Текст книги "Мальчик из Ленинграда"

Автор книги: Нина Раковская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Часть шестая

Сборы

Солнце еще не взошло, небо было светло-серого, серебряного цвета и луна, как стеклянная кривая дужка, висела над крыльцом, когда начались в детдоме сборы. В спальнях складывали матрацы, подушки, одеяла, выносили их во двор, где стояли арбы и дрожки с полотняным верхом. Мальчики выводили из сарая осликов и запрягали их. Мы наспех позавтракали в столовой и пошли на кухню – там тётя Феня раздавала ребятам помидоры, огурцы и хлеб на дорогу. На крыльце тётя Оля примеряла ребятам шляпы с широкими полями – соломенные, полотняные и даже бумажные колпаки с козырьками, которые она вчера наклеила с девочками.

Надо было торопиться. Решили выехать как можно раньше. Ехать в горы надо было целый день, голой пустыней, под солнцем, а вчера большой градусник, который висел на окне канцелярии, в полдень поднялся чуть ли не до пятидесяти градусов. Какая же тогда жара в пустыне будет? Испечёмся…

Я, Иргашой, Ваня Маслов, Гоша Остров, Зорька и ещё трое ребят из четвёртого класса договорились ехать вместе на последней арбе. Когда Ваня впряг в арбу своего любимца Фоку, мы спохватились, чем прикрыть Фоке голову. Ведь здесь все извозчики своим лошадям шляпы надевают, если далеко едут. Мы даже примерили Фоке свои шляпы, но Зорька сбегала к тёте Оле и достала настоящую дамскую соломенную, с широкими полями, прорезала в ней дырки для ушей и надела на Фоку.

Пока мы привязывали верёвками подушки и одеяла к арбе, Партизан влез на белую акацию, срубил четыре большие ветки, приладил к арбе… И наша арба превратилась в зелёную беседку на колёсах. Затрубил пионерский горн. Это Садыков созывал ребят. Мы стали рассаживаться. Ваня уселся на тюк под самой большой веткой, как богдыхан под опахалом. Рядом с ним пристроился в белом платке, как в чалме, Гоша Остров. У них в ногах присела Зорька с зелёным листком на носу. Листик она заранее прилепила на нос, чтобы от солнца кожа не лупилась. Они с мамой всегда так делали, когда загорали на пляже.

Осип Петрович проверил, как уселись ребята, и сел на дрожки, где уже сидели Садыков, учительница Вера Михайловна и тётя Феня.

– Уезжаем! – кричали ребята. – До свидания, тётя Оля! Прощай, детдом!

И арбы тронулись.

На арбах

Было ещё рано и потому прохладно. Колёса нашей арбы сильно скрипели, будто жаловались. Арба тряслась мелкой дрожью, подпрыгивала от каждого камня на дороге, но я не жаловался, терпел – так мне хотелось увидать хлопковые поля, кишлаки, горы. Мне ещё ни разу не пришлось побывать за городом.

Мы переехали мост, на котором Славка дал продавцу рваный рубль, свернули налево. Минуты две ехали переулком, таким узким, что арба еле помещалась между заборами, цеплялась за них колёсами. Потом дорога стала шире. Домики с заборами и садами исчезли, и мы выехали на равнину, которая, как серо-жёлтый платок, покрывала всю землю до самого горизонта.

Кое-где зеленели сады, и они казались наклеенными клочками моха. Возле них, как игрушечные, еле виднелись заборы и дома с плоскими крышами.

Это и были кишлаки – здешние селения.

Ребята затеяли спор, я не слушал их и не отрываясь смотрел на равнину. Вдали поднимались лиловые горы. Вершины их сливались с небом, и от этого горы казались мне громадной дождевой тучей.

Хотя долина с горами и кишлаками была вся одинаковая, смотреть на неё было не скучно. Земля всюду покрылась от зноя глубокими трещинами. Возле дороги росли низкие растения с листьями, похожими на колючки и шипы. По синему небу пролетали серые птицы с зелёными перьями на крыльях. Это, кажется, утки. Как тут медленно и низко они летают!

