Текст книги "Поцелуй русалки (ЛП)"
Автор книги: Нина Блазон
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
Однако, самым главным, что прибыло с транспортом, оказался мешок, полный газет и писем из Немецкой слободы – Иоганн засиял, как медный пятак, узнав на одном из писем размашистый, немного детский почерк Кристины. Бумага пошла пятнами и помялась, вероятно, в пути она намокла и снова высохла, но буквы распознавались хорошо. У Иоганна зачесалась рука, когда он прикоснулся к хрупкому листку. Он помчался со своим трофеем прямиком в мастерскую и спрятался там за верстаком. Угрызения совести заставили его осознать, как же редко в последнее время он думал о Кристине. Он жадно прочитал первые строки. С каждым словом шаг за шагом подкрадывалось разочарование, пока не возвысилось над ним, огромное и непреодолимое. В письме не оказалось ни одного слова о любви, вместо них стояли прямо таки благовоспитанные фразы. Кристина осведомлялась о его самочувствии, чтобы сообщить потом новости, произошедшие в слободе. Секретарь британского посольства захворал. Ее отца сейчас перевели на продажу шкурок соболя, которые в Сибири закупаются для Китая. «Торговец прислал нам чай и, кроме того, семена аниса и китайский табак», – писала она дальше. Ее сестра Хелена в августе собиралась замуж за торговца шерстью, который, помимо всего прочего, провернул еще и выгодную сделку с шелком. В остальном она желала ему хорошего здоровья и надеялась, что он смог прижиться в новом городе.
Иоганн лихорадочно перевернул страницу, разыскивая скрытое послание, но там не оказалось ничего, ни одного личного слова. Вероятно, они с Кристиной просто мимолетные знакомые, чтобы писать такие письма. В ярости он скомкал письмо и сунул его в карман штанов. Чувство, что его обманули, стало непреодолимым. Внезапно появилось страстное желание увидеть Кристину. Он был настолько погружен в свои мысли, что едва заметил, как Иван вошел в комнату. Только когда старик пробормотал что-то невнятное и резко повернул обратно к выходу, до Иоганна дошло, что он не один. Недовольно стряхнув со штанин опилки, он побрел к дому.
Топот заставил его обернуться. В нос ударил запах старой, грязной одежды. Перед глазами возникла Митина рожа. Никогда раньше юродивый не подходил к нему так близко. Безумие искривило его рот в оскаленную гримасу. Быстро, как гадюка, он схватил Иоганна за руку. Обычно ему этого не удавалось, но Иоганн не рискнул сопротивляться, и попробовал просто уклониться от сумасшедшего. Краем глаза он увидел, что некоторые помощники побросали свою работу и с открытыми ртами наблюдали эту сцену.
– Пусти! – прошипел он Мите.
Но дурачок дергал Иоганна за одежду, прыгал вокруг, как бешеный пес, который не позволяет от себя отмахнуться. Иоганн мог бы с ним справиться, но не осмелился. Внезапно Митя отпустил Иоганна и отскочил на несколько шагов, торжественно подняв в руке бумажку. Письмо Кристины!
Кровь ударила Иоганну в голову, он вцепился в него мертвой хваткой, готовый этого сумасшедшего разорвать на куски.
– Дай, сюда! – проревел он.
Некоторые крепостные угрожающе поднялись и встали полукругом за Митиной спиной. Если бы он выдрал с боем письмо из рук дурачка, то ему пришлось бы сражаться уже с несколькими противниками. Митя победно ухмыльнулся и запихал бумагу себе в рот.
– Ты, ублюдок! – закричал Иоганн и кинулся на него.
Даже если придется драться со всей толпой, ему все равно. Митины глаза стали размером с суповую тарелку, и, издав задохнувшийся звук, он удрал. Крепостные разошлись по-отдельности. Палка, которую кто-то бросил, попала Иоганну в колено и заставила его споткнуться. Он упал, с трудом поднявшись на ноги, погнался за сумасшедшим через площадь.
