь меня с клиентом наедине и без подслушиваний.

Кассандра шмыгнула носом, показав этим свое недовольство, и в ответ получила:

– Я знаю всю конституцию наизусть, так что меня ты вокруг пальца не обведешь!

Она ничего не ответила. Только вышла и включила подслушивающий аппарат. Но Джон уже понял, на что способна эта женщина во имя правосудия, и решил обвести ее вокруг пальца. Он дал Джеффри бумагу и громко (специально для подслушивающего устройства) попросил Джеффри написать о своих родителях. Сам же взял еще лист и написал для Джеффри следующее:

"Джеффри, мы прослушиваемся. Вот мои условия. Причитай и запомни. У нас есть общий секрет: машина времени. Этот секрет и должен остаться секретом. Джон Кеннеди, спасенный тобой."

Джеффри, прочитав эту записку, кивнул головой, чем дал понять Джону, что он сохранит этот секрет в тайне. И тут в дверь заглянула Кассандра и спросила:

– Ну все, я могу начинать допрос?

– Давайте, начинайте! – тоном Джона ответил ей Джеффри, чем очень шокировал прокурора.

Джеффри попросили рассказать всю историю его жизни с начала и до конца. И вот что осталось в полицейском архиве:

"Итак, я орел с воробьиными крыльями. С пеленок рос словно раб своего отца, Макла. О матери я ничего не знаю: или она бросила отца, или она умерла в больнице, или сам отец убрал ее. Я даже не знал ее имени, хотя спрашивал его не раз. Я рос под дулом пистолета моего отца, словно заключенный: шаг влево, шаг вправо – расстрел, как лагерные в Советском Союзе, не лучше. Единственное, за что я благодарен своему отцу, так это то, что он научил меня точности. Мои игрушки были пистолеты, наручники, винтовки, чемоданчики с красными кнопками (игрушечные, к счастью), а куклы: вампиры, трупы, убийцы. Он хотел вырастить из меня хладнокровного убийцу, способного убить президента просто так, ни за что, просто похвастаться перед народом, какой ты герой и смельчак, ради понта. Каждый день рождения он дарил мне не клоунов, как всем, не зайчиков и даже не фотоаппарат, а очередную винтовку М-16 с пластмассовыми пулями или фильм про какое-нибудь убийство или заговор. Все мои сверстники читали прекрасные книги про пиратов, путешественников, принцесс, а у нас дома была одна единственная книжка, которую отец приобрел где-то в детстве, называется "Освальд. Путь к убийству Кеннеди" или что-то в этом роде, я ее недавно лишился и рад этому. Книжка была написана какими-то бульварными авторами, которые спешат писать о всякого рода сенсациях: убили кого – они рады книжку чиркнуть. Я скажу честно, эту книгу мой отец считал настольной, и я прочитал ее раз десять от корки до корки, естественно не по своей воле. Сказать честно, меня этот полуумный Освальд просто бесил, фантазии у него никакой не было, да и книга эта долбанная оказывала на меня не то воздействие, которое хотел отец. Я никогда не хотел никого убивать, меня пугала вскрывающаяся кожа и потоки крови, выпавшие из орбит глаза и человеческие мозги. Когда отец отдал меня в школу, я был каким-то отколышем от общества, никто меня не то чтобы не любил, но и не хотел познакомиться, я знал, никто не понимал хода моих мыслей: ведь не знал я ни одной нормальной детской книжки. Но со временем я нашел мальчишку, который был заинтересован тем же, что и навязывали мне. Но моя дружба была непродолжительной, потому что после того, как я дал ему свою грязную книгу почитать и он ее прочитал, я понял, что он садист. Так прошло мое серое детство. Что меня увлекало в средних классах, так это история, эта многоликая наука, я мечтал кончить школу, потом Гарвард и стать адвокатом или историком, или, что маловероятно, губернатором или даже президентом-демократом. Но между мечтой и реальностью стояла непробиваемая стена, которую возвел отец. Я имел всего доллар в день на карманные расходы. Но я не тратил деньги, а копил нужную сумму. Я хотел уехать в Даллас от всей этой чепухи и начать свою карьеру. Почему туда? Да я просто не знал других городов. Я бы и уехал, потому что деньги уже были собраны, но тут я встретил ее, Кейти, и она перевернула в моей душе все окончательно и бесповоротно. Я влюбился в первый раз в своей сознательной жизни в эту прекрасную непосредственную пятнадцатилетнюю блондинку с большими сияющими добром синими, словно море, глазами. Я только тогда понял, ради чего создана была моя жизнь, и я потратил все свои сбережения на подарок ей. Это была девушка, не похожая на всех других, она способна была выслушать и понять меня и однажды я собрался с духом и выплеснул ей всю свою душу. Я боялся, что она бросит меня, а она достала из своей сумки толстую книгу с надписью золотыми буквами и старинным переплетом. Это была "Война и мир". Я читал ее с фонариком под одеялом по ночам. И еще украл у нее вот этот листок, про князя Андрея под Аустерлицем. Такое небо... Это я, тот князь. Потом она давала мне и другие книги "Ромео", "Отелло", "Ярмарку тщеславия". Они все были такие интересные, но это небо Аустерлица "с плывущими по нем облаками" затмило все. Я ей своего "Освальда" тоже показал и она прочитала, и еще сказала, что ненавидит больше всего толпу в этой книге. Все было прекрасно, мы понимали друг друга, но отец, как всегда, все испортил. Нам было тогда по 18. Благодаря проделке отца, Кейти и встретила мистера Ра-Хорахте, влюбилась и вышла за него замуж, а я как всегда, ненужная вещь, тряпка, о которую можно вытереть ноги, остался один. Но отец, как ни странно решил помочь. Чарльз, прокурор, был его лучшим другом, так вот они и завели против этой парочки дело. А отец всеми силами собирался приспособить меня в мафию, чтобы я был с ним заодно, а я всеми силами отказывался, ведь я не хотел Кейти никакого зла. Но отец поставил меня в безвыходное положение своим ультиматумом: или я сотрудничаю с отцом, или мне крышка. Последнее не обещало счастливых перспектив, и я согласился. И вот однажды отец послал Кейти в Россию, я меня ее перехватить и арестовать, а ее муж поехал за ней и я был рад срыву плана. Ра-Хорахте купил яхту и они поплыли до Александрии, а я присоседился, чтобы сбежать от отца. Но уже рядом с Александрией случился шторм и каждый спасался как мог. Я спасся. Я шел по берегу и увидел Ра-Хорахте. Он нес на руках Кейти и сильно хромал. Я решил помочь ему, но высказаться по-культурному не сумел и оскорбил лишь его. Он бросился на меня своими обвинениями и унизил мое достоинство так, как никто раньше не унижал. Тогда я смог сделать самое страшное. Я столкнул его со скалы. Я стал страшным обманщиком перед Томом, Джеральдом и даже перед Кейти. Я не смог сказать ей в глаза, что я сделал. Ужасное чувство объяло мою душу, сердце сжалось до маленьких размеров и что-то крутилось во мне, готовое вырваться наружу. Я трус, я сбежал в Даллас, подбив Кейти ехать со мной. Даллас – город моей мечты, я всегда стремился туда, купил себе там я дом у наконец-то почувствовал себя взрослым человеком и хозяином. И все было бы прекрасно, но счастье нельзя силой держать у себя. Она предала меня. Она смогла сделать это, но я ее понимаю, сам виноват. Счастье не удержишь, если оно вылетает. Я был зол и гневен, узнав о предательстве, и готов был их всех, даже ребенка, расстрелять. Но это эмоции. Я смиряюсь с тем, что мне дают. Я успокоился. Бунт в тюрьме не поможет. Поймите меня, я просто хотел быть вполне хорошим, иметь человеческую жизнь, а вся толпа затоптать готова".

