Текст книги "Сбежавшее лето"
Автор книги: Нина Бодэн (Боуден)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
7 ЖАРЕНАЯ СВИНИНА И ЯБЛОЧНЫЙ ПИРОГ
Сначала она не решалась повернуть голову, или, верней, была не в силах, а только стояла, словно окаменев, не отрывая глаз от куба.
– Ни с места, иначе тебя ждет смерть! – крикнул детский голосок, и она пришла в себя. А присмотревшись, увидела близнецов Полли и Аннабел. Их носы были так плотно прижаты к стеклу, что превратились в белые пуговицы.
Она бросилась к двери. Сверху дверь была закрыта на задвижку. Близнецы, хихикая и подталкивая друг друга локтями, с интересом следили за ней, пока она, взобравшись на стул, пыталась дотянуться до задвижки.
– А что ты здесь делаешь?—спросила Аннабел, как только она впустила их в лавку.
– Опять ворует,– торжественно возвестила Полли.– Она ведь воровка!
– А воровать нельзя, правда, Полли?
– Мы, во всяком случае, ей помешали.
– Бедная сиротка! – горестно заметила Аннабел.– Никто не научил ее тому, что можно делать и что нельзя.
Мэри, глубоко вздохнув, с шипением выпустила из себя воздух. Такими словами Саймон, наверное, объяснил им ее поступок. Какое унижение!
– Не бойся, бедная сиротка!—снисходительно улыбнулась Полли.– Успокойся. Мы никому не скажем.
– Я не воровала! – Мэри произнесла это с такой яростью, что они отступили, а взгляд их круглых глаз стал робким.– Я понимаю, что вы не ожидали увидеть меня здесь,– уже более спокойно продолжала она, – но ничего странного в этом нет. Саймон решил показать мне кое-что из вещей вашего дяди. Например, арфу и музыкальную шкатулку...
Она не рискнула пойти за ним в подвал, боясь, что они последуют за ней, а, подойдя к лестнице, крикнула:
– Саймон! Саймон! Полли-Анна здесь.
– Что?—Он подбежал к лестнице.– Что случилось?
– Пришли Полли с Анной,– беспомощно повторила она в надежде, что он закроет дверь в то помещение, где сидел Кришна, и что тому не придет в голову пойти за ним.
Саймон взбежал наверх.
– Чего раскричалась? Не могла просто сказать?—обрушился он на нее и, оттолкнув, загнал близнецов обратно в лавку.– Что вам здесь надо? Вы же знаете, что вам сюда вход запрещен. Трогаете вещи...
– Нас впустила она,– сказала Полли.– Она тоже трогала.
– Брала вещи в руки.
– Рассматривала их.
– Они решили, что я хочу что-нибудь украсть,– объяснила Мэри.
Саймон с минуту смотрел на нее, словно сомневался, не собиралась ли она в самом деле так поступить. Она не отвела глаз.
– Извини!—покраснев, сказал он.
– За что ты извиняешься?—спросила Анна.
– Ни за что.
– Но ты же сказал «извини»!—Анна стояла между ними, попеременно глядя то на Мэри, то на Саймона.– Ты что, наступил ей на ногу?
– Нет.– Саймон сконфуженно улыбнулся, посмотрев на Мэри.
Она улыбнулась ему в ответ, но Анна, желая привлечь к себе внимание, дернула ее за рукав.
– Ты понимаешь, почему он извинился?
– Да.
– Почему?
– Он извинился за то, что плохо подумал.
– Он тебе сказал?
– Нет. Я сама догадалась.
– О чем ты догадалась?
– Это секрет.
– Я обожаю секреты.– Анна сунула свою теплую, шершавую ручку в руку Мэри.
– Я тоже,– объявила Полли.
– Что ж, когда-нибудь у нас с вами будет общий секрет,– сказала Мэри, улыбаясь Саймону и подумав ни с того ни с сего о том, как было бы хорошо, если бы у нее тоже были две забавные младшие сестренки, которых можно было бы дразнить и с кем можно было бы иметь общие тайны. И рассказывать разные истории...