А вот вдали синей лентой мелькнул арык. Вдоль арыка снова потянулись кишлаки с садами.

Я провожал глазами птиц, глядел на кишлаки и чувствовал, что становится невыносимо жарко. Солнце светило так ярко, что в глазах у меня стали прыгать жёлтые и зелёные пятна. Я посмотрел на ребят. Ваня сидит красный как рак. У Гоши из-под чалмы пот струйками льётся. У Зорьки глаза совсем слиплись, а лист на носу весь сморщился – высох.

И ветки нашей зелёной беседки тоже поникли, завяли.

«Вот это жара! Когда же приедем?» – думал я.

Наверное, уже три часа мы ехали, а горы будто отодвинулись, стали выше, темней. Неужели ещё долго придётся ехать? Мне казалось, что даже кости и внутренности у меня стали горячие и трясёт теперь невыносимо. Лучше пешком идти, чем так ехать!

– Ваня, спрыгнем! Пойдём пешком!

Мне пришлось орать во всё горло, чтобы перекричать скрипучую и тряскую арбу.

Партизан ничего не ответил, уткнулся в тюк с подушками и лёг ничком рядом с Гошей. Зорька тоже места себе не находила, то вставала на колени, то голову клала на тюк. Одна Иргашой с довольным видом сидела, поджав под себя ноги.

Караван наш двигался вперёд и вперёд.

В полдень, когда я ослеп от солнца и оглох от скрипа колёс, мы подъехали к старой чайхане, которая стояла у дороги. Перед чайханой росли три громадных карагача, даже толще того, который был в Коканде. Возле журчал глубокий арык. Осип Петрович велел сделать припал. Я едва доплёлся до террасы и повалился на кошму. Терраса была большая, но места всем не хватило, и старшие ребята ушли отдыхать под деревья.

В чайхане мы провели часа три, поспали, съели помидоры и огурцы, которые тётя Феня дала на дорогу. Мы с Партизаном искупали Фоку и сами искупались в холодном арыке. Правда, течением унесло Фокину шляпу… Но зной уже спал, и караван наш снова тронулся в путь.

Долго ещё ехали мы однообразной голой пустыней. К вечеру на дороге всё чаще стали показываться зелёные кусты и холмы.

Дорога начала подниматься в гору. Арба поехала медленнее. Потом дорога пошла на спуск. Ослик побежал веселее. Арба опять затарахтела и остановилась.

– Что такое? – заинтересовался я, привстал и увидал, что дрожки и все четыре арбы тоже остановились.

– Приехали! Приехали! – кричал кто-то на передней арбе.

Я спрыгнул с арбы, побежал вперёд и увидал двухэтажный глиняный дом без окон, с большими террасами на втором этаже. В ушах у меня всё ещё тарахтела арба, скрипели колёса. Но как тут было хорошо! Дом с террасами стоял посреди большой долины, такой зелёной, будто её только что окрасили и она не успела высохнуть, вся блестела. Серые горы загораживали до половины небо. Кругом была тишина и прохлада, и мне показалось, что дом с террасами провалился в глубокий зелёный колодец.

Джунгли

Я вместе с ребятами таскал тюки с подушками по крутой, как пожарная, лестнице на верхнюю террасу, а когда спустился вниз, увидал Зорьку с Иргашой. Они направлялись куда-то от дома.

– Вы куда? – крикнул я.

– В поле! – ответила Зорька. – Пойдём с нами!

Она показала в сторону гор, на высокие зелёные заросли.

– Настоящие джунгли! – удивился я и побежал за девочками.

Будто гигантский ландышевый лес стоял перед нами. На толстых стеблях с листьями в мой рост качались метёлки с золотисто-жёлтыми крупинками. Я сорвал одну крупинку, раскусил её. Она по вкусу была совсем как гречиха. Метёлки тоже были как у гречихи, только крупнее и гуще.

– Это джугара, – объяснила Иргашой, – крупа такая. Разве не помнишь? Иногда тётя Феня из неё кашу варила.