– Спасите, вытащите хоть вы меня из этой черной дыры! Мистер Кеннеди! крикнул Джеффри, окончив свой рассказ.

И со слезами он бросился на шею Джона, даже сделав ему больно.

– Спокойно, спокойно, – успокаивал его Джон. – Я не помогу тебе, если ты сам себе не поможешь. Ты должен показать им всем, что ты настоящий мужчина, а не хлюпик – садист, жестокостью готовый вершить на земле судьбы людей. Раскрой им свою душу.

– Он много слишком натворил, чтобы судья и присяжные сжалились над ним и сказали: "Невиновен", – или объявили хотя бы амнистию, – все еще держалась на своем Кассандра.

– У тебя железное сердце, прокурор, в этом все твои беды, что ты душу не видишь, а лишь проступки, – заключил о Кассандре Джон.

После того, как Джеффри увели они остались вдвоем, прокурор и адвокат, одни на поле боя. Первым заговорил Джон:

– Почему ты такая железная Кассандра? – спросил он первым перейдя на "ты".

– Джон, как будто ты не знаешь о жестокой жизни американца. Она научила меня этому. А раньше я была другой, такой, как Аннет, или как Кейти, радостной и счастливой.

– Неужто кто-то разрушил все это, а ты струсила, не стала искать опоры и выбрала самое легкое – уйти в железный черепаший панцырь.