– Скажи нам про твой секрет сейчас,– сказала Анна.– Мэри, пожалуйста.
– Если хотите, я расскажу вам одну историю в которой тоже есть тайна,– предложила Мэри.
– Только про фей нам не надо,– заявила Полли.– Мы любим про людей.
– Ладно,– согласилась Мэри.– Однажды жила-была девочка-сирота. Ее родители погибли в страшной авиационной катастрофе – от них не осталось ничего, кроме зубов да горстки обгорелых костей,– и ей пришлось перебраться в дом ее слепого дедушки и злой тетки...
– Тетка была строгой?
– Не просто строгой, а жестокой! Она ее била и кормила только остатками да объедками...
Дрожащим шепотом Мэри поведала им о синей бутылочке с надписью «Яд», о том, как злая тетка пробиралась в спальню сироты, чтобы смотреть на нее, когда она спала, и следила за ней, когда она болела, в надежде, что она умрет, не позволяла ей заводить себе друзей, забирала у нее игрушки...
Округлив глаза и тяжело дыша, близнецы слушали ее, не перебивая.
– А в конце она убила ее? —вдруг спросила Полли.– Девочка убила свою тетку?
– На ее месте я бы обязательно убила,– сказала Анна.– Я бы ее застрелила! Бах! Бах!
– Ну и кровожадные! – усмехнулся Саймон из глубины лавки.
– По-моему, не убила.– А Мэри-то надеялась, что Саймон не слушает.– Но кончилось все вот чем: девочка убежала туда, где никто не мог ее найти. На необитаемый остров или что-то в этом роде.
– А ты хочешь убежать, Мэри? Ты ведь тоже сирота? – спросила Полли.
– Если кто сейчас и побежит, так это вы,– вмешался Саймон.– Знаете, который сейчас час? Уже около двенадцати, и мама ждет нас к обеду.– Он посмотрел на Мэри.– Может, ты тоже пойдешь с нами? Если ты голодна...
Поскольку она сама сказала ему, что тетя Элис морит ее голодом, то отказаться было неловко.
– Но я должна вернуться домой к половине второго,– сказала она.
– Вернешься,– пообещал Саймон.– По воскресным дням мы обедаем рано.
– Есть люди, которые очень любят выдумывать, вот в чем беда,– сказал Саймон, когда они шли по набережной. Близнецы бежали впереди и не могли слышать их разговора.
Мэри стало не по себе, но лишь на секунду. Он имел в виду не ее, а Кришну. В телефонном справочнике Лондона оказалось очень много Пателей, но ни один из них не жил на Бэкингем-пэлес-террас.
– Подожди делать вывод,– возразила Мэри.– Может, его дяди нет в справочнике.
– Да, это старый справочник,– согласился Саймон и вздохнул.– Понимаешь, Бэкингем-пэлес-террас находится в районе Белгрэвии, где расположены все посольства и живут только очень богатые люди.
– Кришна говорит, что его дядя богатый.
– Если хочешь знать, я этому не верю,– фыркнул Саймон.
– Почему?
– Потому что все иммигранты бедняки,– снисходительно объяснил Саймон.– Это общеизвестно. Поэтому они сюда и едут.
– А вдруг он разбогател, с тех пор как приехал?
Саймон пожал плечами.
– Ты хочешь сказать, что Кришна врет?
– Не совсем. Скорее, врет его дядя.
– Не понимаю.
Саймон помолчал. Он ссутулился, засунул руки в карманы, нахмурил лоб. И сказал с расстановкой:
– Я верю, что у него в Лондоне дядя, но то, что он богат и ездит на «кадиллаке»,– чепуха. Он, по-видимому, написал им, что разбогател, и хвастался... Люди часто так делают. Выдумывают, чтобы придать себе вес...
Но Мэри, которая лучше других должна была понимать справедливость его слов, возмутилась:
– Сам ты выдумываешь! Откуда тебе все это известно? Как тебе не стыдно! Я расскажу Кришне, что ты про него говоришь!
– И поступишь подло. Я ведь тебе это сказал по секрету.
Мэри посмотрела на него, встретила приветливый, честный, взволнованный взгляд, и ей стало стыдно.