По джугаровому полю проходила борозда, и мы гуськом пошли по ней. Ландышевые листья закрыли нас с головой. Вскоре мы очутились на площадке, где рос зелёный низкий кустарник. На кустах висели красные шары величиной с блюдце.

– Это помидоры! – воскликнула Зорька. – Громадины! Попробуем их?

– Уже всё посажено и поспело! – удивился я. – А что же мы будем делать?

– Как это – что? – сказала Иргашой. – Это первый урожай. Разве не знаешь, что у нас в Узбекистане овощи по два, а то и по три раза сажают и урожай три раза снимают?

Девочки пошли меж помидорных кустов, а я остановился. Передо мной поднимались горы. Впервые увидал я их так близко, и они поразили меня. Словно из глубины земли вылезали серые голые камни и громоздились до неба. Кое-где в них, словно нарочно, воткнули зелёные деревья и кустарники. Над серыми горами висело солнце, как круглый малиновый шар. Такого солнца я тоже никогда не видал.

Я пристально смотрел на малиновое солнце, на горы. И вдруг мне показалось, что я стал маленький, с песчинку, что у меня, как в сказке, стали уменьшаться руки, ноги.

Солнце упало на зубчатые вершины, покатилось по ним, как по лесенке, и стало так быстро тонуть за горами, как будто его тащили на верёвке вниз.

Когда солнце пропало, небо над вершиной всё вспыхнуло, будто его подожгли снизу. Небо горело сперва оранжевым заревом. Потом оранжевое зарево закрыл малиновый бархатный занавес. Бархатный занавес стал лиловеть, превратился в золотой, потом в зелёный. Но уже не бархатный, а атласный.

Я всё стоял на краю джугарового поля, глядел на небо и удивлялся.

Небо над горами менялось, как в театре, и я решил: сейчас из-за гор выедет Золушка на колеснице из тыквы, вылетит маленький Мук в заколдованных туфлях, а с ним и все другие волшебники. Но горы стали сереть. С неба кто-то убирал и зелёные и малиновые занавеси. Небо стало некрасивое, а горы – синие. Поле тоже стало одинаковым, серым.

«Где же Иргашой и Зорька? – вспомнил я. – Куда они спрятались?» Я стал звать их, кричать. Никто не откликался.

Я опять повернулся к горам. Они уже слились в сплошные громады. Стали опять красивые, но страшные, чёрные и неприступные.

«Теперь там ни одной живой души, – подумал я. – Только звери рыщут».

И вдруг на середине чёрной горы блеснул огонёк.

Мигнул и погас.

В лагере затрубила пионерская труба. Зорька и Иргашой бежали ко мне. Мне показалось, что они прибежали издалека, из чужой страны. Зорька подала мне большой помидор, такой тёплый, будто его только что ошпарили кипятком. Это он от узбекского солнца так нагрелся.

Когда мы вернулись к дому с террасами, было почти темно. «Как быстро наступает в горах ночь!» – удивился я.

Перед домом никого не было. Ребята забрались на террасы. Оттуда был слышен голос Осипа Петровича. Около серых валунов, нагнувшись над казаном, стояла тётя Феня. Под казаном тлели угли. Тётя Феня Окликнула нас.

– Выскребайте из казана остатки, – сказала она. – Куда от ужина убежали!

Иргашой половником выскребла казан и наложила нам полные пиалы шавли – узбекской рисовой каши с морковью и луком. Мы сели ужинать на землю. Воздух был уже совсем холодный. Зато земля такая горячая, будто её только что прогладили утюгом. Мы ели кашу и слушали, что говорит наверху на террасе Осип Петрович.

Он говорил, что работать мы начнём завтра. Бригада рабочих, которая приехала сюда в марте, засеяла огород, сняла первый урожай – лук, редиску, репу и морковь – и вчера утром переехала на другую долину. Теперь мы полные хозяева. Надо сразу перекапывать свободные гряды, засевать их второй раз.