Митя оказался на удивление проворным. Как тряпичная кукла он стремительно мчался к поленнице. Когда Иоганн почти его догнал, юродивый споткнулся. С оглушительным грохотом он рухнул на кучу древесины. Иоганн смог увернуться от полена, свалившееся ему под ноги, но дурак уже лежал, вылупив глаза на свои руки. Кровь текла у него из носа, обрывок не дожёванной бумаги выпал изо рта. Он презрительно выплюнул остальное. Казалось, Митя не чувствовал боли, как зачарованный уставился он на кровь, капавшую из огромной рваной раны на руке. Красные капли сливались вместе на коже, превращаясь в маленькие реки. Одной из круглых капель юродивый балансировал на кончике пальца, который вытянул навстречу Иоганну.
– Искупление или рабство! – заявил он важным голосом. – Сокровище блестит на вершине неба. Рыба, которая целует облака, пожирает их.
– Что? – произнес Иоганн. Очевидно, Митя давно уже забыл о письме. Он почувствовал себя совершенно беспомощным.
– Дерево и уксус, – продолжил Митя. – Когда встанет солнце, расплавится гора и череп заскулит на кухне. Я пил вино, но это было в Архангельске.
– Оставь его в покое, – прозвучал за спиной Иоганна хриплый голос. Он повернулся и перепугался. Там стояла шеренга мужиков, хмурые бородатые лица уставились на него, в руках – деревянные дубины.
– Это вы меня оставьте в покое! – закричал Иоганн. – Только подойдите, я уж тогда позабочусь, чтобы вас загнали обратно в болота, откуда вы пришли. Знаете, как царь карает беглецов?
Один из крепостных, имевший только один глаз и сизую бороду, сплюнул.
– Твой царь – богохульник. Он велел переплавить церковные колокола, и отлить из них пушки, – проворчал он. – Но вскоре он потонет вместе со своим проклятым городом.
Тишина, установившаяся на площади, напоминала могильную. Мужики, затаив дыхание, уставились на одноглазого и отодвинулись от него. Тот побледнел и опустил голову.
– Кто это сказал? – спросил Иоганн.
Манера поведения, когда другие крепостные опустили глаза, встревожила его. Только одноглазый не опустил взгляд.
– Один поп сказал, – пробормотал он. – Когда нас согнали на рыночную площадь, чтобы сюда привезти.
– Ты откуда? – спросил Иоганн и, увидев, что мужик побледнел еще сильнее, поспешно добавил, – Я тебя ни в чем не обвиняю, просто хочу знать, откуда ты.
Одноглазый закашлялся.
– Из Есенгорода.
Иоганн вспомнил этот город. Во время переезда из Москвы они останавливались неподалеку от него. Повозки с мукой тоже пришли из этого старинного городка, расположенного примерно в тридцати милях от устья Невы в сторону Москвы.
– Это не что иное, как болтовня, господин, – произнес крестьянин с рыжими волосами. Он подобострастно улыбнулся и пожал плечами. – Не слушайте его и простите нас, господин. От голода у нас порой срываются проклятия с языка.
Страх замелькал и на других лицах. Иоганн засунул кулаки в карманы. Десять пар глаз следили за каждым его движением, когда он, проходя через толпу, направлялся домой.
***
Он успокоился лишь с наступлением ночи. Иван сегодня в избе не остался, а устроился на ночлег с помощниками в мастерской. Уже наступил конец июля, и ночи стали беспросветными. Иоганн тихонько вынул огарок свечи, припрятанный в ящичке с момента его переезда в Россию, и зажег почерневший фитиль. Маленькое пламя двигалось в полумраке, как блуждающий огонек на болоте. В соседней комнате дядя Михаэль, разговаривая во сне, сбрасывал с себя одеяло.
Иоганн сполз по стенке, оперся о дерево и уткнулся лицом в руки. Наконец то, он смог себе признаться, что ему было страшно.
Почему Митя разорвал письмо? И хотя в нем не оказалось ничего важного, он чувствовал себя, будто юродивый на его глазах влепил пощечину нежной купеческой дочери.
Спустя некоторое время Иоганн встал и осторожно поднял крышку лавки, на которой спал. Узкое изножье служило также ящиком, где он разместил свои немногочисленные пожитки. В самом низу под валенками и меховой шапкой, сшитой в первую московскую зиму Марфой, лежал деревянный сундучок. Иоганн заботливо завернул его в шерстяную шаль. Теперь он вытащил сундучок и осторожно открыл. При тусклом свете свечи показались знакомые края потрепанных писем. Их было немного, лишь с полдюжины, но беря листки в руки, он чувствовал, будто обнимал свою семью.