– Вот почему ты сказал, что мы не можем послать письмо,– догадалась она.– Ты решил, что его дядя не живет по тому адресу, который он назвал, и побоялся, что письмо попадет в чужие руки?
Саймон огорченно кивнул.
– Именно такой адрес он и должен был сообщить. Он, наверное, думает, что в Лондоне все живут возле Бэкингемского дворца.
Саймон прав, думала Мэри. Во многих вещах он разбирается гораздо лучше нее. Но с другой стороны, квартира ее родителей была как раз недалеко от дворца, а они вовсе не принадлежали к числу очень богатых людей. Что же касается Бэкингем-пэлес-террас, то эта улица вполне могла оказаться и бедной...
– Можно съездить и посмотреть,– предложила она.– Я могу хоть завтра поехать в Лондон. В копилке у меня есть деньги, попрошу тетю Элис дать мне с собой поесть, скажу, что проведу весь день на пляже...
Саймон пнул камень ногой.
– Твоя поездка может оказаться и напрасной. Вдруг ты его не найдешь?
У него был такой расстроенный вид, он так беспокоился, так согнулся от обрушившейся на его плечи тяжести, что у Мэри лопнуло терпение:
– Если нет, тем хуже для него. Да не беспокойся ты, Саймон...
И Полли, которая остановилась их подождать и услышала ее слова, вдруг подтвердила:
– Беспокойное он существо, как говорит наша мама!
– Мама говорит, что непонятно, от кого он унаследовал эту черту,– добавила Аннабел.
Мэри тоже не могла понять этого, когда очутилась в «Харбор-вью». Обитатели этого дома явно не умели беспокоиться, и уж, во всяком случае, их мало волновали шум и беспорядок. Узкий коридор был весь забит колясками и игрушками, большими картонными коробками и даже ведром, наполненным до краев водой, словно кто-то готовился к гонкам с препятствиями. В глубине дома собралась вся семья: двое младенцев, мама, бабушка и рослый мужчина в рубашке с короткими рукавами, отец Саймона,– догадалась Мэри. А когда Саймон, она сама и Полли-Анна тоже уселись за большим круглым столом в крохотной комнатушке, их оказалось целых девять человек, и они все разом принялись галдеть, стараясь перекричать радио, из которого неслись звуки военного марша, исполняемого вроде сразу несколькими духовыми оркестрами. Несмотря на громкие голоса, Мэри так и не смогла разобрать, кто что говорит, но поняла, что ее, по-видимому, представляют, потому что трое взрослых кивнули ей и улыбнулись, а Саймон, убрав со стоявшего в стороне стула вещи, придвинул его к столу.
Стол был накрыт к обеду, но по нему ползал старший из младенцев и, хватая ножи и вилки, сбрасывал их со стола. Единственным, кто это заметил и кого это беспокоило, оказался Саймон, который снял младенца со стола и посадил в детский стульчик. Лицо у него при этом было сосредоточенно-хмурым. Он дал младенцу ложку, которой тот принялся громко стучать, а сам начал собирать разбросанные ножи и вилки. «Человеку аккуратному, который любит, когда вещи лежат на месте, в таком доме живется нелегко»,– подумала Мэри.
Ей же самой все это было очень по душе. Никто не велел ей пойти вымыть руки, никто не спросил, чем она занималась все утро. Поставили перед ней целую тарелку жареной свинины с овощами и продолжали весело, но неразборчиво кричать друг на друга, пока Саймон, поднявшись с места, не выключил радио.
– Вот так-то лучше,– заметил его отец.– Теперь хоть можно слышать самих себя.
– Молчание – золото,– добавила мама.
– И стоит недорого,– сказал Саймон.– Только повернуть выключатель, и все.
– А я и не заметила, что радио было включено,– удивилась мама Саймона.
Это была бледная, худенькая, миловидная женщина в переднике. Кого-то она напоминала, но кого, Мэри вспомнить не могла.
– Пока его не выключили,– расхохотался мистер Трампет.
– Кричать нужно, только если хочешь развить свои легкие,– назидательно заметил Саймон.