– Весь урожай, который мы соберём в нашей долине, будем возить в Коканд, в госпитали… Я знаю, тут среди вас есть немало ребят, которые мечтают о подвигах. На словах мечтают или на деле? Это мы увидим. Ребят разобьём на бригады. Бригады будут соревноваться. Кто станет лучше работать, тот на деле покажет свою любовь к Родине. Тот будет настоящим патриотом! Урожай в госпитали отвозить станете сами. Словом, с сегодняшнего дня мы с вами настоящие работники фронта. Бойцы!

Вера Михайловна стала читать списки бригад, выкликала ребят по именам. Дошла очередь до меня.

– Юлик Семёнов!

– Здесь! – крикнул я.

Осип Петрович вместе со здешним бригадиром, старым узбеком, сошёл вниз, они стали совещаться, а нам велели укладываться спать.

Когда по деревянной лестнице я вскарабкался наверх, на террасу, у меня мурашки по спине забегали, так тут было холодно. Это со снежных вершин спустился сюда холод. Ребята стелили на полу, на открытых террасах, кошмы. Я лег на свою кошму рядом с Партизаном, закутался ватным одеялом, долго дрожал, потом согрелся. Я уже засыпал, но вспомнил про горы, опять открыл глаза, чтобы поглядеть, какие они стали, и увидал на большой горе снова огонёк.

«Интересно, кто это живёт на горе?» – подумал я.

Красные цифры

После завтрака мы разбились на бригады, захватили лопаты, грабли, совки и отправились на участки. Бригадиром у нас была Иргашой. В бригаде со мной работали Зорька, Партизан, Гоша. Нам отвели участок между помидорным полем и джугаровыми джунглями, там, где я вчера любовался горами. Я поглядел на них и опять обрадовался. Днём они стали другие – весёлые, приветливые. До самых вершин их покрывали, как царапины, тропки. А на зелёных склоках ходили овечьи стада.

Оказалось, в нашей долине было четыре зелёных поля с высокой джугарой, кукурузой, тыквой и помидорами, да ещё много гряд с луком, редиской, морковью. А остальную землю надо было заново засевать.

Ребята в соломенных шляпах разошлись по всей долине.

Мы перекапывали гряды узбекскими лопатами – кетменями. Кетмень похож на широкую кирку. И взрыхлять им землю надо по-особенному – будто лёд колешь. Земля тут очень плодородная, но твёрдая, как камень, потому что воды мало.

Когда наша гряда была готова, мы с Иргашой пошли за свекольной рассадой в парники. В парниках, за домом, работал бригадир – маленький, как карлик, смуглый и добродушный узбек.

– Твой умеет свёкла сажать? – спросил он у нас. – Корешок рвёт, вода купает, земля сажает…

Старичок показывал, как надо сажать рассаду. Он сел на корточки около нашей гряды, ловко отщипывал ногтями розовый свекольный корешок, окунал его в ведро с водой и опускал в лунку. Скоро и мы научились так же управляться с рассадой.

На соседнем участке, где работал Славка, сеяли узбекский горох – маш, мелкий-мелкий, как зелёные дробинки.

Слева ребята разделывали гряды под огурцы, фасоль, красную репу.

А далеко в поле Садыков с ребятами сажал кабачки и синие баклажаны.

Я поглядывал на Славкин участок. Он тоже косился на мою гряду, а когда его бригада кончила работу раньше и отправилась обедать, задиристо крикнул:

– Эй вы, отстающие! На буксир не желаете?

– Молчи, воображала! – рассердилась Зорька. – Заважничал! Покажем ему после обеда, какие мы отстающие. Правда, ребята?