Неуклюжий почерк брата на желтоватом фоне. В некоторых местах грубое перо прорвало бумагу. У Симона была тяжелая рука, а писать без ошибок он так и не научился. Но был слишком гордым, чтобы нанять писаря. Последнее письмо от него пришло из Гамбурга. В нем Симон рассказывал о службе на корабле и о бочонке с протухшей водой, вонявшей, как выгребная яма. Письмо пришло одновременно с известием, что его корабль затонул во время шторма. Иоганн осторожно разгладил ладонью листок.
От застарелой боли сдавило грудь. Симон, его брат! Другое письмо было от отца, еще одно, очень потрепанное – от дяди Михаэля. Много лет назад Михаэль написал его отцу. Строчки в нем громоздились одна на другую, с множеством ошибок, перемежающихся с большим числом русских выражений, Иоганну казалось, что это письмо от какого-то чужого, экзотического существа. Он с улыбкой рассмотрел эскиз болванки для парика, которую Михаэль изготовил для немецкого посланника. Тогда дядя еще работал под руководством столяра и ящичника.
Однако у Михаэля сундуки получались лучше. Вместо подписи изображался квадратный сундучок. Аккуратно выполненный эскиз необычного герба. Заказ на этот шедевр сделал какой-то аристократ. Интарсия требовала кропотливой работы. В самом низу, хорошо спрятанный между двух листов бумаги, находился портрет Кристины. Она улыбалась ему таинственно и нежно, но даже русалка казалась ему реальнее, чем девушка, к которой он так стремился в Москве.
***
Его одолевала усталость, но все же следующей ночью он выбрался на берег Невы. Возле ивы Евгения не оказалось, и он отправился вперед по течению. Далеко за спиной слышались звуки города. Стоял попутный ветер, и до него доносились крики рабочих, пришедших в ночную смену. В направлении Заячьего острова сонно двигалась транспортная шлюпка. Темнота стояла такая, что Иоганн несколько раз спотыкался. Он уже было решил, что сегодня встретиться с Евгением не удастся, как на краю берега мелькнуло что-то светлое. Кустарник загораживал ему обзор, но, подойдя поближе, он увидел что-то двигавшееся за ветками. Иоганн уже собрался окликнуть Евгения, но знакомый голос заставил его остановиться в полном изумлении.
– Ткачество – поденная работа, – тихо произнес Митя.
Женский голос тихо рассмеялся.
– Поденная работа есть сеть для ловли жаворонков, и месяц катится по венам полный страсти.
Голос звучал приятно и мелодично, но при этом глухо, как шумит Нева в ветреный день.
– Да, – заверил дурачок. – Но так как Сеня не жрёт солому, она делает нитки для Каламова. Но Каламов проглотил крест.
– Глупости, – возразила незнакомка. – Каламов никогда не носил креста.
– Но цепь из черепов…
– …и костей пальцев у него на шее, – добавила она.
– Он тайком ее обгладывает, когда кот не видит! – будто услышав удачную шутку, захихикал Митя.
Иоганн замер. Здесь развлекалась парочка сумасшедших! Он осторожно подкрался поближе. Но, по-прежнему, ничего не увидел, поэтому, прислонившись к толстой ветке, нагнулся далеко вперед, что почти потерял равновесие. От увиденной сцены у него перехватило дыхание. Мраморно-красивая фигура русалки колыхалась между ивовых ветвей. Ее правое плечо выступало из воды. Под водой, как два полумесяца, сверкали груди. Отблеск ее красоты преобразил лицо юродивого, стоявшего на коленях на берегу. В данный момент он казался молодым солдатом, встретившим свою возлюбленную. От страха у Иоганна сжался желудок, что если Митя хотел передать русалку Дережеву или кому-то другому?
– Бог живет в воде, – произнес Митя с глубокой серьезностью. – Кот вопит в ночи, вода ждет, но недостаточно долго ждет. Саранча жрет мою руку, и она отрастает вновь.