Но гомон продолжался.
– Наелась, Урсула?—спросил отец Саймона.
– Ее зовут не Урсула, а Мэри! – крикнула Полли.– Она сирота.
– У нее нет ни братьев, ни сестер,– добавила Аннабел.
– Иногда и мне хочется, чтобы у меня их не было,– заметил Саймон.– Перестань дуть в молоко, Полли, противно смотреть.
Его мать улыбнулась Мэри и положила ей на тарелку сочные, хрустящие шкварки. Мэри поняла, что она сделала это из чувства жалости к сироте, и, хотя улыбнулась в ответ, почувствовала, что кусок застрял у нее в горле.
Полли, украсив себя молочными усами, принялась пускать пузыри. Анна посмотрела на Саймона и захихикала.
– Противно смотреть! – повернулся он к матери.– Они совершенно не умеют себя вести.
– За всем не уследишь, сынок,– спокойно отозвалась она. Саймон залился краской, заерзал на стуле и вдруг выпалил:
– Но ты и не пытаешься следить. Ты позволяешь им делать все, что они хотят: разговаривать с набитым ртом, разбрызгивать молоко...
– Саймон! – сказал его отец.
– Глупый Саймон!—заметила Анна.– Он так говорит из-за Мэри. Он думает, что она принцесса.
Полли загоготала, как ненормальная, и принялась раскачиваться взад и вперед.
Саймон с силой втянул в себя воздух и покраснел еще больше. У него был такой вид, будто он вот-вот взорвется.
– Саймон! Саймон! – ласково позвал его отец.
Саймон медленно и тихо выдохнул. Не глядя по сторонам, он встал и начал собирать пустые тарелки. Потом вынес их из комнаты, ногой прикрыв за собой дверь.
– Он считает, что мы его унизили.– Отец Саймона потряс головой и сделал вид, будто смахнул с глаз слезу.
– Какой обидчивый! – заметила бабушка.
Она надула губы и скосила глаза, как оскорбленная герцогиня, и близнецы – щеки у них блестели, словно румяные яблоки,– захохотали, стуча зубами о край стакана с молоком.
– Не понимаю, откуда он набирается этих идей,– недоумевала миссис Трампет.– Мэри, не сомневаюсь, готова принять нас такими, какие мы есть, правда, Мэри?
Мэри не знала, что ответить, поэтому только улыбнулась. А про себя подумала, что они поступают некрасиво, обсуждая Саймона за его спиной, но, когда он вернулся с огромным яблочным пирогом в руках, его мама сказала:
– Спасибо тебе, мой родной. Не знаю, что бы я делала без тебя.
Пирог был сверху облит коричневым сахаром, а по краям из него сочился бледный яблочный сок. Мэри съела сначала один кусок, а потом и второй. Когда ей предложили третий, она с сожалением покачала головой.
– Ты уверена, что больше не хочешь, милочка?—почти так же заботливо, как тетя Элис, спросила миссис Трампет.
– Совершенно уверена, спасибо,– ответила Мэри.– Больше я не могу.
И как только произнесла эти слова, вспомнила, что ей придется еще раз есть. Она посмотрела на часы. Шел второй час, а в половине второго ей предстояло сесть за стол обедать.
– Ты себя хорошо чувствуешь, милочка?—забеспокоилась миссис Трампет.– Ты что-то побледнела.
Через полчаса эти слова повторила и тетя Элис:
– Ты себя хорошо чувствуешь, милочка? Ты что-то побледнела.
Мэри посмотрела на стоявшую перед ней тарелку с жареной свининой – светлое мясо и хрустящие темно-коричневые шкварки – и почувствовала, что к горлу у нее подступает тошнота.
Крепясь изо всех сил, она была в состоянии лишь ковырять у себя в тарелке.
– Я так и знала, что нельзя тебе было давать этих сэндвичей,– сокрушалась тетя Элис.
Поверх очков посмотрел дедушка.
– Знаешь, Мэри, многие дети были бы рады такому обеду! Например, голодающие дети в Африке.