– Это был Майкл Норрис..., – с трудом выговорила Кассандра, но почувствовав, что ее слушают и понимают, продолжила, – он разрушил мою жизнь, а никто меня не понял, все были увлечены своими делами, а я стала ненужной частичкой мира. Мы встретились, когда мне было 16, а ему 25, и полюбили друг друга так, что нельзя было представить, что мы когда-нибудь расстанемся. Он был крутой, интересовался всякими убийствами, а я восхищалась его крутизной. Он мне книгу про этого Освальда, о которой говорил Джеффри, читал мне каждый день, а я восхищалась его манерой. И все было бы прекрасно, но мы расстались из-за того, чтоб, Майкл ненавидел воспитанных детей. Я ждала от него ребенка и как-то раз мы обсуждали, как его будем воспитывать, Майкл предлагал садистские методы, предлагал читать ему "Освальда" по ночам, а я была против. Через месяц у нас была крупная ссора и я порвала с ним.

– А ребенок? – поинтересовался Джон.

– Ребенок родился. И когда я взяла его на руки – он так ласково посмотрел на меня своими большими зелеными глазками, такие чувства переполнили мою душу... Я поняла – он любит меня. Я тогда сказала ему, дала свой настрой на его жизнь: "Тимми! Ты обязательно станешь самым обаятельным и умным президентом Америки!" Он был очаровательный... Что-то от Тимми я нахожу в Джеффри, будто бы он его телесная копия. Глаза у него такие же. А вот душа у него не к телу. Ему измениться надо. Но ничего не поделаешь, Тимми умер, я с этим смирилась еще тогда, 20 лет назад. Я помню до сих пор скорбную маску сестры, сообщившей мне это. Они всегда надевают эти маски, чтобы сообщить о смерти, ведь не их родственник умер. Я тогда боялась идти домой, чтобы не стать жертвой маминых скандалов и не получить букет обвинений о том, что я хлюпик. Я уехала... в Минеаполис, где и кончила колледж и университет и стала такой, какая сейчас. Потом были Мичиган, Калифорния, Каролина, Джорджия, а потом, когда мне предложили родной Чикаго, я решила вернуться в этот преступный мирок моего детства. Все мои умерли: и мать, и тетя, осталась лишь маленькая Аннет, которая и наполнила меня той энергией, благодаря которой я смогла отплатить Майклу Норрису, этому бабнику. У него и с миссис Уиндеграунд роман, и со мной, и с мамашей Джеффри. Скольким он мстит... Но теперь настал мой звездный час... Преступники Чикаго не будут спать спокойно, – и тут она посмотрела на Джона и что-то переломилось в ней еще раз. – Я это тебе рассказала, Джон, потому что вижу, что доверяешь врагу, оппоненту, как друг.

– Ты, похоже небрежно относишься к дружбе. Ты должна быть правителем и совращать, а остальные плясать под твою дудку. Ты не на того напоролась. Я тебе просто так не сдамся. Или ты великих Кеннеди забыла? Я не игрушка поиграл и бросил. Я намного самолюбивей и гордее, чем ты думаешь. Дружба для меня не та показуха, что для тебя. Процесс решит для тебя все, я знаю.

– Не решит, – изменилась в тоне Кассандра, услышав о процессе, – потому что музыку заказываю я. Великую Армонти ты еще не пробовал на свой зуб.

– Тогда прощай, самолюбивый адвокат, но я не сдамся без боя, я никогда этого не делаю. Ты еще очень пожалеешь, что связалась с одним из Кеннеди.

И Джон, крепко сжав в здоровой руке ручку своего дипломата, куда он успел стащить пару документов о машине времени со стола Кассандры, вышел, не закрыв за собой дверь. Теперь Кассандра осталась один на один со своей душой. Разные, совершенно несовместимые мысли бились в ее голове и сменялись с огромной частотой.

"Я не могу вести это дело... Со мной что-то случилось, во мне что-то сломалось... Сломал это гордый Джон, оно не само... Во мне всегда все словно по струнке стояло, а тут зашаталось... Что же это, что он со мной сделал. Неужели вся моя карьера пошла к черту, неужели я не буду больше такой твердой. Неужели он вынул маленький винтик из моего железного панцыря, и сейчас все начнет ломаться, неужели я останусь голой, без доспехов... Он сумел чем-то растопить мою душу... какую силу он во мне пробудил... Он горячий, как огонь, стойкий как глыба. Кто научил его этому. Ясно, не Гарвард. Кем он был... Что он делал... Нет... Это не любовь. Я никого никогда не любила кроме Майкла, я не могу ему изменить... Я его любила всю жизнь... И чтобы какой-то Джон... "Ты не знаешь великих Кеннеди"... Знаю я этих демократов... А этот самозванец не только лезет в их карьеру... Он самозванец в моей душе. Забыть всю эту чушь! Держаться и не сдаваться. Я обязана выиграть дело. Никакой Джон не сломит меня. Я буду, как и была жестоким диктатором... О, это мне когда-то нравилось".