Он протянул руку, и русалка ухватилась за нее без колебаний. От удивления лицо дурачка стало почти красивым. Иоганн не понял, что тот сказал, но русалка посмотрела на Митю, будто спрашивала то, о чем напряженно думала.
– Нет, – ответила она очень нежно, но твердо. – Нет, Митя!
В этот момент ветка обломилась. Шипы расцарапали Иоганну руку, шорох рвущейся материи разрушил тишину. Он был ошеломлен, когда на него обрушился поток воды, намочив с ног до головы. Подскочив уличенный, он откинул волосы со лба. Солдатский мундир Мити надулся пузырем в воде и исчез. Иоганн стоял в шоке. В мыслях пронеслось: «Русалка утащила юродивого в глубину!». В следующий момент он увидел напротив себя насквозь промокшего Митю, которого выбросило на берег, как кусок коряги. Дурачок откашливался, выплюнув, по крайней мере, кувшин солоноватой воды.
– Ты меня напугал, – произнес голос русалки. Она сердито нырнула, и вынырнула из воды как раз напротив Иоганна. Он впервые смог рассмотреть ее бесцветные губы и замешательство в черных, как угли, глазах без зрачков. Контраст между кожей и смоляными волосами был разительным.
Под водой блестела чешуя.
– Я помешал тебе утопить юродивого? – произнес Иоганн.
При звуках его голоса Митя с трудом поднялся на ноги. Его лицо исказила гневная гримаса, которую Иоганн очень хорошо знал.
– Нет, – сказала русалка.
Иоганн стал свидетелем, как это простое слово превратило сумасшедшего, который без колебаний свернул бы ему шею, в кроткого человека. Глянув в последний раз на Иоганна, дурачок выдернул руку, повернулся и, бранясь, отправился в лес. Русалка смотрела ему вслед нежным взглядом.
– Что он будет делать? – прошептал Иоганн.
– Размышлять, – ответила русалка. – Он много размышляет об этом городе – о царях, реке и времени, и даже о тебе.
Ужас, ненадолго его отпустивший, стал заметнее и вернулся снова.
– Он тебя выдаст, – крикнул Иоганн. – Он же юродивый! Как ты можешь с ним говорить?
Энергичным движением русалка оттолкнулась от берега и заскользила по темно-зеленой воде. Как любопытные рыбьи морды на поверхности воды показались белые колени. В какой-то момент Иоганн смутился, что не видит рыбий хвост.
– Он единственный, с кем можно нормально поговорить, – ответила она серьезным тоном. – Митя и я делимся своими грезами.
– Ты понимаешь, что он говорит?
– Как можно не понимать Митю?
– Но он же сумасшедший!
Она посмотрела на него с удивлением.
– Он разумнее всех остальных! Он только не знает, что сон, а что реальность.
До этого Иоганн не додумался. Он обернулся, глянул на фигуру в мокром солдатском мундире, которая удалялась от них, и спросил русалку:
– Что он от тебя хочет?
Она вздохнула.
– Он хочет уйти в воду. Но если я его возьму с собой, он больше не будет Митей.
– Он превратится в одного из вас?
Издав издевательский смешок, она сухо ответила:
– Нет, он превратится в труп. Его душа будет шептаться в воде, и я смогу с ним разговаривать. Но он больше никогда не сможет увидеть траву или небо, никогда не увидит лес, который так любит.
«Митя так любит лес, – изумленно подумал Иоганн. – Но, кажется, больше всего он любит русалку».
– Если ты ищешь Евгения, то его здесь нет, – продолжила русалка. – Он сказал мне, что ты считаешь меня монстром.
Она тихо опустилась в глубину. Вдруг волнообразным движением верткая фигура взбороздила воду и, как трепыхающаяся рыба, ударила Иоганна по ногам. Русалка резко перевернулась и нырнула, Иоганну хватило времени, чтобы полюбоваться ее спиной. Ее разделял волнообразный плавник, переходящий в рыбье тело на уровне бедер. Блеснули серебряные чешуйки и исчезли. Иоганн угадал под водой бесчувственную рыбью морду с сильными челюстями и оскаленными зубами. Казалось, что его подстерегала хищная рыба. Иоганн отступил на пару шагов. Опасное существо пронзило верхний слой воды и снова предстало перед ним русалкой. Она разразилась смехом, окатившим его бесшабашной волной.