– Ну и отдайте его им! – сказала Мэри и вспомнила мальчика из Африки, который хотя и не умирал с голоду, но был бы совсем не прочь съесть сейчас тарелку жареной свинины.– Возьмите и пошлите в посылке!– добавила она, и мысль о том, что, знай они истинное положение вещей, они как раз бы именно это и сделали, заставила ее расхохотаться.
А начав смеяться, она никак не могла успокоиться. Свинина и картофель, которые она не успела дожевать, вылетели у нее изо рта прямо на тщательно натертый воском стол тети Элис.
Можно просто умереть со смеху...
8 НАПРАСНАЯ ПОЕЗДКА
Понедельник оказался таким солнечным и жарким, что даже тетя Элис не стала возражать, когда Мэри утром заявила, что в обед поест на берегу. Правда, к ужасу Мэри, она добавила:
– Может, и мы попозже присоединимся к тебе, милочка, сегодня такой погожий день.
Но, к счастью, дедушка за завтраком два раза чихнул, и тетя Элис решила, что они никуда не пойдут, поскольку дедушка, вполне возможно, уже простудился.
Поэтому, как только с завтраком было покончено, Мэри отправилась на железнодорожную станцию. Денег у нее хватило не только на обратный, билет, но еще осталось двадцать два шиллинга восемь пенсов, которыми она надеялась рассчитаться за такси от вокзала до Бэкингем-пэлес-террас.
На счетчике же оказалось всего два шиллинга и шесть пенсов, когда такси остановилось на улице, где стояли высокие белые дома с большими окнами и внушительного вида подъездами.
– Вы уверены, что это тот самый адрес?—спросила Мэри.
– Вы сами мне его дали, мисс,– пожав плечами, ответил таксист. У него было хмурое лицо, а на носу сбоку красная шишка, похожая на маленькую сливу. Когда Мэри вылезла из машины и заплатила ему ровно столько, сколько показывал счетчик, он еще больше нахмурился. Тогда Мэри порылась в кошельке, дала ему два пенни, оставив себе ровно двадцать шиллингов, и сказала: «Большое вам спасибо за оказанную любезность», как всегда говорил дедушка, когда давал кому-нибудь на чай. Таксист посмотрел на пенни, усмехнулся, ответил: «Благодарю вас, ваша милость», поднял флажок, означавший, что машина свободна, и уехал.
Мэри посмотрела на дом номер четыре по Бэкингем-пэлес-террас. Мраморные ступеньки вели вверх, к тяжелой, черного лака двери. Сбоку торчали пуговки звонка, и около каждой из них была начищенная до блеска медная решетка. Мэри медленно поднялась по ступенькам. Она знала, что ей предстоит, нажав пуговку звонка, говорить в решетку, и почему-то это казалось ей гораздо более страшным, нежели постучать в дверь и ждать, пока кто-нибудь откроет.
На двери было пять пуговок. Возле четырех верхних не было никаких указаний, но рядом с нижней пуговкой висела табличка: «Привратник». Мэри помедлила, потом тихонько нажала.
Ничего не произошло. Она подождала с минуту, потом нажала сильнее. На этот раз открылась подвальная дверь и кто-то сказал:
– Да?
Мэри посмотрела вниз. Там стояла женщина, у которой был довольно устрашающий вид: она была очень высокая, с длинными черными волосами, большим крючковатым носом и с черной повязкой на глазу. Второй ее глаз сверкал яростью. «Как женщина-пират»,– подумала Мэри.
– Мистер Патель здесь живет? —спросила она.
– Не понимаю,– помотала головой женщина.
– Мистер Патель,– медленно повторила Мэри.– Он... Он черный.
Женщина опять помотала головой. Потом улыбнулась, обнажив целую челюсть золотых зубов.
– Иди сюда,– сказала она и махнула рукой, зовя Мэри за собой.
Пока Мэри спускалась по ступенькам вниз, женщина повернулась к двери и заговорила с кем-то внутри на непонятном языке.
Мэри замешкалась, боясь войти вслед за женщиной в подвальную комнату и чувствуя нелепость своего положения. Саймон, как всегда, оказался прав! Она поняла это, как только такси остановилось. Здесь могли жить лишь богатые и знатные, а не бедняк-иммигрант.