Мы решили обогнать к вечеру Славкину бригаду. Посадили первую гряду и тоже пошли на площадку перед домом обедать. За обедом ребята рассказывали новости. Здесь всем понравилось. Узнали, что за домом есть бассейн, вроде бочажка, куда вода стекает из арыков. Будет где купаться! Ребята, которые ходили с Садыковым на дальние участки, рассказывали про здешних громадных ящериц-желтопузов, похожих на змей. Ребята думали, что это жёлтые ужи греются на солнце, а когда подошли поближе, желтопузы выпустили маленькие лапки из-под брюшка и уползли. Рассказали ребята, что у подножия горы много тутовника, ежевики и дикой алычи – мелкой сливы. Всё уже поспевает. А до подножия горы совсем недалеко. Говорили, что, кроме нас, ни одна душа здесь не живёт. Только в горах, откуда воду в долину пускают, поселился водный техник. Его ребята встретили у подножия горы – он высокий, молодой, в шляпе грибом. На днях обещал приехать в лагерь. Велел получше смотреть за арыками, не засорять их.

После обеда тётя Феня дала нам по огромной морковине, прямо с гряды. Морковь была сладкая, но не оранжевая, как наша, а ярко-жёлтая, с зеленоватым отливом.

Пришёл Осип Петрович, Садыков, Вера Михайловна. Они были в поле, смотрели нашу работу и всех похвалили.

– Ну, ребята, если каждый день будете работать, как сегодня, Красная Армия вам благодарность объявит! – сказал Осип Петрович.

На площадке перед домом стоял столб со щитом. Видно, это была доска соревнования. Мы решили тоже записывать на щите свою выработку. До вечера мы перекапывали гряды, высаживали рассаду. А когда солнце стало опускаться, небо сделалось малиновым, на поле засверкали узкие зеркальные полоски – это по арыкам потекла вода. Она текла быстро, с напором, будто кто-то подгонял её, как дворник метлой. Арыки заполнились водой до краев. Наши гряды стали темнеть, впитывать влагу. Наверное, техник, которого ребята видели у подножия горы, открыл шлюз.

Интересно бы попасть к нему на гору!

Только к ужину мы вернулись в лагерь. Бригадиры мелом написали на щите нашу выработку: кто сколько гряд вскопал, засадил. На первом месте была бригада Садыкова. Мы всё же догнали Славкину бригаду: были наравне.

Я стелил на террасе постель, укладывался спать, когда заметил, что внизу возле щита крутится Славка. Луна взошла, на площадке было светло, как днём. И я увидал, что Славка быстро рукавом смахнул что-то с доски и написал снова.

– Эй! – крикнул я сверху. – Плутуешь?!

Славка живо спрятался за дом. Мы с Партизаном скатились по лестнице вниз и видим: так и есть, Славка свою выработку стёр и написал цифру в два раза больше.

– Вот фокусник! – возмутились мы.

Прибежали Зорька, Иргашой и другие ребята. Когда старшие ребята увидали Славкину проделку, они засмеялись:

– Это как в басне: ври, да знай меру! Он бы ещё больше прикинул!

– Проучить его надо! – возмущался Ваня.

– Разве это игра! Он теперь повадится плутовать! – сердилась Зорька.

А Славка, видно, сам испугался и смирно вышел из-за дома.

– Да что вы, ребята, – сказал он миролюбиво. – И пошутить нельзя! Я для смеха это сделал! Для потехи.

Удивительный плут был Славка.

– Раз вы шуток не понимаете, этого больше не будет! Ясно?

И, хотя он ещё долго прикидывался шутником, мы ему не поверили. Я сбегал наверх. У меня в вещевом мешке лежал ещё ленинградский красный мелок. Этот мелок я передал Иргашой, которую мы выбрали старшим учётчиком по всем бригадам за её честность.

– Теперь не будешь плутовать! – сказала Иргашой Славке.

Мы ещё поругали его и ушли спать.

В тот день мы так устали, что, хотя луна светила прямо в лицо, я тут же уснул.

Наутро прибежал первым на гряды и расстроился:

– Иргашой, Партизан, Зорька! – закричал я. – Всё пропало. Завяла наша свёкла. Пересаживать надо!

Ботва лежала на земле вялая, как мёртвая. Неужели не приживётся?! Ваня успокаивал меня. Иргашой смеялась. Они оказались правы: дня через два от земли, от корешка, показались новые тёмно-красные листики.