– Видел бы ты, какое у тебя сейчас лицо.
– Прекрати! – резко сказал Иоганн. Ему совершенно не понравилось, что эта русалка могла читать его мысли.
– Что ты здесь ищешь? – крикнула она.
– Ты… ты была хищной рыбой. И Евгений сказал… – он почувствовал себя глупо.
Русалка по-кошачьи заулыбалась. Ее руки бледными жилами покоились под блестящей кожей реки.
– Я – рыба, мясо, порождение дьявола и облик ангела. Характер может быть великолепным.
От шокированного лица Иоганна её улыбка расплылась ещё шире.
Он не был уверен, пошутила ли она или сказала правду. Страх подсказывал, что водяная женщина была намного старше и опаснее, чем голова плотника могла себе представить.
– Но ты… друг Евгения, и мне этого достаточно, чтобы никогда тебе не причинить зла, – против своей воли Иоганну пришлось признаться себе, его очень обрадовало, что Евгений назвал его своим другом. – Ты просто строишь иллюзии, Иоганн, не так ли?
– Я верю тому, что вижу. По крайней мере, так было до сего момента.
Она наблюдала, как он неловко убрав прядь волос с лица, поболтал руками в воде. Он выглядел вялой рыбой, чьи плавники потеряли равновесие. Водный поток играл ее длинными волосами, укладывая их изящными волнами на коже.
Иоганн осознал, что таращит на нее глаза.
Очевидно, она приняла его взгляд за приглашение, так как поднялась и побрела мелкими шажками к берегу. Рыбий хвост исчез, вместо него появились две длинные ножки. Она вскарабкалась на берег и распрямилась, укутанная блестящей водяной оболочкой. Иоганн смущенно заморгал, желая отвернуться, но не мог оторвать взгляд. Он видел обнаженных женщин – недалеко от Москвы люди купались в речке Яузе, даже русские девки не стыдились раздеваться. Но эта девушка здесь была другой. В свете белой ночи тело ее сверкало, как отполированная слоновая кость. У нее был взгляд хищника, упругими шагами приближающегося к своей жертве.
– Ты с ума сошла? – крикнул он. – Тебя можно увидеть!
Игривым жестом она раскинула волосы по плечам так, что они покрыли все ее тело.
– То, что мы видим, ничего не значит. Совершенно ничего! Помнишь? Ты ожидал покойницу и покойницу увидел. А для рабочих с той стороны я – туманный шлейф.
– Крестьяне провели русалью церемонию, чтобы ты не выходила из реки, – заметил он, пытаясь сгладить неловкость ситуации.
Белая девушка осталась стоять. Черно-зеленое мерцание ее волос манило его, руки сами к ним тянулись. В этот момент им овладело страстное желание, обжегшее его грудь, как нож разбойника с большой дороги. В другой день можно было бы подумать, что это тоска по Кристине, но он стеснялся себе признаться, что это желание обнять здесь эту женщину. Не Кристину, нет, а эту чужачку с медовым смехом. Другая часть его разума заставляла помедлить. Только сейчас Иоганн заметил, что поблизости не видно ни одного зверя.
Ни один листок не шевелился.
– Эти глупые церемонии никогда не помешают нам идти туда, куда мы хотим, – произнесла русалка.
Она подошла так близко, что Иоганна уловил слабый запах тины от ее волос. Чистая красота ее лица пленила его.
– Мы не должны, – прошептала она. Мелодия ее голоса была ласковой волной, которая одержала победу над его колебанием. Однако последнее сомнение заставило его помедлить. В ее черных глазах блуждало нечто вроде желания убить.
– Посмотри, – произнесла белая девушка и вытянула вперед правое плечо с, выделявшимся на нем, рубцом. – Эту рану нанес мне твой город. Меня только ранило, других же разорвало на части вашими острыми сваями или убило вашим оружием. Дно Невы похоже на поле битвы, железо убивает нас.
От злого смеха у Иоганна мороз продрал по коже, и волосы на затылке стали дыбом. Ему казалось, что от гнева ее глаза потемнели еще сильнее, и в один момент он смог себе представить, как изогнутый рот, напоминавший дугу ласточкиных крыльев, ловил и раздирал рыб. И не только рыб.