Саймон не сомневался, что дядя Кришны бедняк, а в письме домой он солгал...
А может, и Кришна лгал? Он вполне на это способен. Его рассказ о приключениях во время путешествия в Англию слишком увлекателен для того, чтобы в него поверить... А богатый дядя, наверное, то же самое, что ее злая тетка, решила Мэри. Все это он, видно, сочинил.
И как только она пришла к этому решению, ее снова охватил страх. Вдруг страшная черная дверь откроется, кто-нибудь выйдет и закричит: «По какому такому праву ты звонишь и беспокоишь людей? Нет здесь никаких бедных иммигрантов...»
– Спасибо,– крикнула Мэри вниз, но, по-видимому, никто ее не слышал.
Она пошла по улице прочь от дома, но непонятный страх снова подстегнул ее, и она опять бросилась бежать.
Поэтому к тому времени, когда две португалки из квартиры в подвале решили, наконец, что девочка, вероятно, интересуется индийским джентльменом с верхнего этажа, Мэри уже повернула за угол, и ее след простыл...
Квартира родителей Мэри находилась в большом доме возле Гайд-парка. Поднявшись на лифте, Мэри достала ключ, который всегда хранила в маленьком закрывающемся на «молнию» карманчике в своей сумочке. На мгновение, как раз перед тем, как открыть дверь, ее охватило волнение при мысли, что она входит в свой дом...
Но лишь только она переступила порог, чувство это исчезло. Внутри совсем не было похоже не только на свой, но и вообще на чей-нибудь дом. В узком коридоре было темно и холодно и непривычно пахло чем-то сладким и в то же время лежалым, вроде воска и пыли.
На коврике возле двери валялись письма. Мэри подвигала их ногой, любопытствуя, нет ли чего-нибудь интересного, но письма были в скучных конвертах с адресом, напечатанным на машинке. Проспекты и счета – решила она и вдруг словно услышала голос отца: «Счета, счета, одни счета...»
Эти слова он произносил за завтраком почти ежедневно. Когда Мэри была маленькой, ей казалось, что они ужасно бедные, но с возрастом она стала понимать, что он брюзжал по поводу денег, только чтобы досадить маме. А мама, в свою очередь, чтобы досадить ему, то и дело жаловалась на то, какая у них скучная жизнь. Иногда мама не обращала внимания на его недовольство и продолжала спокойно пить кофе и читать газету, как будто его и в комнате не было, но порой она выходила из себя и кричала на него, допытываясь: а он на что рассчитывал? За все ведь приходится платить, не так ли? И тогда отец тоже начинал кричать и кричал до тех пор, пока мама не вставала и не выбегала из комнаты, хлопнув дверью...
Мэри вздохнула. И правда, куда спокойнее ей живется у дедушки и тети Элис, подумала она, но тут же устыдилась своей мысли и снова вздохнула.
Она отворила дверь в гостиную. Шторы были опущены, в комнате было прохладно и сумрачно, как и в прихожей. Мебель стояла на своих местах, но картины исчезли – от них остались одни пятна на стенах,—и книг не было на полках. Мэри вздрогнула, но не потому, что ей стало холодно. Комната была такой пустой, похожей на салон, в котором демонстрируют мебель. Словно никто здесь не жил и жить не будет...
Из гостиной дверь вела в спальню ее родителей. Кровать была укрыта от пыли простыней, дверцы гардероба распахнуты настежь. Мэри заглянула в гардероб и убедилась, что он пуст. Ни одежды, ни обуви...
Затаив дыхание, она распахнула дверь в свою комнату и несколько минут стояла неподвижно, осматриваясь. Все было на месте, как в день ее отъезда: лошадь-качалка, письменный стол, книги, игрушки – все когда-то такое дорогое ее сердцу, но по какой-то неведомой причине сейчас не имеющее к ней никакого отношения. Словно эти вещи принадлежали кому-то другому. Девочке из сочиненной ею истории.