А ещё через неделю вся долина была засеяна, и всходы покрыли зелёными ковриками гряды. Мы гордились ими, берегли маленькие растения. Даже разговаривали с ними, как будто они понимали наш человеческий язык.

– Смотри, свёкла, не выпустишь к утру новый лист, соседку твою прополем, а ты живи с сорняками!

Свёкла слушалась нас и выпускала лист.

Особенно любила такие разговоры Зорька.

– Зачем ты, свёкла, тянешься вверх? Глупая! Про корешок забыла? Толстей, старайся.

У каждого растения, как у человека, оказался свой характер. Старик узбек учил нас:

– Лук не трогай пальцами! Лук – гордец… А свёкла – лентяйка. Ты её за корешок расталкивай. И морковке помогай!

По совету старого узбека мы раскачивали корешки свёклы и моркови. Земля расступалась и не мешала им толстеть. Сперва ребята смеялись над нами, говорили, что мы испортим урожай. А потом стали советоваться со старичком.

Он всё знал. И тоже разговаривал с овощами, как с живыми. У нас появились свои любимчики. Я особенно любил одну морковку. Она росла не по дням, а по часам и к концу лета, правда, стала крупней всех в поле.

Гриша Русанов

Прошло ещё две недели.

Жили мы в долине, как на необитаемом острове. Но это даже нравилось нам. Раз в неделю приезжал к нам из города на арбе почтальон Рахим, двенадцать! – летний мальчик. Он привозил в долину газеты и письма. Мы с Партизаном сразу принимались читать газеты. Делали вырезки и вывешивали их на стене на нижней террасе. Там висела у нас карта. И мы, советуясь с Садыковым, передвигали красные флажки, которые обозначали линию фронта. Разные вести шли оттуда.

– Бьём фашистов, – радовались мы. – Смотри, опять наступаем! Скоро Харьков возьмём…

– Сколько же до Киева остаётся? – волновался Партизан.

Ребята подолгу стояли перед картой, отыскивали родные города. Страшный коварный враг напал на нас. Много ещё прольётся крови. Уже который месяц бьются защитники Севастополя. А теперь в каждой газете пишут о Сталинграде…

Однажды почтальон Рахим привёз мне письмо от Гали. Она писала с дороги, что едет с санитарным поездом на запад. Мне хотелось ответить ей… Но адреса она мне не давала. И, наверное, потому и Галя и Коканд – всё казалось мне здесь таким далёким. Как будто уже сто лет живём мы тут. И никто не найдёт нас в этой долине, никто не придёт сюда…

И вот однажды мы возвращались с Зорькой с поля: несли в корзине листья для осликов – они вместе с нами жили в долине – и остановились возле дома.

У террасы стоял спиной к нам незнакомый человек и разговаривал с Осипом Петровичем. Незнакомый был очень длинный и худой.

– Кто такой? Откуда такая каланча явилась? – шёпотом сказала Зорька.

Приезжий был в широкополой войлочной шляпе грибом, в брезентовой куртке и брезентовых сапогах. Из Коканда он, что ли, к нам прибыл? Мы с Зорькой поставили корзину на землю и стали слушать, о чём длинный говорит с Осипом Петровичем.

– Одну бригаду ребят, – говорил он, – надо обязательно выделить для надзора за водой. Пусть ребята следят за арыками. Это обязательно. Самых дельных надо к воде поставить.

– У нас все дельные! – улыбнулся Осип Петрович.

– Это хорошо, – ответил приезжий. – Ну, а одного, самого дельного, я хочу выпросить себе на гору.

«О чём это он говорит?» – удивился я. Его голос показался мне знакомым. А человек посмотрел на гору. Как раз в ту сторону, где по ночам светился огонёк. «Вот оно что! Значит, водный техник приехал. Интересно!» Тут приезжий обернулся. Я увидел узкое загорелое лицо с длинным носом, совсем ещё молодое, и крикнул:

– Гриша! Русанов!

– Семёнов! – Он сгрёб меня в охапку.