Он чувствовал себя, как в лихорадочном дурмане, одна часть рассудка говорила ему, что он проиграл, но к его удивлению девушка шипела все тише и отступила назад. Оцепенение спало с него, как тяжелый плащ. Он моргнул.
– Ты знаешь, что с тобой сделает царь, если он тебя найдет?
Внезапно она стала серьезной.
– Ты его знаешь – царя?
– Однажды я с ним встречался – в Москве, когда он приезжал в слободу. И сейчас я часто его вижу, когда он бывает на верфи.
– Кто он?
– Ну, пресветлейший и державнейший великий государь и великий князь всея Великия и Малыя и Белыя России самодержец.
– Я не то имею в виду. Я хочу знать, что он за человек.
Иоганн наморщил лоб, подбирая слова. Еще никто и никогда не просил его дать такую оценку.
– Ну, – произнес он, наконец, – он очень любознательный. Он не только царь, но и токарь, корабельный плотник, пиротехник и гравер. Он даже научился выдирать зубы, – Иоганн откашлялся. – Он очень прилежный зубной врач, и все, кто находится от него поблизости, пытаются скрыться, когда у них болит зуб, из опасения, что он этот зуб тут же вырвет.
– Следовательно, он не слишком тактичный.
– Он вспыльчивый, как и большинство правителей. Перед ним нельзя показывать никакую слабость.
– Что это значит?
– Ну, например, боярин Головин был у него однажды в гостях и отказался от закуски, потому что не переносил уксуса. Тогда царь Петр схватил его и стал в него насильно запихивать салат с уксусом, пока у того кровь из носа не пошла. Царь велик и нетерпелив. Он жестокий, но очень умный.
– С его стороны очень умно, строить этот город? – засмеялась она с издевкой.
– Вы не сможете этому помешать, – ответил он. – Сколько вас пятьдесят? Сто?
– Бессчетное количество, – произнесла она тихо. – Раньше нас было намного больше, но мы умираем. Ваше присутствие отравляет нас. Если мы этой зимой ляжем в ил Невы, чтобы спать, пока не растает снег, мы больше не проснемся.
– Евгений говорил мне, что вы не можете покинуть дельту Невы.
Он вздохнула.
– Мы бы сбежали с удовольствием. Настало время нам возвращаться в глубину. В сердце моря. Но мы связаны обещанием, которое дали давным-давно. Наши жизни против человеческих жизней. Мы обязаны жизнью нашему спасителю. Пока этот долг не оплачен, мы должны ждать здесь.
– Кому вы дали это обещание?
– Это было так давно, что его имя затерялось в волнах.
– Вы даже не знаете, кому давали обещание? А что, если он уже давно умер? Когда это было?
Неуверенность промелькнула на белом лице.
– Триста лет?
– Что? – пришел в ужас Иоганн. – Тогда он уже давно умер!
Русалка покачала головой.
– Я слышу ночами, как журчит его кровь. Все ближе подходит он к городу. Нас связывает договор, обещание живо по сей день. У него есть с собой… залог. Мы жаждем его.
– Что за залог?
Ее рассеянный взгляд скользнул по рукам Иоганна, которые стали от работы с деревом сильными и жилистыми.
– Я не могу тебе рассказать, что это за сокровище. Слово остерегается самого себя, оно является частью соглашения. Это сокровище старше, чем мы. Нас всего лишь семеро. Шестеро вернулись в глубину моря. Только мы дожидаемся здесь. Без сокровища мы – изгои. Ты можешь себе представить, каково это, быть изгоем?
Иоганн вздохнул. Ему пришло в голову, как наспех с ним попрощался отец. Здесь он был еретиком, а в немецкой слободе – недостойным женихом Кристины.
– Я жду человека, который нам приказывает, – прошептала русалка. Ее рот искривился от презрения. – Мы должны ему подчиняться, чтобы получить залог. Раньше, когда наш народ был еще силен, мы спустили воду с гор, и она обрушила целые государства в морскую бездну. Сегодня мы слабы, умирающий народ, который лишь мечтает уйти на покой.