Ощущение это было не из приятных. Пытаясь прогнать его, она громко рассмеялась и тронула лошадь за нос. А когда лошадь, заскрипев, качнулась, вспомнила, как прошлой зимой, когда родители куда-то ушли, сидела на ней верхом и держала, чтобы было веселее, вырывающегося из рук, шипящего от ярости Ноакса.
– Ноакс!—крикнула она и побежала на кухню. Кухня с ее желтыми стенами и большим окном, которое выходило на пожарную лестницу, была самым приятным помещением в квартире. В окне была сделана специально для Ноакса форточка, чтобы он мог выходить и входить, когда ему заблагорассудится.
Она еще раз окликнула его, не надеясь, что он появится. Ей были известны его привычки. Всю ночь и большую часть дня он гулял, возвращался домой к вечеру, чтобы поесть и отоспаться, а потом снова уходил на улицу. Мать Мэри пообещала попросить соседку во время их отсутствия ежедневно заходить к ним в квартиру и кормить его.
Поэтому хотя Мэри и позвала его, она никак не ожидала услышать ответ. И когда до нее донеслось мяуканье, оно было таким тихим, что ей подумалось, не ошиблась ли она.
Раздалось еще одно «мяу». Она обернулась и увидела, что из-под газовой плиты вылезает какая-то тень.
Она смотрела и не могла поверить своим глазам. Это был Ноакс, но как он изменился! Его когда-то блестящая шубка стала тусклой и пыльной, и переднюю лапу он волочил по земле. Она опустилась на корточки, и он, хрипло мурлыкая, потерся головой об ее ногу. Она погладила его: одни кости!
Она оглядела кухню. На глаза ей попались два его блюдечка: одно для молока, другое для мяса. Они были пустые и покрыты пылью. «Черт бы ее побрал!» – сказала она, но, хотя и разозлилась, в глубине души не очень была удивлена. Этого и следовало ожидать. Мама забыла. Она была так занята сборами, что Ноакс вылетел у нее из головы.
В обычных обстоятельствах это не имело бы большого значения. Кот вроде Ноакса мог бы прокормить себя, ловя птичек и мышей и отыскивая остатки пищи у мусорных ящиков. Но при условии, что он здоров. А у Ноакса повреждена нога.
– О Ноакс, милый мой Ноакс,– причитала она, взяв его на руки и обнаружив, что он не только позволил поднять себя, но и не пытался вырваться.
Она подержала его на руках, потом осторожно поставила на пол.
– Тебе нужно поесть,– решила она,– тогда ты сразу почувствуешь себя лучше.
Она нашла в буфете банку сгущенного молока, открыла ее, налила немного молока в блюдечко и развела его водой. Но когда поставила блюдечко рядом с ним, он не сделал ни единого движения.
– Пей,– уговаривала она.– Пей, мой глупышка!
Она посадила его к себе на колени и пыталась покормить из ложечки, но молоко текло мимо, пачкая шерсть и ее руки.
– Если ты не будешь есть, дурак, ты умрешь!—вскипела она, всерьез испугавшись, и тогда он, словно поняв ее, повернул голову и шершавым язычком слизнул каплю молока с ее пальца.– Вот видишь! – восхитилась она и почти тем же тоном, каким говорила тетя Элис, когда Мэри съедала весь рисовый пудинг, спросила:—Понравилось?—Она окунула палец в молоко и дала ему облизать.
Большая часть молока стекла на пол, но несколько капель попали ему в рот, и ей показалось, что он сразу повеселел. Когда она спустила его на пол, он уселся, пошатываясь, и принялся слизывать молоко с шерсти.
Она поискала корзинку, в которой он обычно путешествовал, и нашла ее в кухонном шкафу. В ней было полно каких-то пыльных тряпок и жестянок с воском. Она вытряхнула жестянки и тряпки прямо на пол и постелила на дно корзинки чистое полотенце. Ноакса она заберет с собой, и тете Элис придется примириться с его присутствием в доме. Может, тетя и не любительница кошек, но не выгонит же она Ноакса, раз уж он там появится, и поскольку он к тому же болен, то может, и вообще его пожалеет. Тетя Элис любит о ком-нибудь заботиться, а Ноаксу сейчас как раз требуется забота...