Осип Петрович и Зорька смотрели на нас и улыбались. Гриша смеялся. А я торопился, рассказывал, как отстал тогда на сортировочной станции от школьного эшелона. Говорил ему про санитарный поезд, который отрезал наш состав. Спрашивал Гришу, куда увезли наших ребят. Ведь высокий приезжий был мой прежний пионервожатый, с которым я выехал из Ленинграда!..

– Ты с нашей школой, с нашими ленинградскими ребятами в долину приехал? – спрашивал я.

– Я сам сейчас не знаю, где они, – ответил Гриша. – Я довёз школу до Алма-Аты, а потом где только не был… Полгода на фронте сражался. Ранен был. Лежал в госпитале у вас в Коканде. Теперь получил отпуск и вот решил во время отпуска поработать в горах. Ну и встреча! А ты знаешь, сколько хлопот мне задал? Куда только я запросы ни посылал, где только ни справлялся!..

Мы с Гришей не могли опомниться. Вот так встреча!

– А мама твоя где? – спросил он меня.

Я отвернулся. Гриша хорошо знал маму. Она часто приходила в школу.

– Мама у нашего Юльки герой, – вмешался Осип Петрович. – Она в партизанах. Скоро мы с ней связь установим… А Юлька тем временем здесь трудовыми подвигами отличится…

Гриша обнял меня за плечи. Ему было жалко меня.

– Хочешь, возьму тебя в помощники? Будешь жить со мной на горе.

Мы оба стали просить Осипа Петровича отпустить меня на гору. Гриша говорил, что без помощника ему не обойтись, что за этим он сюда приехал. Осип Петрович сперва предлагал в помощники мальчика постарше. Наконец мы уговорили его. Тут Гриша свистнул, и из-за дома вышел ослик, вроде конька-горбунка, ростом чуть выше овчарки, светло-серый, с чёрным пятном на лбу. Ослик толкнул Зорьку, она испугалась, замахала на него веткой, а ослик потянулся мордой и сорвал с ветки листок. Зорька вскрикнула. Мы засмеялись. Я оттащил ослика за уши от Зорьки.

– Собирайся скорей, – сказал Гриша. – Мне спешить надо, я своё хозяйство надолго оставлять не могу.

Я сбегал на террасу, засунул в вещевой мешок трусы, майку, сунул ложку, зубную щётку, полотенце. Всё, кажется?

Прощаясь, Осип Петрович велел мне через неделю-другую обязательно возвращаться.

– Я сам его вам доставлю! – сказал Гриша.

Осип Петрович обнял меня. Мы с Зорькой долго трясли друг другу руки.

– Достаточно! – сказал Гриша и велел мне садиться на осла.

Я сел и засмеялся: будто на игрушечную деревянную лошадку уселся. Хотел даже слезть, а Гриша говорит:

– Ну-ка, подвинься! Я сзади сяду!

– Что ты! Спина у него сломается! – испугался я.

– Не беспокойся, это вьючный осёл. У такой породы спина прочнее, чем у лошади.

И Гриша уселся позади меня, хлопнул ладонью по животу осла. Осёл, как заводной, тронулся – мелко-мелко начал перебирать ногами. Мы отъехали шагов двести и только тогда я понял, что в самом деле уезжаю.

– Постой! – попросил я Гришу. – Я сейчас!

Я спрыгнул с осла, вернулся к террасе, где всё ещё стоял Осип Петрович, глядя мне вслед.

– Осип Петрович!

– Ты что же вернулся? – улыбнулся он. – Раздумал?

Я замялся.

– Садковый от меня привет! – попросил я.

– Охотно!

– Вере Михайловне… И Партизану с Иргашой.

В тот день Иргашой и Партизан ушли на самый дальний участок полоть кукурузу… Жаль! Я написал нм прощальную записку: «Привет от путешественника. Ваш благородный друг на время покидает вас, но будет хранить в своем сердце. Юлька».

Для такого необыкновенного случая требовался красивый, а не будничный язык. Я отдал записку Осипу Петровичу и побежал к Грише, который ждал меня на повороте. Опять сел на ослика, ударил его босыми пятками, как шпорами, и мы тронулись.