Беда только в том, что, если она явится домой с Ноаксом, они сразу поймут, что она была в Лондоне. И хотя она могла бы объяснить, что ей вдруг ужасно захотелось повидать Ноакса, и ее желание, быть может, и не покажется им странным, тем не менее они жутко обидятся из-за того, что она уехала из дому украдкой, не предупредив их.
Особенно тетя Элис. Она наверняка заплачет и скажет: «Мэри мне не доверяет. Это моя вина. Мне следовало бы самой предложить ей привезти кота!»
Укладывая Ноакса в корзинку, Мэри ежилась от досады. Так не хотелось огорчать тетю Элис, хотя тетя и не отличалась большим умом. Но ничего не поделаешь! Прежде всего Ноакс!
Только сначала надо отнести его к ветеринару.
– Да, здорово ему досталось,– заметил ветеринар.– Похоже, он попал под машину.
Ноакс, ни на что не реагируя, неподвижно лежал на столе, больше похожий на старый меховой воротник, чем на живого кота. Он пискнул, только когда ветеринар потрогал его лапу. И больше ни звука.
– Помните, когда мы были у вас в прошлый раз, вам пришлось, перед тем как осмотреть, завернуть его в одеяло?—сказала Мэри.– И все равно он сумел вас оцарапать.
– Разве? Теперь уж, боюсь, ему это не под силу. Бедный старичок!
– Ноакс совсем не старый,– возразила Мэри.– Просто он боевой кот и побывал во многих передрягах. Поэтому-то у него рваное ухо и один глаз не видит.
– И не все зубы,– добавил врач.– Да, многое повидал он на своем веку. Из тех битых, за кого семь небитых дают... Знаешь, по-моему, лучше...– Он остановился и спросил: – Ты можешь оставить его здесь и попросить зайти ко мне твою маму?
– Моя мама умерла,– не задумываясь, ответила Мэри.
– Ага. Понятно.
Ветеринар был в нерешительности. И в ту же минуту Мэри поняла, о чем он думает. Щеки у нее вспыхнули, голова закружилась, от гнева ей стало даже дурно. Хотелось кинуться на врача, кусаться и царапаться, но она сдержалась. Ухватившись за край стола, она спокойно и холодно заявила:
– Я принесла его не убивать, а лечить!
– Понятно,– нерешительно откликнулся ветеринар.– Просто иногда человечнее...
Больше он не смотрел на Мэри, а осторожно и ласково ощупывал Ноакса, и глаза у него были полузакрыты, словно он пытался, сосредоточившись, понять, что ему говорят его пальцы.
Мэри сделала глубокий вздох. Нельзя выходить из себя, прежде всего надо помочь Ноаксу.
– Вы знаете, он очень здоровый кот. Сейчас он, конечно, плохо выглядит, но, честное слово, он ужасно сильный.
Ветеринар ничего не ответил.
– Разве можно согласиться на смерть друга? —убеждала его Мэри.– Пусть даже не человека. Конечно, для вас он просто кот, но для меня он Ноакс.
И чтобы перестать плакать, она вспомнила, как ее мать уехала отдыхать и бросила Ноакса на произвол судьбы.
«Если Ноакс умрет, я с ней никогда больше не буду разговаривать!»– решила она. И в полном отчаянии сказала:
– Если вы не знаете, как его вылечить, так и скажите. Я тогда понесу его к другому врачу.
Удивленный ветеринар вскинул глаза, и в эту секунду Ноакс, вытянув шею, куснул его за палец. Ветеринар выругался и усмехнулся.
– Ладно,– вдруг согласился он.– Вижу, что бойцовский дух в нем еще жив. Но лапу ему придется отнять. Пользы от нее не будет, а сейчас она источник инфекции. Только помни, я не обещаю, что он выживет. Но если за ним как следует ухаживать, то надежда есть. Последнее время он, по-видимому, жил в плохих условиях, да?
Мэри кивнула головой. Она могла бы объяснить, что она не виновата, но зачем? В груди у нее сидел тугой комок, глаза жгли слезы.
